Оксана Комаричева*

Вид материалаДокументы
Павел Гопас
Игрушки моего села
Мелодия, застывшая в металле
Гусев Николай Филиппович с женой. 1951 год
Село чернава
Отчий дом и семья шубиных
Школьные годы павла шубина
П.Н. Шубин. Надпись на открытке, подаренной им М.А. Алферовой
Юношеские годы павла шубина
А селом – гармоника с Донца
Он часами мог декламировать стихи Багрицкого, Маяковского, Тихонова. Свои же стихи он никогда не читал в компании молодежи и не
Во всем его облике
П. шубин в годы войны
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13


Павел Гопас,

ООШ с. Кривка Усманского района.

Научный руководитель - Л.А. Бойко.

ИГРУШКИ МОЕГО СЕЛА



Просматривая недавно литературу по изобразительному искусству, я встретил слова В. Воронова о народной игрушке: «Народная игрушка - бытовая скульпту­ра, художественный интерес её огромен и оригинальность неоспорима». Какими же были игрушки у моих пред­ков? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо окунуться в далёкое прошлое...

Мир в то далёкое время воспринимался людьми образно. Каждый образ жи­вотного, птицы, растения был символом и олицетворял силы природы. Народная фантазия искала это соответствие, а, находя его, воплощала в различных видах творчества. Одним из таких видов стала игрушка.

Игрушке столько же лет, сколько и человечеству. Какими были древние иг­рушки, что изображали, как выглядели? Ответы на эти вопросы дают материалы археологических раскопок на местах поселений и городищ древних славян и их предков. Древние игрушки относятся ко II в. до н.э.: это маленькие глиняные то­порики, горшочки, погремушки, изображения птиц, животных примитивной руч­ной лепки. В те далёкие времена они могли быть не только игрушками, но и культовыми предметами. Так, например, игрушка служила охранительницей рода и оберегом для ребёнка. Издавна доброе отношение человека к своим «братьям меньшим» - животным отображалось в рисунках, в скульптурах и, конечно, в игрушках. Идеи добра, же­лание показать красоту животных отразились и в современной игрушке: дымков­ской, филимоновской, каргопольской, романовской.

Какова же история игрушки моего родного села? С этим вопросом я отпра­вился к бабушкам.

Александра Фроловна Ельчанинова, 68 лет, пенсионерка: «Игрушки? - лицо Александры Фроловны засветилось улыбкой. - Да какие у нас были игрушки! Из соломы да из глины. Помнится, мама делала нам куклы из соломы: перетягивала нитью верхнюю часть - головка. Остальную часть делила на руки, туловище. Ручки перетягивала толстой нитью по всей длине, делила нитью на туловище и талию. Ставила на стол. А мы с сестрами стучали по столу. Куклы начинали под­прыгивать и двигаться, а мы ещё в этот момент и песню затянем. Вот и казалось нам, что куклы, как живые, танцуют. Бывало, найдём лоскуток, поделим на ку­сочки и наденем на куклы платочки да фартучки. А ещё мы любили глиняные игрушки - свистульки и статуэтки. Приезжал в наше село лохонщик на лошади. Приезжал откуда-то с северной части области. Привозил в обмен на старые вещи свистульки, гребешки, мячи, крючки. Мы гурьбой бежали за ним. Глаза горели радостным огнём, ведь за две копейки или за старую обувь мы могли купить свистульки!»

Свистульки пели разными голосами. Мастера делили их на «сопелки», «гудухи», «грематухи». На первый взгляд эти игрушки были неброскими, но они при­тягивали к себе необычной пластичностью, наивностью, добротой. Росписи у глиняных игрушек, по словам А.Ф. Ельчаниновой, почти не было. Иногда встречались веточки, несколько параллельных полосок, сетка, круги. Краски были дорогие, поэтому ими в селе почти не пользовались. Свистульки наших бабушек - это маленькие скульптурки и простейший музыкальный инструмент.

Наши бабушки считали, что если кто-то получит порчу от сглаза, достаточно посвистеть в глиняную свистульку, и выздоровление придёт само по себе. Резкими звуками наши предки не только изгоняли хворь, но и привлекали силы добра. А ещё А.Ф. Ельчанинова вспомнила, что её бабушка всегда ей дарила жаворонка, считая, что эта весенняя птичка является знаком воскресения природы, предвестником хорошего урожая. Однажды мама подарила ей козочку. «Это знак плодородия, хлебного духа поля», - с таинственным видом добавила бабушка.

На мой вопрос об особенностях изображения женской фигуры А.Ф. Ельчанинова отве­тила так: фигурки были небольшие, с широкой юбкой-колоколом, ручки-колбаски, головки-шарики. Нарядность женской фигуре придавали налепки в ви­де оборок, воланов, небольших головных уборов. Игрушки, конечно, были примитивными, ведь их делали дети да женщины не для продажи, а для детских се­мейных игр.

Житель нашего села, Николай Тихонович Мязин, 75 дет, рассказал мне о тонкостях лепки нашей игрушки. «Дед мне рассказывал, что в нашем селе глину для гончарного дела брали только у Горнового куста, в сторону Карасёва. Дети, конечно, брали её небольшими кусками, приносили домой. Вот во дворе и открывалась детская мастерская. Под руководством мам и бабушек девочки лепили фигурки. Обжигали их в домашних печах, иногда отцы приносили застывшие фигуры к горнам-колодцам в земле на Горновой куст. После обжига игрушка приобретала нежно-розовый цвет. Цвет игрушек был натуральным - тёплый фон глины с простым пятнистым узором. Раскрашивали игрушки обычно дети. Петушкам - хохолки, крылья, хвостики; куклам - головные уборы и оборки; животным - рога, уши, хвосты». Часто свистульками были кони. Конь - это сила, доблесть, храбрость, добро. Он символизировал мужское начало. Конь в сказках всегда помогал герою. Это знак солнца, небесной стихии. Птица - это символ женского начала. В сказках женщину называют «лебёдушкой», «утушкой», а петух - символ хозяина двора. «Взяв в руки коня, - вспоминает Николай Тихонович, - я действительно чувст­вовал в себе силу, чувствовал себя героем. Подбежишь, бывало, к деду-соседу и лезешь в глаза. Гляди, мол, каков я! И ну дудеть, что есть силы».

Вот так наши предки ненавязчиво внушали своим детям потребность в защите кого-то, в защите своей земли.

