В ожидании христа (повесть о казантипе)

Вид материалаДокументы
Глава 15. Письменный и Нина, романтическая версия. Продолжение
Не будучи потомственной певицей, Нина хо­рошо, с чувством пела своим чуть хрип­лым, про­ку­ренным голосом и отлично иг­рала на г
Не стесняясь, Нина называла своих допросителей дятлами. А иногда особо надоев­шего, прямо в глаза, как Петька Ча­паева в известн
Часть viii. предчувствие трагедии
Иван Философов, философ.
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   29
Глава 14. Идеи Письменного в восприятии Марлена Михайловича

(Вспоминая прошедшую конференцию)

1. Когда дискутировать бессмысленно.

Уже тогда, во время конференции, Марлен Михайлович понял, что дискутировать по ост­рым во­просам, по­ставленным в докладе академика, во­обще-то бессмысленно. То, к чему подвел слушателей этот от­чаян­ный авантюрист от науки и неутоми­мый прово­катор, основ­ная задача кото­рого – будить мысль, в сущно­сти, не подлежит обсужде­нию. Идеи ака­демика Рахманинова нужно осознать и сми­риться с теми выво­дами, ко­торые из них непременно сле­дуют. А когда хорошо во всей полноте их осознаешь, то и спорить то, по сути, не о чем.


2. Все объяснения равноценны.

Иное дело сообщение самого Тараса Ивановича. Вот тут спорь, что называется, с утра и до вечера. Сам Марлен, хоть и не вступал в дискус­сию, не разделяет твердой убежденности г-на Письменного в том, что субъектив­ный идеализм, действительно обладает теми неоспо­ри­мыми преимуществами, ко­то­рые тот так ярко живо­писал в своем выступ­лении.

Ничуть не бывало. Марлен уверен, что все объяснения, все попытки понять, как устроен мир, равно­ценны. И мистико-эзотерическое объяс­нение мироустройства ни­чуть не хуже лю­бого другого. Мистика – это на­строй души, некое особое восприятие ре­альности. Рациональ­ное объясне­ние фе­номе­нов есть всего лишь другой вари­ант интерпретации реальности, т.е. того, что воздей­ствует на наши органы чувств. Воз­можны и другие варианты объяснений.


3. Недостаточность объяснений.

Те же соображения касаются объяснений уважаемым г-ном архивариусом и молодым про­грамми­стом Сте­паном Бандурыстенко загадочных, в меру смешных, а иногда довольно странных явлений, мешаю­щих проведению конференции.

Собственно говоря, с предположением, что за всем этим стоит очень талантливый, одер­жимый злом человек, можно было бы согласиться. Но злой талант этот очень уж нечеловече­ски изощрен. Он и хакер-виртуоз, и потрясающе искусный фо­кусник-мистификатор, и умо­помрачительного таланта киноре­жиссер, и квалифициро­ванный кинооператор. Не много ли для земного человека, для человека во плоти?

Но если даже предположить, что за всем этим стоит человек, то неизбежен вопрос, кто или что стоит за этим человеком? Кто или что ведает злыми силами, что этим че­ловеком управ­ляют?

Аналогичный вопрос можно поставить относительно того, кто или что ведет за руку ту чистую душу, что регулярно подбрасывает участни­кам конференции крестики и иконки? Вопрос этот тоже непрост, ибо многие, получившие эти подарки, на себе ощутили их благо­творное влия­ние на пси­хику, а академик Рах­манинов даже излечился от заговора, блокиро­вавшего его речь.


4. Почему качались стены?

Тарас Иванович был неколебимо уверен, что здравого смысла вполне достаточно для того, чтобы рационально объяснить происходя­щие на конференции чудеса. Однако он не разъяс­нил, почему во время его философского экскурса стены конференц-зала стали раскачиваться, а сту­лья вместе с сидя­щими на них людьми начали расхажи­вать по помещению на своих ножках, как жи­вые.

Пусть, как утверждали в один голос господа Письменный и Бандурыстенко, качание стен – это только коллективная иллюзия. Но то, что все сидевшие на конференции к ее концу ока­зались не на своих обыч­ных местах, а в разных концах зала, это факт.

Наши рационалисты объяснили его тем, что сами слушатели под влиянием наведенного на них гипноза передвигались по залу вместе со своими стульями. Может это и так, но в этом объяснении есть тем­ное место. Почему кресла (пятеро слушателей сидели в креслах) не сдвинулись со своих мест? Что, когда сидишь в кресле, гипноз не действует?


