Валерий Сабитов принципрудр ы

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   22
Книга Иова.


Тайменев, лежа на подушках, как попало разбросанных по полу гостиной, вполуха слушал Уильяма Фрея. Он никак не мог освободиться от наваждения и сейчас пытался вскрыть его причины. Во всех подробностях оживали неповторимые впечатления от первой поездки в горы, требующие осмысления и разгадки.

...После четырехмесячного пребывания в Салах-эд-Дине с редкими выездами в Аден Николай приступил к практическому изучению ареала работы. Решено было начать с севера. Контрасты шоссейной дороги Аден-Санаа... Как только машина вошла в горную стихию, Тайменев всеми чувствами разом испытал потрясение. Но не понял, в чем его смысл. Только на привале близ обнаженных скал он смог приблизиться к постижению самого себя.

Обоняние заговорило первым. Запах гор, смешанный с разогретыми испарениями асфальта, не был похож ни на что из прежней жизни. И все-таки запах хранился в памяти, был болезненно своим...

Взгляд неудержимо тянулся к стенам домов, сложенным из серых камней. Стройные горянки, закутанные в черное, с кувшинами на плечах спускались к скрытым родникам и так же легко поднимались обратно в каменные жилища. Кувшины очертаниями походили на женские фигурки, женщины были подобны узкогорлым изящным кувшинам. «Место твое рядом с ними», - говорили Николаю его глаза.

Пальцы ног, погруженные в придорожную пыль, не желали отрываться от земли, требуя отказаться от транспорта и идти пешком хоть до границы с Саудовской Аравией.

Обострившийся слух ловил звуки, нисходящие с отдаленных вершин, поднимающиеся из спрятанных в горах долин. И были они ему знакомы ближе, чем шум автомобильного двигателя, чем шорох прибоя.

Белый хлеб, козий сыр, горячее сладкое молоко из термоса водителя окончательно отделили его от ставшего чужим прежнего мира. Остро потянуло вперед, в горы, будто кто-то его там ждал. Или что-то.

Допивая тогда третью подряд чашку молока, он подумал об ощущении близкого родства с горным Йеменом. На берегу моря, в пустыне, в Адене ничего такого не происходило. Да не было ничего подобного с ним нигде и никогда раньше! Опьяняющее чувство по мере приближения к городу Таис усиливалось. Вот если бы он здесь жил ранее и после долгого отсутствия возвращался в свой единственный родной дом... Вот тогда можно было понять то, что творилось у него в сердце.

Прибыв впервые в Таис, Николай не нашел ничего лучшего, как объяснить происходящее с ним памятью души. Ведь если истинное Я на самом деле вечно, то не исключено, что Тайменев тысячу лет назад жил в этих горах, только в другом теле и под другим именем. Древняя память вдруг пробудилась, отбросила оковы последующих жизненных наслоений.

И сейчас, лениво вслушиваясь в торопливую экспансивную речь курьера, Николай с ощутимой тоской вглядывался в видимые через окно крутые горные склоны, местами укрытые сползающими зелеными лентами кактусов. Вся растительность: кактусы да редкие травяные островки. Что же его так притягивает?

- ...Таис, - южные ворота северного Йем... Я здесь не первый раз, и мне нрав... Инструкции я вам передал. На словах велено добавить. Он где-то в ваших краях... Лицо круглое, пухлое, губы толстые, глаза маленькие. Много пьет, но не пья... Толстые устойчивы к ядам. У меня еще несколько встреч в Таисе, затем в Аден и Хадрамаут. Сеть растет, приходится... Считают, что он двойной агент. Имени узнать не удало...

Фрей морщился от удовольствия, - ему нравились местные бананы, - очищая плод от кожуры. Но лицо его не теряло постоянного выражения младенческой безмятежности.

- Кажется, все. Я побежал. Вернусь поздно. Приятного ужина. Жаль...

