Валерий Сабитов принципрудр ы

Вид материалаКнига

Содержание


Свиток соломона
А что даст тебе знать, что такое ночь
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   22
Часть вторая

СВИТОК СОЛОМОНА


15. Лейлят-аль-кадр. Ночь могущества.


Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!

Поистине, Мы ниспослали его в ночь могущества!

А что даст тебе знать, что такое ночь

могущества?

Ночь могущества лучше тысячи месяцев.

Нисходят ангелы и дух в нее с дозволения

Господа их для всяких повелений.

Она - мир до восхода зари!

Коран. Сура 97.


Солнце зацепилось за округлую вершину близкого острова. Невесомые, лишенные влаги облачные полосы, протянувшиеся с юго-запада на север, расцветились алыми тонами. От моря потянуло прохладой, песок перестал жечь, а приятно ласкал ступни.

Тайменев оторвал взгляд от ало-красной палитры неба и сказал:

- Если необходимо, я готов.

Маленькие глазки Скифа, смотревшие на Тайменева сверху вниз, чуть сощурились. Не меняя выражение полного лица, он произнес:

- Я должен знать материал, с которым предстоит работать. Мне надо увидеть и твою силу, и твою слабость. Не жалей противника. Он тебя не пожалеет.

Тайменев с трудом удержал насмешливую улыбку. Если бы спарринг-партнером был сам Скиф, предупреждение имело бы неоспоримые основания. Даже более чем неоспоримые. Скиф, - он же Черный, - превосходил Николая ростом, весом, реакцией. Нескрываемая мощь в сплаве с громадным опытом... Будущий тренер вызывал почтение с первого взгляда.

А этот? «Он тебя не пожалеет»? Надо же, какой живчик!

Николай наклонил голову, - противник был ниже на добрых десять дюймов. Имен друг друга им знать не полагалось, но упругое словечко «Живчик», выхваченное из глухого закоулка памяти, подходило точно. Фигура спортсмена, но не атлет. Отработкой рельефа мышц не занимался. И животик в наличии. Правда, взгляд уверенный и спокойный, явно не новичок.

С небольшим напряжением и без особого удовольствия Тайменев в недалеком прошлом побеждал таких на соревнованиях любого ранга в начале поединка. Живчик, судя по выражению глаз, сдаваться не собирался. Атлетическое сложение Николая не вызвало в нем и тени смущения. Что ж, правильно: обороняться, - самое последнее дело. «Защищая себя, ты защищаешь противника» - этот закон у-шу Тайменев помнил с детства. Истоки поражения всегда кроются в тебе самом, и прежде всего в психическом состоянии.

Но кого желает сделать Скиф из Тайменева? Разве недостаточно того, что он имеет? Признаться, о специфике новой работы Николай не имел полного представления. Но и не думал, что предстоит стать чистым боевиком, этакой машиной для уничтожения любого, кто встанет на пути.

Раздумывая о будущем, он ждал сигнала к началу боя и определял тактику поведения. Не хотелось проявить незрелость или нерасчетливость... И вызвать тем насмешку учителя.

Во-первых, само собой, держать дистанцию, не пускать Живчика на нижний уровень. Это нетрудно. Во-вторых, мышцы и мелкие кости противника скрыты слоем подкожного жирка, и Николай постарался точнее определить важнейшие болевые точки его тела. Поработать руками-ногами на расстоянии? Без бросков и захватов, они в данном случае не будут впечатлять. И, конечно, обязательно продемонстрировать два своих «коронных» приема: золотую подсечку и удар рукой в голову после ложной атаки ногой в колено. Последними и завершить встречу, эффектно и красиво!

Солнце спрятало колко бьющие по глазам прямые лучи за кромку острова, и Скиф хлопнул ладонями.

Тайменев моментально обрел настрой, обычный для схваток на спортивных аренах. Сделав пробный круг в четвертьприседе, оценил движения Живчика и понял, что можно играть с ним, как кошка с мышкой. И еще раз удивился, почему Скиф советовал быть предельно собранным и осторожным, не позволить «достать» себя. Нейтрализовать партнера не стоило большого труда. Хотелось перед тем раскрыть возможности обладателя нарочито спокойных злых глаз и округлого бухгалтерского животика.

Двигаясь то по окружности, то по спирали, Тайменев легко уходил от атак, плавными движениями рук отклонял стремительные удары, нацеленные в болевые центры. Работа на песке в общем-то не отличалась от борьбы на спортивном ковре.

Проверив поведение Живчика в верхней стойке, Тайменев решил перейти на нижний этаж. «Наверху» Живчик не представлял особой опасности, хотя вел себя чрезвычайно активно. Видно, крепко помнил наставления китайского военачальника Сунь-цзы, жившего два с половиной тысячелетия назад. Они особо популярны в среде увлекающихся восточным единоборством.

«Тот, кто хорошо обороняется, прячется в глубины преисподней; тот, кто хорошо нападает, действует с высоты небес», - вспомнилось Николаю. «Вот я тебе сейчас покажу, как рваться на вершины Поднебесной!», - весело решил он. Уловив удобный момент, провел переднюю золотую подсечку и поразился: Живчик легко ушел от нее, тотчас перейдя в атаку.

Николай едва успел уклониться от удара пяткой в переносицу, нанесенного в прыжке-перевороте.

Какова мышка-то! Сущий тигренок! Николай еще раз провел подсечку, на этот раз заднюю, но снова не имел успеха, ощутив спиной насмешливую реакцию Скифа. Хорошо хоть широкая публика отсутствует, с долей растерянности подумал Тайменев. Да и не до публики становилось.

Пора менять тактику. И побыстрее закончить встречу, пусто даже Черному рефери будет недостаточно данных для оценки будущего подопечного. Самолюбие было уязвлено, он ощутил себя в незавидной роли неискушенного бойца, проходящего отборочный тест в районную команду.