5. Тарас Иванович и черти.

Кстати, прилюдно Тарас Иванович с упорством достойным лучшего применения утвер­ждает, что чертей, дескать, нет и быть не может. Хотя сам же в подпитии неоднократно при­знавался Марлену, что здесь, в поселке Мысовое, он в состоянии опьяне­ния не только видел чертей, но и неод­нократно с ними дискуссировал, причем в самой жесткой форме. А до того ничего подобного с ним не случа­лось, хотя в молодые годы ему доводилось довольно часто участвовать в пьянках-гулянках.

Но когда Марлен ненароком напомнил г-ну архивариусу его собственное признание, тот неска­занно обиделся и, сказав, что его желают смертельно обидеть, приписав ему невесть что, целую не­делю со своим работодателем не разговаривал.

Видел ли сам Марлен когда либо чертей? Трудно сказать. Перед тем, как волна выбросила его на Казантипский берег, будучи в сильном опьянении, увидел он в бушующем море ог­ромную акулу, ко­торую в неистовом возбуждении счел воплощением Всепобеждающего учения марксизма-лени­низма. Это видение, несомненно, было воплощением Сил Зла. Но по­сле излечения, как, впрочем, и до того случая, спиртным не интересовался, а потому ничего подобного не видел и видеть не мог.


6. Чего не знал Марлен Михайлович.

И конечно не знал Марлен Михайлович, что стоит за Тарасовым противостоянием и оппо­нентам в дискуссиях, и виртуальным чертям. Знал Марлен, что его архивариус недюжинный программист и что ночи напролет сидит он за компьютером. Но что, какую программу заду­мал его архивариус, и чем закончится ее опробование, об этом Марлен, конечно и не догады­вался.


Глава 15. Письменный и Нина, романтическая версия. Продолжение

1. Нина Тимофеева.

Жена Гриши Грошева Нина в отличие от мужа преуспевала и брала от жизни все, что только можно. Гуляла она от мужа, нужно сказать с какой-то неумеренной лихо­стью и беззаботно­стью. Может, сказыва­лась цыганская кровь.

Поговаривали, что ро­дом она из знаменитой певче­ской се­мьи Тимофеевых. Но, на са­мом деле, фа­милия эта принадле­жала ее отцу, шоферу-дальнобойщику, который одна­жды привез в дом свой жену-цыганку.

Не будучи потомственной певицей, Нина хо­рошо, с чувством пела своим чуть хрип­лым, про­ку­ренным голосом и отлично иг­рала на гитаре.

Следует признать, любила Нина мужа крепко, и называла его: - «Лопоухий мой» нежно и с большим чувством. Хотя от­но­силась к нему с еле заметной пренебрежи­тель­ностью преуспе­ваю­щего человека к явному неудач­нику.

Работала она представителем крупной компью­терной фирмы, много (особенно по щелкин­ским мас­штабам) зараба­тывала, но тратила деньги исклю­чительно на себя. Жила семья бедно, даже скудно. А Нина два раза в год брала двухнедельный отпуск и отправлялась в самые голово­кружительные пу­те­шествия, которые только можно себе представить.


2. Принц Палермо.

Иногда она отправлялась на отдых из Симферополя самолетом, но чаще всего на пристани в Феодосии ее ждала яхта настоящего итальян­ского баронета и одновре­менно цыганского ба­рона всей Италии Га­этано ди Палермо.

В ранней молодости Га­этано, более известный в уголов­ных кру­гах (в том числе и в России) как Принц, или Принц Палермо, несколько раз привлекался к суду за тор­говлю наркоти­ками. С годами он остепенился, покончил с бизнесом на наркотиках, но зара­батывать на сек­с-услугах продол­жал, его массажные салоны на вполне законных ос­нованиях ус­пешно функ­цио­нируют по всему миру.

3. Седоусый любовник.

Но связь с бароном-уголовником – это только одна из сторон многогранной личной жизни Нины Тимо­феевой. Кроме итальянско-цыганского барона за ней еще водилось несколько лю­бовных ин­трижек, и не только в большом мире, но и в Щелкино.

