Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 45

их разуму необходимо иметь идею субстанции.

Следующее замечание Вашей милости: «Кроме всего этого должны быть некоторые общие идеи, которые душа должна формировать не путем простого сопоставления тех идей, которые она получает посредством ощущения и рефлексии, но при помощи формирования определенных общих понятий о вещах на основании частных идей».

В данном случае я опять совершенно согласен с Вашей милостью, что кроме частных идей, полученных посредством ощущений и рефлексий, душа «формирует общие идеи не путем простого сопоставления тех идей, которые она получает посредством ощущения и рефлексии», ибо я не помню, чтобы я когда-либо говорил противное. Я говорил вот что: «Идеи становятся общими оттого, что от них отделяют обстоятельства времени и места и все другие идеи, которые могут быть отнесены лишь к тому или другому отдельному предмету» *. Таким образом осуществляется отвлечение. Об этом же я говорил и в другом месте **.

Ваша милость говорит: «Душа формирует общие идеи посредством формирования общих понятий о вещах на основании частных идей». А я говорю: «Душа формирует общие идеи, отвлекаясь от частных». Так что в этом вопросе между нами нет разногласий, кроме некоторых чисто стилистических различий.

Далее: «И среди этих общих понятий, или рациональных идей, субстанция занимает одно из первых мест, так как мы обнаруживаем, что не можем иметь истинных понятий любого модуса или акциденции (безразлично каких), если не признаем субстрата или субъекта, в котором они находятся. Поскольку с нашими основными понятиями о вещах несовместимо, чтобы модусы или акциденции существовали сами по себе, постольку рациональная идея субстанции занимает одно из первых мест и является одной из наиболее естественных идей в нашем уме».

Я не буду спорить с Вашей милостью, занимает ли общая идея субстанции одно из первых мест или является наиболее естественной идеей в нашем уме, так как, на мой взгляд, это не имеет прямого отношения к рассматриваемому нами вопросу. Что же касается идеи субстанции, что она собой представляет и в чем она нам помогает, то Ваша милость говорит, что «с нашими понятиями о вещах несовместимо, чтобы модусы и акциденции существовали

Опыт о человеческом разумении, кн. III, гл. 3, § 6. ** Там же, кн. II, гл. 11, § 9 ^β.

==287

сами по себе, и поэтому мы должны признать субстрат, в котором они находятся».

А я говорю: «Не будучи в состоянии постигнуть, как эти качества могут существовать одни или друг в друге, мы предполагаем, что они существуют на некоторой общей основе, носителе, и поддерживаются ею» *. А ее я, так же как и Ваша милость, называю субстратом **.

Что может быть более согласно друг с другом, чем то, что мы с Вашей милостью говорили в цитируемых выше местах? [...]

Непосредственно следующий абзац гласит: «Но каким образом общая идея субстанции должна вырабатываться в наших душах?» Происходит ли это «путем отвлечения и расширения простых идей»? Нет, это достигается «путем сочетания вместе многих простых идей; не будучи в состоянии представить себе, как эти простые идеи могут существовать сами по себе, мы привыкли предполагать некий субстрат, в котором они должны существовать и откуда они должны проистекать и который мы поэтому называем субстанцией» ***. И действительно ли все, что должно быть сказано относительно существования субстанции, это то, «что мы привыкли предполагать некий субстрат»? Зиждется ли эта привычка на истинном основании или нет? Если нет, то акциденции или модусы должны «существовать сами по себе и эти простые идеи не нуждаются ни в каких черепахах, чтобы их поддерживать, ибо формы и цвета и т. д. вполне могут существовать сами по себе и лишь для некоторых прихотливых людей привычна идея субстрата».

Здесь Вы, Ваша милость, как будто обвиняете меня в двух ошибках. Первая состоит в том, что я считаю «общую идею субстанции образованной не путем отвлечения и расширения простых идей, но путем объединения многих простых идей». Другая — что я будто бы сказал, что существование субстанции не имеет иного основания, кроме прихоти людей.

Что касается первой, то я хотел бы напомнить Вашей милости, что я несколько раз говорю, особенно в процитированных выше местах, где я ex professe ¹⁰ рассуждал об абстракции и общих идеях, что все они созданы путем отвлечения; и поэтому нельзя представить себе, чтобы субстанция была создана каким-либо другим путем; однако

11, гл. 23, § 4.

