Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 45

мы делаем заключение, что у всех них должно быть нечто общее, что делает их принадлежащими к одному роду».

Я допускаю, что это заключение правильно; однако я позволю себе не согласиться с тем, будто это доказывает, что общая идея, которой дано это название, не создана душой. Я говорил, и это согласуется с Вашими словами, милорд, что «при образовании своих сложных идей субстанций ум только следует природе и не связывает вместе идей, которые не предполагаются объединенными в природе. Никто не соединяет голоса овцы с внешним видом лошади, а цвета свинца с весом и твердостью золота для образования сложных идей каких-либо реальных субстанций, если не хочет наполнить свою голову химерами, а свою речь — непонятными словами. Наблюдая некоторые качества постоянно связанными и существующими вместе, люди подражали в этом природе и образовали свои сложные идеи субстанций из соединенных таким образом идей» * и т. д. Это очень мало отличается от сказанного Вашей милостью о том, что именно из нашего наблюдения отдельных индивидуумов мы приходим к заключению, что

Опыт о человеческом разумении, кн. III, гл. 6, § 28, 29.

==332

«у всех у них имеется нечто общее». Но я не вижу, как отсюда следует, что общая или специфическая идея не образуется просто действием души. Не видно этого и из слов Вашей милости: «У всех у них есть нечто общее, что делает их принадлежащими к одному роду; и если различие родов реально, тогда то, что делает их всех принадлежащими к одному роду, должно быть не номинальной, а реальной сущностью».

Возможно, это до некоторой степени противоречит термину «номинальная сущность», но, осмелюсь заметить, совсем не противоречит тому, что обозначено этим термином. Существует внутреннее строение вещей, от которого зависят их свойства. С этим согласны и я, и Вы, милорд, и это мы называем реальной сущностью. В душе людей существуют также известные сложные идеи или комбинации этих свойств, которым они обычно присваивают специфические имена или имена разрядов или видов вещей. Мне кажется, Ваша милость не отрицает этого. Эти сложные идеи за недостатком лучшего термина я называю номинальными сущностями. Насколько подходит это название, я не буду спорить. И если кто-нибудь поможет мне найти более удачный термин для обозначения этих идей, я готов принять его, но пока, чтобы выразить свои мысли, я вынужден пользоваться этим. Далее, милорд, если тело, жизнь и способность рассуждения не являются реальной сущностью человека, с чем, я полагаю, Вы согласитесь, то скажете ли Вы, что их недостаточно, чтобы считать вещь, в которой они содержатся, принадлежащей к виду, называемому человеком, а не к виду, именуемому павианом, потому что различие этих видов реально? Если бы оно не было достаточно реальным, чтобы отличить вещь одного вида от вещи другого вида, то я не вижу, как понятие animal rationale ³⁷ может быть достаточным, чтобы отличить человека от лошади, ибо оно лишь номинальная, а не реальная сущность того вида, который обозначен именем «человек». И все же я предполагаю, что каждый считает его достаточно реальным для установления реального различия между этим видом и всеми другими. И если ничто не послужит определению принадлежности данной вещи к тому или иному виду (что, как я уже показал, означает лишь размещение их по рядам, имеющим различные специфические названия), кроме их реального, неизвестного нам строения, являющегося той реальной сущностью, о которой идет речь, то я опасаюсь, что пройдет очень много времени, прежде чем мы получим действительно разные виды субстанций или

==333

разные их названия, если только мы не сможем отличать их по тем различиям, о которых мы не имеем отчетливых представлений. Ибо, мне думается, я не получил бы ответа, если бы спросил, в чем заключается реальное отличие внутреннего строения антилопы от внутреннего строения северного оленя, хотя о каждом из этих животных очень хорошо известно, что они принадлежат к данному виду, а не к другому; и в то же время никто не сомневается в том, что виды, к которым каждое из них относится, действительно различны.

Далее Ваша милость утверждает: «И это различие не зависит от сложных идей субстанций, по которым люди произвольно соединяют в своей душе модусы».