О ее более чем сложных от­ноше­ниях с пожи­лым седоусым ар­хивариусом ме­стного оли­гарха в го­роде хо­дили легенды. Дело в том, что вежли­вый и обходительный в обыч­ной жизни, в лю­бовных отно­шениях Тарас Иванович был не в меру пылок, по-мо­ло­дому горяч и страстен. По­этому его связь с абсолютно сво­бодной в любви Ни­ной про­ходила бурно и сопро­вож­далась по­стоянными экс­цессами.

Каждая их встреча, а встречаться им при­ходи­лось довольно часто, ибо компьютер­ная фирма, где рабо­тала Нина, постоянно на­правляла Та­расу Ивановичу на опробова­ние технические но­винки, сопровожда­лась довольно гром­кими перепалками ино­гда пере­ходившими, по уверению свидетелей, в рукопашные схватки.


4. Терпеливый муж.

Григорий терпеливо сносил все выходки любимой жены. И хоть виду не подавал, бы­вал очень уязвлен буквально каждым эпизодом ее бо­лее чем бурной биографии.

Конференция в усадьбе, да еще с такими докладчиками, была для Григория истин­ным даром не­бес. Он, в отличие от большинства щелкинцев и от собственной жены, без­мерно увлеченной пара­психологией, с пре­зрением относился к эзотерическим бред­ням, и всерьез интере­со­вался подлин­ной наукой, особенно на ее философских верши­нах.

Несмотря на отсутствие высшего специального образования (а может статься именно благо­даря отсут­ствию в его сознании затверженных догм) Гриша был все­сто­ронне и в лучшем смысле этого слова интел­лектуально развит.

5. Обида за Нину.

Конференции в усадьбе олигарха были словно специально для Гриши придуманы. То, что глав­ным на них был се­доусый старец, которому его молодая жена отдает (правда, как и мно­гим другим) свою моло­дость и красоту, безмерно уязвляло Гришу Грошева.

Но с этим то Гриша, пусть ценой неимо­верных мо­ральных усилий, но при­мирился. Нынче проблема была в другом. Вся конферен­ция эта острием свом была на­прав­лена против вы­соко чтимой его Ниной эзотерики. А особенно против так называе­мого «на­учно-обоснован­ного» ее варианта, которым Нина именно в этот период все­рьез увлек­лась.

И хотя самому Грише эта наукообразная чушь была просто смешна, он не мог не ис­пытывать обиды за Нину, за его Нину, которую все это сборище во главе с ее преста­релым любовником Тара­сом Письмен­ным обижает, над которой оно, под видом ин­тел­ли­гентной научной беспри­страстно­сти, откровенно сме­ется.


6. Прокуроры в своем амплуа.

Несмотря на то, что и у Григория, и у Нины было твердое алиби (в предполагаемый момент пре­ступле­ния их видело множество людей), про­куроры буквально вцепились в них.

Эта версия была им ближе, бо­лее понятна, как нельзя лучше соответствовала их ин­теллекту­аль­ному уровню. Ведь разби­раться в кон­фликтах по поводу идейных споров им было явно не по си­лам. Поэтому-то они и искали потерян­ное под фонарем.

Гришу въедливые правоохранители, буквально, достали. После нескольких инди­ви­дуальных и перекре­стных допросов он имел очень уж за­травленный вид. Его суп­руге Нине, напротив, достач­ливость проку­роров даже нравилась. Она бесконечно за­путы­вала бедных работников юстиции, давая каждый раз новые показания, явно противо­реча­щие прежним.

Не стесняясь, Нина называла своих допросителей дятлами. А иногда особо надоев­шего, прямо в глаза, как Петька Ча­паева в известном анекдоте, долбоебом.


Глава 16. Идеи Письменного в восприятии Марлена. Продолжение

1. Марлен не согласен.

Марлен Михайлович с удивлением отметил, что он далеко не во всем согласен с яр­ким и образным вы­ступле­нием бесконечно им уважае­мого Тараса Ивано­вича. Сами философские проблемы, под­ня­тые архи­ва­риусом, бесконечно да­леки от марле­новых интересов. И уже только поэтому быть со­глас­ным или, на­обо­рот, спорить по этим вопросам, явно не дело Мар­лена.

Поэтому во время выступления г-на Письменного и сразу после него Марлен во всем мыс­ленно со­глашался с Тарасом Ивановичем. Но за­тем, по здравому размышле­нию, он понял, что г-н Пись­мен­ный вместе со своим единомыш­ленником Кантом слишком увлеклись безу­держ­ным агностициз­мом.

