Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 45

их книгах».

==342

Чтобы выразить Вашей милости мою признательность за Ваши указания в данном случае, а также предупредить других, кто окажется таким смелым искателем приключений, чтобы ткать что-либо только из своих собственных мыслей, я полностью приведу следующие слова Вашей милости, а именно: «Заимствовали ли Вы этот способ идей у упомянутого Вами современного философа, отнюдь не имеет существенного значения; однако я не намеревался указывать на чье-либо влияние в этом вопросе, хотя Вы сделали такой вывод из того, что я похвалил Вас как ученика столь великого учителя. Я никогда не имел намерения отнимать у Вас честь [быть автором] Ваших собственных изобретений; и я безусловно верю Вам, когда Вы говорите, что писали на основании Ваших собственных мыслей и идей, которые Вы имели. Однако многие вещи могут показаться новыми тому, кто беседует только со своими собственными мыслями, которые в действительности не новы, в чем он сможет убедиться, если заглянет в мысли других людей, изложенные в их книгах. И поэтому, хотя я испытываю справедливое уважение к изобретательности тех, кто может творить тома исключительно на основании своих собственных мыслей, все же я склонен думать, что они оказали бы миру большую услугу, если бы, возомнив так о себе, они исследовали бы, какие мысли относительно тех же вещей имели до них другие. И тогда те изобретения, которые являются общими как для них, так и для других, уже нельзя будет считать их собственными. Если бы какой-нибудь человек попытался произвести все магнетические опыты сам и затем опубликовал их [результаты] как свои собственные мысли, он мог бы думать, что является их изобретателем. Но тот, кто исследует и сравнивает с ними то, что сделали до этого человека Гильберт ⁴² и другие, не уменьшит в результате похвалы его прилежанию, но, возможно, пожелает, чтобы тот сравнил свои мысли с мыслями других людей, благодаря чему мир получил бы больше выгод, хотя исследователь потерял бы честь быть изобретателем».

Чтобы уменьшить свою вину, я соглашусь с Вашей милостью, что «многие вещи могут показаться новыми тому, кто беседует только со своими мыслями, которые в действительности не новы». Но я осмелюсь заметить Вашей милости, что если в тот момент, когда человек творит их на основании своих собственных мыслей, они кажутся ему новыми, то он безусловно является их изобретателем. И их столь же справедливо можно считать его собственным

==343

изобретением, как и изобретением любого другого; он так же несомненно является их изобретателем, как и любой другой, кто думал над ними до него. Ибо определение того, является или не является та или иная вещь изобретением, заключается не в том, чтобы узнать, кто первым ее сделал, а в том, чтобы узнать, заимствованы или не заимствованы Ваши мысли у кого-нибудь другого. Тот же, кто, творя их на основании своих собственных мыслей, считает их новыми, безусловно не мог заимствовать их у кого-нибудь другого. Тот, кто независимо от китайцев создал книгопечатание на основании своих собственных мыслей, является подлинным изобретателем книгопечатания в Европе, хотя и истинно то, что китайцы пользовались книгопечатанием, более того, тем же самым его способом среди других способов, что и в Европе, но за много веков до его [введения здесь]. Поэтому тот, кто творит какую-нибудь вещь на основе своих собственных мыслей, которые кажутся ему новыми, не может перестать считать ее его собственным изобретением, даже если бы он исследовал, какие мысли имели другие до него относительно той же самой вещи, и нашел бы в результате исследования, что они имели такие же мысли.

Однако, признаюсь, я не вижу, какую большую услугу это оказало бы миру и насколько веской причиной для обращения к книгам других это является. Великая цель для меня в беседе с моими мыслями или мыслями других людей в вопросах, требующих рассмотрения, заключается в том, чтобы найти истину, не слишком заботясь о том, чьи мысли помогают мне ее создавать, мои или кого-нибудь другого. Насколько мало интересует меня честь первооткрывателя,· можно увидеть из того места моей книги, где больше, чем где бы то ни было, могла проявиться эта жажда пустой славы, будь я настолько ею охвачен, чтобы нуждаться в излечении. Я имею в виду то место, где я говорю о достоверности в следующих словах, на которые Вы, милорд, обратили внимание. «Я думаю, что я показал, в чем заключается достоверность, реальная достоверность, которая, признаюсь, как бы к ней ни относились другие люди, для меня всегда была одним из тех desiderata ⁴³, в которых я чрезвычайно нуждался».

