Странная книга. Совмещает очень многое. Проницательность. Острый юмор. Искренность. Флёр романтичности. Грусть от происходящего в современном мире. Ностальгию по былым законам чести

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 36

X

Необычное шоу разыгранное в неизвестном дотоле хуторе Шокин Блю было ловко отснято и запущено на телеэкраны вкупе с глотателями змей, протыкателями черепов и крошителями бетонных плит. Люди всего мира могли насладиться необычайным зрелищем, а наиболее чувствительные и слабонервные замирали, когда ужасно раздутый человек дохлёбывал остатки прелой жижи и безвольно повисал на руках четырёх дюжих парней. Лидерам религиозных сект пришлось взять на себя ответственность за трактовку этого неординарного явления. Иеговисты недвусмысленно заявляли, что народ стал свидетелем проделок воплотившегося дьявола, а адвентисты настаивали, что перед людьми проявился лик самого Спасителя и, что не ровен час, он ринется босиком по воде, заманивая за собой и остальных. Официальные лица как всегда отмалчивались, население буйствовало и предпочитало усматривать в происшедшем некую природную закономерность, постичь которую может каждый, кто знаком с наследием Гаутамы Будды и казачьим спасом. Впрочем, пошумели-пошумели и перестали. Лимит нервозного любопытства исчерпал себя также быстро, как щелкаются семечки на скамейках и брёвнах наших заросших коноплёй и амброзией деревень, как затихает одинокий посвист перепела, также неожиданно, как и начинается.

Шалтай забился в свою заброшенную келью и продолжал творить всенощные бдения и связанные с ними чудеса, ведя жизнь рака-отшельника и питаясь чудодейственными листьями софоры и молодыми побегами редиски. Те, кто хотел узнать его поближе, непременно терпели фиаско и изрыгали скверну и хулу на человека, не желающего просиживать за бутылочкой до первых петухов и просто говорить. А говорить шокинцы любили, причём, несвязанно, страстно и ни о чём. Могли описывать своё видение окружающего мира и досконально и подолгу пересказывать про каждый свой шаг, сделанный по воле судьбы и в какую-нибудь непредсказуемую сторону. Могли живо описывать поведение каких-нибудь домашних животных, наделяя их всеми теми человеческими качествами, которыми сами же и обладали, лишь отказывали им в способности умно рассуждать. Вдавались в мельчайшие подробности воспоминаний своих дедов, бабок, прабабок и прапрапрабабок, то есть, пересказывали то, что когда-то их бабка услышала от своей прабабки, а та - от самого чёрта лысого. В основном это были беспристрастные констатации различных фактов бытия, а также результаты хитросплетений мужского и женского начал, основанных на промискуитете и разнузданного образа жизни, в которых неизменными фигурантами выступали пичужка (мужской половой орган) и лепёшка (женский). Тем не менее, хуторок был далёк от того, чтобы его можно было сравнивать, скажем, с городом Глуповым или с какой-нибудь забытой богом хакасской деревней. Например, на вопрос, почему в Шокин хуторяне не разводят кроликов, - травы-то ого-го сколько! - можно было получить ответ, что, дескать, им только волю дай (кролам), вскорости они и «коренья с почками подбяруть, ну прям, как в Астралии». Например, пастух, чьё стадо козлов беспардонно преодолело плетень и на чужом огороде ошкурило всю капусту, мог ответить на справедливые нарекания со стороны хозяев, что, дескать, козы «сами знають, куды им итить». И ещё. Шокинцы никогда не играли в карты, не брились наголо и не задавали глупых вопросов, предпочитая отдавать их на откуп различного рода корреспондентам.

