Защиту интеллектуальной собственности и прав издательства «Ад Маргинем» осуществляет адвокатская контора «Глушенков и партнеры» www legalhelp

Вид материалаДокументы
Продолжают действовать силы вчерашнего дня. Однако, воз­растает влияние Воды. Вода
В цикле установлений: день Собирания, подходящий для дале­ко идущих начинаний.
Сложный день.
Крайне неудачный день.
Неблагоприятный день.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
января четверг

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Цзи Ю

Продолжают действовать силы вчерашнего дня. Однако, воз­растает влияние Воды. Вода разрушительная стихия для Совершенномудрого, человека Почвы. Для решения любого воп­роса затраты энергии будут больше обычных. Сочетание ЦЗИ Ю являет герою аспект Вэнь Чан, Культу­ры, утонченных занятий, творческого сознания. Хороший день для соответствующего рода деятельности. В день, когда Богатство помогает Чиновникам, делает их сильными, Совершенномудрый сталкивается с трудностями в преодолении общепринятых законов и правил, ему трудно обмануть бдительность Чиновников, однако Разрушители Чиновников кое-как с этим справляются. В цикле установлений: день Завершения — благоприятен для любых видов деятельности.

Третий лунный день как нельзя лучше подходит для активно­го включения в происходящее, появляющийся вранные сумер­ки тонкий лунный серп дает светлое иньское порождающее начало.

Горбуша пришла следующей ночью: крупный самец гово­рил, что теперь вот, перед смертью, пренебрег бы размно­жением, если бы какой-нибудь норвежец встретился ему в ранней молодости. Самец плавал вокруг Путина в пропи­танном солнцем воздушном пространстве, будто палтус

у Кустурицы, и говорил голосом Януковича - с диковатым акцентом: «С тестикулами, конечно, гораздо мужествен­нее выгладишь перед зеркалом, когда выходишь из душа. О!.. Так что они того стоят...Ума не приложу, как вышел бы из душа, подошел бы кзеркалу, полез бы почесать... там что? Шрам, что ли? Это не смотрится никак. То ж так. С другой стороны, Владимир Владимирович, так то оно так, та. трошечки ж не так. О!.. Если бы в Тихом океане сово­купляться бы без остановки, то и нехай бы себе болтались, а то ведь выдавливаешь спринцовку свою в воду один раз всего и подыхаешь! Шоб я так жил!» - сокрушался самец горбуши.

«Ты, Виктор Федорович, никак не станешь политиком настоящим, зрелым. Хрен ли тебе тестикулы перед зерка­лом чесать. Тут главное — чтобы другие не заметили, что у тебя там пустота. Чтобы умы подданных не смущать. Слу­хи чтобы не пошли. Что Берлускони скажет, ты подумай, если заметит на Сардинии у себя, когда ты в плавках, что нет там упругости никакой, а одна только пустота поло­щется обмякшей тканью на ветру — в этом же дело, а не в мошонке как таковой".

Самец лосося задумался. У него PR-сознание не так было развито, как у опытного Путина. Его железы интере­совали сами по себе, вне зависимости от впечатления о них Берлускони. Теперь он знал от покровителя, что ошибал­ся, но пытался понять, в чем именно. Самец нарезал пару кругов в воздухе, не залетая, впрочем, за спину своего со-бесед ника из чувства такта. По-своему тактичным был ло­сосем Виктор Федорович. Возразил очень по-товарищес­ки: «Владимир Владимирович, для Берлускони можно в трусы такую штуку положить, ну, знаешь, мужики в балете засовывают себе в трусы, так хоть бы и с галерки смотреть, н ичего уже на сцене, кроме их выпуклости, не видать. А ты две такие прокладки засунь, тебе ж никто не указ. Берлус­кони упадет при встрече».

Вот тут Путин проявил остроту ума. Способность пари­ровать мгновенно. Ну. вы знаете, мы же всегда гордились им, как он парировал, как умел умыть растяпу собеседни­ка: «Ты, Вить, ептыть. не пори того, про что не знаешь и знать не можешь. В какой ты на хрен балет там ходил, в своем Тихом океане. Ты соображаешь, что говоришь?»

«В Донецкий оперный», — погрустнев, ответил лосось. Не настаивая так солгал. Но тут же, избегая расспросов и расследований, тему перевел на мечты об идеальной жизни.

И выходило, что идеалом рыбий самец полагал распут­ство веселого фавна. И даже стремился к таковому каждой чешуйкой, а все равно закон естества определял ему суще­ствование вполне кастратское, и уходила эта негожая не­желанная жизнь теперь вся за предсмертную эякуляцию. Окончательную. Опустошительную.

А Путин отвечал, что он хоть и не в Тихом океане и мог бы щедрее распорядиться семенем, атоже вместо этого все больше другим занят и неизвестно, по большому счету, за что страдает и жизнь свою преждевременно кладет. И что если бы жизнь в три раза удлинить, то и черт бы с ними, с бабами. «Тем более, Виктор Федорович, бабы же дуры ред­чайшие, давай, может, выпьем немного?»

И Путин вторил самцу горбуши во сне, и рассказывал о своих подсчетах на изорванном прежде листе, и сам лист показывал, оказавшийся чудом целым, а проснувшись тем­ной ночью, сильно пожалел, что раскрылся чересчур пе­ред хохлом этим бесцеремонным и любопытным. Разот­кровенничался слишком.