О смешных глиняных игрушках своего детства рассказал мне Иван Яковле­вич Щетинин, 82 лет: «У моей бабушки стояли фигурки на этажерке. Чудные такие: фигурка поросёнка маленького, ушастого. На нём верхом сидел весёлый чертёнок с балалайкой. Главное, что бросалось в глаза - это улыбка этого чертёнка. Рожки, глазки, нос, рот были у него закрашены красной краской. А фигурка львёнка поражала своей необычностью. Сила, воля - главные черты этого зверя. Но он был не злым, а каким-то пухлым, добрым, с носом-картошкой и маленькими ушками. Фигурки были небольшими, сантиметров 10-12. Бабушка очень берегла их, мне давала только когда я «заслуживал» игрушку-просмотр своим поведением. Эти игрушки делал её отец».

Слушая рассказы своих односельчан, я невольно вспомнил глиняные игрушки, которые я видел в гостях у людей, приехавших с Кавказа. Фигурки горных козлов были сделаны из глины. Я попытался сравнить их с нашими игрушками - козликами. Казалось бы, игрушки вылеплены по образу од­ного животного, но какими разными они получились у мастеров разных народов! Фигурки нашего мастера - небольшие, приземистые, с маленькими рож­ками и весёлые. У кавказского мастера они крупные, плотные, с огром­ными витыми рогами, подчёркивающими силу. Роспись на наших козликах однотонная, яркая, украшены только копыт­ца, рога и глаза. У кавказского - роспись идёт вдоль извилистых рогов, с определённой последовательностью белых точек, волнистых линий, зигзагов. Такая же роспись по бокам живота, ножкам и хвосту. Цветовая гамма нашей игрушки - тёплая, узор прост, у кавказского же народа - холодная гамма, приглушённые тона (белый, бледно-зелёный на коричневом фоне фигуры). На мой взгляд, наши мастера стремились игрушкой развеселить народ, а кавказский мастер, вероятно, пытался отобразить в своём творении силу и величие этого животного.

Вот что я услышал об игрушках от Александры Александровны Щетини­ной, 1917 года рождения: «В детстве игрушек у нас почти не было. В основном у нас, девочек, были лоскутные куклы. Их мы делали вместе с бабушкой или мамой. Брали плотный кусок ткани, которую ткали у себя дома на станке. Набивали в него золы, чтобы головка была твёрдой. Завязывали бечёвкой. Потом брали белый кусок материала, оборачивали сделанную головку, вновь завязывали. Теперь ку­сок сукна делили на три части: туловище и руки. Ткань плотно сворачивали, по­лучалась «колбаска». На конце «колбаски» отделяли пять пальцев, каждый паль­чик перевязывали ниткой. Эту работу чаще выполняли дети постарше, потому что пальчики были очень мелкими и мы, младшенькие, не могли их увязывать. По­том отделяли бечёвкой ладонь. Так делали и другую руку. Потом в туловище за­талкивали туго свёрнутые лоскутки, опять сворачивали и отделяли ноги. На нож­ках тоже отделяли пальчики. Затем чёрными нитками вышивали брови, глазки, нос и рот. Вот кукла и готова. Самым интересным для меня был пошив одежды. А на головку пришивали волосы. Откуда брали? Да у бабушек, у себя, у мамы - с гребешков. Пучок волос пришивали к головке куклы».

Ещё наши бабушки играли, как и мы, в мяч. Только мы - в резиновый или пла­стмассовый, а они – в мяч из коровьей шерсти. Счёсывали с хвоста коровы шерсть и туго скручивали в комочек между ладо­нями. Катали, катали, добавляя клочки шерсти, периодически промазывая мылом, и получали мяч. Он был плотным и тугим. «Бил,- говорят старики, - до синяков».

А для грудных детей делали «гулюшек» из ярких лоскутков ткани. Брали пря­моугольной формы кусочек яркой ткани и перевязывали посередине ниткой. По­лучались маленькие пташки. Их вешали за нитку на потолок. Они крутились, привлекая внимание ребёнка. У Александры Александровны Щетининой в доме я увидел «гулюшек» и паучка. Паук, по мнению наших предков, символизировал хозяина дома. Сидел он в клетке - доме, который делали из тонкого камыша, связанного за концы. По­лучался квадрат. От вершин квадрата отходили камышинки таким образом, что получалась четырёхгранная пирамида. Таким же образом отводились камышинки и вниз.

Паука изготовляли из жёсткой соломы. Через середину соломинки протягивали нить, связывали между собой, образуя диагонали квадрата. Центры диагоналей-ножек паука обматывали ниткой - туловище паука. На лапки пауку наносились краски, добавляя игрушке яркость и пестроту.







гулюшка

паук

Таким образом, делая своими руками игрушки, дети учились считать (5 паль­цев у куклы, бросали мяч под счёт, знакомились с геометрическими фигурами), у них развивались навыки коллективной работы, умение слушать старших, подра­жать им, перенимая жизненный опыт. В селе Кривке прижились глиняные и лоскутные иг­рушки. Особенность глиняных игрушек заключается в том, что в себе они воссо­единили элементы дымковской и филимоновской игрушек. Глиняные свистульки развивали у ребятишек музыкальный слух, прививали любовь к окружающему миру. Игрушка развивала у детей пластику, фантазию, сноровку, умение видеть форму, цвет.

С глубоким сожалением я смотрю на современные игрушки. Они, конечно, пе­стры, точны в формах, но нет в них главного - души человека! Я не могу, глядя на современные Барби и пистолеты, танки и пулемёты, сказать, что авторы этих тво­рений любят свой народ! Можно ли играть в добрые игры с таким военным арсе­налом? Чему научится девочка, играя с Барби? Быть напыщенной и модной, сидеть в красивой одежде, сложа руки? Будет ли она настоящей хозяйкой, матерью, если у неё в руках только расчёска и зеркальце? А мальчишки будут только убивать «в шутку» друг друга? Я бы сделал вместе со своими детьми своими руками такую же соломенную куклу, такую же свистульку-жаворонка. Вышел бы в ромашковое поле и научил бы своих детей видеть прекрасное в песне, которую они сами и сочинят, любоваться доб­рыми глазами птиц. Научил бы творить всё доброе на Земле своими руками, на­чиная с простой русской игрушки.


Источники и литература:
  1. Воспоминания старожилов с. Кривка: А.А. Щетинина,

А.Я. Щетинина, Н.Т. Мязина, А.Ф. Ельчаниновой.
  1. Начальная школа, 1997, №15. с. 13-14.
  2. Материалы школьного музея Кривской ООШ.



Ольга Сарафанова,

СОШ п. Ключ жизни Елецкого района.

