В. Ф. Чешко Август 48 Урок

Вид материалаУрок

Содержание


ISBN 978-5-9675-0337-5 © Глазко В.И., Чешко В.Ф. 200 © ФГОУ РГАУ− МСХА им. К.А.Тимирязева
Глава 1. Феномен лысенковизма, феномен которого не должно быть
Глава 2. ПРЕДПОСЫЛКИ ЛЫСЕНКОВЩИНЫ И ФОРМИРОВАНИЯ СОВЕТСКОЙ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ НАУКОЙ.
Истоки создания концепции «классовой (пролетарской) науки».
Организация науки при диктатуры пролетариата.
Начальные этапы формирования пролетарской науки командно-административной системой
Централизованный контроль - сращение науки и партийно-государственного аппарата.
Реформа высшей школы.
Академическая реформа.
Центр и периферия: формирование структур управления наукой в Украине.
Фундаментальная наука и прикладные исследования – идеология и политика.
Глава 3. ОРГАНИЗАЦИЯ АГРОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ И В СССР.
Иосиф Сталин
Дореволюционный период в развитии агрономических исследований я России и в Украине.
Разлом: последствия аграрного и политического переворота (1917-1928).
Развитие селекции и семеноводства в РСФСР в период НЭПа.
Развитие селекции и семеноводства в Украине (1917-1927 г.г.).
Сортоводные станции Сахаротреста
Оптовые станции Наркомата земледелия Украины.
Организация ВАСХНИЛ и создание общесоюзной с сортоспытания и семеноводства (1920-1932 г.г.).
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   42




В.И.Глазко, В.Ф.Чешко


Август – 48

Уроки прошлого




(научное киллерство, к истории советской генетики, к феномену распада СССР)


Монография


Москва

Издательство

РГАУ−МСХА им. К.А. Тимирязева

2009


УДК 575(091)

ББК 28.04Г:63.3(2)631-361

Г52

Глазко В.И, Чешко В.Ф.

Август – 48. Уроки прошлого. (научное киллерство, к истории советской генетики, к феномену распада СССР)М.: РГАУ−МСХА им. К.А. Тимирязева, 2009. 441 с.


Монография представляет собой попытку сравнительного систем­ного исследования генезиса феномена политизированной науки, прежде всего, на примере так называемой «мичуринской генетики и советского творческого дарвинизма». Авторы приходят к выводу, что факторы, приведшие к взлету (очевидно, и к падению) Трофима Лысенко носят долговременный характер и отражают специфику конкуренции между школами и группировками научного сообщества в тоталитарной социальной среде. Выявлены особенности функционирования механизма селекции научных гипотез, школ и направлений в условиях советского политического режима. В соответствии с предлагаемой концепцией политизация науки не является, однако, уникальным атрибутом тоталитарных политических режимов. Погром классической генетики в бывшем СССР есть экстремальное проявление процессов взаимодействия между наукой, обществом, политикой, характерных для любого общества и любой политической организации. Используется ряд неизвестных или малоизвестных материалов архивов Саратова, Киева, Харькова.

Для специалистов в области истории и философии науки, генетики и селекции, эволюции.



ISBN 978-5-9675-0337-5 © Глазко В.И., Чешко В.Ф. 200

© ФГОУ РГАУ− МСХА им. К.А.Тимирязева

© Издательство РГАУ− МСХА им. К.А.Тимирязева

Предисловие


Основой жизни современного общества является развитие науки и технологии, и это – основа стратегии выживания человечества. Наука - есть способ приобретения объективных знаний о Природе, Обществе и Человеке, для разработки способов целенаправленной деятельности по их преобразованию, это её главная задача. В жизни современного человека и общества наука и созданные на ее основе технологии играют совершенно особую формообразующую роль. Будущее любого государства определяется, в конечном счете, тенденциями развития современной науки и технологии. Т.е. совокупностью материальных и духовных образований, процессом становления человеческого общества и его результаты. В основе развития лежит непрерывный расширяющийся и углубляющийся процесс преобразования природы, создаваемыми на основе развития науки технологиями. Возможно, это один из альтернативных путей эволюции культуры, реализовавшийся в Европе и Северной Америке и постепенно распространяющийся на остальную часть Ойкумены - области проживания человечества), вытесняя локальные культурные типы.

