Защиту интеллектуальной собственности и прав издательства «Ад Маргинем» осуществляет адвокатская контора «Глушенков и партнеры» www legalhelp

Вид материалаДокументы
Сила Луны убывает, однако шестнадцатый лунный день все­гда становится своего рода провокацией: сегодня очень легко поддаться сво
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
* * *

Майор Понькин сидел в интернет-кафе в Китай-горо­де. На сайте вполне странном. В чате. В том же чате сидел и полковник-расстрига Литвиненко — доверенный чело-

век Березовского. А физически Литвиненко был в интер­нет же кафе в районе Shepherd Market в Лондоне. Про сайт было известно, что зарегистрирован он на невозможных островах Тувалу, в Тихом Океане. Серверы же сайта нахо­дились в Баден-Бадене. А компания — хозяйка серверов -в Берне, в Швейцарии. Чагг этого мутного сайта позволял общаться на русском в специально создаваемыхдля каждо­го разговора «приватных комнатах». Не та чтобы их нельзя было взломать, просто о взломе общающимся сразу бы ста­ло известно, и в конце они могли уничтожить свои диалоги. Сайт специально был создан хакерами из ФСБ под опера­цию генерала Кормилицина. Адрес знали майор Понькин и полковник-расстрига Литвиненко. На этом чате в новой каждый раз приватной комнате Понькик встречался в ус­ловленное время с Литвиненко к продолжал охмурять его уже из Москвы — уговаривал убить Путина, просил пере­гнать денег на начало операции и просто на грев верных людей. Даже и в приватной комнате в секретном чате на неизвестном никому сайте разговор велся намеками, разу­меется. Понькин намекал на снайпера, говоря о блонди­не-разносчике пиццы, например. Литвиненко же держал­ся стойко. Он требовал доказательств. Адресов доставки пиццы, подъездов и подходов к зданию заказчика. Чтобы Вадик Медведев, как было обещано, сдал бы план очеред­ной поездки шефа. Да, чуть не забыл, Литвиненко не себя представлял на неизбежных островах Тувалу в этом ирре­альном чате. За ним стояла британская разведка МИ-5, они пленочку прослушали из ресторана «Вико, Хилтон, угол Гайд-парка, Лондон. И решили помогать — спасать Пути­на. Березовский рассказал Литвиненко, что говорить: что готовится военный переворот, что хунта придет к власти, что Западу надо срочно вмешаться. И в разведке английс­кой дали Александру Литвиненко компьютер с беспровод­ным Wi-Fi-подключеннем в Интернет. Александр пришел в интернет-кафе будто бы со своим компьютером. И это люди Кормилицина могли проверить. Но когда он

зашел в сеть, в его компьютер, как в обычное удаленное устройство, вошел офицер МИ-5. С другого компьютера, из кафе напротив. И он тоже видел разговор. А сегодня диа­лог был очень хорош: Понькин сливал план поездки пре­зидента Путина на Алтай, откуда вертолет заберет его в Китай. Потом вернет на Алтай же по прошествии неопре­деленного срока. Примерно от десяти до четырнадцати дней неизвестно что будет происходить с президентом, а формаль­но он будет на базе отдыха покойного Юрия Михайловича на Алтае. Что и говорить, уже вечером это было доложено британскому премьер-министру. Нужно ли добавлять, что тем же вечером было доложено и президенту Бушу.

Участников игры стало побольше, вы обратили внима­ние? При этом ставки у всех разные. Генерал Кормилицин, как вы помните, надеется одной операцией, по возможнос­ти , решить два вопроса — завалить Путина и взять за это Бе­резовского. Березовский же с Литвиненко выступают в не­приятной для них роли защитников Путина. Английские вла­сти тоже хотят защитить Путина от генералов. Они боятся бесконтрольности и беспорядков в огромной России. А Буш сидит себе и думает, что если Путина все-таки грох­нут, то у него, Буша, появится стопроцентное оправдание для того, чтобы ввести войска на ключевые объекты в нестабиль­ной ядерной стране. От имени ООН. Для мира во всем мире. И Буш попросил свои спецслужбы подготовить немедлен­но план вторжения на случай непредвиденных обстоятельств в России. И доложить о готовности. Или о неготовности. Короче, докладывать непрерывно о ходе подготовки втор­жения. Понькин же ставит западню на Березовского и не догадывается, что его самого разыгрывают втемную. И не знает, что циклопические силы подключились к его сиде­нию в чате на внеземных островах Тувалу. А завтра к этой игре еще кое-кто подключится. Потому что евразийский мыслитель Дугин вот-вот доложит Сечину о разговоре в лон­донском кафе. Но Путин не узнает. Такие дела.


23 января

среда

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Жэнь Сюй

Основной темой дня становится преодоление: Вода сильна и гасит Огонь, Почва ставит преграды Воде, для Владыки Судь­бы это привычный контур Разрушения Чиновников, проявля­ется Звезда Карьеры.