Итак, милорд, каким бы новым этот способ мне ни казался — тем более что я, по-видимому, [напрасно] охотился бы за ним в чужих книгах, — я все же говорил о нем как о новом только для самого себя, оставляя другим беспрепятственно владеть тем, что через изобретение или

==344

через чтение принадлежало им раньше, не беря на себя никакой другой чести, кроме чести находиться в неведении относительно того, показал ли кто-нибудь до меня, в чем заключается достоверность. И все же, Ваша милость, если бы я решился приписать себе честь быть изобретателем этого способа, мне думается, я мог бы сделать это довольно уверенно, ибо гарантией и свидетелем мне в этом вопросе были бы Вы, милорд, изволив назвать его новым и выступать против него как такового.

В самом деле, милорд, в этом смысле моей книге очень не повезло, потому что она имела несчастье вызвать неудовольствие Вашей милости из-за новизны многих содержащихся в ней вещей, как-то: «нового способа рассуждения», «новой гипотезы о разуме», «нового вида достоверности», «новых терминов», «нового способа идей», «нового метода достоверности» и т. д.; и все же в других местах Ваша милость, по-видимому, считает ее заслуживающей порицания за то, что я говорю в ней лишь то, что другие сказали до меня. Так, например, по поводу моих слов: «Так как люди созданы с различными темпераментами и различным складом ума, то для подтверждения одной и той же истины одни аргументы кажутся главными для одних людей, а другие — для других» — Ваша милость спрашивает: «Чем это отличается от того, что говорили все разумные люди?» Я не думаю, чтобы Вы имели намерение похвалить мою книгу, когда в другом месте Вы говорите: если под простыми идеями, которые поступают к нам через ощущение и рефлексию и которые являются основой нашего познания, имеется в виду лишь то, что наши понятия вещей поступают к нам или через наши чувства, или через упражнения нашей души, то в этом открытии нет ничего особенного; и Вы далеки от того, чтобы опровергать то, с чем, по Вашему мнению, согласно все человечество.

И еще: «Однако зачем нужен этот большой шум об идеях и достоверности, истинной и реальной достоверности посредством идей, если в конце концов дело сводится к тому, что только наши идеи служат для нас представителями тех вещей, из которых мы черпаем аргументы для доказательства истинности вещей?»

Или: «Мир в последнее время странным образом увлечен идеями, и нам говорят, что с помощью идей могут совершаться странные вещи. И все же эти идеи в конце концов оказываются лишь обычными понятиями вещей, которыми мы должны пользоваться при нашем рассуждении». И целый ряд других высказываний того же характера.

==345

Поэтому Вашей милости остается лишь решить наконец, новый ли это способ или нет, и становится ли он более ошибочным от того, что он нов. Из этого я делаю вывод, что моя книга не может спастись от осуждения либо с одной, либо с другой стороны. И я не вижу никакой возможности избежать этого. Если существуют читатели, которые любят только новые мысли, или, наоборот, такие, которые не выносят ничего, что не подтверждено в печати признанными авторитетами, то я должен посоветовать им найти себе утешение в тех разделах моей книги, которые им нравятся, за то разочарование, которое они получат в других. Но если бы многие из них оказались такими придирчивыми, что нашли бы недостатки и в тех и в других, то я решительно не знаю, что им посоветовать. Дело совершенно ясно: книга насквозь порочна, в ней нет ни одного положения, которое не заслуживало бы осуждения или за его устарелость, или за его новизну. И поэтому ее ждет скорый конец. И все же, Ваша милость, я могу надеяться на лучшее, ибо, по Вашему мнению, в целом она имеет доброе предназначение, и я надеюсь, что это убедит Вас предохранить ее от сожжения на костре.