Опыт о человеческом разумении, ι

* Там же, § 1.

** Опыт о человеческом разумении, кн. II, гл. 23, § 4 ⁹.

==288

в силу описки или небрежности выражения могло показаться, что я имею в виду нечто другое, а не общую идею субстанции.

То, что я не имел своей темой общую идею субстанции в тех отрывках, которые цитированы Вашей милостью, ясно из названия этой главы — «О наших сложных идеях субстанций». А первый параграф главы, который Ваша мялость цитирует в связи с этим, сводится к следующему: «Получая, как я говорил, в большом числе простые идеи от чувств, так как они находятся во внешних вещах, или от рефлексии над своими собственными действиями, ум замечает также, что некоторое число этих простых идей находится постоянно вместе. Так как мы предполагаем, что они относятся к одной вещи, и так как слова годны для обозначения общих понятий и употребляются для вящей быстроты, то мы называем объединенные таким образом в одном субъекте идеи одним именем, а впоследствии по невнимательности склонны говорить и думать о том, что на деле есть лишь сочетание многих идей, как об одной простой идее. Ибо, как я уже сказал, не представляя себе, как эти простые идеи могут существовать самостоятельно, мы привыкаем предполагать некоторый субстрат, в котором они существуют и от которого проистекают, а потому мы этот субстрат называем субстанцией» *.

В этих высказываниях я не замечаю ни одного, которое означало бы отрицание создания общей идеи субстанции путем отвлечения; не вижу и высказываний, говорящих о том, что «она создается путем объединения многих простых идей вместе». Но, рассуждая в этом месте об идеях различных субстанций, таких, как человек, лошадь, золото и т. д., я говорю, что они образованы из определенных комбинаций простых идей. Каждая из этих комбинаций рассматривается как одна простая идея, хотя их много; и мы в силу привычки предполагать субстрат, в котором такая комбинация существует, называем [множество] идей одним именем — субстанцией, хотя такая [совокупность] состоит из многих модусов. Таким образом, в этом месте я только дал отчет об идее различных субстанций, таких, как дуб, слон, железо и т. д: несмотря на то что каждая из этих идей создана из различных соединений модусов, все же эти соединения рассматриваются как одна идея, носящая одно имя и составляющая [один] из видов субстанций.

Опыт о человеческом разумении, кн. Ц, гл. 23, § 1. 10 Джон Локк, т. 2

==289

Но то, что мое понятие о субстанции вообще совершенно отлично от этих взглядов и не предусматривает таких комбинаций в ней простых идей, совершенно ясно из непосредственно следующих за этим слов: «...идея о чистой субстанции вообще есть только предположение о неизвестном носителе тех качеств, которые способны вызывать в нас простые идеи» *. Я ясно провожу это различие, особенно когда я говорю: «Какова бы ни была поэтому скрытая и отвлеченная природа субстанции вообще, все наши идеи отдельных, различных видов субстанций только различные сочетания простых идей, совместно существующих в такой, хотя и неизвестной, причине их единства, благодаря которой целое существует само собой» **.

Другое обвинение состоит в том, что я будто бы ставил под сомнение существование субстанции или делал ее сомнительной, так как высказал о ней несовершенные и плохо обоснованные идеи. Позвольте заметить, что с помощью привычных для нас предположений о неких субстратах я обосновывал не существование субстанций, а идею субстанции, ибо здесь я говорю об одной только идее субстанции, а не о существовании последней. И так как везде в своей работе я утверждаю, что человек есть субстанция, и исхожу из этого, то меня нельзя заподозрить в том, что я сомневаюсь в существовании субстанции, пока я не ставлю под сомнение свое собственное существование. Далее я говорю: «...ощущение убеждает нас в том, что есть плотные протяженные субстанции, а рефлексия — в том, что есть мыслящие субстанции» ***. Таким образом, я считаю, что существование субстанции не поколеблено тем, что я сказал. И если идея субстанции должна существовать, то, поскольку существование вещей не зависит от наших идей, постольку [мнение о] существовании субстанции вовсе не должно быть поколеблено моими рассуждениями о том, что мы имеем о ней неясную и несовершенную идею и что эта идея возникает из нашей привычки предполагать некий субстрат, даже если бы я сказал, что мы вовсе не имеем никакой идеи субстанции. Ибо можно и должно признать существование множества вещей, о которых мы не имеем идей. Например, не может быть сомнения, что имеются различные виды отдельных духов, о которых мы вообще не имеем ясных идей; бесспорно, что духи имеют способы

Опыт о человеческом разумении, кн. Ц, гл. 23, § 2. ** Там же, кн. II, гл. 23, § 6. *** Там же, гл. 23, § 29.