Сила Луны убывает, однако шестнадцатый лунный день все­гда становится своего рода провокацией: сегодня очень легко поддаться своей низшей природе.

Среди установлений — это Собирание, более всего подходя­щее для торжественных собраний.

Шестидесятиричный цикл ЦЗЯ ЦЗЫ, на основе которого строится счет времени, приближается к завершению, воз­можны сожаления и общая нехватка позитивной энергии. Лучше ничего кардинального не предпринимать. День напряженный, но не фатальный.

Сечин думал, что ему делать. И решил: не торопиться. Пер­вым долгом поручить проверить — замечено л и что за Юри­ем Калугиным и что за Вадим Медведев. Калугина он знал, о Медведеве что-то слышал. Звучало знакомо. Негласно и спокойно надо поработать с информацией. В Китай ему не ехать. Шеф разрешил остаться на хозяйстве, присмат­ривать тут за всеми. Даже если Дугин болтает, то почему такие фамилии упоминает? Ему-то откуда такие фамилии знать? А Саша и Андрюша эти почему в Лондоне жонгли­руют такими именами?

Насколько серьезно все это? Есть ли за этим серьезные люди его, сечинского, уровня. Предупреждал ведь шефа, что вокруг все предатели, падаль, отбросы человеческие. Предупреждал. Он слишком доверчив, Владимир Влади­мирович. Теперь вот спасать его. И Козаку бы доложить потом. Пусть смотрит Дима, что такое настоящая верность. Кажется, когда ты наверху, что все за тебя. А потом выяс­няется — народишко дрянь и тряпка. Только самые верные не сдадут никогда. Пусть смотрит Дима. Если я за шефа кому хочешь горло перегрызу, то я и Диме понадоблюсь. Уж наверное ему тоже нужны люди рядом. Или сразу Диме доложить? Как шеф уедет, немедленно к Козаку, что, вот мол, секунду назад узнал, что делать? Дима же оценит, что ему доложил первому? Потом еще вот что: собрать бы сво­их и выяснить, что они думают об этом. К Диме Козаку ни один из команды не пойдет. Смелости не хватит говорить о покушении. Побоятся, что, стоит им сказать, на них же и подумают, на них же пальцем и покажут. Так что они про­молчат. Наверное. Тогда Сечину первому удастся доложить Козаку. И первым же он доложит Путину. Он стал звонить. Не через секретаря. Сам. С мобильного, купленного на подставное имя. Но не Диме. С этого телефона он никому и никогда не звонил, кроме как на один номер — генераль­ного прокурора Бирюкова. Генеральный же прокурор свой мобильный, купленный также налицо постороннее, никогда не использовал, кроме как для звонков на негласный сечин-ский номерок. В разговорах по этим телефонам оба абонен­та никогда не называли имен и фамилий. Никогда не гово­рили ключевых слов, по которым мог включиться компью­тер ФСБ на запись. А может, и не ФСБ, мало ли кто там пишет. Да сам оператор сотовой связи может писать. А кому потом отдает?
  • Привет, как дела?
  • Как легла так и дала. Ха-ха-ха. Нормально все. Из­вини. .

Генпрокурор говорил хрипло, а смеялся переходя с хри­па на сипение. Сечин знал, что Бирюков лечился от рака горла, но не знал, в какой там стадии излечение, спраши­вать считал бестактным, а сипения генпрокурорского гор­ла побаивался. Чувствовал неудобство и стыд. Желание перейти на другую сторону улицы вы никогда не испыты­вали при встрече с жутковатым инвалидом? Глаза отвести? Детский ужас вместо сочувствия? Ну и у Сечина вот были такие же чувства при смехе Бирюкова. Однако друзей в та­ком возрасте не выбирают. Хрен ли, сипит, хрипит, а дело делает. Вопросы любые решает. Кого хочешь упакует в строгом соответствии с законом. Наш человек.
  • Чего там у тебя? Настроение игривое?
  • Да я тут уссываюсь с придурка нашего, с клоуна.Слышь, ты знаешь, что он там в мордобой опять полез взале заседаний, плевался, воду лил, орал, что вокругсплошь — израильские шпионы. Так хохма была в этот раз,что он председательствовал, — выбежал из-за стола пре­зидиума и носился, гондон, по проходам с графином. Ну,знаешь, конечно.Такна него настрочили народные пред­ставители-законотворцы маляву, что он хулиган и драчун.И требуют привлечь. Так он, слышь, сука, написал мнеписьмо гневное, где две опечатки, зацени, вот цитирую:«Попытки квалифицировать меня как хулинага и дрочунавоспринимаю как акт политической травли и категоричес­ки заявляю — я не хулинаг и не дрочун». «Дрочун», пони­маешь, через «о» написал, на бланке, чин чинарем. И двараза подряд, чтобы мы уж точно заметили. Вот я и уссыва­юсь тут, всех замов приглашал — показывал. Народ падаетсо смеху. Ты начальнику скажи, обрадуй, он любит хоро­ший юмор.
  • Да-да, скажу обязательно. Ты смотри, не думай выхо­дить на законников с предложением привлечь его. Ему,пидарасу, этого и надо перед девятым марта. Такую помощьмы ему задаром оказывать не будем, я считаю. Пусть по-

