Geum.ru

Перевод Библии как фактор сохранения и развития языков народов РФ и СНГ

Вид материалаДокументы

Содержание


У “перепутного креста” филологической и религиозно-догматической герменевтики: функционирование формул библейского происхождения
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
^

У “перепутного креста” филологической и религиозно-догматической герменевтики: функционирование формул библейского происхождения в литургическом дискурсе


Основою герменевтики как искусства истолкования письменных памятников (Дильтей) должна явиться филология в ее историческом направлении, где диахронический метод, обладающий подлинным критерием объективности, направлен на раскрытие исторического «развертывания» Единого Слова-Логоса в многомерном пространстве многообразия человеческих языков и культурных традиций. В историческом движении различных герменевтических концепций филологическая герменевтика то сближается с экзегетикой, то противопоставляется ей. Ф. Шлейермахер предлагал отделить филологию от догматики даже при истолковании Священного Писания, сводя герменевтику к «искусству грамматического и психологического истолкования». По мнению Г. Г. Гадамера, «включение истории в контекст Священного Писания стирает всякие различия между интерпретацией священных и мирских произведений и есть одна герменевтика», а общая задача филологии и экзегетики – «понять написанный на чужом языке и пришедший из прошлого текст».

Сакральный текст выступает в роли посредника между Богом и человеком. В практике интерпретации религиозно-догматической герменевтики «целое предстает как догматический канон, из которого уясняется часть». Функционирование библейских формул и цитат в литургическом дискурсе являлось способом их «инобытия». Под влиянием текста Библии складывалась новая образность, появлялись общие мотивы, топосы и сюжеты, вырабатывались универсальные приемы трансформации исходных формул. Авторский принцип «не от себя износим слово» породил феномен интертекстуальности, в основе которого лежит интерпретация одного, всегда одного и того же Текста текстов. Подтверждением тому являются слова «Послания патриархов Восточно-кафолической церкви о православной вере 1723 г.», где песнопения Минеи и Триоди рассматриваются как перифраз Священного Писания: “так что в наших песнопениях только слова другие, нежели в Писании, а собственно мы поем то же, что в Писании, только другими словами”.

Литературная традиция впитала поэтическую образность эллинистической мысли, переплелась с семитической традицией, воплощенной в библейской символике. Структурные элементы текста, восходящие к единому первичному источнику (Священное Писание, Символа Веры, творения Св. Отцов) образуют “мифологически-символический пласт” (К. Станчев), присутствующий в структуре каждого художественного образа и лежащий в основе создания текста.

Ряд библейских образов, получивших значение религиозных символов, связан с мифологическими представлениями древнейшего периода, а «мифология, объединенная с диалектикой, превращается в догмат и даже в догматическое богословие» [Лосев 1990: 496]. Основываясь на авторитете Климента Александрийского, в сходном ключе развивает мысль и J. Danielou “Ainsi ce ne sont pas seulement les dovgmata que les philosophes grecs ont empruntés mais les paravdoxa que les mythes grecs ont reproduits, les uns et les autres en les deformant”[Danielou 1961: 88].

В зависимости от характера исходного текста, обширную группу составляют литургические образы, восходящие к ветхозаветному тексту и мифу (колесница Илии, корабль Ионы, мать-земля, вода жизни), и образы, основанные на евангельских притчах (притча о соли, притча о талантах, притча о неводе, притча о двух должниках и т.д.). Используя данные источники в качестве структурных элементов для своих произведений, гимнографы опирались на христианскую доктрину и древнее учение Церкви. Это влияние проявляется не только в “заимствовании” тех или иных формул и текстовых блоков, но и в авторской концепции экзегезы, отборе основных тем и характере их трактовки, предпочтении прямых цитат или аллюзий. Как риторические формы организации литургического дискурса выделяются парадокс и антиномия, антитеза, синкрисис и аллегореза.

Перенесение исходного символа в новые тексты, равно как и последующий перевод этих текстов вызывает эффект “неравенства слова себе” (А. А. Потебня). Понимание герменевтики в первую очередь как исторического метода требует обращения к разновременным переводам. Возникающий в связи с этим герменевтический феномен заключается в принципиальной неполноте любого перевода, пытающегося «выразить невыразимое». В трактовке Г. Г. Гадамера «иноязычность – предельный случай общей герменевтической сложности: чуждость и ее преодоление». Феномен перевода связан с диалектикой Логоса и антиномией единого и многого, в частности, у Климента Александрийского содержится мысль о многообразии откровения Логоса различным народам и религиям, которое достигает своей полноты в христианстве как Церковь и Царство Слова. Призыв к проповеди благовестия другим народам делает необходимым и перевод Слова на национальные языки. Блаженный Августин усматривает в этом одно из следствий Вавилонского столпотворения. «Отец герменевтики» в целом обрисовывает герменевтическую проблематику сравнительного изучения переводов, связывая появление разных переводов с различным осмыслением оригинала. «Хотя, не прибегнув к подлиннику, нельзя знать, кто из переводчиков точнее перевел место сие, несмотря на то, умному читателю тот и другой перевод раскрывают очень многое» [Августин 2006: 85]. Обращаясь к варьированию между списками, Августин касается и вопросов трудностей и неисправностей перевода, обусловленных неоднозначностью слов подлинника. Решение данной проблемы он видит в обращении к оригиналу, ориентации на более точные образцы, а также сравнении между собой «как можно больше переводчиков, углубляясь в их разности». Эти исходные принципы библейской герменевтики «во всеоружии» методов исторического языкознания могут быть с успехом применены и к разновременным переводам текстов Триоди.