Он оглядел расставленные по полу блюда, облизнулся, проглотил слюну и через мгновение исчез за дверью. Стремительность Фрея отвлекла от самоанализа, Тайменев вдумался в слова курьера и озабоченно нахмурился. Итак, среди них шпион «Тангароа». Неполный словесный портрет, - все, что о нем известно. Веселое круглое лицо, губы толстые, глазки маленькие... Ничего определенного, таких много. И тем не менее кажется, что человек чем-то знакомый. Но где он его мог видеть? Да, действует очарование гор, все делается близким, связанным с прошлым...

Сколько же лет Фрею? По внешнему виду и поведению никак не больше двадцати. Переполнен здоровьем, юношеской энергий, романтикой неординарной работы. Ему доверяют в Высшем Совете. Видимо, не зря.

Близился вечер. Опять будет дождь, проливной и теплый. Дождь принесет прохладу. Он так привык к сорока в тени, что при плюс двадцати мерзнет. Все равно приятно после знойного юга отдохнуть в горах. Впереди двое суток вынужденного безделья, пока определится новое направление.

Тайменев вышел на балкон, открывающий вид с высоты третьего этажа на центральную улицу города. Слева перекресток с регулировщиком, угол на дальней стороне занят шестиэтажным отелем. По виду повыше классом, чем его гостиница. Но удобства в городе везде одни и те же. Дома двух и трехэтажные, выкрашенные в желтый и коричневый цвета. Окна застеклены. На улицах оживленное движение машин и пешеходов, пестрота красок.

Трехэтажный особняк напротив, окруженный металлической оградой, поражал запущенностью. Вчера вечером там светилось окно на первом этаже. Скорее всего хозяева в отъезде, оставили прислугу для присмотра. А она бездельничает.

Есть приготовленные загодя фрукты и холодное мясо с белым хлебом расхотелось, и Николай решил прогуляться. Спустился по деревянной скрипучей лестнице, кивнул администратору, проводившему постояльца равнодушным взглядом, от выхода повернул налево. Дошел до перекрестка, посмотрел минуту на марионеточные жесты регулировщика. Где-то слева на этой улочке, упоминал Фрей, приютилась скромная закусочная, ориентированная на сограждан. Шашлыки из баранины, горячие лепешки, острейший соус, - то, что сейчас надо.

Сидя за столиком, выдвинутым на тротуар, Тайменев с аппетитом наполнял желудок приятной тому едой и, не обращая внимания на огибающих столик прохожих, размышлял о новых возможностях, предоставленных ему Советом. Еще ничего не сделано, а он уже «пошел на повышение». Дано право действовать самостоятельно, не ставя в известность Фахри Ахмада. Фрей привез документ, обеспечивающий в случае нужды дипломатическую неприкосновенность. С этого дня он свободный агент с неограниченными полномочиями. Единственное, что от него требуют обязательно: усилить интерес к суфизму, и прежде всего к неофициальному. Множить контакты, просеивать их через сито интуиции. Об этом он и сам думал, других путей нет. Искать крупинку золота в бочке с песком! Они считают, выход на цель где-то в районе Таиса. А в районе Таиса сплошь и рядом горы да долины. Бездорожье. Ноги собьешь, пока встретишь кого-нибудь. «Южные ворота северного Йемена». Почему Фрей проглатывает окончания фраз? Несовпадение скоростей мышления и его словесного выражения?

Зря ты, Тайменев, ешь хлеб. Да еще и с шашлычком. Почти полгода прошло, а ясности не прибавилось. А Уильям молодец, арабским владеет в совершенстве. Неужели и мыслит на этом языке? Ведь ни разу не сбился. А Николаю приходится делать в уме перевод. Причем двойной: и для понимания собеседников, и для оформления своих слов. Мысль облечена в русские словеса, язык и ухо настроены на арабский...


