А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Вид материала

Документы

Содержание Когнитивная психология

Подобный материал:

• Выпуск 48 Э. Ф. Шарафутдинова чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект отв редактор, 3024.85kb.
• Центр системных региональных исследований и прогнозирования иппк ргу и испи ран, 3282.27kb.
• Книга памяти. Йошкар-Ола: Map кн изд-во, 1995. 528 с, К53 ил.,, 1691.88kb.
• Акаев В. Х., Волков Ю. Г., Добаев И. П. зам отв ред, 1632.77kb.
• М. П. Горчакова-Сибирская (отв ред., Спбгиэу), д-р философ наук, проф, 6853.82kb.
• В. М. Пивоев (отв ред.), М. П. Бархота, А. В. Мазур «Свое», 2224.87kb.
• О. Г. Носкова Раздел работа психолога в системе образования и в социальном обслуживании, 10227.59kb.
• В. М. Пивоев (отв ред.), А. М. Пашков, М. В. Пулькин, 3114.99kb.
• Т. А. Ткачева (отв редактор), Е. В. Кузнецова (зам отв редактора), 4827.93kb.
• Редколлегия: Э. П. Кругляков отв редактор, 161.35kb.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л.: ЛГУ, 1962.
   
2. Большой психологический словарь / Под ред. Б. Г. Мещерякова и В. П. Зинченко. СПб.: Прайм-Еврознак; М.: Олма-Пресс, 2003.
   
3. Головин С. Ю. Словарь психолога-практика. Минск: Харвест, 2003.
   
4. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. СПб.;
   

М.: Типография М. О. Вольфа, 1882.

5. Малый энциклопедический словарь. Т. 2. Ф. А. Брокгауз — И. А. Эф­рон. СПб, 1907. Репринтное воспроизведение. М.: Терра — Terra, 1994.
   
6. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: «Русский язык», 1982.
   
7. Психологическая энциклопедия. 2-е изд. / Под ред. Р. Корсини и А. Ауэрбаха. СПб.: Питер, 2003.
   
8. Советский энциклопедический словарь. М.: «Советская энциклопе­дия», 1987.
   
9. Торндайк Э. Процесс учения у человека. Москва: Учпедгиз, 1935.
   

10. Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энцик­лопедия, 1983.
    
11. Аврелий Августин. Исповедь. М.: АСТ, 2003.
    
12. Лефрансуа Г. Теории научения: Формирование поведения чело­века. 5-е изд., междунар. СПб.: Прайм-Еврознак; М.: Олма-Пресс, 2003.
    
13. Оксфордская иллюстрированная энциклопедия. В 9 т. Т. 2. Мир природы / Под ред. К. Малкома. М.: ИНФРА-М, «Весь мир», 2001.
    
14. Шовен Р. Поведение животных. М.: «Мир», 1972. С. 11.
    

КОГНИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ


И. Р. Абитов


Эволюция категории «психологической защиты» в зарубежной психологии

Впервые термин «психологическая защита» появился в 1894 году в работе З. Фрейда «Нейропсихология защиты» (1894). Он опреде­лял ее как механизм, действующий в ситуации конфликта и направ­ленный на снижение чувства тревоги, связанного с конфликтом. З. Фрейд вводит понятие вытесненного бессознательного, которое уже по своему определению находится в конфликте с сознанием. Перво­начально вытеснение было единственным выделяемым способом за­щиты. Дифференциация защит произошла только в 1923 году в рабо­те «Страх», в которой на основе дифференциации сопротивлений, (сопротивление бессознательного; сопротивление из перенесения; со­противление, исходящее из выгоды от болезни, сопротивление Су­пер-Эго) он выделил такие способы защиты, как изоляция, отрица­ние, проекция и др.

Последовательница учения своего отца Анна Фрейд достаточно однозначно обозначила фактор, который включает работу защитных механизмов, — это страх, тревога. Она указала на три источника тре­воги. Во-первых, это — тревога, страх перед разрушительными и бе­зоговорочными притязаниями инстинктов бессознательного, которые руководствуются только принципом удовольствия. Во-вторых, это — тревожные и невыносимые состояния, вызванные чувством вины и стыда, разъедающими угрызениями совести. И в-третьих, — это страх перед требованиями реальности [5].