Что же касается пути, которого мне, по мнению Вашей милости, следовало бы придерживаться, чтобы предупредить неправильное мнение, будто упомянутый выше способ является моим изобретением, в то время как на самом деле он принадлежит как мне, так и другим, то, к несчастью, оказалось, что по теме моего «Опыта о человеческом разумении» я не смог заглянуть в мысли других людей, чтобы почерпнуть там информацию для себя. Так как моим намерением было, насколько я мог, копировать природу и описывать действия души во время мышления, я не мог заглядывать ни в чей разум, кроме своего собственного, чтобы увидеть, как он действует. Я не мог также вести исследование в душах других людей, чтобы увидеть там их мысли и наблюдать за тем, какие шаги и действия они предпринимают и по каким ступеням они шествуют для ознакомления с истиной и для продвижения вперед к знанию. Что же касается тех мыслей, которые мы находим в книгах [других] людей, то это лишь результат, а не само продвижение и работа их души при составлении мнений или заключений, которые они излагают и публикуют.

Поэтому все, что я могу сказать о моей книге, — это то, что она есть описание моей собственной души в нескольких способах ее деятельности. И все, что я могу сказать по поводу ее опубликования, — это то, что, по-моему, умствен-

==346

ные способности большинства людей созданы и действуют одинаково и что некоторым людям, которым я показал ее до того, как я ее опубликовал, она так понравилась, что это утвердило меня в таком мнении. Поэтому если бы случилось, что это не так, и что у некоторых людей способы мышления, рассуждения и достижения достоверности отличаются от тех же способов у других, и что они могут совершать что-либо сверх того, что я нахожу действующим в моей душе и согласующимся с ней, то я не вижу, какую пользу может принести им моя книга. Я могу только нижайше просить их от моего имени и от имени тех, кто, подобно мне, находит, что их душа совершает работу, рассуждает и познает столь же низким способом, как и моя душа, чтобы эти люди более счастливого гения показали нам пути их более благородных взлетов и в особенности открыли бы нам свой более короткий и надежный путь к достоверности, чем путь ее достижения посредством идей и наблюдения их соответствия или несоответствия.

Тем временем я должен признать, что, если бы меня можно было обвинить в желании присвоить себе честь считаться первооткрывателем, поправка в данном случае вряд ли могла быть внесена кем-либо более беспристрастным, чем Ваша милость, поскольку Вы так энергично отказываетесь от того, чтобы о Вас думали как об оригинальном писателе, хотя Вы пишете так, что трудно избежать мысли, что Вы — первый автор, пока не назовут кого-нибудь другого, кто написал то же самое до Вас.

Однако обратимся к разбираемому обвинению Вашей милости против моей книги. В Вашем ответе я нахожу следующие слова: «В век, когда таинства веры усиленно опровергаются проповедниками скептицизма и неверия, очень опасно изобретать новые методы достижения достоверности, способные оставить в душе людей еще больше сомнения, чем это было раньше».

Из этой выдержки и из некоторых выражений в приведенных выше выдержках, похожих на эту, я допускаю, что есть еще одна особенность в моей книге, которую Ваша милость подозревает способной привести к опасным последствиям для того догмата веры, который Вы стремитесь защитить, а именно: я считаю основанием достоверности восприятие соответствия или несоответствия наших идей.

Хотя я не могу понять, каким образом любой термин, новый или старый, идея или не идея, может быть враждебным или опасным для любого члена веры или какой бы то ни было истины, все же я допускаю, что определенные

==347

положения могут быть враждебны другим положениям и могут быть такими, что, если их допустить, они способны даже опрокинуть догматы веры и любую другую истину, которой они враждебны. Однако, насколько я помню. Вы, милорд, не показали и не пытались показать, в чем положение о том, что достоверность заключается в восприятии соответствия или несоответствия двух идей, враждебно или не соответствует тому догмату веры, который Вы стремитесь защитить. Так что это только лишь опасения Вашей милости, что оно может иметь вредные последствия для религии; осмелюсь думать, что это не является доказательством, что оно в какой бы то ни было степени ей противоречит.

