Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 ... 45

Опыт, кн. IV, гл. 7, § 42 '

==383

дить таких крайних скептиков являются общие максимы и принципы разума.

Ответ. Ни в указанном параграфе, ни в указанной главе я не нахожу, чтобы я утверждал, «что моей первой целью является доказать, что эти общие максимы» (т. е. те, которые Ваша милость называет общими принципами разума) не прибавляют ничего к очевидности и достоверности познания вообще; ибо именно так должны пониматься эти слова, чтобы привести к последствиям, в которых Ваша милость их обвиняет, а именно «что они опрокидывают все то, что считалось наукой и доказательством, и закладывают основы скептицизма».

О том, какую цель преследую я в указанном месте, свидетельствуют следующие слова из предшествующего параграфа: «Рассмотрим, далее, является ли эта самоочевидность особенностью только тех предложений, которые обыкновенно носят название «максим» и обладают признанной за ними значимостью аксиом. Ясно, что и разные другие истины, не признаваемые за аксиомы, в такой же степени самоочевидны» *. Это показывает, что моей целью было выявить существование истин, которые не называются максимами, но которые столь же самоочевидны, как и те, которые носят название максим. В соответствии с этой целью я и утверждаю, «что рассмотрение указанных аксиом» (т. е. «все, что есть, есть» и «одна и та же вещь не может быть и не быть»), «ничего не может прибавить к очевидности и достоверности ее (т. е. души) познания» ** (т. е. к истинности более частных положений, утверждающих тождество). Таковы мои слова в указанном месте, и я отсылаю читателя к § 4, чтобы он убедился, что смысл этих слов соответствует тем оговоркам, которые присоединены к ним в скобках. Читатель увидит тогда, что все, что я утверждаю, сводится всего лишь к нижеследующим словам в конце параграфа: «И я апеллирую к уму каждого, разве предложение «круг есть круг» не является столь же самоочевидным, как состоящее из более общих терминов предложение «все, что есть, есть», и разве предложение «синее не есть красное» не является столь же несомненным для ума (как только будут поняты слова), как и аксиома «невозможно, чтобы одна и та же вещь была и не была»? Точно так же обстоит дело и со всеми подобными предложе-

Опыт, кн. IV гл. 7, § 3. ** Там же, § 4.

==384

ниями» ⁶⁶. И вот я спрашиваю Вашу милость, утверждаете ли Вы, «что это опрокидывает все то, что считалось наукой и доказательством, и должно заложить основу скептицизма?». Если да, то я попросил бы Вас доказать это; если нет, то я попросил бы Вас подумать над тем, насколько честно был передан смысл моих слов.

Но допустим, что смысл моих слов был передан Вами верно и что малая польза или опасность, которую я там приписываю применению определенных максим, предполагались бы для всех принципов разума вообще в том смысле, в каком Вы их понимаете; какое бы это имело значение, милорд, для обсуждаемого вопроса? Ваша милость предпринимает попытку доказать, что Ваш способ достижения достоверности посредством разума отличен от моего способа достижения достоверности посредством идей. С этой целью Вы утверждаете на предыдущей странице, «что достоверность, достигаемая посредством разума, заключается 1) в достоверности принципов, 2) в достоверности

-дедукций». Первым из этих утверждений Вы здесь и занимаетесь; и если бы, имея в виду эту цель, Ваша милость показали, что при Вашем способе [достижения достоверности посредством] разума эти принципы достоверны, а при моем способе идей мы не можем достичь достоверности в отношении этих принципов, то это действительно означало бы показать различие между моим способом достижения достоверности, который Вы называете способом идей, и Вашим способом, который Вы называете способом разума, -в той части достоверности, которая заключается в достоверности принципов. Согласно словам, приведенным Вашей милостью, я утверждал, что рассмотрение указанных двух максим («все, что есть, есть» и «одна и та же вещь не может быть и не быть») не способно прибавить что-либо к очевидности или достоверности нашего познания истинности утверждений тождества. Однако я никогда не утверждал, что эти максимы хотя бы в малейшей степени недостоверны.

