Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 45

[О противоположности веры и знания]

Ваша милость утверждает, что «это [определение] может иметь опасные последствия для той истины христианской веры, которую Вы стремитесь защитить». Хотя законы спора и признают голое отрицание без каких-либо доказательств достаточным для ответа, все же, Ваша милость, чтобы показать, как охотно я готов дать Вам все необходимые объяснения относительно того в моей книге, что может иметь, по Вашему мнению, опасные последствия для этой истины, я не стану упорствовать и затруднять Вас просьбой показать, в чем заключается эта опасность, а, напротив, попытаюсь показать Вашей милости, что это мое определение, истинно оно или ложно, правильно ли оно или неправильно, не может иметь никаких опасных последствий для этой истины веры. И это потому, что оно не может иметь для нее вообще никаких последствий.

Ваша милость опасается, что это определение может быть вредным для истины христианской веры. Вы озабочены и трудитесь над тем, чтобы защитить достоверность веры. Однако, Ваша милость, я осмелюсь заметить, что достоверность веры, если такой термин представляется нам подходящим, не имеет никакого отношения к достоверности познания. Я отношусь к выражению «достоверность веры» так же, как к выражению «познание веры», которое мне трудно понять ⁴⁶.

В чем бы ни заключалось, по нашему мнению, познание, «какие бы новые методы достоверности, способные оставить в душе людей еще больше сомнения, чем раньше, мы

12 Джон Локк, т. 2

==353

ни изобретали», ставим ли мы достоверность на такое основание, которое дает миру мало или совсем не дает никакого познания (таковы аргументы, которые Ваша милость использует против моего определения познания), — это вовсе не затрагивает и даже не имеет никакого отношения к надежности веры, которая совершенно отлична от знания, не стоит и не падает вместе со знанием.

Вера стоит сама по себе и на своих собственных основаниях. Она не может быть снята с этих оснований и помещена на основание познания. Эти два основания так далеки от того, чтобы быть одним и тем же, или от того, чтобы иметь что-нибудь общее, что, когда вера доведена до достоверности, она разрушается. Тогда это уже более не вера, а знание.

Как бы ни был я уверен в каком-либо догмате веры, как бы упорно я ни жертвовал ради этого всем, что имею, — это все же лишь вера. Доведите ее до достоверности, и она перестанет быть верой. Я верю в то, что Иисус Христос был распят, умер и его похоронили, что на третий день он снова воскрес из мертвых и вознесся на небеса ⁴⁷. И пусть изобретают такие методы познания и достижения достоверности, которые оставляют в душе людей еще больше сомнения, чем раньше, пусть что угодно принимается за основу познания — это не затрагивает моей веры. Ее основа так же устойчива, как и прежде, и не может быть этим поколеблена. Сказать, что какая-нибудь вещь, которая изменяет природу знания (если бы это можно было сделать), опасна для истины веры, — это все равно что сказать, что какая-нибудь вещь, которая ослабляет зрение или застилает туманом глаза, опасна для слуха.

Ошибаюсь я или нет, считая основой достоверности восприятие соответствия или несоответствия идей, истинно или ложно мое определение познания, расширяет ли оно или суживает его границы более, чем следует, — вера все же покоится на собственном основании, которое совершенно неизменно. И каждый догмат веры имеет то же самое недвижимое основание и ту же самую достоверность, которые он имел и раньше.

Поэтому, милорд, что бы я ни сказал о достоверности и как бы далеко я ни заходил в своих определениях, то, хотя бы я и ошибался, у Вашей милости нет основания усматривать в этом какую-либо опасность для какого бы то ни было догмата веры. Каждый из них покоится на том же основании, на котором он был и прежде и которое находится за пределами того, что принадлежит познанию и достоверно-

==354

сти и, следовательно, далеко от моего способа достижения достоверности посредством идей. Это, я надеюсь, убедит « Вашу милость в том, как далек мой способ от того, чтобы быть опасным для какого бы то ни было догмата христианской веры вообще [...] ⁴⁸.

