В. Ф. Чешко Август 48 Урок

Вид материалаУрок

Содержание


Путь наверх
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   42

Путь наверх


В 1935 г. публикуется этапная для карьеры Лысенко работа «Селек­ция и теория стадийного развития растений» [351,Лысенко Т. Д., 1952] (совместно с Презентом). В этой работе, впервые Лысенко переходит от чисто агрономи­ческих рассуждений к проблемам создания теории растениеводства как самостоятельной науки. Впервые здесь же выступает с критикой клас­сической генетики. Сам тон этой публикации очень сильно отличается от тона ранних работ Лысенко, посвященных яровизации. Теперь его амбиции чрезвычайно возросли: «Мы должны,— продолжает он,— непримиримо бороться за перестройку генетико-селекционной теории, за построение нашей генетико-селекционной теории на основе материалистических принципов развития, действительно отражающих... диалектику наследо­вания» [364,Лы­сен­ко Т.Д., с соавт. Пре­зент И.И., 1935].

В феврале 1935 г. Лысенко выступил на Втором Всесоюзном съезде колхозников-ударников с речью, в которой призвал к мобилизации крестьянских масс в кампанию по проведению яровизации. Во время этой речи Лысенко извинился за отсутствие ораторских способностей, сказав о том, что он не оратор или писатель, а «яровизатор». В этом месте Сталин прокричал: «Браво, товарищ Лысенко, браво!» [230,Известия, 15 февраля 1935].

В 1931 г. по решению Наркомата земледелия СССР Т.Д.Лысенко получает в свои руки собственный печатный орган. Первоначальное его название «Бюллетень яровизации». В 1935 г., после небольшого перерыва, он возобновлен под названием «Яровизация», а с 1946 по 1966 гг.  «Агро­биология».

Между тем поступательное развитие советской генетики и агрономии в 1930-1935 гг. продолжалось, статус ее лидеров «в коридорах власти» выглядел незыблемым. Логично было ожидать, что такое положение продлится и далее, поскольку прагматическая потребность в технологических инновациях для решения продовольственного кризиса была очевидна. Расширялись и международные связи. ЦК ВКП(б) разрешил проведение 7-го Международного генетического конгресса в Москве, ряд молодых специалистов, в том числе, генетиков – направлены на стажировку за границу, в ведущие генетические лаборатории, некоторые зарубежные специалисты (К.Бриджес, Г.Меллер), наоборот, вели исследования в СССР и т.д.

Однако, наступил «великий перелом» и здесь. По­ста­нов­ле­ни­ем Сов­нар­ко­ма 4 ию­ня 1935 го­да Н.И.Вавилов отстраняется от руководства ВАСХНИЛ, вслед за этим разрешение на проведение 7-го Международного генетического конгресса в Москве аннулируется. Президентом ВАСХНИЛ становится А.И.Му­ра­лов, после его ареста исполняющим обязаности назначается Г.К.Мейстер (оба ( члены партии), после ареста которого Т.Д.Лысенко. (Он сам стал членом ВАСХНИЛ только в 1935 г.).

Тандем Лысенко-Презент начал открытую полемику с лидерами сельскохозяйственной науки на страницах научной периодики, а чем дальше, тем больше ( партийных и (также контролируемых партийно-государственным аппаратом) mass media.

Так называемая IV сессия ВАСХНИЛ (19-26 декабря 1936 г.) была первой фронтальной атакой на цитадель «вейсманизма-морганизма-менделизма», который защищали Н.И.Вавилов, Н.К.Кольцов, А.С.Серебровский, К.М.Завадовский, Г.Меллер, Левитский, Карпеченко против Т.Д.Лысенко И.И.Презента, но и ряда собственных молодых сотрудников.

Начало положено сообщением в газете «Известия» о предстоящей дискуссии, четко расставившем акценты: на сессии произойдет диспут между двумя учеными Н.И.Вавиловым, «критикующим научные взгляды молодого ученого Лысенко», и самим Т.Д.Лысенко, критикующим антидарвинистический характер некоторых теоретических положений Вавилова» [15]. Докладчиков на самом деле было четыре, причем будущую «мичуринскую агробиологию» представлял сам Т.Д.Лысенко. Остальные докладчики являлись представителями классической генетики, имеющими научный авторитет мирового уровня ( Н.И. Вавилов,А.С.Серебровский и Г.Мёллер (будущий Нобелевский лауреат, работавший в то время в Институте генетики АН СССР).

Доклад Н.И.Вавилова был выдержан в сдержанном, «академическом» стиле, главным для него было сохранить шансы на проведение Всемирного генетического конресса в Москве (уже отложенным Советским правительством на 1938 г.).