Признаюсь, милорд, я не знаю, что ответить на это, потому что не знаю, что представляют собой эти сложные идеи субстанций, по которым люди произвольно соединяют модусы в своей душе. Но я склонен думать, что в этом вопросе имеется ошибка, если судить по следующим словам: «Ибо пусть они ошибаются при образовании идей, исключая из них то, что к ним относится, или включая в них то, что им не принадлежит; и пусть их идеи будут чем им угодно, но реальная сущность человека, или лошади, или дерева остается тем, чем она была».

Я осмелюсь предположить, что ошибка, о которой я говорил выше, заключается в том, что здесь предполагается, будто вещи различаются по их реальным сущностям, тогда как из того, как мы о них говорим, очевидно, что они уже различены по их номинальным сущностям и соответственно рассматриваются. Я прошу Вашу милость ответить, что Вы имеете в виду, когда говорите «реальная сущность человека, лошади или дерева», кроме того, что существуют такие виды, уже образованные согласно значениям этих имен, как человек, лошадь, дерево? Я спрашиваю Вашу милость, что же означает каждое из этих специфических имен, как не сложную идею, наименованием которой оно является? А эта сложная идея есть номинальная сущность, и ничто другое. Так что, если полагать, как это делаете Вы, что человеком называется разряд, или вид, индивидуумов, соответствующих той общей сложной идее, обозначению которой это название служит, то станет очевидно, что реальная сущность всех индивидуумов, подразумеваемая под специфическим названием «человек», в Вашем понимании этого слова будет одинаковой независимо

==334

от того, что бы ни пожелали другие лица исключить или включить в свою сложную идею человека, потому что необходимо сделать вывод, что реальная сущность, от которой зависит эта неизменная сложная идея, т. е. эти свойства, одна и та же.

Само собой разумеется, что, употребляя имя «человек» в данном случае, Ваша милость использует его для обозначения той сложной идеи этого вида, которая имеется в Вашей душе. Так что, принимая его вместо сложной идеи, Вы там, где Вы говорите, что реальная сущность остается тем, чем она была, или почти такой, какой она была, в действительности предполагаете, что идея, которую она обозначает, остается все время одной и той же. Ибо если я изменю смысл слова «человек», благодаря чему оно уже не сможет больше обозначать тех же самых индивидуумов, которых в Вашем понимании оно означает, а будет или исключать некоторые индивидуумы, являющиеся для Вас людьми в Вашем понимании слова «человек», или включать другие индивидуумы, к которым, по Вашему мнению, слово «человек» неприменимо, то я не думаю, что Ваша милость скажет, что реальная сущность человека в обоих этих смыслах одна и та же. И все же Вы, милорд, по-видимому, утверждаете это, когда говорите: «Пусть люди ошибаются при образовании своих идей, исключая из них то, что к ним относится, или включая в них то, что им не принадлежит; и пусть их идеи будут чем им угодно, но реальная сущность индивидуумов, понимаемых под названиями, присвоенными этим идеям, будет той же самой»; ибо, осмелюсь заметить, именно так должна быть выражена Ваша мысль, чтобы она соответствовала Вашей цели. Ведь употребление Вашей милостью названия «человек» или любого другого имени, как мне кажется, предполагает, что это имя в одно и то же время обозначает и не обозначает одну и ту же идею.

Например, милорд, пусть Ваша идея, которой Вы присваиваете имя «человек», — это разумное животное. Пусть идеей другого человека будет идея разумного животного известной формы; пусть у третьего это будет идея животного известного размера и формы, но без разума; пусть идея четвертого — это идея животного с телом известной формы, с нематериальной субстанцией и со способностью рассуждения; пусть пятый исключает из своей идеи нематериальную субстанцию. Очевидно, что каждый из них, как и Ваша милость, будет называть свою идею человеком. И столь же очевидно, что нельзя предположить, чтобы

==335

человек, соответствующий всем этим различным сложным идеям, во всех случаях имел одно и то же внутреннее строение, т. е. одну и ту же реальную сущность. Истина заключается в том, что каждая отдельная абстрактная идея, имеющая известное имя, образует реальный отдельный вид, какова бы ни была его реальная сущность (о каждой из которых нам ничего неизвестно).