Взамен понятия механизмов психологической защиты А. Адлер пред­лагает конструкт «вредоносная компенсация». Вредоносная компенса­ция имеет место в становлении невротического характера, при котором реально переживаемое чувство неполноценности превращается в «комп­лекс неполноценности» как уже устойчивая характерологическая диспо­зиция. Этот комплекс возникает у ребенка при постоянном пережи­вании неудачв решении актуальных ситуаций и при отсутствии под­держки со стороны значимых взрослых (семьи, школы и т. д.) [1].

В. Райх считал, что вся структура характера человека является единым защитным механизмом. В единой защитной системе идут па­раллельно 2 процесса: 1) образование характерологического панциря (уклонение от естественных притязаний сексуальной энергии и уход от реальных страхов); 2) образование мышечного панциря (регуляр­ное мышечное напряжение) [4].

Для анализа понятия защиты в модели личности К. Роджерса ис­пользуется понятие неконгруэнтности (несоответствия Самости и опы­та), приводящей к тому, что «.опыт, не совместимый с представле­нием индивида о себе, имеет тенденцию не допускаться к осозна­нию, каков бы ни был его социальный статус» [2]. В ситуации «когда существует несогласованность, но индивид не осознает этого, он по­тенциально уязвим тревожностью, угрозой и дезорганизацией. Если значимый новый опыт демонстрирует противоречие столь ясно, что оно должно быть сознательно воспринято, то индивид будет под угрозой и его Самость дезорганизуется этим противоречием и не ас­симилируемым опытом». В этом случае с целью сохранения структу­ры Самости вступает в действие психологическая защита: «Защита есть поведенческий ответ организма на угрозу, цель которого поддер­жать нынешнюю структуру Самости» [2].

Большой вклад в изучение психологической защиты и разработку методов ее тестирования внес Р. Плутчик. Его основная идея заключа­ется в том, что механизмы психологической защиты являются произ­водными эмоций, а эмоции определяются как базисные средства адап­тации. Р. Плутчик выделил восемь базовых эмоций, соединенных в пары по признаку биполярности: гнев—страх, ожидание—удивление, принятие—отвержение, печаль—радость и соответствующие им базовые механизмы психологической защиты: замещение—вытеснение, рацио­нализация—регрессия, отрицание—проекция, компенсация—гиперком­пенсация. Кроме базовых были выделены и вторичные механизмы за­щиты, к которым относятся все виды психологической защиты, не во­шедшие в четыре перечисленные выше пары.

По мнению Р. Плутчика, одним из основных факторов образова­ния психологических защит являются «экзистенциальные кризисы» («универсальные проблемы адаптации»). Р. Плутчик выделил четыре основные «универсальные проблемы адаптации»: проблемы иерархии, территориальности, идентичности и временности.

Первый экзистенциальный кризис. Проблемы иерархии возника­ют в связи с многоуровневым строением социума, в котором один его член имеет большие права, привилегии и возможности для удо­влетворения своих потребностей по сравнению с другим. Иерархия основана на изначальном неравенстве участников социальной струк­туры (половом, возрастном, классовом и др.). Именно неравенство порождает такие базисные эмоции, как гнев (стремление разрушить существующую иерархию) и страх (избегание бунта против уже име­ющейся социальной структуры), для сдерживания которых предназ­начены защитные механизмы замещения и вытеснения.

Второй экзистенциальный кризис обуславливается проблемой территориальности. У каждого индивида имеется представление о территории, которая ему принадлежит, что выражается в чувстве соб­ственности, коммуникативной дистанции и т. п. Когда индивид по­знает окружающую среду, он начинает определенным образом ее контролировать, обозначать границы и блюсти их. Поэтому в качест­ве базисных эмоций, выражающих кризис территориальности, можно определить ожидание (контроль территории) и удивление (потеря контроля). Для сдерживания эмоции предвидения возникает защит­ный механизм рационализации, стремление объяснять возможные не­удачи. Полярная эмоция — удивление — сдерживается регрессией, обращением к онтогенетически более ранним формам поведения, вызывающим жалость противника.