Последние трое суток Тайменев встречался с Фреем только ночами. Утром тот поднимался до рассвета, успевал за десяток минут умыться, позавтракать, одеться, бросал на ходу несколько полупроглоченных фраз и исчезал. Приходил оживленный, будил Николая и делился впечатлениями, не упоминая о работе.

Этой ночью он явился совсем поздно и выглядел еще более возбужденным.

- Николай, такой девушки я не встречал! И не встречу больше. Она единственная во всей вселенной. Ну что у меня за служба, а? Какие глаза! Она молчит, а я ее понимаю...

- Как ее зовут? - улыбнулся Тайменев юношеской непосредственности, - И где ты обнаружил свое сокровище?

Уильям смутился, румянец разлился по нежным щекам. Помассировал ладонями виски и заявил:

- Я ее зову Файдой. Она молчит... Имя всплыло само собой, она не... Тут рядом, я покажу, можно с балкона. Что-то голова последние дни... Странно...

Николай набросил на себя одеяло и они вышли на балкон.

- Тебе, Уильям, выспаться надо. Голова и пройдет, - сказал Тайменев, заметив в глазах Фрея скрытое страдание.

Тот кивком указал на дом напротив. Тот самый особняк, который Тайменев счел нежилым. Светилось окно на первом этаже, то же, что и раньше. Горят свечи, определил Николай.

- Она там живет? - удивился Тайменев, - Как же ты с ней познакомился?

- Случайность, - мать... - улыбнулся Фрей, но не так беззаботно, как еще вчера, - Вот так стою, - и вижу огонь. Сбежал вниз... Забор... Окно открыто, она стоит и смотрит. Вот и все. Я ей сказал, где живу, показал балкончик, оттуда видно, - он вопросительно глянул на Тайменева, - Мы же на легальном положении.

Фрей обхватил голову руками, чуть слышно застонал.

- Мигрень... Ничего, главное, я ее нашел... Что думать о завтра? Завтра мне в путь. Я же вернусь. Ведь верно?

- Обязательно, - ответил Николай, - Обязательно вернешься. У тебя все впереди.

Фрей задумчиво произнес, глядя на освещенное окно внизу:

- Проклятая голова! Давит все сильнее. Никогда раньше! Ты прав, мне надо отдохнуть. Буду спать, пока не высплюсь.

Они вернулись в комнату, Фрей прошел в свою спальню. Через минуту Тайменев услышал его голос, приглашающий войти. Уильям лежал на неразостланной кровати, держа в руках толстый альбом для эскизов.

- Моя маленькая тайна. Хотел показать, да было некогда. Я перед сном занимаюсь... Скажите завтра, понравилось или нет.

Он протянул альбом Николаю.

До рассвета оставалось менее двух часов, а утром встреча. Ложиться спать не имело смысла. Иначе наутро голова будет гудеть, как у Фрея. Тайменев решил заняться альбомом. И с первого листа понял: мальчик-курьер настоящий талант, родился художником. Вот чем ему надо заниматься, а не романтикой секретной войны. Надо бы поговорить с Брэйером...

Перелистывая альбом, Николай сразу узнал молчаливую красавицу, очаровавшую Уильяма. Несколько эскизов мягким карандашом, все разные. Файда... Фрей назвал ее сам, как называют домашних кошек. Да, тут есть чем очароваться, классическая арабская красота, больше нигде в мире не встретишь. Чем-то похоже на полускрытые лица на упаковках арабских духов, выпускаемых в Англии. Духи различного названия и назначения: подруге, любовнице, жене... На каждой картинке свое выражение глаз.

Если собрать все рисунки Фрея, то получается, что Файда едина в трех лицах. Флюиды обольщения истекают даже с бумаги. Вот мальчик и не устоял. Чтобы получить иммунитет против любовной болезни, надо переболеть. Жаль Уильяма.

Тайменев вышел на балкон. Окно не светилось, весь особняк погружен в темноту.