Никто, мне думается, не может осудить Вашу милость или кого-нибудь другого за заботу о каком-либо догмате христианской веры. Но если эта забота заставляет видеть опасность там, где ее нет (как это может случиться или, как мы знаем, уже случилось), следует ли нам отказываться от какого-нибудь положения или порочить его только потому, что какое-нибудь, даже очень важное и влиятельное, лицо без всякого основания опасается, что это положение может оказаться враждебным какой-либо истине религии? Если бы подобные опасения служили мерилом определения истинности или ложности тех или иных положений, то до сих пор считалось бы ересью утверждение, что существуют антиподы. И следовало бы отвергнуть поэтому доктрину о вращении Земли, как опрокидывающую истину Священного писания, потому что многие ученые и благочестивые богословы в своей великой заботе о религии опасались, что эта доктрина может иметь для нее вредные последствия. И все же, несмотря на эти великие опасения относительно вредных последствий этой доктрины для истины религии, она теперь повсюду признана всеми учеными людьми как несомненная истина. О ней пишут лица, чья вера в Священное писание не вызывает никакого сомнения. В частности, совсем недавно о ней с большой силой и убедительностью написал один богослов англиканской церкви в своей удивительно остроумной новой «Теории Земли» ⁴⁴.

Упомянутая Вами в нескольких местах Вашего письма причина Ваших опасений, что указанное положение может иметь вредные последствия для тон истины веры, которую Ваша милость старается защитить, заключается лишь в том, что оно используется дурными людьми, чтобы творить зло, т. е. бороться против той истины веры, которую Вы стараетесь защитить. Но, Ваша милость, если бы причиной,

==348

по которой мы должны были бы отказаться от чего-нибудь как вредного, было то, что им пользуются или могли бы воспользоваться с дурными целями, тогда я не знаю ничего, что было бы настолько невинным, чтобы его следовало сохранять. Оружие, которое было изобретено для того, чтобы мы им защищались, иногда используется в дурных целях. И все же никто не думает, что по этой причине оно опасно для людей. Никто не отказывается от своей шпаги или пистолета и не думает, что они могут иметь столь опасные последствия, что их не следует беречь, а следует выбросить на том основании, что грабители или другие презренные люди иногда пользуются ими, чтобы лишать честных людей жизни и имущества. Ведь шпага и пистолет были предназначены для охраны жизни людей и будут впредь служить этой цели. И кто знает, возможно, то же относится к данному случаю. Ваша милость думает, что следует отвергнуть как ложную ту мысль, что основа достоверности заключается в восприятии соответствия или несоответствия идей, потому что Вы опасаетесь, что эта мысль может иметь вредные последствия для истины веры. Другие, возможно, вместе со мной, напротив, полагают, что эта мысль может послужить защитой против заблуждения и в силу этой благой пользы надо ее принять и ей следовать.

Мне не хотелось бы. Ваша милость, чтобы обо мне подумали, что этим я хочу противопоставить свое собственное или чье-нибудь суждение Вашему. И я сказал это только для того, чтобы показать, что если аргумент в защиту или против какого-нибудь положения заключается в воображаемых опасениях, что может послужить поддержкой или опровержением какой-либо истины, то таким путем невозможно прийти к заключению об истинности или ложности этого положения. Ибо в таком случае воображение будет противопоставлено воображению и более сильное, вероятно, будет направлено против Вашей милости, ибо самое сильное воображение обычно возникает в наиболее слабых головах. Единственный способ в данном случае преодолеть сомнение — это показать несоответствие двух положений. И тогда станет очевидным, что одно опровергает другое, истинное положение опровергает ложное.