«Нехорошо так - скоро, чего доброго, и перед первым встречным стану семенные железы на стол выкладывать. Это непрофессионально, — корил себя Путин. — Надо взять себя в руки».

И брал. Брал себя в руки. И дальше засыпал. И видел новый сон: «Штирлиц проснется через двадцать минут», — сказал в его новом сне профессор Плейшнер и вывалился

из окна вместе с горшком герани. Это был знак. «Провал, -подумал Путин, — меня застукали...» И так далее.

Вы знаете сны разведчиков, насмотревшихся «Семнад­цать мгновений весны»? Все до единого боятся, что в род­доме станут кричать «мама» по-русски и тем самым выда­дут себя местной контрразведке. С Плейшнером, Путиным и Штирлицем дело обстояло именно так, насколько мне известно. И еще: все трое снились друг другу в кошмарах.


11 января пятница

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Гэн Сюй

Взаимодействие и проявление основных сил подобно проявлен­ному в предыдущие два дня. Богатство, рожденное сильной стихией Почвы порождает Чиновников, ограничивающих его возможности и внутренние порывы. Владыке судьбы нелегко, но он справляется.

ГЭН для месяца ЧОУ несет Небесную добродетель - Дэ и Лунное качество —Дэ. Возникает аспект Знатного Челове­ка — небесного покровителя. День выглядит сам по себе впол­не благоприятным.

В цикле установлений: день Собирания, подходящий для дале­ко идущих начинаний.

Утром - бассейн. Энергичная разминка такая. Радость физиологическая создает эмоциональный фон, на котором о сне лососевом забыть легко совсем. Кровеносные сосуды промываются свежей, соленой, теплой — не лососевой — кровью. Мембраны клеток, радостные и улыбчивые, вы­метают за порог отходы и забирают принесенные кровето-ком питательные вещества. Атам, в глубине клеток, жадно раскрывают клювы бесчисленные президентские митохон­дрии. Все напоено счастьем и радостью, предупредитель­ной готовностью быть, торжествовать, побеждать. Это так должно быть. Так теоретически выходит.

А по-настоящему — несложный ассоциативный ряд за­ставляет пловца представлять себя лососем. Он подплыва­ет к мощной струе, бьющей из стены бассейна. Это для тре­нировки сделано, чтобы плыть на месте и бороться с тече­нием. И плывет, и борется. И подплывает к стенке, и регулятором делает струю еще мощнее. Она с пеной, струя эта, насыщена воздухом. Как на перекатах и в стремнинах на камчатских реках. И он снова преодолевает. Дышит все тяжелее, но не уступает. Он знает — нельзя поддаваться, только вперед - вверх по течению. Несмотря на трудно­сти. Несмотря на течение. Не до того сейчас, чтобы беречь себя. Плевать на изнеможение. Он должен, обязан. В этом его предназначение. Пусть руки и ноги уже не могут дви­гаться, есть еще воля — воля приведет его в верховья реки, туда, в родную заводь. Где тень старой ветлы ложится на воду. И там предначертанное — предсмертная, смертонос­ная эякуляция.

В какой-то момент вдруг — страх, мысль о том, что он так устал, что не способен ни к какой эякуляции и что надо бы отдохнуть сперва, чтобы не опозориться на глазах у дру­гих лососей. Ведь глупо будет дойти и облажаться. Они там станут метать в воду семя мутными облаками и умирать геройски. Самураи хреновы. Онанисты проклятые. А он что, будет делать вид, что у него тесемка на плавках з-з-запуталась? Что развязать не может никак? Лучше и не до­ходить тогда. Улизнуть. Поменять направление. Пойти вниз по течению в компании протухающих трупов своих сверстников. И обмануть судьбу. Так лучше.

Он дезертир, он заключил сепаратный мир, — Хэмин-гуэй про лососей тогда намекал? Он, Путин, не такой ду­рак, чтобы следовать за условностями. Ведь никто не узна­ет. Свидетелей не останется — сверстники все умрут, а мо­лоди он найдет, что сказать. Потом само придумается. Он решил. Он соскочит. Надо спрятаться. Никому верить нельзя. А Дима Козак, преемничек, не сдаст разве? Из под-

лости никогда не сдаст. Он не такой. А по требованию вре­мени, ради интересов страны каких-нибудь надуманных -сдаст запросто и отправит в Гаагский трибунал. Или в Ле­фортово. Может? Да, может. И Путин перестал грести. «Надо избежать этой финальной эякуляции, этой финаль­ной передачи власти над жизнью и смертью ценой своей жизни. Этой финальной передачи магической власти рус­ских царей. Мы унесем с собой семя русской власти вниз по течению. Мы спрячемся. И власть спрячем. Не время сейчас эякулировать».

Городится же такая хрень в президентской голове... Так и не удалось отвлечься. За завтраком опять — подают за сто­лом красную рыбу. Улыбнулся чуть жалостливо, отодви­нул подальше. Потом съел все-таки кусочек. Когда офи­циантка на него смотрела. Пришлось. Чтобы она не заме­тила его чувств. Нельзя, чтобы заподозрили.

12 января

суббота

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Синь Хай

Сложный день.