Третий экзистенциальный кризис связан с решением проблем идентичности. Любой индивид стремится быть частью какой-либо общности, принадлежать к числу ее участников. Это необходимо для удовлетворения потребностей в безопасности, признании, физиологи­ческих потребностей. Можно сказать, что групповое объединение яв­ляется основой выживания биологического вида и отдельного инди­вида. При этом индивид должен уметь распознавать тех, с кем он может контактировать, т. е. тех, кто принадлежит к его группе, и принимать их, а непринадлежащих — отвергать. Очевидно, что здесь базисными эмоциями для решения данного кризиса выступают при­нятие и отвержение. Проявления этой пары эмоций контролируются защитными механизмами отрицания и проекции.

Четвертый экзистенциальный кризис, по мнению Р. Плутчика, составляет временность. Жизнь любого индивида ограничена двумя временными рамками: рождением и смертью. Уход, смерть одного существа означает неизбежность потери и отдаления для тех, кто жи­вет, что, естественно, вызывает потребность социального решения проблемы утраты. Одно из возможных решений этой проблемы — это развитие печали, дистрессовых сигналов, исходящих от индивида, ис­пытывающего потерю. Для сдерживания депрессивных дистрессовых состояний формируется защитный механизм компенсации. Противо­положной эмоциональной реакцией на кризис оказывается радость, выражающая воссоединение и удовлетворение. Однако обществом часто порицается открытое выражение данной эмоции, и для ее контроля возникает защитный механизм гиперкомпенсации.

В своих работах Р. Плутчик исходит из представлений о нор­мальности использования психологических защит в качестве особого механизма, действующего по принципу отрицательной обратной связи. Включение этого механизма имеет результирующий эффект в виде ослабления излишне интенсивной эмоциональной реакции с целью сохранения Я-образа человека, с одной стороны, и, с другой — в це­лях поддержания социально адекватных отношений [3].

Современные представления о «нормальной», развитой системе пси­хологической защиты предполагают оценку следующих характеристик:

• адекватность защиты (человек может восстановиться после той или иной бессознательной защитной реакции и после этого об­суждать ее);
  
• гибкость защиты (человек может использовать разные виды за­щитных реакций в какой-то определенной, типичной для него ситуа­ции угрозы, т. е. «репертуар» его защитного поведения не задан слишком жестко);
  
• зрелость защиты (относительно более зрелыми считаются меха­низмы интеллектуализации, сублимации, подавления, рационализа­ции, смещения без частого прибегания к более примитивным фор­мам проекции, отрицания, интроекции).
  

ЛИТЕРАТУРА

1. Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии / А. Адлер. —

М.,1995.

2. Журбин В. И. Понятие психологической защиты в концепциях
З. Фрейда и К. Роджерса // Вопросы психологии. № 4. 1995. — С. 14—23.

3. Кружкова О. В. Психологические защиты личности: Учебное пособие
/ О. В. Кружкова, О. Н. Шахматова. — Екатеринбург: Изд-во РГППУ,

2006. — 153 с.

4. Райгородский Д. Я. Самосознание и защитные механизмы личности.
Хрестоматия / Д. Я. Райгородский. — Самара: Издательский дом «Бахрах»,

2003. — 656 с.

5. Фрейд А. Психология «Я» и защитные механизмы личности /

А. Фрейд. — М., 1993.

Е. М. Алексеева


Ассоциативный уровень репрезентации психических состояний¹

Взаимоотношения объективной действительности и субъекта позна­ния, восприятия, отражения и представления относятся к фунда­ментальным проблемам психологии. В настоящее время во многих ис­следованиях осуществляется обращение к рефлексивным аспектам раз­личных психических явлений, к их репрезентациям, в том числе и ментальным. Однако многие вопросы в этой области науки до сих пор остаются открытыми.

Само понятие репрезентации крайне сложно. Возникает вопрос о правомерности использования этого термина, так как репрезентация означает «представленность», «отображение». Некоторые российские ученые оперирует термином «представление», по смыслу отождест­вляя его с термином «репрезентация», например Е. К. Рябцева (2005).