К оглавлению

==290

передачи своих мыслей, тем не менее мы вовсе не имеем о том никакой идеи.

В таком случае, несмотря на все то, что я здесь говорил, существование субстанции находится в безопасности и сохранности. Давайте посмотрим, не находится ли в ином положении идея о ней. Ваша милость с беспокойством спрашивает: «Действительно ли это все, что можно сказать относительно существования (если Ваша милость разрешит, пусть речь идет об идее) субстанции, которую мы привыкли предполагать в качестве субстрата? Покоится ли эта привычка на истинном основании или нет?» Я говорил, что она основана на том, что «мы не в состоянии постигнуть, как простые идеи чувственных качеств могут существовать одни, поэтому мы предполагаем, что они существуют на некоторой общей основе, носителе, и поддерживаются ею, и этого носителя мы обозначаем именем «субстанция»» *. Это положение я считаю истинным основанием, потому что Ваша милость на этой же самой странице выдвигает такие же основания для предположения о субстрате и даже относительно «недопустимости для нас мысли о том, чтобы модусы и акциденции могли бы существовать сами по себе». Так что мне опять посчастливилось согласиться с Вашей милостью и, следовательно, прийти к выводу, что Вы одобряете мою точку зрения, согласно которой [представление о] субстрате модусов или акциденций, который составляет нашу идею субстанции вообще, основано на том, «что мы не можем постигнуть, как модусы или акциденции могут существовать сами по себе».

Следующее замечание гласит: «Если бы оно опиралось на ясное и очевидное основание, тогда мы должны были бы признать идею субстанции, которая возникает не при помощи ощущения или рефлексии; таким образом, мы можем быть уверены в чем-то, что мы узнаем не через эти идеи».

Насколько я понимаю, эта точка зрения Вашей милости не содержит ничего направленного против меня, ибо я никогда не говорил, что общая идея субстанции возникает посредством ощущения или рефлексии или что она является простой идеей ощущения или рефлексии, хотя в конечном счете она должна быть основана на них: ведь это сложная идея, созданная из общей идеи чего-то или какого-то существования, выступающего как носитель акциденций. Ибо общие идеи не проникают в душу с помощью

Опыт о человеческом разумении, кн. II, гл. 23, § 4. ΙΟ*

==291

ощущения или рефлексии, а являются творением или изобретением разума, как я это показал *; я показал и то, каким образом душа формирует их из идей, которые она приобретает путем ощущений и рефлексий. Равным образом я показал по поводу идей отношения — как душа формирует их, как они извлекаются и в конечном счете коренятся в идеях ощущения и рефлексии **.

Но для того чтобы не быть ложно понятым, когда я говорю об идеях ощущения и рефлексии как о материале всего нашего познания, позвольте, милорд, привести одно или два места из моей книги, для того чтобы пояснить мою точку зрения относительно идей ощущения и рефлексии: «Если мы полностью исследуем эти два источника и их различные формы и сочетания, образуемые из них, то увидим, что они содержат весь наш запас идей и что в нашей душе нет ничего, что не получается одним из этих двух путей» ***. Эту же мысль в другом месте я выразил следующим образом: «Эти простые идеи, материал всего нашего знания, предлагаются и доставляются душе только двумя вышеупомянутыми путями, т.е. ощущением и рефлексией» ****. И далее: «Это самые значительные из тех простых идей, которыми обладает ум и из которых составляется все его остальное знание. Все они получены только двумя вышеупомянутыми путями — ощущением и рефлексией» *****.