...Утро началось не так, как планировали Тайменев и Фрей.

Николай приготовил завтрак на двоих, прошел в комнату Уильяма и услышал приглушенные сдавленные стоны. Курьер лежал без сознания, обильный пот заливал лицо. Тайменев коснулся ладонью лба и ощутил сильный жар. Пульс лихорадочный, аритмичный.

Не выдержал юный организм бессонных ночей, перепадов температуры. Может, и под дождь попал. Вот и простудился, решил Николай Васильевич. Дошел до кризиса, теперь ему нужна скорая медицинская помощь. Как бы не острая пневмония в запущенном варианте! Немедленно вызывать врача! Как у них тут с этим? Он спустился на первый этаж к дежурному, где находился единственный телефон; тот, узнав, в чем дело, посоветовал не надеяться на звонок, можно и день прождать напрасно. Лучше остановить машину и самому доставить больного в одну из двух городских больниц.

Тайменев вернулся в номер, спрятал альбом под одеяло своей кровати, документы Фрея положил себе в сумку, закутал трясущегося в ознобе больного в одеяло, взял его на руки и вышел на улицу. Фрей что-то бормотал, мешая арабские и английские слова. Чаще других повторялось имя Файда. Если он и здоровый в спешке не заканчивал предложений, то теперь его понять было вовсе невозможно.

«Вот до чего доводит любовь, - с состраданием глядя в бессмысленные побелевшие глаза Уильяма, думал Николай, - Надо бы взяться за него после выздоровления, помочь обрести свой ритм жизни, без сутолоки внутри и снаружи».

С трудом поместившись с больным в кабину фургона, развозившего утренний хлеб, Тайменев вручил водителю бумажку в пять динаров, и тот, пораженный щедростью, в несколько минут домчал прямо к дверям приемного отделения.

Дежурный врач, - седой важный араб с умными глазами, - измерил температуру, пульс, записал показания, уточнил имя и адрес больного, и рекомендовал Николаю подождать результатов экспресс-анализа крови.

Тайменева самого интересовал диагноз, от которого зависело, сколько проболеет Фрей. Хорошо день-три, ведь организм здоровый. А если больше? Тогда придется связываться с руководством, чтобы там переадресовали задачи Фрея. То-то расстроится горе-любовник.

Слова врача он воспринял как грозу с ливнем над Салах-эд-Дином: столь же неожиданно и невероятно!

- У больного практически нет шансов... Я вызвал коллег, но.., - во внешности доктора профессиональное самоуважение уступило место растерянности, проявилась склеротическая сеть на щеках, - Анализ крови показал смертельную концентрацию яда неизвестного происхождения. Мы сделаем все возможное: переливание, стимуляция сердца, принудительное дыхание... Но отрава проникла слишком глубоко в клеточные структуры. Почему вы не привезли его раньше? Еще вчера можно было надеяться.

- Еще вчера? - ошеломленно спросил Тайменев, - Но еще вчера он был здоров. Правда, жаловался на головную боль. И все. Мы решили, - от усталости и недосыпания. Все было как обычно... Я буду ждать здесь, - твердо закончил он.

- Хорошо, - согласился врач.

Он блеснул стеклами очков и скрылся за белой дверью. Вскоре, не замечая застывшего у двери Тайменева, в процедурную прошли еще двое в белых халатах. Обостренный слух ловил приглушенный металлический стук; видно, в ход пошли хирургические инструменты.

Ждать пришлось недолго. Через полчаса вышел знакомый врач и устало сказал:

- Все. Можете приглашать родственников. Мы бессильны. Не повезло мальчику. Совсем еще молодой. С таким организмом мог бы сто лет прожить без болезней.

Николай не мог поверить в случившееся. Поняв его, врач жестом пригласил следовать за собой.

...Неузнаваемое, почерневшее лицо Фрея, с несколькими бледными круглыми пятнышками...

«Как же так?»