лучше попросит. Мало морды бить, надо сперва догово­риться кому, сколько и за что бить, я считаю.
  • Не-не, без вариантов, по субботам не подаем.
  • Слушай, какое дело: надо бы попариться с ребятами.Ну, знаешь сам. Ты не звони, прокатись, позови ребят.Соседа своего я сам встречу сегодня, позову. А остальныхты бы позвал, а то нехорошо же столько дней не мыться.
  • Негигиенично, ты прав.
  • Ну давай, завтра в одиннадцать утра у тебя в деревне.

Соседом Игорь Сечин называл Виктора Иванова. Чле­на команды, ответственного за кадровую работу. Замести­теля главы кремлевской администрации. Бирюкову же над­лежало заскочить к директору ФСБ Патрушеву и оповес­тить Сергея Иванова, министра обороны. До завтра он управится, а собеседники его упрямиться не станут, на срочные дела не сошлются, а приедут с небольшим опоз­данием и завтра в половине двенадцатого будут уже на даче у Бирюкова — в отдельно стоящем помещении банного комплекса.

* *

Путин принимал Суркова. Славу. Слава был полной противоположностью Сечина, если разобраться. Если Се­чин был скорее честным, серьезным и строгим к себе ко­белем среднеазиатской овчарки, то Сурков был, без сомне­ния, скорее самцом вороны. Он был ручной вороной Аб­рамовича, а теперь его передерживает Путин, пока Роман Аркадьевич в отъезде. Вороной в самом лучшем смысле этого слова. То есть автор иллюстрирует тут характеры ор-нито- и кинологическими примерами единственно с це­лью придать описанию их большую выпуклость, с более выгодной стороны представить доблести персонажей.

Взять, положим, кобеля среднеазиатской овчарки. Ко­бель этот есть служака верный, но повинуется скорее ин-

стинктам, чем командам хозяина. Инстинкты эти полез­ны и приносят облегчение, настолько, что и учить его ни­чему не надо, а сам он территорию стережет, перед чужими никогда не лебезит, боли в драке не чувствует. Красавец. Челюсти и строгость во внешности таковы, что соперни­кам достаточно лишь посмотреть на него, как они в страхе разбегаются. Однако же мяса при нем не оставляй бесхоз­но - украдет. Но украдет не из подлости, а от огорчения. От неверия в чужую добродетель. Украдет потому, что у него целее будет, понимаете? Ведь если он не возьмет, то чужие люди — сто процентов стыбрят. Вот ведь беда. Ведь своло­та же вокруг. Подлюги. Поэтому не время сейчас, пока еще несовершенен человек, оставлять валяться куски мяса. Еще и введешь ближнего в искушение, а некрепкие в доброде­тели ближние испаскудят свою бессмертную душу. Так луч­ше уж самому прибрать. Потом же мы берем на святое дело, правильно? На укрепление российской государственнос­ти. Взятое нами станет ведь форпостом России на границе с врагами, противостанет и пятой колонне национал-пре­дателей. Поэтому кобель среднеазиатской овчарки себе спуску не дает, не расслабляется, а крадет мясо из святых побуждений, и наказывать его за это может человек совсем уж без понятия. Ну и есть еще у него от простоты душев­ной некоторые бытовые предрассудки. Скажем, не может он внутренне согласиться с тем, что одни люди по строю мыслей, внешности и поведению отличаются от других. И тут он прав. Такие вещи до добра не доводят. Может ли Человек — Венец Творения, созданный по Образу и Подо­бию Божию, - ездить мимо честного кобеля на велосипе­де? Не бросает ли столь недостойный поступок тень на весь род человеческий? И опять: нельзя пса ругать за честность и правдолюбие. Грешно и думать. Ведь он терзаться будет и обидится. И глаза его — мучительно обиженные, заму-ченно обиженные, мстительно обиженные - будут терзать вас, бесстыжего, еще долго. А вы бы потихонечку выводи-

ли кобеля в люди, водили бы по улицам на поводке, чтобы он увидал и привык бы к разнообычаю и разнообличью че­ловеческому. Что и евреи с арабами бывают, несмотря на неприятную внешность, - сами мучаются, с трудом пре­одолевают самоотвращение, но раз уж родились, то куда ж их девать теперь; и панки есть; и мотобайкеры есть; черно­лицых тоже полно всяких. И громко говорящие на армян­ском языке размахивают руками как злоумышленники, но это ничего, это у них моторчик там приделан, они не могут не размахивать. Потом еще пацифисты, педерасты и вело­сипедисты даже есть препохабнейшие на Святой Руси, чего уж тут добавить. Пес бы смотрел на это и думал, что ведь и Пересвет бы с Охлябей — геройские русские воины-ино­ки—не обрадовались бы пацифистам, велосипедистам и педерастам. Не за то жизнь они свою положили на поле брани. А нечего делать, терпи, брат-кобель. Но вот: его же не выводили в люди, а теперь расстраиваются, что у него честность и рвение служебное, чувство долга и строгость к себе пересиливают широту горизонта.