Живчик стремится к соприкосновению? Он получит ближний бой! Тесного контакта в поединках Тайменев не любил, но не видел другого способа скорого завершения тестовой встречи. Остро захотелось поставить упорного до наглости Живчика на место, показать, что такое двукратный призер Федерации. О конкретных приемах атаки, выборе ее места и точках завершения ударов он не думал, все придет само. Одно тревожило: теперь он видел не только противника и ближнее пространство, - ареал боя, - но и стоящего неподалеку Скифа (к тому присоединился невысокий крепыш в сером европейском костюме), и сереющую полосу пены у берега, и ближние коттеджи селения, в котором предстояло провести не одну неделю. Признак рассредоточенности внимания, психической усталости... Пришлось признать, - он утратил направленность восприятия, потерял цельность.

Все труднее стало уходить от ударов Живчика, направленных в болевые точки. Прямой кулак противника миллиметром не дошел до точки «Божественный двор», Шень-тин, чуть выше середины верхней границы лба. Ладонь Живчика, сформированная в голову змеи, коснулась точки Жень-ин на канале желудка. Еще чуть, - и перекрыта сонная артерия, нарушено питание мозга!

Надо же, Живчик в обоюдном быстром кружении ухитряется «ловить» голову как профессиональный убийца. Пришлось признать: он ошибся в оценке ситуации и не скорректировал поведение в ходе боя. И теряет себя в ближнем изматывающем контакте. Выносливость противника превосходила все ожидания: ни капельки пота не выступило на гладком, обтянутом жирной кожей теле. А температура в тени никак не ниже тридцати пяти.

Не идти же в обыкновенную драку, чтобы доказать превосходство! Смешно... Оставалось одно, - исправить, пока не поздно, допущенную ошибку, начать сначала, возвратиться в исходное состояние. Иначе Скиф откажется, пожалуй, от опекунства. Да и как бы от Живчика не пропустить такой удар, что придется отлеживаться. И где они его откопали, такой подарочек! Знал бы сначала, так...

Итак, немедленно вернуть инициативу! Николай мгновенно отключился от внешнего пространства, остался один на один с противником, восстановил привычную дистанцию, мягко во вращении ушел от взрывной прямой атаки Живчика: правая рука под левый сосок, - отвлекающий удар, - и левая нога тут же в правое подреберье. Получилось легко, носок левой ноги скользнул по правой ягодице, Живчик в соответствии с законом инерции прошел мимо. Подкрученным ударом правой рукой сверху вниз, вдогонку, Николай нацелился в «Большой челнок». То бишь точка Да-чжу, что под седьмым шейным позвонком, начало позвоночной артерии. Теперь он никуда не денется (мысли крутились быстрее движений): полчаса отключки, и распрощаемся со взаимоуважением.

И, - не получилось! Даже страхующий, практически мгновенный, тысячекратно отработанный удар внешней стороной стопы в подколенную связку дальней ноги пришелся в пустоту. Такого просто не могло быть!

Или же происходящее означало: его партнер, - великий мастер, скрывающийся за скромной внешностью, как неотразимый кинжал ниндзя в невидной черной личине ножен. «Но ведь я занимаюсь борьбой более двадцати лет! Как я позволил себе не выявить скрытого если не сразу, то через секунды после начала схватки?»

Да, фирма, в которую Николай Тайменев вступил с легкой руки Пола Брэйера, организация серьезная и к тому же любит сюрпризы. Тот же загадочный Скиф, - человек неопределенной национальности в арабских одеждах. Что он, не мог объяснить популярнее? Ведь, в конечном счете, - в том Николай уверен, - он вполне мог бы противостоять и непобедимому Скифу. Быть тренером и быть бойцом, - не совсем одно и то же. Ну да ладно!

Неутомимый Живчик между тем усиливал напряжение, совершенно исключив паузы между атаками, ударами, ложными выпадами...

Все! Хватит! Пора давить! Отбросив максимы спортивной этики, Тайменев собрал все силы в единое усилие, чтобы нанести настоящий боевой, а не предупреждающий спортивный удар, - смять наконец противника в тряпочный мешок! Но усилие не завершилось: острая резь в глазах заставила уйти в защиту. Одна рука перед головой, другая прикрывает живот, и кружение... Спасение в ногах.

«Песок! Подножный, мелкий, наполовину из пыли песок! - мелькнула догадка, - Запрещенный прием. Дьявол!» И тут Тайменев получил сильнейший удар в бедро, заставивший потерять ориентацию. Целил-то Живчик в другое место, конечно, да не попал. Не зря Николай изучал кружение по системе айкидо. Но зрение потеряно минимум на минуту, и теперь он, - мышь перед котенком. Убить не убьет, съесть не съест, но потешится!

Так и есть: правая рука, прикрывающая голову, застонала от боли. Живчик упал сверху, всем своим весом добиваясь двойного перелома, в локтевом суставе и в кисти. Пришлось напрячься, чтобы удержаться на ногах и спасти правое плечо от растяжения сухожилий и разрыва мышц.

Острая боль заставила забыть все правила и ограничения. Подвесив противника на руке, Николай прикинул положение надоевшего ему организма, левой рукой схватил обе руки Живчика и, ускоряя его падение, освободившееся правое предплечье перевел под его нижнюю челюсть, приготовившись коленом через мечевидный отросток вжать того в песок. Доля секунды, встречное движение руки, и от Живчика останется только имя!

Запоздавшая злость! Сознание пропустило обидную мысль: а если бы у Живчика был союзник? Что тогда?

От развязки, грозившей либо переломом шейных позвонков, либо трещиной грудной кости, спас Живчика повелительный возглас Скифа, вернувший Тайменеву способность соображать.


Он лежал на спине, покачиваясь на волнах. Море успокаивало, готовило к разговору со Скифом.

Живчик исчез, на берегу Николая ожидали двое: тренер с незнакомым крепышом. Оно и лучше: Николай на представлял, как вести себя рядом со злым тигренком в шкуре мыши, не признающим правил, готовым использовать любой шанс и не прощающим ошибок. Такие способны на все в закоренелой беспощадности.

Готовясь к нелицеприятной разборке, Тайменев смотрел в лицо Скифу, стараясь не глядеть на его спутника. Внешность неприметная, а как похож на Живчика! Особенно губы: сухие, тонкие, бледные.

- Ни один шварценеггер не исполняет самолично трюки в кадре. Это задача дублера, каскадера... Главное делает профессионал.

В голосе Скифа не слышалось насмешки, и Тайменев понял, что разбор будет деловым.