Ваша милость утверждает, что это новый метод достижения достоверности. Сам я этого не скажу из страха заслужить еще упрек от Вас в том, что я слишком самоуверен и присваиваю себе честь быть первооткрывателем. Но, я надеюсь, Ваша милость извинит меня и не сочтет меня слишком дерзким, если я, пользуясь случаем, спрошу Вас:

==349

существует ли какой-нибудь другой или более старый метод достижения достоверности и в чем он заключается? Ибо если не существует никакого другого или более старого метода, то либо мой метод всегда был единственным методом достижения достоверности и, таким образом, он не нов, либо мир обязан мне новым методом, после того как он так долго нуждался в столь необходимой вещи, как метод достижения достоверности. Если же существовал более старый метод, то я уверен, что Ваша милость не может о нем не знать. Ваше осуждение моего метода за его новизну и Ваше глубокое проникновение в древность внушают каждому уверенность в этом. И поэтому я осмелюсь думать, Ваша милость, что добыть миру истину в деле такой большой важности и опровергнуть мой метод, который я так несвоевременно выдвинул, и, таким образом, предотвратить его опасные последствия вполне подобает Вашей заботливости о той истине, которую Вы стремитесь защитить, и Вашему доброму стремлению к истине вообще. И я ручаюсь за себя и, думаю, могу поручиться за других, что они откажутся от усмотрения достоверности в восприятии соответствия или несоответствия идей, если Ваша милость соблаговолит показать, что она заключена в чем-нибудь другом.

Но, не приписывая себе изобретения того, что так же старо, как само познание в мире, я должен честно признаться, что я не виновен в том, что Ваша милость изволит называть созданием новых методов достоверности. Познание, с тех пор как существует в мире какое-нибудь познание, состояло из одного особого действия души. И в этом, я полагаю, оно будет заключаться до своего конца. Мне думается, что создавать новые методы познания и достоверности (ибо для меня это одно и то же), т. е. открывать и предлагать новые методы достижения знания, или методы его более легкого и быстрого достижения, или методы к познанию вещей, еще доселе неизвестных, — это то, за что, я думаю, никто не смог бы нас порицать. Однако не это Ваша милость имеет в виду под новыми методами достоверности. Я думаю, что под этим Вы имеете в виду усмотрение достоверности в чем-нибудь, в чем она не состоит, или в чем-нибудь, в чем ее до сего времени не усматривали, если это вообще можно назвать новым методом достоверности. Что касается последнего из этих методов, то я буду знать, повинен я или нет в его изобретении, если Ваша милость сделает мне одолжение и скажет, в чем до меня усматривали достоверность. Как Вам известно, в полном неведении

К оглавлению

==350

"относительно этого я признавался, когда писал свою книгу, и остаюсь все еще сейчас. Но если создавать новые методы достоверности — значит усматривать достоверность в том, в чем она не состоит, то, чтобы решить, сделал ли я это или нет, я должен обратиться к опыту человечества.

Существует несколько родов деятельности человеческой души, совершение которых люди осознают сами, как-то: желание, вера, познание и т. д. О каждом из них они имеют такое особое знание, что могут отличить их друг от друга. Иначе они не смогли бы сказать, когда они желали, когда они верили и когда они познавали что-нибудь. Но, хотя эти действия достаточно отличаются одно от другого, чтобы их не смешивали те, кто о них говорит, все же никто из тех, с кем мне довелось встретиться, не описал в своих произведениях, в чем именно состоит акт познания.