И «таким образом я в кратком очерке дал обзор наших первоначальных идей, из которых произошли и составлены все остальные» ******

Это и этому подобное, сказанное в других местах, и есть то, что я думаю относительно идей ощущения и рефлексии как основы и материала всех наших идей, а следовательно, и всего нашего познания. Я привел эти выдержки из моей книги для того, чтобы читатель, имея перед глазами мою точку зрения в целом, мог лучше разобраться в том, что заслуживает порицания со стороны Вашей милости. Ибо то, что Вы, Ваша милость, не совсем довольны, ясно не только из рассматриваемых слов, но также и из следующих: «Но нам все еще говорят, что наш разум не может иметь других идей, кроме идей, полученных при помощи ощущения или

Опыт о человеческом разумении, кн. Щ, гл. 3.

* Кн. II, гл. 25 и гл. 28, § 18.

** Опыт о человеческом разумении, кн. II, гл. 1, § 5. **** Там же, гл. 2, § 2. ***** Там же, гл. 7, § 10. ****** Там же, кн. II, гл. 21, § 73.

==292

рефлексии. Предположим, что принцип, будто простые идеи ощущения или рефлексии являются единственным материалом и основой всего нашего рассуждения, истинен»..

Доводы Вашей милости в упомянутом месте сводятся к следующему: «Если общая идея субстанции основывается на ясном и очевидном рассуждении, тогда мы должны признать идею субстанции, появляющуюся не при помощи ощущения или рефлексии». Это такой вывод, который, по моему скромному разумению, несостоятелен, так как он исходит из несостоятельного предположения о том, что рассуждение и идея несовместимы. Ибо если это предположение не есть истина, то общая идея субстанции может быть основана на ясном и очевидном рассуждении, и все же отсюда не следует, что идея субстанции не является в конечном счете основанной на идеях и не исходит от идей, которые появляются благодаря ощущениям и рефлексии, и поэтому будто бы нельзя сказать, что она возникает с помощью ощущения или рефлексии.

Поясню смысл моих рассуждений на следующем примере. Все идеи всех чувственных качеств вишни моя душа получает при помощи ощущения; идеи восприятия, мышления, рассуждения, познания проникают в мою душу посредством рефлексии. Идеи этих качеств и действий или сил воспринимаются душой, как сами по себе несовместимые с существованием; или, как хорошо выразила это Ваша милость, «мы находим, что мы не можем иметь никакого правильного понятия модуса или акциденции, если не примем субстрат или субъект, в котором они находятся», т. е. они не могут существовать сами по себе. Следовательно, душа воспринимает их необходимую связь с тем, чему они присущи или что их поддерживает. Поскольку идея об этом является относительной идеей, добавленной к красному цвету в вишнях или к мышлению у человека, то душа создает, так сказать, относительную идею носителя. Ибо я никогда не отрицал, что душа может создавать себе идеи отношения, а показал нечто прямо противоположное в главах об отношении. Но поскольку отношение не может быть обнаружено в том, чего не существует, или быть отношением несуществующего, а то, что соотносится в данном случае как поддерживающее или носитель, не представляется душе в качестве какой-либо ясной и отчетливой идеи, постольку туманная, неопределенная, неясная идея тела или еще чего-нибудь — это все, что остается на долю позитивной идеи, выражающей отношение носителя, или субстрата, к модусам или акциденциям. Эта общая неопреде-

==293

ленная идея чего-то путем отвлечения получена также из простых идей ощущения и рефлексии. Таким образом, душа из позитивных простых идей, полученных при помощи ощущения или рефлексии, приходит к общей относительной идее субстанции, которой мы никогда не имели бы без позитивных простых идей.

В более доступной форме (не прослеживая в деталях все частные действия души в этом занятии) Вы, Ваша милость, это великолепно выразили: «Мы обнаруживаем, что не можем иметь истинного понятия любого модуса или акциденции, если не признаем субстрата или субъекта, в котором они существуют, так как несовместимо с нашими понятиями о вещах, чтобы модусы или акциденции существовали сами по себе».

Исходя из этого, Ваша милость называет это рациональной идеей субстанции. Вы говорите: «Я допускаю, что при помощи ощущений и рефлексии мы узнаем силы и свойства вещей; но наш разум убежден, что за ним должно быть нечто, ибо невозможно, чтобы они существовали сами по себе». Так что, если бы это было тем, что подразумеваете Вы, Ваша милость, под рациональной идеей субстанции, то я не вижу ничего противоречащего моей точке зрения, согласно которой идея субстанции основана на простых идеях ощущения или рефлексии, и эта идея весьма неясна.