Исследования репрезентаций обусловлены тем, что нет возмож­ности напрямую изучать то, что они репрезентируют. К репре­зентации мы прибегаем, когда недоступен оригинал. [3]. Общеприня­того определения понятие «репрезентация» так и не получило. Мен­тальная репрезентация — внутренние структуры, формирующиеся в процессе жизни человека, в которых представлена сложившаяся у не­го картина мира, социума и самого себя [2].

Зачастую ментальные репрезентации исследуются в совокупности со структурами знаний. Ключевым здесь является положение о том, что знание в разуме человека состоит из ментальных репрезентаций [3].

В изучении того, как накапливаются знания человека о психиче­ских феноменах и как представлены и структурированы эти знания в ментальном плане, заключается одна из актуальных задач для совре­менной науки.

Исследование структур знания и представлений о психических со­стояниях занимает особое место. Здесь изучаются не психические со­стояния сами по себе, а то, что люди знают о них, и как это знание репрезентируется. Состояния являются наиболее индивидуальным и субъективным феноменом психики, и выявление универсальных (инва­риантных) и специфических (индивидуальных) компонентов в представ­лениях о них может продемонстрировать важные закономерности в формировании структуры представлений о мире в целом и о себе.


¹ Исследование выполнено при поддержке гранта Президента РФ для моло­дых ученых — кандидатов наук в рамках научно-исследовательского проекта МК-2298.2010.6.

Описаны исследования, посвященные ментальным репрезентаци­ям и образам эмоций, структурам организации знаний об эмоциях, представленности эмоций на различных уровнях сознания (Дорф­ман Л. Я., 1997; Сергиенко Е. А., 2002). Однако практически отсут­ствуют исследования, целью которых явилось бы целостное изучение и описание содержания и структуры ментальных репрезентаций пси­хических состояний.

Предметом настоящего исследования стал ассоциативный уровень ментальных репрезентаций психических состояний. Предполагалось изучить репрезентацию ассоциативной связи психических состояний с ситуациями жизнедеятельности.

К. Э. Изард в своей концепции дифференцированных эмоций находил достаточно четкое соответствие эмоций с определенными ти­пами ситуаций [4]. Согласно концепции А. О. Прохорова, смысловая организация сознания обусловливает избирательность влияния ситуа­ций жизнедеятельности и их содержания на субъекта. Ситуация пре­ломляется через смысловые структуры сознания, происходит ее оцен­ка и вырабатывается определенное отношение к ней, результатом чего является возникающее психическое состояние [5]. Повторение ситуации может вновь опосредованно обусловить возникновение дан­ного состояния, а может вызвать другое состояние в зависимости от того, какой личностный смысл вкладывается в ситуацию. Опыт пере­живания состояний в определенных ситуациях закрепляется в созна­нии и проявляется в ассоциативных связках «ситуация—психическое состояние».

Поэтому можно предположить, что в представлениях о психических состояниях будет иметь место выраженная в большей или меньшей степени ассоциативная связь с ситуациями. Кроме того, на ассоциа­тивном уровне ментальных репрезентаций психических состояний пред­полагается наличие универсального и специфического компонентов.

Для первоначальной проверки данной гипотезы был проведено эмпирическое исследование. В нем приняли участие 72 студента Казанского федерального университета в возрасте от 17 до 23 лет (18 человек мужского и 54 человека женского пола) и 123 студента университета им. Людвига Максимилиана (Мюнхен, ФРГ) в возрасте от 19 до 25 лет (12 человек мужского и 111 человек женского пола).