Силы навязываемого Совершенномудрому извне порядка — Чиновникиукрепляются и ограничивают любые инициати­вы Правителя, активно вмешиваются в дела. Спасает толь­ко аспект небесного покровителя — Знатного человека. Раз­рушители чиновников сильны, благодаря сезону, но им едва удается справиться с чуждой и враждебной стихией Воды. Открытие из цикла установлений благоволит корреспонден­ции и коротким поездкам, хорошо также навести порядок в делах. Слишком благоприятных результатов ждать не сле­дует.

Оказавшись отверженным сиротой в новом мире саванны, первочеловек являл собой жалкое зрелище. Есть ему было нечего — исчезнувшие острова леса не оставили и воспо­минаний о фруктах, о птичьих яйцах. Скудная шерсть, убо­гие ногти, зубы самые нелепые - что мог он противопос­тавить такому охотнику как, к примеру, лев? А гиппопота­му что он мог продемонстрировать? А буйволу? Его уделом была падаль и новорожденные, еще не вставшие на ноги животные. Они сбивались в дрожащие кучи около раще-лин камней, жалкие визгливые йеху, и ждали утра. И встре­чали утро, все, кго до утра дожил. И снова отправлялись за падалью — дожирать то, что леопард украл у львов, да по-

брезговал доедать. Мать-природа отвергла и прокляла че­ловека - она была уверена, что он умрет, как умерли от­ступившие леса. Но он совершил подвиг — выжил вопреки воле матери. И дрался с черствой своей матерью, пока не вырос. Став взрослым, создал искусственную мать, робот матери — культуру и религию. И живет теперь ласками ро­бота, суррогатной матери. Он лучше стал — современный человек. Он все еще мелкотравчатый прощелыга, он все еще смотрит, что бы такое свистнуть и в рот засунуть. Но это уже по подлой привычке, а не от голода. Некоторые из со­временных людей работают президентами. Эти — венец творения. Но даже они довольствуются падалью, когда гля­дят на солнце.

На солнце горит гелий. Чертовски много гелия. Поэто­му так светло. Но мы этого не видим и никогда не увидим. Мы видим давно сгоревший гелий. Нас освещает гелий из царства мертвых. Свет от солнца идет восемь минут. И мы навсегда обречены видеть прошлое. То, что мы видим, со­щурившись глядя на солнце, — горящий гелий, которого нет уже на свете четыреста восемьдесят тысяч миллисекунд подряд. Есть другое солнце, и горит другой гелий. Но не для нас. Нам всегда будет светить бывшее солнце, прошлое солнце, однажды существовавшее солнце. Вы согласны жить в этом мире с его загробным солнцем?

Тогда возьмите зеркальце, и поймайте лучик бывшего солнца, и пошлите его солнечным зайчиком солнцу гряду­щему. Ваш дурацкий солнечный зайчик будет скакать до солнца тоже восемь минут. Долетит он не полностью. Фо­тоны вашего зайчика, а это фотоны бывшего солнца, по пути к солнцу грядущему станут сталкиваться с фотонами другого прошлого — испущенными другими кубическими километрами бывшего гелия. Столкнувшись — аннигили­руются, наверное. Два прошлых. Два ненастоящих? А не­которым пусть бы места хватило — они не столкнулись бы и долетели до солнца. А оно их отразит тогда или погло-

тит? А если отразит, станут они вот так вот носиться между вашим зеркальцем и солнцем? А если станут носиться, вы представляете себе такую вот глупость: вы стоите себе в солнечный день на полянке какой-нибудь и гоняете фото­ны туда-сюда. Новые миллиарды кубических километров гелия горят на звезде, которая светит нам из прошлого, а мы гоняем себе это самое прошлое через весь немыслимый космос, по собственному желанию загоняя прошлое в бу­дущее. И так — до первой тучки. Попробуйте.

А если солнце погаснет, мы об этом восемь минут не узнаем. Вас не беспокоит, что солнца, может быть, уже и нет, а мы все щуримся от воспоминания о нем, от воспо­минания, от наваждения. Вам лично это не кажется обес­кураживающим?

А вот у моих знакомых одних умер старенький отец. И тело лежало пять суток в его квартире, и никто не знал. Через пять дней только нашли и пожалели, что он не от­крыл перед смертью побольше форточек. То есть пять дней шел от него свет еще, и все думали, что он живет и светит себе потихонечку. Значит, он был от близких своих даже дальше солнца, которое, как мы уже говорили, мы нахо­дим мертвым каждый раз через восемь минут после его смерти. Я с грустью об этом говорю, но и с пониманием. Что нам, физикам-теоретикам, чужие слезы и чужой мерт­вый. Есть звезды, от которых свет идет миллион лет. Да к тому же у нас и своих мергвых хватает, забытых по запер­тым квартирам тут и там.

А вот Путина когда не станет, об этом никому не ска­жут ровно восемь минут. Классно совпало, правда? Путин оказался на расстоянии солнца. Но не для всех. Для самых приближенных только. Для генералитета высшего и для ответственных кремлевских товарищей. Так что через во­семь минут скажут, но не всем. А многие люди, просто люди, люди с улицы, вроде нас с вами, об этом не узнают целых восемнадцать часов. Это одна тысяча восемьдесят

минут получается. Это получается, кстати, что между нами, простыми людьми, и приближенными путинскими окаян­ная прорва километров, если информация так долго до нас движется? Но до парсеков дело еще не дошло. И наш Путин для нас ближе оказался, чем та же Полярная звезда или Кас­сиопея какая-нибудь. Потому что не стало его в 16:00 в по­недельник, а пресс-конференцию Комитета спасения Рос­сии показали по телевизору только во вторник в полдень.