- Ты же выступил в роли бравого молодца, экранного героя, способного обмануть неискушенного зрителя, стоящего вне кадра. Уверен, что знаешь, но не лишне напомнить... Любой вид единоборства имеет три ступени: общеразвивающая, спортивная и боевая. Ты, - на второй ступени. А по мастерству и опытности должен бы обеими ногами крепко стоять на высшей. Что я увидел? Я увидел человека, способного по степени владения базовой техникой и таланту импровизации успешно справляться с противником, вооруженным чем угодно. Сегодня этот человек не смог победить безоружного и более слабого.

- Я это заметил, - сказал Тайменев, - Но Живчик, ваш спарринг-сюрприз, вовсе не новичок. И тоже не без актерских замашек.

Скиф улыбнулся, раздвинув толстые губы и обнажив крупные желтые зубы. Блеснула золотая коронка.

- О да! Живчик, как ты его интересно назвал, может многое. Мы прибегаем к его услугам в очень редких случаях. Ценный работник. Не знаю, когда тебе придется встретиться с ним еще... Но через пару месяцев наш молодой коллега справится без труда с несколькими такими Живчиками одновременно, - Скиф снова улыбнулся, повернув голову к соседу.

Тайменев не отрывал взгляда от тренера и не видел реакции крепыша в костюме, столь чуждом тонувшему в зное пустынному побережью.

- А теперь продолжим. Это наш первый и последний разговор. Инструктажи и разборки нам не нужны, они, - удел слабых. С завтрашнего утра: работа до изнеможения. Так?

- Так, - отозвался Николай.

Стало ясно: он в крепких руках.

- Напомню Лао-цзы, - говорил Скиф, сверля Николая маленькими глазками, - «Слабое и мягкое побеждает твердое и сильное». Не надо было думать о своем превосходстве, ускользая от перенапряжения. Не стремись к каратэ, это не твое. В тебе, - мягкий стиль китайского, изначального у-шу. Но не завершенный до боевого применения.

Скиф набрал в ладонь горсть песка, просыпал сквозь пальцы, наблюдая за струйками. Песок темнел, теряя тепло. Тайменев «держал» его прямой серьезный взгляд, слушал внимательно.

- Дыхание и движение должны быть согласованы, предельно синхронизированы. Так и было, пока не произошел психологический сбой, не замеченный тобой самим. Результат: ты потерял концентрацию на океане Ци, вышел из своего круга мироздания и попал на «крючок». Я ждал этого...

Выходило, что Черный тренер понял его с самого начала и просто решил преподать урок будущему ученику для вящего запоминания.

- Удар руки начинается со стопы, продолжается через бедро, усиливается позвоночником и завершается коротким движением. Сокрушают врага последние миллиметры! Движение руки боксера можно угадать по плечевому поясу с большой точностью. У нас тело движется невидимо! И, - самое главное, - где твои последние миллиметры? Следовательно, - тао, комплексы, - только для разминки по утрам. После, и по вечерам тоже: настоящие, беспощадные бои со мной.

«Последние миллиметры!» А ведь Скиф прав! Тайменев не бил, а касался. Касался! Легкий, обозначающий поражение контакт. Только обозначающий... Живчик принял его спортивную манеру боя за слабость. И не ошибся. Не ошибся?

- Если противник ощутимо ниже, кажется слабым, - расчет на ноги!

«И тут он прав, - думал Тайменев, - Я же старался вначале уравнять шансы, бороться на равных. Какая уж тут победа…»

- Герой-актер прячет слабость за игрой слов, дутых мышц, мимикой, вышколенными отрепетированными жестами. У него нет злости, как не было у тебя. Злость, волчья хватка! Вот что требуется.

- Но откуда взять звериную злость? - не удержался Николай, - Никогда с этим у меня не получалось, даже в детских драках. В спортивном, взаимно дружеском поединке могу все. А всерьез, насмерть, - не получается.

- Откуда взять злость!? Злость... Не злость! - Скиф снял с себя белую рубашку, бросил ее на песок.

Мышцы обнаженного торса напряглись, заиграли. Тайменев поразился: «Куда уж мне!». Бугры и канаты, ни признака жира. И это при весе около ста двадцати!

- Не то слово я сказал, - Скиф ударил кулаком правой в ладонь левой, - Ненависть! Дружеских поединков не бывает. Бывают детские игры, на которых заведомо сильные побеждают заведомо слабых. Слабых либо телом, либо духом. А поставь этих здоровячков в иные условия, коленки их подгибаются.

- Я понимаю, - отозвался Тайменев, - Понимаю, что на избранной мною дороге придется бороться и рисковать. Жизнью. В том числе и собственной. Но как обрести то, о чем вы говорите? Ведь это себя переделать. Сломать то, с чем жил и жить собирался. Не вижу способа...

Маленький сосед тренера, отвернувшись в сторону коттеджей Салах-эд-Дина, сказал негромко:

- Волки воют у ворот - к войне...

Тайменев вздрогнул: настолько знакомым был голос. Но ведь он знал, что обладатель такого голоса находится сейчас очень далеко... А было бы неплохо встретиться с ним здесь. Отбросив стремление к воспоминаниям, Николай вернулся к делу.

- Люди ломаются. Все без исключения и часто. У кого несчастная любовь, у кого смертельная обида, у кого иные разочарования. Обычно бывает поздно правильно перестроить себя, самому сделать то, чего желает судьба. Или космос, по терминологии у-шу. Не спорь с судьбой и космосом...

Скиф расслабился, положил руки на бедра. Обвивающие руки канаты, бугры плеч и груди, выпуклые пластины пресса не изменили объемов.

- Не учитель тебе нужен. Тебе надо завершить самого себя для себя самого. Новый стиль жизни требует перелома, верно. Спорт уступает место битве. Придется драться не за медали и отличия, а за жизнь. Часто, - за жизнь многих. Или так, или - возвращаться...

Тайменев сказал без паузы:

- О возврате нет речи. Свое решение я не переменю. Но с чего мне начать?

- Наиболее подходит тебе стиль Дракона, - ответил Скиф, одобрительно качнув головой; мышцы, идущие от плеч к шее, вздулись, образовав трапецию, - Дракон поможет быстро соединить собственные ритмы с новой задачей жизни. Что главное в стиле Дракона?