Возможно, что я несколько иначе, чем Ваша милость, оцениваю использование этих максим, но я отнюдь не иначе, чем Вы, оцениваю их истинность и достоверность. Вы вправе использовать их во всей их силе и достоверности, если только Вам удастся найти им лучшее применение, чем то, на какое они, по моему мнению, пригодны. Так что в отношении допускаемой достоверности указанных принципов мой способ отнюдь не отличается от способа Вашей милости.

13 Джон Локк, т. 2

==385

Я прошу Вас, милорд, просмотреть указанную главу еще раз и проверить, подвергаю ли я сомнению истинность и достоверность указанных максим в большей степени, чем Вы сами; ибо именно об их достоверности, а отнюдь не об их использовании идет здесь спор между Вашей милостью и мной. Мы оба согласны, что обе указанные максимы, несомненно, достоверны; следовательно, все то, что Вы говорите на следующих страницах об их использовании, не имеет отношения к вопросу о достоверности принципов, которым Вы здесь занимаетесь. И Вы докажете, что Ваш способ достижения достоверности посредством разума отличен от моего способа достижения достоверности посредством идей, если сможете показать, что удостоверяетесь в истинности этих или каких-либо иных максим иначе, чем посредством восприятия соответствия или несоответствия выраженных в них идей.

Однако Ваша милость, оставляя это совершенно без внимания, пытается доказать, будто мое утверждение, что рассмотрение указанных двух общих максим не может прибавить ничего к очевидности и достоверности познания в утверждениях тождества (ибо это и есть все, что я там утверждаю), «опрокидывает все то, что считалось наукой и доказательством, и должно заложить основу скептицизма». И доказывается это весьма примечательным образом, а именно: «...потому что наши истинные основы достоверности зависят от некоторых общих принципов разума». Но это как раз то, что я в указанном месте не только отрицаю, но и опроверг. Поэтому я осмелюсь полагать, что до тех пор, пока на мои доводы против этого утверждения не поступят возражения, вряд ли допустимо строить на нем доказательство чего бы то ни было.

Вместо этого Вы, по словам Вашей милости, приведете довод, который разъяснит Ваше утверждение; это и составляет содержание следующих шести страниц, посвященных изложению указанного довода.

Ваш довод основан на предположении, которое Вы, кажется, склонны выдать за заимствованное либо у Дж. С., либо у меня; в действительности же это предположение не принадлежит ни указанному джентльмену, ни мне, а является достоянием исключительно Вашей милости. Ибо как бы серьезно ни заблуждался г-н Дж. С. (что он с тех пор уже признал в печати) относительно очевидного смысла тех слов моего «Опыта» *, на которых Вы, по Вашим сло-

Кн. IV, гл. 7, § 17.

==386

вам, основываете свой довод, я все же должен отдать ему должное в том, что сам он отнюдь не предполагал, что кто-либо, находясь в здравом уме, когда-либо всерьез подвергал сомнению, является ли он человеком или нет, хотя по ошибке (которой я не могу надивиться в человеке, столь искушенном в спорах, как г-н Дж. С.) он обвинил меня в утверждении именно этого.

Ваша милость, правда, утверждает, «что, по Вашему мнению, мои слова в указанном месте могут иметь другое значение». Не хотите ли Вы тем самым намекнуть, что Вы считаете возможным, что указанные слова следует понимать в том значении, которое некогда придал им Дж. С.? Если нет, милорд, то Вы совершенно напрасно привлекаете г-на Дж. С. и его понимание указанных слов для оправдания своего предположения. Если же Вы действительно считаете, что указанные слова моего «Опыта» допускают такое значение, которое придал им Дж. С., то обнаруживается странное совпадение между пониманием этих слов Вашей милостью и ошибочным пониманием Дж. С. того, что сказано в моей книге. Я не знаю, будет ли продолжаться это совпадение теперь, когда г-н Дж. С. правильно меня понимает; но перейдем к Вашему доводу, как Вы его излагаете.