Тогда вот вам Сурков. Обратный пример. Широта го­ризонта у него перетекает за видимую линию соприкосно­вения кромки земли и неба и уходит к чертям намного да­лее этой видимой линии. Насколько далее? А насколько он сам захочет. Потому что за видимым реалом наступает вир-туал, а в виртуальных просторах вороне даже легче. Сурко­ва не ограничивает ничто, ему не нужен евразиец Дугин, чтобы приходил и снабжал идеями, - он сам кого хочешь снабдит. Но не идеями, а способами, методами, придум­ками, изворотами, плутовством, штучками-разводками. Он штукарь и разводчик, так что же в этом плохого? Кто-то же должен летать воображением, разрезая пространство вдоль и поперек. Это Сечин устроен вроде трамвая — ходит по рельсам в придуманной себе плоскости. Но ведь президенту люди разные нужны. Дела у него разноплановые, и люди

нужны разнообразные. Сурков же объемен и многомерен. Видит более трех измерений. Не видит одного: времени. Парение его в пространственном реале и виртуале, и автор признает это с горечью, обнаруживает скоротечность мгно­венных разводок. Ежемгновенно возникающие разводки ежемоментно поражают каждый миг возникающих врагов. Все же вместе посмотреть — неразбериха, перформанс, пу­стышка, фейерверк. Как перестрелка сидящего на люстре беса - кота Бегемота — с оперативником у Булгакова.

Только ведь Путин не Воланд, и тоже не видел време­ни... Наш Путин. Плохо у него с этим было, если кто по­мнит. Подавляли его эти двое. Лидировали, а он за ними плелся. Нравились ему разводки плутовские, но сам он ни за что таких бы иезуитских, как Сурков, не придумал. И он восхищался Сурковым. Нравилась Путину и насторожен­ность к инаким людям сечинская. Но и тут Сечин был стро­же внутренне и подтянутее и подсказывал Путину, указы­вал на подлую природу людскую, на возможных предате­лей. И тут Путин догонял, а не лидировал.

Это у него и от характера, и от специальности. Гэбуш-ный способ быть—не генерировать проекты, а встраиваться в правильный проект. Угадать. Предвосхитить. Сесть в пра­вильный поезд. Выбрать правильную норку. Размножить­ся в правильном организме. Хорошо выйти замуж. Оказать­ся при хорошем хозяине. Трудоустроиться в хорошей кор­порации. Не создавать ситуации, но угадывать ход вещей и оказываться в выгодном месте в выгодное время. Не пере­устраивать мир, но в каждом данном мире в каждую дан­ную минуту быть у бога за пазухой.

Доблесть эта - пассивная, нижняя, иньская, женская. И сказано же Лао-цзы, что самка всегда ниже самца, но самка всегда побеждает, в смысле — переживает, выжива­ет. И Лао-цзы говорит, что надо уподобиться самке.

А нужен ли лидер-мужчина? Сотрясатель вселенной, покоритель океанов и континентов? Устроитель и рефор-

матор Земли Русской? Герой? Это же, применительно к нашей бесконечно женственной стране, выйдет либо кро­вавый Иван Грозный, либо кровавый Петр Первый, либо кровавый Сталин.

А может, так и надо, может, в этом именно умение и талант руководителя: собрать команду. Не генерировать идеи, не идти впереди, а принимать решения в зависимос­ти отданных, поставляемых помощниками. Мозг челове­ка ничего не видит и ничего не слышит, не осязает, и так далее. В нем нет мускулов, у него нет хребта. Он — жировая клякса, запертая на весь срок службы в тесной коробке. Однако же он обдумывает, чувствует и реагирует — ему по­могают вверенные его попечению помощники. И прези­дент бы так же, как мозг. Он вспомогательными людьми слышит, ими видит, ими обоняет, осязает, вкушает. И Се-чин с Сурковым — не руки и ноги, забирай выше — части этого мозга. Один — центр консерватизма и недоверия, дру­гой - центр фантазии и провокации. А Путин сам - про­сто центр принятия решений, он маневрирует между Се-чиным и Сурковым. И ладненько все получается.

Может, и исторического видения мастерам не надо вы­кручиваться и встраиваться? А что тут угадаешь? Как при­менить временной горизонт? Смотрите: вот мастер серфин­га — он стоит на доске в волнующемся море хаоса и турбу­лентности. Какую такую волну он угадывает заранее? Никакую. Его роль — реагировать здесь и сейчас, реагиро­вать моментально. И вот: он парит в хаосе - стабильный и красивый. Стабильность же его — в динамике. Это не раз навсегда данная стабильность. Это каждый миг — новая стабильность. А кто создал это море, эти волны, эту турбу­лентность — нам ли дело до этого? Может — Бен Ладен, а может—Джорж Буш? Нас восхищает не создатель, а пользо­ватель в этот момент. И вот Путин, Сечин и Сурков - они пользователи. Что же тут плохого?