Доктор взял его за руку и провел в кабинет.

- Посмотрите сами, - он протянул листок с анализами, - Я в свое время окончил медицинскую академию в вашей северной столице. Да-да, я вижу, что вы русский. Только русские реагируют так на смерть чужих людей. Практику проходил также в вашей стране. И здесь долгое время мы работали под руководством профессора Петрова. Тогда это была лучшая терапевтическая школа.

Убедив Тайменева в своей компетентности и невольно указав ему на необходимость самоконтроля, врач спросил, сможет ли русский господин исполнить все формальности. Ответив, что все будет сделано сегодня же, Николай сказал «до свидания», вернулся в гостиничный номер и связался по сотовому телефону с Фахри Ахмадом. Тот согласился с предложением Николая поручить формальности последнего ритуала одному из агентов Ахмада в Таисе, назвал имя и заверил, что сообщит о происшедшем в Совет Фирмы тотчас.

Тайменев вызвал из памяти список местной агентуры, определил по имени адрес, и через час стоял у глинобитного непобеленного домика на тихой улочке на окраине города. На стук вышел крайне серьезный араб лет тридцати, выслушал, посмотрел удостоверение и пригласил войти. Домик состоял из единственной комнаты с земляным полом. Низкая деревянная кровать, два стула, кухонный столик: вся обстановка. Хозяин предложил воды и виноград, но Николай отказался.

Агент заверил, что немедленно организует все необходимое и попросил посетить его вечером. Тогда у них будет время побеседовать. Обстоятельства смерти, сказал он, требуют расследования, в котором господину Тайменеву нет нужды принимать участие. У них в Таисе достаточно сил и средств. Но Тайменеву надо хорошенько осмотреть номер и личные вещи погибшего, вдруг что-то и найдется. Не сам же он принял яд.

Несколько удивленный тем, что у обладателя столь убогого жилища есть средства на расследование, Тайменев попрощался до вечера. Конечно, в деле раскрытия преступления он бесполезен, не знает ни обстановки, ни связей Фрея в городе. Единственная его зацепка, - Файда. Но что она может прояснить? Откуда ей, не выходящей из комнаты, знать о том, где бывал Фрей? Уильям хоть и молод, лишнего не скажет. Но посетить Файду не помешает.

...Электрический звонок молчал, на стук в дверь ограды никто не отозвался. Все то же впечатление нежилого дома. Придется пойти путем Фрея, решил Тайменев. Преодолев в удобном месте забор так, чтобы никто с улицы не заметил, он нашел нужное окно. Действительно, отсюда хорошо просматривается третий этаж гостиницы и балкон его номера.

Оконные рамы не закрыты, Николай осторожно отодвинул штору и заглянул внутрь. Тихо, в полусумраке никого и ничего не видно. Подтянувшись, он перебросил тело в комнату и присел под подоконником, готовый к любой неожиданности. Как только глаза освоились со слабым освещением, он обошел пустую комнату, заглянул в соседние. Дом был абсолютно пуст, не стоило и проверять другие этажи. Всюду характерный запах заброшенности.

Только в комнате, где обитала красавица, не выветрился аромат женской парфюмерии, сложный и запутанный до приторности. Но, возможно, напрягшийся мозг Тайменева преувеличивает сигналы рецепторов обоняния.

Файда покинула убежище совсем недавно. Этой ночью Тайменев не видел света в окне. Значит, не позже как ранним утром, в те часы, когда очарованный Фрей шептал в бреду ее имя, кто-то помог ей незаметно исчезнуть. Почему и куда? Это дело людей Фахри Ахмада, Файду желательно найти и допросить. Не исключено, ей что-то да известно. Не немая же она, пусть и молчала с Фреем. Мальчику было достаточно того, что она обращалась к нему глазами, губами, руками, дыханием.

Тайменев неслышно вздохнул и тем же путем вернулся на улицу. Посмотреть все в гостинице и пора на встречу!