Научный руководитель - Т.И. Орусь, руководитель школьного музея


МЕЛОДИЯ, ЗАСТЫВШАЯ В МЕТАЛЛЕ


В нашем школьном краеведческом музее много экспонатов кустарного кузнечного производства, добытых в ходе раскопок на территории города Ельца, а также предметов, подаренных музею жителями поселка Ключ жизни. Мы решили изучить наши музейные предметы, чтобы проследить историю возникновения и развития кузнечного ремесла в нашем крае. Много ответов на наши вопросы мы нашли в краеведческой литературе: «Очерках истории Елецкого уезда» Н.А. Ридингера, «По следам легенд» Л.Рудакова, «Елец веками строился» В. Горлова и А. Новосельцева, «Очерках истории Елецкой земли» Н.Воропаева и В.Палабугина.

Елецкий край славился своими замечательными мастерами, создававшими из дерева, металла, глины настоящие произведения искусства. Когда же возникло кузнечное дело?

Приблизительно около 1500 года до н.э. жители Средиземноморья стали использовать в хозяйственной деятельности железо, которое считали дороже золото и серебра. Шло время, появлялись отдельные отрасли этого ремесла. Различные источники сообщают о кузнецах и оружейниках, гвоздильщиках, жестянщиках и слесарях, изготовителях ларей, сундуков и необходимых кузнечных инструментах. Помещения для кузниц были надежными. Обычно они располагались на берегу реки, на случай пожара. Первое документальное свидетельство о елецких кузнецах относится к 1592г., к началу строительства новой крепости. Воевода Иван Мясной докладывал царю: «Да прислан, государь, с Тулы для твоего государева дела кузнец Илейка. И засовы, государь, к городовым воротам и к острожным поделал, а замков, государь, у города и острожных ворот нет. А тот, государь, кузнец Илейка замков делать не умеет». Посланец из Тулы не выдержал тягот Елецкой службы. Уже в январе следующего 1593г. воевода жаловался царю: «А тульский, государь, кузнец Илейка Горбун с Ельца сбежал, и бес плотников и бес кузнецов на Ельце быти нельзя». Видно, очень нуждался тогда город в кузнецах.

Слобода «казенных кузнецов» впервые упомянута в росписи 1626 года: «Да кузнецы сели за острогом на новых землях слободою». К 1678 года в Ельце уже имелась кузнечная слобода, где проживало 50 кузнецов. Местоположение этой слободы дошло до нас в названии Кузнецкой улицы. На старых планах города можно проследить перенос Кузнецкой слободы. План Ельца, составленный в 1722 году артиллерийским учеником Михаилом Золотиловым, показывает «кузнечную слободу» между крепостью и церковью Введения, что на улице Шевченко. На плане конца 70-х годов ХУШ века, хранящемся в Липецком областном архиве, нынешняя площадь Победы обозначена как место, «на которое перенесть из города кузницы». На чертежах города с начала XIX века на площади показаны существующие кузницы. Таким образом, площадь Победы (бывшая Каракумовская) до самого Каракумовского пробега 150 лет называлась Кузнецкой. Хочется задать вопрос: «А была ли необходимость ее переименования?»

В «Очерках истории Елецкого уезда» Н.А. Ридингера говорится о том, что к концу ХУШ века кузниц в Ельце было 35. В них постоянно работали до 200 человек. Работа их состоит в ковке лошадей, телег и в приготовлении разных необходимых в крестьянском быте железных вещей. В сложности годовой оборот всех елецких кузниц досигал 5000 рублей.

Елецкие кузнецы славились в России. Среди них были именитые. Их приглашали на Тульские и Каширские заводы. Особенно кузнечное дело процветало при Петре I. Готовясь к битве со шведами под Полтавой, Петр I приказал воронежскому вице-губернатору С.А. Колычеву 29 ноября 1708 года: «На Воронеже, на Ельце, где есть кузнецы, вели сделать 50 тысяч пар подков». 16 декабря 1708 года Колычев отвечал царю, что 10 тысяч пар передних подков с гвоздями он уже отправил. Накануне Полтавской битвы елецкие кузнецы изготовили для армии несколько тысяч солдатских кирок и лопат.

На речке Ельчик для ковки железа был устроен молот большого размера, приводимый в движение водой. В период Северной войны (1700-1721 г.г.) Елец выполнял военные заказы правительства. В июне 1701 года по указу Петра I он вместе с десятью другими городами был отдан в ведение Адмиралтейского приказа. Ельцу вменялось в обязанность выставлять для корабельного и стругового дела 6976 человек, в связи с этим его освобождали от платежа корабельного налога. Интересные сведения о елецкой земле середины XVIII века оставил натуралист и путешественник С.Г. Гмелин. Он писал, что земля эта очень плодородная, «лесу находится много, а жители состоят из кузнецов, ремесленных людей, пушкарей, стрельцов и крестьян. Купцы получают товары из Москвы, Украины. Медь продают они в городе и в окольничих местах... Находящиеся здесь заводы принадлежат Федору Никитичу Сенявину; привозимую туда железную руду для переделки в железо добывают в лесу у деревни Вышнего Студенца, принадлежащей князю Александру Григорьевичу Волконскому.

В середине XVIII века в городе и уезде налаживается оружейное производство. В 1780 году в Ельце насчитывается 222 кузнеца. К 1863 году было 2 чугунолитейных завода. Один из них принадлежал братьям Криворотовым, а второй – Петрову. В Ельце также было 2 колокольных и 2 механических завода. Один из колокольных заводов принадлежал Ростовцеву, а другой - Криворотову. Сумма оборотного капитала на всех этих заводах составляла до 200 тысяч рублей в год.

Ельцу и уезду нужны были грамотные специалисты-кузнецы. С этой целью открывались трехлетние школы-мастерские для обучения мальчиков, причем последние должны были отличаться хорошим здоровьем. В школах преподавалась геометрия, черчение, рисование и технология металлов.

Кузнечный промысел существует и сегодня. На некоторых предприятиях есть кузнецы и кузницы, в том числе на заводе «Гидропривод». Кроме государственных предприятий в настоящее время в Ельце работают частные фирмы по изготовлению металлоизделий.

Замечательные кузнецы, мастера своего дела, жили не только в Ельце, но и в поселке Ключ жизни, бывшем имении почетного гражданина города Ельца, Александра Николаевича Заусайлова.

Самым умелым кузнецом в округе в 50-60 г.г. XX века был Гусев Николай Филиппович, 1912 года рождения. Участник двух войн, Финской и Великой Отечественной, после возвращения с фронта работал кузнецом, потом председателем колхоза в селе Лобановка Тербунского района, а с 1950 года вновь кузнецом в совхозе «Ключ жизни» Елецкого района. Умный, вдумчивый специалист, он владел особым мастерством ковки из металла различных предметов: подков, ножей, тяпок, подсвечников, оградок на могилы и других предметов.