По-сути они, безусловно, правы – аккуратность в мыслях также хороша и полезна, как и в быту. Но, с другой стороны, какая польза от их рассуждений? Экстрасенсы внушают лю­дям, пусть с точки зрения логики несусветную муть, но са­мые талантливые из них способны вну­шением вылечить мно­же­ство болезней. А кого и когда излечили от болезней господа субъек­тивные идеалисты?


2. Программное лечение.

Начетчик-бизнесмен и бывший хирург Иван Пащенко своими бессмысленными прописями натолк­нул Мар­лена на рассуждения о проблемах сугубо медицинских. Если сравнить между собой три вида лече­ния: медика­ментозное, хирургическое и внушением, то Марлен, теперь он ясно это осознает, предпочи­тает внушение. По­чему?

Если бы человек по своей сложности был похож на автомобиль, то два первых ме­тода ле­чения были бы уме­стны: поменял масло, влез внутрь, заменил изношенные де­тали – и будет работать. Хотя и здесь: ка­кой ни­какой, но все же механизм – и он тре­бует регулировки. ЭВМ неизмеримо сложнее автомобиля, и мы не спешим залезть внутрь, заменить деталь. Мы ле­чим компьютер про­граммно. Человек много сложней компьютера и программ его лечения, аналогичных компьютерным, сегодня не суще­ст­вует.


3. Он предпочитает внушение.

Медикаментозное лечение тоже имеет право на существование. Поскольку живой организм в отли­чие от компьютера базируется на водных растворах, то лечение снадобьями в качестве попытки из­менить биохимию организма в какой-то мере оправдано. Но только в какой-то мере, ибо в действи­тельности это попытки грубые и далеко не всегда оправданные.

Более правильный путь иной. Способность саморегулировки живого организма поистине ог­ромна, а у существ разумных вся эта система контролируется еще и психикой. Что и плохо, и хо­рошо. Плохо, так как разрегулировка часто происходит из-за сбоев психики. Хо­рошо, так как разум­ное воз­действие на психику, в принципе, наиболее эффективный способ программного восстановле­ния са­морегулировки че­ловеческого организма.


4. Что такое диабет?

Возможность воз­действовать на сложную систему чело­веческого организма, безусловно, имеется. Марлен, например, страдает диабе­том. А что такое диабет? Это рассогласование про­цессов усвое­ния (перера­ботки) организмом сахаров.

Если бы серьезный экстрасенс взялся психологическим внушением восстановить этот ба­ланс, и Марлен пове­рил бы целителю, то наверняка излечился бы, причем оконча­тельно. А это, вроде бы, вполне реально - раз­ре­гули­ровка произошла тоже из-за психологи­ческих при­чин, пе­рестроечные стрессы доконали марленов орга­низм.

Но пока поверить сложно, целители сопровождают свои пассы густым псевдо­на­учным бредом. По­ве­рить в эту чушь реши­тельно невозможно. Не говоря уже о том, что цели­тель­ством у нас занима­ются, в ос­нов­ном жу­лики и проходимцы, от которых, верь или не верь, серьезной помощи все одно не дож­дешься.


5. Болезнь, как сбой системы.

Если рассматривать болезни челове­ческого организма, как сбои информационной сис­темы, то их, на­верное, всего два типа: рассогласова­ние процессов (все болезни, кроме рака), и бунт клеток (рак). Рассо­гласование со временем растет, ибо возникает положительная об­ратная связь, (резонанс), что приводит и к гибели организма.

Бунт клеток, или рак, - явление поистине удивительное. Некоторые клетки отказываются жить в раб­стве у управляющей процессами информа­ционной сис­темы и ведут себя, как сво­бодные однокле­точ­ные. Что приводит орга­низм к гибели. Впрочем, бунт клеток тоже, воз­можно, результат рас­согласова­ния каких-то процессов в организме.

6. Вера и исцеление.

Вообще в психологическом воздействии на организм нет ни грана мистики. Воздействие разумного на живое и должно быть психологическим, т.е. программным. Сторонне воздейст­вие необходимо, но только как спусковой механизм, вводящий в действие механизм саморе­гулировки. А главную роль в этом процессе играет сознание самого человека ибо, в конеч­ном счете, оно настраивает организм.

Но для этого нужна вера. Сказано: - «По вере и воздано будет». И в этом заложен глубокий смысл. В этом плане вполне объяснимо благотворное и даже излечивающее воздействие на страждущего святых реликвий, причем вне зависимости от их подлинности (главное, чтобы в эту подлинность больной верил).