Во второй половине дня к Ивану Михайловичу Сукочеву постучали. На пороге стояла молодая девчушка, Проскурина Юля. Временно подрабатывавшая почтальоншей, она регулярно приносила в дом Сукочева различные уведомления с угрозами беспощадно расправиться со злостным неплательщиком за электроэнергию. На сей раз, Юля выглядела несколько необычно для того, чтобы разносить подобного рода макулатуру по песчаным буеракам Тимрюка, беспрерывно натыкаясь на искореженные скелеты колхозной техники и другие ржавые останки доперестроечной эпохи. Она была распомажена, напудрена, в общем, расфуфырена донельзя и как-то лукаво поблёскивала своими карими глазками, будто вынашивала проведение некой акции по презентации мини тренажёра для хронических инвалидов. Стали уже доброй традицией шутливо-навязчивые разговоры Михалыча о Юлькиных женихах, о её девственности или вопиющей бездейственности, сопровождаемые неуклюжими попытками усадить, приобнять, поднести рюмочку, в общем, поозоровать.

Юльку веселило такое обхождение. Она понимала, что деду просто скучно вдали от шокинских сплетен и пьяных драчек, и она позволяла и прощала ему эти вольности. Но теперь вдруг «пычталёнша» превратилась в строптивую кобылку.

- Погоди, погоди, Иван Михайлович, некогда мне…. Скажи лучше, где твой постоялец – у меня к нему важное дело.

- Ну-но! Деда, стал быть, по боку? Ну, хочь присядь, я тебя кваском угощу.

- Да мне твоего корреспондента надо, где он?

- Давай выпьем с тобой по чекушке, а потом я тебе его предоставлю.

- Ну, Иван Михайлович, - захныкала Юлька.

- Да на кой он тебе сдался? Он ить без слюнявчика ни исть, ни пить не могёт.

- Ну, где он?

- Спит он аки младенец, аж бульбушки идут. Вчерась расгерился, мол, писать буду книгу обо всём, что у вас тут в хуторе творится! Ну, решили ознаменовать сей почин – потянули с ним наливочку, а он и с копыт, завалился на бок и замурлыкал. А ноне утром налил ему мурцовки для опохмелья, слабенькой такой, что твой квас, он потянул, да опять не в жилу – заёрзал, заёрзал, а опосля, как вдарится в карагавочки, чуть деду катух не снёс! До-о-лго его не было. Гляжу, вползает в хату на ракушках и мычит, как телок… Квелый он, Юля, ему б не твои неокрепшие грудки, ему б чевонить мясо-молочного…

- Ну, Иван Михайлович!

- Тебе надо такового, - не унимался Иван Михайлович, - чтоб хвост дюжей задирал, да копытцем постукивал. А ефтот улёженный, опрокинет рюмашку, сморщится, как лимон, и тыкает вилкой, стало быть, докторскую колбаску поддеть желает. Одно слово – улё-жен-ный! Вот дед и решил его воскресить. Поднёс рюмашку прополисовой настойки – её как жахнешь, ажник коготки заворачиваются - а он от неё - под кровать! Я его оттель, как барсука из норы, еле за чреслы вытянул. Уклал своего Костюху на кровать, стал баюкать, гляжу, - отходит ко сну, моя жаль, – рот приоткрыл, ножками засучил, свернулся калачиком и затих. Велел на заре его не будить. Так что все вопросы теперьча ко мне - я его заместитель.