[ИЗ ТРЕТЬЕГО ПИСЬМА]

Ответ

г-на Локка на возражения Его высокопреподобия лорда епископа Вустерского на Его второе письмо, где рассмотрены помимо случайных вопросов мнения Его милости о достоверности, достигаемой посредством разума, о достоверности посредством идей и о достоверности посредством веры; о воскресении тела; о нематериальности души; о несовместимости взглядов г-на Локка с догматами христианской веры и тенденции этих взглядов к скептицизму

[О неясных и путаных идеях]

[...] Что неясные и путаные идеи существуют, подтверждают, на мой взгляд, приведенные Вашей милостью примеры, к которым я добавлю еще один. Представьте себе, что в сумерки или во время густого тумана Вы видите два предмета, стоящие прямо и имеющие приблизительно размеры и очертания обычного человека. Так как при слабом освещении и на значительном расстоянии они кажутся Вам очень похожими один на другой, то Вы не можете видеть, что в действительности один из них — статуя, а другой — человек. Разве это не две неясные и путаные идеи? И все же разве вы, милорд, не были бы уверены в истинности того положения, что каждый из этих предметов есть нечто или что он действительно существует? К этой достоверности Вы приходите через восприятие соответствия этой идеи (какой бы неясной и путаной она ни была) с идеей существования, как она выражена в упомянутом положении.

Это, Ваша милость, как раз тот случай [достоверности] применительно к субстанции, в связи с которым Вы начали спор о неясных и путаных идеях, относительно которых, как показывает данный случай, можно составить ряд суждений, в истинности которых мы можем быть уверены [...] ⁴⁹.

==355

[О достоверном знании и способах его достижения]

Ваша милость утверждает, что «достоверность посредством чувства, достоверность посредством разума и достоверность посредством воспоминания следует отличать от достоверности», о которой мы спорим и из которой они должны быть исключены. Доказательству этого утверждения Вы посвящаете три страницы. Предположим, что это так. Но в какой степени это служит доказательством того утверждения, что «те, кто предлагают исходить из ясньвх и отчетливых идей, обещают куда больше в отношении достоверности», чем я? Ибо независимо от того, включается или нет достоверность, достигаемая посредством чувств, посредством разума и посредством воспоминания, в ту достоверность, которую мы обсуждаем, утверждение, что «те, кто предлагают исходить из ясных и отчетливых идей, обещают гораздо больше в отношении достоверности», чем я, не будет этим ни доказано, ни опровергнуто.

А так как доказательство того, что «достоверность посредством чувства, разума или воспоминания» должна быть исключена из достоверности, о которой мы спорим, нисколько не служит подтверждением положения, которое Вы защищаете, то остается думать, что Ваше намерение доказать последнее положение объясняется тем, что оно служит какой-то другой вашей великой цели или, возможно, в известном отношении направлено против моей книги, ибо Ваша милость, по-видимому, придает этому положению немалое значение, если судить по тому, как Вы его излагаете. Вы весьма торжественно беретесь доказать, «что достоверность, о которой мы спорим, есть достоверность познания и что действительным объектом этой достоверности является суждение, идеи которого сравниваются для определения их соответствия или несоответствия». Из этого Ваша милость делает вывод, что «поэтому данную достоверность следует отличать от достоверности, достигаемой посредством чувства, посредством разума и посредством воспоминания». Однако мне трудно понять, какова логика Вашего заключения. Ибо «если действительным объектом достоверности, о которой мы спорим, является суждение, идеи которого сравниваются для определения их соответствия или несоответствия»; если.суждения, к достоверности которых мы приходим через чувства, разум или воспоминание, состоят из идей, которые могут сравниваться в отношении их соответствия или несоответ-

==356

ствия, тогда эти суждения нельзя исключать из той достоверности, которая достигается посредством такого сравнения этих идей, если только их не следует исключить из достоверности но той же самой причине, по которой другие идеи в нее включаются.