И поэтому я полагаю справедливой Вашу мысль, высказанную в следующих словах: «Как бы ни различались номинальные сущности, реальные общие сущности, или природа отдельных видов, от этого совершенно не изменяется», т. е. нет ничего более достоверного, чем то, что наши мысли, или идеи, не могут изменить реального строения существующих вещей. И все же справедливо, что изменение идей, которым мы присваиваем имена, может изменить и действительно изменяет смысл их имен и тем самым изменяет виды, на которые мы распределяем идеи соответственно их именам.

К этому Ваша милость добавляет: «И эти реальные сущности неизменяемы, т. е. неизменяемо их внутреннее строение?» Внутреннее строение чего неизменяемо? — спрашиваю я Вашу милость. Не любой вещи, которая существует, а только одного бога. Ибо все вещи легко могут быть изменены той рукой, которая их создала, как может быть изменен внутренний механизм часов. Что же тогда неизменяемо? Внутреннее строение, или реальная сущность, какого-либо вида, что на простом английском языке означает не более чем следующее: если одно и то же специфическое имя, например «человек», «лошадь» или «дерево», присвоено или сделано знаком одной и той же абстрактной сложной идеи, к которой я причисляю несколько индивидуумов, то невозможно, чтобы реальное строение, от которого зависит эта неизменная сложная идея, или номинальная сущность, не было тем же самым; т. е., другими словами, там, где мы находим одни и те же свойства, мы имеем основание заключить, что там существует одно и то же реальное внутреннее строение, из которого проистекают эти свойства.

Но в следующих словах Ваша милость доказывает, что реальные сущности неизменяемы, потому что их создал бог; «Ибо хотя в отдельных конкретных случаях может оказаться известное разнообразие в индивидуумах, все же сущности людей, лошадей и деревьев остаются всегда неизменными, потому что они зависят не от идей людей, а от воли творца, создавшего разные виды существ».

==336

Истинно, что реальное строение, или сущности конкретных существующих вещей, зависит не от идей людей, а от воли творца. Но их распределение по видам под такими-то и такими-то названиями действительно зависит, и полностью зависит, от идей людей [...] ³⁸.

[ИЗ ВТОРОГО ПИСЬМА)

Ответ

Г-на Локка на возражения Его высокопреподобия лорда епископа Вустерского на его письмо по поводу некоторых мест в недавнем трактате Его милости «В защиту учения о Троице», относящихся к «Опыту о человеческом разумении» г-на Локка

[О рассуждении посредством идей]

[...] Вы утверждаете, что Вы «были далеки от осуждения моего способа [рассуждения посредством] идей, пока не увидели, что он сделан единственным основанием достоверности и используется для разрушения таинств нашей веры», как Вы заявили мне вначале ³⁹.

Милорд, тот способ, против которого Вы возражали сначала, был способом достижения достоверности только посредством ясных и отчетливых идей, что очевидно из приведенных выше слов Вашей милости. Однако, как Вашей милости теперь известно, мой способ достижения достоверности посредством идей не предназначен для его использования в целях разрушения таинств нашей веры, и это, следовательно, не может более приписываться моей книге, там как не имеет к ней никакого отношения. Поэтому из сказанного Вашей милостью выше мне совершенно неясно, в чем Вы меня теперь обвиняете.

Однако несколько ниже я нашел следующие слова: «Когда новые термины используются дурными людьми с целью способствовать скептицизму и неверию и разрушать таинства нашей веры, мы имеем основание исследовать их и рассмотреть их основы и тенденции. И истинной и единственной причиной того, что я взялся за рассмотрение этого способа достижения достоверности посредством идей, было то, что я нашел, что он применяется с указанными целями».