Гусев Николай Филиппович с женой. 1951 год

Его мастерство перенял Ряжских Алексей, который работал в совхозе кузнецом в 70-80 годы. Он ремонтировал бороны, плуги, изготавливал украшения для домов, приспособления для сельхозмашин, уже с использованием механического молота с пневмоприводом. Наряду с ковкой наши городские и сельские мастера занимались и литейным производством. Это подсвечники и канделябры, подстаканники и колокола. Они отличаются изяществом и тонкостью обработки. По свидетельству старожилов, литье художественных произведений из металлов осуществлялось обычно при помощи восковой модели или земляной формы. Этот способ отличается индивидуальностью формовки, неповторимостью отливки, авторской чеканкой отливки вручную. В нашем школьном музее среди экспонатов есть небольшой колокольчик, который был отлит в конце XIX века кузнецом-литейщиком, слободским мастером В.Т. Катаевым. Для художественного литья чаще использовалась медь, бронза, серебро, чугун и алюминиевые сплавы.

Современная культурная жизнь Ельца и района тесно связана с духовным и художественным наследием. Мастера минувших времен создали такие предметы, которые и сегодня поражают своей красотой, четкостью исполнения. Это ограды, балконы, решетки. Узоры из металла украшают здания фирмы «Елецкие кружева», училище искусств, поликлинику №1, вход в краеведческий музей, городской Дом школьника, изгородь бывшего дома А.Н. Заусайлова, ныне здание горздравотдела. Этим разнообразным по рисунку и красоте металлическим кружевом любуются не только жители Елецкого края, но и гости города.


Чугунное литье

на здании купеческого особняка XIX века


Литература
  1. Воропаев Р.Н., Палабугин В.К. Очерки истории Елецкой земли. Воронеж - 1985. С.34-35.
  2. Гмелин С.Г. Путешествие по России для исследования естества С-Пб - 1771-1785. С.36-37
  3. Горлов В. Новосельцев А. Елец веками строился Липецк - 1993 С. 176-177.
  4. Ридингер Н.А. Очерки истории Елецкого уезда. Выпуск 1. Елец: Елецкие куранты -1993. С.121-122.
  5. Рудаков Л.Е. По следам легенд. Воронеж – 1986.
  6. Свидетельства очевидцев.






Елена Жорина*,

СОШ № 1 с. Чернава Измалковского района.

Научный руководитель - И.Н. Агапова,

руководитель школьного музея


СЕЛО ЧЕРНАВА -

КОЛЫБЕЛЬ ШУБИНСКОЙ ПОЭЗИИ

И ПАТРИОТИЗМА


Мне посчастливилось родиться в самом чудесном месте на земле – в старинном русском селе Чернаве. Оно, как жемчужина оправой, окружено со всех сторон изумрудными лесами, золотыми нивами, малахитовыми лугами и серебряными нитями рек Большой Сосны и Быстрой Чернавки. Да и чернавский воздух какой-то особенный, волшебный, насквозь пропитанный поэзией. Кто хоть однажды вкусил его, на всю жизнь становится счастливым пленником этой первозданности.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно здесь появился на свет человек с настоящей русской душою, поэтическим мировосприятием, чувством глубокой любви и преданности своей родине – П.Н. Шубин (1914-1951). Природа наделила Павла красотой, силой, мужеством, исключительными способностями к познанию, необъятной памятью, свободным разумом, добрым сердцем, широкою душою и необычайным поэтическим талантом. Как мать и сын – Чернава и Шубин – были связаны всю жизнь незримыми узами. Они составляли единое целое, один организм:

Родина! В подробностях простых

Для меня открылась ты однажды.


*Лауреат Всероссийского конкурса исследовательских краеведческих работ «Отечество» - 2004, лауреат конкурса экскурсоводов Всероссийской конференции


И тебе я внял кровинкой каждой,

И навек запомнил словно стих.

«Санная дорога до Чернавска…»[1 с.181].

Помнят и любят своего знаменитого земляка в моем селе. Каждый год 14 марта, в день рождения поэта, у памятника Шубину, установленном у здания школы в 1980 году, собираются жители села, учителя и школьники, писатели и гости, чтобы отдать дань его таланту. Давно стали традицией Шубинские чтения в Чернаве.[2]

В школьном музее боевой славы собраны многочисленные материалы о Шубине, на основе которых открыта экспозиция «П.Н.Шубин - гордость земли чернавской». Мы бережно храним материалы о Павле Шубине: воспоминания сына поэта, его учителей, соседей, одноклассников, друзей и знакомых, сборники стихотворений Шубина, подаренные известными советскими писателями и друзьями поэта, отзывы и стихи о нем. Мы очень дорожим первыми сборниками стихов Шубина с его автографами «Ветер в лицо», «Парус», «Солдаты», «Дороги, годы, города», его фотографиями разных лет, среди которых большое количество фронтовых. В нашем музее собраны статьи из периодической печати, отзывы о поэте-земляке. В разные годы в нашей школе побывали на Шубинских чтениях известные советские поэты и писатели: А. Межиров, Ю.Разумовский, Г.Семенихин, Г.Гофман, А.Николаев, В.Поваляев, М.Лисянский, Л.Соболь. Есть у нас рукописный текст стихотворения «Санная дорога до Чернавска…» (1-й вариант), текст неопубликованного стихотворения «Благодарность вождя» (о Сталине), фотокопия рукописного текста стихотворения «Полмига» и другие документы о жизни и творчестве нашего замечательного земляка.

«Малая» родина была колыбелью шубинской поэзии, неиссякаемым источником его творческого вдохновения и патриотизма. И этот факт очень важен для осмысления и верной оценки шубинского литературного наследия. Очень важно знать и учитывать, под влиянием чего формировались характер и талант, складывались личность и мировоззрение поэта:

И я узнал моих давнишних бедствий

И радостей моих простой исток,-

Все то, что в кровь мою вселилось в детстве.

Навек, как солнце, в трепетный песок.

«Капель» (1939 г.) [1, с.119]

Не здесь ли все решалось? Не тогда ль

Открылась предо мной вся жизнь, вся даль,-

Все, с чем и жить и умереть не жаль,-

Любовь моя, и радость и печаль.

«Что в душу западает» (1940 г.) [1, с.159]

К величайшему сожалению, Шубин мало известен широкому кругу читателей. В справочной литературе даются скупые общие сведения, а в предисловиях к сборникам стихотворений освещается лишь его поэтическое мастерство. Точно так же с этим обстоит дело и в Интернете.

На мой взгляд, это несправедливо. Ведь именно на нашей земле надо искать истоки творчества поэта. Ведь вся лирика П. Шубина пронизана «простыми подробностями» «малой» родины, нежной любовью и признательностью к родному краю, где прошли его детство и юность.