1. Обратимся к достоверности, к которой мы приходим посредством чувства, или к соответствующим суждениям.

Как Ваша милость признает, «объектом достоверности, о которой мы спорим, является суждение, идеи которого сравниваются для определения их соответствия или несоответствия». Соответствие или несоответствие сравниваемых идей какого-либо суждения может восприниматься и проверяться посредством чувств. Здесь перед нами достоверность, к которой мы приходим посредством чувств (certainty by sense). Поэтому весьма трудно показать, почему эту достоверность следует исключить из достоверности, которая состоит в восприятии соответствия или несоответствия идей какого-нибудь суждения, и чем она от нее отличается. Разве только тем, что одна достоверность имеет то, что делает достоверностью и другую, а именно восприятие соответствия или несоответствия двух идей, выраженных в данном предложении. Например, могу ли я не быть уверенным в том, что шар из слоновой кости, который лежит перед моими глазами, не квадратный? Разве не чувство зрения заставляет меня воспринимать несоответствие между квадратной фигурой и известным круглым предметом, т. е. несоответствие двух идей, выраженных в этом предложении? Чем же тогда достоверность, к которой мы приходим посредством чувств, отличается от достоверности познания, которая состоит в восприятии соответствия или несоответствия идей, и почему первая должна быть исключена из последней?

2. Ваша милость отличает достоверность, которая состоит в восприятии соответствия или несоответствия идей, выраженных в каком-нибудь предложении, от достоверности, достигаемой посредством разума. Я осмелюсь заметить, что было бы хорошо, если бы для того, чтобы сделать очевидным это отличие, Вы показали, что соответствие или несоответствие двух идей нельзя воспринимать посредством введения третьей, т. е. посредством того, что я и, как мне кажется, другие люди называют рассуждением или познанием посредством разума. Нельзя ли, например, прийти к познанию того, что стороны данного треугольника равны между собой, посредством использования двух ок-

==357

ружностей, общим радиусом которых служит одна из этих сторон?

На это Ваша милость, вероятно, ответит то же, что, как я заметил, Вы сказали в отношении познания существования субстанции через посредство существования модусов, т. е. что Вы «допускаете, что в данном случае можно прийти к достоверному познанию, однако не к достоверности, достигаемой путем идей, а к достоверности, достигаемой путем последовательного рассуждения, выведенного из идей, которые мы получаем через наши чувства». Вот что Вы сказали, милорд, и, таким образом, который уже раз Вы противопоставили разум и идеи как несовместимые друг с другом. А я был бы очень рад, если Вы хотя бы раз доказали это положение, после того как я предоставил Вам несколько случаев это сделать, выступив против него. Но поскольку слову «идея» не посчастливилось и оно так настойчиво противопоставляется Вашей милостью слову «разум», позвольте мне подставить вместо него то, что я имею под ним в виду, а именно непосредственные объекты души в процессе мышления (ибо именно это я обозначаю словом «идеи»), и тогда посмотрим, каков будет Ваш ответ. Вы допускаете, что от чувственных модусов тел мы можем прийти к достоверному познанию того, что существуют телесные субстанции. Однако Вы утверждаете, что к этой достоверности мы приходим не через непосредственные объекты души в процессе мышления, «а через последовательное размышление, выведенное из непосредственных объектов души в процессе мышления, которые мы получаем через наши чувства». Если Вы в состоянии доказать, что мы можем иметь некую достоверность, достигаемую посредством последовательного рассуждения, причем эта достоверность не будет достоверностью, к которой мы приходим через непосредственные объекты души во время деятельности разума, тогда Вы сможете сказать, что такая достоверность достигается не посредством идей, а посредством последовательного рассуждения. Но этого, я полагаю, Вы не сможете доказать до тех пор, пока не докажете, что душа может мыслить, рассуждать или познавать без непосредственных объектов мышления, рассуждения или познания. А все эти объекты, как Вашей милости известно, я называю «идеями».

