Geum.ru

В. З. Гарифуллин Печатается по решению

Вид материалаДокументы

Содержание


Хрущевская «оттепель»
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   28

^ Хрущевская «оттепель»:

журналисты как представители

российской интеллигенции и власть


Журналисты в силу своей четкой социальной миссии представляют собой одновременно объект и субъект культуры общества. Они не только отправители тех или иных социально значимых сообщений, но и создатели-интерпретаторы коммуникационного продукта. Адекватность коммуникационного продукта культуре того или иного общества зависит от социальной и политической концепции конкретного средства массовой информации, а также от профессиональных и человеческих качеств автора сообщения и отправителя. Говоря о роли журналистов в процессе культурной коммуникации, – а эта роль определенным образом детерминирована отношением власти к журналистам – необходимо, с нашей точки зрения, рассматривать журналистов, как представителей интеллигенции.

Здесь уместно рассмотреть взаимоотношения власти и интеллигенции, которые в различные исторические периоды так или иначе определяли развитие журналистики. Казанский социолог и политолог В.Беляев выделяет два аспекта: отношение политической власти в государстве к социальному статусу интеллигенции и отношение к ее идейно-политической миссии[1]. В первом случае интеллигенция выступает самостоятельным социальным слоем, занимающим особое место в социальном пространстве. Во втором рассматривается политизированная интеллигенция, сама являющаяся субъектом политики, охватывающим определенный сегмент политического пространства, значительно более узкий, нежели весь слой интеллигенции.

В.Беляев называет журналистов политизированными интеллектуалами, отмечая, что их профессиональная деятельность опасна любому недемократическому строю. Ведь деятельность политизированной интеллигенции требует больших демократических гарантий, ибо они артикулируют не только свои профессиональные и социальные интересы, но и интересы иных слоев и классов. «Интеллигенция, как правило, выражает более радикальные взгляды, чем представители других элитарных групп. Это явление можно объяснить ее уникальной ролью в обществе», – считают К.Барбакова и В.Мансуров[2].

«Гениальным изобретением интеллектуального сообщества являются средства массовой информации. Они всегда играли двоякую роль – как созидательную, так разрушительную», – писал в своей книге «Омут в памяти» А.Яковлев, размышляя об эпохе Хрущева[3]. С этой точки зрения противоречивый период «хрущевской оттепели» интересен для понимания закономерностей развития как российской журналистики в целом, так и региональной в частности.

Выделяя в российской истории отношений власти и интеллигенции шесть этапов, В.Беляев характеризует 1958-1964 г.г., как период «попыток союза с интеллигенцией: «оттепели» в отношении власти к интеллектуалам (1953-1958 гг.) и «изморози» (1958-1964 г.г.)[4]. По точному замечанию ученого, Хрущев понимал наличие специфики у интеллигенции, хотя вряд ли осознавал, в чем эта специфика состоит. Так или иначе, именно Хрущеву принадлежит фраза, что интеллигенция – «самый острый, самый скользкий участок»[5]. Обращаясь к деятелям кинокультуры США, лидер советского государства говорил: «…мы с исключительным уважением и любовью относимся к людям умственного труда. А вы… являетесь тружениками самого изящного …искусства, тонкого художественного мастерства, и поэтому требуете к себе особого внимания, нежности и теплоты…Мы и не мыслим у себя в стране идти вперед, не создав своей интеллигенции… Мы и материально хорошо обеспечиваем свою интеллигенцию»[6].

Рассмотрим обе стороны этих взаимоотношений. Надежды интеллигенции на «оттепель» в отношении к власти были рождены такими важными событиями и процессами, как прекращение массовых репрессий, ликвидация ГУЛАГа, реабилитация и освобождение репрессированных, развенчание культа И.Сталина, оглашение доклада Н.Хрущева о культе личности и т.д. Начало подготовки экономической реформы, основанной на большем признании товарно-денежных отношений, явилось важным фактором возобновления научных дискуссий экономистов и философов, публичных диспутов ученых, научных семинаров, зарождения студенческих кубов (интернациональной дружбы, любителей фантастики и самодеятельной песни, КВН), различных артистических гостиных, активизации деятельности творческих союзов. Именно в этот период появляются первые советские романтические фильмы и проводятся знаменитые поэтические вечера в Политехе и у памятника Маяковскому, проходят выставки абстракционистов, становятся достоянием общественности произведения В.Гроссмана, В.Дудинцева, А.Солженицына, И.Эренбурга. По точному определению интеллигентоведа В.Шляпентоха, «началось возрождение морального потенциала и адаптация к нормам дореволюционной интеллигенции благодаря потере зависимости от страха»[7]. И журналисты, естественно, не могли остаться в стороне от этих настроений.

