Пьер паоло пазолини

Вид материалаДокументы

Содержание


Проселочная дорога. Натура. День.
Тото. Что делать... Зато смерть — всё. Нинетто.
Тото (сделав рожки, против сглаза). Спроси у кого-нибудь другого. Что же я, по-твоему, уже умирал? Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить
Тото. Что ты сказал, Нинетто? Нинетто.
Ворон. Пройтись немного вместе с вами. Я вам не помешаю? Тото.
Тото. Просто идем. Ворон.
Тото и Нинетто.
Ворон. Нет, я отказываюсь понять, куда вы идете... пока... Тото. А
Тото (подхватывая шутку). А мы живем в предместье "Свалка". Нинетто
Проселочная дорога. Натура. День.
Ворон (полушутливо). Счастливые вы! Тото
Тото (вежливо).
Голос Тото
Голос Нинетто
Голос Хозяина.
Голос Хозяина.
Голос Хозяина.
Голос Тото
Голос Хозяина.
Голос Нинетто.
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11








Проселочная дорога. Натура. День.

Отец и сын идут и идут. Теперь местность совсем пустынная: желтая трава полей подступает почти к самой кромке дороги, а на горизонте поля сливаются с белым небом.

Нинетто. Па, мне вот тут пришло в голову, что жизнь — ничто...

Тото. Что делать... Зато смерть — всё.

Нинетто. Па, а я вот все время думаю о смерти, думаю, потому что, ну, как это человек вдруг умирает... Значит, он, наверно, так тихо-тихо дышит, делает ах-ах, ах-ах, а потом ему как будто не хватает воздуха, он не может сделать "ах" (вздыхает со страдальческим видом). Но сам-то он замечает, что не может сделать "ах?" Как происходит этот переход от жизни к смерти?

Тото (сделав рожки, против сглаза). Спроси у кого-нибудь другого. Что же я, по-твоему, уже умирал? Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить!

Нинетто. Эх, папа, как бы я хотел быть попугаем! (Смеется с хитрым видом.) Чтобы дожить хотя бы до трехсот лет!

Тото (неуверенно, пытаясь извлечь из бессмысленного хаоса жизни некий философский смысл). Умер богач! Здесь покоится мешок с деньгами! Это самый богатый человек на всем кладбище! Подумай только, какое разочарование для него, какой обман! Блажен бедняк, о котором почти никто и не знает, что он умер... И напишут: умер такой-то. Теперь очередь за следующим. Для него смерть — спасение. (Взволнованно.) Не тут-то было, все как раз наоборот! Для богача смерть — это расплата за жизнь: он платит, но он хоть пожил в свое удовольствие. Бедняку жизнь не принесла никакой радости, а он все равно должен платить. Бедняк от одной формы смерти переходит к другой, вот и все.

И они продолжают свой путь, палимые солнцем.

Звучит странная, траурная музыка. Может быть, это даже известная песенка — "свистит ветер, воет буря, стоптались башмаки, но надо идти дальше", — только очень тихая и в необычном исполнении. Их окликает какой-то хриплый и резкий голос.

Голос. Друзья, куда путь держите?

Нинетто воинственно озирается по сторонам, как бы "внюхиваясь" в эту новость. Тото тоже оглядывается. Вокруг — ни души.

Тото. Что ты сказал, Нинетто?

Нинетто. Это я, по-твоему, сказал?

Тото. Значит, показалось.

Голос. Ну так что, друзья, куда идете?

Отец и сын останавливаются и снова в недоумении озираются по сторонам.

Голос. Можно к вам присоединиться?

Нинетто, наконец, замечает на обочине дороги Ворона, который с интересом смотрит на них.

Нинетто. Эй, па, смотри, кто это! Ворон!

Тото. А что ему нужно?

Ворон. Пройтись немного вместе с вами.

Я вам не помешаю?

Тото. Нет, нет, что вы, напротив!

И отец с сыном снова пускаются в путь, только теперь в компании с Вороном, который, должно быть, от смущения, поначалу молчит.

Ворон. Ну, так можно узнать, куда вы идете?