- Сила духа, а не дух силы, - в унисон скифовскому «завершить самого себя для себя самого» ответил Тайменев, - Легкость в опоре на океан энергии Ци в точке Дань-тянь.

- Так! И еще: сердце и работа тела должны быть едины. Пока у тебя дисбаланс: сердце мягкое, нет в нем ощущения последней битвы. Крылья Дракона в воздухе, - твои руки; лапы Дракона на земле, - твои ноги. Крылья и лапы не гладят, а бьют сокрушая.

На этом Скиф завершил разговор, протянул Тайменеву руку и на прощание сказал:

- До завтра. До утра ты, - в распоряжении шефа.

«Шеф?! - изумился Николай, - Но тогда...» Он не успел оформить догадку в мысль и слово. Наблюдавший за неудачным для Тайменева боем и сказавший за вечер только одну непонятную пословицу о войне невысокий человек подошел и протянул руку. Ладонь Николая, еще не забывшая железо кисти Скифа, машинально сжалась в тиски, но встретила неожиданное сопротивление.

- Пол!.. Не может быть... Как же я...

Тайменев растерянно разглядывал лицо Брэйера, узнавая и не находя в нем многих знакомых черточек. И животик... Но как крепка его рука! Видимо, у Пола новый «перелом» в судьбе, так изменивший его внешность.

Брэйер похлопал ладонью по выпирающему из-под пиджака животу.

- Вот так, дорогой наш Николай Васильевич. Привыкай к новой жизни, она надолго. Как сказал Скиф, хочешь выжить, работай в полную силу. Никаких ограничений, ничего сдерживающего природу.

Он помолчал, вглядываясь за спиной Тайменева в темнеющую морскую даль. Николай присмотрелся к Полу. Столько изменений меньше чем за год! Кроме несвойственного ему животика, Брэйер обрел другое лицо. Ушла серая невыразительность: немного раздвинулись скулы, чуть заострился подбородок, абрис стал почти треугольным. Пластическая операция? Или возрастное? Нет, это уж ерунда.

- Что, непохож на прежнего Пола? Привыкай. Я тоже не сразу... И запомни: перед тобой не Пол Брэйер, а Поль Бенар, коммерсант из Израиля. Еврей французского происхождения. Вот, вернулся на историческую родину и занимаюсь торговыми делами в ее интересах.

Тайменев молчал. Что сказать, он не знал. К тому же болели глаза, ныло бедро, удачно задетое твердой пяткой Живчика. Не очень-то складывается начало новой биографии, да еще на виду у старого товарища, сыгравшего в его жизни незаменимую роль.

- Я здесь ненадолго, только для встречи с тобой. Надо же помочь тебе акклиматизироваться в непривычных условиях.

Пол улыбнулся, и только теперь Николай окончательно поверил, что перед ним тот самый Брэйер. На самом деле стало полегче, ушли безадресная обида и недовольство самим собой.

- Что меня ожидает в ближайшем будущем?

- Всякий живущий желает знать свою судьбу. Открою первые страницы, далее и для меня все как в тумане. Ежедневно утром и вечером по два-три часа под опекой Скифа. Днем плавание, подводная охота, автомобили, вертолеты, спецснаряжение, оружие и другое. Инструкторы уже здесь. Не думай, что они только для тебя. У каждого из них несколько учеников. Но друг друга вы не будете видеть. Так надо. Но один наставник, - только для тебя. И на все время пребывания в Салах-эд-Дине. Будешь с ним работать по вечерам и в свободные минуты. Интереснейшая личность, арабский знает лучше арабов. Он тоже русский, и за месяц сделает из тебя прилично говорящего... Я привез его с собой. На двоих вам отдельный коттедж. Он ждет тебя, придется сегодня же переселиться.

Брэйер-Бенар кивком головы указал в сторону ближних гор, у подножия которых расположилось селение.

- Скучать не придется. Наступит время, сам себя не узнаешь. Будешь удивляться, как мне. Если только останется способность к удивлению.

- Сколько я пробуду здесь и ради чего? - спросил Тайменев.

- Ответ на первый вопрос прост. От двух до трех месяцев. Будет зависеть от тебя. От скорости восприятия. Замечу, другим мы даем в аналогичных условиях полгода.

Он замолчал, огляделся и приглашающим жестом указал на скамейку, врытую в песок. Они сели лицом к морю.

- А вот второй вопрос... Через неделю или две прибудет представитель совета нашей фирмы. Я в штабе редко бываю. Информация там обобщается. Открылись новые факты, еще не осмыслили... Он все доложит поконкретнее. Я скажу что знаю, а знаю немного. Мы вновь на линии соприкосновения с известной тебе «Тангароа». У этого зверя много обличий, оставим для удобства известное нам обоим...

Перед глазами Тайменева встала панорама острова Пасхи, запечатленная в памяти навсегда.

- ...Как там Хету, Теаве, Хилария? Как Франсуа? Я ожидал от него известий. Но почему-то ничего нет.

- У Хету нормально. Все они на месте, ликвидируют последствия, занимаются твоим наследством. Я у них не смог побывать, но знаю. О Франсуа данных никаких. Пока... Что-нибудь еще хочешь знать? Поподробнее?

- Да нет, - замялся Николай, - Если у них все хорошо, я рад.

- Тогда за дело. Цель у «Тангароа» та же. И наша задача прежняя, не дать им достичь цели. К ним в руки попал кусочек древнего пергамента из этих мест, - Пол повел рукой кругом, - Очень странный, надо сказать, кусочек. Возраст точно неопределим, текст не читается, печать загадочная...

- Опять тайны прошлого? «Тангароа» для меня все больше кажется сборищем страдающих манией историков-археологов...

- Весьма близко к истине, - усмехнулся Брэйер сухими губами.

Николай явственно ощутил исходящее от эмиссара нервное напряжение. Нелегко ему...

- Да, судя по интересам, безобидная организация. Но что кроется за безобидностью, ты представляешь. Наш умнейший и добрейший Хету из-за этой безобидности чуть было не расстался с доверенной ему территорией, а Хилария со своей родиной.

- Хилария? Так она уроженка острова Пасхи?