Юлька вздохнула и села. Не так она хотела, не так!.. Вытащила она из своей сумки, набитой разными извещениями да уведомлениями небольшое круглое зеркальце и заглянула в него. На неё смотрело симпатичное круглое личико, готовое влюбить в себя каждого, кто сделает ему маломальский комплимент, типа: О! А куда же у тебя прыщи подевались? Или: И не жалко тебе, Юлька, помады? Или: А чёлка-то, чёлка! Ты куда, Юльчитай, на подиум, что ли, собралась? Юлька почему-то была уверена, что молоденький корреспондент обязательно отметит достоинства её хорошенькой внешности и скажет: «Ну, блин, ты на фиг и даёшь! Тебе никто не говорил, что ты похожа на Мэрилин Монро? С такими данными ты могла бы в шесть секунд стать кинозвездой. Ну-ка, спой что-нибудь. Спой, спой, не стесняйся». Юлька бы покобенилась для приличия, а потом, конечно бы спела. Есть у неё в запасе несколько песен, которые пелись так легко, будто она сама их сочинила. Впрочем, была одна песня, которую Юлька действительно сочинила сама. Она никому про это не говорила, а просто пела её и всё. И все почему-то с удовольствием её слушали. Просто слушали, не давая никаких комментариев по поводу мелодии или смысла. Некоторые даже позёвывали, а некоторые как-то тупо смотрели себе под ноги и ковыряли ступнёй прошлогодние листья. Не смотря на то, что в этой песне Юлька употребила несколько слов, значение которых она не знала или могла лишь догадываться об их значении, всем было всё понятно, или все делали вид, что понимают, а впрочем, какая разница! Например, Юлька была почему-то уверена, что «экстази» - это название мороженого, а «Манхэттен» - название большущего супер-маркета в Москве. В общем, так получилось, что многие слова она позаимствовала из лексикона персонажей различных иностранных сериалов, а саму мелодию, - только это по секрету, конечно, - она переняла у Пашки Шурыгина, местного гитариста – рифмоплёта. У него вообще песни не отличались особой мелодичностью. Все похожи одна на другую – какие-то нудные, заунывные, в общем, какие-то пришлёпнутые. Да и пел он в основном о том, что видел, а видел он, похоже, не дальше своего носа. Но одна его песня выгодно отличалась от остальных. В ней он повествовал о том, как ему забили стрелку незнакомые парни, а потом набили морду лишь за то, что он стал встречаться с девушкой главаря их банды. Короче, Юлька так и не взяла в толк зачем, кто и кого избил, но мелодия её понравилась. Идя по дороге к Ивану Михайловичу, она напевала себе под нос эту песню, представляя, как она будет двигать перед корреспондентом бёдрами и кокетливо постреливать в него своими карими глазами:

Забей мне стрелку милый

Я очень буду ждать.

Свои тугие крылы

Расправлю я опять.

И вот, заявившись к Михалычу, она поняла, что все её мечты рухнули и оказались под завалом серой, ничем не пробиваемой действительности. Юлька в бессилье сжимала свои кулачки и отрешённо бегала глазами по неубранной, мрачной комнате, едва сдерживая слёзы.

Мне страшно в мире монстров

Скорей меня спаси!

Возьми меня на остров

Где гнёзда вьют стрижи….

Дверь из спальни открылась, и миру явился он, помятый лик Константина Пичугина. Он как привидение проплыл по стенке к кровати у стола, сел и умоляюще уставился на своего мучителя.

- Вот он, мой бирючонок! Ну, что, молочка подудонишь? - притворно-жалостливым тоном вопросил Михалыч.

Костя, как строптивый коник, закивал головой, что означало решительное «да».

- А может, бражки потянешь?

Костя энергично замахал головой, - «нет».

- Ты деда не квели, дед знает, какой лекой тебя пронять. Не хочешь бражки, деду больше достанется. Гляди, какая девка за тобой пришла. Подавай, говорит, мне, дед, твого корреспондента, я его, говорит, сама отмочу. У меня, говорит, свои квасцы есть, такие, какими, обычно все корреспонденты не прочь посолонцеваться….

- Ну, Иван Михайлович! Это уж слишком! - не выдержала Юлька.

Тут только Пичугин перевёл свой страдальческий взгляд на хрупкое создание, ютившееся на табуретке в углу комнаты. Встретившись с ним взглядом, создание смутилось и суетливо начало рыться в своей «толстой сумке на ремнях».

- Это ваше? - в руке у Юльки был мобильный телефон.

- Моё, - неуверенно протянул Костя, почёсывая в районе затылка.

- Это я у брата отняла. Говорит, что нашёл.

- Я его забыл в машине, когда…. Костя подошёл к девушке и взял телефон. – Спасибо огромное, я у вас в долгу… в неоплачиваемом …. Я даже не знаю, как вас благодарить….

