Валерий Сабитов принципрудр ы
| Вид материала | Книга |
- Валерий Сабитов Первые люди Рая. Фантастическая повесть, 4147.18kb.
- Валерий Сабитов Медуза Юргуна, 1097.33kb.
- Валерий Сабитов Миледи Темеза. Фантастический рассказ Кафе «Полумесяц». Пролог, 1657.02kb.
- Валерий Всеволодович, 582.44kb.
- Заместитель Председателя Государственной Думы РФ валерий Язев выступил с доклад, 179.99kb.
- Градобоев Валерий Валентинович Москва 2008 программа курса, 1080.91kb.
- Программа курса лекций (3 курс, 6 сем., 32 ч., диф зачет) Профессор Киричук Валерий, 72.05kb.
- Валерий Афонасьевич Язев. Среди основных доклад, 120.61kb.
- Контактная информация: Рохин Валерий Валентинович, 236.5kb.
- Практикум в ифтт для кафедр физики и технологии наноструктур и физики твердого тела,, 47.17kb.
Текущий день окончательно убедил Тайменева: вокруг него сжимают кольцо. Откуда, от кого исходит угроза, не было ясно. Уверенным можно было быть только в одном: шутить с ним не собираются.
Происшествие в гостинице нарушило ритм дня, и он приехал в аэропорт на полчаса раньше назначенного времени. И, ожидая Пола Брэйера, обдумывал, как быть дальше.
Неожиданно прибывшие полицейские были абсолютно уверены, что найдут в его номере неопровержимые улики какого-то преступления. Выбив дверь менее чем через минуту после возвращения Тайменева в гостиницу, они ворвались в комнату, сразу надели наручники и только после этого приступили к осмотру. Точнее, к обыску. Конечно же, без санкций и ордера. Тайменев не стал сопротивляться и спорить.
Но что-то у них не склеилось. Подбрасывать-подкладывать ничего не стали, через десяток минут сняли браслеты, принесли извинения и с недоумевающими, даже растерянными лицами покинули номер. Без сомнения, они ожидали что-то найти и увидеть! Даже знали, что.
Что или кого они искали? И кто вызвал полицию? Странный случай, неприятный, непонятный. Надо думать...
Музыка заполняла помещения аэровокзала. Негромкая, легко плывущая в томном воздухе. Арабские мелодии ранее казались ему однообразно скучными. Теперь нравились. Признак акклиматизации, приближения к культуре Востока. Привыкшее к ударным ярким ритмам ухо не различает мелодических узоров, тонких звуковых оттенков. Узоры и оттенки... Голоса певцов несли их в себе, сливая в единую струю, создавая неизъяснимую прелесть. А инструменты! Лютня, виола, флейта, мягкий барабан, кастаньеты... Они не били, возбуждая, а ласкали. Их одинаково хотелось слушать и шумным днем, и тихим утром, и усталым вечером, и нежной ночью.
Пятиструнная лютня, изобретение арабов, - инструмент магический. Каждая струна имеет свое название, связана со своим темпераментом и своим цветом. Четыре темперамента, - четыре струны. Желтая струна - холерическая, красная близка сангвинику, белая - флегматику, черная соответствует депрессивности меланхолика. Со своим темпераментом Тайменев еще не разобрался: вроде бы сангвиник, а красный цвет не для него. Гиппократова система чересчур схематична. Четыре струны, - тело арабской музыки. Пятая струна, - струна души, она оживляет мелодию, придает ей силу проникновения.
Европейская музыка груба, лишена внутренней нежности, подмененной внешней гармонией. Нет у Запада пятой струны, струны души. Только четыре, в различных вариациях.
Николай то садился на скамейку у фонтана во внутреннем дворике здания аэровокзала, то выходил на дышащий жаром асфальт у стоянки такси. Кругом тоска, не за что глазом зацепиться. Разве что за многоэтажный дом на противоположной стороне привокзальной площади, полуразрушенный, зияющий провалами от ударов артиллерийских снарядов. Свидетель и жертва последнего переворота. Еще одно революционное сотрясение, - и смотреть будет не на что. Может, так и надо? К чему сносить или восстанавливать негодное жилье? К чему международный престиж, если внутри непорядок?
Кого они с Полом встречают? Фахри сказал: некое важное лицо, сам он не в курсе, один Брэйер знает. А что докладывать Полу? О непозволительной, непродуманно юношеской вспышке во дворе лавки старого Мухсина? Опытный думающий агент не пошел бы на такое. Он же полез в драку, а потом сразу в ресторан на дело. Позабыл даже решить проблему жилустройства перед тем. А если бы Маргиана решила к нему в гости? Для проверки, так сказать, условий быта заграничного бизнесмена. Вот, опять «если»...
Пол наверняка скажет: рэкет в лавке подстроен специально для Тайменева. Может, и так. Тогда «незрелое» поведение сослужило ему хорошую службу.
Что еще? Он может спросить, почему Николай не удосужился за столько дней посетить виллу Марго. Герой-любовник обязан тянуться к даме сердца изо всех сил. Искать, а не ждать. А после разговора с индусом в нем появилось такое... Нет никаких сил заставить себя вновь оказаться в объятиях искушенной Цирцеи. Никому Тайменев не говорил о своих переживаниях, даже Фахри. Нарушение инструкции... Ведь не личное дело?! Какое бы оно ни было, никто уже не заставит его повторить подвиг любви.
Пол опаздывал. Вот-вот объявят посадку рейса из Каира. Николай обеспокоился: кого встречать? Он знал пунктуальность Брэйера, знал, что тот приехал в Аден не более чем на сутки. Как бы и с ним чего не случилось. Женский голос объявил об опоздании каирского самолета по метеоусловиям трассы. Зал ожидания переполнен. К стойке бара на втором этаже не протолкнуться. Тут и там подозрительные личности с зоркими глазами за тонированными стеклами очков. Нет безмятежности в лучшем из миров, все охотятся на всех.
Тайменев очередной раз вышел на привокзальную площадь и увидел Брэйера, вылезающего из такси. В ослепительно белых шортах, с выпирающим брюшком, задрапированным в яркую цветную рубашку навыпуск, в громадных темных очках, с пухлым кожаным кейсом в руке он выглядел неузнаваемо привлекательным. Только внутреннее чувство позволило Николаю опознать его.
Пол предостерегающе поднял ладонь, и Тайменев остановил порыв броситься навстречу, вернулся на деревянную скамейку у фонтана. Людей здесь было мало. Брэйер устроился рядом.
- Что с рейсом?
И, выслушав ответ Тайменева, коротко бросил:
- Рассказывай. Слов поменьше, ясности побольше.
Николай кратко доложил о происшедшем за последние недели, оставив на десерт попытку его задержания полицией в гостинице. Пол нахмурился, что-то в рассказе ему очень не понравилось.
- Одна обманутая женщина опаснее тысячи крокодилов. Но все к лучшему. Тучи сгущаются, да никто не в силах управлять чужой судьбой. Так говорят твои таинственные учителя пустыни?
- Примерно так.
Николая поражало, как легко Пол ориентируется в различных системах мировоззрения. Смена внешности - тоже загадка, но меньшая.
- Теперь снова о тебе. Готовься к испытаниям и опасностям. Они не замедлят. Случай с твоим необъяснимым отравлением, - вовсе не случай. И не необъяснимый. Трудно поверить, но они нашли человека, способного доставить смертельные неприятности на расстоянии. Мы его отыскали. Почти святой, бывший член суфийской общины. Смог сделать так, что ты сам отравил себя.
- Как это сам? - Тайменев улыбнулся в недоумении.
- Нечто сродни дьявольским козням, черной магии. Воздействуют, зная, где ты находишься, на подсознание, психика образует невероятные химические соединения, они взаимодействуют со свежей пищей, и самый качественный шашлык в желудке превращается в сгусток токсинов. Очень просто, если научиться излучать в нужном регистре. И никаких улик.
- Смерч в пустыне, - прошептал Тайменев, - След Рудры, а не магия...