Мое исследование - своеобразный подарок Павлу Николаевичу Шубину от благодарных земляков к 90-летию со дня его рождения. Оно основано на документах из фондов нашего школьного музея: воспоминаниях его одноклассников, соседей, учителей, фронтовых друзей и сына поэта, на материалах периодической печати разных лет, на анализе его творчества.


ОТЧИЙ ДОМ И СЕМЬЯ ШУБИНЫХ


Густые черешни и

низкая хата за ними,

И тихая степь в синеватом

предутреннем дыме.

В начале моем, на беспамятном

первом рассвете

Пришли в мое детство, да так и

остались – родными.

«Густые черешни…» [1, с. 182]

Семья Шубиных была большой семьей даже для того времени – одиннадцать детей. Но выжить удалось только семерым: старшему сыну Андрею, сестрам Анастасии, Клавдии, Анне, Елене, Софье да младшему Павлуше.

По рассказам соседки Шубиных А.М. Подколзиной, семья Шубиных была очень трудолюбивой и дружной. Жили они на берегу реки Чернавки в маленьком домике «с низкою соломенною крышей, вровень с сугробами…». [1, с. 180] Годы тогда были очень трудные. Несмотря на упорный каждодневный труд, жили Шубины (как, впрочем, большинство семей в то время) бедно. Павел никогда не стыдился этой бедности, но ему было больно видеть «пустые хлопоты» родителей. Эти жизненные тяготы были самыми мрачными из детских воспоминаний поэта:

Дома –

Шкуры волчьи на распялках,

Веники сухого чабреца,

Кадка взвару,

Меду полкорца

Печь в полхаты…

«Санная дорога до Чернавска…» (1941 г.) [1, с. 180]


Дома было – тусклая лучина,

Душные до тошноты овчины,

Дым, который выедал глаза,

Вонь в печи горящего навоза,

В зиму – ветошь в окнах, от мороза

Белым ворсом легшего в пазах…

Но не этим памятно мне детство…

Не его дешевое наследство

Мне дано сегодня вспоминать-

Боль мою вынашивать такую…

Кто-то умный все, о чем тоскую,

Выразил коротким словом – мать.

«Мать» (1934 г.) [1, с. 23-24]

Мать поэта – Ольгу Андреевну, в селе звали Андриянихой. По рассказам все той же А.М. Подколзиной, Ольга Андреевна была очень трудолюбивой женщиной, никогда не знающей усталости. Она была искусной ткачихой, великолепно плела елецкие кружева. Она работала беспрестанно, даже в праздники. Именно такой образ матери запечатлелся в памяти поэта, отзываясь острой болью:

И доныне памятной осталось

Ее тела слабого усталость

К вечеру почти любого дня.

И еще я смерть ее запомнил,

В черных, больных трещинах ладони,

Сроду не ласкавшие меня.

…………………………………

Мир ее – заплаты да онучи,

Поле, хата, ребятишек куча

Да коза, поставленная в хлев...

«Мать» (1934 г.) [1, с. 23-24]

Однако детское поэтическое мировосприятие Павлуши было выше жизненных невзгод. Он смотрел глубже, умел находить во всем прекрасное, ценить вечное:

…Храпят у двери домочадцы,

Налитые квасом и сном.

Ну, грохни посудою об пол,

Заплачь, закричи поскорей,

Чтоб ужас веселый захлопал

Крылами семейных дверей,

Чтоб, высадив утлую раму,

Кирпич загремел за окном

И ветер легко и упрямо

Вошел в конопаченый дом.

И жизнь плоскостных измерений

Обрушилась, холст распоров,

Охапками белой сирени

В заросший черемухой ров.

«Окно» (1933 г.) [1,с.22]

Отец Павла Николай Григорьевич работал на Чернавской писчебумажной фабрике, а в свободное от работы время любил мастерить. Одним из «шедевров» его мастерства являлась

Печь в полхаты, в петухах и галках

Цвета молодого огурца –

Мудрое художество отца…

«Санная дорога до Чернавска…» (1941 г.) [1, с. 180]

Анна Михайловна утверждает, что Николай Григорьевич был тихим и молчаливым человеком. На селе (по воспоминаниям чернавцев и А.П.Шубина) слыл первым безбожником и книгочеем. Он имел даже свою скромную библиотеку. Отец поэта всегда был интересным собеседником и сведущим во всех житейских делах человеком.

Именно своему отцу дети обязаны были своей образованностью. Все они рано научились читать, все позже получили высшее образование. Анастасия и Клавдия стали учителями, Андрей писал стихи и куплеты, которые часто печатались в местных газетах. Павел же стал настоящим поэтом…
ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ ПАВЛА ШУБИНА


Измызганы были дороги, колени,

Остались в памяти лишь

Евдокия Васильевна и «богадельня»

И грусть ледяная крыш.

П.Н. Шубин. Надпись на открытке, подаренной им М.А. Алферовой[3]

«Павел в школу убежал в 6 лет украдкой. Родителям просто пришлось смириться с решением любознательного и развитого не по годам сына. «Лучше пусть он сидит в классе, чем стоит под его окном, – решили они». [4] Уже до школы он перечитал множество книг, которые оставили в его детской душе неизгладимый след и во многом определили его жизненные идеалы. Одной из его первых и любимых книг была повесть Н.В.Гоголя «Тарас Бульба», героев которой он запомнил на всю жизнь:

Только книжку старую открою –

Мир широк, а воля не слаба

И опять со мной мои герои –

Верность. Вера. Родина. Судьба.

«Мои герои» (1946) [1, с. 398]

В классе, где учился Павел, было 30 учащихся (в нашем музее хранится список 4 класса школы-«богадельни», написанный одноклассницей Павла Шубина М.А. Алферовой). [14] Другая одноклассница Шубина – Е.И. Бельских рассказывала, что Павел всегда носил в школу книги, читал их на перемене, иногда вслух для всех. Это были: «Жизнь животных» Брема, «Аленький цветочек» Аксакова, «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу, «Тарас Бульба» Гоголя. Соседка Шубиных А.М. Подколзина также в своих рассказах часто указывает на то обстоятельство, что Павел неизменно ходил с книгой в руках. Очень часто видели его на берегу реки Чернавки. Он лежал в траве, смотрел в небо, о чем-то размышлял и что-то записывал.

На затвердевших берегах

Березы облик – рус.

И теплится в ее ногах

Мерцанье тихих русл.

Ленивые плывут ручьи

Под соловьиный щелк,

И ясен, хоть узор строчи,

Воды зеленый шелк.