- До свидания, мне пора идти. - Юлька выбежала на улицу, позабыв за собой закрыть дверь.

- Ну, коза! Видал вертихвостку? Ведь это она к тебе приходила, хотела понюхать, чем от тебя несёт, какими, стало быть, духами. Читал, будто бабы нас, мужиков, на нюх берут. Пошевелит ноздрями и уже знает, будет от тебя толк, ай нет.

Но у Кости не было желания досконально разбираться в специфике вопроса. Он обрёл связь с миром. Здесь в Шокин время, казалось, имело совершенно другие физические параметры, а сам он, Костя, попал в какое-то неведомое доселе измерение, плавая как в невесомости между столом и кроватью, между овцами и курами, между «надо» и «а пошли они все на …» И поэтому сейчас он будет звонить всем, с кем он связан по долгу службы, по узам дружбы и по личностным соображениям. Первый звонок достался Григорию Брагину, Костиному другу и главному редактору газеты «Артефакт».

- Алло, Гриш, это я, Костик.

- Догадался, не дурак.

- Как ты?

- Может быть, спросишь что-нибудь про себя?

- Ну, хорошо, как я?

- Ты уволен.

- Как я уволен?

- Точно так же как и я. Мы обанкротились.

- Но почему?

- Потому что не был вовремя напечатан материал про Шалтая.

И знаешь, что самое интересное в этой истории? Что он вообще не был напечатан в нашей газете. Во всех газетах и даже журналах блестела эта надутая физиономия, а наша газета писала о каких-то непонятных знаках, оставленных энлонавтами над пропастью во ржи.

Связь оборвалась. Кости понадобилось время для того, чтобы переварить эту информацию. Наконец у него появилась отрыжка. Потом на него нашла страшная икота. Кто-то усиленно его вспоминал. Наверное, это Эльвира. Странно, что именно о ней Кости всё это время меньше всего хотелось думать. Когда на миниатюрном экране высветилось «Эля», Костя нажал кнопку.

- Привет.

- Привет.

- Как поживаешь?

- Почему вдруг тебя это заинтересовало?

- Извини, что так долго не звонил – так получилось.

- Есть что-нибудь ещё, что ты мне хочешь сказать?

- Да. Что я люблю тебя.

- Ты так обыденно говоришь эти слова, что в них всё труднее и труднее верить. Мне вместо суррогатного признания в любви хотелось бы узнать правду. Где ты пропадал? С кем ты пропадал? И вообще, зачем ты мне позвонил?

Где-то рядом, возможно, совсем близко с Эльвирой, обозначился чей-то чужой незнакомый голос. «Заканчивай этот бесполезный трёп. У нас мало времени». Нет, Костя не ошибся, это был голос мужчины. Мужчины, а не мальчика. Именно так в последнее время Эля называла Костю. Она гладила его мягкие послушные волосы и с материнской притворной лаской говорила: «Мальчик мой ненаглядный, соскучился по мамочке…. У-тю-тю-тю-тю». «Неужели в каждой шутке есть доля правды», - подумал обманутый вкладчик.

Костя действительно соскучился по маме. По её заварным печеньям, по тихим ненавязчивым советам как жить. «Делай малое, думая о большом», - говорила она. Умно. «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». Гениально! А ещё она говорила: «Уступай место старшим», «Девушкам дари цветы, а детям – мороженое». Нет, это уже не из той оперы про мороженое, да и где здесь дети? Разве та девчушка, которая не поленилась принести мне телефон…. Да, действительно, почему бы мне не подарить ей хотя бы мороженое.

Вместо того чтобы позвонить и сказать: «Добрый день, мама», Костя стал по привычке впадать в рефлексию. Как ему надоели эти постоянные внутренние диалоги! Какие только психологические тренинги он не проходил, чтобы приблизиться хотя бы на миллиметр к желанной пустоте сознания. Нет никакой пустоты, а есть лишь её иллюзия, игра в пустоту. Даже тогда, когда Кости удавалось, якобы, созерцать пустоту, какое-то его внутреннее «я» не переставало ему долдонить: «Я созерцаю пустоту, вот она какая пустота, я это сделал и т.д.».