Ваши слова таковы: «Допустим, что люди действительно стали сомневаться, являются ли они людьми. Ваша милость утверждает, что Вы не представляете себе, каким образом я могу убедить их в данном случае в том, что они люди, если я отвергаю общие максимы». Ответ. Но представляете ли Вы себе, милорд, как Вы сможете убедить их в этом или в чем-либо ином с помощью максим? Каково бы ни было Ваше мнение, я должен признаться, что считал бы вряд ли целесообразным обсуждать с ними что бы то ни было. Я думаю, что Вы первый, кто предполагает, что человек может быть одновременно настолько безрассудным, чтобы сомневаться, является ли он человеком, и настолько рассудительным, чтобы его можно было считать способным поддаться убеждению в этом или в чем-либо ином посредством увещаний разума. Это, думается мне, немногим отличается от предположения, что человек может быть в одно и то же время в своем уме и не в своем уме.

Но допустим, что Вашей милости так повезет с Вашими максимами, что Вы действительно убедите человека (который в этом сомневается), что он человек; я взываю к Вам, милорд, чем же это доказывает положение, «что наши истин-

13 »

==387

ные основы достоверности зависят от некоторых общих принципов разума».

Наоборот, допустим, что случится так — и это более вероятно,— что Ваше нападение с максимами на этого человека] не сможет убедить его; не вправе ли мы считать это за доказательство (на основании Вашего собственного примера) того, «что общие принципы разума не являются основами достоверности»? Ибо именно на успехе или неуспехе Ваших попыток убедить такого человека посредством максим строит Ваша милость доказательство положения, «что наши истинные основы достоверности зависят от общих принципов разума». Исход же этих попыток должен оставаться неопределенным до тех пор, пока Вы не найдете такого человека, чтобы подвергнуть его испытанию. Таким образом, до доказательства еще достаточно далеко, если только Вы не считаете, что Ваш довод настолько очевиден, что каждому ясно, что такой человек сразу же будет убежден посредством Ваших максим. Я склонен, однако, считать вероятным, что большинство людей не станет полагать, что человек будет этим убежден.

Ваша милость добавляет, «что, с Вашей точки зрения, наиболее верным способом убедить таких крайних скептиков являются общие максимы и принципы разума». Ответ. Такова действительная причина того, что Ваша. милость предпочитает пользоваться максимами, когда приходится иметь дело с такими крайними скептиками: ведь Вы считаете это наиболее верным способом убедить их. Но скажите на милость, милорд, разве тот факт, что Вы считаете это наиболее верным способом убедить таких крайних скептиков, является доказательством того, «что наши истинные основы достоверности зависят от некоторых общих принципов разума»? А ведь именно для разъяснения этого положения Вами был приведен указанный довод.

Далее, милорд, позвольте спросить, какое отношение имеет к нам сейчас вопрос о способах убеждения других в том, чего они не знают или с чем они не согласны? Мы с Вашей милостью, как я полагаю, не обсуждаем сейчас методов убеждения других в том, относительно чего они находятся в неведении и с чем они еще не согласны. Наш спор идет здесь об основе достоверности того, что они действительно знают и с чем они согласны.

Тем не менее в дальнейшем Вы выдвигаете несколько максим, которые являются, по Вашему мнению, наиболее верным способом убедить Вашего крайнего скептика в том, что он существует и что он является человеком.

==388

Эти максимы суть: «Ничто [существующее] не может ire иметь действия».

«Все различные виды существования различаются по своим существенным свойствам».

«Существенными свойствами человека являются способности рассуждения, речи и т.д.».

«Эти свойства не могут существовать сами по себе без реальной субстанции».

Я не стану сомневаться в возможности того, что человек может не знать того, что он существует, или не быть уверенным (ибо именно о познании и достоверности идет здесь речь) в том, что он человек, без помощи указанных максим. Я хочу лишь, с Вашего позволения, спросить, откуда Вам известно, что это максимы? Ибо, как мне кажется, слова «существенными свойствами человека являются способности рассуждения, речи и т.д.» представляют собой незаконченное предложение, а с помощью слов «и так далее» в конце его образуется весьма странная максима. Вот почему мне очень хотелось бы, чтобы Вы прежде всего сообщили, откуда Вашей милости известно, что эти или какие-либо иные положения являются максимами. А также каким образом положения, являющиеся максимами, можно отличить от положений, которые не являются максимами? Причина, побуждающая меня настаивать на этом, состоит в следующем: дело в том, что это, и только это, покажет, действительно ли то, что я говорю в главе о максимах, «опрокидывает все то, что считалось наукой и доказательством, и закладывает основу скептицизма». Боюсь, однако, что Вам нелегко будет удовлетворить мою просьбу быть настолько любезным, чтобы сообщить мне, что Вы имеете в виду под максимами, чтобы я мог знать, какие положения, по мнению Вашей милости, являются максимами, а какие не являются. Ведь это тотчас же положит конец всему тому, что Вы вменяете мне в вину на том основании, что в сказанном мной в главе против максим я употребляю это слово не в том смысле, какой Вы ему придаете.

