В ожидании христа (повесть о казантипе)

Вид материалаДокументы
Глава 2. Конференция в Коктебеле, день второй
Глава 3. Итальянская журналистка Ориана Палаччи
Глава 4. Кардинал Антонио Люччи
Глава 5. Доклад кардинала
Глава 6. День второй. Обсуждение
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   29
Глава 1. Схватка

1. Драка, как в таверне.

Если до начала конференции ее участники имели удовольствие наблюдать современную ими­тацию рыцарского турнира, то до начала ее второго дня нам довелось быть свидетелями схватки совсем иного рода, и отнюдь не игровой, а серьезной, вполне могущей закончиться трагически. Внешне, да и по накалу страстей ее участников, она очень напоминала драки матросов, цыган и прочих городских низов в тавернах и притонах в позапрошлом веке.

И в этом не было, собственно говоря, ничего удивительного, так как в ней участвовали на­стоящий цы­ганский ба­рон и молодой художник-кузнец. Да и причина этой драки была под стать тем, известным нам только по старым фильмам и книгам.


2. Цыганский барон.

Несмотря на трагическую смерть своего возлюбленного, красавица Нина пожелала царить на втором фо­руме также как и на первом. Однако здесь, в Коктебеле, этому ее желанию попытался воспротивиться ба­рон Га­этано ди Палермо. Прибыв в Коктебель на собственной яхте, он поже­лал, как обычно, увезти свою подругу в очередное развеселое кругосветное плавание. Нина ка­тегорически отказалась следовать за ним, но подвыпивший барон попытался увезти ее силой.


3. Опасная схватка.

Было раннее утро, заседание второго дня еще не началось, участники только собирались в большом ры­царском зале. Когда расходившийся итальянский аристократ начал тянуть свою не­покорную подругу из зала, подоспел Степан, который, в дополнение ко всем своим пристра­стиям и увлечениям был отча­янный ходок и к женщинам относился по-рыцарски.

Воз­никла перепалка. В руке Га­этано сверкнул нож. Степа вынужден был защищаться оказав­шейся ря­дом скамьей. Тяжелая, под средневековье, скамья оказалась крайне неудобной, и моло­дой программист быстро терял силы. Он оказался физически сильней итальянца, но в проворно­сти явно уступал барону.

В это время Лучниковых в зале не было, а все мы, невольные свидетели этой не­обычной схватки, по­чему-то, как завороженные смотрели, на странный поединок, не в силах сдвинуться с места.


4. Кардинал и барон.

Положение Степана с каждой минутой делалось все более критическим. Единственное, что ему еще оставалось – это изловчится и попытаться проломить голову Принцу Палермо тяжелой скамьей.

Однако к та­кому способу решения вопроса Степа, по всему было видно, решительно не желал прибе­гать. Он предпочитал защищаться. На что он надеялся, было совер­шенно непонятно, ибо почувствовав­ший свое превосходство цыганский барон все сильней теснил его.

Помощь пришла, причем совершенно неожиданно. В зале появился сеньор Антонио в своем обычном облачении. Барон Палермо внезапно повернулся спиной к противнику, по­чему-то со­вершенно по-русски, часто-часто закрестился и пал перед падре на колени. В зале зажурчала быстрая гортанная речь. Затем кардинал благо­словил барона. После чего тот подошел к Сте­пану, с чувством пожал ему руку и, по­ма­хав на прощанье присутствующим, удалился.


Глава 2. Конференция в Коктебеле, день второй

1. Докладчики второго дня.

Главным докладчиком второго дня конференции по теме «Этническое давление и буду­щее Европы» была писательница Алена Чудова, в былые времена звавшаяся Памелой Джонсон. Была она некогда же­ной монсеньора кардинала и матерью его сына Арсения. Ее содокладчица Ориана Палачи, некогда звавшаяся Марией Джерми, была родной матерью кар­динала Антонио. Оппонен­том своей бывшей жены и своей ма­тери выступал сам монсеньор кардинал. Первона­чально планировалось, что главным доклад­чиком будет кардинал, а его оппонен­тами – дамы. Но уже в день открытия конференции по обоюдному согласию «пе­реиграли».


2. Экзальтированная истеричка.