Но это потом все было, не на этой неделе. Хотя и на этой неделе расстояние между кремлевскими людьми и общероссийскими измерялось уже в миллиардах километ­ров и продолжало нарастать. И только трагические обсто­ятельства месяца ГУЙ ЧОУ в самом конце года ДИН ХАЙ - года Красной Огненной Свиньи - впоследствии не позволили нам с Путиным окончательно разлететься по разным галактикам.

13 января воскресенье

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Жэнь Цзы

Крайне неудачный день.

Ветви ЧОУи ЦЗЫ соединяются, у Разрушителей Чиновни­ков связаны руки. Совершенномудрый не может эффективно создавать свой параллельный тайный мир, основанный на им созданных законах. Вся неукротимая сила Воды обрушивает­ся на слабый Огонь, Собратья и партнеры, на которых опи­рается Владыка Судьбы, подавлены, опустошены, нейтрали­зованы.

В цикле установлений это Закрытие. Наилучшее занятие в такой день — хоронить, устанавливать памятники, возно­сить молитвы, поститься. Можно обрабатывать ранее по­лученную информацию. Иные действия — совсем неблагопри­ятны.

Не выезжал, не приглашал никого. Сидел в Ново-Огареве, играл в старую игру. Взял карту мира небольшую — немно­го больше раскрытого школьного атласа. Положил перед собой на стол. Потом достал три разной толщины черных фломастера. Задумался.

Когда-то давно, и не упомнишь сейчас когда, пришла к нему эта игра. Бжезинского, что ли, он прочитал тогда. И взял тогда, послал помощника за ученическим атласом. И стал играть. В Великую шахматную доску. Рисовал век­тора взаимодействий цивилизаций. Тихоокеанский пояс

производил продукцию, и стрелки направляли ее, столь не­обходимую, в Америку и Европу. А Америка и Европа про­изводила инновационные технологии и смыслы, приду­мывала всяких своих Микки-Маусов и способы отжать из них деньги и заставить весь мир этим жить и за это платить. И стрелки роились и множились. И тогда вот родилась игра, потому что это еще была ненастоящая игра. И вот как случилось: в один из вечеров завел он новую карту и при­нялся за вектора, как вдруг подумал, что Африка наипо­хабнейшим образом не вписывается в его представления о прекрасном. Мешала Африка. Не при деле была все вре­мя. В международном разделении труда была она какой-то непристроенной. Неочевидной. А на карте много места за­нимала. И СПИД там, инфекции, амебные дизентерии, це­це... И он стал машинально закрашивать Африку черным фломастером. Он думал: не сразу заметят, сколько минут, часов пройдет, пока заметят, что людей в каждом заштри­хованном месте не осталось. Они погибают внезапно, но трупов не остается, — придумывались правила игры. Авто­бус лишается пассажиров и водителя и въезжает в останов­ку. Автобус раздавил бы ожидающих, но их нет. Из окна никто не увидит, не позвонит в полицию, полиция не при­едет, наверх не доложат, президент не выступит по телеви­дению. Нет никого, некому выступать. И некому умирать. И некому бояться смерти. Ведь фломастер захватывает по­лосу шириной километров пятьдесят. Корабль бьется о причал, но никому от этого нет вреда, — люди исчезли. Са­молеты в зоне поражения путинским фломастером спокой­но падают на землю. И это только физика, гравитация, са­молет притягивается к земле безо всякого страдания и боли. А людей там нет, ни одного человечка. Ни шахидов, ни пассажиров, ни экипажа. И на земле в месте падения — никого. А животные выживают? Если нет, то какие-то фор­мы жизни все-таки остаются? Например кошки и собаки, куры и коровы — лучше бы им умереть. А то кто же их на-

кормит, подоит и так далее. А дикие животные вполне мог­ли бы без людей справиться. И справедливо выйдет — при­роде снова на короткое время, до прихода людей из других стран, достанется исконная земля. А можно так, чтобы люди и домашние животные исчезли, львы и носороги ос­тались бы, а вирусы и микробы были бы тоже тотально уничтожены?

Путин вздохнул. Не получалось. Не получалось сохра­нить диких животных и логику одновременно. Пришлось пожертвовать львами с носорогами. Ну все же просто: если уничтожаются все микроорганизмы, то как антилопа ста­нет переваривать пишу? У нее куча желудков, про это Пу­тин знал из журнальной статьи о дисбактериозе, и еда пе­реваривается с помощью бактерий. Задать такие правила, чтобы только вредные вирусы и микробы исчезали, Путин не мог, это уже выйдет с натяжкой, слишком много исклю­чений — это уже бардак, а не игра. Решено: погибают все формы животной жизни, плюс вирусы, даже если их наука относит к жизни скорее растительной.