Вывод Вашей милости, сделанный из Ваших предшествующих слов, сводится к следующему: «Итак, мы должны быть уверены в некоторых вещах, которых мы не узнаем с помощью идей». Ваша милость простит мне, если я признаюсь, что это утверждение таково, что я не понимаю его точного значения. Мне неясно, имеет ли в виду Ваша милость то, что мы действительно можем знать о существовании чего-то такого, чего мы не узнаём при помощи этих идей, или что мы действительно знаем отличительные свойства чего-то, чего мы не узнаем при помощи этих идей, или что мы действительно знаем истинность некоторого положения, которое мы постигаем не при помощи этих идей. Ибо уверенность в чем-то может иметь любое из этих значений. Но какое бы они ни имели значение, я не понимаю, какое я имею к этому отношение.

В следующем параграфе Ваша милость говорит: «Идея субстанции, опять говорят нам, является не чем иным, как предполагаемой, но неизвестной подпоркой обнаруженных нами существующих качеств, которые, по нашему предположению, не могут существовать sine re substante , что, согласно истинному значению этого слова,

==294

на простом английском языке означает «стоящей под» или «поддерживающей». Но голая грамматическая этимология значит очень мало, если наиболее выдающиеся авторы, такие, как Цицерон и Квинтилиан, употребляют это слово в ином смысле; а они принимают субстанцию за сущность, как доказал Валла, и такое значение имеет само греческое слово. Но Боэций в переводе аристотелевских «Категорий» избрал слово «субстанция», как более подходящее для выражения того, что существует как сложное, и оставил слово «сущность» для того, что просто и нематериально. И в этом смысле, как находил святой Августин, к богу можно применить только понятие сущности, а не субстанции» ¹².

В данном случае Вашей милости, кажется, не нравится мое замечание о том, что происхождение слова «субстанция» говорит в пользу той идеи, которую мы о ней имеем, и Ваша милость уверяет, «что грамматическая этимология значит очень мало».

Хотя этимологии и должно придаваться малое значение, когда нечего больше сказать, все же, когда ее приводят для подтверждения идеи, которую Ваша милость считает возможным назвать рациональной идеей и о которой Ваша милость говорит, что она покоится на очевидном основании, то я не вижу, что бы вы могли порицать в такой [этимологии]. Хотя Цицерон и Квинтилиан принимали субстанцию за сущность, как говорит Ваша милость, или за строение и природу (riches and estate), как то они, и по моему мнению тоже, делали, все же я считаю, что было бы справедливо полагать, что слово «субстанция» (substantia) происходит от substando ¹³ и что это указывает на его первоначальное значение. Ибо, милорд, я давно убежден, и это можно прочесть в моей книге, что если бы мы знали происхождение всех слов, с которыми сталкиваемся, то это очень помогло бы нам узнать идеи, к которым они впервые прилагались и которые они замещают. Поэтому я прошу Вашу милость извинить меня за эту точку зрения, особенно за этимологические наблюдения, поскольку в ней нет ничего грешащего ни против истины, ни против идеи субстанции, которая имеется у Вашей милости.

Но Ваша милость противопоставляет этой этимологии применение слова «субстанция» классическими авторами в ином смысле и вследствие этого дает миру ученое разъяснение употребления слова «субстанция», когда оно понимается не в смысле субстрата акциденций. Однако я думаю, что достаточным моим оправданием перед Вашей милостью

==295

является то, что я употребляю это слово в том же смысле, в каком употребляет его и Ваша милость, и что Вы не считаете для себя возможным руководствоваться этими авторитетами. Иначе Вы, Ваша милость, применяли бы слово «субстанция» к богу, чего не делал Боэций и что не соответствует взглядам св. Августина, как это доказано Вашей же милостью. Я предполагаю, что к данному расхождению Вашу милость привело именно рассмотрение субстанции в ее применении к богу. Но если Ваша милость и я (не предполагая, что я могу присоединиться к Вам) в употреблении слова «субстанция» не последовали за классическими авторами, то я думаю, что авторитеты школ, которые долгое время признавались основоположниками философской терминологии, выяснят нашу позицию в этом вопросе.