- Поподробнее и попонятнее! - потребовал Брэйер.
- Смерч в пустыне - это след летящего джинна. Слуги Рудры, посланцы сине-красного мира.., - Тайменев остановившимся взором смотрел в одну точку, туда, где за расцветшим кустом на другой стороне фонтана беседовала группа людей в европейских строгих костюмах.
- Так, так! Дальше, дальше, - Пол заинтересованно посмотрел в глаза Николаю, - Я вижу, ты тут развиваешься не по дням, а по часам.
- Нельзя будить спящую собаку, она может оказаться джинном. Так говорит арабская народная мудрость. Теневой мир, мир-невидимка вдруг решает проявить себя...
- О теневом мире после. Кого ты увидел?
- Похоже, Маргиана. И не одна, как всегда. Надо ждать провокации.
- Не надо ждать. Мы не одни, - Пол произнес несколько фраз куда-то в кейс, - Но готовым быть надо. Я опоздал по причине происшествия в твоем номере. О чем тебя расспрашивала полиция?
Тайменев чуть не потерял дар речи. Еще один то ли суфий, то ли индус в обличии Пола Брэйера! Когда же сам Николай Васильевич станет ясновидящим?
- Расспрашивали... Жду ли я кого-нибудь к себе... Не посещал ли мой номер кто-нибудь в течение дня... И прочие глупости. После обыска...
- Не глупости. Я побывал в твоем гостиничном номере за полчаса до твоего прибытия. Как я туда попал? Это не вопрос. Зашел и обнаружил свежий труп. Вот с этим ножом в груди, - он открыл кейс; в бумажном пакете лежал личный нож Тайменева, обычно хранящийся в его сумке, - Двадцать минут мне понадобилось, чтобы организовать незаметное исчезновение тела. Полицию предупредили заранее, они ожидали твоего возвращения.
- Обманутая женщина страшнее тысячи крокодилов, - повторил Тайменев, - Я прав...
Тягостное чувство от рассказа Брэйера, от отталкивающего образа близкой Маргианы, завернутой в одеяние чуждого ей, непривлекательного стиля. Он физически ощущал прикосновение ее взгляда.
- Весьма вероятно, - заключил Пол, - Джинны по приказу Соломона построили Пальмиру, а нам шайтаны не только не подчиняются, но еще и стараются навредить. Наши люди не тронут Маргиану, не время, но заставят ее убраться из аэропорта. Думаю, она в гриме и не желает, чтобы ее в таком неприглядном виде пропечатали в газетах. Соглядатаи, конечно, останутся... Вот-вот самолет, никак нельзя допускать ее команду к активным действиям.
- Я могу узнать, кого мы встречаем? - задал вопрос заинтригованный Николай.
Пол промолчал, будто и не слышал. Возбуждение, подобное нервной лихорадке перед серьезной схваткой, нашло на Тайменева. Тень Маргианы, сгустившаяся за фонтаном, не способствовала спокойствию. Лихорадка проходит, как только коснешься противника. Но тот избегал соприкосновения. Словно злой дух-шайтан, он витал поблизости, ожидая момента слабости, чтобы ужалить.
Приятный женский голос вначале на арабском, затем на английском объявил о прибытии рейса из Каира.
- Пора, Николай! Сегодня, - день сюрпризов, сегодня твой день.
Тайменев промолчал. На сюрпризы Пол способен, предугадать его действия невозможно. В глазах еще стоит лицо Маргианы, измененное обильным макияжем, полуприкрытое причудливой шляпкой. Ее появление инкогнито в аэропорту... Если оно связано с присутствием здесь Тайменева, то дело плохо. Значит, ветер переменился, с него сняли ширму наивности и уже не держат за простачка. Быть в центре внимания и забот многих людей не совсем приятно, свои это или чужие, - неважно.
Они стояли у большого смотрового окна на втором этаже аэровокзала. Взлетно-посадочная полоса и стоянка самолетов пусты. Если не считать разбитого бомбой аэроплана невдалеке и ржавого трапа, у которого суетились механики. И здесь знаки запустения. Будто трудно трап покрасить! Удивительный мир: доминирующее у многих стремление к нравственной чистоте в сочетании с равнодушием к внешнему блеску. Влияние климатических факторов? Северные народы живут по-другому: их внутренний мир - часто лишь отражение и следствие мира внешнего. Спокоен и доволен собою тот, кто имеет крепкую материальную базу.
Что-то сегодня тянет к максималистским оценкам, осудил себя Тайменев. Реальность не так однозначна, запад и восток существуют не только рядом, но и вместе, в единстве. Так что наличествующее с избытком на западе имеется в достаточном количестве на востоке.
С запада донесся гул приближающегося лайнера. Он пересекает сейчас ленту шоссе, едва не касаясь его колесами шасси. Грохот с неба пугает сидящих в автомобилях, они могут видеть лица пассажиров авиарейса в иллюминаторах. Самолет пересекает пограничную линию аэродрома, обозначенную на земле проволочным ограждением, и появляется в поле зрения.
«Боинг-747» компании «Пан-америкен». Внутри комфорт получше, чем в аэровокзале. Через несколько минут пассажиры окажутся в парной бане и многим захочется вернуться обратно. Кого же они встречают?
Ржавый трап усилиями четверых полуголых темнокожих рабочих подкатил к открывающемуся люку. За трапом следует стройная представительница йеменской авиакомпании в голубой форме. Одним трапом они будут выгружать чрево «Боинга» почти час. А багаж придется ждать еще столько же. Неторопливый, ненавязчивый сервис, соответствующий настроению часа: в середине дня все в стране замирает.
Николай равнодушно следил за вытекающей из овального люка человеческой рекой. Брюки, шорты, юбки, пиджаки, рубашки, майки... Шляпы, шляпки, прически простые и модельные. Лиц не видно, по движению фигур можно отличить тех, кто в Адене впервые. Плюс сорок пять в тени, полувоенный экстерьер. Экзотическая лестница на землю с неба, испещренная рыжими пятнами распадающегося металла, равнодушно застывшая коробка вокзала... Некоторым из прибывших такое покажется нежелательным.
Тайменев стоит за спиной Брэйера, внимательно всматривающегося в вереницу пассажиров, проходящих через арку таможенного контроля и кордон пограничной службы, и представляет, какой была йеменская земля в сказочно отдаленные времена. Недавно он ознакомился со «Сказками попугая». Йемен, описанный в «жемчужных беседах», непохож на Йемен времен Билкис, каким он его представлял.
Жаркая неприютная пустыня, поросшая источающей яд чахлой растительностью. Как там? Земля - отрава, вода - мираж, пыльные бури и песчаные смерчи - обычное дело. Но мало того: драконы и десятиголовые дэвы лишали жителей угрюмых бесплодных равнин и мрачных гор последних надежд. Днем они нападали на людей открыто, ночью путали дороги ложными огнями. Дэвам-джиннам людские беды и радости чужды; они, будучи созданы из более тонкой, огненной материи, питались огнем же. А для развлечения в свободное время пугали и терроризировали людей.
И, - волосатые ноги жен джиннов. Как у Билкис до встречи с Соломоном. Как у Марго до самой ее смерти. Только не каждому они видны. Мудрый Соломон пригласил владычицу Савскую в свой дворец, где пол состоял из хрустальных пластин, а под ними, - водный бассейн. И по отражению в хрустальном зеркале царь увидел, кто перед ним. Тайменев Николай Васильевич не догадался о подобном приеме. А жаль. Нашли бы другой путь дезинформации «Тангароа». Правда какой, не ясно ему до сих пор, хотя много думал. Все варианты предполагают неизбежные жертвы и потери.
- Николай, не время думать о несбыточном. Встречаем гостя!
«Ну что ж, встречаем так встречаем. И без меня могли бы обойтись. Сейчас бы водки русской, да полную бутылку, да кусок сала с хлебом, и под кондиционер. И чтобы никого рядом. Давно не был в родных местах. В Воронеже плюс двадцать пять, прохлада, в Дону рыбка плещет, на берег посматривает, удочку ищет».