И вот, смотрите: он проводит фломастером по Ботсва­не. Линия за линией. Сегодня у него свежая карта, новень­кая, непочатая. Ботсвана будет первой в этой новой игре. Столица — Габароне — пропадает под первой же линией. Потом надо тоненьким черным фломастером пройти по границе. Не залезть к соседям — это нечестно будет. Не их же очередь. Он прильнул совсем к карте и старался не за­цепить. И зацепил немного Намибию. Путин подумал, что там ведь пустыня, наверное. Может, и не было никого. Готтентоты какие-нибудь, может, спали под кусточком, да и черт с ними. Легко сказать: «Черт с ними», — попытки быть безответственным и расхлябанным Путину не удава­лись. Путин был справедливым малым, он смог успокоить свой нравственный дискомфорт только когда сформули­ровал новое правило — несправедливо обиженная Нами-

бия становится в хвост очереди на уничтожение на своем континенте. Какие бы объективные причины и соображе­ния удобства и целесообразности ни возникли в отношении Намибии, эта страна не будет уничтожена прежде иных, поступающих на уничтожение на общих основаниях.

А утром автобусы с туристами поедут из ЮАР — в Fa6a-роне алмазы подешевле, — да кто-то захочет в дельту реки Окаванго заехать, - а на пограничном переходе со сторо­ны Ботсваны никого и нет. Здание приземистое, комна­ты все открыты, вещи, выпавшие из рук, кое-где на полу. А в остальном — чистота и благостность. Нет людей, веч­но производящих грязь и беспорядок назло ему, Путину. Каково?

Нет. Не так: самолеты взлетят из Йоханнесбурга кур­сом на Габароне, а при входе в зону ответственности бот-сванского авиадиспетчера начнут вызывать, и им никто не ответит. Потом все станут звонить в пустую страну, где до первого ветра нет даже вирусов. Потом как? Экспедиция южноафриканских военных, сообщения на лентах. Экст­ренные выступления мировыхлидеров. Заявления. Устрем­ления: ЮАР первая зайдет в ничью страну, потом будет стараться получить мандат от ООН, а американцы разре­шат? Разрешат, конечно. Они ведь не знают, что завтра ут­ром от южноафриканцев в живых останутся только участ­ники экспедиционного корпуса, напившиеся в лучших оте­лях Габароне бесплатными коньяками. Эти нетрезвые улыбчивые военные уже завтра смогут преспокойненько отправиться на освоение своей собственной обезлюдевшей страны.

Смотрите-ка: завтра наступит прямо сейчас. Путин ЮАР закрашивал затейливо. Решил кругами идти, расши­ряя круг поражения к периферии. Нашел приблизитель­ный центр страны и поставил точку. Может, там и нет ни­чего, может, одни кузнечики, жалко на кузнечиков время и фломастер тратить, но — строгость к себе и борьба за чи-

стоту эксперимента оттачивали внутреннюю дисциплину. И в силу этого усилия были не напрасны.

Подумал, а вдруг там фермерский дом? Пара белых лет пятидесяти, старшие дети их — в университете в Кейптау­не, далеко отсюда. Полным-полно африканских малы­шей — работники на ферме плодовиты, нет бы книжки по вечерам читать, а они электричество экономят. Коровы. Это молочная была ферма. Красивые, европейские, пегие — черные и белые большие пятна. Пара лошадей. Так себе кони. Скверные даже кони — породы местной улучшенной. Можно ли их сравнить с президентскими чистокровками? Таких и не жалко.

А собаки красивые. Пара ротвейлеров в вольере. И Лаб­радор на свободе. Красивый, широко хвостом машет — при­ветствует хозяйку. Она седая, что на ферме краситься? Лицо приветливое и ласковое. И морщинки ласковые вокруг глаз. Она из кухни смотрит в распахнутое окно и говорит что-то псу. Что она на кухне делает? Бог мой, какой запах, клуб-ничное варенье! Путин тихонечко подошел сзади. Он ис­кал глазами блюдечко с пенками. Хозяйка варит варенье, значит, снимает пенки и, значит, их можно украсть. Мед­ный таз для варенья. Блюдечко стоит сбоку на плите. На нем ложка. Суповая ложка, вся в запекшихся пенках. Жен­щина напевает для себя. Тихонько, с чувством напевает. Она не услышит, как он крадется. Когда женщина у плиты повернется к шкафчику, надо схватить блюдечко и в нем ложку. И потом слопать сладкое желе. Теперь даже не надо убегать никуда. Ура! Он хохотал и слушал упреки женщи­ны, что опять он сладкого наестся и обедать не будет, что это плохо для здоровья, что она и так дала бы ему пенки, но после обеда. И Путин сказал ей, когда причитания за­тихли: «Мама, да не волнуйся, до обеда я опять проголода­юсь». В ответ мама опять хлопочет, а он — веселый проказ­ник - отправляется на двор, поделиться радостью с обор­мотами — детьми работников.

Только ничего этого не было, точку-то он на эту ферму успел поставить фломастером. Нет черных обормотов, нет коров, ротвейлеров, нет Лабрадора. Мамы нет с ее варень­ем клубничным. Испарились все в никуда. Все, хватит меч­тать, делом надо заниматься. Путин вокруг точки сделал кружочек, потом еще и еще. Бойко дело пошло. Когда круг с одной стороны уперся в море, пришлось приостановить­ся, и снова поставить точку, и снова обводить ее кругами. И так далее до самого Мозамбика. Справился он у нас.