Ваша милость заставляет меня, как автора книги, отвечать за то применение, которое Вы находите четырем вышеупомянутым положениям, которые Вы называете максимами, как будто мной было высказано мнение, что максимы вообще непригодны в споре с другими. Мне кажется, Вы не сделали бы этого, если бы обдумали мою главу о максимах, так часто цитируемую Вами. Ибо в ней я говорю, что «максимы полезны, чтобы зажать рот спор-

==389

щикам... показать, что ложные мнения приводят к абсурду» *, и т. д.

Ваша милость тем не менее продолжает доказывать, «что без помощи этих принципов, или максим, я не смогу при своем способе идей доказать тем, кто в этом сомневается, что они люди». Ответ. Я прошу Вас, милорд, позволить мне еще раз напомнить Вам, что дело здесь не в том, что я могу доказать, а в том, не могу ли я при своем способе идей знать, что я человек, без помощи указанных принципов, а также быть уверенным в истинности этого и некоторых других положений. Я говорю «и некоторых других положений», ибо не думаю, что Вы при Вашем способе достижения достоверности посредством разума претендуете на то, чтобы обладать достоверностью относительно всех истин, либо на то, чтобы быть в состоянии доказать сомневающимся все положения или хотя бы быть в состоянии убедить всех в тех положениях, относительно которых вы сами обладаете достоверностью. В превосходной книге г-на Ньютона ⁶⁷ нашлось бы много положений, в истинности которых самому г-ну Ньютону не удалось бы (с помощью ли или без помощи используемых в математике максим) убедить тысячи людей, и причем таких, которые несколько разумнее тех, кто отрицает, что они являются людьми. И все же это не являлось бы аргументом против его метода достижения достоверности, посредством которого он пришел к познанию истинности этих положений. Я не вижу поэтому, какой вывод относительно моего способа достижения достоверности Вы можете сделать из предположения, что я не в состоянии при моем способе достижения достоверности посредством идей убедить тех, кто в этом сомневается, что они являются людьми. Ваша милость, однако, преисполнены решимости доказать, что я не в состоянии сделать это, и Вы продолжаете.

Ваша милость говорит: «...полагаю, что у нас должна быть ясная и отчетливая идея того, относительно чего мы обладаем достоверностью»; Вы доказываете это на основании моей главы о максимах, где я говорю, «что всякий человек знает свои идеи, и знает их отчетливо, не смешивая одну с другой» ⁶⁸.

Ответ. Я с самого начала подозревал, что Вы неправильно поняли то, что я имею в виду под спутанными идеями. Если Ваша милость соблаговолит обратиться к моей главе об отличных друг от друга и путаных идеях ⁶⁹, то Вы обна-

«Опыт», ки Iv гл. 7, § 11.

К оглавлению

==390

ружите там, что идея, четко отграниченная в душе от всех других, может тем не менее быть путаной *. Эта путаность создается небрежным применением различных названий к идеям, которые не являются достаточно четко отделенными друг от друга. Поскольку я подробно объяснил это в указанной главе, нет необходимости повторять это здесь. Разрешите мне только привести пример. Тот, кто имеет идею раствора, циркулирующего через сердце овцы и тем поддерживающего жизнь этого животного, и тот, кто имеет идею раствора, циркулирующего через сердце омара, имеет две разные идеи, настолько отличные друг от друга, насколько идея водянистого, прозрачного, холодного раствора отлична от идеи красного, непрозрачного, горячего раствора. Однако же указанные две идеи могут быть спутаны, если назвать кровью тот жизненно необходимый раствор, который циркулирует в омаре.