Тото смотрит на сына, как бы говоря: "Вот привязался!" Нинетто в свою очередь вопросительно смотрит на отца, всем своим видом выражая неприязнь к незваному попутчику. Все так же глядя на сына, Тото делает ему знак, как бы предупреждая: "Не будем ему говорить". Нинетто подает ему ответный знак, означающий: "Само собой!"

Тото. Просто идем.

Ворон. Хотите поспорим, что я и сам угадаю! (Смущенно посмеивается.)

Тото.. Попробуйте.

Ворон. Вы идете к фотографу, хотите сфотографировать мальчика, который собирается поступить работать на "ФИАТ".

Тото и Нинетто. Нет!

Нинетто. Это мы сделали на прошлой неделе!

Ворон. Ага... тогда, значит, вы идете к своему родственнику, на крестины его сына...

Тото и Нинетто. Нет!

Нинетто (с веселым удивлением). Но, черт побери, откуда он знает? Мы как раз вчера ходили на крестины в Торре Лишья! Вы что, ясновидящий, синьор Учитель?

Ворон, все еще продолжающий размышлять, отвечает Нинетто застенчивой, но тонкой улыбкой.

Ворон (смеясь). Вы идете к знахарке, раздобыть лекарство для Нинетто, у которого солитер...

Нинетто (радостно смеясь). Горячо! Горячо! Горячо!

Вдоволь насмеявшись. Ворон вновь начинает говорить более сдержанно, хотя вполне демократично и непринужденно.

Ворон. Нет, я отказываюсь понять, куда вы идете... пока...

Тото. А вы сами-то откуда и куда идете? Я никогда не видел вас раньше в этих краях...

Ворон (с шутливой таинственностью). Я иду издалека... Я чужестранец... Моя страна называется Идеология. (Иронически смеется.) Живу я в столице, в Городе Будущего, на улице Карла Маркса, дом № 1000, и ни одной тысячью больше... (Сам с удовольствием смеется своей шутке.)

Тото (подхватывая шутку). А мы живем в предместье "Свалка".

Нинетто (с готовностью). На улице "Умирающих с голоду".

Тото (смеясь). Номер 23!

Нинетто (смеясь еще сильнее). Под горой "Священных отбросов".

Тото (хохоча во все горло). На которой был распят "Святой Невежда"!

И так, смеясь, они идут по бесконечной дороге.













"Мне и отцу эта жизнь ничего не дает"












Проселочная дорога. Натура. День.

Все трое идут и идут.

Дорога не очень сильно отличается от предыдущей: такое же желтое поле и бескрайнее небо.

Но из-за усиливающейся жары — уже десять часов утра — наша троица кажется немного более вялой и утомленной. Отец и сын идут как бы нехотя, через силу, еле волоча ноги. Ворон выглядит более бодрым и подтянутым.

Тото (со страдальческой гримасой) Солнце начинает припекать. Того гляди хватит удар... Ай... (Это "ай" получается у него совсем по-детски.)

Нинетто. А давай остановимся под этими деревцами, папа... (Ленивый и избалованный, он в восторге от этой идеи.) Если мы заляжем вот здесь, под ними, знаешь, как выспимся...

Тото. Пойдем, хитрец... Ай... (Это второе "ай" звучит еще более выразительно, чем первое.)

Тото с болезненной гримасой наклоняется и ощупывает ступню в стоптанных башмаках.

Тото. К черту всех святых! (Спохватившись и как бы извиняясь перед Вороном.) Это так, к слову... Эти мозоли — одна на мизинце, а другая на большом пальце — причиняют мне адские муки...

Ворон (полушутливо). Счастливые вы!

Тото (потирая мозоли). Да уж, счастливые! Такую боль приходится терпеть!

Ворон (на этот раз почти с пафосом). Да, счастливые, несомненно, счастливые!

Нинетто (передразнивая его, с любопытством). Счастливые, счастливые, а собственно, почему?