Обращаясь к ретроспективному анализу XX столетия, можно обнаружить, что противостоявшие друг другу две мировые системы в своих глубинных чертах представляли собой, по существу, разновидности одного и того же индустриального общества. «Слабым звеном» для устойчивости социальной организации в СССР оказался не столько соци­ализм, как общественный строй, сколько сам человек. Крушение социализма и СССР это показало. Наш человек легко отказался от социализма, а перед эти от трехстолетней истории Романовых и христианства. Заодно и от СССР, легко прельстился снова капитализмом, несмотря на то, что в социаль­ной сфере, социалистического было всего больше. Управление в стране было командно-административным, и занимался им особый чиновничий слой. Система управления была построена на прин­ципах единоначалия и неукоснительного исполнения прика­зов сверху, а широкие слои трудящихся часто выступали в роли наемной рабочей силы.

Бесконечные реформы и революции в России, невзирая на гигантские потери для страны, - это исторический факт. Пос­ле каждого социального потрясения большинство вновь задаются вопросом: почему в России всё именно так?

Отечественной науке в социальном и чисто научном плане повезло и не повезло одновременно. С одной стороны, представители «советской» (т.е. российской, украинской и проч.) научной школы имеют международно признанный приоритет в формировании ведущих в настоящее время научных направлений и областей, имеющих воистину судьбоносное значение для будущего техногенной цивилизации. СССР стал сверхдержавой, начиная с первого спутника, и центром притяжения всех сил человечества, которым капитализм не был близок. Советская политическая элита получила воз­можность объявить свою систему единственно правильным социализмом - победившим, реальным, зрелым и т. п. Поражение социализма, как и торжество капитализма, — факт. И очень важно разобраться в происшедшем, в том, почему в данный социа­лизм уступил момент капитализму. Правда, при этом стоит оговориться: не про­сто капитализму, а глобализированному финансовому капи­тализму, располагающему эффективно действующим управ­ляющим центром.

Достижения науки в СССР, например в биологии, определили лицо современного мира: «зеленой революции» и генных технологий (Н.И.Вавилов), молекулярной генетики и генной инженерии (Н.К.Кольцов и Н.В.Тимофеев-Ресовский), синтетической теории эволюции (С.С.Четвериков и Ф.Добржанский), социобиологии и эволюционной психологии (В.П.Эфроимсон и С.Н.Давиденков) и т.д., и т.п.

С другой, находясь в периоде стремительного роста и развития, генетика в СССР стала одной из первых «репрессированных слоев науки», ее адепты  растреляны, репрессированы, лишились возможности заниматься в этой области, покинуть Родину...

Генетика была и первой «реабилитированной наукой», чья трагическая судьба стала достоянием гласности. Но произошло это в условиях, когда публично сказать всю правду о причинах этой трагедии в СССР было невозможно. Когда же такая возможность представилась, новые социальные бури создали впечатление, что все это имеет чисто исторический, локальный интерес, и с падением коммунистического режима полностью потеряло актуальность  как для России, так и всего остального мира.

На наш взгляд это неверно. Именно сейчас пришло время проанализировать не эмоционально-этическую и конкретно-фактографическую, а социально-историческую и социально-философскую стороны процесса политизации современной науки. Этот процесс в начале ХХ века породил доктрину «классовой» (пролетарской) науки и сделал возможной карьеру Трофима Лысенко, которой не должно было быть по определению, но которая, тем не менее, была. Феномен «мичуринской агробиологии» как предмет объективного системного исследования имеет определенные преимущества в сравнении с биополитологическими конфликтами конца прошлого  начала нынешнего веков. Последние еще не исчерпали себя и поэтому вызывают сильную эмоциональную реакцию и исследователя и общественного мнения. К тому же общие тенденции взаимодействия науки, идеологии и политики в современном гражданском обществе дают «смазанную» картину происходящего. Их мониторинг в этом слтучае позволит прогнозировать возрастание степени социального риска до опасного предела только тогда, когда она достигнет зоны бифуркации.

Знакомясь с генезисом так называемой «пролетарской науки» в СССР, сразу же наталкиваешься на несколько парадоксов. Прежде всего, в своих конкретных проявлениях (в том числе, печально известных «мичуринской агробиологии и советском творческом дарвинизме», привлекших в свое время наибольшее внимание и любопытство и на Западе и в СССР) она зачастую не только не могла опереться на высказывания К.Маркса, Ф.Энгельса и В.Ленива по философским вопросам естествознания, но иногда и прямо им противоречила. В ходе «научных дискуссий» (на знаменитой IV сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г., в частности) отдельные смелые представители акдемической науки, такие как Немчинов, И.А.Рапо­порт, И.М.Поляков, Б.М.Завадовский и другие, считавшие себя диалектическими материалистами и ленинцами прямо указывали на эти несоответствия. Современные исследователи в принципе сог­ласны с этим утверждением. Адепты «пролетарской науки» остава­лись глухи к подобного рода логическим неувязкам.