Огромную роль в этот период сыграли исследования общественного мнения под руководством Б.Грушина, предпринятые в 1960-м году при «Комсомольской правде». По мнению Б.Грушина, эти исследования больше, чем диссидентское движение, размывали жизнь общества[8]. Рождение такого центра не было случайным: наука после долгого исторического перерыва потянулась к конкретному эмпирическому знанию, а массовая журналистика искала новые формы контактов со своей аудиторией[9]. «Одним из главных каналов для выражения общественного мнения в масштабах всей страны является печать, – говорилось в специальном обращении «Комсомольской правды» 19 мая 1960 г., посвященном открытию на страницах газеты Института общественного мнения. – 600-700 писем и статей приходят ежедневно в «Комсомольскую правду». 16-17 тысяч в месяц! Большое число из них находит свое место на страницах газеты. Расширение связей с читателем, предоставление газетной трибуны, как можно большему числу строителей коммунизма – такова задача, которую ставит перед прессой Коммунистическая партия Советского Союза».

Однако хрущевские реформы не затрагивали сущности административно-партийной системы, а искренние попытки интеллигенции разобраться в сути и причинах событий, происходящих во времена Сталина, категорически пресекались и наказывались. Надежды интеллигенции на союз с властью постепенно рассыпались. Фактически возник «замкнутый круг»: аппарат отсек интеллигенцию именно тогда, когда реформы подходили к кульминации, и это лишило Хрущева последней социальной опоры и не позволило ему пройти «точку возврата» («точку Хрущева», после которой уже невозможно вернуть системе прежнее состояние, осуществить реванш тоталитарной номенклатуры)[10]. Журналисты хоть и повернулись лицом к человеку, все больше и больше обращая внимание на внутренний мир героев, однако, так и остались послушными подручными партии. В целом газетные материалы не касались устоев системы.

Еще одна интересная черта хрущевской оттепели – расцвет так называемой народной журналистики, рабселькоровского движения, пополнявшегося представителями сельской интеллигенции и рабочими среднего звена. Был ли это только процесс инициативы «низов»? Скорее всего, нет.

В общем определении рабселькоровского движения, прежде всего, хотелось бы обратить внимание на два важных, с нашей точки зрения, момента.
Во-первых, это «участие в печати рабочих широких масс трудящихся, свойственное только коммунистической прессе»[11]. Во-вторых, «одно из действенных проявлений трудовой и политической активности советских людей»[12]. Зародившись в дореволюционный период по установке В.И.Ленина, который считал, что ни одна рабочая газета не может существовать как политический орган и приносить пользу пролетариату, «...если она не черпает жизненной силы из тесной связи с рабочими массами»[13], рабселькоровское движение претерпело в своем развитии несколько качественно разных этапов. Если на I Всесоюзном совещании рабкоров количество делегатов было всего 42 человека, представлявших 17 крупных газет страны, то к 1931 году армию рабкоров и селькоров достигла 3-миллионов. Подобная беспрецедентная массовость народной журналистики объясняется, прежде всего, тем, что развивающейся советской печати необходима была связь с широкой массовой аудиторией. Такую связь можно было получить, только задействовав самих представителей этой аудитории в создании советской журналистики.

Необходимо также обратить внимание на то, что феномен «рабселькоры» отражал не только социальный состав корреспондентов с мест, но и тематику основных материалов того времени. Власть активно интересуется реальной обстановкой на местах, при этом «прямо толкая рабселькоров на путь доносительства»[14], что соответственно не могло не вызывать негативного отношения к рабселькорам на местах в обществе. Постепенно складывается стереотипный образ рабселькора, страдающего (даже в качестве жертвы убийства) за правду. По мнению исследователя В.А.Скребнева, формирование «позитивного образа жертвы, мученика, внедряемое в сознание рабоче-крестьянских корреспондентов находилось в русле общих тенденций эпохи с ее культом жертв революции». Он отмечает, что уже в конце 1930-х гг. этот образ меняется. Однако Великая Отечественная война выдвинула на повестку дня совершенно другие темы. Одна часть вчерашних рабселькоров ушла воевать, другая была привлечена в качестве фронтовых корреспондентов.