Начинала тему, естественно, мадам Чудова. Маленькая, кургузая, нелепо выглядящая в своей растяну­той домашней кофте и больших круглых очках, была она странна и, на удивление, не­лепа. Ее резкий, ис­терич­ного тем­бра го­лос, ре­зал слух, а то, что она утвер­ждала, вызывало, по меньшей мере, оторопь.

С удивлением и разочарованием глядел на нее монсеньор кардинал. Видно ничем она не на­поминала ту полногрудую, яркую и решительную красавицу, что некогда стала его же­ной и ро­дила ему чудесного сына. Эта экзальтированная, как будто специально нацеленная на зло исте­ричка, как и некогда его люби­мая, страстно желаемая жена, тоже вызывала эмо­ции, но сугубо от­рицательного свойства.

Роман «Эйфелевый минарет», достаточно хорошо известный российскому читателю, служил основой доклада.


3. «Эйфелевый минарет».

Не вдаваясь в анализ литературных достоинств романа, нельзя не признать его безуслов­ную актуаль­ность. Поэтому, несмотря на раздражение, которое невольно вызывала эта, не в меру экспрессивная дама, ее выступление, также как ее нашумевший роман, невольно за­ставляли за­думаться. В энергии, с которой она отстаивала свои взгляды, проглядывались, несмотря на не­умеренную экзальтацию, убеж­денность и ис­кренность. И то, что она гово­рила, против чего пре­дупреждала, выглядело убедительно.

Действительно, мусульман в Европе (людей, как ни крути, чуждой культуры) уже добрая треть. При­чем в большинстве своем они не стремятся не только к ассимиляции, но и к диа­логу, не расположены они к культурному контакту с коренным населением. Причем, боль­шая часть из них уже сегодня явля­ются граж­данами стран Европы, в которых они нынче проживают. А если учесть, что эти новые евро­пейцы, в отли­чие от коренных ее жителей, склонны к рас­ширен­ному воспроизводству, то через пол­сотни лет эти новые граждане составят боль­шинство насе­ления.

Примерно через 50-60 лет неизбежно начнется ущемление прав коренных евро­пейцев. Ибо мен­талитет и весьма незначительный демократический опыт новых граждан, скорее всего, при­ведет их демо­крати­ческое волеизъявление (выборы, референ­думы и пр.) к уста­новлению в стра­нах Евросоюза антидемокра­тиче­ских и даже теократических режимов, отнюдь не благосклон­ных к национальным и религиозным мень­шинствам.

И в романе докладчицы, и в ее многочисленных интервью, и в выступлении на этом фо­руме звучит пре­дупреждение, звучит призыв уже сегодня приложить все усилия, чтобы этого не слу­чилось, чтобы ко­ренные европейцы не потеряли свою родину.


4. Странное время.

Высказано это было предельно экспрессивно, на грани фола, с нескрываемой, более того, ярко выражен­ной озлобленностью и нетерпимостью. Следует, однако, отделить крайне агрессивную ксено­фобскую на­правленность и ро­мана, и выступлений его автора в средствах массовой ин­формации от той негативной, но очень необходи­мой к размышлению информации, которая за всем этим стоит.

Странное нынче время. Сегодня де­мократы и правозащитники, и вообще порядочные люди утаивают правду, попросту лгут. А нынешние хозяева жизни, нацио­налисты, люди, которых мы, обитатели былых интеллигентских кухонь, всегда считали изолгавшимся жульем и подонками, как это ни странно, зачас­тую говорят правду.

Яркий пример - Чудова. Она говорит правду, печальную правду, горькую правду. Ситуа­ция в Европе действительно та­кова, что полстолетия ее разви­тия приведет к описанному в романе.

Глава 3. Итальянская журналистка Ориана Палаччи

1. Сеньора Ориана Палаччи.

Затем дополнила доклад своей невестки сеньора Ориана Палаччи. Графиня Мария Джерми, высту­паю­щая под этим именем в печати, была, каза­лось бы, ее полной противопо­ложно­стью. Высо­кая, статная, с изящной фигу­рой, всегда с большим вку­сом оде­тая, она, несмотря на воз­раст, казалось, нис­колько не ут­ратила бы­лой привлека­тельности. Говорила она густым краси­вым контральто, всегда с боль­шим чувст­вом и очень убеди­тельно.

Ее отец, граф Эдуардо Джерми, владелец земель в плодородных долинах и неприступных зам­ков в го­рах Калабрии, с молодых ногтей был антифашистом, а позже участником итальянского Сопротивления. Еще подрост­ком Мария разде­ляла с отцом тяготы партизанской жизни. По­взрослев, она разделила его убеждения.