Пол пошел вперед, протягивая руку, Николай устремился за ним и тут же замер на месте, не в силах сделать больше и шага.
Такого просто не могло быть! Перед ним вновь встали оттесненные в дальние кладовые памяти незабываемые картины: палаточный городок, каменные колоссы, беспредельно уютный кабинет губернатора Рапа-Нуи, и - сказочное видение среди темного света, льющегося от заоконного дьявольского праздника. Сияющая фигурка, само совершенство, недостижимое и трогательно нежное...
И вот, она перед ним, в трех шагах, такая же хрупкая и светлая.
Неуверенная улыбка, растерянный прищур глаз...
Никто не знает, что чувствует человек, уходя в мир иной; никто не знает, что он чувствует, появляясь на белый свет. Ответ на один из этих вопросов Тайменев уже знал: он ощутил себя заново рожденным. Вся его предыдущая жизнь была зачеркнута одним взмахом ресниц. Все, что было, исчезло, пропало, сгинуло!
Как новорожденный тянется к матери, так Николай потянулся к свету, что сгустился перед ним, приняв вид женщины, прекрасней, чище и ближе которой он не знал и знать не хотел. Да и не смог бы хотеть.
Хилария!
Невероятный Пол, сотворивший немечтаемое, человек-сюрприз, стоял между ними как стеклянная статуя. Как и Николай, Хилария не видела Пола, не видела никого и ничего, она смотрела в глаза Николая и отражалась в них. Не понимая, что он делает, Тайменев сбросил оцепенение и пошел навстречу. Пол едва успел отступить в сторону, иначе Николай прошел бы по нему не заметив того, как боевой слон Македонского по солдату-персу.
Пол принял из ее руки чемоданчик и сумочку, она и не почувствовала.
И сказал Николаю:
- Надо спешить, пока...
Но Николай не слышал. Махнув рукой, Брэйер наклонился к своему универсальному кейсу и отдал распоряжение. В здании аэровокзала и на примыкающей к нему площади засуетились люди, меняя планы, корректируя места наблюдения. Пол передал кейс одному из подошедших, вклинился между Хиларией и Николаем, взял их под руки и, как непослушных детей, почти потащил к выходу. На стоянке такси заработал двигатель на вид потрепанной старенькой «Волги».
А тень Маргианы, как сине-красное покрывало Рудры, по-прежнему висела над международным аэропортом Адена.
25. «Положи меня, как печать, на сердце свое…»
На выезде из Адена пересели в ожидающий их джип с тонированными стеклами и синей мигалкой на крыше. Он домчал до Салах-эд-Дина за рекордные двадцать минут.
Пол ввел растерянных Хиларию и Николая в холл коттеджа, принес с водителем чемоданчик и сумочку Хиларии, а также несколько картонных ящиков. После того посадил обоих в кресла за столик и сказал водителю, что через несколько минут они отправляются назад.
Заняв кресло рядом с Хиларией, Брэйер кашлянул и сказал:
- Надеюсь, мы уже опомнились от неожиданности. Дорогая Хилария, посмотри же и на меня немного. Как поживает мой друг и собрат Хету? В нескольких словах... Ведь телефонные переговоры через спутник так коротки и сухи.
- Хету? Ах, да, простите меня, - Хилария смущенно улыбнулась, - Я никак не ожидала... У дяди так много работы. Он почти не спит, похудел... Но в хорошем настроении.
- Замечательно, - Пол вертел в руках свои зеркальные очки, наблюдая, как постепенно Николай приходит в себя, - А как остров, как люди?
- Статуй почти не осталось. Не знаю, что будут смотреть туристы после восстановления, Столько заявок! Хету думает устроить целую зону отдыха. Ведь долина Анакена сохранилась почти полностью. Открылось подземное озеро, вокруг него оборудовали смотровые галереи. Столько экспонатов! И еще: поднялось дно, а там остатки зданий, дорог. Ученые говорят, камень другой кристаллической структуры, только поэтому что-то сохранилось за миллионы лет. Даже завод какой-то нашли, - Хилария оживилась, бледность на щеках сменилась румянцем, - Предполагают, что существовала каменная цивилизация. В том смысле, что из камня делалось все: стекло, бетон, железо, пластик... Мы теперь под охраной ООН. Целая эскадра вокруг острова. Дядя сказал, чтобы я побывала в Адене, Таисе, Санаа. Оттуда - в Бейрут. Таис и Санаа, - это же недалеко?
- Да, совсем близко, - улыбнулся Пол.
Ему не хотелось говорить, что поручение Хету всего лишь предлог, придуманный ими совместно. Предлог ради этой встречи. Только такой реакции со стороны Тайменева он никак не ожидал. Настоящее потрясение! Но ничего, встряска пойдет на пользу, а то он в последние дни затосковал. А Хилария, по словам Хету, через день спрашивала, что слышно о русском, открывшем подземное хранилище и столько сделавшем для их острова... В их с Хету плане все как будто было ясно, но о том, что они вот так... Тайменев не знал себя, таил в себе и от себя, понятно, - молод, неопытен в делах сердечных. Но ему-то полагалось знать или хоть предвидеть такой вариант. Придется освободить Николая от дел на несколько дней. Все равно толку не будет.
- Я интересовался проблемой, - сказал Пол.
Требовалось побыстрее привести Тайменева в чувство, чтобы оставить их вдвоем без опасения. Конечно, кое-какое прикрытие тут есть, но главное-то зависит от самого Николая.
- Остров Пасхи отличается от других островов Тихого океана. Оливиновые риолиты с вкраплениями кварца больше нигде не встречаются...
- Что? Оливиновые риолиты? - вытаращил на него глаза Тайменев.
- Конечно! Нет никаких сомнений! А радиоактивных элементов сколько! И уран, и торий... Все как на материках.
- Так, значит, все подтверждается? И подземная карта говорит правду? - оживился Тайменев, впервые после появления Хиларии взглянув на Пола вполне осмысленно, - Не здесь ли искать Атлантиду?
- Так ты знаешь и об Атлантиде? - в ужасе воскликнул Пол, - Дорогая Хилария, после посещения твоей родины Николай узнал столько всего обо всем, что сам стал похож на древнее хранилище знаний. Николай, что-нибудь очень такое сейчас расскажешь?
- А как же! - окончательно вернувшись в нормальное состояние и приняв игру Пола, ответил он, - Вот, цитата из одной книги моего любимого писателя из России Владимира Щербакова. Он занимался Атлантидой. Он приводит слова жившего в девятом веке арабского историка Аль-Масуди, из книги «Промывальни золота и россыпи драгоценных камней». Послушайте...
«Один из египетских владык до всемирного потопа построил две большие пирамиды. Неизвестно почему позднее они получили название от мужа по имени Шеддад, сына Ада, ибо были построены не членами рода Ада, ведь те не могли завоевать Египет, поскольку не обладали силой, которая была у египтян, владевших волшебными чарами. Поводом к строительству пирамид послужил сон, который увидел Сурид за триста лет до потопа. Пригрезилось ему, что земля залита водой, а беспомощные люди барахтаются в ней и тонут, что звезды в смятении покинули пути свои и со страшным шумом падают с неба. И хоть этот сон произвел на властителя сильное впечатление, он никому о нем не рассказал, а в предчувствии ужасных событий созвал священнослужителей со всех концов своей страны и тайно поведал им о виденном.
Жрецы предсказали, что государство постигнет великое бедствие, но по прошествии многих лет земля снова будет приносить хлеб и финики.
Тогда властитель решил построить пирамиды, а пророчество священнослужителей повелел начертать на столбах и больших каменных плитах.