Теперь надо было подумать о равновесии геополитичес­ком. Кто возьмет под контроль территорию ЮАР и Ботс­ваны? Не ровен час китайцы подсуетятся. Надо их отвлечь как-то. И заодно снять напряжение демографическое на дальневосточной границе России. И Путин самым толстым фломастером прошелся по северу Китая. Хорошо так про­гулялся. Начал с Манчжурии, потом уж и Внутреннюю Монголию избавил от жизни, от грязи и непотребства. Прибрался там аккуратненько. Уйгуров тоже определил фломастером в мир теней. Пора бы и оставить Китай в по­кое, но как-то казалось, все еще много остается. И затер в результате все, что выше линии Лхаса — Ухань - Шанхай. Теперь уж китайцы, голубчики, на десятилетия найдут чем заниматься. Теперь им не до нас и не до ЮАР будет. В ка­честве компенсации за геополитический налет Путин ре­шил сделать подарок оставшимся китайцам — взял да и уничтожил все живое на Тайване. Ну пусть вернут себе под контроль эту территорию, они же давно хотели. А мы за это возьмем Порт-Артур и восстановим сообщение по Ки­тайско-Восточной железной дороге. «Чистота — чисто Тайд», — ласково приговаривал Путин, отстраняясь време­нами от карты и любуясь наведенным порядком.

Потом подумал, что еще можно сделать для России, для Родины? Забыл даже про Африку недоочищенную. Вот Финляндия. Чудо что за страна. Уютная и тихая, уважи­тельная и вкусная. Исконная наша земля. Княжество Фин-

ляндское. Император же был у нас императором чего в ста­рое время? Всея Великая, Малая, Белая, Царства Польского и Княжества Финляндского. С другой стороны, Чухляжка без чухни сильно потеряет. Кем же ее заселять? Нашими? Так это же Карелия тогда получится. Неплохо, но без чу­хонского шарма особенного. Можно вот как—города и круп­ные населенные пункты закрасить, а на селе пусть себе ос­таются вдохновенные хранители, так сказать, культуры быта. Пусть сауны свои топят и ждут нас смиренно. А Польшу вернуть просто и без разговоров. Чего они такого могут, эти поляки, чего мы не можем? Бабы у пшеков красивые, но наши, безусловно, лучше. Водка неплоха, но куда ей до нашей. Колбаски свиные, вареники — превосходны, но наши хохлы ни в чем и тут не уступят. Так что с Польшей разговор короткий. С Украиной, кстати, даже и совсем просто. По Днепру ровнехонько. Запад идет в цаство те­ней, за речку, к Анубису. Не выучили русского языка, те­перь и не придется, на хер их, оранжевых прихлебаев аме­риканских. Остальные - добро пожаловать. Потом настал черед Грузии, Азербайджана, города Минска — чтобы Лу­кашенко не мешал объединению братских народов. Юг Казахстана и Астану тоже оприходовать пришлось.

Там и сям еще подправить. Прибалтика еще была на сладкое. И балтийские русские разделили судьбу абориге­нов. И вот: к обеду Великая шахматная доска была чудо как хороша. Америку же не тронул. Мог бы и ее убрать, пока там ночь. Но решил: а кто же подивится его мастерству? Не будет американцев, некому будет и восхититься. Вот проснется утром своим запоздало американским старик Бжезинский, то-то соплей будет. Полюбуется. «Ничего, Америкой после займемся, обедать пора. Оставим потом на земле только нас и немцев. И японцев оставим. Пусть японский мальчик, что касался меня, русского президен­та, во время исполнения приемов дзюдо в сентябре двух­тысячного года, пусть этот японский мальчик растет и бу-

дет счастливым. Хваткие же у него были ручонки. Осталь­ные на что? Ну испанцы пусть еще — коррида там, сомбре­ро, хота, фламенко. Бразильцы пусть - футбол все-таки». Он сложил карту, фломастеры положил в специальный пе­нал, пошел все в сейф спрятал. Потом, когда доиграет, эту карту в измельчитель бумаги сунет, а себе возьмет новую. Так уж повелось.

В этот день заканчивался год по старому стилю. И в ночь на понедельник был старый Новый год. Люда хотела от­праздновать хоть как-то, она любила всякие такие тради­ции — поводы собраться вместе. А ему как-то не хотелось сегодня затруднять себя общением. Он сказал адьютанту, чтобы предупредил домашних, что он работает со срочны­ми документами. У себя в кабинете. Не может. И на пять минут не сможет. Совсем не может.

14 января понедельник

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Гуй Чоу

Неблагоприятный день.

Знаки месяца и дня совпадают, Вода погибели Совершенно-мудрого героя постепенно преодолевается благоприятной и присущей ему Почвой. Но Владыка Судьбы — Огонь БИН — истощен предыдущими испытаниями и сегодняшним энерге­тическим контурам.

Это день Установления: следует планировать, постепенно переходить к деловой активности. Но прежде всего — осто­рожность. Не следует тратить запасы и отправляться в путешествия.