Но потом у них незаладилось. И под это аргументаци-онную базу мы подвести не в состоянии. Потому что мы тут выступаем адептами и апологетами путинской власти. Однако же: незаладилось.

* * *

Путин отметил про себя, что у Суркова нос посуше стал, не так шмыгает. Может, перестал нюхать, а может, сделал что-то со слизистой, черт его знает. Но так — лучшее впе­чатление производит на людей, а то прям стыдно было. Словно для контраста и для иллюстрации того, как рань­ше было нехорошо, Сурков с потягом, длинненько, не­сколькими рывочками втянул в недра головы проистекшую в нос жидкость.

— Владимир Владимирович, а знаете, Козакуже неохот­но отзывается на разговоры о своем уходе в начале июня. Уклончиво говорит, тему разговора меняет. Я думаю, нра­вится ему быть главным.

Сурков говорил о плане, по которому Дмитрий Козак, нынешний мэр Москвы, наследник трона и преемник Пу­тина на посту президента России, должен был сидеть на этом самом троне только до начала июня 2008 года. План, тезисно, выглядел так: 9 марта Козака избирают президен­том России. Если со второго тура, то 25 марта. По возмож­ности попозже — после Майских праздников — инаугура­ция. И только тогда Путин окончательно отходит от влас­ти и становится бывшим президентом. И вот тут наступает особый период — Диме Козаку не сойти с ума, не войти во вкус власти, не почувствовать себя Человеком Великой Миссии. В течение месяца всего надо оставаться нормаль­ным человеком без головокружений, понимать, что сдела­ла тебя команда, свои ребята, что это не богоизбранность твоя привела тебя на трон российских императоров, а про­сто технология такая. И что теперь надо на своих ребят по-

работать. Вот как: через неделю после инаугурации слечь в больницу и лежать там до начала июня. Потом пресс-кон­ференция врачей — страшная трагедия: Козак неизлечимо болен да, вдобавок, недееспособен. И венец дела: пресс-конференция Козака из больницы. По видеоряду так при­мерно: как бывалоча генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Черненко, он стоит неуверенно у двери соб­ственной палаты. Только табличку на двери оставить: «Те­рапевтическое отделение», или там «Онкологическое от­деление», или пусть «Кардиологическое отделение»'. Рядом с ним добродетельного вида в белых халатах нянечка и про­фессор какой-нибудь в очках. И Дима тихо, но твердо объявляет об отставке. Говорит, что надеялся продолжить дело Путина по достижению стабильного поступательно­го развития страны, но вот - судьба. Власть формально переходит в руки премьера — премьером в это время Грыз­лов. Ну, можно и Путин, конечно. Но драматичнее будет, если Путин — никто, а просто — патриарх, отец и создатель современной России. Тогда органичнее дальше выходит.

Далее: крупный теракт, типа захвата школы. Террори­сты ставят позорные и унизительные для страны требо­вания.

Уже назавтра: Госдума, заседание. У стен Госдумы — манифестация: «Делу Путина- быть!», «Мы не можем рис­ковать Россией», «Нашасплоченность— Единая Россия!», «Слово и Дело - за Путина!» На заседании в первой части доминирует отчаяние — страна осиротела без продолжате­ля дела Путина. Каждый выступающий говорит о теракте, о международном терроризме и о конце России, которая была отстроена такими трудами. Предложение: создать экстренный орган власти — Комитет спасения России. Предложить войти в него ведущим политикам страны, председателем - Путин. И еще: новые выборы президента в начале сентября и, разъясняет председатель Конститу­ционного суда, Путин имеет право баллотироваться. По-

тому что нельзя три срока подряд. А у него уже не подряд получается. Пауза до вечера. В программе «Время» — Пу­тин. В этот трудный для России час не может остаться в стороне и смотреть равнодушно, как погибает дело его рук — стабильность и процветание.

Ну, дальше понятно всё.

План придумал Абрамович Роман Аркадьевич, когда понял, что при Диме будет у него не так хорошо, как при Володе. Дима мило говорил с Романом Аркадьевичем. Но задач по материальному обеспечению не ставил. Подарков не брал. Брезговал? Зажрался? А почему тогда? Роман Ар­кадьевич счел, что, раз его обходят, то, очевидно, Дима у других берет. А у кого? Заподозрил немедленно Алекперо­ва. Понял, что скорее всего не угадал. Сходилось вроде, что Потанин—Прохоров—Хлопонин чаще других фигурирова­ли с людьми Козака и около самого Козака. И Роман Ар­кадьевич решил запустить план по реставрации власти его собственного ставленника. Мы бы с вами тоже так посту­пили. Обостренное чувство справедливости должно же оп­ределять поступки высоко нравственного человека? А с ка­кой стати отдавать страну потанинским ребятам? За какие такие заслуги? Рома тут потел столько лет, удерживал си­туацию под контролем, кровью харкал, недосыпал, а они придут на все готовенькое? Вот как думал о ситуации в стра­не Роман Аркадьевич. Сформулировал же он вывод при­глашенному специально для этого Суркову коротко и чет­ко: «Отсосут!».