Во внутренних помещениях пирамид он укрыл клады и другие ценные вещи вместе с телами своих предшественников. Священнослужителям он приказал оставить там письменные свидетельства о его мудрости, о достижениях наук и искусств. После чего велел построить подземные ходы до самых вод Нила. Все помещения внутри пирамид он наполнил талисманами, идолами, другими чудодейственными предметами, а также записями, сделанными священнослужителями и содержащими все области знаний, названия и свойства лечебных растений, сведения, касающиеся счета и измерений, дабы сохранились они на пользу тем, кто сможет их разуметь».
- Каков? - обратился Пол к Хиларии, - Но прошу меня простить. Рад, что у Хету все в порядке. Позвольте вас оставить, меня ждут неотложные дела. Если понадоблюсь, Николай знает, как меня найти. В ящиках, - тут Пол указал на картонные коробки, - все необходимое на первое время.
Пожав руку Николаю, Пол еще раз посмотрел на каждого из них, тряхнул головой и вышел.
- ...Здравствуй, Ник, - прошептала Хилария, - Как ты оказался в Адене? Все так неожиданно...
- Я? Извини... Для меня тоже.., - Николай растерянно улыбнулся, - Дело в том, что я здесь работаю. Я не видел тебя тысячу лет. И уже не надеялся.
- А я надеялась, - голос Хиларии задрожал, - Ты такой... бесчувственный. Пол несколько раз звонил, дядя говорил мне. А разве ты не мог?
Николай молча развел руками.
- Я тебе покажу коттедж, хорошо? - он поднялся, Хилария протянула ему руку, сжала ладонь и не отпускала в течение всего осмотра, - На первом этаже еще кухня и все такое. Пойдем наверх.
- Тут три жилые комнаты, ванна, душ и прочее. Посмотри.
Одну за другой он открывал двери, отметив с удовлетворением, что всюду чистота и порядок, свежие постели, в ванной полотенца и так далее. Что делается! Рука Пола, не иначе. Николай вдруг почувствовал такой прилив признательности Брэйеру, что слезы навернулись на глаза.
- А теперь посмотрим двор.
Николай вооружился шваброй и они вышли через заднюю стеклянную дверь на асфальтированную площадку, окруженную высоким кирпичным забором.
- Там, слева в пристройке, еще две комнаты, душ и туалет. Коттеджи соорудили англичане во время своего присутствия. В пристройке жили слуги. Колонизаторы предусмотрели все до мелочей. Видишь, там, наверху, над вторым этажом, чердак. Там остатки мощного стационарного кондиционера. Холод по воздуховодам поступал во все помещения. Там же бак для воды, она остывает до более-менее нормальной температуры. Для душа. На кухне вода всегда горячая. После англичан лет двадцать здесь жили мои соотечественники. Они не столь избалованы комфортом. Ну и постепенно все пришло в запустение, хорошо хоть кондиционеры в комнатах работают. Да еще холодильники...
- А почему ты поселился здесь, а не в Адене, например? - спросила Хилария.
- Так получилось.
Он вспомнил месяцы занятий, тренировок, привязавшие к этому месту. А более всего, - прогулки с Дмитрием Николаевичем Вашковым.
- Самое главное, - не забывать смотреть под ноги. И вокруг.
- Конечно, здесь столько всяких кузнечиков и насекомых, - она осторожно перешла с асфальта обратно в холл, - Чтобы не наступить, да?
- Кузнечики, тараканчики, - все мелочь. Через час на асфальте около двери будут дежурить несколько скорпионов. Жутко опасны. Могут появиться и каракурты. Там, за стеной, - пустыня. И горы. С песком.
Хилария передернула плечами в отвращении.
- Я сюда ни ногой. И как ты тут живешь!
- Правильно. Если ночью выглянуть, эта лампочка горит, - показал он на выключатель у двери, - И видно, как асфальт шевелится. Тараканы, пауки; скачущие, прыгающие, разных мастей и привычек. Муравьи всяких размеров, ящерицы... А в воздухе - шорох, звон, жужжание. Единственно, на кого еще можно смотреть без содрогания и опаски, так это вороны. Они часто сюда прилетают. Однажды принесли и бросили мне под ноги серебряный медальон. Почерневший за годы в вороньих хранилищах. В подарок, наверное.
- Какой ужас! А это финиковая пальма?
- Да. Нижние ветки, видишь, пожелтели. Они отмирают, год за годом все выше. Осень взбирается по ней наверх, заставляя пальму тянуться к небу. Живая природа, там где она есть, тебе понравится. Здесь, знаешь, мирно сосуществуют три времени года - весна, лето и осень. На одном дереве могут постоянно и одновременно расцветать, распускаться и облетать цветы. Времена как бы перепрыгивают с цветка на цветок, с ветки на ветку.
- Зачем ты выбрал страну, где живность стремится тебя укусить, ужалить, отравить?
- Не знаю. Так получилось. Во всем виноват твой остров. Я расскажу после. А пока вернемся. С непривычки очень жарко.
- О, нисколько. Я легко переношу жару.
Николай обратил внимание на то, что кожа на руках и открытых плечах Хиларии совсем не тронута испариной. И вообще она выглядела так, будто здесь родилась и выросла. Удивительно, ему бы такую приспособляемость. Полгода понадобилось, чтобы привыкнуть. Они вернулись в холл, и Николай с помощью Хиларии принялся разбирать привезенные Полом коробки. В них оказалось продовольствие в роскошном ассортименте и напитки. В том числе пакеты со свежей рыбой и тушками кальмаров.
Николай заполнил большой холодильник в холле, оставшееся перенес в другой, поменьше, в комнате наверху. Он уже не удивлялся: Пол в роли заботливого ангела, все предвидящего и предусматривающего, - что может быть естественнее!
Вдвоем, обмениваясь короткими, ничего не значащами фразами, они приготовили завтрак и накрыли столик в холле. Николая тянуло ближе к Хиларии, но при прикосновении к ней обжигающая искра пронизывала его и отталкивала. Ладонь хранила прохладу ее руки...
Быстро спустились сумерки, южная ночь накрыла Салах-эд-Дин непроницаемым куполом. При свете настольной лампы, при мирном домашнем звуке кондиционера они сидели и молчали, не замечая часов.
Пока Николай не спохватился:
- Прости, Лари! - уменьшение ее имени до четырех звуков получилось само собой, - Ты ведь устала. Перелет, смена зон... Пойдем, я все осмотрю и покажу.
Деревянная лестница приветственно проскрипела изношенными ступеньками. Николай открыл двери двух комнат. Третья была приспособлена под склад.
- Выбирай. Любая из них - твоя.
- Как? Ты меня хочешь оставить один на один со скорпионами? Я ни за что не засну, я с ума сойду. Ведь в каждой комнате по две кровати... Нет, я с тобой, рядом...
Она в неподдельном испуге прислонилась к нему плечом, по-детски умоляющим взглядом посмотрела снизу вверх.
- Понял. Утверждается. Тогда сюда, где холодильник. Они знают, что я сплю здесь и не очень отваживаются заглядывать в эту комнату. Оружие всегда рядом.
Он потянулся к швабре в углу.
На принятие душа Хиларии понадобилась минута, - она вернулась с влажным еще лицом и со страхом в глазах.
- Там форточка и кто-то снаружи царапается. Я боюсь!
Он весело рассмеялся и подошел к ней.
- Это с непривычки. Первую ночь мне тоже было жутковато. Не бойся, я же рядом.
Он взял полотенце из ее рук и легким прикосновением осушил ее лицо.
Хилария спряталась под одеялом, оставив только нос.
«Какая же она маленькая и беспомощная, - удивился Тайменев, - И одна в такую дорогу, когда здесь столько творится всего... Нельзя ее отпускать от себя ни на шаг. И Пол, помнится, говорил на прощание о том же».
Он притушил лампу на тумбочке, разделяющей кровати, снял одежду и укрылся простыней. Затем нажал кнопку, выключил лампу. И тут же услышал испуганный шепот:
- Ник, включи!