Ворон. Счастливые, потому что у вас есть мозоли... Потому что вам бывает жарко и вы говорите: "уф"!, потому что вы — часть этой бесконечной природы, которая состоит из мозолей и солнца в том числе, потому что вы — внутри самой жизни, плоть от плоти ее, неотличимы от нее, и идете по ней, идете... Рождаетесь, любите, умираете...

Нинетто. Едите, пьете...

Ворон (усмехаясь). Мозоли и солнце! Счастливцы! А вот я, неизвестно, когда, как и почему, был приговорен навечно оставаться в стороне от всего этого... Простите, мы с вами почти незнакомы, но сейчас я скажу вам одну вещь, может быть, не совсем понятную... Это не принято... Но есть вещи, которые говорят либо сразу, либо не говорят вовсе...

Тото (вежливо). Конечно, скажите, сделайте милость.

Ворон (все так же посмеиваясь). Разумеется, вы спрашиваете себя: "что нужно от нас этому обормоту"? Так вот, я привязался к вам потому, что тоскую о том, чего у меня нет, хочу приобщиться к жизни, слиться с ней, жить, быть живым, и баста! (Посмеиваясь, как будто желая несколько умалить серьезность своих признаний.) И к вам я пристал, чтобы хоть немного развеять тоску по тому, чего у меня нет.

Нинетто (не без сочувствия). А что, у вас нет родителей? Нет жены? Нет семьи?

Тото и вовсе его не слушает: он озирается по сторонам, как будто чего-то ищет, и кроме того, озабочен своими бедными, больными ногами.

Ворон. Эх, ты, милый мальчик, идущий с отцом по дорогам, на которых ты встречаешь своих братьев, родственников и просто незнакомых людей, но все равно, подобных тебе. И для тебя не имеет значения, какие это дороги: красивые или некрасивые, старые или новые, дороги и баста! Мой отец — Синьор Сомнение, моя мать — Синьора Сознание, моя жена — Синьора Культура, а моя семья — Цивилизованное Человечество.

Нинетто (смеясь). А я просто Нинетто, сын Тото Инноченти и Грации Семпличетти'.

1 (Игра слов, которую можно перевести так: "Совсем Наивный" и "Святая Простота").

Тото наконец-то нашел то, что искал: кустарник в конце дороги, там, где она делает поворот. А вокруг — тишина и покой.

Тото (с подобающей случаю извиняющейся улыбкой, хотя и не без досады, что приходится разводить такие церемонии). С вашего позволения!

И поспешно отойдя на край обочины, он перепрыгивает через канаву и заходит в кусты. Сын, проследив за его действиями, внимательно прислушивается к потребностям собственного организма.

Нинетто. Папа, а мне куда?

И сказав это, он решительно присоединяется к отцу, зайдя за изгородь с другой стороны.

Ворон деликатно ждет их на дороге.

Довольно большая, запыленная изгородь. Над пересохшей канавой вьется мошкара. А вот и желтая бабочка, вечный символ незабываемых, утомительно-знойных летних дней. Она мечется туда-сюда на своих крошечных, бархатных крыльях, а затем исчезает в ослепительно-ярком небе, отдавшись быстротечной своей жизни. И вот, в полной тишине, за изгородью внезапно раздается свист. Такой же незабываемый, как и полет бабочки, свист человека, который никуда не спешит, у которого нет никаких забот или он достаточно мудр, чтобы забыть о них.

Нинетто (свистит, а потом поет).
Может быть, может быть, все пройдет.
Может быть, может быть, ты меня бросишь.
Но останется моя любовь к тебе.

Последнюю строчку он поет с особым чувством, во всю мощь своих легких.

Голос Тото (к Нинетто из-за изгороди). Эй, Нине, а как фамилия того, кто летал на луну? Гагарин?

Голос Нинетто. А я почем знаю?

Голос Тото. А все-таки луна кажется такой далекой... как сон... и все куда-то плывет, плывет, исчезает... Видишь ее? У меня всегда такое чувство, будто только я один ее и вижу.

В небе, в ослепительно-ярком мареве облаков, — одна из тех странных, призрачных лун, которые иногда появляются днем.

Голос Нинетто (несколько обиженный). Я тоже вижу.

Тото (примирительно). Да я знаю, знаю.