Потом внезапная, яркая, как молния, любовь к красавцу-плейбою Андрею Лучникову. За­тем рождение сына и такой же бурный, как былая любовь, разрыв с легкомысленным и очень уж не­серьезным буржуаз­ным журналистом.

Став известной журналисткой, Мария не изменила своих убеждений. Всю свою жизнь она была и оста­валась убежденной, категоричной в выражении своих взглядов, антифашисткой. Став ярой противницей мусульманской экспансии, она перенесла на исламистов свою давнюю антипатию к фашистам.

2. Общие идеи.

Идеи, что излагала антифашистка, ставшая непримиримой итальянской националист­кой, были, в прин­ципе, того же сорта, что у ее невестки, националистки рус­ской. Однако в отличие от идей внешне непри­влекательной, а уже потому малоубедитель­ной госпожи Чудовой, мысли изящной и все еще привлека­тель­ной старой дамы были несколько более плоскими и тривиаль­ными.

Общей у этих родственных душ была чуждая христиан­ству, ультранационалистиче­ского толка убеж­ден­ность, что раскаяние ослабляет нацию. Что же, они правы, но только в том случае, если злобную, бе­сов­скую агрессивность считать силой, а христианское покая­ние – слабостью.


3. Отличия.

Отличало пожилую сеньору какое-то чисто аристократическое неприятие плебса, к кото­рому естест­венно относятся разносчики и мелочные торговцы с Востока, наводнившие в последние годы Италию. Ее справедливый гнев против этих людей, которые к тому же с неуважением от­носятся к чуждой им куль­туре, понятен. В сущности это были претензии, прежде всего к вла­стям, неспособным должным об­разом ох­ранять общественный по­рядок.

Конечно, не обходится без перехлестов. Ее оправдание крестовых походов вообще выхо­дит за рамки ра­ционального подхода к истории. Но в высказываниях сеньоры Палаччи много и спра­ведливого. Напри­мер, аналогия между фашизмом и исламским фундамента­лизмом лежит на по­верхности.


4. Все познается в сравнении.

Сеньора Палаччи упрекает общественность Италии в том, что ее несправедливо обвиняют в национа­лизме и в оскорблении чувств мусульман. Что же, может по западным стандартам ее позиция и чрез­мерно радикальна, но по сравнению с отечествен­ными националистами госпожа Палаччи просто обра­зец толе­рантности.


Глава 4. Кардинал Антонио Люччи

1. Произвел впечатление.

После обеда выступал оппонент основных докладчиков. Сразу скажу, он произвел на участни­ков кон­фе­ренции совершенно неизгладимое впечатле­ние. Впрочем, рассказывать об этом впе­чатлении беспо­лезно, ибо его почти невозможно передать словами.

Действительно, какими словами рассказать о седом, благообразном, но моложавом, очень пылком и под­вижном итальянском аристократе – кардинале римской курии, в кото­ром, если внимательно присмот­реться, под слоем итальянского и сугубо католического, можно раз­глядеть хипового американ­ского саксо­фониста, а если копнуть еще глубже – русского юношу из ста­ринной дворянской семьи.

Но самое удивительное, что все свойства личности этого необычного человека, вся сумма ментальных осо­бенностей различных этносов, к которым он, безусловно, принадлежит, удиви­тельным образом слиты в своеобразный, очень сложный и далеко неоднозначный, я бы сказал мультинациональный ха­рактер.


2. Аристократическая сдержанность.

Именно этот характер позволил монсеньеру Антонио пронести свои, более чем ориги­нальные убежде­ния через всю многотрудную дорогу - от рядового священника до кардинала. Знающие люди говорят, что падре Антонио всегда был религиозным диссидентом, причем никогда не скрывал своих убеждений. Но, будучи прямым потомком русских и итальян­ских аристократов, он никогда не позволял себе высказы­вать их в сколь ни будь резкой, раздра­жающей или заде­вающей других форме.

Именно эта великолепная аристократическая сдержанность в сочетании с привычкой четко и недву­смысленно, с удивительной прямотой формулировать свои мысли обеспечили ему быст­рый карьерный рост.

3. Даниэль Руфайзен.