Сюда на день,

От книг, от числ

Приди и лба не морщь –

И светлой мудрости учись

У заповедных рощ.

«Лес заповедный» (1939) [1, с.128]

Он очень дорожил этими минутами общения с природой, где все просто и понятно. Берега Чернавки были домом Павла, его школой и его храмом. Возможно, что именно в эти минуты общения с природой, Павел научился чувствовать ее, слышать и понимать. Здесь он обрел гармонию с миром и природой, которой так богата в будущем будет его поэзия.

Простая жизнь, большая жизнь,

Зеленый мир земной,

Не принимая зла и лжи,

Ты весь передо мной.

Язык берез, стрижей полет,

Реки тяжелый вал –

Все откровение твое

Я в первый раз понял…

«Кредо» (1939 г.) [1,с.18]

Павел очень отличался от одноклассников своей сообразительностью, способностями и начитанностью. Евгения Ивановна вспоминает: «Помню, что сидел он на первой парте, т.к. был меньше нас всех, потому что был моложе всех… в школу он пришел… прямо во второй класс. Из нас тогда никто не читал, как он: очень быстро и четко, совсем, как взрослый. Его детский, звонкий голос звучал уверенно, безошибочно. Помню его красивое, смуглое лицо, с большими круглыми глазами… лицом своим скорее он был похож на девочку. А по его открытому и светлому взгляду казалось, что все для него ясно и понятно…» [5]

Павел Шубин был также в числе первых пионеров на селе, причем весьма активным. «Павел был одаренным мальчиком, обладал феноменальной памятью, эрудицией, любил шутки, веселые игры. В школе быстро стал душой пионерской дружины…»[6] - вспоминает пионервожатая Т.Н.Поликарпова. Был он хорошим товарищем, коллективистом, спортсменом. «Когда в Доме Культуры показывали школьные физкультурные номера, Павла всегда, как самого легкого и смелого, забрасывали на самый верх пирамиды». [5]

Да, Шубин никогда не боялся высоты. Он ничего не боялся. Только на уроках он был внимательным и дисциплинированным, а в остальное время – сорванцом, отчаянным до безрассудства. «Так, в тот день, когда он надел первые штаны, с лямкой через плечо, и ужасно этим гордился, Павел полез на колокольню (что строжайше воспрещалось), был пойман и безо всякой пощады высечен.

Когда Павел учился в Орле, однажды он с товарищами полез за галчатами в дымоход и застрял там, а затем, спасаясь от школьного сторожа, свалился прямо перед окном директора, который в это время мирно пил чай…». [7]

Таким отчаянным он был всю жизнь. Будучи уже взрослым человеком «Павел Шубин любил пытать судьбу. Однажды в годы войны он пошел собирать малину на заминированное поле – уцелел. Пошла следом лошадь – подорвалась».[8]

Среди чернавцев бытует еще одна легенда о Павлуше Шубине. Однажды заспорили братья Чичурины с Павлом о том, кто из них самый сильный. Какие только выкрутасы не придумывали братья, а Шубин на это только сказал: «А я к вашему дому огромный голыш прикачу с речки!». Засмеяли ребятишки Павлушу за самонадеянность и браваду. Но когда они утором проснулись, то увидели возле своего дома огромный камень. С тех пор никто больше не оспаривал силу Шубина…

Так проходили детство и юность Павла в родном селе, среди друзей и одноклассников, красот чернавской природы.

Я долю иную не знаю:

Покрытый кустарником склон,

Да даль голубая сквозная,

Реки бормотанье сквозь сон,

Да степь, да заря вырезная,

Да хата с окном на затон.

…И что мне дорога пустая

И дальний состав на мосту,

Когда я из этого края

Вовек никуда не уйду.

«Здесь льдины…» (1935 г.) [1,с.49]

ЮНОШЕСКИЕ ГОДЫ ПАВЛА ШУБИНА


Вместе с далекими годами юности

Навсегда останутся в памяти

Песни молодежи на полянах,

Споры о поэтах без конца…

«Розовые свечи на каштанах»,

«Санная дорога до Ельца». [9]

Юношеские годы Павла Шубина связаны, прежде всего, с Ленинградом. Именно там начался его поэтический путь. Проживал Шубин в Ленинграде у сестры Анны, муж которой (Прохор Петрович) и устроил Павла слесарем на Ленинградский металлургический завод. Там он проработал с 1929 по 1933 годы. Одновременно Павел учится на вечернем отделении Конструкторского техникума имени М.И.Калинина (до 1932 г.). В 1934 году он поступает в Ленинградский педагогический институт имени Герцена на филологическое отделение. Он не планировал быть педагогом, просто ему было нужно это образование как поэту. Ведь уже с 1929 г. стали в печати появляться его первые стихи, затем сборники. Первым вышел сборник Шубина «Ветер в лицо» (1937г.), который навеян чернавскими воспоминаниями. В 1938 году Шубин вступает в Союз писателей и переезжает в Москву.

И все же лучшими днями юношества Павла были чернавские каникулы. Летом, после сессий, вся чернавская молодежь собиралась в родном селе. Вот как это бывало по свидетельству знакомой Павла К.И. Григорьевой: «Любимым местом молодежи была река Чернавка, старый Красный мост и Пушкарская жердочка. Там любили купаться, кататься на лодках. Павел был заядлым купальщиком: всех заманивал в воду, «топил», разыгрывал. А по вечерам молодежь собиралась в клубе: пели, играли, танцевали, смотрели спектакли местных режиссеров и актеров. Часто сами в них участвовали. Например, Павел Шубин сам ставил пьесу А.Н.Толстого «Власть тьмы» и сам играл в ней одну из ролей. После репетиций, танцев всей компанией гуляли по селу. Среди молодежи были певцы, рассказчики, гитаристы и гармонисты:

А селом – гармоника с Донца,

Песни, песни – ничего не жалко!

Все были молоды, окрылены, жадно впитывали красоту и знания. Одним из источников знания сельской молодежи был обмен впечатлениями. Всем очень нравились рассказы Шубина о Ленинграде, белых ночах, набережных Невы, памятниках архитектуры, музеях и интересных людях. Спорили о книгах, литературе и поэтах. И всегда все прислушивались к рассуждениям Павла – его мнение было авторитетно.

Он часами мог декламировать стихи Багрицкого, Маяковского, Тихонова. Свои же стихи он никогда не читал в компании молодежи и не говорил о своем творчестве.

Павел всегда являлся душой компании, т.к. был страшным фантазером, выдумщиком, мистификатором. Нередко распалялся до того, что сам начинал верить в свои выдумки.