План жил своей жизнью уже с декабря. Знали о нем Абрамович, Сурков, Путин, Козак, Сечин, Патрушев, Сер­гей Иванов. Всё. Больше никто не знал.

Патрушеву нас, как видите, обременен знанием уже двух секретных планов. Оба не им придуманы, и обоим он не мешает — ни плану Кормилицина по убийству Путина ру­ками чеченов от Березовского, ни плану Абрамовича по

возвращению власти Путину от преемника. Многие дума­ют, что он не проявляет себя оттого, что не врубается, не понимает. Ан нет, он не проявляет себя, чтобы другие себя проявили. И участвует во всех планах одновременно. Куда до него умникам. Он следует стратагеме «Малыми усилия­ми вращать мир». Стратегему эту применял не он один.

Суркову вменялось быть рядом с Димой Козаком по возможности 24 часа в сутки, создавать атмосферу выпол­нения плана, не давать забывать, отсекать вредных людей, вредные мысли. Психологически закалять Козака как ша-хидадля главного дела его жизни. Контроль и общая коор­динация — на Абрамовиче. Поэтому, кстати, Путин с Се-чиным не очень и совались в это дело до поры. Козак же демонстрировал постоянно, что помнит денно и нощно о своем высоком предназначении. И вот: стал забываться, сказал Сурков Путину. Тревожные симптомы: прерывает разговор, не выглядит вдохновенным, скукоживается как-то. Нет, не противоречит. Нет, подозрительных людей ря­дом нет. Но симптомы нехорошие. Путин обкусывал губы. Старался и со щеки укусить. Для этого кулак прикладывал ко рту и подтягивал кожу — искал необкусанное место. Долго думал. Потом спросил: «А Рома что думает?» Сурков сказал, что Абрамовичу не посмел докладывать раньше Путина. Что к первому побежал к нему, к шефу. А Путин не очень остался этим доволен. Он кивнул, принял фразу царедворца за символ поклонения и попенял ему, неразум­ному, что к шефу надо не к первому бежать, а к последне­му - с готовыми вариантами решений. А уж он выберет. И по скольку дело ведут он, Сурков и Рома Абрамович, то и следовало бы прийти вместе, и доложить вместе, и предло­жить, что делать.

Сурков почувствовал вдохновение. Он всегда чувство­вал вдохновение, когда попадал в трудную ситуацию. Труд-

ность вот в чем была: он сознательно провоцировал Пути­на, готовил его к тому, что Козак, вероятно, откажется ухо­дить. И хотел проверить, а какой будет реакция Путина? Сурков плотно и неотлучно курировал Козака. И — резуль­тат парадоксальный — они сработались. Трудно в это по­верить? Так никто и не верил. Они сработались, и Сурков понял, что вот для него лично нет никакой опасности в том, что Дима Козак останется у власти. Нормально. Влияние потанинских было преувеличено абрамовичевскими ин­форматорами. Вовсе дело не так. По политике Козак дает себя увлечь, дает себя уговорить. Суркову с ним хорошо и уютно. И потом Сурков уже совсем взрослый мальчик, за­чем ему бесконечно играть чужую игру? Может, пора свою сыграть? И он стал мягко разводить участников игры. Ин­триговать сразу на нескольких направлениях. Роме сказать, что Дима деньгами брать не хочет, но комфорт любит. Нуж­но, чтобы удобные и приятные вещи возникали рядом с ним сами, будто случайно. То есть не дарить яхту, а чтобы она была просто. Вроде того, что кто-то говорит: «Ане про­катиться ли нам по морю?» — и тут же есть какая-то яхта ни с того ни с сего. Не очень пафосная, но милая и уютная. Диме не надо, как Путину, чтобы все у него было огром­ное, последнее, «brand new!», «the best!!!». Но чтобы не без изюминки вещь была — любит очень. Или там, к примеру, кто-то говорит, что замучила текучка, некогда поговорить по стратегии - и вот, оказывается, старый друг, ныне но­белевский лауреат один английский, оставил Суркову клю­чи от виллы под Монтрё. Тут все дело в деталях: и не стыд­но погостить у нобелиата, и приятно как-то все вокруг складывается. Такой незаметный комфорт для девичьи за­стенчивого начальника стоит не дороже ли подарков яв­ному коррупционеру? Роману Аркадьевичу выходило до­роже. Сколько Сурков называл, столько и выходило.