Впрочем, рост этот был не совсем простым, а карьера далеко не гладкой. Будучи от при­роды возмути­те­лем спокойствия, он от самого своего посвящения в сан регулярно достав­лял римской курии серьез­нейшие проблемы.

Примерам несть числа, приведу лишь один. Некогда монсеньер Антонио был дружен с католи­ческим священником в Святой Земле Даниэлем Руфайзеном, много позже описанном в ро­мане Людмилы Улиц­кой «Да­ниэль Штайн, переводчик». Будущий кардинал активно под­держивал, по-сути, раскольниче­скую дея­тельность этого, далеко не однозначного (с точки зрения клира, есте­ственно) свя­щеннослужи­теля.

Позже сеньор Антонио стал ини­циатором создания общества последователей Да­ни­эля. Ос­нов­ной те­зис учения отца Даниеля: «У каждого свой путь к Господу» стал симво­лом веры «Обще­ства Даниля­ров». Однако на этом пути он потерпел сокрушительное пора­же­ние.


4. Поражения сеньора Антонио.

Поражение же сеньора Антонио постигло в точном соответствии со словами бывшего пре­мьера Рос­сии Черномырдина: «Хотелось как лучше, а получилось как всегда». Будущий карди­нал хотел соз­дать об­щественное движение, связанное только Идеей Любви и полной свободой по части ритуала, а по­лучи­лось, что движение Даниляров обрело свой, отличный от других по­следователей Христа, ритуал и пре­вратилось в обычную христианскую секту, каких тысячи.

Для того, чтобы изложить полный набор христианских инициатив монсеньера Антонио, по большей части неудачных, нужно написать отдельную книгу. В нашу задачу это не вхо­дит. Впрочем, чтобы лучше понять эту интереснейшую личность, следует познакомиться с его по­следней идеей, с которой он, собст­вено, и приехал на эту конференцию.


Глава 5. Доклад кардинала

1. Ситуация выбора.

В начале своего выступления кардинал заявил, что пришло время, когда каждый уважающий себя евро­пеец, а тем более, каждый ве­рующий во Христа, обязан опреде­лить свое отно­шение к тому кри­зису, с ко­торым мы неизбежно столк­немся к середине те­кущего столетия. Далее мон­сеньор кардинал уточнил:

- Какие бы меры против дальнейшей иммиграции, начиная с сегодняшнего дня, пра­ви­тельства стран Ев­ропы не применило бы, будущего изменить уже невозможно. Через полсотни лет новых европейцев будет больше, чем нас, коренных. И нет никаких сомнений, что когда их станет боль­шинство, они при­мут за­коны, ограничивающие в правах коренных жителей.

- Не­далек тот час, - продолжил он - когда старые европейцы попадут в ситуацию выбора. Он будет са­мым сложным и трагич­ным в истории Ев­ропы. События эти развернутся примерно в 2055 году. Ра­ди­кально настроенные нацио­на­листы станут инициаторами референдума. Они скажут людям: - «Вы уже в меньшинстве, но сегодня, как избиратели вы еще в большин­стве. А через не­сколько лет (к бу­дущим вы­борам), когда молодые новоселы подрастут, новые евро­пейцы составят большинство избирателей. Тогда ваши, коренных жителей Европы права и сво­боды, будут жестко ограничены, вы станете людьми вто­рого сорта, изгоями. Поэтому единст­венный выход, пока не поздно, необходимо лишить наших новых сограж­дан избирательных прав».

- Если старые европейцы согласятся с этими аргументами и пойдут на изменение своего зако­нодатель­ства, грядет, наверное, самый страшный в истории Европы поворот, она станет фашист­ской. Но я уверен - с необыкновенным жаром, с чисто итальянской страстностью заявил этот обычно спокой­ный и уравнове­шенный человек, - что большинство европей­цев сде­лают жертвенный, истинно христиан­ский выбор и про­голосуют за демократию.


2. Россия и Израиль.

- Впрочем, моя уверенность – продолжил кардинал - распространяется только на Европу. Од­новре­менно с ней в подобной ситуации окажутся и Израиль и Россия. Как поступят в этой си­туации евреи, мне не ясно. С одной стороны, большинство из них придерживается европейских ценностей и, вроде бы, не должны по­ступать иначе, чем их европейские единомышленники. Но в Израиле сильны фундамента­листские настрое­ния, а как следствие - религиозная нетер­пимость. Поэтому их грядущий ответ непред­сказуем.