Исследование проводилось среди русских пробандов на русском языке, среди немецких пробандов — на немецком языке. Таким обра­зом, проведенное исследование можно обозначить как кросскультур-ное. Главной сложностью таких исследований является вопрос, иден­тично ли то, что мы проводим и получаем на русском языке тому, что проводится и получается на другом языке, т. е. речь идет о со­держательном соответствии предлагаемых инструкций, изучаемых по­нятий на русском языке инструкциям и понятиям на другом языке. Многочисленные культурологические исследования показывают, что полное соответствие понятий в разных языках крайне редко [5, 6]. Это касается среди всего прочего и понятий, характеризующих внут­ренний мир и жизнь человека. В нашем исследовании мы исходили, прежде всего, из содержательного соответствия изучаемых понятий и общей для двух языков категориальной системы. Изучение двух раз­личных, культурно обусловленных интерпретационных систем не ста­вилось первостепенной задачей, хотя на основании современных представлений имеет место и то и другое: общие (универсальные) и культурно-специфические компоненты понимания различных явле­ний и объектов действительности [7, 8].

Инструкция для испытуемых была следующей. Вашему вниманию будут предложены понятия ситуаций и психических состояний. Озна­комьтесь сначала с приведенными ситуациями, а затем с перечислен­ными психическими состояниями. Пожалуйста, подумайте, какие пси­хические состояния типичны для приведенных ситуаций, и в какой степени они этим ситуациям соответствуют. Для своей оценки исполь­зуйте шкалу от 0 до 10. Число 0 означает, что психическое состояние совсем не соответствует приведенной ситуации и не типично для нее. Число 10 — психическое состояние полностью соответствует приведен­ной ситуации и типично для нее. Большое спасибо за содействие!

Всего изучались понятия 26 психических состояний (которые, со­гласно проведенным ранее исследованиям [1], наиболее типичны для жизнедеятельности студентов) и 5 ситуаций в их ассоциативной связи.

Как показывают полученные средние данные, испытуемые четко дифференцируют психические состояния в их ассоциативной связи с ситуациями, типизируя различные состояния в зависимости от ситуа­ций. В российской группе испытуемых для ситуации «праздник» наи­более типичны психические состояния радости (8,81), веселости (8,62), счастье (8,36), восторга (8,09), наслаждения (7,76), бодрости (7,33). В немецкой группе испытуемых для ситуации «праздник» типичны психические состояния радости (8,06), веселости (8,00), вдохновения (7,78), восторга (7,66), бодрости (7,49), счастья (7,15). Для ситуации «несчастный случай» в российской группе испытуемых типичны со­стояния волнения (7,44), сострадания (6,97), душевной боли (6,72), жалости (6,68), раздумья (6,27), неуверенности (5,11). В немецкой группе испытуемых для данной ситуации типичны состояния волне­ния (8,73), душевной боли (7,83), неуверенности (7,78), сострадания (7,35), жалости (7,29), раздумья (6,42). Для ситуации «семинар» в рос­сийской группе испытуемых типичны состояния раздумья (8,01), за­интересованности (7,25), волнения (6,8), усталости (6,37), утомления (5,88), ожидания (5,41). В немецкой группе типичны состояния раз­думья (7,84), заинтересованности (7,29), ожидания (6,37), усталости (6,33), тоски (5,35), утомления (5,21). Для ситуации «похвала» для рос­сийских пробандов типичны состояния радости (7,97), счастья (7,87), наслаждения (7,8), восторга (7,7), веселости (7,56), бодрости (7,29). Немецкие пробанды для ситуации «похвала» выделили в качестве наиболее типичных состояния радости (8,9), счастья (8,33), восторга (8,26), вдохновения (8,17), симпатии (7,43), наслаждения (7,36). Ситу­ация «наказание» характеризуется российской группой состояниями раздумья (7,69), волнения (6,4), душевной боли (5,72), угрызения со­вести (5,7), неуверенности (5,34), усталости (5,22). Для немецкой группы для данной ситуации типичны состояния раздумья (8,21), не­уверенности (7,6), душевной боли (7,6), угрызения совести (6,78), волнения (6,47), одиночества (5,91).

ЛИТЕРАТУРА

1. Алексеева Е. М. Личностные смыслы психических состояний в ситуа­циях учебной деятельности студентов // Психология — наука будущего. Ма­териалы Третьей Всероссийской межвузовской конференции молодых ученых (г. Москва, 5—7 ноября 2009). — М.: Изд-во «ИП РАН», 2009. — С. 19—22.
   
