Как неразделимы природа и жизнь, в широком смысле слова, так и охота неотделима от природы

Вид материалаРассказ

Содержание


Облавная охота на кабанов
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

ОБЛАВНАЯ ОХОТА НА КАБАНОВ



Обычное раннее воскресное утро декабрьского дня в средней полосе России. Редкие снежинки мотыльками порхают в свете уличного фонаря и бриллиантовыми россыпями сверкают на ещё не убранном тротуаре. Редко в каком окне горит свет. Не видно ни прохожих, ни машин. Город отдыхает после трудовой недели. Мои щёки и нос пощипывает мороз. Ноги начинают примерзать к подошвам сапог. Вот уже с полчаса с ружьём, рюкзаком и лыжами я стою на одной из центральных улиц города в ожидании машины, которая повезёт членов нашего охотничьего коллектива в приписное хозяйство. У нас есть лицензия, и мы имеем право отстрелять кабана.

Ещё вчера старший команды обошёл всех участников коллективной охоты и отметил на карте города места, где в назначенное время он найдёт охотников. «Явиться на условленное место надлежит заблаговременно. Ожидать никого не будем!» – предупреждает он. Времени мало, а светлого, пригодного для организации загонов, тем паче. Сейчас самые короткие дни.

Наконец, в конце улицы появляются огни фар. Почти наверняка это наша машина. В такое время даже такси на улицах чрезвычайно редки. Через минуту около меня притормаживает знакомая крытая ГАЗ-66. Эту машину обычно и выделяют для поездок на охоту. Она оборудована утеплённым кузовом и имеет высокую проходимость. Она не только доставит нас к лесной сторожке егеря, но и ускорит наше передвижение в пределах приписного хозяйства. При наличии такой машины мы можем успеть за день организовать три-четыре загона в удалённых участках леса. Машина ещё не успевает остановиться, как открывается дверца кузова, и из неё тянутся руки. Кто-то подхватывает мои лыжи, кто-то ружьё, чьи-то руки помогают мне самому. И вот я уже в кругу товарищей по службе и по охоте. В кузове темно, но мы узнаём друг друга по голосу, здороваемся, поздравляем с праздником-выездом на охоту. Кто-то, подвинувшись на скамье, тянет меня на соседнее место. А машина уже едет дальше: старший спешит, не хочет терять время.

Моё появление только на минуту прерывает оживление в кузове. Сегодня с нами едет известный весельчак, балагур и блестящий неутомимый рассказчик - полковник А. Не знаю, собирал ли он их специально или у него так была устроена память, но, казалось, что знает он бесконечное множество былей, небылиц и анекдотов. Хотя и существует мнение, что анекдот это – остроумие тех, кто лишён его от природы, но вовремя рассказанный остроумный сюжет, безусловно, поднимает настроение, сближает членов даже малознакомой компании. В кузове сейчас сидят вперемешку слушатели и преподаватели академии, но от смеха покатываются все. Даже очень серьёзные и знающие себе цену начальники кафедр и профессора захлёбываются и рыдают как молодые капитаны.

В то время темы анекдотов чаще всего касались армянского радио, Василия Ивановича Чапаева, Петьки, Анки, чукчей и евреев. Причём анекдоты про евреев обычно рассказывали сами евреи, как бы подчёркивая этим свою непричастность к этой нации, её обычаям и нравам. Сейчас происходит как раз наоборот!

Анекдоты сыпались как из рога изобилия и в прозе, и в стихах. Особенно запомнилась серия о редакторской деятельности Василия Ивановича. Вероятнее всего её сочинили, со знанием дела, сами журналисты.

Отвлечённые от всего земного рассказчиком не заметили, как прошло два часа и мы прибыли к домику егеря. Выскакиваем из машины, чтобы вдохнуть свежего воздуха и размяться.