Путина же Сурков вот теперь провоцировал — хотел ре­акции на мнение, что Дима и послать может.

Люди придут в движение и начнут действовать. Проявят себя. Займут позицию, начнут договариваться. Напрямую не захотят — опасно жечь мосты. Станут через него, Сур­кова, отстраивать отношения. Он получит поле для манев­ра. Он сейчас посмотрит на реакцию Путина, а позже до­ложит о ней в выгодном свете Козаку. Инициатором же разговора представит Путина. Скажет, что тот не верит Козаку. Считает, что должен гарантировать себе послуша­ние Козака. Скажет, что для этого готовится спецопера­ция — яд, медленная смерть, запрограммированная отстав­ка Козака и от власти, и от жизни. Намекнет вскользь, но с тревогой. Человеку про собственную его жизнь сильно тра­гически говорить не надо. Сурков не персонаж Шекспира. Он не станет декламировать во весь голос на скале, распа­хивая плащ. Намекнуть, дать понять, создать видимость полутонами, штрихами. А Козак как отреагирует? Надо посмотреть. В конечном итоге при неадекватно истерич­ной реакции можно будет это продать снова Абрамовичу, перепродать Путину. Ну кому же оставаться в выигрыше как не тому, кто сдает карты?

Путин обкусал щеки — нечего уже было грызть. Вздох­нул. Спросил: «Ты в Китае не бывал?» Понял, что нелепо менять тему. Что человек перед ним не о туризме пришел говорить. И снова спросил: «А Рома что думает?» Сказав, вспомнил, что спрашивал уже. И определил: «Порешайте тут пока. Меня десять дней не будет. За это время, если проблема серьезная, она еше больше проявится. А нет, так и забудем. Давай действуй по плану».

Улетали вечером. Сечин провожал, Козак, Грызлов. Смеялись. Козак шутил. Вспомнил Путин в разговоре, что день рождения сегодня у Березовского. «Сколько ему стук­нуло?» — не могли вспомнить. «Но он старше меня лет на семь», - сказал Путин. «Никакие сдохнет», - предупреди-

тельно пошутил Грызлов. Путину путь теперь — на Алтай. Там ознакомительная поездка, встреча с депутатами, влас­тями и деловой элитой — всех велено за раз в один зал на полтора часа. Потом вылет на вертолете на базу покойного Юрия Михайловича в тайге, в сопках. Далее, это уже в пят­ницу, перелет вертолетом негласно в Китай. Там пересад­ка на самолет китайских товарищей — и на встречу с во­семнадцатым патриархом Школы Драконовых врат. Народ вот какой подобрался в делегации: начальник путинской личной охраны Юрий Калугин, учитель китайского языка Ли Мин, переводчик с китайского московский профессор Андрей Мелянюк, рекомендованный китайской сторо­ной, — оказался он близким не только к Ли Мину, но и к патриарху драконовому человеком. Потом еще скептичес­кий доктор Владимир Сапелко, маг-генерал из ФСБ Анд­рей Лукьянов и, из выездного отдела Федеральной службы охраны, — Вадим Медведев, ну, помните, о котором гово­рил в Лондоне Понькин, будто он поможет убить Путина. Делегация маленькая такая, потому что китайские товари­щи предупредили — патриарх Ван Лепин примет Путина так, как будто он пришел один. Даже переводчику условий для проживания обеспечивать не сможет. Больше одной па­латки на горе ставить не разрешает. Словом, одни сплошь капризы. Охрану горы берут на себя китайские коллеги, но подниматься в жилище патриарха им не велено.

Вылетели в десять вечера, и лететь им теперь навстречу солнцу четверга.

24 января

четверг

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Гуй Хай

Вода Чиновников и погибели торжествует, размывая прегра­ды Почвы, течет изо всех щелей. Гибельная для Совершенно-мудрого стихия торжествует. С точки зрения вдохов и вы­дохов энергии это самая нижняя точка цикла, это финиш, к которому все приходят со своими победами или долгами, го­товясь перенести их в завтрашний день. Плохой день.

У Путина сегодня были встречи с местной провинциаль­ной знатью в образцово-показательном захолустье. А он и выспаться не успел в самолете. Дежурно говорил что-то обступающим его блюдолизам и лизоблюдам. Ничего при­мечательного. Так и не раззадорили его эти встречи. Все на часы поглядывал, на Патека с Филиппом. Нарочно не перевел на местное время. Часики выставлены были в Мос­кве секунда в секунду, а переведешь — с такой точностью не попадешь сразу. Ну, он все на часы поглядывал и лоб морщил, губами шевелил - время переводил в местное. А через несколько минут снова и снова переводил. Потом думал, а по летнему времени, это же сколько бы сейчас было? Если бы не зима сейчас была, а лето? А Джорж Буш, выходит, оказался от него на другой стороне земли, что ли? Классно, правда? Сидит там со своей Кондолизой. Чувству­ет он, что Путин про него сейчас подумал, через толщу пла-

неты? И снова на часы смотрел. А что делать, надо же чем-то заниматься. Если бы он достал компьютер-наладонник вдруг посреди партхозактива и стал бы играть — расклады­вать пасьянсы, они бы тут все обалдели, правильно? Ро­пот, толки пошли бы. Ну вот, он и не делал этого. А на часы пялиться можно? Он и пялился.