Вы добавляете: «Этим невозможно доказать, что мы получаем достоверность через идеи в тех случаях, когда сами идеи неясны и неотчетливы». Вопрос заключается не в том, «можем ли мы иметь достоверность посредством

==358

идей, которые неясны и неотчетливы», и не в том, доказывают ли мои слова (если под местоимением «это» Вы имеете в виду мои слова, изложенные на предыдущей странице) что-нибудь подобное (они этого действительно не доказывают), а в том, следует ли достоверность, достигаемую посредством разума, исключать из достоверности, о которой идет речь в нашем споре. А этого, как я осмелюсь заметить Вашей милости, нельзя доказать ни на основании моих слов, ни каким-либо другим способом.

3. Третий вид суждений, которые Ваша милость исключает,— это те, достоверность которых мы познаем через воспоминание. Но в них тоже воспринимается соответствие или несоответствие идей, правда не всегда, как это было сначала, путем непосредственного наблюдения связи всех посредствующих идей, с помощью которых воспринималось соответствие или несоответствие идей, содержавшихся в суждении, а через другие посредствующие идеи, которые показывают соответствие или несоответствие идей, содержавшихся в суждении, достоверность которого мы вспоминаем.

В качестве примера суждения, достоверность которого мы познаем посредством воспоминания, «хотя демонстрация его ускользнула из нашей души», Вы приводите положение, что три угла треугольника равны двум прямым. Однако мы познаем его достоверность иным способом, чем это предполагает Ваша милость. Соответствие двух идей, связанных в этом суждении, воспринимается, но воспринимается через посредство введения иных идей, чем те, что вызвали это восприятие сначала. Я вспоминаю, т. е. знаю (ибо воспоминание есть лишь оживление некоего прошлого знания), что я когда-то был уверен в истинности того положения, что три угла треугольника равны двум прямым углам. Неизменность тех же самых отношений между теми же самыми неизменными вещами — это та идея, которая показывает мне теперь, что если три угла треугольника когда-то были равны двум прямым, то они всегда будут равны двум прямым углам. И отсюда я прихожу к уверенности, что то, что когда-то в этом случае было истинным, всегда истинно. Идеи, которые однажды соответство вали [друг другу], будут всегда соответствовать, и, следовательно, то, что я когда-то знал как истинное, останется для меня всегда истинным, если я могу вспомнить, что некогда я это знал.

Ваша милость говорит, «что мы спорим о достоверности познания относительно некоторого суждения, идеи которо-

==359

го должны сравниваться для определения их соответствия или несоответствия». Из этого спора, утверждаете Вы, следует исключить достоверность, достигаемую посредством чувства, разума и воспоминания. Я хотел бы, милорд, чтобы Вы сказали, какого же рода суждения должны быть предметом спора, и назвали мне хотя бы одно из них, если уж из спора исключены суждения, достоверность которых мы знаем из чувств, разума или воспоминания.

Из того, что Вы относительно них сказали, в следующем параграфе Вы заключаете, что эти виды достоверности следует исключить из данного вопроса. Вы говорите: «Эти вещи, следовательно, совершенно исключаются из данного вопроса».

Из какого вопроса, взываю я к Вашей милости? В данном случае вопрос, который, как Вы сами полагаете, следует решить в положительном смысле, сводится к следующему: «Обещают ли те, кто предлагает исходить из ясных и отчетливых идей, больше в отношении достоверности», чем я? К несчастью, я не в состоянии понять, почему достоверность, достигаемая посредством чувства, разума и воспоминания, оказывается исключенной из этого вопроса.