— Игорь, на прошлой неделе не доложил, сегодня не док­ладываешь, что, ничего не нашел?
  • По Роснефти, Владимир Владимирович, или по Киеву?
  • Игорь, ептыть, ты можешь оставить в покое свою Рос­нефть, ты кулачок, ептыть, Игорь, ты не способен ни начем сосредоточиться, если речь не о твоем кармане. Тыпомнишь, о чем я сказал разузнать?
  • Так точно, все помню, Владимир Владимирович.
  • Так вот, в двенадцать у меня Кожин, потом Сурков.Будет представлять кандидатов в губернаторы. Троих, чтоли. Ты будь на месте и присматривай там. Как дело к кон­цу подойдет, будь поближе, сразу зайдешь.
  • Вас понял, Владимир Владимирович.
  • Захвати все, что достал по теме.
  • Понял вас, Владимир Владимирович. Разрешите до­бавить, Владимир Владимирович, Кожин предлагает адми­нистрации поменять «BMW» на «Мерседесы». Считает, чтодешевле будет содержать. Единая поставка запчастей, зна­ете...
  • Знаю. Вы что там с Кожиным, сервис-центр мерсов-ский построили, нет?
  • Владимир Владимирович, Кожин с цифрами в руках,доказательно обрисует ситуацию.

Путину нравилось, что его окружают мотивированные люди. Он с иронией думал о приближенных, с иронией же и поругивал. Они знали, что он не злится по-настоящему. И демонстрировали мотивированность во всяком деле. Рас­шифровывались, если угодно, перед шефом. Человек, мо­тивация которого не видна как на ладони, подозрителен, знаете ли. Фанатик какой-нибудь - «За Родину, за Стали­на» — ломанулся бы в Кремль и обломался бы немедленно. Фанатик—неуправляем. По правилам конторским, гэбуш-ным, либо компромат должен быть, либо просчитываемая и наглядная личная заинтересованность. Лучше — и то и другое вместе. Тогда человеку есть что терять. То, что мож­но потерять, прямо и непосредственно должно быть свя­зано с местом работы. И он не захочет остаться без такого места. А если его перекупят, скота продажного? А наобо­рот если — он с ума сойдет и станет после кражи опреде­ленной суммы нестяжателем, подобно монаху-францис­канцу? Тогда другое дело, тогда пойдет в ход компромат. И товарищ сам знает, что у него в плюсе и что в минусе в каждый данный момент. Каждый про себя что-нибудь да знает. Но если знает про себя и таится, скрывает — нена­дежный человек. Честный должен поделиться инструмен­том педагогического на себя воздействия с начальством. Вот они и делились. Но по себе редко докладывали. Боль­ше всего любили делиться сведениями о товарищах, не

было в них настоящей открытости, да что же делать, слаб человек! Зато интересно было ловить их, засранцев, за руку. Иногда полунамеком, иногда в лоб огорошить. А то, дру­гой раз, изящненько так дать понять, что око государево не дремлет, а компроматик собирает. Разволнуются, будут выяснять кругом, нетли опалы. Сильнее любить будут руку дающую и позволяющую. Шеф любил, чтобы они как на ладони. Кадровая политика такая у них там. Простенько, но эффективно.

Игорь Иванович страшно был озадачен. О чем таком должен он был доложить? Что-то срочное. Он нажал кноп­ку, секретарша ответила. Он сказал: «Зайдите».

— Наталья, когда я на прошлой неделе возвращался отшефа, кого вызывал, звонил кому? Какие давал поручения?По каждому дню отдельно посмотри и немедленно дай мнеданные.

Она нашла ему список заданий. Ничего сверхъесте­ственного, в компьютере все сохранилось. Звонки кому, звонки от кого и встречи с кем. Штабная культура, знаете ли. Советского еще разлива. Список был немаленьким, но интересной оказалась только часть его. Вот какая: «Втор­ник: до обеда просили соединить с Патрушевым, Ивано­вым Виктором Иванычем, с Лукьяновым Андреем Петро­вичем, с Фридманом...»
  • Хватит, немедленно найдите Лукьянова. И скажите,чтобы набрал меня с мобильного, в дороге уже пусть зво­нит. И пулей сюда выезжает. Срочно нужен.
  • Андрюша, ты почему не докладываешь? Я тебе не го-'ворил ежедневно докладывать? Ты, может, считаешь, чтоя клоун? Я похож на клоуна? Может, я пошутил? Ты не де­лай умное лицо, я тебя очень прошу, мне больно на тебясмотреть. Что сделано?
  • Я несколько раз звонил на неделе. У ваших секрета­рей должно быть отмечено.
  • Андрей, я сколько работаю с тобой, столько тебя учу:никого твои оправдания не чешут, ты бабам своим зво­нишь, а мне ты докладываешь. Знаешь такое слово? Ты мнесколько раз доложил? Ни разу, Андрюша. Давай о деле,хватит болтать.

Андрей Лукьянов состоял в генеральском звании. И был старше Сечина. Немного старше. Но робел очень. Прият­но так томился робостью в присутствии начальства. Анд­рей Лукьянов состоял на должности помощника директо­ра ФСБ. И был чем-то вроде придворного кремлевского Мерлина. Отвечал за специальную группу астрологов и за контакты с представителями нетрадиционной медицины. С экстрасенсами разными общался. Мерлины за последние полторы тыслчи лет измельчал и, как видите — они все еще вхожи на самый зерх, но их уже не пускают туда в кожан-ных обтягивающих одеждах с металлическими бляхами и с плеткой в руке. Волшебники и оккультныхдел специалис­ты стали вспомогательным инструментом решения вопро­сов. Это материализм Фейербаха—Маркса—Чубайса так по­действовал на правителей нашего времени.