Кроме легальных документов на имя Джона Форрестера, представителя северо-американской торговой компании, имеющей интересы в Аравии, и водительских прав, у Фрея ничего не было. Если не считать альбома, который Тайменев решил оставить у себя.

Сидя на кровати и рассматривая рисунки, - единственные оставшиеся на Земле материальные свидетельства пребывания на ней души Фрея, - Тайменев подивился тонкости жизненной нити человека. Только вчера он привычно спешил, хотел успеть все: и дело сделать, и на свидание не опоздать, и свежие чувства запечатлеть на ватмане. Сегодня его ничто не заботит. Был мальчик с божьим даром; теперь ни мальчика, ни дара. И зачем только его пустили в эту опасную квазиромантику! Ух лучше бы заставили поступить в академию художеств. Наверное, и заставили бы, если б предвидели этот день. Но кто может заглянуть в будущее после Соломона?

Хозяин глинобитного домика встретил его печальным взглядом.

- Мы все сделали по нашему обряду. Я знал его, мы встречались три дня назад, в другом месте, не здесь. Он знал арабский не хуже араба. Очень молодой и очень способный человек. Родных у него нет, мы заменили их в последние минуты. Да простит его Аллах...

Тайменев устроился в углу комнаты на подушке, опершись плечами на две стены. Говорить не хотелось, и он слушал. Хозяин вышел и вернулся с подносом: кофе, молочник, сладости.

- Вижу, вы сегодня ничего не ели. Прошу, силы вам понадобятся... Мы беседовали с врачами. Смерть нашего друга не случайность. Вокруг таких событий время вращается быстро, следы уходят... Не будем сегодня о больших делах, в них нет срочности. Наш первый долг, - отыскать убийцу. Наши люди занимаются, - взмах руки в сторону улицы, - Но надежды мало.

Он сощурил глаза, налил кофе в чашку.

- Я родился и провел молодость в Индонезии. На том острове, где я жил, есть способ, позволяющий узнать ответ на любой вопрос. Им нельзя пользоваться часто, но случай как раз тот. Согласен ли господин Тайменев?

«Он желает узнать, что случилось с Фреем, - понял Николай Васильевич, - Какой-нибудь колдовской обряд. Пусть... Хоть какое-то продвижение. Видимость дела. До утра все равно ничего нового не будет. И заснуть не удастся».

Он кивнул в знак согласия. Араб хлопнул в ладоши, в комнату вошел мальчик лет шести.

- Мы будем использовать народный обычай вызова духов. В огненном мире джиннов известно все, что делается среди людей. В Индонезии обычай запрещен государством. Там многие считают, что на вызов являются не джинны, и даже не духи людей, а шайтан, нечистая сила. В Йемене нет запрета, и мы не преступим закон.

Он осмотрел комнату, поднялся, взял одну из подушек, положил в центре пола, вернулся к Тайменеву.

- Духам понятна любая речь, они отвечают на языке вопроса. В моей семье обычай практиковался. Мы, дети, увлекались им как игрой. Потому я хорошо помню. После происшествия с моим младшим братом отец наш тоже запретил это в семье. Случилось так, что явившийся дух отказался уйти сам и потребовал отнести его на кладбище. Что и было сделано братом: ведь держащий корзину полностью подчинен пришедшему на вызов джинну. После брат тяжело заболел. Сейчас все увидите и поймете.

Он коротко приказал мальчику:

- Принеси.

Затем наполнил чашку Тайменева горячим кофе, долил молока и глазами повторил просьбу подкрепиться.

- Официальный запрет основывается на двух причинах. Дело в том, что духи, зная ответы на все вопросы, могут сообщить день и час смерти любого человека. Такие сведения приводят к психическим нарушениям. Вторая, - в процедуре обязательно участие ребенка, то есть человека безгрешного, с чистым сердцем. Нашим проводником в огненный мир будет мой племянник. Ему джинн обязательно ответит, такой у них закон.