Егерь, одинокий лет шестидесяти старик, живёт в лесной сторожке в окружении своих собак. Никакой другой живности у него нет, хозяйства тоже. Была ли у него когда-либо семья, он говорить не любит. Это худой, жилистый, ещё крепкий человек, любитель выпить и порассуждать об охоте. Других интересов, похоже, у него вовсе нет. Дело своё: свой лес, наличие зверя и птицы, организацию охоты он знает. Ну а пить его приучили сами охотники, поскольку каждая охота заканчивалась обедом с возлиянием, где он бывал не последней фигурой. Компании за столом в его избушке менялись, а он оставался.

Когда я в числе немногих вошёл в сторожку, там было темно. В полумраке с трудом можно было разглядеть постель, на которой спал раздетым только наполовину и укрытый каким-то подобием одеяла, на цветастой подушке, хозяин. Я заметил, что рядом с его головой что-то ритмично поднимается и опускается. Вначале я решил, что егерь, таким образом, рукой приветствует вошедших, и, только подойдя вплотную увидел, что рядом с лицом хозяина находится задняя половина и хвост его собаки, карело-финской лайки. Собака, как и её хозяин, привыкла к неожиданным посетителям и не только не залаяла, но даже не спрыгнула с постели при нашем появлении.

Егерь, как обычно, был с похмелья. Привести его в рабочее состояние могли только полстакана водки. Наш старший, человек опытный, растолкав хозяина и объяснив ему цель нашего визита, испытанным способом привёл его в чувство. Он тут же на глазах из мрачного состояния переходит в услужливо-благодарное. Он с жаром уверяет, что только вчера видел следы стада кабанов на ближайшей лесной делянке. Зима стоит снежная, кабанам трудно передвигаться и, найдя богатое кормом место, они долго там держатся. Так уверяет Петрович.

Наш старший делит всю группу на две части, причём количественный состав загонщиков и стрелков подсказывает егерь. Лес он знает прекрасно, ориентируется в нём безукоризненно, в организации загонов имеет большой опыт. Старший по карте отслеживает замысел Петровича: где будут стоять на номерах стрелки, откуда и в каком направлении будут двигаться загонщики. Группу загонщиков в первом загоне возглавит он сам, стрелков расставит егерь. Для случая, если загон окажется неудачным, намечается место следующего. Шофёру дается указание: когда и куда он должен подъехать, чтобы перевезти всю бригаду на другой, не близкий участок леса.

Оговорив все детали, в том числе и время начала загона, мы разделяемся. Я двигаюсь на стрелковую линию за егерем. Загонщики, надев лыжи и выстроившись гуськом за старшим, уходят на исходную позицию. Петрович закуривает, закидывает за спину видевшую виды двустволку, всовывает валенки в ремённое крепление широченных самодельных лыж, поднимает наушники своего солдатского треуха: ему жарко, и трогается. За ним – цепочка стрелков. Всё это время вертящуюся под ногами собачонку, хозяин оставляет дома. Снег для неё слишком глубок.

Можно только подивиться его силе и выносливости. Невзрачного вида мужичёнко, многим из нас годящийся в отцы, пыхтя толстенной цигаркой, шустро двигается впереди колонны молодых здоровых мужиков, которые с трудом поспевают за ним. Кое-кто, как и егерь, спешит накуриться. На номерах ни курить, ни кашлять, ни двигаться нельзя. Кабан – зверь очень чуткий!

Выходим на просеку. Все бросают и закапывают в снег окурки. Прекращаются всякие разговоры. Петрович, приостановившись, движением руки показывает, где надлежит остаться последнему из колонны стрелков. Колонна, уменьшившись на одного человека, уходит дальше. Доходит очередь и до меня. Останавливаюсь и оглядываю указанное мне место. Я стою на прямой просеке шириной в полсотни метров уже поросшей самосевом. По середине ровным строем уходят вдаль мачты высоковольтной линии электропередачи. По обе стороны – старый хвойный лес с преобладанием елей. Зима выдалась снежная: и просека, и лес укрыты толстым белым покрывалом. Нахожу удобное место на середине просеки, снимаю лыжи и утаптываю небольшой участок под ногами для удобства стрельбы. Впереди меня небольшая ёлочка, засыпанная снегом, она маскирует меня. Хорошо вижу соседей на номерах. Они тоже обустраиваются. Заряжаю ружьё пулями. Пару патронов вынимаю из патронташа и засовываю за козырёк шапки. Так их скорее достанешь в случае необходимости.