- Что же касается России, то ее ситуация сложнее. Кроме внешнего этнического давле­ния со стороны жителей Китая на Дальний восток и населения Средней Азии и Закавказья на европей­скую часть страны, сильно внутреннее этническое давление, исходящее от автономных респуб­лик Кавказа, жители которых - граждане России. В этих условиях грядущий конфликт стано­вится еще более острым и неодно­значным. Однако почти нет сомнений в том, что Россия, все дальше отходящая от идей либера­лизма, все более под­верженная националистическим настрое­ниям, в критический момент жестко подавит сепара­тистские на­строения своего нерусского на­селения и, дабы обезопасить себя от судьбы Европы, примет расовые законы.


3. Эмиграция или террористическое подполье.

- А в Европе, когда новая власть осуществит предполагаемое, - продолжал доклад­чик, - боль­шинство старых европейцев, я верю в это, предпочтут эмиграцию. Хотя мест, куда можно бу­дет уе­хать, останется к тому времени крайне мало, многие покинут Ев­ропу. Иные выберут самоубий­ство, и церкви придется разрешить людям совершать этот грех. Так или иначе, но большинство не со­гласится по­корно принять но­вые расовые законы, но не станет со­про­тив­ляться законной власти, избран­ной большин­ством населения.

- Те же, кто не захочет добровольно отдавать чужакам родную землю, об­винят большин­ство в пре­да­тель­стве и создадут подпольные террористические ор­ганизации. Так поя­вятся христиан­ские «шахи­ды». Их дея­тель­ность приведет к дальнейшему ужесточе­нию расового зако­нодатель­ства, что, в свою оче­редь, вызовет но­вый обвал терактов. После цепной реакции взаимной не­нависти и преступлений, все, что было до того, по­ка­жется благоденствием, пребыванием в рай­ском саду.


4. Истина – это Любовь.

– Я нарисовал более чем страшную картину нашего будущего – завершил свое выступле­ние кардинал. – Я глубоко уверен, что у нас, хри­стиан, один путь: уходить, ухо­дить с достоинством, призывая других следо­вать нашему примеру. Может быть, этот при­мер благородного ухода по­может новым хо­зяевам Ев­ропы, пусть не сразу, пусть через сотню-другую лет, осознать Истину Любви, ко­торую заповедал нам Христос. Это вовсе не значит, что мусульмане откажутся от своей религии и при­мут Хри­ста. Нет, они ос­танутся мусульманами. Это для нас, христиан, Ис­тина Любви – есть Истина Христа. Пусть это у них назы­вается иначе, не в этом дело. Истина Любви шире, чем истина Христа. В том моя вера.


5. Кардинал Антонио и отец Даниель.

Кардинал Антонио призвал, когда придет время, уходить с достоинством. Но прав ли он? Да­ниель Ру­фай­зен, с кем кардинал был некогда дружен, последователем которого он себя считает, в свое время по­ступил иначе. Отец Даниель, если бы дожил до ожидающего нас кризиса, не уе­хал бы. Более того, не ис­клю­чено, что в этих усло­виях он принял бы ислам (ведь сотрудничал он, когда это требо­валось, и с гес­тапо, и с КГБ) и присоединился к наиболее либераль­ному из его течений.

И современник Гитлера, австрийский предприниматель Шиндлер, ставший позже героем фильма Сти­вена Спилберга «Спи­сок Шинд­лера», не уехал бы. Эти люди считали, что сущест­вует ситуация, при ко­то­рой цель оп­равдывает средства. Эта ситуация – необходимость спасения людей. А спасать в Европе будет кого - будут и гетто, и преследования, и прямой геноцид.

Но Антонио, как подлинный русско-итальянский аристократ, придерживается иного мне­ния. Он утвер­ждает, что гордые души не смогут остаться, они вы­нуждены будут покинуть старушку Европу и уйти. Но уйти достойно, не хло­пая дверью. И тут он по-своему прав, ибо далеко не каждый сможет, ос­тав­шись, со­хра­нить и жизнь, и собственное достоинство.


Глава 6. День второй. Обсуждение

1. Претензии патриотов.