- Мама, это я, Костя.

- Костюша, наконец-то ты позвонил! Где ты находишься? Что с тобой? Когда будешь дома?

Костя отчётливо уловил неестественные нотки в голосе матери.

- Со мной всё в порядке, мама. Я накормлен, одет, а главное обут. Занимаюсь тем, что интервьюирую население на предмет необычных явлений, с которыми встречаются шокинцы за полчаса до весны. Как только моя работа подойдёт к завершению, я оседлаю своего «серафима» и прилечу к маме под крылышко.

- Ты опять шутишь, - после некоторого замешательства послышалось женское сопрано. – А знаешь Костик, мы теперь не одни. К нам переехал Илларион Потапович…

- Надолго? – после некоторой паузы спросил Костя.

- Что значит «надолго»? Он переехал к нам жить.

- Я и спрашиваю, надолго он к нам переехал жить?

- Не понимаю твой сарказм. Ты ведь у меня уже большенький. В будущем мы намерены с Илларионом Потаповичем расписаться. В общем, приезжай – устроим небольшую пирушку в честь твоего приезда.

- Я тронут, мама. Буду стараться изо всех сил. Привет Иллариону и заранее рассыпаюсь в благодарностях. Пока.

Какое счастье! Мы теперь будем жить втроём в однокомнатной квартире. Я, мама и Илларион. Ух, и наемся на Новый год!

XI

Тайное вечере подходило к концу. Всё было выяснено, всё обсуждено и обмусолено до мельчайших подробностей, но что-то всё-таки оставалось за кадром. Догорающие свечи то ярко вспыхивали, то притухали, вздымая вверх серую копоть. «Чёрная энергия выходит», - сказал лысоватый человек, восседавший в торце стола. Четверо остальных, сидевшие по обе стороны от него, как по команде воззрились на потрескивающее пламя свечи.

- Я одно не пойму, как это вы умудрились не запомнить номер его машины? - спросил лысоватый человек, подозрительно уставившись на того, кто сидел слева.

- Ну вот, снова-здорова. Нас не учили, что когда тебя торцанут ногой поддых, нужно во что бы то ни стало запомнить номер машины.

- Ну, хоть марку-то вы запомнили?

- Кажется, ауди, - ответил сидящий справа от ведущего собрание. Да всё уже говорено, Петрович. Что сто раз об одном и том же…

- Сколько надо, столько и буду вас, дураков, спрашивать, пока не пойму что всё-таки произошло.

- Да что-что…. Говорят тебе, подрались из-за тёлки. Крутому лучше знать – его тёлка.

- Короче, никакой он не предприниматель, - раздался голос из сумрака. Тот, кто произнёс эти слова, казалось, учился говорить заново. Держась за челюсть, он продолжал: - Предприниматели так не дерутся. У него удар, как копытом, и дыхалка работает за троих. Он как вчера из спортзала вышел.

- Тогда кто он, чёрт возьми! Новый смотрящий? Особый отдел? Мастер по карате, решивший поразвлечься? Что говорит твоя Светка? – не унимался сидящий в торце.

- Да говорю же я, молчит как рыба об лёд. Я с ней и по-хорошему, и по-плохому – бесполезняк.

- Тэ-э-эк. Ладно, разберёмся. Придётся по своим каналам пробивать. Рябой, когда ты последний раз был на даче?

- Чё?

- Хер в очё! Когда ты последний раз грядки окучивал, я тебя спрашиваю?

- А чё я-то? Все вопросы к Немому. Его очередь.

- Мне наплевать, кто из вас за что отвечает. Мне нужна работа, это ясно?! За что я вам бабки отваливаю? Чтобы какой-то там левый коммивояжер начистил вам морду и стал устанавливать свои порядки?! Ладно, - после грозного молчания сказал человек из темноты, - на сегодня всё. Расходитесь по одному через зады.