- Разрешите присесть, Игорь Иванович, у меня многотут. — Генерал показал на папочку.

Сечин сам сел напротив с бумагой и карандашиком тон­ко отточенным.

Андрей прежде всего рассказал, что по календарю майя мир погибнет в 2008 году. И проблема долголетия челове­чества вообще и человека в частности получит такое вот отрицательное решение. Сечин нарисовал цифрами «2008», потом обвел в траурный квадрат. Потом перечеркнул од­ной диагональю из верхнего правого в нижний левый угол. Получилось очень аккуратно. Он любил тонко отточенные карандаши и аккуратность. У шефа научился.

— А вывод какой? — Сечин спросил строго. Кто его незнал, подумал бы, что угрожающе. А это он так — торопилпросто.

Генерал Лукьянов продолжил, совершенно не реагируя на вопрос. Пояснил, что еще есть исследования, абсолют­но доказательные, по которым конец мира у тех же майя планировался на 2012 год. И, вдобавок, мир не исчезнет совсем, как многие надеются, но исчезнут ныне живущие, и мир будет сотворен снова.

— Хотел бы обратить ваше внимание, если майя нам неподойдут, что по календарю мексиков век продолжается 52года, и последний век начался в 1975 году. До окончаниявека в 2027 году вселенской катастрофы не может произой­ти. А в 2027 придет «новый огонь», под которым следуетпонимать солнце. Новое солнце.

Сечин с недовольным видом слушал. Подумывал, для чего вся эта информация может пригодиться. Он не слиш­ком понимал, как всех этих мексиканских оборванцев впле­сти в то, чего требует от него шеф. Не очень понимал, что тут городит похвальбушный всезнайка Андрюша. И зара­нее недоволен был на случай, если придется отругать под­чиненного.

— Нынешний мир был сотворен, как считали майя, 13августа 3114 года до Новой эры. И разрушен он будет опять13 августа. Так что, даже если шарахнет в этом году, то вре­мени до 13 августа еще навалом. Это у нас известно из рас­копок городов Тикал, Дзибилчалтун и Уаксактун. Но подругим данным, которые абсолютно фундаментально обо­снованы, земля в нынешнем виде и все ее обитатели по­гибнут 22 декабря 2012 года. В этот день попросту кален­дарь майя заканчивается, и никакой жизни за пределамиэтой даты не предвидится. Вы, Игорь Иванович, уточните,пожалуйста. Нам как требуется обосновать — 2008 год или2012 в качестве конца мира и лекарства от долголетия?
  • Это все у тебя? — спросил Сечин. — Ты этим все этовремя занимался? Раскопки производил? Тикал этот рас­капывал? Во славу науки? Нам не надо конца мира. Этомы можем хоть научно, хоть антинаучно сами устроитькому хочешь. Нам нужны исследования по долголетию.
  • Игорь Иванович, вы распорядились подыскать всюимеющуюся информацию. Сказали, что теще вашей по­надобилась вечная жизнь. Я так понял, что это у нее стар­ческое, и наш с вами подход должен заключаться в разъяс­нении ей бренности, тленности и конечности сущего. Ночтобы ей не скучно было готовиться к неизбежному в оди­ночку, мы бы, я бы, могли бы обосновать, так сказать...Если надо на 2008 год, на 13 августа, нет вопросов. Сезондождей как раз, сезон активного роста маиса, который несуждено убрать. И все дела. А если на 22 декабря 2012 годапотом перенести — еще проще. Что, мол, ошибка с восьмымгодом связана с позднейшим влиянием тольтеков. Что ис­тинный календарь майя непреложно указывает на болеепозднюю дату. А, скажем, пережила она и этот срок, мыуже, развенчав майя, обосновываем календарь мексиков иуговариваем пожилую даму перенести мысленный взор надвадцать седьмой год. Нормально, я считаю.
  • Да, очень хорошо. — Сечин опустил голову к столу.Перед ним лежали два расчерченных листа. Поработал онна славу. Цифры 2008 перечеркнутые в рамке и без рамки.Стрелки векторов. Слово МЕКСИКИ, потом МАЙЯ. Идаже — ТОЛЬТЕКИ. А под тольтеками стояли слова СА-ПОТЕКИ, ОЛЬМЕКИ и АЦТЕКИ. Вектора от всех этихволшебных названий шли к прямоугольнику, внутри ко­торого было начертано Tequila Siqueiros. Самопроизволь­ное начертание на бумаге слов, не произнесенных генера­лом Лукьяновым, доказывало глубинную врожденную ин­теллектуальность и благоприобретенную образованностьИгоря Сечина. А ведь многие тогда про него напрасно ду­мали, что он наоборот.

-Андрей Петрович, ладно тебе, давай по-серьезному. — Игорь Иванович педагогично решил использовать строгий, но товарищеский тон в общении с подчиненным. — Нор­мальные же люди. Я тебя просил и прошу еще раз: мне надо подготовить справку по методам достижения долголетия. Это не только для тещи и вообще не для тещи. Это для меня лично. Ищи все методы современной науки. И если ты меня заставишь клонироваться — зачать самого себя in vitro, я тебя отдельно и серьезно предупреждаю — в соседнюю про­бирку мы посадим тебя. Ты должен быть лично заинтере­сован. Считай, для себя делаешь. Бумаги эти тольтекские отдай мне все-такд. Что еще знаешь?