2. Андреева Е. А., Белопольский В. И., Блинникова И. В. и др. Менталь­ная репрезентация: Динамика и структура. — М.: ИП РАН, 1998. — 320 с.
   
3. Кубрякова Е. С., Демьянков В. З. К проблеме ментальных репрезен­таций // Вопросы когнитивной лингвистики. — М.: Институт языкознания. — Тамбов: Тамб. гос. ун-т им. Г. Р. Державина, 2007. № 4. С. 8—16.
   
4. Изард К. Э. Психология эмоций. — СПб.: Питер, 2000. — 464 с.
   
5. Прохоров А. О. Смысловая детерминация психических состояний // Психология психических состояний: Сб. ст. / Под ред. проф. А. О. Прохоро­ва. Казань: Центр инновационных технологий, 2004. С. 11—28.
   
6. Рябцева Н. К. Язык и естественный интеллект. М.: Academia, 2005. —
   

640 с.

7. Hoppe-Graff, S., Kim, H. — O. Verstehen, Konsens und Kenntnis der Lebenswelt im interkulturellen Diskurs // Ethik und Sozialwissenschaften, 2000. Vol. 11. P. 382—384.
   
8. Seiler, T. B., Wannenmacher, W. Begriffs- und Wortbedeutungsentwicklung // Entwicklungspsychologie / R. Oerter, L. Montada (Hrsg.). — Weinheim: Beltz-PVU, 1987. — S. 464—505.
   

Л. В. Артищева


Структурные характеристики образа психического состояния¹

При изучении психических состояний, их особенностей и законо­мерностей Прохоровым А. О. были сформулированы концепту­альные представления формирования и изменения образа психиче­ского состояния. Опыт переживания состояния фиксируется в памяти человека в виде образа. Прохоров А. О. пишет, что подобно тому, как возникает и закрепляется предметный образ в процессе восприя­тия, образ психического состояния формируется и закрепляется во время переживания индивидом данного состояния [7]. Дикая Л. Г. и Семикин В. В. отмечают, что специфика субъективного образа тако­ва, что при его образовании происходят превращения внутренних ощущений в представления, их вербализация и рефлексия в образ со­стояния, которое навязывается нашему уму как бы изнутри, а не из­вне. В то же время образ психического состояния всегда актуален и существует «здесь и теперь», одновременно в памяти человека суще­ствует образ себя в определенных ситуациях прошлого и образ по­требного будущего, который тоже может быть актуальным при доста­точно выраженной рефлексии и своих переживаний. Образ состояния может быть достаточно полным при условии его развитости и сфор-мированности. И он может быть также интерактивен и взаимодей­ствовать со всеми другими реальностями, в том числе и с порождаю­щей — психическим состоянием, как независимые друг от друга [6]. Благодаря образу субъект идентифицирует состояние свое и другого человека. В образе отражен накопленный опыт переживания состоя­ния, который является информационной базой для субъекта.

В связи с этим было проведено исследование, направленное на вы­явление структурных характеристик образа психического состояния (ин­тенсивность, организованность, устойчивость, вариативность) в конти­нууме времени. В выборку вошли мужчины и женщины в возрасте 20—30 лет. В данном случае испытуемые (примерно 600 человек) опи­сывали предложенные состояния в различные временные интервалы, репрезентируя образ данных состояний. Оценивались следующие психи­ческие состояния — радость, гнев, спокойствие, одиночество, утомление вдиапазонах: минута,час,день, неделя,месяц,полгода,год.Исследо-вание проводилось с использованием опросника «Рельеф психического состояния», разработанного ПрохоровымА.О.[4].Полученныеданные были статистически обработаны и подсчитаны индексы организованно­сти структуры [2, 3], устойчивости связей [5], коэффициент вариации структуры [1] и структурный вес каждого показателя, а также была определена динамика образа психического состояния.


Проект выполнен при финансовой поддержке РГНФ проект № 10-06-000-74а.

В результате проведенного исследования были выявлены и фе­номенологически описаны характеристики образов состояний (ин­тенсивность, организованность, устойчивость, вариативность).