Если принять это во внимание, то станет ясно, что сказанное мной в указанном месте согласуется с моим утверждением, что для достоверности отнюдь не требуются идеи, которые во всех своих частях полностью ясны и отчетливы. Ибо, поскольку речь там идет о достоверности познания истинности какого-либо предложения, а предложения выражаются в словах, то возможно, что хотя все находящиеся в нашей душе идеи, поскольку они там находятся, являются ясными и отчетливыми, однако те, которые, по нашему предположению, замещены другими словами, могут не быть ясными и отчетливыми.

Это происходит: 1)либо из-за того, что словом замещается неясная идея, которую мы еще точно не определили в нашей душе, вследствие чего оно замещает один раз одну идею, другой раз — другую. Эти идеи, отличные друг от друга, в душе становятся путаными, когда мы о них размышляем, из-за использования имен, не определенных в своем значении; 2) либо из-за предположения, что именем замещается нечто большее, чем то, что реально содержится в находящейся в нашей душе идее, знаком которой мы делаем это имя. Например, допустим, что какой-либо человек много лет тому назад, когда он был еще маленьким, ел плод, форму, величину, консистенцию и цвет которого он прекрасно помнит, но специфический вкус которого он забыл, и помнит только, что плод этот доставил ему большое наслаждение. Очевидно, что в той мере, в какой эта сложная

«Опыт», кя. ιι,γ.ί. 29, § 4, 5, 6.

==391

„ся находится в его душе, она там существует; и в той мере, в какой он, размышляя об этой идее, воспринимает ее, она во всех своих частях является ясной и отчетливой. Но когда он называет ее ананасом и предполагает, что этим именем замещается именно та сложная идея, для обозначения которой использует это имя другой человек (который недавно ел этот плод и в душе которого еще свежа идея его вкуса) или использовал он сам, когда вкус этого плода был еще свеж в его памяти, то ясно, что его сложная идея в той части ее, которая относится ко вкусу, является весьма смутной.

Применяя это к тем положениям, за которые Ваша милость заставляет меня отвечать, я заявляю: 1. Я не предполагаю, что для достижения достоверности требуется, чтобы идея была во всех своих частях ясной и отчетливой. Я могу достоверно знать, что ананас не является артишоком, хотя в отношении его вкуса находящаяся во мне идея, которую, как я предполагаю, это название замещает, является смутной и спутанной.

2. Я не отрицаю, а, наоборот, утверждаю, что я могу иметь ясную и отчетливую идею человека (т.е. идея, которой я даю имя «человек», может быть ясной и отчетливой), хотя бы люди не пришли еще к согласию относительно определенной идеи, замещением которой должно являться слово «человек». Какая бы спутанность ни обнаружилась в идее, к которой столь неопределенно применяется это имя, я допускаю и утверждаю, что всякий, кто того пожелает, может иметь для самого себя ясную и отчетливую идею человека, т. е. того, замещением чего он делает слово «человек», и что если в беседе о человеке с другими людьми он сообщит им об этой идее, то тем самым будет положен конец всем словопрениям и его не поймут превратно, когда он употребит термин «человек». И если бы таким образом поступили с большинством из тех напыщенных терминов, которыми столь яростно орудуют в полемике, то во многих случаях можно было бы увидеть, как мало имеют сказать иные люди, при помощи двусмысленных слов и выражений поднимающие немалый шум в споре [...].

Пытаясь доказать, что мой метод достижения достоверности посредством идей отличен от второй части Вашего; способа достижения достоверности посредством разума и несовместим с этим способом, заключающимся, по Вашим словам, в достоверности дедукций, Ваша милость начинает с утверждения: «...Вы переходите к той части достоверности разума, которая состоит в достоверности дедукций;

==392

здесь Вы кратко сформулируете основы достоверности, которых придерживались древние философы, а затем сравните с ними мой способ идей».