- Как говорят по-русски? Рапануйка? Рапануянка? Верно. Хету, - ее дядя, он заменил ей отца. Я думал, ты знаешь.

- Конечно, конечно, - вновь проявил замешательство Николай, - Но прошло столько времени...

- Наши люди узнали о существовании небольшой закрытой общины суфиев. Она хранила и, надеюсь, продолжает хранить какие-то древние тексты. Возможно, и еще какие-то реликты. С суфиями этой общины связано много преданий, они известны всем племенам Йемена. Тем не менее, она закрыта от внешнего воздействия. Никто никогда не вступил в общину в обозримой истории. У нее нет строго определенного места обитания. Горы, пустыни, острова в море... Вот уже десяток лет о ней ничего не слышно. Словно община исчезла... Если до них добралась рука «Тангароа», то и такое не исключено. Но все погибнуть не могли, иначе...

- И что же, нам предстоит отыскать членов тайного сообщества? Но если их потеряли сами арабы, то как?

- Видишь ли, арабам не до судьбы малых общин. У них столько проблем, что загадки древности теряются на их фоне. Тайна тысячелетнего пергамента, хранимого поколениями малоизвестных дервишей, не интересует правителей и приближенных к власти. Но тайна интересует «Тангароа», а следовательно, и нас. У общины свой отличительный знак: раскрытая определенным образом ладонь. Вот и все, что мне известно. Наш противник подобрался поближе, мы идем по его следам, и насколько отстали? Тебе вместе с другими предстоит опередить врага, вырвать жало прежде, чем оно поразит...

Тайменев улыбнулся, скрывая непонимание своего предназначения.

- Да уж, как сказал бы Франсуа. Но что может скрываться на листах?

- По косвенным данным, тайна жизни, секрет вечной молодости.

- Прямо по Чапеку. Средство Макропулоса. Дело, конечно, стоит усилий. Но чтобы звучать в масштабе планеты! Не переоценили ли вы находку?

- Нет. Пока все известно предположительно. На самом деле там может быть скрыто нечто во сто крат значительнее. Если б Оппенгеймер со товарищи предвидели практические последствия своих открытий, они бы закопали их так глубоко...

Тайменеву стало неудобно от дилетантского недоверия словам Брэйера, знающего цену таким вещам, о которых он и понятия не имеет. И сказал так, будто все уже понял:

- Мир после Оппенгеймера не стал лучше. Предстоит изолировать опасную тайну, и спрятать ее поглубже? Я правильно рассуждаю?

- На данном уровне наших знаний абсолютно верно, - отозвался Пол, - Все новые сведения по делу будут немедленно доводиться до участников акции. Ты, скорее всего, будешь работать в режиме свободного поиска. Вам будут помогать, прикрывать... Но легко не придется, и надо быть готовым всесторонне. К сожалению, у нас в этом регионе нет специальной группы, подготовленной как надо. Потому тебе и придется освоить полугодичную программу менее чем за три месяца. Погода учению благоприятствует, начало весны, довольно прохладно.

Николай не удержался от восклицания:

- Если сейчас прохладно, каково будет в разгар лета!

- К тому времени освоишь регион, тут не везде одинаково. Как теперь говорят, присутствует многополярность; во всем, от политического расклада до климатической карты. Познакомишься с людьми. Некоторые с нами много лет. Нашему резиденту на юге полуострова, Фахри Ахмаду, можешь доверять как мне. И даже больше, он прекрасно разбирается в местных условиях, человек незаменимый.

- А что я буду иметь? Оснащение, полномочия и тому подобное? Что будет разрешено, а что запрещено?

- Разрешено-запрещено определять самому. Полномочия? Будут меняться. Что касается оснащения: все, чего достигла наука и техника. От защищенного сотового до миникомпьютера с выходом через спутник в сеть Интернет. Изучишь. Узнаешь склады, места оперативного хранения. Вот, пожалуй, и все. Настало время прощания. C est la vie, как говорят мои новые соотечественники. Или карма, как утверждают в другом конце мира. Карма... Встречаюсь чаще с теми, кого видеть не хочется, а прощаться приходится с теми... Надеюсь на скорую встречу. Время для тебя пролетит быстро. Меня через полтора часа ждет самолет в Адене. Опаздывать никак нельзя.

Они в молчании прошли до первого коттеджа, где замер в ожидании пассажира белый «ситроен». Брэйер крепко пожал Тайменеву руку, и встреча на том завершилась.

Николай смотрел вслед удаляющейся машине и думал о том, каким искусством перевоплощения обладает Пол. Англичанин Пол Брэйер, французский еврей Поль Бенар... Какие еще роли он успел сыграть до того? И как смог так быстро отъестся и отрастить «авторитет»? По словам Пола, в молодости он был прекрасным гимнастом. Николай однажды видел на острове Пасхи, как тот свободно подтянулся на одной руке. Ну что за работа?! Никогда не известно, что и кого принесет следующий день. А что будет через месяц или год? Прав ли он в своем выборе? Не ошибся ли, не поддался ли эмоциям на рейдере Лала Чанга?

Остров Пасхи, - другое дело. Было непонятно, но интересно, нечто в глубине души само тянуло его в небывалое. Теперь же он сознательно сует голову в пасть невидимого и неведомого. Возврата, похоже, на самом деле не будет, не предвидится, сделано столько серьезных, необратимых шагов.

Все-таки хорошо, что Пол нашел для него час, потратив для того день. Как хочется посидеть с ним и с Хету за одним столом. И чтобы Хилария где-то рядом... Надо же, увидел раз, а не забыть. Прозрачное розовое облачко, а в нем...

Николай усилием воли прервал уводящие в ностальгию размышления-воспоминания и направился к указанному Полом коттеджу, в котором расположился его учитель арабского языка.

Первые две недели пролетели как один день. Вначале ныло и стонало все тело от беспощадности Скифа. Постепенно он втянулся в жесткий график и начал ощущать удовлетворение собой. Даже строгий Скиф отметил продвижение. По-настоящему сблизился только с Дмитрием Николаевичем Вашковым, знатоком арабской культуры. Остальные учителя-тренеры отличались предельной деловитостью, не теряли ни секунды драгоценного времени, делая из Тайменева профессионала каждый в своем.