Иное дело «чудеса» с объектами неживыми. Мироточение бумажных икон, например, вы­зывает много вопросов. Но здесь, если больной верит, благотворное воздействие возможно, и это тоже объ­яснимо.

Конец седьмой части.

=============================================


ЧАСТЬ VIII. ПРЕДЧУВСТВИЕ ТРАГЕДИИ

Философ Кант когда-то утверждал,

что альтруизм выделяет человека из природы,

как творение Божье, единственное во всей природе

не подчиняющееся закону необходимости.

Но если наш альтруизм – это эгрегор,

необходимый человечеству для выживания,

то выделение Кантом человека из природы

необоснованно, а считать этот альтруизм

доказательством Бытия Божьего,

мягко говоря, неправомерно.

Иван Философов, философ.

Глава 1. Семен Претлегин глазами Марлена Михайловича

(Вспоминая прошедшую конференцию)

1. Предчувствие трагедии.

Когда пришла пора ключевого доклада конференции, погода заметно испортилась. Легкий утрен­ний ветерок превратился в неистово воющий, бередящий душу, дерзкий и порывистый, не думающий утихать ветер. Однако туч не было, злое из-за ветра солнце, пристально, но неласково смотрело на землю.

Участники конференции, словно чувствуя тревожное беспокойство природы, внимательно и с ка­ким-то непонятным трепетом слушали докладчика. А было его сообщение именно тем, ради ко­то­рого, собственно говоря, и был организован этот форум.

Теперь ясно, что докладчик был именно тем человеком, идеи которого, вместе со страстью экспе­ри­ментировать (в соедине­нии, конечно, с совер­шенно неуемным любопытством бед­ного, ныне по­кой­ного, Та­раса Ивановича Пись­менного) яви­лись причиной трагедии.

Но о будущем заранее, до его осуществления, обычно, неизвестно никому. Нынче Марлену кажется (он почти уверен), что тяжесть какого-то неясного предчувствия по­стоянно присут­ствовала в его душе во все дни конференции.

Так оно и было, или это чувство посетило Марлена только после трагедии, а теперь пси­хика отно­сит его к прошлому, тогда вполне безмя­тежному? Кто знает? Его инте­рес к конфе­ренции, к ее тема­тике, к ее ак­тивным участникам, к идеям, постоянно бур­лившим тогда в стенах его усадьбы, и его уди­вительное, очень уж странное на­строе­ние, в котором он пребы­вал все дни фо­рума, были исклю­чительно сильны. Поэтому, если в глу­бине марленовой души и таились некие тревожные мысли, то прорваться наружу им мешала слишком большая эмоциональная и интеллекту­альная нагрузка тех дней.

В конце концов, Марлен до мозга кости европеец, и его реакции на ситуации вполне евро­пейские. Он всецело отдается переживаниям мо­мента и неспособен, не­смотря на весь свой романтизм и повы­шенную чувствительность, предвидеть, предчув­ствовать надвигающуюся беду.


2. Черти-комментаторы.

Ситуация во время доклада Претлегина была напряженная. Виртуальный оппонент док­ладчиков в этот раз, казалось, превзошел самое себя. Появился уже не один выходец из пре­исподней, похожий на г-на Претлегина, как было с другими докладчиками, а целых три. Один, веселый и на­халь­ный, бесновался на потолке конференц-зала, другой, склонный к де­магогии, многоречивый и ядови­тый, дока­зывал свою правоту с экранов мониторов. Третий, хмурый, немногословный и злой, материали­зо­вался в центре зала в солнечном луче. Причем три виртуальных черта нагло комменти­ровали, чуть ли не каждое слово докладчика, да еще обменивались при этом ядовитыми замеча­ниями.


3. Претлегин.

Г-н Претлегин на удивление не походил на об­раз, сложившийся при чтении его многочис­ленных публикаций. Ма­ленький, живой и подвижный, как ртуть, и, несмотря на свой серьез­ный, даже насуп­ленный вид, по-детски бе­лобры­сый, с несколько наив­ным и даже извиняю­щимся взглядом, он произ­водил сильное, но странное впечатление.

Но облик докладчика, не соответствовавший ожиданиям, был ничто по сравнению с той оторопью, что постигла Марлена, когда ему стал по­нятен внутренний смысл внешне не­сколько сухого и чисто информа­тивного доклада, прочтенного к тому же высоким отрыви­стым фальцетом.