Во всем его облике чувствовался заряд здоровой активности, богатой духовной культуры».[9]

Все, кто были знакомы с Павлом, отмечали его простоту в общении, дружелюбность, расположение. Да он этого никогда и не скрывал:

Хочешь дружбу?

Бери. Я хороший,

Настоящий, Веселый, Простой.

«Девушка» (1935 г.) [1, с.33]

Даже внешний вид Павла был примечательным. «Смуглый, с густой черной шевелюрой, большими серыми глазами, круглолицый, рост чуть выше среднего… крепкого сложения, бойкий, но скромный и вежливый».[10]

Те, кто его знал, отмечали и вкус Павла во всем, особенно в одежде. Он любил модные вещи, но при этом никогда не выглядел щеголем. Оказалось, что вид Павла в какой-то момент многим запомнился на всю жизнь детально, таким он был впечатляющим:

«Я навсегда запомнила его таким. На нем голубая майка, ярко оттеняющая большой загар на его лице, шее, руках. Это был стройный, очень красивый лицом, молодой и сильный человек, пышущий здоровьем»[5]

«Особенно он мне запомнился в последний свой приезд из Ленинграда. На нем были темные брюки в мелкую клеточку, светло-розовая рубашка с большим отложным воротничком и расстегнутой верхней пуговицей, с книгой в руках». [10]

В 1937 году Павел Шубин был последний раз в Чернаве, писательские дела требовали его постоянного присутствия в столице…

Как будто не годы, как будто вчера лишь

По межам, сквозь синие перья овса,

Меня до распутья друзья провожали,

Вздыхали, прощаясь, просили писать.

И только ребята стояли у тына,

И песня-заплачка летела в бурьян,

И весь бирюзовый, как хвост у павлина,

Баском подговаривал песне баян.

«Родина» (1935) [1,с.35]

Так проходила молодость поэта в кругу друзей и знакомых, которых, будучи глубоко философской и цельной натурой, он умел оценить по достоинству и ценил искреннее. Свою одноклассницу М.А. Алферову Шубин очень уважал. В 1932 г. он подарил ей открытку, на одной стороне которой была изображена женская головка с надписью «Грусть», а на обороте – его стихотворное послание:

Нам новые песни на плечи легли,

Ты это знаешь сама.

Тебя эти песни вперед увели,

Дорога моя пряма.

А я, спотыкаясь, бежал на отлете,

Тебя не догнать никак.

Невысокое небо над серой Чернавой

И грязных дорог волокно.

Мы вместе с тобой заработали право

На юность, на счастье борьбы величавой,

Да было фальшивым оно…

…Единственной девушке я не кидаю

Циничность натуры моей,

Лишь потому, что от серого края

Несла ты одна, до конца не бросая,

Тоску голубую полей… [3]

Павел Шубин очень серьезно относился к своим произведениям, был очень требовательным к себе:

Я, современник этого, до слова,

Ответственный за звон строки моей,

Я должен чуять запах этих дней

В невыразимой сложности живого.

«В который раз идти на перепутье» (1935) [1, с. 40]

…Думал – песню лучшую, любую,

Только рот открою, - запою.

Мне тогда казалось, что стою я

Ближе всех по крови к соловью….

Но она ушла повадка птичья…

Или вовсе не было ее?

О, каким тупым косноязычьем

Горло перетянуто мое…

«Уверенность» [1, с. 50]

Поэзия Шубина восхитительна, что бы там сам поэт об этом не думал. А когда нагрянет война, стихи Шубина поднимутся на «героическую высоту».


П. ШУБИН В ГОДЫ ВОЙНЫ


Чтоб снова, и снова, и снова,

Грозней, чем разящий металл,

Огонь большевистского слова

Над дымной землей пролетал!

«Наша Правда» (1942)

Наступил 1941 год… Он был началом труднейших испытаний для Родины. Но самая тяжелая доля выпала русскому солдату. Именно здесь, на краю смерти, раскрывалась истинная человеческая сущность. И Павел Шубин выдержал это испытание с честью, не посрамил свою родину. А она, как ангел, витала над ним, оберегая и вдохновляя своего сына на поэтические и солдатские подвиги.

С самого начала войны Павел Шубин на фронте. Он был сотрудником газеты «Фронтовая правда», участвовал в боях на Волховском, Карельском и Дальневосточном фронтах. За участие в военных действиях П.Н. Шубин был награжден орденами Великой Отечественной войны II степени и Красной Звезды, а также медалями «За Отвагу», «За оборону Ленинграда», «За оборону Заполярья», «За победу над Японией».

Каждый шаг Шубина на войне отмечен изумительными по красоте и мужеству стихотворениями. Некоторые из них получили мировую известность, стали хрестоматийными: «Полмига», «Разведчик», «Шофер», «За Москву», «Верность», «Пакет», «Атака» и другие.

Шубинская фронтовая поэзия глубоко патриотична. Но его патриотизм не имеет лозунгов, он «завуалирован», утверждается каждой строкой. Истоки этого патриотизма кроются в чернавских корнях поэта. Какое шубинское стихотворение о войне ни открой, везде присутствуют, по существу, два главных лирических героя: воин и природа «в подробностях простых». Природа – это частица родины, а для Шубина – главная составляющая ее. Солдат – это защитник родины. Они всегда рядом: Родина-Мать и Сын-Защитник. Общаются они между собой на особом языке, языке чувств и воспоминаний.

Находясь вдали от родных мест, в каких-то деталях всегда видятся знакомые и дорогие сердцу образы:

И здесь с нами родные рядом

Мы с каждой березкой в родне.

До слез хорошо нам, солдатам,

Что мы – на своей стороне.

«Битва на Свири» (1944) [1,с. 505]

И увидел он хату,

Дорогу под небом холстинным,

И – крылами к закату –

Березу с гнездом аистиным…

«Береза» (1944) [1,с. 339]



Только песня есть красивее,

Придумана не мной,

И зовут ее Россиею,-

Родимой стороной.

В ней за долами, за рощами,

На все края - одна,

Деревушка на Орловщине,

Избушка в два окна…

Мне на Волхове без месяца

Ночами не темно –

Над рекой Окою светится

Желанное окно.

За боями, за фугасами –

От сердца не далек

Тот немеркнущий, тот ласковый

Волшебный огонек…

Все, что пройдено, не пройдено –

Тобой озарено,

Милая навеки Родина,-

Далекое окно! «Моя песенка» (1943) [1,с. 285]

Именно эти воспоминания удваивают силы бойцов, делают их непобедимыми, поднимают их мужество на небывалую высоту. Они знают, за что готовы отдать свои жизни:

Доели покоя последние крохи,

А горя и гнева нам хватит надолго;

За нами Россия – изба у дороги,

Как клятва на верность солдатскому долгу.