В хрущевский период власть вновь решила обратиться к помощи рабселькоровского движения, которое в послевоенное голодное десятилетие фактически пришлось реанимировать. По указанию ЦК на местах проводятся конференции рабкоров. Для многих быть рабочим корреспондентом сопрягалось с активной гражданской позицией, что означало – быть в гуще событий, не взирать равнодушно на недостатки и сразу же сигнализировать о них партийному или производственному руководству. Вдохновленные атмосферой «потепления» в обществе, последовавшего после XX съезда КПСС и разоблачения культа Сталина, а также реабилитацией и возвращением многих безвинно репрессированных, люди вполне искренне считали, что их неравнодушное мнение, своевременные сигналы с мест играют огромную роль «в строительстве коммунистического общества».

Правда, для некоторых рабселькоров было ценно и другое. Возможность писать о недостатках в республиканскую или центральную газету, на радио, независимо от мнения местного руководства, превращала рабселькоров в особую «касту», которая как бы находилась «над» происходящим. У этих людей постепенно складывалась иллюзия своей особости, особого положения, и гарантией, защитой для них были принятые партией документы. Например, в одном из постановлений бюро Татарского обкома партии было записано: «привлекать к строгой ответственности лиц, замалчивающих критические выступления газет и журналов, радио и телевидения, сигналы рабселькоров, не принимающих действенных мер по устранению вскрытых недостатков»[15]. Деятельность рабселькора нередко могла стать первой ступенькой в дальнейшей карьере. Многие из рабселькоров, обладавшие хорошими литературными способностями или получившие высшее журналистское образование, впоследствии становились профессиональными журналистами и писателями.

Ряды рабселькоров росли с каждым годом. Для примера можно привести динамику рабселькоровского движения в Татарстане. Так, на состоявшейся в 1954-м году в Казани первой конференции рабочих корреспондентов Татарии присутствовало 600 делегатов. В середине января 1958 года на втором съезде рабселькоров Татарии – уже более 750 делегатов.

В 1958 году принимается Постановление ЦК КПСС «Об улучшении руководства массовым движением рабочих и сельских корреспондентов советской печати», вслед за ним – Постановление Татарского ОК КПСС «О мерах по дальнейшему усилению рабселькоровского движения». «…партийные комитеты и редакции газет еще слабо руководят рабселькорами, – отмечалось в Постановлении, – не заботятся о привлечении к участию в газетах широкого круга людей, работающих непосредственно на производстве. Этому не способствует также укоренившееся в ряде мест бюрократическое отношение к критическим письмам трудящихся, попытки зажима критики»[16].

В 1960-м году принимается Постановление ЦК КПСС «О дальнейшем развитии общественных начал в советской печати и радио»[17]. В 1963 году – Постановление бюро Татарского обкома КПСС «О мерах дальнейшего улучшения руководства рабкоровским движением в республике»[18]. О необходимости развития рабселькоровского движения говорилось и в других постановлениях. Горкомам и райкомам КПСС совместно с редакциями газет, журналов и комитетом по радиовещанию и телевидению рекомендовалось «создавать при редакциях нештатные отделы и общественные советы вводить в состав редколлегий передовых рабочих, колхозников, активных партийных, советских, профсоюзных и комсомольских работников. Систематически привлекать рабселькоров к подготовке статей для газет и журналов, радио-телевизионных передач, а также к проверке писем трудящихся»[19].

Партией и государством рабселькоровское движение использовалось как «удобная и эффективная мобилизационная форма упрочения партийных идей» (Д.Л.Стровский). Только за 1956 год в газету «Совет Татарстаны»[20] поступило 12497 писем, из них 5646 использовано на страницах газеты. 1607 неопубликованных писем было направлено в партийные, советские и хозяйственные организации для проверки и принятия мер. В большинстве этих писем сообщалось о злоупотреблениях в системе потребительской кооперации (148 писем), о недостатках в работе сельских политпросвет учреждений и школ (327 писем), недостатках в медицинском обслуживании на селе (46 писем), о колхозных фермах (34 письма), о неисправных дорогах (35 писем) и т.п.[21] Собкоры газеты совместно с райкомами партии и местными редакциями провели 5 районных, 26 кустовых совещаний селькоров и членов редколлегии стенных газет, на которых обсуждались вопросы о задачах низовой печати и селькоров по выполнению XX съезда КПСС.