«Сколько же ей лет? Она испугана, как маленькая девочка. Не стоило рассказывать о скорпионах, пауках и змеях. Что-то я совсем огрубел на орденской службе, как дикий рыцарь-крестоносец. Что теперь делать? А тут еще мое невоспитанное Я, тянется к ней, прямо сил нет».
- Ник, убери тумбочку и поставь свою кровать поближе к моей...
Николай поднялся, убрал тумбочку в сторону, передвинул кровать, включил верхний свет, осмотрел все углы и подкроватное пространство. Везде было чисто. Выключил свет и вошел в аутотренинг, чтобы сбросить напряжение и поскорее заснуть. Близкое дыхание Хиларии действовало как сильнейший раздражитель. Расслабиться никак не удавалось. Поняв наконец, что уснуть не получится, он тихо спросил:
- Лари, как ты?
- А я думала, ты уснул, а я так и умру в страхе одна. Сейчас расскажу...
Простыня невесомо поднялась и опустилась на мрамор пола. Теплые ладони коснулись его лица.
- У меня нет никакой силы воли... Я не могу без тебя ни одной минутки... Потому мне страшно. Я боюсь, что все мне снится, что завтра я снова останусь одна в ожидании твоего звонка. Разве ты не знал?
- Нет... Не знал... Не знал ничего. Себя не знал.
- А теперь знаешь?
- Теперь я тоже боюсь... Что это сон... А когда наступит утро, я возьму швабру, вымету нечисть и буду готовить себе завтрак. А на улице меня ждет машина, и надо ехать в пустыню, в горы. И непонятно, зачем.
Хилария проскользнула под его простыню, прильнула к нему всем телом, от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног. Если бы она захотела свернуться клубком, то смогла бы поместиться вся на его груди.
Руки ее обхватили его голову, губы коснулись закрытых глаз.
- Я когда увидела тебя впервые... Ты стоял у окна, мимо тебя летели лучи, но ни один до тебя не дотронулся. Это был плохой свет, и тебя он не коснулся. С той минуты ты всегда рядом со мной... А я?
- И ты... Просто у меня все не так получилось. Надо было возвращаться. А потом - новая работа. Я совсем запутался...
- Мы распутаем с тобой. Вдвоем. Так ведь? Или как?
«Все, - решил Тайменев, - Сейчас и навсегда мне ничего больше не надо. Только то, что есть. Я теряю себя без сожаления, с радостью. Впервые в жизни мне ничего не жаль. Пусть все летит в тартарары. Я хочу только стать Фаустом, остановить мгновение и обменять его на вечность».
Самое главное он видел сердцем: она испытывает то же самое, в тех же образах. И почти в тех же словах. Его ослабевшие было руки сомкнулись, Хилария вздрогнула и, прижавшись к нему что было силы, прильнула к его губам. Николай понял, что вот-вот потеряет сознание. Он никогда не думал, что от прилива счастья можно потерять сознание. В голове все закрутилось вихрем, и он не знал, через сколько секунд или минут стал вновь соображать.
Выходило, что не было в жизни у него женщины. Весь его опыт оказался самообманом, и не найти теперь в памяти ни имен, ни лиц.
Есть у него одна женщина, не было других и не будет других, будет только она. А если ее не будет, - не будет никого. И ничего. Без нее вселенная потеряет значение, исчезнет. Так же, как для нее без него. В этом мире они немыслимы в единственном числе, ибо не было его, числа единственного, оно получилось только сегодня от сложения двух малых чисел.
И отныне имеется для них мера любви, мера искренности, мера правды и откровения. Она - для него, он - для нее.
Тела их слились. У Николая снова закружилась голова. Он вдруг увидел, как самолет, взлетевший с аэродрома Таиса, падает вниз вместе с ним, пронизывая в падении скалы, горы, всю твердь земли.
- Что с тобой? - прошелестел вопрос в слитых губах.
Касаясь языком ее языка, вдыхая ее воздух, он ответил, с трудом находя слова:
- Не понимаю... Я куда-то падаю, и не могу остановиться.
- Не бойся, ведь я же с тобой. А ты со мной. Мы летим к нашим звездам.
Прижимая ее к себе как хрупкую драгоценность, он увидел две звезды. С сумасшедшей скоростью они сошли со своих мест на небосводе и неудержимо устремились друг к другу. Вселенная остановила ход своих часов, замерли созвездия, остолбенели туманности, лучи всех галактик потянулись к двум летящим звездам, а небеса Земли и иных миров потускнели и померкли.
Затмение мира не заметили только астрономы, ведь они ловят свет умерших времен. Но все живые сердца дрогнули, ощутив призыв вселенского счастья. И поспешили откликнуться, ибо промолчавший и отторгнувший его обрекался на небытие.
От Хиларии пахло парным молоком. Невообразимо близкий запах, идущий из дальних, дальних лет... Рука невольно протянулась к груди и сжала деревянный медальон на простом шнурке. Все, что осталось у него от матери, от той недостижимой жизни в деревянном домике...
Вздох Хиларии затмил память детства.
Самолет из Таиса беспрепятственно прошел центр Земли, сверкнул уходящей в ночь яркой чертой над той стороной глобуса, где-то около острова Пасхи. А Николай вдруг понял, что обрел потерянное в Хиларии, отдавшей ему себя. Только теперь он познал, что есть настоящая страсть.
Их звезды столкнулись в экстазе и родилась новая вселенная. Все что было замкнуто внутри их плоти, освободилось и соединилось в едином существе, бесплотном и бесконечном. Не было больше тел, и ничто им не мешало.
- Мы с тобой стали одной звездой...
- Да, - выдохнул он, прощаясь с прошлой жизнью.
Впереди ждала новорожденная вечность, торопиться было некуда, незачем, непочему.
Она с ним, как мать с ребенком: ни лишнего движения, ни слова чужого, ни вздоха, - она знала, как с ним быть, с самого рождения. А родились они в один день, просто годы считали по-разному, ему досталось больше, ей меньше.
Она коснулась губами его уха, и он услышал слова ее сердца:
- ...Положи меня, как печать, на сердце твое; как перстень, на руку твою; ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные; она - пламень весьма сильный...
Он услышал, узнал и отозвался. Песнь Песней... Мудрость Соломонова окутала их, отгородила от нечистоты внутренней, защитила от грязи человеческой. И что бы ни случилось впереди, не будет у них страха.
Ранний вечер второго дня они встретили в море. Тайменев лежал на спине и краем глаза следил за Хиларией, которая маленьким дельфинчиком резвилась рядом.
- Ник, тут такое теплое и мягкое море... Оно само тебя держит. У нас вода не такая густая...
Он улыбнулся глазами. Волна качала их, то поднимая, то опуская.
- А акулы здесь водятся?
- Водятся. Маленькие только. Как ты. «Лисички».
- Как я? - возмутилась Хилария, - Если я акула, то держись.
Она нырнула и, схватив его под водой за ногу, потянула в глубину.
- Я хочу на берег! - отфыркиваясь, закричал Николай, схватил ее на руки, прижал к груди, перевернулся на спину и поплыл.
Берег встретил незабываемым закатом, расцвеченным в ало-красные полоски небом. Пролетел в сторону Бомбоострова клин больших бесшумных птиц с красными светящимися крыльями и черными туловищами. Хилария, полуоткрыв в восхищении рот, расширенными глазами провожала их полет. Птицы исчезли.
- А за горой, Ник, домики, - она смотрела на Фукум, полускрытый надвинувшейся на море горой, частью тела спящего джинна.
- Прогуляемся? - предложил Николай, - Посмотришь, как живут люди у здешнего моря.
Обогнув мыс по обнажившимся мокрым камням, они вышли на песок, разделяющий океан и поселение рыбаков. Вспомнились прогулки с Вашковым, беседы с рыбаками, Ночь Могущества; именно в эту ночь у него созрело решение остаться в Ордене, что бы ни случилось.
- Я здесь часто бывал с учителем арабского. Пойдем? Вернемся домой поверху, по шоссе. Отсюда до коттеджа километра три.