«Изба у дороги» (1942) [1,с. 255]

Те же картины родной природы делают шубинские произведения глубоко психологичными. Дорогие сердцу солдата воспоминания являются в самые трудные минуты. Они придают ему силы для последнего рывка, они же провожают его в последний путь. Именно в эти минуты, приравненные к жизни, изображает своих героев Шубин. Так, в стихотворении «Верность» простой русский солдат вступает в единоборство с немецким танком:

Он стоял, упрямо сдвинув брови,

Не чувствуя ни страха, ни тоски,

И лишь толчки тяжелой, жаркой крови

Далеким звоном полнили виски.

И где-то смутно-смутно, на мгновенье

Мелькнул далекий волжский городок,

Окошко в сад, закрытое сиренью…

…И он всем телом ринулся в бросок…

«Верность» (1942) [1,с. 239]

Шубин в своем творчестве воспевал героизм русского солдата. Строки его стихотворений поднимали боевой дух не только бойцов, но и тружеников тыла, жителей осажденных городов. Всему миру известны такие песни, как «Волховская застольная», «Ленинградская песенка», «Провожальная», веселые частушки. Автором их является Павел Шубин. Рождались эти песни на полях сражений, под огнем противника, в сырых окопах. Такие строки мог написать только тот человек, который сам прошел через все это, выстрадал каждую строку. В этом и кроется их популярность.

В нашем музее хранятся ноты «Ленинградской песенки», написанные рукою композитора Анатолия Лепина [15]. Он же поведал нам историю создания этой песни. Осенью 1942 г. молодой композитор был командирован на фронт. Командование поручило ему написать лирическую песню о Ленинграде, который в это время был в блокаде. При свете тусклой коптилки П. Шубин набросал первые строчки текста. Тут же родился напев. Наутро песня была спета солдатами. Она понравилась всем. «Ленинградская песенка» помогла выстоять в жесткие горькие месяцы блокады. Живет эта песня и сегодня.

А вот история создания «Волховской застольной»: «У этой песни очень долгий путь создания. Она вызревала, сжигая сердце поэта, слагаясь по строчкам, по куплетам. Она зрела в душе Шубина еще … с зимы 1942 года… И когда они в окончательной редакции (1943) легли на бумагу, когда песня вышла «на люди», она сразу засверкала в лучах славы, запелась миллионами, трогая душу народную своей искренностью и сердечностью. Эта песня – вечный памятник отваге и героизму солдат Волховского и Ленинградского фронтов», - вспоминает фронтовой корреспондент и друг Шубина К.А. Демин. [11]

Эта песня вскоре стала народной, и мало кто знал, что ее написали поэт П.Шубин и композитор И.Любан. Шубин не раз страдал от этого незнания. «Однажды Шубин приехал в 154 авиаполк читать свои стихи. Принимали его очень хорошо. Но когда он начал читать «Застольную», в зале поднялся шум. Кто-то выкрикнул: «Пусть товарищ поэт читает свои сочинения! Обычно находчивый, Шубин оторопел от обиды и не мог найти нужных слов».[12]

Но ошибочно думать, что Шубин воевал только пером. По рассказам К.А. Демина, во время прорыва ленинградской блокады П.Шубин шел в атаку вместе с солдатами. Когда его спросил командир, почему он поступил не по Уставу, Павел Николаевич ответил: «Не мог же я идти назад, когда все побежали вперед!» [12]

П.Шубин был очень похож на героев своих произведений, многие из которых геройски пали на полях сражений. Шубин же вышел из войны невредимым, но духовно надломленным.

Шубин ушел из жизни очень рано, в 37 лет (10 апреля 1951 г.). Смерть, которая не настигла его на полях сражений, застала его мирно курящим на скамье парка. Но даже это событие, казалось, Шубин предвидел. Полковник И.Д. Исаев (боевой друг поэта) встречался с Шубиным незадолго до его смерти. Вот что он писал: «…он сидел обнаженный до пояса, смуглый, картинно красивый. Я не помню почему, прочитал ему его поэму «Капитан Андреев»… А через месяц я прочел в «Литературной газете» некролог о его смерти. Уже после похорон я приехал снова в эту комнатенку на Петровке, где застал в горе… молодую женщину. Она показала мне небольшого формата чистый блокнот, на первой странице которого четкими черными чернилами была выведена одна единственная надпись: «Каждый умирает на рассвете»…[13] Похоронен П.Н.Шубин в Москве на Введенском кладбище.

Шубин скончался в 37 лет. Но остались его стихи. И как звонкая песня жаворонка над широкими полями звучат его слова, полные признания и любви к родному краю:

Просторы родные,

Видал за войну я приметы иные.

И землю иную,-

Нарядней, быть может,

Но сердца мне память

О них не тревожит.

А вы и ночами

Мерещились, снились,

Кричали грачами, Ручьями светились…

К сожалению, рамки моей работы не позволяют полностью проследить «простые подробности» «малой» родины в творчестве моего замечательного земляка, поэта-фронтовика П.Н. Шубина. Но материалы, хранящиеся в шубинском фонде нашего музея боевой славы, и его стихи дают мне основание утверждать, что поэт очень любил свой родной край, свою родную Орловщину (Чернава до 1954 года входила в состав Орловской области). Чернавские годы, как чистый прозрачный родник, питают поэзию Шубина. Здесь он узнал, что такое Родина, полюбил неповторимую по своей красоте природу Подстепья…

Приметы Родины видел Шубин и в холодных снегах Заполярья, Карелии. Где бы ни воевал поэт, куда бы ни забрасывала его судьба странника, все мысли его были о родной земле, о Родине, которая для всех «во все края – одна, во все концы…». Маленькая Чернава стала для Шубина олицетворением огромной России, вне которой он просто не мог жить. Здесь кроются корни, истоки его патриотизма. Шубин при жизни всей душою рвался на родину. Лишь смерть освободила душу поэта, вернув ее туда, где желала она быть больше всего. Может быть, она теперь обитает в ветхом домике на краю оврага, или поселилась в бронзовой груди шубинского памятника, а, быть может, порхает с соловьями в зарослях речки Чернавки…

С этой работой я буду принимать участие в юбилейных Шубинских чтениях, которые состоятся у нас в школе 14 марта этого года и посвящаются 90-летию поэта. Я очень надеюсь, что это исследование поможет открыть Шубина моим современникам, и они увидят мир глазами своего замечательного земляка, глазами поэта. А стихи Шубина станут для них ближе и дороже, как для меня. Для гостей я проведу экскурсию по экспозиции «Шубин – гордость земли Чернавской». Приглашаю и Вас к нам в Чернаву – колыбель Шубинской поэзии…