Здесь Ваша милость, по-видимому, направляет всю силу своего обвинения против новых терминов и их тенденций.

==337

А в другом месте Ваша милость высказывает следующие замечания: «В последнее время мир странным образом увлечен идеями, и нам говорят, что с помощью идей могут совершаться странные вещи. И все же эти идеи в конце концов оказываются лишь обычными понятиями вещей, которыми мы должны пользоваться при нашем рассуждении. Вы (т.е. автор «Опыта о человеческом разумении») говорите в главе о существовании бога ⁴⁰, что Вы считаете наиболее правильным выражать свои мысли самым обычным и известным способом, с помощью обычных слов и выражений. Я хотел бы, чтобы Вы поступали так во всей Вашей книге, ибо тогда Вы никогда не предоставили бы врагам нашей веры случая ухватиться за Ваш новый путь идей как мощное оружие (как они воображали) против таинств христианской веры. Но, возможно, Вы еще долго продолжали бы получать удовлетворение от Ваших идей, если бы я не обратил на них внимание и не нашел, что они используются повсюду, чтобы наносить вред».

Из этих выдержек очевидно, что, по мнению Вашей милости, введенные мной в моей книге новые термины, и в частности упомянутый Вами термин «идеи», «могут иметь опасные последствия для той истины, которую Вы стремились защитить». И в каждой из этих выдержек Вы объясняете, что причина, по которой Вы считаете, что идеи «могут иметь опасные последствия для той истины христианской веры, которую Вы стремились защитить», состоит в том, что они уже использовались с такими целями. И, как Ваша милость утверждает, «возможно, я еще долго получал бы удовлетворение от моих идей, если бы Вы не обратили на них внимание и не нашли, что они используются с дурными целями». В конечном счете, как я осмелюсь думать, это сводится к тому, что Ваша милость опасается, что идеи, т.е. термин «идеи», рано или поздно могут привести к очень вредным последствиям для той истины, которую Вы стремитесь защитить, потому что они могут быть использованы в споре против этой истины. Ибо я уверен. Ваша милость не думает, будто сами вещи, обозначенные термином «идеи», «могут иметь опасные последствия для той истины веры, которую Вы стремились защитить», поскольку такие [термины] использовались против нее. Ибо это значило бы, что Ваша милость предполагает, что те, кто выступает против этой истины, не имеют при этом никаких мыслей. Ведь вещи, называемые идеями, суть лишь непосредственные объекты нашей души во время мышления. Так что всякий, кто будет выступать против той истины, кото-

==338

рую Ваша милость защищает, должен пользоваться вещами, называемыми идеями, если только он не может обойтись без всякого мышления вообще; ибо тот, кто мыслит, должен во время мышления иметь в своей душе какой-то непосредственный объект мышления, т. е. должен иметь идеи.

Считает ли Ваша милость, что к опасным последствиям для истины веры, которую Ваша милость стремится защитить, может привести имя вещи, или же сама вещь, или звуковая форма идей, или то, что идеи обозначают; [в любом из этих случаев] Ваше рассуждение представляется мне, не скажу — новым способом рассуждения (ибо так Вы назвали мой способ), но, если бы оно не было Вашим, я бы подумал, что это весьма необычный способ рассуждения — выступать против книги, в которой, как Вы сами признаете, идеи не используются с дурными целями и не направлены во зло, т. е. выступать [против идей] только потому, что их используют с дурными целями те, кто выступает против Вашей милости. Ваша милость считает, что используемые таким образом идеи могут привести к опасным последствиям для той истины, которую Вы стремились защитить. Считаете ли Вы, что к опасным последствиям для этой истины могут привести идеи как термины или идеи как непосредственные объекты души, обозначенные этими терминами; [и в том и в другом случае] я не вижу, каким образом то, что Вы, милорд, написали против изложенного в моей книге понятия идей, помешает Вашим противникам использовать их для нанесения вреда, как они это делали раньше.