Рассвело. День серый, пасмурный, неприветливый. В лесу стоит мёртвая тишина, он кажется абсолютно безжизненным. Но это ощущение обманчиво, лес живёт своей жизнью. Нужно только терпение, чтобы убедиться в этом.

Пока есть время, проигрываю в уме возможные варианты встречи со зверями: готовлю себя психологически. На охоте, как и в жизни вообще, чем лучше, тщательнее промоделировал человек своё поведение в различных критических ситуациях, тем вероятнее он поведёт себя разумно, реально столкнувшись с ними.

Наступает время начала загона. Вдалеке слышится вначале одинокий крик и выстрел старшего, оповещающего всех участников охоты, затем его поддерживают остальные загонщики. С этого момента они всей цепью двинулись в сторону линии стрелков.

Лес сразу ожил. Слышны крики, свист, удары палками по стволам деревьев. Всё, что было живое в охваченном загонщиками участке леса, всполошилось. Только стрелки на номерах сохраняют полную тишину и неподвижность. И зверь, и птица более опасаются движущихся предметов. Если охотник стоит даже открыто, скажем, на фоне толстого дерева, но неподвижно, зверь может не обратить на него внимания. Напуганный загонщиками сзади, он становится более беспечным по отношению к опасности впереди. Я снимаю ружьё с предохранителя, изготавливаюсь к стрельбе.

Неожиданно, как из-под земли, на опушке возникает заяц-беляк, сидит и шевелит ушами. Осмотрел чистое пространство просеки, удостоверился в отсутствии опасности и, не спеша, проскакал между двумя стрелками на номерах, которые даже не шевельнулись, наблюдая за ним только глазами. На облавной охоте стреляют только по зверю, на которого идёт охота.

Послышался шум крыльев и на крайней к просеке ели появился рябчик. Его тоже спугнули загонщики, оторвали от завтрака. Посидел и перелетел просеку. В зелёной хвое замелькала резвая белка. Она тоже спешит укрыться от нарушителей тишины леса.

Кабаны до ноября обычно держатся семьями: старая свинья, а с ней поросята последнего опороса и подсвинки – прошлогодние. В ноябре, во время спаривания, секач отгоняет молодняк, но позже поросята вновь присоединяются к матери. Подсвинки же начинают самостоятельную жизнь. Бывает, что объединяются две-три свиньи и тогда они бродят по лесу большим стадом. В стаде свиней существует определённый порядок. Впереди всегда идёт старая свинья, за ней подсвинки и, наконец, поросята. При этом все соблюдают иерархию. Петрович утверждает, что видел много следов. Следовательно, секача, по-видимому, в загоне нет. Можно ожидать только свиней, подсвинков и поросят.

Голоса загонщиков всё приближаются. И вот из-

под нависших над снегом тяжёлых еловых лап показывается большая свинья, за ней – подсвинки. Снег настолько глубок, что видны только спины кабанов. Обходя пни и кочки, они то совершенно скрываются, то вновь возникают над снежным покровом. Старая свинья осторожна, она не показывается вся, видна только часть её тела. Ей далеко до двухсоткилограммовых гигантов, подсвинки и того меньше. Я наблюдаю за ними только глазами, стараюсь унять нервную дрожь и даже затаить дыхание. Кажется, что они могут услышать стук моего сердца. Стадо находится ближе к соседнему номеру. Я жду его выстрелов, чтобы последовать его примеру. Осторожно перевожу взгляд на стрелка и вижу, что он поднимает ружьё и прицеливается. Грохочут один за другим два выстрела, как гром нарушающих тишину леса. На месте, где только что были спины кабанов, происходит что-то похожее на взрыв снаряда. В воздух поднимается облако снега, совершенно скрывшее зверей. Некоторое время я кроме него ничего не вижу. Затем на просеке появляются движущиеся большими скачками животные. Разбрасывая бурунами по сторонам снег, и оставляя после себя траншею, они пересекают просеку между мной и соседом. Я знаю, что стрелять можно под углом не менее тридцати градусов между направлениями на соседний номер и цель, поэтому вскидываю ружьё только, когда головной кабан пересёк линию стрелков. Выбираю момент, когда он виден целиком и стреляю. Кабаны продолжают свой бег. Второй раз я стреляю в того же кабана уже скрывающегося в лесу на противоположной стороне просеки.