Хилария с любопытством оглядывала людей и дома, сравнивая увиденное с жизнью островитян Рапа-Нуи. Контрасты ее интересовали, она задавала вопрос за вопросом. Рыбаки и их жены принимали ее за дочь Тайменева. Многие его узнавали. Один из рыбаков подошел ближе, пожал ему руку и пригласил во дворик своей хижины.
- Что он хочет? - спросила Хилария.
- Сделать подарок. Я ему сказал: если тебе понравится, возьмем.
Араб убрал две досточки, заменяющие калитку, они прошли за ним в тыл обитого фанерой и жестью жилища. На песке лежала громадная, не менее двух метров в длину, черепаха. Тяжелый панцирь продавил яму в песке, лапы-ласты беспомощно болтались в воздухе, она вертела по сторонам головой со слезящимися глазами.
- Что это? - остановилась в ужасе Хилария.
- Морская черепаха. Мировой деликатес. Они их не едят. А черепахи иногда попадают в сети и вместе с рыбой их вытаскивают на берег. Продают иностранцам. Вот эта может стоить до двадцати динаров. Целый капитал.
- Какой кошмар! Она же плачет! А нельзя вернуть ее обратно в море? Ведь если он ее дарит нам, мы можем с ней поступить как пожелаем.
Тайменев обменялся с хозяином черепахи несколькими фразами, они пожали друг другу руки и приложили их сомкнутыми к сердцу.
- Идем. Он выполнит твое пожелание ночью.
- Они тебя знают... Чем же ты занимаешься, Ник?
Она повисла на его руке, заглядывая снизу в глаза.
- Сейчас...
Он поднял ее на руки, она обняла его за шею, тихонько дыша в ухо, замерев как маленький зверек, нашедший друга-хозяина. Дойдя до рыбозавода, он поднялся наверх, вышел на дорогу, соединяющую завод с Салах-эд-Дином, остановился.
- Так бы и шла. Или ехала? Всю жизнь... Тебе не будет тяжело?
Николай счастливо рассмеялся.
- Мне не будет.
Он вспомнил ее вопрос о работе и помрачнел.
- Ты знаешь, чем занимается Пол?
- Да, немного. Дядя кое-что рассказывал.
- Я занимаюсь тем же. Конечно, я не такой профессионал, как он. И еще не знаю, приношу пользу или нет.
Хилария мягко высвободилась и встала на асфальт.
- Я знаю, что сделал Пол и его друзья для моего народа. Ты ведь был с ними...
- Моя работа - опасность, риск. Сегодня не знаешь, где будешь завтра, с кем встретишься, другом или врагом...
- Тебе нужна такая работа?
- Мне? Не знаю. Она нужна всем. На Земле сейчас такое творится... Кому-то надо... Ведь правда?
- Правда, - прошептала Хилария, опустив глаза в темный асфальт дороги, - Ты зовешь моего дядю Звездой. Хету-Звезда... Он мне и отец, и мать. Я ему доверяю во всем, - она вздохнула и сжала его руку, - Хету видит людей как-то по-своему, сразу. По цвету... Когда ты пришел к нему, он тебя сразу увидел. Тут еще и статуэтка... Я уже выучила несколько слов по-русски, - непоследовательно сказала она и проговорила, - Ты мой родной... Я правильно сказала?
Тайменев с радостью, разбавленной каплей грусти, ответил:
- Ты все делаешь правильно. Я буду у тебя учиться.
- Вот это здорово! - воскликнула она опять на русском почти без акцента, - Это значит, что я буду с тобой. Ведь и я тоже что-то могу, или как?
- Не или как! Конечно, ты можешь. Но посмотри на дорогу. Посмотри, что слева от нее, а что справа.
Хилария послушно покрутила головой. Картина слева, виденная уже с берега, предстала иной. Дома-хижины спускались по обрыву к песчаной полосе несколькими уступами. Сверху было видно, как в маленьких двориках копошились голые дети, женщины готовили еду на открытом огне.
Справа, в двух метрах от ленты асфальта, начиналось другое поселение людей.
- Ой, я и не заметила... Кладбище! Совсем близко.
- Да. Движение жизни идет снизу вверх. И никогда обратно. Только эта дорога отделяет временные жилища от постоянного пристанища. И если не знать смысла перехода дороги, то можно позволить себе все что угодно. Люди внизу не позволяют себе. Они живут по законам, не утвержденным парламентами. Живут не роскошно, но честно. И вот, кое-кто готов разрушить течение их жизни ради своих целей. Кто-то должен ведь помешать этому? Рядом со мной ты будешь всегда на краю... Мы с Полом идем по правому краю этой дороги.
- Я понимаю, - грустно сказала она, - Сказка сбывается только в детстве. Или только на время. Ну и пусть! Но я останусь с тобой. Дядя поймет меня. А ты не имеешь права меня прогнать. Ведь не имеешь?
- Имею право. Но не смогу. И не... Я вообще не знаю сейчас, что делать! - воскликнул он с отчаянием в голосе.
- Ты не беспокойся обо мне. Меня ведь здесь никто не знает, я никому не нужна. Ничего со мной не случится.
«Если бы это было так. Если бы, - произнес про себя Тайменев, - Если бы не действовал принцип Рудры и не было алого неба над Салах-эд-Дином по вечерам. И не пролетели бы черные птицы с красными крыльями…»
Три дня в Салах-эд-Дине прошли как три часа. Рыбная ловля на удочку, прогулки в море на лодке, обучение Хиларии плаванию в маске с трубкой, осмотр коралловых полей за третьим мысом, над которыми висели сотни пар бесстрашных каракатиц, переливающихся в солнечных лучах всеми цветами радуги.
Хиларию беспокоило поручение Хету. Тайменев догадывался, что оно не имеет для того никакого значения. Поручение, - лишь повод для ее прилета в Аден, для встречи с Николаем. Но сказать ей этого не мог. Потому он искал все новые развлечения, наивно надеясь, что она забудет о формальной цели приезда в Йемен или поймет правду сама.
Размышляя, как отменить задание Хету, он позвонил Фахри Ахмаду.
Тот не знал, где сейчас Пол.
- Где-то в районе Санаа, в горах.
Фахри сообщил, что до возвращения Брэйера в Аден ни Николай, ни Хилария не должны отлучаться из Салах-эд-Дина.
- Он о тебе заботится как о сыне, - хохотнул Фахри, - Но если Пол так сказал, надо выполнять. Обстановка сейчас потише, поспокойнее. Они, видимо, зашли в тупик и пересматривают направление поисков.
«Они» - это «Тангароа». Они не умеют разочаровываться, - подумал Тайменев, - Просто перенацеливаются. В любом случае он в таких условиях не имеет права на спонтанные действия. Надо ждать Пола».
После этого разговора, видя, что Хиларию уже тяготит безделье на берегу, в поселении, лишенном привычных атрибутов большого мира, предложил поездку на машине, присланной Фахри Ахмадом.
Единственным привлекательным и относительно безопасным маршрутом был участок дороги от Салах-эд-Дина до Адена. Николай нарисовал схему на песке, и Хилария согласилась.
Тайменев вел джип по извилистой ленте шоссе. Дорогу он успел неплохо изучить и теперь смотрел за поведением Хиларии. Встречное яркое солнце превратило ее глаза в узкие длинные щелочки, скрытые занавесями ресниц.
Временами между скалами справа открывался вид на зеркало Аденского залива, слева громады гор то приближались вплотную, то отдалялись песчаной каменистой полосой.
- Мне кажется, вот так же первобытно выглядел мой остров. Когда-то. Или нет?
Хилария поворачивала к нему лицо, широко раскрывая глаза, в которых от читал наслаждение поездкой и откровенную радость от здоровья и близости к нему. «Мой» она произносила с тем же выражением, что и Хету.
Он промолчал, пропуская встречный грузовик, выскочивший со скоростью более ста километров из-за крутого поворота. Правые колеса джипа прошуршали по гравию обочины, машину чуть не выбросило к подножию крутого холма. Водители-арабы не признавали безопасной езды в европейском значении. Правила дорожного движения для них если и существовали, но в сильно урезанном виде. Хилария, похоже, не поняла, что они избежали катастрофы, но заметила опасность.