К 1960-му году во многих редакциях уже были созданы нештатные отделы (например, при районной газете в г.Бугульме – нештатный нефтяной отдел), общественные советы, рабселькоровские посты, проводились массовые рейды . Во многих колхозных, совхозных, ведомственных, а также районных радиоузлах работали общественные радиоредакции. В 1961 году Правление Союза журналистов Татарии проводит специальный однодневный семинар заведующих внештатными отделами газет Бугульмы, Аксубаевского и Октябрьского районов. Такие отделы были созданы практически во всех городских и районных газетах республики. Во многих редакциях работали советы рабселькоров. Регулярно проводились кустовые семинары и совещания по обмену опытом внештатных отделов и советов рабселькоров. В Казани и других городах Татарии работали семь школ рабкоров, в которых занималось более 250 человек.

Необходимо отметить, что с развитием радиовещания, рабселькоровское движение внедряется и туда. Если в 1953 году народных корреспондентов насчитывалось при республиканском радио и общественных радиоредакциях 175 человек (для сравнения количество работников радио по республике – 55,5), то в 1958 году их стало уже 486 (58), а к 1 января 1963 году стало 1125 (295,5)[22]. Радиокомитет выпускал на общественных началах специальный радиожурнал для женщин и для студентов.

Скромнее цифры на телевидении: в 1959 году – 130 (на Казанской студии работает 52 человека), на 1 января 1963 года – 225 (80,5 чел.). Телевидению, в отличие от газет и журналов, нужны были корреспонденты из числа городской интеллигенции. Объяснить это можно двумя обстоятельствами. Во-первых, первыми зрителями республиканского ТВ были городские жители. И, во-вторых, если для газет корреспонденции рабселькоров можно было подработать и даже переписать заново, то специфика телевизионного вещания и отсутствие ВМЗ (все программы шли «живьем») предъявляли особые требования к фигурантам, допущенным к эфиру: внешность, культура речи, стиль поведения и т.д. В состав редакционных советов должны были входить известные деятели культуры, науки, искусства, специалисты различных областей знаний, производства, общественной жизни. «Обязать Комитет по радиовещанию и телевидению при Совете Министров ТАССР с участием партийных, советских, общественных организаций и творческих союзов создать общественные редакционные советы по отдельным видам и направлениям радиовещания и телевидения», – такое решение было принято на бюро Татарского обкома партии после обсуждения (24 июля 1962 года) важного постановления Секретариата ЦК КПСС от 6 июня 1962 года «О мерах по дальнейшему улучшению работы радиовещания и телевидения»[23].

Широкомасштабная программа по дальнейшему развитию рабселькоровского движения была представлена в Постановлении бюро Татарского Обкома КПСС «О мерах дальнейшего улучшения руководства рабкоровским движением в республике». К тому времени в Татарии насчитывалось уже более 6 тысяч рабкоров, и в Постановлении подчеркивается «их роль в решении важнейших народнохозяйственных, политических задач». В качестве примера можно привести совершенно уникальный случай, когда на одном только жиркомбинате имени Вахитова издавалось 20 цеховых и ежедневная общезаводская стенгазета «Вахитовец».

Однако при всех положительных тенденциях местные партийные органы считали еще не совсем достаточными предпринятые на местах усилия и призывали «разработать конкретные мероприятия, направленные на повышение роли рабкоров, редколлегий многотиражных и стенных газет в борьбе за выполнение производственных планов и задач, поставленных XXII съездом партии, ноябрьским и июньским Пленумами ЦК КПСС»[24]. Особое внимание в этом документе уделяется необходимости организации учебы рабселькоров и редакторов стенных газет (университеты и школы рабкоров в сети партийного просвещения, семинары активистов печати, заочная школа рабселькоров газет «Социалистик Татарстан» и «Советская Татария»). По мере развития профессиональной журналистики повышается уровень требований и к рабселькорам.

Низкий профессиональный уровень районных газет и заводских многотиражек того периода – тема, которая не раз поднималась на кустовых совещаниях редакторов газет Поволжской зоны. Редактора многократно обращались в Москву с просьбой обеспечить их профессиональными кадрами. Открытие отделения журналистики в Казанском университете в 1962 году (в МГУ и ЛГУ они уже существовали с конца 1950-х) стало настоящим событием для СМИ Поволжья, которые сразу же восприняли это отделение, как кузницу журналистских кадров. Особое предпочтение отдавалось людям с рабочим стажем. И этот ракурс позволяет по-иному взглянуть на массовость рабселькоровского движения.