Весь эпизод длился секунды. И вот уже как напоминание о животных остались только их следы на снегу. И снова тишина. Перезарядив ружьё, я жду появления загонщиков и распорядителя охоты. Сходить с места без соответствующей команды, бросаться в погоню за зверем воспрещается.

Через некоторое время на опушке появляются загонщики, а вслед за ними и егерь, снимающий стрелков с номеров. Подходя, он спрашивает: кто стрелял и каковы результаты. Я с горечью отвечаю, что, должно быть, промахнулся. Кабан даже не изменил направления движения. Вместе с егерем идём смотреть: нет ли крови на следу, и обнаруживаем яркие красные брызги. Очевидно, кабан ранен. Петрович, приказав остальным оставаться на просеке, берёт с собой меня и, зарядив ружья, мы идём по кровяному следу. Раненый кабан очень опасен. Он может затаиться и неожиданно напасть на преследователя. Нужно быть в полной готовности сразиться с ним. За свою жизнь он будет драться насмерть. Был случай, когда раненый кабан напал на беспечного преследователя, сбил его с ног и выбил из рук ружьё. Подцепив ружьё рылом, он надел его себе на шею и с ним залёг в мелком густом ельнике. Ружьё было заряжено и курки взведены. Группе охотников пришлось приложить много труда, чтобы выкурить подранка на чистое место и добить.

Внимательно осматривая каждое возможное укрытие, готовые к кабаньей атаке, мы проходим с полкилометра. Крови становится всё больше. И, наконец, видим самого кабана. Он обессилел и как собака сидит под раскидистой елью. Отстранив меня, Петрович тщательно прицеливается и стреляет ему в ухо. Кабан падает. Переждав, пока пройдёт агония, подходим и находим на его туше следы всех трёх пуль. Моя первая пуля попала ему в брюхо и прошла навылет, оставив на выходе большую дыру. Вторая вошла в заднюю ляжку. Третья-пуля Петровича. Кабан – очень сильное и жизнеспособное животное!

Петрович остаётся около убитого зверя, а я иду на просеку, чтобы позвать сюда всю команду. Охотники стоят группой, балагурят, беззлобно подшучивают над неудачником-соседом. Они уже проанализировали результаты его стрельбы. Он стрелял по совсем мало возвышающейся над снегом спине подсвинка. Пули, чиркнув по снегу, вероятно, ушли выше цели.

В коллективе, как всегда, нашлись специалисты по обработке туши. Несколько человек довольно быстро разделались со зверем. Тут же на чистом снегу поделили мясо на части, по количеству участников охоты, бросили жребий и разобрали свои доли. Голова зверя, по неписаным правилам, достаётся тому, кто его завалил, а ноги загонщикам. Я отказался от головы. Проткнув уши палкой, двое любителей понесли её к сторожке. Аналогично, на жерди, поочерёдно мы понесли шкуру.

В домике Петровича пообедали, обмыли удачную охоту и уехали домой, оставив хозяина наедине с собаками.

На следующий день, в понедельник, встречаясь в коридорах академии, радостно и оживлённо приветствовали друг друга энергичные, бодрые, жизнерадостные участники вчерашней охоты.


ЭКСПЕДИЦИЯ