Вечером после докладов началась жесткая дискуссия. Сначала слово взяли патриоты. Они оп­пониро­вали и кардиналу Антонио, и выступавшему вчера Арсению. Ибо в первый день конфе­ренции вечернего обсуж­дения не было, так как участники предпочли вечернюю про­гулку по Коктебелю. Нынче же каж­дый из вы­ступающих предъявил оппонентам свои пре­тен­зии.

2. Писатель-патриот Просящев.

Писатель-патриот Просящев, с присущей ему горячностью, заявил, что идеи общества «Лю­бовь и со­страдание» воинствующе антипра­вославные. Ибо давно известно истинно православ­ное решение про­блемы, которое дал еще святи­тель Филарет. Любить должно тех из близ­ких своих, с кем рассорился и стал враждо­вать, врагов Господа должно ненавидеть, а врагов Отече­ства необходимо бить что есть силы. Он зая­вил:

- Тут пытаются оспорить учение филаретово, выдвигая чуждые нашему менталитету либе­ральные идеи. Что же, эти деятели лишний раз показали свою чуждость России. Думаю, анти­патриотичное дви­жение «Любовь и сострадание» в самое ближайшее время в России будет за­прещено. На Западе пусть дей­ствуют, пусть ослабляют врагов наших, а родина наша должна быть избавлена от вражеской пропа­ганды. Та же участь ждет враждебный истинной вере запад­ного толка гуманизм, который пропаганди­рует здесь католи­ческий иерарх. Там, в своей среде, он волен проповедовать все что угодно, но не у нас, мы иные, нам это чуждо.


3. Патриотизм.

- Настоящий патриот - это тот, кто мужественно жертвует жизнью других – без тени юмора заявил да­лее писатель-патриот, - жертво­вать собой, в сущности, не так уж трудно, ге­роизмом это называется. Многие такое совершали, еще больше людей на это спо­собны. А вот преодо­леть в себе, в своей душе веками воспитан­ный гуманизм (есть он, к сожалению, в каждой душе) – это совершить настоящий под­виг патриотизма.

- В рамках этих размышлений - продолжил свое выступление певец и теоретик патрио­тизма - возни­кает вопрос об идейной реабилитации совет­ской героини Зои Космодемьянской. Навер­ное, неимоверно трудно было моло­дой комсомолке преодо­леть естественное для женщины со­страдание к малым де­тям и беспомощ­ным ста­рикам, и в се­ре­дине суровой русской зимы поджи­гать крестьян­ские дома. Но де­вушка, вдохновленная патриотиче­скими чувствами, не­смотря на душевные муки, выпол­нила за­дание партии и лишила оккупантов теплого жилья, по крайней мере, в этой деревне.

- Наши защитники либеральных ценностей, чуть было не заменившие в нашей стране подлин­ную ду­хов­ность на запад­ный слезливый гуманизм, осудили ее патриотиче­ский поступок. При­шла пора реа­би­литиро­вать не только юную партизанку, но и саму нашу духовность, сам под­линный патриотизм.


4. Любовь к Богу, или милосердие.

Затем слово взял дьякон Алексей Куров, который принялся солидно и обстоятельно рассуж­дать на тему состра­дания:

– Со­страдать несчастным – это, конечно, по-христиански. Однако не след по образцу като­ли­ков уде­лять чисто мирским деяниям, а милосердие есть дея­ние, безусловно, мирское, столь большое внимание. Дело христианина - любить Бога, молиться ему - это и есть духовная жизнь, к которой должен стре­миться право­славный. Заменять духовные уст­ремления милосердием ни в коем случае не следует. Это на безду­ховном Западе мать Те­реза за свою деятельность на ниве милосердия почитается святой. У нас же, у православ­ных, у хранителей Под­линной Веры иной подход и к духовности, и к святости.


5. Философ-патриот Подпругин.

Иначе подошел к проблеме патриотизма философ Подпругин. Он усомнился в действен­ности любви, как орудия противодействия терроризму:

- Любовь к врагам только поощряет недругов наших действо­вать еще более нагло. «От лома нет приема, кроме другого лома» - говорит наш народ. Наша духов­ность зиждется на прочном фундаменте про­тиводей­ствия не только силе, но и лю­бому инако, чем мы, мыслию. Мы рас­сматриваем любое ина­комыс­лие как противу нас действие. А всякое препятствие нашим инте­ресам мы всегда готовы не про­сто подавить, но и вообще удалить с тверди земной. Все разго­воры о том что, дескать, вражда порож­дает еще боль­шую вражду, а силовое воз­действие только усиливает противодей­ствие, также как и ис­те­рики по поводу хрупкости техногенной ци­вилиза­ции – есть не более чем предатель­ство.