Дмитрий Николаевич предупредил сразу: араба из Тайменева создавать не собирается, но понимать и говорить без переводчика научит. Занимались они, как утверждал Вашков, по методике древнегреческих перипатетиков, гуляя вдвоем по берегу, поднимаясь на ближнюю гору, пару раз арендовали у местных рыбаков лодку. Современные методы с использованием аудио и видеоаппаратуры Дмитрий Николаевич не признавал.

Частенько забрасывали удочки с прибрежных камней. Ловилась в основном скумбрия. Крупная, серебристо-темная, она шла косяками вдоль берега. И жалобно пищала, когда снимали с крючка. Николай никак не мог привыкнуть к рыбьему писку, всякий раз вспоминалась пушкинская золотая рыбка...

- ...Вы новичок в стране, Николай Васильевич, - в первый же вечер сказал Вашков, - Я же здесь бывал неоднократно и подолгу. Так что позвольте на правах старожила служить вам гидом, экскурсоводом, старшим многоопытным товарищем. Вас научат многим умениям. Они безусловно нужны, но без умения жить здесь они ничего не будут стоить. Умение жить начинается с умения найти общий язык с людьми. Конкретную методику освоения языка определим завтра, после первого урока. Надо же мне узнать ваши возможности и соотнести их с уровнем собственного профессионализма. Надеюсь, такой подход для вас не обиден?

- Нет, нисколько, - отвечал Николай, рассматривая полное и бледное, не принимающее загара лицо преподавателя, - Правда, у меня есть опыт в изучении некоторых иностранных языков...

- Забудьте ваш опыт. Арабский, - язык неординарный, в некотором смысле он праматерь земных языков. Если и не всех, то большинства. Нам с вами повезло, будем жить в Салах-эд-Дине. На мой взгляд, здесь лучшее место на здешнем юге для успешной работы. Еще будете вспоминать эти дни хорошим словом. Задавайте мне вопросы без стеснения! Побольше вопросов обо всем, что вам интересно.

- Тогда первый, - сказал Николай, - Салах-эд-Дин, - название похоже на имя?

- Абсолютно точно, имя человека из двенадцатого века. Он покоится в Дамаске. Возглавлял борьбу с ордами крестоносцев.

- Не совсем уверен, но думаю, что у арабов прошлое присутствует рядом с сегодняшним днем. Не как у нас... У нас временные пласты склеиваются идеологической потребностью.

Вашков молчал, разжигая курительное устройство, назвать которое трубкой Тайменев не осмелился. К среднего размера пустому кокосовому ореху сверху присоединена деревянная трубка: получилось просто и размерно, величественно и практично. Они сидели в холле первого этажа коттеджа в мягких креслах за низким столиком. На каменных побеленных стенах висели цветные репродукции неизвестных картин и чучела обитателей моря, покрытые прозрачным лаком. Работал кондиционер, нагнетая мягкую прохладу. Наконец из отверстия в орехе и изо рта Вашкова повалил ароматный дым.

- Удачное замечание. Весьма удачное. Не всякий из европейцев понимает это и после многих месяцев жизни в Аравии. Внутренний мир арабов понять до полной ясности невозможно. К памяти предков они относятся трепетно. Вы правы, у них прошлое, - и собственное, и общенациональное, - не разделяется с настоящим. Я бы сказал, у них нет осознания меняющегося времени как основы самоориентации. Это у нас река времени все приносит и все уносит. А у них она, - лишь зыбкая вершина некоей текущей жизненной субстанции, основанием покоящейся на заданных в человеческом изначалье вечных истинах. А истины эти были известны именно предкам.

- Дмитрий Николаевич, если позволите, мое первое впечатление от Йемена. Из Аденского порта, сразу с корабля, меня без промедления доставили сюда, в Салах-эд-Дин. Аден помню как жаркий мираж, промелькнувший в окне микроавтобуса. Торговые ряды, никакой индустрии... И женщины на улицах: закутанные в черный тонкий шелк, золотые украшения на пальцах, кистях рук, в прическах. Стройные, легкие, глаза, - непередаваемой красоты. Лиц не видно. А в Салах-эд-Дине женщины носят простую грубую ткань, часто мятую и грязную. Вместо золота серебро. В городе элита, а здесь кто? И все довольны своей жизнью. Напротив, через улицу, живут арабские семьи. Если их хозяек переодеть в роскошное платье, то не отличишь от аденских дам: та же гордая отрешенность во взглядах, то же изящество...

- Я понял вас. Арабов сплачивает в единый национальный монолит очень многое. Значительно большее чем у других наций. Но сколько внутри монолита различий! - Вашков угадал невысказанные мысли Тайменева, - Верно, сразу бросается в глаза расслоение. Знатный, богатый и простой человек... Но это так естественно. Есть другие грани, более важные. Жители городов и бедуины, обитатели оазисов пустыни и плодородных сельскохозяйственных районов, - разные народы внутри одного. Различия по профессиям также имеют большое значение. Но самое главное: множество племен, живущих в пустынях, на горах, на равнинах, на морских берегах. Они независимы, их племенная гордость часто выше национально-государственной. Но, - парадокс, - подчинена общенациональной. Перед лицом остального, неарабского мира они едины. Тут можно запутаться.

- Я слышал об особенностях сознания отдельных общностей. Вот, австралийские аборигены приняли лошадей первых увиденных ими белых людей за их жен. И только на том основании, что они везли, - или несли, - на себе весь груз.

Вашков легко рассмеялся, Тайменева поразила бескровность его полных губ.

- Ну, здесь не так... А вот неотделимость эмоциональной составляющей от общего восприятия, от рассудка, от мышления вообще, имеет место. У них тут нет нашей рафинированной логики. Отсюда и поведение араба со стороны может показаться нелогичным, противоестественным. Первое время тут все для вас будет необычным. Что смогу и успею, я вам сообщу. Но главное для меня, как вы понимаете, - помочь в скорейший срок овладеть языком. В объеме, позволяющем работать.

Дмитрий Николаевич склонился над мегатрубкой. Пока он ее раскуривал, Николай Васильевич осматривался. Заклеенные наглухо окна без форточек, маленькие юркие ящерки на стенах, деревянная лестница на второй этаж, дверь входная, дверь во внутренний дворик, дверь на кухню... Камень и дерево. Опять камень и дерево... Без кондиционера и часа не продержаться. И здесь ему предстоит провести много ночей после изматывающих дней. Чем не добровольная ссылка?