1. Динамика интенсивности образа психического состояния имеет свою специфику в зависимости от переживаемого состояния. Параметры образа состояния радости снижают свою интенсивность в диапазоне от минуты до года, а состояния гнева, наоборот, по­вышают. Динамика образа состояния спокойствия однородна, варь­ирует в пределах среднего. Характеристики образов состояний утомления и одиночества демонстрируют снижение интенсивности в диапазонах неделя—месяц и рост значений во временном интер­вале год.
   
2. Индексы организованности структур образов изменяются в диапазоне от минуты до года, но сохраняют высокий уровень свя­занности, возрастающий в континууме времени. Структура образа состояния утомления во все интервалы времени характеризуется са­мым высоким уровнем связанности, является наиболее «жесткой». Высокий индекс организованности свидетельствует о сложности и связанности структуры, что позволяет достигать качественного свое­образия. А рост индекса мы объясняем обогащением образов пере­живаемых состояний в течение времени.
   
3. Структурообразующие показатели образов психических состоя­ний различны у каждого состояния, но есть и сквозные: вертикаль­ные, присущие нескольким состояниям, горизонтальные, присущие одному состоянию в различные диапазоны времени.
   
4. Изменения коэффициентов вариации структур образов изучае­мых состояний характеризуются следующими особенностями: образы состояний радости и спокойствия в каждом диапазоне времени демон­стрируют низкую вариативность своих показателей, т. е. структуры этих образов наиболее устойчивые во времени и по сравнению с дру­гими состояниями. Образы состояний гнева и одиночества характери­зуются близкими значениями индексов. В более широких диапазонах времени устойчивость их структур немного ослабевает. Наиболее вы­сокую вариативность, возрастающую со временем, демонстрируют показатели образа состояния утомления. При этом стоит отметить, что в целом коэффициенты вариации показателей образов состояний незначительно изменяются во времени и не являются высокими (все ниже 50 %), что свидетельствует о том, что структуры образов состоя­ний во всех временных диапазонах маловариативны, т. е. устойчивы. Устойчивость структуры образа состояний определяет ее прочность как целого. Также прочность структур определяется устойчивостью корреляционных связей и увеличением взаимосвязанности подструк­тур образов состояний.
   
5. В границах длительного времени происходит сближение линий рельефов образов состояний радости и спокойства (в месяц—год), утомления, одиночества, гнева (в год). Внутри этих сочетаний образов состояний выявлены еще особенности: в границах длительного вре­мени (неделя—год) значения индексов организованности структуры, устойчивости связей у них приближены. А с диапазона один час про­исходит «сближение» и коэффициента вариации. В целом можно ска­зать, что происходит стирание границ между образами состояний, относящихся к одной модальности.
   
6. Учитывая тот факт, что состояния высокого уровня психиче­ской активности определяются высокой интенсивностью своих пока­зателей, а состояния низкого уровня активности, наоборот, снижен­ной интенсивностью параметров, мы выделили подструктуру, которая соответствует данной логике. Блок переживания в образе состояния радости является наиболее выраженным во всех диапазонах, также он имеет наименьшую интенсивность и большую вариативность в состо­яниях утомления, одиночества. При этом состояние гнева, относясь к состояниям высокого уровня активности, имеет отрицательную мо­дальность, поэтому оно также определяется низкой интенсивностью блока переживания. То есть образы данных состояний характеризу­ются подструктурой переживания, что подтверждает концептуальное положение Прохорова А. О. о психических состояниях, в котором акцент делается на переживании как главном компоненте данного явления.
   
7. Характеристики образов психических состояний: интенсив­ность, организованность, вариативность, устойчивость не являются взаимозависимыми.
   
8. Итак, полученные данные говорят о том, что образ психическо­го состояния изменяет свою структуру во времени, обогащаясь в про­цессе жизнедеятельности человека, при этом сохраняет свою слож­ность, устойчивость и высокую организованность. Однажды закреплен­ный образ переживаемого состояния репродуцируется в измененном виде, при этом иногда изменяя свою интенсивность, т. е. переходя на другой энергетический уровень. Образ психического состояния являет­ся динамичной, многогранной, целостной структурой.