- Мы люди миролюбивые – сказал далее философ Подпругин - но, дабы наше ми­ролюбие было действенным, мы просто обязаны быть сильными. Мы должны проявлять неук­лонную ре­шимость сражаться с врагами, не­взирая ни на ка­кие опасности, а на словесные уг­розы отвечать не только сло­вами, но и силой. Только так мы убережем нацию от морального упадка и идейной деграда­ции. Ибо ни­что так не ослабляет нацию, как жалкое милосердие, слезливое по­каяние и убогое миролюбие.


6. Однозначно и непротиворечиво.

- Идеи патриотизма однозначны и непротиворечивы – завершил свое выступление философ-патриот. - Мы ни от чего не отказываемся, ничего в нашей истории не зачеркиваем. Мы, напри­мер, твердо следуем духу заветов Ленина: для нас правильно все то, что выгодно России. Для нас непреложная истина, что Чечня должна быть в составе России, а Косово в составе Сербии, как и то, что Абхазия и Южная Осетия должны обрести независимость от Грузии, дабы позже присоединиться к России. Для нас народно-освободительная борьба ислама против американ­ского империализма, в том числе и уничтожение башен близнецов, - благо. А их помощь Чечне и Косово – безусловное зло.

Арабские гости ничего не ответили отечественному патриоту, они сидели с каменными ли­цами, хотя синхронный перевод (ими же организованный) доносил до них все повороты дискус­сии. Молодой араб в начале предыдущей конференции высказался, а потом замолк, а старый шейх на протяжении двух конференций вообще рта не раскрывал. Прошло совсем немного вре­мени, и мы поняли, что они здесь совсем не для участия в дискуссиях.


7. Ответ Арсения.

- Патриотизм и национализм отнюдь не плохи сами по себе – заявил выступивший далее Арс Луч. - Но приемлемы он, только если не ущербны, если не порождены комплексом не­полно­цен­ности, не пита­ются за­вистью, злобой и ненавистью. Чем плох американский пат­рио­тизм или английский национа­лизм? Только собственной узколобостью, ограниченно­стью. Но это уже проблема самих господ патрио­тов и национали­стов.

- Иное дело – продолжил он свою мысль, - когда те же чувства посещают людей, нации и го­сударства закоплексован­ные, для которых все кругом враги, которым кажется, что все их оби­жают, все против них замышляют не­доброе. Тут, как правило, начинается такое… Но больше всего всегда достается самим за­комлексован­ным, самим обиженным, на которых, как из­вестно, воду возят.

- С другой стороны – окончил свое выступление Арсений, - корень неразрешимого спора ме­жду пат­рио­тами и демократами тот же, что у сторонников Антихриста с последовате­лями Хри­ста. Основной во­прос в том, что важнее: общее (национальное или государствен­ное) или лич­ное, частное.


8. Ответ Энн Фомин.

– В ранней юности я принадлежала к Антифа – начала свое вечернее выступление Анна Фо­мина, – для девушки это странно и нехарактерно, но я хорошо дралась. А лупить фашистов - это удовольствие, в ко­то­ром трудно себе отказать. Я и до сих пор испытываю наслаждение, ко­гда вспоми­наю об этих потасов­ках. У меня, как и большинства женщин, слабые руки, но довольно крепкие ноги. Я носила тогда тяже­ленные бутсы. Удовольствие въе­хать носком своего бо­тинка по роже очередного подонка до сих пор не могу за­быть. Но уже в семна­дцать я по­няла, что бо­лее сильное чувство – прощать тупым их глупость. А высшее насла­ждение – со­страдать ду­шевно убогим подонкам. Это непросто, но оказалось, что вполне возможно.


9. Это наш грех.