Перед Т.Д.Лысенко стояла трудная задача. Принцип наследования благоприобретенных признаков, был признан в ходе философской дискуссии 1929 г. [579], противоречавшим материалистической диалектике, добиться признания идеологически выдержанными собственных взглядов, на этом постулате основанных. Именно поэтому акцент в его докладе делался на соответствии его воззрений политическим требованиям момента ( подъему сельского хозяйства. Таковыми выдвигались два его предложения ( «повышение качества посевного материала растений самоопылителей путем внутрисортового крещивания», и «переделка природы растения путем воспитания». Общий тон Лысенко выступления еще сравнительно далек от той крайней агрессивности, которая характерна для 1939 и 1948 гг. От самого термина «ламаркизм» докладчик старательно отмежевывается.

Впрочем, ламаркистский характер теоретизирования лысенко не остался незамеченным и значительную часть часть выступления А.С. Серебровского "Генетика и животноводство" посвящено выявлению этой, осужденной ранее со ссылкой на идеологию, связи: "Снова подняло голову ламаркистское учение в нашей агрономии и животноводстве, течение архаическое, объективно реакционное и потому вредное. Под якобы революционными лозунгами "за истинную советскую генетику", "против буржуазной генетики", "за неискаженного Дарвина" и т.д. мы имеем яростную атаку на крупнейшие достижения науки XX века, мы имеем попытку отбросить нас назад на полвека. Какими бы хорошими и благородными чувствами не руководилось большинство наших противников, объективно их подход, направленный по совершенно ложному пути, является во многих отношениях просто скандальным и уже сейчас наносит вред нашему хозяйству хотя бы тем, что сбивает с толку недостаточно устойчивую часть нашей научной молодежи и работников племенного дела» [553].Не осталась без его внимания и несовместимость идей Т.Лысенко и И.Презента об избирательном оплодотворении («браке по любви») при внутрисортовом скрещивании и фундаментальных законов Менделя. Положение самого Серебровского было сложным из-за его евгенических увлечений, на которые и было направлено острие нападок сторонников Лысенко («мусор и фашистским бред»).

Политическая конъюктура для проведения исследований по генетике человека, тем более, по репродуктивным технологиям претерпела серьезные изменения. Трудно поверить, что всего за несколько лет до этого Правительство СССР в кооперации с АН СССР и властями Франции организует специальную экспедицию И.И.Иванова в тропическую Африку с целью проведения экспериментов по искусственному оплодотворению и гибридизации человека и шимпанзе. Целью было доказательство их эволюционно-генетического родства и потверждение дарвиновской теори.и происхождения человека [513,Россиянов К.О., 2006]. (Тема репродуктивно-генетических экспериментов на человеке и отношение к ним со стороны носителей Западной культуры и марксистско-ленинской идеологии необычайно интересна, особенно, своими реминисценциями с современными биополитическими проблемами и коллизиями. Достаточно вспомнить, что эксперименты И.И.Иванова не вызывали никаких возражений заинтересованных сторон пока речь шла об оплодотворении спермой человека самок обезьян. Когда же он вознамерился осуществить обратную операцию  оплодотворить женщин-добровольцев спермой шимпанзе, это встретило категорическое противодействие Французских властей и советских академиков. К сожалению этот аспект выходит за рамки настоящих очерков).

Доклад Г.Меллера по большей части был оглашен Н.К.Кольцовым. Заключительную часть Г.Меллер однако, прочел сам (этот фрагмент в опубликованом варианте совершенно искажен): «Мы должны удвоить наше внимание, чтобы не только высоко держать знамя в больших теоретических разделах нашей области, но даже еще выше в отношении той связи теории с практикой, какую мы покажем. Если, однако, наши выдающиеся практики будут высказываться в пользу теорий и мнений, явно абсурдных для каждого обладающего хотя бы элементарными знаниями в генетике, как положения, выдвинутые недавно Презентом, Лысенко и их единомышленниками, то ученые, являющиеся друзьями СССР, будут глубоко шокированы,ибо в данном случае стоящий перед нами выбор аналогичен выбору между знахарством и медициной, между астрологией и астрономией(аплодисменты), между алхимией и химией. Наконец, необходимо отметить, что если бы ламаркизм, идейная группа которого боролась здесь против генетики, получил здесь широкое распространение, то этим была бы создана благодатная почва для сильной идеологической поддержки претензий фашистов, верящих в сохранение зародышевой плазмы. Должен казаться совершенно естественным вывод, что поскольку пролетарии всех стран и особенно колониальных в продолжение долгого времени были в условиях недоедания,болезней и при отсутствии возможностей для умственного труда и фактически были рабами, то они должны стать за это время по своим наследственным задаткам и биологически низшей группой по сравнению с привилегированными классами (аплодисменты), как в отношении физических, так и умственных черт. Ведь согласно этой теории подобные фенотипические признаки должны были в некоторой степени отразиться и в половых клетках, развивающихся как часть соматических тканей» [15,Бабков В.В., 1998].