Как бы то ни было, но факт заключается в том, что Ваша милость полагает, что эти «новые термины, эти идеи, которыми мир в последнее время так странно увлечен.» (хотя в конце концов Вы признаете, что они оказываются всего лишь обычными понятиями вещей), «могут привести к опасным последствиям для этой истины».

Милорд, если некоторые лица в своих ответах на Ваши проповеди и в своих других памфлетах, в которых, как Вы жалуетесь, они так много говорят об идеях, слишком надоедали Вашей милости этим термином, не удивительно, что Вы устали от этого звука. Однако, как ни естественно для нашего слабого строения оскорбляться любым звуком, который вызывает в наших ушах назойливый шум, все же я не сомневаюсь, милорд, что Вы более высокого мнения об истинах Вашей веры, чтобы думать, что какая-нибудь из них может быть опрокинута или даже поколеблена дыхани-

==339

ем, превращенным в какой бы то ни было звук или термин.

Имена — это лишь произвольные знаки понятий, и, коль скоро они достаточно соответствуют им в употреблении, я не знаю никакого другого отличия, которое каждое из них имело бы в отдельности, кроме того, что они могут иметь или легкое или трудное произношение, а также более или менее приятное звучание; и довольно трудно предугадать, какие особые антипатии они могут вызвать у отдельных людей. В одном я уверен: ни один термин сам по себе не может ни в какой мере противоречить истине любого рода. Только суждения действительно противоречат или могут противоречить истине какого-либо положения или доктрины. Таким образом, никакой термин не имеет привилегии быть противопоставленным истине.

Нет такого слова, которое нельзя было бы включить в суждение, опровергающее самые священные и самые очевидные истины. Однако в этом повинен не сам термин, а тот, кто его использует. Поэтому я не могу легко убедить себя (что бы Вы, милорд, ни сказали в пылу спора по интересующему Вас вопросу) в том, что Вы уделяете так много внимания моей книге только потому, что в ней так часто употребляется слово «идея».

Разве его употребление вместо слова «понятие» (которому, на Ваш взгляд, оно, по-видимому, соответствует по своему смыслу) заключает в себе столь большой вред, что Вы только из-за частого употребления слова «идея» в моей книге решили потратить на нее некоторую долю Вашего драгоценного времени и Ваших мыслей? Это означало бы, что Ваша милость высказывается лишь против несовершенства речи. Признаюсь, милорд, с Вашей стороны было большим снисхождением упрекнуть только в этом, поскольку данное слово занимает весьма большое место в [работе,] написанной Вашей милостью против моей книги. Чтобы угодить Вашей милости, я охотно заменил бы термин «идея» каким-нибудь более удачным, если бы Вы или кто-нибудь другой смогли бы мне в этом помочь. Мне помнится, что я уже где-то в моей книге объяснял, почему термин «понятие» не так хорошо, как термин «идея», обозначает всякий непосредственный объект души во время мышления, и показал, что термин «понятие» по своей специфике более соответствует известному виду этих объектов, а именно тем, которые я называю смешанными модусами. По-моему, «понятие красного» и «понятие лошади» звучит гораздо хуже, чем «идея красного» и «идея лошади». А если кто-нибудь полагает, что первое лучше, то

К оглавлению

==340

я не спорю, ибо я не испытываю ни пристрастия, ни антипатии к какому бы то ни было произносимому звуку и не нахожу ни в одном из них какого-либо обаяния или очарования.