Нельзя, однако, избавиться от ощущения, что активная под­держка партийно-государственным аппаратом Т.Д.Лысенко, В.Р. Вильямса и т.п. «лидеров» советской науки проистекала из последовательного применения некоей философской методологи­ческой концепции, которую идеологи и представители госу­дарственной власти отождествляли с марксизмом-ленинизмом.

С другой стороны, и В.И.Ленин, и другие руководители страны на протяжении десятилетий выдвигали требование единства теоретического научного знания и практических хозяйственных и социальных нужд, признавая одновременно абсолютную необходи­мость фундаментальной науки с точки зрения стратегических по­литических задач строительства социализма и коммунизма. Одна­ко, вместо гармоничного развития «чистых» и прикладных иссле­дований произошло, в конечном счете, нечто противоположное – авторитет теоретической науки, не имеющей очевидного и не­посредственного выхода в практическую жизнь, был скомпрометирован; в системе «теоретические исследования – прикладные раз­работки – технология» появились симптомы антагонизма между от­дельными ее элементами.

И, наконец, согласно официальной доктрине, наиболее от­четливо сформулированной В.И.Лениным, «пролетарская культура» и соответственно науки есть закономерный результат развития мировой культуры, ассими­лирующий из нее все самое ценное. Но, как показало время, со­ветская наука оказалась боковым ответвлением эволюции мировой культуры. И это естественно, потому что партия требовала отпредставителей науки "определиться, за они или против, потому что другого ответа здесь нет и быть не может"

Для неё оказалось очевидное стремление к самоизоляции и неспособ­ностью, несмотря на политическую трескотню, к практическому использованию в технологии опыта, осно­ванного на развитии фундаментальной и прикладной науки за ру­бежом. И самое страшное равно выраженная тенденция к отторжению собственных наиболее опережающих средний уровень достижений. Судьба советской генетической научной школы наибо­лее яркий пример подобного рода (к сожалению, не единствен­ный).

Ка­ковы были основные принципы советской концепции государствен­ного управления наукой и внедрения ее достижений в практику и как они соотносились с исходными представлениями основополож­ников марксизма, с одной стороны, и с привнесенными извне сте­реотипами массового сознания, с другой. Каковы бы ни были мо­тивы, определяющие поведение государственных деятелей послере­волюционных лет. Они, манипулируя сознанием и деятельностью масс, они были вынуждены обращаться к марксистко-ленинской доктрине. В результате, резкое расхождение между ее официально объявленными (по крайней мере, во многих случаях – искренне) целями и конечными практическими результатами, затруднявшими, в частности, внедрение научно-исследовательских разработок в производство.

Капитализм, в в этом отношении, оказался сильнее. Возможно, это и так, но мне думается, что он просто оказался ближе к человеческому фактору в дарвинском смысле, то есть ближе к природе челове­ка. Потому и выиграл. В отличии от социализма, капитализм, ничего особенного от человека по сути, не требует. Это естественно, поскольку сам капитализм не может до конца последовательно опираться на нрав­ственные нормы, для которых, кстати, закон просто и не ну­жен. Капитализм построен на индивидуальном соревновании, борьбе за личное благополучие, что, конечно же, далеко не всегда согласуется с нормами морали — отсюда лишь соблюдение вне­шних норм общежитейского приличия и необходимого для жизни социального порядка.

Сохранилось не так много свидетельств о творчестве ученых в СССР. Судьба оказалась к ним жестокой и несправедливой. Значительная часть документов, касающихся деятельности ученых, была безвозвратно утрачена, а та, что имеется, остается по-прежнему неполной и запутанной. Для уточнения и восстановления исторической правды требуется еще очень большая работа.

Тем не менее, проанализировать и рассмотреть прошедшего – весьма полезно. Работа над ошибками полезна всегда. На этом пути есть шанс сохранения страны, науки, культуры. Можно предположить, что, начиная с XX1 в., единственный путь не превратиться в деградирующее в культурном и научном отно­шении «дополняющее пространство», заключается в том, чтобы найти и защитить приемлемый для собственной науки и культуры про­ект развития. Однако для этого необходимо вернуться назад и попытаться проанализировать работы отечественных ученых, которые жили и предлагали другие пути, отвергнутые государством.


член-кор., проф., д.э.н.

В.М. Баутин