Остановимся на одном из эпизодов дискуссии. В выступлении Н. П. Дубинина, ставшего спустя 30 лет одним из лидеров возрождения советской генетики, содержится поразительный пример аналитического прогноза социальных послдствий только что начавшегося процесса: «Нет необходимости играть тут в прятки,— сказал он,— важно прямо и откровенно сказать сегодня, что если в теоретической генетике возьмут верх взгляды, которые, как говорит академик Т. Д. Лы­сенко, наилучшим образом представлены И. И. Презентом, то это будет означать, что современная генетика будет полностью уничтожена. (Го­лос из зала: Это — пессимизм!) Нет, это не пессимизм. Я хотел заострить этот вопрос только потому, что наша сегодняшняя дискуссия касается самых кардинальных проблем развития нашей науки». Столь же отчетливо выразил свои апокалиптические предчувствия А.С.Серебровский. И А.С.Серебровский, и Н.П.Дубинин, лучше других «менделистов» владевшие «новоязом» партийно-государственных функционеров, почуствовали политическую опасность, исходившую от их противников, которых многие участники (Н.И.Вавилов, кажется, тоже) все еще считали научными оппонентами [553,Спорные вопросы генетики и селеции, 1937].

Хотя дискуссия, если судить по официальным принятым решениям, завершилась победой «формальной генетики», позиции ее сторонников продолжили ухудшаться [297,Кременцов Н.Л., 1997].

Дискуссию в журнале «Под знаменем марксизма» как показывают недавно исследованные архивные материалы, инициировали уже Н.И.Вавилов и его сторонники, обратившись в ЦК ВКП(б) с жалобой на действия Т.Лысенко [297]. Ее ход и результаты [257,Колбановский В., 1939], вновь показали, что политические позиции классической генетики во властных структурах бывшего СССР не были окончательно проигранными.

Существенным этойц дискуссии было то, что оно было организовано и проводи­лось философами — членами редколлегии теоретического журнала «Под знаменем марксизма». Вновь опубликованные документы объясняют эту особенность тем, что совещание по замыслу партийного руководства (немаловажную роль в его формировании сыграл А.Жданов) должно было выработать некий паритет между менделистами и мичуринцами. Роль арбитра должны бывли сыграть философы-материалисты (Sic!). Этот факт стоит запомнить, он многое объясняет в качестве симптома постепенного «сползания» (впрочем, крайне быстрого) внутритнаучных споров в политическую борьбу.

В своем выступлении Н.И.Вави­лов указал на растущее использование в США гибридов кукурузы как на непосредственный результат генетических исследований. Многие последующие комментаторы называли эту речь Вавилова на совещании 1939 г. «слабой» или «неэффективной», однако она была достаточно откровенной и тщательно обоснованной как в теоретическом, так и в практическом плане [257].

Однако в конфигурации соперничающих за политическую поддержку группировок наметились дополнительные нюансы.

Тон высказываний Лысенко становится откро­венно агрессивным, окончательно порывая с методолгией науки. Логика его выскеазываний  логика политического антагонизма: «...для того чтобы получить определенный результат, необходимо хотеть получить именно этот результат; если вы хотите получить определенный результат — вы его получите... Мне нужны только те люди, которые получают то, что мне нужно»

«Мичуринцы» требуют изменения школьного расписания и про­грамм научных исследований. Как отмечает В. К. Милованов, до сегод­няшнего дня продолжают существовать «кафедры генетики», между тем их необходимо было уже «давно ликвидировать» (Слова В. К. Милованова цитирует В. Колбановский в общем обзоре сове­щания [257]). Еще раньше Лысенко говорил о том, что необходимо исключить менделизм из университетских курсов[360,Лысенко Т.Д., 1939].