Сообщенное это было неожиданно, неоднозначно, и, ра­зумеется, спорно. Очень спорно и очень не­одно­значно. Но всту­питель­ное слово, а затем сам доклад ака­демика Рахманинова дали некоторый карт-бланш парадоксальным заявлениям г-на Претлегина.

Именно ска­занное академиком дало присутствующим необходимый толчок, заста­вивший их если не безоговорочно при­нять, то дать себе труд обдумать далеко не бес­спорные поло­жения претлегин­ского доклада. Именно благодаря Рахманинову участ­ники конференции восприняли спорные и вряд ли реаль­ные вари­анты мироустрой­ства, как удиви­тельные, но достойные серьезного обсуждения идеи.


4. Не только метафора.

Собственно, с идеей голема, о которой толковал докладчик, Марлен был знаком ранее. Ги­потеза ин­те­ресная. О чем она? Претле­гин и его сторонники считают тезис о государстве, как о социальном орга­низме (они называют его големом), не только метафора.

Историки давно заметили, что, как это не странно, государство, как целое, имеет свои за­дачи, преследует свои цели, иногда даже напрямую противоречащие интересам лидера. И поэтому есть основания утверждать, что госу­дарство тоже единый орга­низмом.

Но если жизнь клеток нашего организма или отдельных пчел улья построена по сугубо «тоталитарной» схеме (и первые и вторые не имеют никаких своих частных целей), то госу­дарство (даже супертоталитарное) подчиняет себе только часть жизни человека, при демо­кратиче­ском строе весьма незначительную.

Если принять ги­потезу, что бюрократия и государство – это синонимичная пара понятий, то его авторы термина голем просто приду­мали третий сино­ним к этой паре.

Извечная цель бюро­кратии облегчить себе жизнь, пре­вратив демократическое государ­ство в тоталитарное. Тоталитарное го­сударство походит на многоклеточ­ный организм или семью пчел, муравьев или терми­тов, где отдельные клетки или особи насекомых цели­ком подчи­нены общим целям.

Если государство-голем прежних эпох можно сравнить с мура­вейником, где управление осуществ­ля­ется по трофическим (пище­вым) путям, то современное, ос­нащен­ное электрони­кой государство можно сравнить с многоклеточным организмом, где управляю­щие сигналы передаются по нервным сетям.

Идея голема - это сильный, по настоящему интересный ход мысли. Хотя принять эту гипо­тезу во­обще-то трудно, необычайно трудно. Но по­сле доклада акаде­мика понимание общих принципов ор­ганизации живого расшири­лось, и гипотеза о големах уже не представ­лялась столь уж необычной и экс­травагант­ной.


5. Реакция чертей.

На первый тезис докладчика откликнулся голографический «черт» в центре зала. Такой же малень­кий и бело­брысый, как и оригинал, но, в отличие от докладчика, злой и нетерпимый, действительно, как черт, рога­тый оппонент хмуро заявил:

- Мысль о том, что государство – это Левифан, не нова, но она антихристи­анская по сути своей.

- Христиане считают, что все государства – от Бога - добавил веселый черт с потолка кон­ференц-зала.

- Сравнивать мудрость государства с примитивными отправлениями организма – вообще недопус­тимая глупость и пошлость - вступил в раз­говор черт с экрана.


6. Человечество, как единый организм.

Претлегин, не обратив никакого внимания на виртуальных собеседников, продолжал свой доклад. От­давая дань его стойкости, согласиться, однако, со следующей мыслью докладчика было еще слож­нее, чем с предыдущей.

Марлен и раньше знал, да и академик напомнил, что биоло­гический вид эволюционисты считают единым орга­низмом. В биологическом смысле человечество – тоже единый орга­низм. Если биологический вид – это единый организм, то и Homo Sapiens, как культурное целое, тоже орга­низм.

- Человечество или Вид Homo Sapiens – сказал в пояснение докладчик – является коллек­тивным хранителем всего разнообразия культуры: религии, философии, искусства, науки, техники и прежде всего языка, который до изобретения письменности и учреждения библио­тек был банком уникальной информации. Именно благодаря ему люди еще на заре человече­ской цивилизации стали отличаться от братьев наших меньших – животных.

Претлегин на­звал единый организм – Род Человеческий - Логосом, и это уже насторажи­вало. На этом неожиданные интеллек­туальные всплески не кончились. Продолжение следо­вало, и еще более неожиданное.