- Непросто было научиться, но сегодня у меня уже хватает душевных сил сострадать молодым недоум­кам, влиять на них. Но терпеть дурость замшелых, убежденных в своей правоте негодяев – это выше моих сил. Когда я слышу предложение реабилитировать Зою Космодемьянскую, мою, кстати, двою­род­ную пра­бабку - продолжила раскрасневшаяся от возмущения Анна – мне хочется вновь надеть тяжелые бутсы. Не лезьте, господа, это наш, нашей семьи грех. Судьба прабабки для семьи моей матери - давняя трагедия. Многие поколения Космодемьянских слу­жили сельскими священниками и, как говорят, среди них не было фанатиков. Но идейные дема­гоги изнасиловали мозги людей, и моя прабабушка пошла жечь крестьянские хаты. Потом ее казнили фашисты, но грех на ней остался, и семья должна была от него очиститься. Его отмали­вали в монастырях две мои бабушки, которые еще в советское время при­няли постриг. А тогда Зоя считалась героиней и ее подвиг власти превозносили до небес. Теперь новые демагоги по­кушаются на наш мозг. Не выйдет, еще раз обмануть нас вам не удастся.


10. Новое в движении Антифа.

- Слушая доклад сеньора Антонио - продолжила Энн, немного успокоившись - я вспоминала свою не­дав­нюю по­ездку в Питер, где встречалась с прежними друзьями и единомышленниками. Отойдя от дви­жения Антифа, я не порвала контактов с его членами. Изменилось время, и в не­драх Движения созрели новые идеи, причем идеи эти очень близки мне сегодняш­ней, моим ны­нешним убеждениям. Акти­висты Ан­тифа нынче отказыва­ются от драк со скинхедами, теперь они ставят перед собой задачу пере­воспи­тывать этих несчастных. Что тут скажешь, задача бла­городная! Но для ее решения моим друзьям, моим былым еди­номыш­ленникам при­дется самим меняться, меняться коренным образом. И далеко не все сего­дняшние члены Антифа смо­гут соот­ветствовать новым требованиям.

- Для перевоспитания скинов они усиленно изучают экс­тремальные виды спорта. Неко­торые из Ан­тифа и раньше увлекались, кто слаломом, кто серфин­гом, а самые продвинутые - мод­ными нынче супермо­токроссом и паркуром (это прыжки по стенам и крышам города). Эти последние - особо ценные кадры. В обучение к ним поступили сегодня все члены Антифа. Ибо необ­ходимо именно в условиях го­рода на практике пока­зать жалким, обиженным жиз­нью, потому агрессив­ным скинам, как можно про­явить себя, как сбросить из­лишнее на­пряжение, как жить полно­кровно, без озлобления, без ненависти.


11. Что дальше?

- Тем членам Антифа - продолжила свое сообщение Энн, - кто на­чинает изучать экстре­маль­ный спорт сначала, несладко приходится. Но задача поставлена, и мои товарищи не собира­ются отступать. Их цель - на собственном примере показать своим противникам, что экс­тремальный спорт гораздо опасней, силь­нее волнует кровь, а потому намного инте­рес­ней драк. Не секрет, что и многие антифа (не говоря уже о ски­нах) участвуют в Движении только для того, чтобы выплеснуть накопившуюся энергию. Теоретики ут­верждают, что даже войны, не говоря уже о драках, возникают, в том числе и потому, что че­ловеку, ско­ванному нормами цивилизации, не­куда девать свою природную энергию. А экстремальный спорт - наи­бо­лее эффек­тивный для этого механизм.


12. Боевые искусства.

- Кроме того – поведала Анна, - для активного противодействия скинам антифа изу­чают бое­вые искус­ства. Новые теоретики Движения (есть и такие) ранжировали все суще­ствую­щие виды боевых искусств по уровню их полезности для выполнения задач Антифа. Полу­чилось довольно интересно. Израильский ме­тод ближнего боя айки-крав-мага, кото­рый для практических целей сегодня считается наиболее эф­фектив­ным, для целей Антифа при­знан наихудшим. А афро-бра­зильская капоэйра, наименее эффектив­ная для боя, но чрезвычайно эффектная (танец, а не бой), для целей Антифа признана наилучшей. Ны­неш­ние ан­тифа в схватках со скинами ценят не по­беду, а возможность в наиболее яркой и наглядной форме по­казать профессиональное превос­ходство бойца неагрессивного, а потому раскованного, перед злоб­ным, а потому ограниченным в своих возможностях противником.

- Завтраш­ние антифа своей деятель­ностью – завершила Энн свое выступление, - помогут на­шему дви­же­нию «Любовь и сострадание» и, что не менее важно, будут на практике решать про­блему, по­ставлен­ную сеньором Антонио.