Уже по тому, как Лысенко описывал свою деятельность и деятельность своих оппонентов, можно было судить о переходе военных (уже!) действий между ними в «горячую фазу». Себя и своих сторонников и последователей он называл «генетиками», а своих оппонентов — «менделистами». При этом, «менделисты» представляют собой «научную группировку», тогда как он, Трофим Лысенко, выступает от име­ни всей биологической науки, указывает на свою политическую) лояльность по отношению к Дарвину и Марксу, в то время как его оппоненты «стали жертвами» ненаучных и церковных воззрений. Автор обзора о работе совещания В. Колбановский называет теории Лысенко «прогрессивными» и «новаторскими». Закрывая совещание, философ П. Ф. Юдин призвал представителей ака­демической генетики отказаться «от хлама и шлака, которые накопились в вашей науке» [360].

Из 50 участников совещания, чьи выступления подучили освещение на страницах 10 и 11 номеров журнала «Под знаменем марксизма» [360], 7 (Б. М. Завадовский, Л. Н Делоне, С. М. Гершензон, Н.Н.Гришко, Э.Кольман и Б.П.Баркаш) в той или иной степени пытались критиковать обе стороны – как «мичуринцев», так и «вейсманистов-морганистов» (так называемая «третья линия»). На первый взгляд, поэтому может | показаться странным, что только выступление И. М. Полякова, занявшего далеко не самую негативную позицию по отношению к формальной генетике, было расценено тогда менделистами «как удар изнутри». Дело становится, однако, яснее, если принять во внимание приведенное в выступлении С. М. Гершензона рассуждение некоторых генетиков, принявших участие в совещании: «Пусть бы он выступал так в лаборатории, на генетическом коллоквиуме. Но разве можно было здесь, публично, говорить такие вещи?» Пожалуй, невозможно более отчетливо продемонстрировать научной дискуссии в политический антагонизм между различными группировками, когда вопрос «Что есть истина?» заменяется лозунгом «Кто не с нами, тот против нас».

На этом поле команда Т.Лысенко, особенно с приходом «играющего тренера» И.Презента обладали несомненным преимуществом, которое было адекватно интерпретировано только в 1990х гг.:
  1. Исходный пункт здесь – сбои в системе коммуникации между носителями различных семантических кодов  научного и политико-идеологического. «Ученым было необходимо «перевести» их достаточно эзотеричные интересы в специальных отраслях науки на язык, доступный и понятный их патронам, и найти соответствующие обоснования необходимости финансирования и поддержки конкретных исследований. Большевикам же необходимо было «перевести» их собственные политические, идеологические и социальные цели в язык научных исследований» [299,Кременцов Н. Л., 1997];
  2. Представители мичуринской агробиологии рассматривались партийно-государственной элитой как члены той же самой социальной общности, что и они сами. «Биография Лысенко отлично вписывалась в идеал «советского ученого»: он был молод, родился 1898 г. в крестьянской семье, получил образование при советской власти и не имел никаких связей с «буржуазным» научным сообществом. Его работы были исключительно «практическими»: в начале 30-х гг. пресса широко рекламировала не его научные идеи, а его практические агротехнические изобретения, главным образом яровизацию» [300];
  3. Одновременно число функционеров, способных наладить полноценную коммуникацию с представителями культурно-психологической парадигмы, имеющей свой собственный семантический код общения, резко сократилось. «Для советских властей отличить науку от ненауки было особенно трудно, так как в среде партийно-государственной элиты неуклонно снижалось число образованных людей. Начиная с декабря 1934 г. по февраль 1941 г. в составе Политбюро ЦК ВКП(б) не было ни одного человека с законченным высшим образованием, а среди секретарей обкомов, окружкомов, горкомов и райкомов число лиц с высшим образованием колебалось в пределах 1-16%. За экспертными же оценками к специалистам, столь обычными в 1920-е гг., практически обращаться перестали» [266,Колчинский Э.И., 2003].
  4. И, наконец, неотложные и «судьбоносные» политические проблемы, волнующие правящих кругов бывшего СССР (прежде всего, продовольственный кризис) столкнулись с неспособностью научного сообщества (агрономов, генетиков и селекционеров) найти приемлемое решение. Решение, которое укладывалось бы в требуемые сроки и в те рамки, которые не дестабилизировали бы советскую социально-политическую организацию. «Выход из сельскохозяйственного и продовольственного кризиса, начавшегося с проведением политики массовой коллективизации, не мог иметь экономического характера, затрагивающие основные принципы официальной политической доктрины. Иными словами, предлагаемые меры обеспечения нормального функционирования сельского хозяйства не должны были выходить за пределы собственно агрономии. Невозможность решения поставленной задачи в рамках существующей системы вело за собой, в свою очередь, усиление административного вмешательства в научную деятельность» [641,Чешко В.Ф., 1997].

Подробнее механизм взаимодействия этих факторов мы рассмотрим в следующих разделах.