Но Ваша милость, оставив рассмотрение вопроса, о котором идет спор, своей постановкой нового вопроса приписывает мне то, чего я никогда не говорил. Вы утверждаете следующее: «После исключения из данного вопроса того, что ему не принадлежит, вопрос, который действительно ставится, заключается в том, можем ли мы достигнуть достоверного знания относительно истинности какого-либо суждения способом идей в том случае, если сами идеи, посредством которых мы приходим к этой достоверности, не являются ясными и отчетливыми?» С Вашего разрешения, милорд, по этому поводу я говорю, что мы можем быть уверены в истинности какого-либо суждения относительно идеи, которая не во всех своих частях ясна и отчетлива. И поэтому, если бы Вы пожелали обсудить со мной этот вопрос, то в действительности вопрос надо было бы поставить следующим образом: «Можем ли мы образовать какое-нибудь суждение, в истинности которого мы можем быть уверены, относительно вещи, о которой мы имеем лишь неясную или спутанную идею?»

Вы легко согласитесь, что именно в этом заключается вопрос, если возьмете на себя труд посмотреть, как он возник.

Обнаружив странный сорт людей, открывших «доктрину, согласно которой мы должны иметь ясные и отчетливые

К оглавлению

==360

идеи всего того, на достоверность чего в нашей душе мы претендуем», Вы, милорд, изволили назвать их за это «господами [ — сторонниками] нового способа рассуждения» и причислить к ним меня. Я ответил, что не считаю, будто достоверность заключается только в ясных и отчетливых идеях, и поэтому меня не следовало причислять к этим людям, ибо я неповинен в том, что делает их «господами — сторонниками] этого нового способа рассуждения». И все же Ваша милость настаивает на том, что я виновен, и делает попытки доказать это. Чтобы выяснить, виновен я или нет, нужно рассмотреть, что Вы подвергаете осуждению как вытекающее из указанного мнения. Вы утверждаете, что, исходя из этого принципа, «мы не можем прийти к какой-либо достоверности в вопросе о существовании субстанции». Это утверждение встречается во многих местах Вашего письма. Ваша милость спрашивает: «Как возможно, чтобы мы могли быть уверены в том, что существуют как телесные, так и духовные субстанции, если наш разум зависит от ясных и отчетливых идей?» И снова: «Как мы придем к уверенности, что в мире существуют духовные субстанции, если мы не можем иметь относительно них ясных и отчетливых идей?» И, приведя несколько слов из моей книги, противоречащих моему принципу, согласно которому достоверность якобы основана только на ясных и отчетливых идеях, Вы утверждаете, будто «из этих слов следует, что мы можем быть уверены в существовании духовной субстанции, хотя мы не имеем о ней ясных и отчетливых идей».

Можно привести и другие места Вашего письма, однако и этих достаточно, чтобы показать, что те, кто полагают, что для достижения достоверности необходимы ясные и отчетливые идеи, обвиняются в том, что они распространяют свой принцип так далеко, что утверждают, будто там, где имеется какая-либо неясная или спутанная идея, нельзя составить относительно нее никакого суждения, в истинности которого мы могли бы быть уверены. Например, мы не можем быть уверены в том, что в мире существует субстанция, потому что мы имеем о ней лишь неясную и спутанную идею.

Вот почему я отрицал, что ясные и отчетливые идеи необходимы для достоверности. Например, я отказался признать своим принцип, согласно которому там, где имеется неясная и спутанная идея, нельзя составить относительно нее суждения, в истинности которого мы могли бы быть уверены. Ибо я считал, что мы можем быть уверены

==361

в истинности суждения, что в мире существует субстанция, хотя мы имеем лишь неясную и спутанную идею субстанции. И напротив, Вы, Ваша милость, пытались доказать обратное, как это совершенно очевидно из Χ главы Вашей «Защиты учения о Троице».

Из всего этого ясно, что вопрос, о котором мы действительно спорим, заключается в том, можем ли мы достигнуть уверенности в истинности суждения о какой-либо вещи, о которой мы имеем лишь смутную и спутанную идею?

А поскольку вопрос заключается в этом, первое, что Вы утверждаете,— это то, что Декарт придерживался Вашего мнения, которое противоположно моему ⁵⁰.