Но я не вижу, почему слово «идея», соответствует ли оно или нет в должной мере предъявляемым к нему требованиям, может стать хуже или лучше от того, что им пользовались дурные люди, или от того, что оно было использовано с дурными целями. Если бы это могло служить основанием для осуждения или отказа от какого-нибудь термина, нам пришлось бы отказаться от терминов «Священное писание», «разум», «восприятие», «отчетливый», «ясный» и т. д.; более того, даже имя самого бога не избежало бы той же участи, потому что я не думаю, чтобы какой-нибудь из этих или любых других терминов не был использован подобными людьми с указанными целями. И «если унитарии в своих недавних памфлетах слишком много говорили об идеях и странным образом развлекали ими мир», то я не могу поверить, что Ваша милость думает, что это слово станет хотя бы на йоту хуже или более опасным лишь потому, что они им пользуются ⁴¹. И хотя Вы, Ваша милость, написали, что я, «возможно, еще долго продолжал бы получать удовлетворение от своих идей, если бы» Вы «не обратили на них внимание и не нашли, что ими пользуются, чтобы наносить вред», все же я надеюсь, что после того, как Вы еще раз рассмотрите этот вопрос, Вы позволите мне продолжать получать удовлетворение от своих идей, т. е. столько удовлетворения, сколько я могу получить от такой незначительной вещи, как пользование тем или иным термином, даже если бы он был использован другими с целью нанести вред.

Если бы я совершенно исключил этот термин из моей книги и повсюду вместо него поставил слово «понятие» и если бы все сделали то же самое (хотя, я надеюсь. Ваша милость не считает меня настолько тщеславным, что я будто бы могу подумать, что все последуют моему примеру), моя книга, по-видимому, больше понравилась бы Вашей милости. Однако я не вижу, как бы это могло хотя бы на йоту уменьшить вред, на который Вы жалуетесь. Ибо унитарии, чтобы причинять вред, могут с таким же успехом использовать слово «понятие», как они используют слово «идея»; если только они не такие глупцы, чтобы полагать, будто этим замечательным словом — «идея» — можно творить заклинания и будто сила того, что они говорят, заключается в звуке, а не в смысле терминов.

==341

В одном я уверен: истины христианской религии не более могут быть опровергнуты с помощью одного слова, чем с помощью другого. Они вообще не могут быть опровергнуты или подвергнуты опасности посредством какого бы то ни было звука. И я склонен надеяться, что Ваша милость согласится, что в самом слове «идея» нет вреда, потому что Вы утверждаете, что не обратили бы на мои идеи никакого внимания, «если бы враги нашей веры не воспользовались моим новым способом [рассуждения посредством] идей как эффективным оружием против таинств христианской веры». Здесь под «новым способом идей» нельзя, я думаю, представить себе ничего другого, кроме того, что я выражаю свои мысли с помощью слова «идеи», а не с помощью каких-нибудь других, более обычных в английском языке слов или слов более древнего происхождения.

Признаюсь, милорд, часто встречающиеся в Вашем письме выражения «мой новый способ идей» или «мой способ идей» — это слишком широкие и сомнительные выражения. Под ними в широком смысле можно понимать весь мой «Опыт», потому что, рассматривая в нем вопрос о разуме, представляющем собой не что иное, как способность мышления, я не мог бы должным образом исследовать эту способность души, состоящую в мышлении, не рассматривая непосредственных объектов души во время мышления, которые я называю идеями. Поэтому не удивительно, что, исследуя разумение, я большую часть моей книги посвящаю рассмотрению вопроса о том, каковы эти объекты души во время мышления, откуда они приходят к нам в душу, как душа их использует в своих нескольких способах мышления и каковы те внешние знаки, с помощью которых она сообщает идеи другим или запечатлевает их для своего собственного употребления. Таков вкратце мой способ идей, который Ваша милость называет моим «новым способом идей» и который, если его считать новым, есть лишь новая история о старом предмете. Ибо я думаю, что люди, несомненно, всегда осуществляли действия мышления, рассуждения, веры, познания таким же способом, как они делают это сейчас, хотя мне и неизвестно, одинаково ли они описывали то, как эти действия совершаются и в чем они состоят. Если бы я был так же начитан, как Ваша милость, я был бы избавлен от того упрека с Вашей стороны, что «я считаю свой способ идей новым потому, что не заглядываю в мысли других людей, изложенные ими в

Blog

Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Содержание