К этой рефлексии о действиях моей собственной души естественно привела меня тема моего «Опыта о человеческом разумении», где если я и сделал что-нибудь новое, то это описал для сведения других людей более подробно, чем это делалось раньше, что именно делает их душа, когда она совершает то действие, которое они называют познанием. И если после внимательного рассмотрения они убедятся в том, что я дал верное описание этого действия их души во всех его частях, то, полагаю, нам незачем возражать против того, что они сами находят и чувствуют в своей душе. Если же я не сказал им точно и правильно, что они находят и чувствуют в самих себе, когда их душа совершает акт познания, то все, что я сказал в моей книге, — напрасно. Людей нельзя убедить в том, что противоречит их чувствам. Знание — это внутреннее восприятие их души, и, если, размышляя о нем, они найдут, что оно не соответствует тому, что я о нем сказал, к моей беспочвенной фантазии никто не будет прислушиваться, все отвергнут ее, и она сама собой умрет. И тогда никому не придется заботиться о том, чтобы изгнать ее из мира. Поэтому невозможно найти, создать или заставить принять новые методы достоверности, если искать ее в чем угодно, но только не в том, в чем она действительно состоит. И тем менее подвергается кто-либо опасности быть введенным в заблуждение подобным новым и, как для всякого очевидно, бессмысленным проектом. Можно ли представить, чтобы кто-нибудь изобрел новый способ зрения и убеждал на его основе людей в том, что они не видят того, что они на самом деле видят? Следует ли опасаться того, что всякий может напустить такого тумана в глаза людей, чтобы они не знали, видят ли

==351

они, когда они действительно видят, и тем самым были сбиты с толку?

Познание, каким я нахожу его в самом себе и представляю себе в других людях, состоит в восприятии соответствия или несоответствия непосредственных объектов души в процессе мышления, которые я называю идеями. Соответствует ли это тому, что имеет место у других людей, должно быть решено на основе их собственного опыта, отражающего деятельность их души в процессе познания, ибо этого не могу изменить я, не могут изменить, как мне думается, и они сами. Но будут ли они называть эти непосредственные объекты их души в процессе мышления идеями или нет — зависит исключительно от их собственного выбора. Если им не нравится это название, они могут называть их понятиями, или представлениями, или как они пожелают. Это не имеет значения, если только они используют эти термины так, чтобы избежать неясности или путаницы. Каждый свободен получать удовлетворение от своих собственных терминов, лишь бы они постоянно использовались в одном и том же и притом известном смысле. В них не заключена ни истина, ни ложь, ни наука; хотя те, кто принимает их за вещи, а не за то, чем они действительно являются — произвольными знаками наших идей, создают вокруг них много шума, как будто употребление того или иного звука может иметь существенное значение. Все, что я знаю или могу представить относительно разницы между терминами, сводится к тому, что самые совершенные слова — это всегда те, общеупотребительное значение которых лучше всего известно и которые менее всего способны вызвать недоразумение.

Вы, Ваша милость, изволили найти недостаток в моем употреблении нового термина «идеи», не указав мне лучшего для обозначения непосредственных объектов души в процессе мышления. Вы также изволили найти недостаток в моем определении познания, не оказав мне чести дать лучшее определение. А между тем весь этот шум относительно достоверности поднят исключительно из-за моего определения познания, ибо для меня «знать» и «быть уверенным» (to know and be certain) — это одно и то же. Я уверен в том, что я знаю, и я знаю то, в чем я уверен. Как Вы не могли не заметить в § 18, гл. 4 IV книги моего «Опыта», на мой взгляд, достоверностью может быть названо то, что дает познание, а то, что оказывается недостоверным, не может быть названо познанием. Мое определение познания в начале IV книги моего «Опыта» сводится

==352

к следующему: «На мой взгляд, познание есть лишь восприятие связи и соответствия либо несоответствия и несовместимости наших отдельных идей» ⁴⁵. Вашей милости не нравится это определение. Вы полагаете, что «оно может иметь опасные последствия для той истины христианской веры, которую Вы стремитесь защитить». Против этого есть очень простое средство: Вашей милости остается лишь отбросить это определение познания и дать нам лучшее определение, и тогда опасность будет устранена. Но Вы предпочитаете вступить в спор с моей книгой из-за того, что в ней содержится такое определение, и заставляете меня его защищать. И я весьма признателен Вашей милости за то, что Вы уделили мне так много Вашего времени, оказав мне честь столь продолжительной беседы с тем, кто во всех отношениях гораздо выше меня.

Blog

Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Содержание