В заключительной части этого раздела [письма] говорится: «Но за тем названия «субстанция» и «сущность» смешивались и применялись к богу и к его творениям, при этом подразумевалось, что то, что создает действительное существование, отлично от модусов и свойств. В таком случае субстанция и сущность человека оказываются одним и тем же, но принимаются не за индивидуальную субстанцию, которая не может быть понята без особых модусов и свойств, а за общую субстанцию или природу человека в отвлечении от всех личных обстоятельств».

В данном случае Ваша милость считает, что термины «общая субстанция», «природа» и «сущность» имеют одинаковое значение; я не буду здесь касаться вопроса о том, насколько это правильно. Ваша милость продолжает: «Я желаю знать, не является ли это, согласно истинному рассуждению, ясной идеей человека; не идеей Петра, Джемса или Джона, а человека как такового».

Я думаю, что никто не будет отрицать этого; это могут отрицать только те, кто считает, что имеющаяся в их уме общая абстрактная идея о типе или виде животных, которые называются человеком, не должна иметь общего имени «человек», приложимого к нему. Ибо это все (как я скромно представляю себе), о чем в данном случае говорит Ваша милость.

Вы говорите, что «это не просто всеобщее имя, или метка, или знак». Ваша милость говорит, что это идея, и каждый должен принимать ее за идею; и поэтому, на мой взгляд, она достаточно ограждена от того, чтобы считаться просто именем, меткой, или знаком этой идеи. Ибо очень странно думает тот, кто принимает общее имя какой-либо

==296

идеи за саму общую идею; это без сомнения только метка, или знак ее, и ничего больше. Ваша милость добавляет: «Но в нашей душе есть настолько ясное и определенное представление о ней, какое мы только можем получить от любой простой идеи, переданной нам нашими чувствами».

Если Ваша милость подразумевает под этим (а мне кажется, что это и означают данные слова), что мы можем иметь такую же ясную и отчетливую идею общей субстанции, или природы, или сущности вида «человек», какую мы имеем относительно особого цвета и фигуры человека, когда мы на него глядим, или его голоса, когда мы слышим, как он говорит, то мне придется с сожалением разойтись во мнениях с Вашей милостью. Потому что наша идея субстанции, которой присущи свойства человека,— очень неясная идея. Так что в этой части наша общая идея человека неясна и запутанна. Поскольку же эта субстанция различным образом модифицируется в различных родах людей, так что они обладают различными свойствами и силами, по которым их различают, постольку мы также имеем очень неясную идею субстанции, а скорее и вовсе не имеем ее отчетливой идеи. Но в идее фигуры, которую я ясно вижу, или звука, который я отчетливо слышу, нет никакой неясности или путаницы. И таковыми являются или могут являться идеи, сообщаемые ощущением или рефлексией. Далее следует: «Я не отрицаю, что различие особенных субстанций сводится к различию их модусов и свойств (которые, если угодно, могут быть названы объединением простых идей). Но я настаиваю на том, что общая идея, которая относится к сущности, и без модусов и свойств является такой справедливой и истинной идеей, что без нее объединение простых идей никогда не даст нам правильного понятия о сущности».

Я думаю, что в данном случае Ваша милость утверждает, «что общая идея реальной сущности (ибо я так понимаю общую идею, относящуюся к сущности) без модусов и свойств является справедливой и истинной идеей». Например, реальной сущностью вещи является внутреннее устройство, от которого зависят свойства этой вещи.

Однако мне кажется, что Ваша милость утверждает, что мы не можем знать это внутреннее устройство, или сущность, ибо Ваша милость говорит, «что на основании сил и свойств вещей, которые доступны нашему знанию, мы можем познать столько относительно внутренней сущности вещи, сколько обнаруживают эти силы и свойства». Это