А Сечин, Игорь Иванович, встречался сегодня с коман­дой. С силовиками. Устойчивая преступная группировка «Силовики», УПГ «Силовики», как Сергей Иванов пошу* тил как-то. В их компании ценили хорошую шутку.

Встречались в бане, которая... Ну, баня как баня. Дело не в ней, а в заборах пятиметровых. И в том еще, что по­мещение сверхпроверенное, чужие в нем не записывают. А свои, по традиции и старой договоренности, тоже звуко­записи не ведут.

Сечин изложил за чаем дугинские сведения, на Дугина прямо не ссылаясь. Жаль-жаль, что не было камеры, на­правленной в этот момент на лицо Патрушева. Колосс! Ирокез! Сиу! Да куда там индейцам — каменный истукан и тот бы выдал себя хоть тенью смятения. А Патрушев не выдал. Застигнутый врасплох, действовал быстро и един­ственно верно: применил стратагему «Пожертвовать вер­бой ради груши». А именно: сдал майора Понькина.

— Мы также вышли на этого предателя по своим кана­лам. Андрей — это майор Понькин. Он в отставке формаль­но, продолжает работать на нас под прикрытием. Инициа­тивно вышел по старым связям на людей Березовского в Лондоне. Надеется подзаработать на этом. Я не доклады­вал, потому что считаю дело мелким, Понькин ничего ре­ально не знает и никакой реальной информацией не вла­деет. Фамилии сотрудников ФСО Медведева и Калугина называет для достоверности, чтобы вызвать доверие собе­седников. Реально связи с ними не имеет. Мы проверили. Выявили его личную авантюру люди моего зама генерал-

лейтенанта Кормилицина через наших людей, внедренных в лондонский офис Березовского. Разрешите поощрить отличившихся? С Понькиным этим что делать? Убрать? Как ты считаешь, Игорь Иванович? - это Сечина спросил Патрушев.

И завелся разговор о Понькине. Андрюше прям повез­ло. Ему бы в это помещение. Такая знатная компания, та­кая значительная компания - о нем. Со значением, ува­жительно. А ведь он только лишь майор! Решено было ос­тавить все как есть. И даже больше, тут уже Патрушев подсказал уважаемому сообществу — Понькина прижать как следует, заставить работать в этой операции не на себя, а на органы, через него Березовскому забрасывать реаль­ную информацию, заставить того начать подготовку к по­кушению, чтобы... ну и так далее. За все отвечает он, Пат­рушев. А вы сомневались? Я-то с самого начала знал, что советоваться будут долго и нудно, случая подъегорить Бе­резовскому никак не захотят упустить, никто конкретного решения не примет, а ответственность свалят на того, кто всех меньше будет этому сопротивляться. А сопротивлял­ся всех меньше Патрушев — ну, ему и курировать теперь это дело. А он и раньше курировал. Только и изменений, что теперь куча народу об этом знает и поле для маневра сужено. Однако же ответственность теперь тоже распреде­лена отчасти и на других. Они знают, а знание — большая ответственность. «Осторожно, — сказали ему собеседни­ки, — смотри, чтобы Берёза реально не выставил снайпера и не грохнул...» Кого грохнул — не произносилось. Люди собравшиеся слова признавали за материальную силу и зря этой силой не злоупотребляли. «Так ведь все в наших ру­ках», — произнес Патрушев, сказав этим гораздо больше, чем эти слова значили номинально. И все всё поняли.

Как человек, подверженный сложным этическим мета­ниям, Сечин опять погрузился в мучительные думы о док-

ладе начальству. Дело ведь не в убийстве, а в правильном подходе. Надо срочно проинформировать Путина и Коза-ка. Но правильно бы — первого все-таки Путина, а уж по­том - Козака. А технически как это сделать? Добежать все-таки до Козака, раз шеф в отъезде? Первым надо успеть. А можно так: конкурента представить своим курьером — мальчишкой на побегушках. А вдруг все-таки, несмотря на боязливость и мнительность, Патрушев после бани к Диме помчался. Может? А Сечин сейчас позвонит Диме и ска­жет: «Дима, там я к тебе Патрушева просил подъехать. При­ми его, он коротенечко. Дело интересное, не глобального значения, но тебе интересно будет. Патрушев тезисно из­ложит, насколько он в курсе, остальное я потом - при встрече, договорились? Ты что в субботу делаешь? Ну, я зас­кочу, наверное». И тогда: если Патрушев поехал - он будет нейтрализован, если не поехал — скомпрометирован.


25 января