Он вздохнул и спросил:

- Как называется ваша замечательная труба, исторгающая столь ароматные дымы?

- Наргиле, - на секунду подняв светлые глаза, ответил Дмитрий Николаевич, - Мой любимый инструмент. Всегда держу с собой, где бы ни находился. Привычка с молодости. Заведенная, кстати, в этих краях, в первый приезд.

- Какой же метод обучения будете на мне испытывать? - полюбопытствовал Тайменев.

Ему хотелось быстрее освоиться, снять обычную для него в новой обстановке неловкость.

- Метод? - переспросил Вашков, откровенно наслаждаясь процессом курения, - Пожалуй, не будет метода. Не будет ни гипноза, ни аутотренинга, ничего. Только практика. Завтра вы все поймете. А пока - самое общее представление о предмете обоюдного интереса. На овладение письмом необходимо много месяцев. Потому не будем и стараться.

- Неужели арабский сложнее, например, испанского?

- Никакого сравнения. Достаточен единственный пример: одна и та же буква пишется по-разному в зависимости от того, где она стоит, - в начале, середине или конце слова. Рукопись и печать, - те совсем непохожи. А чего стоит различие в обращении к мужчине или женщине в письме и в произнесении одних и тех же слов! Далее: кроме двух основных диалектов в арабском мире, в Йемене масса местных. И еще, и еще...

Они просидели до полуночи. Говорил, правда, в основном Вашков, озвучив целую лекцию-введение в практику арабского языка. Тайменев изредка задавал вопросы, переспрашивал. К завершению беседы Николай был очарован Дмитрием Николаевичем и счел, что Пол сделал ему неоценимый подарок. На самом деле, лучшего учителя представить было нельзя.


Глубоким вечером в конце апреля Вашков и Тайменев пришвартовали лодку к причалу у соседнего Салах-эд-Дину селения Фукум, вручили с благодарностью ключи от замка цепи хозяину лодки, рыбаку лет сорока. Вечерние ночи считались местными жителями прохладными, и рыбак оделся очень тепло, в шерстяные юбку и рубашку. Очередное занятие прошло в море и, теперь, по установившейся традиции, Вашков «внедрял ученика в социум», в свободный диалог с населением Фукума.

«Отсутствие» метода приносило заметные плоды. С каждым таким «внедрением» Николай продвигался вперед с возрастающей скоростью. Несмотря на напряжение дней, до отказа заполненных занятиями и тренировками, он не чувствовал усталости. Дмитрий Николаевич заполнял все паузы, разрешив говорить не по-арабски только на занятиях с другими преподавателями. О русском не было и речи, его Вашков запретил. Тайменев и думать начинал не на родном, а на смеси языков, в котором арабский занимал все больше места.

Николай попрощался с владельцем лодки и Вашков сказал:

- Даю час на разминку. Пройдемся по поселку. Предстоит серьезный разговор. Сегодня необычный день. И еще более необычная ночь. Приготовься не спать.

- С чем это связано? - спросил Тайменев.

- Самая важная, цементирующая сила арабского народа, - вера! К ней мы пока обращались мало и редко. Этой ночью мы будем говорить о ней, слушать о ней. Нас в поселке знают достаточно хорошо, доверяют. Противодействия не будет. А на эту тему меня ориентировали специально...

«Предусмотрительность Пола, - подумал Николай, - Конечно, чтобы заниматься сокровищами суфиев, надо разобраться в религии в первую очередь. Мне же это и в голову не приходило. Молодец Пол, все успевает учесть».

- Считаю, ты по психической конституции готов к восприятию того, что превосходит человеческое понимание. Пусть мы не сможем выразить в словах то, что увидим, услышим, узнаем, но будет небесполезно. И не только для работы, а и для большего...

Он помолчал, задумчиво посмотрел на яркие лампочки, висящие на столбах. Потом на хибары под ними. Деревня расположилась на границе горы и приливной песчаной полосы. Жилища рыбаки соорудили из разнообразнейшего материала. В ход пошли листы железа, фанеры, картонные коробки, куски брезента и ткани в самом невероятном сочетании. Получилась весьма пестрая картина, тем не менее не лишенная уюта и жизненного колорита.

- Наш с тобой земляк, ученый-биолог Эфроимсон не так давно утверждал, что даже посредственный, обычный человек при определенных условиях, при умно организованном стимулирующем воздействии способен достичь порога гениальности. Не боюсь перехвалить, ибо я узнал тебя достаточно... И уверенно заявляю, - Вашков взял Тайменева за локоть, - Твои способности, уважаемый Николай Васильевич, превосходят среднестатистический уровень. Насколько, судить не берусь, но достаточно для усвоения многих неусвояемых массой истин. И, боюсь, в твоем лице я очень скоро потеряю лучшего ученика. Через месяц, не позже, птенец обретет крылья. И я досрочно отправлюсь домой.

Дмитрий Николаевич опустил руку.

- А теперь пошли. Слушай, вдумывайся, вступай в разговоры, задавай вопросы, отвечай. Все как всегда...


Через час они остановились недалеко от ярко освещенной мечети с высоким шпилем. На самом верху минарета висели два громкоговорителя, заменяющие голос муэдзина.

- Дмитрий Николаевич, а ведь ночь действительно особенная. Люди не походят на себя: никаких дел, лица и глаза светятся, все чрезвычайно доброжелательны. А ведь мне казалось, что вчерашний уровень терпимости к посторонним, таким как я, превзойти нельзя.

Вашков неторопливо повернулся лицом к мечети.

- Наступает Ночь Могущества, ночь решения человеческих судеб. Двадцать седьмой день месяца рамадана, месяца великого поста. Этой ночью пророку Мухаммеду было ниспослано первое откровение. С той поры в эту ночь ежегодно Бог выслушивает просьбы людей в молитвах и принимает решения об осуществлении человеческих желаний. Верующие проведут ночь в мечети. Нам туда нельзя, но будем рядом. Если сердца чисты, частичка благодати коснется и нас. Никак нельзя упустить такую возможность. Ведь мы не можем знать, что с нами произойдет в предстоящем году...