- Ведь так не делают? Ник, ну скажи, ведь он не прав.
Дорога вынесла на широкое плато. По левую сторону открылся вид на ровные ряды надгробных плит, обнесенные низкой металлической оградой.
- Последняя обитель бывших хозяев этой земли. Но им еще повезло, их помнят. Британская корона не забывает своих. Видишь, все ухожено. А водитель, конечно, не прав.
Хилария посерьезнела, огоньки в глазах потухли. Она вспомнила погибших островитян Рапа-Нуи, от которых не осталось и могил.
Николай придавил педаль газа, джип рванул вперед, стрелка спидометра прыгнула к правому краю шкалы. Через несколько минут Хилария забыла и о встречном грузовике, и об английском кладбище. Перед ними расстилались две равнины, морская и песчаная, разделенные извилистой линией дороги. Еще поворот, и над песчаной равниной поднялись серебристые цилиндры хранилищ нефтеперегонного завода, единственного в стране.
Однажды, после одной из особенно тяжелых тренировок, он побывал тут со Скифом. То ли тот решил доставить Тайменеву удовольствие, то ли самому надоело неделями торчать на берегу у Фукума, вдали от нормальной жизни. На машине Скифа они подъехали к охранному периметру нефтезавода, и остановились рядом с удивительным заведением, оставленным людьми, нашедшими последний приют всего в двух километрах в стороне.
Небольшой тихий бар ему запомнился, он принес желанное расслабление и интересную беседу со Скифом.
Напротив стойки бармена три стола, сбитые из толстых досок, деревянные стулья. Дерево старое, потемневшее. Они заняли средний стол. Бармен обслуживал единственного клиента у стойки и успокаивающе кивнул новым гостям.
Хилария осматривалась. Рекламные плакаты на стенах, за спиной бармена набор пустых бутылок с яркими наклейками, на стойке аппарат для смешивания коктейлей, хромированный кран, подающий холодное пиво из бочки. Негромкая музыка, ощутимая прохлада.
Внимание привлекли две деревянные доски на стенах по обе стороны бара. Она поднялась и подошла к левой и громко прочитала фамилии, вырезанные английским шрифтом. Напротив каждой стоял год. Некоторые имена повторялись несколько раз. Это был список чемпионов по гольфу полувековой давности.
- Во времена правления английской администрации соревнования проводились ежегодно, - объяснил Николай.
- А как сейчас?
- Сейчас никак.
Он спросил у бармена о современном состоянии поля для гольфа, выслушал ответ и вернулся к Хиларии.
- Поле стало пустыней. Игра аристократов. А здесь осталось как было. Английские туристы знают и любят этот бар. Они и приносят основной доход. Было время, когда и мои соотечественники считали «гольф-клуб» своим. Все возвращается, но в ином виде. Бывшие хозяева сегодня туристы.
- А кто мы?
- Мы... По-разному. Тебя можно назвать туристом. Единственным в своем роде. Ты наверняка первая из своего народа здесь. Но бармен об этом не знает, ему и не надо. А я - и не турист, и не гость, и не местный...
Бармен поставил на стол два бокала с темно-красным коктейлем, две кружки холодного пива и две тарелки: одна с солеными орешками, другая с креветками. Он даже не спросил, чего желают гости, видимо, был уверен, что знает вкусы любого посетителя. Пивные кружки стояли на пластмассовых кружочках с наименованием заведения на английском: «Гольф-клуб».
Николай рассмеялся.
- Клуб... Удивительно! В стране непрерывных перемен уголок постоянства. От клуба осталась стойка и три стола, но клуб существует, хоть и без гольфа. Списки чемпионов - тени прошлого на деревянных скрижалях...
Хилария держала двумя руками пивную кружку и дула на пену.
- Ты знаешь, зачем мы здесь? - спросил он.
Она в ответ неопределенно покачала головой и хитренько улыбнулась. Пиво Хилария только попробовала, но коктейль ей понравился, и она с ним быстро расправилась. Николай заказал еще.
- Ник, тебе нравятся мои глаза? - коктейль заработал в голове Хиларии, - Ведь они такие узкие... Почему ты все время смотришь на меня?
- У тебя лучшие глаза в мире. Рапануйские.
- Что? Рапануйские? Как это?
- Это значит, - глаза центра Земли.
- О, Ник! Очень-очень давнее название моего острова переводится как «Глаз, который видит Небо и границу с Небом». И я тоже?
- Лари, в твоих глазах я вижу все. Кроме границ.
От близости горящих глаз Хиларии стало жарко, Николай расстегнул рубашку. Она смотрела ему на грудь.
- Ник, мы с тобой тысячу лет. А я не знаю, что за штуку ты носишь на груди. И рисунок...
Тайменев приподнял на руке медальон.
- И я не знаю, что это. И что за рисунок, тоже не знаю. Его мне передала мать. Когда мы прощались. И приказала всегда носить с собой. С тех пор я его не снимаю... Вот и все.
Хилария почти протрезвела.
- Я никогда столько не пила. Не знаю, что на меня нашло. Ник, здесь скучно. Пойдем куда-нибудь?
Он тоже ощутил, что больше здесь не может оставаться. Очарование гольф-клуба пропало: тени оставшихся в чужой земле чемпионов смотрели с темных досок слишком пристально и пытливо.
Они вышли и сели в машину. Вечер еще не начинался, домой не хотелось, и Николай предложил проехать к морю.
- Рядом так называемый английский пляж. Там веселее, без табличек-паноптикумов, люди ходят. И поесть можно неплохо. Вперед?
- Вперед! - согласилась Хилария, оживляясь.
Она встала ногами на сиденье, чтобы видеть море. Жаркий ветер взметнул ее розовую юбку. Она в смущении обхватила бедра руками и вернулась в кресло.
Николай поднял и закрепил брезентовый верх джипа, снял рубашку, - после прохлады бара показалось, что попал на третий полок русской бани. Никак он не мог привыкнуть к температурным контрастам юга Аравии. Удивительно, что Хилария чувствует себя в этом невыносимом климате совершенно комфортно. Абсолютно арабская девочка.
Дорога заняла пять минут. Они пересекли шоссе, свернули к морю, подъехали к летнему ресторану, и он поставил машину на песке рядом с открытой верандой. Неподалеку стояло несколько автомобилей.
Из динамиков рвалась аранжированная в современном западном ритме арабская музыка. Люди за пластмассовыми столами пили пиво, водку, виски, коньяк. День рабочий, местных отдыхающих не было. На песке у воды загорало несколько белокожих бездельников-иностранцев.
Море лениво и легко накатывалось на берег, они сели лицом к нему. К самой воде подкатил автобус, из него выпорхнула группа молодых женщин в черном с головы до ног. Скоре всего, студентки одного из вузов Адена. Не снимая своих монашеских платьев, они зашли по грудь в воду и принялись молча плескаться. Скоро омовение закончилось, одна за другой девушки вышли на берег и принялись отжимать одежду движениями ладоней по телу.
Хилария замерла в восхищении:
- Теперь я понимаю! Им и не надо открыто демонстрировать красоту. Ты поэтому выбрал работу здесь?
Николай без слов согласился, спорить было бессмысленно. Совершеннейшие черные статуэтки; все, как одна, - вершина человеческой архитектуры, гармония живых форм и линий. Все-таки общественное мнение, о котором как-то заметил Вашков, верно: вряд ли в другой стране можно встретить такое удивительное сочетание красоты и невозмутимой невинности. Студентки не обращали никакого внимания на застывших за столиками европейцев.
- Без одежды они бы выглядели не столь ослепительно, - позволил он себе замечание, - Пленяет тайна, а не ее разгадка. Но, - согласен, - девочки очень красивы.