Позвольте, милорд, возразить на это следующее. 1. Я осмелюсь полагать, что это должны быть те основы достоверности [дедукции], которых в действительности придерживались древние философы; в противном случае они не будут иметь никакого отношения к положению, попытку доказать которое Ваша милость здесь предпринимает. Однако, что касается достоверности дедукции, то среди древних, на которых ссылается Ваша милость, я не вижу никого, кто утверждал бы что-либо относительно того, в чем она заключается, кроме Аристотеля. Последний, по вашим словам, «в своем методе выведения одной вещи из другой придерживался того общего принципа разума, что те вещи, которые порознь соответствуют третьей/соответствуют друг другу». И получается так, что в той мере, в какой он показывает, в чем заключается достоверность дедукций, мы с ним согласны, что очевидно из сказанного мной в моем «Опыте» *. И если бы Аристотель пошел дальше этого и показал, каким образом мы достигаем достоверности в том, что эти две вещи соответствуют третьей, то он полагал бы эту достоверность в восприятии указанного соответствия, как это сделал я, и тогда мы с ним оказались бы полностью согласны. Я осмелюсь заявить, что если бы Аристотель пошел дальше в этом вопросе, то он бы полагал наше познание или достоверность соответствия каких-либо двух вещей в восприятии их соответствия. И пусть никто не подумает на основании этого, что я слишком много себе приписываю, утверждая, что если бы такой проницательный и рассудительный философ, как Аристотель, пошел дальше в этом вопросе, то он сделал бы так же, как я. Ибо если он и опустил этот вопрос, то, я полагаю, не потому, что не заметил, а потому, что он настолько ясен и очевиден, что казалось излишним упоминать о нем. Ибо кто может сомневаться в том, что познание, или обладание достоверностью относительно соответствия каких-либо двух вещей, заключается в восприятии их соответствия? И в чем еще могло бы оно заключаться? Это настолько очевидно, что было бы несколько странно предположить, что тот, кто пошел так далеко, мог бы не заметить этого. И я очень удивился бы, если бы кто-нибудь, допускающий, что достоверность дедукции заключается в соответствии двух вещей третьей,

Кн. IV, гл. 2, § 2 и гл. 17, § 15.

==393

в то же время стал бы отрицать, что познание, или достоверность этого соответствия, заключается в восприятии его ...].

Ваша милость заключает свои весьма ученый и в иных отношениях весьма полезный обзор мнений мыслителей древности относительно достоверности, говоря, «таким образом Вы изложили как можно более кратко те старые методы достижения достоверности, которые приобрели величайшую славу в мире». В ответ на это я вынужден просить разрешения снова напомнить Вам, что положение, которым Вы здесь занимаетесь и доказательство которого Вы предприняли в данном месте, относится к достоверности дедукций, а не к достоверности вообще. Я утверждаю это не потому, что желаю отклонить рассмотрение моего способа достижения достоверности вообще, любым способом и в любом месте; я хочу только заметить, что в рассуждениях подобного рода законы ведения полемики мудро предписывают придерживаться обсуждаемого положения и выражать его в одних и тех же словах, чтобы избежать отклонений, смутности и спутанности.

Поэтому сейчас я перехожу к рассмотрению того, как Ваша милость использует древних против моего способа достижения достоверности вообще, ибо Вы считаете возможным не использовать их в отношении достоверности разума в дедукции, хотя Вы приводите их, имея в виду именно этот второй вид достоверности, достигаемой посредством разума.

Ваше первое возражение сводится здесь снова к старому утверждению, что мой способ достижения достоверности посредством идей является новым. Ответ. То, что Вы называете его новым, не доказывает того, что он отличен от способа достижения достоверности посредством разума.

1. Ваша милость, однако, доказывает, что он является новым «потому, что здесь (т. е. в моем способе) мы не имеем никаких общих принципов». Ответ. Как Вашей милости известно, я признаю истинность и достоверность общепринятых общих максим, и я отстаиваю полезность и необходимость самоочевидных положений для всякой достоверности, достигаем ли мы ее интуицией или доказательством. Поэтому я прошу Вашу милость сообщить мне, что представляют собой эти общие принципы, которых Вы не находите в моем способе достижения достоверности посредством идей и которые Ваша милость находит в своем способе достижения достоверности посредством разума,

==394

и тем самым доказать выдвинутое против меня утверждение.