Арабы в праздничных одеждах стекались к мечети, молчаливые и торжественные.

Крупные немерцающие звезды приблизились к Земле необычно близко. Одна из звезд медленно катилась с юга на северо-запад, - российский родной спутник, огонек на небе посторонний, ночной символ неспокойного века.

Воздух посвежел, напомнив Тайменеву целительную атмосферу музея Пангеи у озера красной воды. Темень за пределами светового круга у мечети просветлела, слабо мерцал рыбной чешуей причал рыбозавода на фоне мыса в трех километрах. Они стояли у края света, стараясь и быть причастными, и не мешать. Никто к ним не подходил, не было и любопытствующих детских взглядов.

Вашков заговорил почти шепотом, чтобы его слышал только Тайменев.

- Церкви, соборы, мечети в отличие от человеческих жилищ, даже дворцов, возводятся не где попало. Не знаю, как получается, но места для их строительства выбираются особые. Узловые точки в энергооболочке Земли. Потому здесь и самочувствие улучшается, и мозги светлеют. А храмовая архитектура способствует освобождению духа от телесных оков. В такую ночь, как сегодняшняя, воздействие усиливается. Одна из чудесных тайн человечества...

- Вы христианин, Дмитрий Николаевич? - задал вопрос Николай.

- Не знаю... Крещения в церкви не проходил, брак не освящен. Но знаю и убежден, что Бог есть, один на всех...

- Если я правильно понял, для вас различия между религиями, например, между исламом и православием, несущественны?

- Вот ведь как можно поставить вопрос.., - еще более посерьезнел Вашков, - Православие... Вы имеете в виду русскую православную церковь?

- Да.

- Тогда вопрос некорректен. Смешаны неоднозначные понятия. Ислам - религия. Православие наше - церковная организация в рамках христианской религии. Отделена от иных конфессий собственными постулатами. Я предпочитаю соотносить свою веру с религией, а не с общественными институтами, один из которых, - православная церковь. Попытки обосновать православную доктрину, - всего лишь стремление создать удобное для определенного круга людей толкование общего для всех текста. Меня интересует именно единое во всех мировых религиях. А у вас как с этим делом?

- Не знаю, - задумался Тайменев, - Склоняюсь к мысли: что-то или кто-то есть. Особенно когда размышляю о собственной жизни. В ней много необъяснимого. А бывало, и невозможного. Если говорить определеннее, я более склонен к вере, чем к атеизму.

- Чем же вас атеизм отталкивает? Или, говоря мягче, не так привлекает?

- Не уверен, что совсем прав... Но порядок, создаваемый стихийным, случайным расположением атомов, не может быть устойчивым. В такой схеме нет места живой вечности. Теряется смысл бытия. Получается нонсенс. Кратковременный всплеск разума, спонтанный, не обязательный... Дурь какая-то. Бог по имени Броун, - что может быть абсурднее...

- Ну-у, тогда ты вполне можешь считать себя верующим. Мой совет: когда услышишь призыв к намазу из вот тех динамиков, - Вашков то и дело переходил с «вы» на «ты», руководствуясь непонятной Тайменеву логикой, - Забудь обо всем мелочном, попробуй отыскать в себе главное. Попытайся облечь это главное в слово, пожелай его исполнения, попроси... Тогда самому станет яснее, кто ты...

С южной стороны открылись двери мечети. Они подошли ближе и стали в сторонке, чтобы не мешать. Пол накрыт чистыми цветными плетеными циновками, в стене напротив входа темнеет ниша чуть выше человеческого роста. Ниша обозначает направление на Мекку, в данном случае на север.

С минарета зазвучал протяжный напев-призыв к общему сбору в мечети. Тайменев и Вашков отошли к краю освещенного круга, молча наблюдая, как жители Фукума скрываются один за другим внутри храма. Вот смолк голос муллы, закрылись двери, установилась тишина.

Они продолжали стоять на черте между светом и тьмой. Тайменев смотрел на близкие звезды, забыв о Дмитрии Николаевиче, и думал о себе. Самые яркие события жизни одно за другим проходили перед ним.

Неузнаваемое лицо матери со стертыми временем чертами всплыло из туманного сизого облачка.

Быстрой непривлекательной лентой мелькнуло последующее. Учеба, преподавание, суета дней...

Легкая, нежданная вспышка осветила далекий вечер, принесший ему статуэтку из Оронго. И показалось: голос из-за занавески совсем не того, о ком он думал, не брата мамы; но тем не менее до боли узнаваемый, да не узнанный...

Самые яркие кадры, - воспоминания об острове Пасхи. И Хилария, светящаяся как бесплотный чистый дух в дверном проеме губернаторского кабинета Хету. Дверь, ведущая наверх, туда, где он побывал только мыслью, протянувшейся от рейдера, бегущего от катастрофы...

Звезды покрупнели, добавили свету, боковым зрением Тайменев увидел слева мерцающую гладь моря, справа, - поднимающиеся по крутому склону рыбачьи домики, стремящиеся туда, за дорогу поверху, к поселению вечных. Они с Вашковым накануне побывали там.

Он отметил: внутреннее состояние сходно с тем, что охватило его ночью в святилище в Оронго. Это и понятно: если исходить из утверждения Дмитрия Николаевича, Харе-пуре находилось также в особой точке мира.

Стало грустно от прокрутившейся всего с несколькими остановками биографической ленты, однотонной и однообразной. Кроме редких вкраплений-исключений, ничто в ней не привлекало чувства. Неужто это он прожил такую бесцветную, малополезную жизнь? А что впереди? Будет ли второй отрезок ленты красочнее и живее?

«Прав ли я, что так резко и круто изменил судьбу? - спросил он себя, - Не разочарование ли в себе и окружающих стало толчком тому? Не одиночество ли среди людей? Не отсутствие ли близкого человека, способного понять не высказываемое? Не тоска ли по настоящему делу?».

И тут Николай Васильевич понял, что именно эти вопросы таят в себе его истинные желания; эти вопросы и есть его главные проблемы, через решение которых высветится смысл жизни. И почувствовал недостаток собственного разума, чтобы понять себя...