Глаза Хиларии возмущенно сощурились, в ней заговорила ревность. Николай усмехнулся: «Вот оно, начало женской диктатуры. Личная собственность для нее самое главное. Даже твой взгляд должен принадлежать только ей». Как ни странно, мысль не доставила неудовольствия, предполагаемая потеря обычной свободы не огорчала. Как легко мы иногда меняем одни оковы на другие, отличающиеся только большей близостью загадочному внутреннему «Я». И похвалил себя: еще способен к самообороне, к сохранению того самого «Я».
Сгущался вечер. Берег опустел, и Хилария решилась на купание. Сверкнув глазами с не остывшим возмущением, она решительно скинула с себя все и, ощупывая пальцами ног песок, медленно вошла в воду. Тайменев завороженно следил на ней. Свежее очарование темнокожих красавиц улетучилось. Прекраснейшая нимфа, вдруг представшая перед ним, заняла сердце, в котором ей приготовлено место самим провидением. У Николая перехватило дух и он сел на песок, опершись спиной о горячий корд колеса.
Быстро стемнело. В море зажглись луна и звезды.
Она плескалась среди них: желтая луна ласкала ее, звезды оставляли на волосах и коже мерцающий блеск. Если б можно было, он сидел бы и смотрел до утра. И потом снова и снова. Вобрав в себя Луну и звезды, Хилария вышла на берег и подняла руки, прощаясь с морем. Тайменев встрепенулся: вот-вот ее тело оторвется от песка и устремится ввысь, чтобы зажечь еще одно созвездие.
Помешал ей рокот моторов на близком шоссе, разрушивший магическую связь с водой и небом. Хилария испуганно повернулась и бросилась к машине, прикрываясь руками. Николай обернул ее одеялом, поднял и посадил в кресло машины.
Через полминуты он стоял в свете фар двух полицейских «Харлеев», оборудованных таким обилием желтых, синих и красных мигалок и фонарей, отражателей и указателей, что мотоциклы казались самодвижущимися новогодними елками.
Тайменев рассчитывал на худшее и внимательно следил за каждым движением всех четверых. Предъявил документы, их с интересом рассмотрели и предложили сопровождение до Салах-эд-Дина. Итак, на этот раз обошлось, полицейские подлинные, отказываться от эскорта не было причин. Видимо, их предложение на чем-то основывалось. Или они хотели убедиться, что Тайменев действительно живет в Салах-эд-Дине; или на дорогах неспокойно.
Один «Харлей» впереди, другой позади, - так они и добрались до самого коттеджа. Тайменев открыл дверь, проводил в дом Хиларию и пригласил полицейских. Они вежливо отказались, поблагодарили и, пожелав спокойного отдыха, умчались в ночь, окутанные сиянием цветных огней.
На следующий день без предуведомления приехал Фахри Ахмад, извинился перед Хиларией и уединился с Николаем в одной из комнат наверху. Хилария занялась приготовлением обеда, чтобы достойно встретить «гостя нашего дома», как заявила она Николаю.
По словам Фахри, на севере вооруженная оппозиция «перешла в атаку».
Серия взрывов на раскопках рядом с остатками дворца царицы Савской, похищение ценных экспонатов, попытка покушения на президента, нападения на ряд посольств в Санаа... Фахри считал, что центр противостояния перемещается в северную часть страны. На побережье Аденского залива, в южных предгорьях, - затишье. Видимо, правильно будет перенацелить силы в район столицы. Но Пол молчит, а без его ведома он не имеет права. С Фахри связался Насыров, его вывод тот же, он требует немедленных действий.
- А как считает Николай Васильевич? - спросил Фахри.
Тайменев не имел определенного мнения, в голове еще не сложилась полная картина происходящего. Он безоговорочно доверял Полу, но и мнение Фахри не мог считать заведомо ошибочным. Потому ограничился замечанием:
- Думаю, надо немного подождать. Может быть, все станет яснее.
Снизу донесся звонкий голос Хиларии:
- Обед готов. Ник, приглашай гостя.
Фахри улыбнулся, согнав с лица озабоченную серьезность.
- Ты неплохо устроился. Прямо зависть берет. Отдохнуть бы у вас хоть день...
- Так в чем же дело? Мы с Лари будем рады.
Фахри только тяжело вздохнул и развел рукам. Обед прошел в оживленной болтовне. Говорили в основном Хилария и Фахри. Она задавала вопросы о стране и роли женщин. Плененный Хиларией Фахри отвечал серьезно и пространно, поражая ее законами шариата по женскому вопросу.
Наконец за кофе, когда Фахри в блаженстве задымил сигарой, она задала вопрос, который беспокоил ее больше всего:
- Фахри, как вы считаете, я могла бы съездить в Таис на день-два? Хочется увидеть ваши горы и дело сделать. Вы же знаете, у меня обязанности. Ник считает, что время для поездки еще не пришло. Но я не могу так долго бездельничать.
Она виновато-вопросительно посмотрела в глаза Тайменеву. Николай, расстроенный ее вопросом, только улыбнулся в ответ.
Ахмад задумался, закурил еще сигарету.
- Я попробую связаться с Полом. В любом случае моя машина завтра утром будет у вас. Доставлю пиво аденского разлива. Уверен, вы его еще не пробовали. Сделаете один глоток, - и все ваши иностранные баночки полетят на свалку.
День, ночь и утро после отъезда Фахри прошли как во сне. И все было бы как в сказке, если бы не беспокойство Тайменева. Нет, не имеет он права отпускать Хиларию. Самому с ней нельзя, рядом с ним безопасно только в Салах-эд-Дине. Фахри, конечно, организует охрану, гостиницу, сопровождение. Они многому научились за последние месяцы, потеряв несколько человек.
Таис не так уж и далеко, он может в любой момент отправиться туда. Если поторопиться, при необходимости, можно успеть за три часа. А вертолет с военной базы недалеко от Салах-эд-Дина доставит его туда менее чем за час. Одна из машин на постоянном дежурстве в интересах Ордена. Николай немного успокоился. А когда увидел, что за рулем прибывшей из Адена машины Замбан, пришел в хорошее настроение. На заднем сидении расположились еще двое, из аденской резидентуры.
Получив разрешение Николая, Хилария оживилась, быстренько переоделась и собрала сумочку.
- Ты не скучай, Ник. Через два дня я приеду. Мне только договориться с турфирмами. В Санаа я не поеду. После Таиса еще в Аден и все. Дядя будет доволен.
Она встала на цыпочки, потянулась к нему. Николай обхватил ладонями ее талию, - пальцы почти сомкнулись, - и приподнял. Она обвила его шею и шепнула, касаясь дыханием его губ:
- Ты такой большой и сильный. Как памятник. А я такая маленькая... У меня все маленькое. Но все равно...
- Что все равно? - спросил Николай, стараясь не рассмеяться и не показать вдруг накатившей тоски.
- Все равно тебе повезло... Если бы я родилась мужчиной, то хотела бы быть тобой.
- Это почему?
- Потому что такой как я ты никогда больше не встретишь. Даже если тысячу лет проживешь.
- О чем ты говоришь, Лари! Все у нас будет хорошо, ты же знаешь.
- Знаю...
Тень предчувствия, страх за нее, такой беззащитной среди равнодушных горных громад, полных затаенной угрозы... Но нельзя же ее насильно удерживать рядом. Фахри все сделает как положено. И откуда у нее такое отношение к поручениям? Как у хорошего солдата к распоряжениям генерала. Как она сказала, «памятник»?
- Лари, если я памятник, то чей?
- Мой! Ты создан только для меня. А теперь отпусти. Еще секунда, и я не смогу никуда уехать.
Соскользнув с его груди, она побежала к машине, остановилась на полпути, спросила:
- Как говорят в России в таких случаях? Пока?
Николай кивнул.
- Пока! Пока...
Ослепительная ободряющая улыбка Замбана, сдержанное урчание стопятидесятисильного двигателя, ее тепло на его грудных мышцах...
«Такой как я, ты никогда больше не встретишь…»