В.Сперанский пишет: «На гуманитарные специальности без двухлетнего производственного стажа абитуриенты не допускались, на технические и естественные выпускникам школ выделялось только 20% (в реальности зачастую меньше) студенческих мест. Попавшие в вуз в обязательном порядке в течение первого года работали на «рабочих местах», то есть фактически первый курс был вечерним. Таким образом «пролетарское прошлое» приобретали все выпускники вузов»[25]. Об этом же читаем у С.Волкова: «В 1958 г. было принято положение о преимущественном зачислении в вузы так называемых производственников или «стажников» – лиц, проработавших на производстве не менее двух лет, действовавшее весь период хрущевского правления. Практически дело было поставлено таким образом, что «стажники» зачислялись по мере подачи заявления, экзамены для них были формальностью, поскольку их доля в плане приема составляла до 80%. Это, однако, вызвало столь катастрофическое падение уровня подготовки специалистов, что власти были вынуждены отказаться от столь быстрого прорыва к стиранию граней между физическим и умственным трудом», и в 1965 г. этот принцип был отменен. Но и после этого стаж наряду с другими льготами оказывал заметное влияние на вероятность поступления»[26].

Таким образом, энтузиастами народной журналистики «разбавлялись» ряды журналистов из интеллигенции потомственной. Власть использовала то обстоятельство, что атмосфера хрущевской «оттепели» всколыхнула творческую активность масс.

Однако к 1957 году появляются первые признаки «изморози»: вновь ужесточается надзор Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. Люди привлекались к суду или заключались в спецпсихбольницы за то, что слушали и пересказывали иностранные передачи, за искренние высказывания и правдивые письма в газеты, за стихи собственного сочинения, личные дневники и т.д.[27] Страх вновь поселился в души людей, и газеты все больше и больше получали анонимные письма, которые в большинстве случаев не рассматривались или передавались в соответствующие органы. В этом заключалась иллюзия свободы слова в хрущевский период. Границы этой свободы были жестко очерчены партийным диктатом.

Сделаем выводы. Надежды интеллигенции подпитывались оттепелью отношений с властью в первые годы «оттепели», однако потом по мере ужесточения мер контроля властей рассыпались. В то же время получило новое развитие рабселькоровское движение, в котором выразилась искренняя потребность людей непосредственно участвовать в событиях, происходящих в народном хозяйстве, общественной жизни. Но и выступления рабселькоров (как и профессиональных журналистов) в своем большинстве касались производственных вопросов и в меньшей степени – партийной системы и вышестоящих партийных руководителей, потому что это становится опасным. В то время как массовое развитие рабселькоровской журналистики всячески поощрялось властями, потомственная интеллигенция находилась в опале. Журналисты, представлявшие политизированную интеллигенцию, были подручными партии и не могли выступать против ее устоев.

Рабселькоровское движение не только помогало укреплять связь партийных СМИ с аудиторией, но и представляло собой огромную разветвленную сеть своего рода «агентов», которые не только сигнализировали о недостатках, но и определенным образом влияли на местную ситуацию. С их помощью в массах внедрялась и укоренялась вера в силу партии и ее справедливость, в правдивость, объективность и принципиальность советской печати. По большому счету рабселькоры были одним из звеньев большой пропагандистской машины. Если в начале хрущевского периода рабселькоры были искренними выразителями особого настроения масс после XX съезда КПСС и разоблачения культа Сталина, то впоследствии этот накал искренности убавился, так как народ все больше и больше понимал иллюзорность Хрущевских побед и предпринятых им демократических реформ. Рабселькоровское движение стало важным инструментом контроля и воздействия партии, а письма с мест – ценным источником информации для местных органов власти.

Роль журналистов в современном обществе, как известно, не ограничивается только передачей информации. Концепция конкретного средства массовой информации, его система отношений с властью, место в медиа-бизнесе – все это определяет образ поведения и стиль профессиональной деятельности журналиста, в которой постоянно возникают ситуации личностного выбора.

К сожалению, современная система журналистского образования в России уделяет больше внимания технологическим моментам – привитию определенных журналистских навыков и приемов. Между тем, подготовка журналиста, как представителя интеллигенции, без мировоззренческой составляющей сводится к ремесленнической мастерской. Гуманистическое мировоззрение, интеллигентность и чувство ответственности – все это позволяет журналистике играть особую роль в обществе.