С этими словами он поднялся и надел на голову фуражку, над козырьком которой блеснули неясные очертания двуглавого орла.

Господь сотворил человека по образу своему и подобию. Но почему-то он сотворил его из глины. Можно сказать, что и слепил. Причём из праха. И в прах же потом и перенаправил. То есть, создал некую замкнутую систему, в которой человек испытывает причинную зависимость от почвенных слоёв. Некоторые почвенные слои источают энергию, а некоторые поглощают. Существуют, так называемые, магнитные аномалии, энергетические протурберансы и прочие отклонения, влияющие самым прямым образом на психику человека. Один человек своим сложившемся психотипом может напоминать титановый камень, который источает, а другой - магнит, который притягивает. В первом случае человек называется дедуктором, а во втором - индуктором. Дедуктор обычно пожизненный наставник, передатчик информации. Индуктор наоборот, хороший слушатель, впитывает, как губка, молчит и слушает.

Пренатальные травмы могут способствовать перераспределению входящих волн и концентрировать их в определённой области полушария, активизируя тем самым специфические ментальные схемы. В результате неуёмного всасывания энергии этими областями происходит перенапряжение и система рационального мышления даёт сбой. Человек зацикливается на какой-нибудь бредовой идее, попадая в ловушку ситуации, когда он не может не совершить что-либо или не подумать о чём-либо. К сожалению, источником таких отклонений могут быть не только предродовые травмы. В принципе это может быть что угодно, если это глубоко ранит психику человека, причиняет ему душевные страдания и боль, и заставляет делать невыживательные умозаключения. Может ли сам индивидуум посредством задействования своего волевого потенциала как-то изменить ситуацию, стереть или ослабить, мешающие ему жить схемы? Скорее всего, нет, если индивидуум является по сути своей дедуктором и его структура неразрывно существует с впаянной в неё схемой поведения. Возьмём для примера наркоманов, у которых вырезают часть головного мозга, ответственного за возбуждение при приёме наркотиков. После ремиссионного периода эти люди могут снова сесть на иглу, так как функции возбуждения переходят на другие отделы мозга. Это изначально ментальные функции, которые невозможно удалить – их удерживает не сам человек, а его телесная оболочка, существующая за счёт притягивания энергетических масс. Правда, существует множество способов ослабляющих воздействие этих ментальных чипов: смена места жительства, смена вида деятельности, занятие спортом или всем тем, что существенно отвлекает человека и делает проигрывание навязчивых схем совершенно бессмысленным. Есть ещё психотерапия с её гипнотическими сеансами, психоанализ, медитативные практики, лечение у экстрасенсов и даже пресловутая лоботомия. Но, к сожалению, эти методы зарекомендовали себя лишь как таблетки, понижающие давление, а не устраняющие причину его возникновения. По прошествии времени нежелательные рецидивы, как правило, возникают вновь. Что заставляет человека заикаться? Страх? Испуг? После того как пациент прошёл достаточно долгий курс терапии и жил без заикания в течение уже нескольких лет, оно вдруг неожиданно для него вернулось с новой силой, сломив окончательно всякую волю к сопротивлению.

Человека гнетёт мысль, что он сделал что-то неправильно. Она им полностью завладевает, и он становится шизофреником. После долгой и упорной работы с психоаналитиком он понимает, что источником этой навязчивой мысли является он сам, и что теперь он сам может её отменить. Через год после этого озарения человек становится пациентом психбольницы. Навсегда.

Люди, лишённые рассудка, могут находиться в плену у энергетических чипов-вампиров и разговаривать сами с собой или с воображаемыми персонажами виртуальных пьес независимо от того, есть ли зрители или их нет. Существует ли надёжная технология, которая позволяет без вмешательства в клеточные структуры человека изменить систему в целом? Во всяком случае, она должна быть. А если её всё-таки нет, её нужно создать. Ценой тысячи научных экспериментов, лабораторных исследований и теоретических выкладок. А главное практика, практика и ещё раз практика…

Blog