2. Ваша милость утверждает, «что здесь (т. е. в моем способе) нет ни посылок со следствиями, ни силлогистических методов доказательства». Ответ. Если Ваша милость имеет здесь в виду, что в моей книге нет посылок и следствий или что я не применяю или не допускаю силлогизма как употребительной формы аргументации, то, осмелюсь полагать, ясно, что верно противоположное. Но если, утверждая, что «здесь нет ни посылок со следствиями, ни силлогистических методов доказательства», вы имеете в виду, что я не полагаю достоверность в наличии посылок и следствий или в образовании силлогизмов, то признаю, что я действительно не делаю этого. Я сказал «силлогизмы» вместо Ваших слов «силлогистические методы доказательства», ибо при ближайшем рассмотрении эти слова обозначают здесь не более чем «силлогизмы»; ибо силлогистические методы представляют собой не что иное, как модус и фигуру, т. е. силлогизмы, а правила силлогизмов остаются теми же, независимо от того, используются ли силлогизмы при доказательстве или в случае вероятности ⁷⁰. Однако Вам было удобно говорить о «силлогистических методах доказательства», поскольку вы хотели заставить думать, что в них заключена достоверность; ибо говорить просто о силлогизме, не присоединяя к нему доказательства, означало бы испортить все дело, поскольку всякий знающий, что такое силлогизм, знает также, что он может в равной мере использоваться как при ложных выводах, так и при строгом доказательстве.

Ваша милость обвиняет меня далее в том, что при моем способе идей я не полагаю, что достоверность основывается на наличии посылок и следствий. Но скажите на милость, милорд, поступаете ли Вы так при Вашем способе достижения достоверности посредством разума? Если да, то несомненно, что каждый обладает или может обладать достоверностью относительно всего, о чем он рассуждает; ибо в любом рассуждении каждый имеет или может иметь, если это ему угодно, посылки и следствия.

Ваша милость обвиняет меня и в том, что я не полагаю достоверность в силлогизме; позвольте мне снова спросить Вас, а не поступает ли так же и Ваша милость? И является ли это различием между Вашим способом достижения достоверности посредством разума и моим способом достижения достоверности посредством идей? Почему выдвигается против меня возражение, что я не полагаю досто-

==395

верность в силлогизме, если Ваша милость тоже не делает этого? А если Вы это делаете, то мне кажется, нет ничего более необходимого для Вас, чем посоветовать всем людям, включая и женщин, немедленно отправиться в университеты и предаться изучению логики, дабы вывести себя из опасного состояния скептицизма. Ибо там обучаемые искусству силлогизма юнцы достигают достоверности, в то время как без модуса и фигуры весь мир пребывает в состоянии полного неведения и отсутствия достоверности и ни в чем не может быть уверен. Купец не может быть уверен в том, что его счет составлен правильно, леди — в том, что ее карета не является тачкой, а ее молочница — в том, что два раза по одному фунту масла составляет два фунта масла, а два и два — четыре; и все из-за недостатка модуса и фигуры. Более того, в соответствии с этим правилом те, кто жил до Аристотеля или до того, кто (кем бы он ни был) первый ввел силлогизм, не могли быть ни в чем уверены, даже в существовании бога. И это и сейчас являлось бы состоянием преобладающей части человечества (не говоря о всех народах Востока, как-то: Китая, Индостана и т. д.) даже в христианском мире, которая по сей день не обладает силлогистическими методами доказательства и поэтому ни в чем не может быть уверена.

3. Ваша милость утверждает далее, что «при моем способе достижения достоверности посредством идей у нас нет никакого критерия». Ответ. Воспринимать соответствие или несоответствие двух идей или не воспринимать соответствие или несоответствие двух идей и есть, по моему мнению, критерий для отличения того, относительно чего человек обладает достоверностью, от того, относительно чего он достоверностью не обладает. Владеет ли Ваша милость каким-либо иным или лучшим критерием для различения достоверности и недостоверности? Если да, то я снова обращаюсь к Вам с искренней просьбой соблаговолить воздать должное Вашему способу достижения достоверности посредством разума и не скрывать его. Если же нет, то почему недостаток критерия выдвигается в качестве возражения против моего способа достижения достоверности, а мой способ так часто обвиняется в тенденции к скептицизму и неверию, в то время как я обладаю столь ясным критерием, а у Вас самих нет лучшего? И я полагаю, что я вправе взять на себя смелость заявить, что если Ваш критерий не совпадет с моим, то он хуже моего [...].

==396

Blog

Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Содержание