ПРИМЕЧАНИЯ

1. См. об этом: Беляев В.А. Отечественная интеллигенция как объект и субъект политики / В.А.Беляев. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2006. – С.27.

2. Барбакова К.Г. Интеллигенция и власть / К.Г.Барбакова, В.А.Мансуров. – М.: ИС АН СССР, 1991. – С. 136 – 138.

3. Яковлев А. Омут памяти / А.Яковлев. – М.: Вагриус, 2000. – С.588.

4. Беляев В.А. Отечественная интеллигенция как объект и субъект политики / В.А.Беляев. – С.25

5. Хрущев Н. Воспоминания. Избранные отрывки / Н.Хрущев. – Нью-Йорк: Chalidze, 1979. – С.285.

6. Жить в мире и дружбе! Пребывание Председателя Совета Министров СССР Н.С.Хрущева в США. – М.: Госполитиздат, 1959. – С. 214 – 216.

7. See: Shlapentokh, V. Soviet Intellectuals and Political Power: The Post-Stalin Era / V. Shlapentokh. – L., N.-Y.: Tauris, 1990. – P.59.

8. См. Кучкина О. Расколотое общество в расколотом зеркале. Интервью с Б.Грушиным / О.Кучкина// Комсомольская правда. – 1993. – 22 апреля.

9. См.: Грушин Б.А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 1-я. Эпоха Хрущева / Б.А.Грушин. – М.: Прогресс-Традиция, 2001. – 624 с.

10. Беляев В.А. Отечественная интеллигенция как объект и субъект политики / В.А.Беляев. – С.44.

11. Литературная энциклопедия. – Т.9.

12. См.: Каравашкова С.В. Люди высокого долга / С.В.Каравашкова, С.В.Чернущенко. – М., 1974.

13. Ленин В.И. Полное собрание соч. / В.И.Ленин. – 5 изд. – Т.5. – С.458.

14. См.: Скребнев В.А. Стереотипы жертвенности и доносительства как факторы существования рабселькоровского движения / В.А.Скребнев. – Труды кафедры истории и философии Тамбовского государственного технического университета: Сб.: научных статей. – Вып. III. – СПб.: Нестор, 2005. – С. 77 – 87.

15. ЦГА ИПД РТ, ф.15, оп.43, д.66, лл.12 – 18.

16. РГАНИ, Ф.5, оп.34, д.18, л.4, л.5, л.13, л.19 – 20, л.72

17. Советская Татария. – 1958. – №42. – 19 февраля.

18. 3 апреля 1957 года на бюро Татарского обкома КПСС был заслушан отчет о работе редакции газеты «Совет Татарстаны» с внештатным авторским активом. Отмечая ряд недостатков, бюро обкома обязало редакцию газеты улучшить работу с авторским активом: регулярно проводить совещания рабселькоров, читательские конференции, чутко относиться к письмам трудящихся, настойчиво добиваться действенности сигналов. – ЦГА ИПД РТ, ф.15, оп.38, д.74, лл. 11 – 13

19. ЦГА ИПД РТ, ф.15, оп.41, д.39, лл. 7 – 9.

20. Из протокола заседания бюро Татарского обкома КПСС «Постановление ЦК КПСС «О дальнейшем развитии общественных начал в советской печати и радио». – ЦГА ИПД РТ, ф.15, оп.41, д.39, лл. 7 – 9.

21. ЦГА ИПД РТ, ф.15, оп. 44, д.73, лл. 39 – 41

22. НА РТ, ф.4921, оп.2, д. 144, лл. 29 – 37.

23. Сперанский В. Власть и российская интеллигенция: между антипатией и обожанием / В.Сперанский // Власть. – 1997. – №6. – С.25.

24. Волков С. Интеллектуальный слой в советском обществе. Социологический анализ / С.Волков // Красные холмы. Альманах. – 1999. – С.283.

25.ЦГА ИПД РТ, ф.15, оп.44, д.73, лл. 39 – 41.

26. ЦГА ИПД РТ, ф.15, оп.43, д.62, лл. 6 – 11.

27. См.: 58 10 Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. Март 1953-1991. Аннотированный каталог / Под ред. В.А.Козлова и С.В.Мироненко / Сост. О.В.Эдельман. – М., 1999.


Л.А. Лысенко, Национальная академия изобразительного искусства
и архитектуры, г.Киев