Племянник вернулся с деревянной конструкцией: в большой плетеной корзине вертикально укреплена громадная деревянная ложка с нарисованными на ней глазами, носом и ртом; к середине черенка ложки привязана веревкой перекладина; к получившемуся кресту с изображением наверху головы присоединена поперек деревянная палка с закрепленным на ее конце кусочком мела. Рядом, - небольшая грифельная доска.

Мальчик сел на пол, скрестил ноги. Дядя поставил корзину ему на колени, лицом к лицу с физиономией на ложке, так чтобы мел находился на противоположной стороне. Племянник крепко обхватил корзину руками, прижал к груди и закрыл глаза.

- Вопросы будет задавать мой племянник, он знает что и как спросить. Все, что надо, я ему сказал. Вначале дух займет место в корзине, затем напишет мелом ответ на доске. Вы увидите, когда явится дух: корзина потяжелеет, да и племянник среагирует. Вам шевелиться не надо, только смотрите. Ответ будет дан на арабском, племянник не знает другого языка. Но если захотите, мы научим его задать вопрос на английском или русском, тогда на нем будет и ответ написан.

Тайменев отказался, считая опыт данью языческим традициям индонезийцев. Как можно всерьез относиться к таким вещам?

Мальчик побледневшими губами прошептал формулу вызова. Дрогнуло его тельце, колени приблизились к полу под отяжелевшей вдруг корзиной. Не обман, конечно, нет. А результат самовнушения, вызванного верой в истинность обычая.

Следующую фразу, произнесенную мальчиком, Тайменев расслышал хорошо:

«Почему погиб человек по имени Уильям Фрей, отравленный ядом?»

Шевельнулся крест, задвигалась поперечина с кусочком мела, мел коснулся доски. Хозяин дома крепко ухватил доску, по ней застучал мелок. Подчиняясь движениям хилой деревянной конструкции, кусочек мела начертал довольно уверенно две торопливые строчки арабского письма.

Даже если шестилетний ребенок научен грамоте до такой степени (что маловероятно), держать корзину и управлять мелком, дрожащим на палочке, привязанной к кресту в одном только месте, причем мелок почти в метре перед лицом, - задачка не простая и для взрослого.

Тайменев не отрываясь смотрел на мальчика: лицо бледное, застывшее, глаза закрыты, руки судорожно сомкнуты вокруг корзины, тело одеревяневшее. Непростое испытание!

- Обычай называется «Жаланкон Жалансе». Что это значит, уже и не помню. Я унесу племянника в постель, он устал, а дух покинул корзину. Когда вернусь, прочитаем написанное.


Оракул из мира джиннов вывел загадочную фразу в две строчки. Выдумать ее самостоятельно Тайменев не смог бы.


«Судьба переменчива как женщина,

женщина слепа и коварна как судьба».


Вот что провозгласил безымянный джинн.

Несмотря на предопределенный скептицизм, завершающая часть процедуры и ее окончание ошеломили Николая. Атмосфера опыта подействовала и на него, изменив направление мыслей.

«А что, если Фрей принял удар, направленный на меня? - с ужасом предположил Тайменев, - Ну кому нужна смерть юноши, бессмысленная, бесполезная для врага? Но тогда смерть связана с Файдой. Ее непонятное исчезновение... Нет, не может быть!»

«Отставить!» - сказал себя Николай Васильевич. Дикий первобытный обряд на кого хочешь подействует. В нем что-то есть, безусловно. Будит какие-то структуры в мозге. Отсюда и чувство вины, опасное и лишнее. И в чем виновата молодая красивая женщина? Лишь в том, что оказалась на пути неискушенного Фрея. А что было бы, окажись на месте Фрея он? Тайменев вспомнил все ее лица из альбома. Опасная красота, способная покорить и холодного старца. Нет, на убийство она не способна!