Ответ. Если бы вопрос решался авторитетами, я бы предпочел положиться на Ваш авторитет, а не Декарта. Поэтому я прошу извинить меня, Ваша милость, если скажу, что для признания своего постыдного поражения мне не нужен был бы кроме Вашего еще и его авторитет и что я очень сожалел бы о том, что Вам пришлось потратить столько усилий, чтобы цитировать так много из него ради меня, если бы считал для себя удобным помешать Вам показать Вашу универсальную начитанность, в которой я не сомневаюсь и каковую я и сам бы с большим удовольствием показал, если бы мне представился случай.

Поэтому я перехожу к тому, что, как мне думается, является главной целью Вашей милости, а именно показать по тексту моей книги, что я основываю достоверность только на ясных и отчетливых идеях. Вы говорите, что я «жалуюсь на Вашу милость чуть ли не в 20-ти местах своего второго письма за то, что Вы обвиняете меня в этом. На основании этого мир будет судить, насколько справедливы мои жалобы и насколько состоятельно мое понятие идей».

Ответ. Какое отношение к этому имеет «состоятельность моего понятия идей», я не знаю, ибо я не помню, чтобы я высказал какую-либо жалобу по этому поводу. Но если даже предположить, что мои жалобы в этом единственном пункте, касающемся достоверности, были не обоснованы, они могли быть вполне обоснованы в других пунктах. Поэтому я с почтением осмелюсь заметить, что с Вашей стороны было некоторым преувеличением делать из этого частного случая заключение относительно моих жалоб вообще.

В другом месте я отвечаю, что, если предположить, что приведенные Вами выдержки из моей книги доказывают то, чего они на самом деле не доказывают, т. е. что, на мой

==362

взгляд, основа достоверности заключена только в ясных и отчетливых идеях, все же мои жалобы и в этом случае очень справедливы. Ибо сначала, Ваша милость. Вы вызвали меня на спор и сделали меня одним из «господ [ — сторонников] нового способа рассуждения» исключительно из простого предположения, что я считаю основанием достоверности только ясные и отчетливые идеи. Вы сами признаетесь в этом, Ваша милость, когда говорите, что «не отрицаете, что первым поводом для этого обвинения было предположение, что ясные и отчетливые идеи необходимы для достижения любой достоверности в нашей душе и что единственный способ достижения этой достоверности заключается в их сравнении, т. е. в сопоставлении ясных и отчетливых идей. В доказательство этого предположения», как вы говорите, «были приведены мои слова и изложены мои принципы достоверности, и ничьи больше». Ответ. Странно, что, когда излагались мои принципы достоверности, этого положения (если я его придерживался) не оказалось среди них. Просмотрев внимательно указанное место, я не нашел, чтобы какие-нибудь мои слова или принципы были приведены там в доказательство того, что я полагаю единственным способом достижения достоверности сравнение только ясных и отчетливых идей. Таким образом, все, что сделало меня одним из «господ [ — сторонников] нового способа рассуждения»,— это лишь Ваше предположение, будто я предполагаю, что для достижения достоверности необходимы ясные и отчетливые идеи. И поэтому я имел тогда и все еще имею сейчас причину жаловаться на то, что Вы, Ваша милость, вызвали меня на этот спор на таком слабом основании, из чего, как я осмелюсь заметить, всегда будет очевидно, что этот спор возник не столько из-за того, что Вы нашли в моей книге, сколько из-за большого желания Вашей милости во что бы то ни стало вызвать его. Очевидным доказательством этого служат приведенные Вами выдержки из моего «Опыта».

Ибо если бы тогда. Ваша милость, когда Вы приводили, как Вы говорите, «мои слова и мои принципы» для доказательства того, что я считаю ясные и отчетливые идеи необходимыми для достижения достоверности, Вам было известно что-нибудь, что, как Вам казалось, отвечало Вашей цели, то невозможно поверить, чтобы Вы опустили эти выдержки тогда или в Вашем ответе на мое первое письмо и привели

Blog

Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Содержание