==297

безусловно правильно. Но если эти силы и свойства говорят о внутренней сущности только то, что внутренняя сущность существует, мы и будем знать только то, что внутренняя сущность существует, но не будем иметь никакой идеи или представления о том, что это такое. Как мне кажется, на следующей странице Ваша милость и признает это, когда добавляет: «Я не говорю, что мы можем знать все сущности тел, не говорю я также и того, что мы можем добиться совершенного понимания всего, что им принадлежит. Но если мы можем знать, что существуют определенные существа, наделенные такими-то различными силами и свойствами, то на что же мы еще жалуемся?» Мне кажется, что в этом высказывании Ваша милость определяет наше познание этих внутренних сущностей в следующих словах: «Что имеются определенные существа, наделенные различными силами и свойствами». Но что такое эти существа, эти внутренние сущности, о которых мы не имеем отчетливых представлений, как Ваша милость признает немного погодя в словах: ибо «мы не можем постичь внутреннее строение и устройство вещей»? Таким образом, как признано, мы не имеем никакой идеи об этой сущности, об этом внутреннем строении вещей, от которого зависят их свойства; как же можем мы утверждать, что это в какой-то мере справедливая и истинная идея? Но Ваша милость говорит: «Это настолько справедливая и истинная идея, что без нее рассмотрение простых идей никогда не даст нам правильного о ней понятия». Единственная идея, которую мы о ней имеем, — это только идея о том, что имеется внутреннее, хотя и неизвестное строение вещей, от которого зависят их свойства; в этом нам оказывают помощь простые идеи ощущений и рефлексии и их рассмотрение. А так как в дальнейшем они нам помощи уже не оказывают, то поэтому мы и не имеем об этой идее более совершенного понятия.

Мне кажется, что в данном случае, как и раньше. Ваша милость принципиально исходит из того, что общая субстанция человека, а также и других видов состоит в том, что она отвлекает действительное существование этих видов от индивидуумов этих видов. Я предполагаю, что в данном случае под общей субстанцией Ваша милость подразумевает общую идею субстанции. Мое предположение о том, что Ваша милость рассуждает здесь об идее субстанции и о том, как она появляется, придает мне смелость допустить такой вывод. А если Ваша милость думает иначе, я должен набраться смелости и отрицать, что существует такая вещь in

==298

rerum natura ¹⁴ как общая субстанция, существующая сама по себе или образующая какую-либо вещь.

Примем затем то, что говорит Ваша милость об общей идее субстанции, а именно «что она есть что-то, что образует реальное существование любой вещи». Ваша милость говорит, «что это самое ясное и отчетливое понятие нашего разума из всех, какие мы только можем извлечь из любых простых идей, сообщаемых нашими чувствами». Здесь мне опять приходится разойтись с Вашей милостью. В самом начале страницы Ваша милость говорит: «Субстанция и сущность должны подразумевать то, что образует реальное существование». Теперь я спрашиваю Вашу милость, означают ли эти слова большее, чем «нечто»? Я склонен думать, что идею, выраженную словом «что-то», Ваша милость не назовет столь же ясным и отчетливым понятием, или идеей в нашей душе, как идею о красном цвете в вишнях, или о горьком вкусе полыни, или о круге, сообщенную душе при помощи ощущений.

Далее Ваша милость продолжает: «Она образует (я думаю, Ваша милость имеет в виду — составляет или является) реальное существование, отличное от модусов и свойств».

Например, милорд, лишите эту предполагаемую общую идею человека или золота всех ее модусов и свойств и затем скажите мне, имеет ли Ваша милость столь же ясную и отчетливую идею о том, что осталось, как и ту, какая у Вас есть о фигуре одного или желтом цвете другого. Я должен признаться, что остающееся нечто вызывает во мне настолько туманную, запутанную и неясную идею, что я не могу сказать, будто я имею об этом какое-либо отчетливое представление. Ибо существование чего-то неотличимо нашим разумом от фигуры или голоса человека или от цвета или вкуса вишни, так как они тоже являются чем-то. Если Ваша милость имеет ясную и отчетливую идею о том «нечто, которое образует реальное существование, отличное от всех его модусов и свойств», то Ваша милость должна наслаждаться привилегией созерцания ясных идей, которые Вы имеете; ибо я не могу отрицать наличие таких идей у Вас только на том основании, что я подобных не имею. Туманность моих представлений не должна мешать ясности Ваших, как и отсутствие у слепого ясных и отчетливых представлений о цвете не может лишить таковых Вашу милость. Неясность, которую я нахожу в моей душе, когда я исследую, какой позитивной, общей, простой идеей субстанции я обладаю, такова, как я признал, и я не могу идти

Blog

Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985