В этот момент с поля доносятся сердитые голоса, крики, властные приказы. Злые, сердитые голоса. Что же там происходит, за изгородью? Голоса становятся все отчетливее, как будто люди приближаются бегом, и наконец, становится различима первая фраза.

Голос Хозяина. Подонки, сволочи! Все сюда идут! Все сюда! Когда-нибудь я вас пристрелю! Да что вы думаете, у меня тут общественный туалет, что ли?

Голос Тото. Ну успокойтесь, что, собственно, произошло? Конец света?

Голос Хозяина. Какое там — успокойтесь! Хватит с меня! Не могу я целыми днями смотреть, как на мое поле приходят мараться... У меня, знаете ли, дочери, молоденькие девушки...

Нинетто (про себя, с издевкой). А вы их сюда приведите...

Человек, кричащий все это, подбегает, наконец, к изгороди. С ним несколько слуг. Теперь пререкающиеся голоса раздаются совсем близко.

Голос Хозяина. Кто разрешил вам сюда войти? А?

Голос Нинетто (все так же про себя). Земельная федерация.

Голос Хозяина. Вы что, не видите, что здесь огорожено?

Голос Тото (примирительно). Извините нас, синьор... Ладно уж, что делать... Бывает... Со всеми случается... Сегодня вот — со мной, завтра может случиться с вами...

Голос Хозяина. Но я же не хожу мараться в чужое поле... Есть же законы... Подонки! А вы знаете, что я могу привлечь вас к суду!

Нинетто (не выдержав). Вот это будет процесс! Вы и экспертизу сюда пригласите?

Голос Хозяина. У тебя еще хватает наглости пререкаться со мной? Ах вы, висельники! Это моя земля! Моя земля!

Голос Нинетто. Ну а мы ее немного удобрили... если по совести, так вы должны были бы нам еще и заплатить...

Голос Хозяина. Ах вот как! Знаешь, что я тебе скажу? Забирайте свои удобрения с собой, к себе домой отнесите! А ну забирайте!

Голос Тото. Ну что вы, синьор... вы шутите...

Голос Хозяина. Я вовсе не шучу... Забирайте эту мерзость и уносите отсюда-

Голое Тото. А если мы этого не сделаем?

Голос Хозяина. Тогда я вас пристрелю! (Орет во всю глотку.) Эй, Севера! Неси сюда мою двустволку! (В неистовстве.) Я вам покажу...

Голос Тото. Всякая шутка хороша в меру...

Голоса, беспорядочно доносившиеся из-за изгороди, превращаются в безумный ор, вперемешку со звуками ударов и стонами.

Обеспокоенный Ворон взлетает на ветку изгороди и видит такую картину: несколько стариков и старушек, чудовищно уродливых, сухоньких, как былинки, изо всех сил лупят Тото и Нинетто.

Хозяин (в промежутках между ударами). Севераааа! Севераааа!

И вот на фоне дома появляется темная фигура Севера, который идет к ним с двустволкой в руках: останавливается, стреляет в воздух.

Тото (сыну). Бежим, Нине...

Нинетто. Бежим, папа...

И наша парочка, тяжело дыша, бежит по выжженному полю, а за ними несется Ворон. Они бегут... бегут... бегут... скользят, падают, поднимаются, с отбитыми задами и перепачканными грязью лицами, и снова бегут, под аккомпанемент все отдаляющихся выстрелов из ружья. А Ворон тем временем не перестает разглагольствовать...













За клочок земли разгорелась война












Ворон (летит вслед за этим беспорядочным и паническим бегством, как бы посмеиваясь над неуместностью своих казуистических рассуждений). И разразилась война! Из-за клочка земли! Война между Индией и Пакистаном, война за Тренто и Триест! Вот теперь вы бежите, да? Трусите, да? У вас нечистая совесть, да? Ай-яй-яй. Вы даже не отдаете себе в этом отчета, но ведь и вы — соучастники старика в общем преступлении: в низкопоклонстве перед Частной Собственностью! Почему вы уступили ему? Да потому, что в глубине души считаете, что прав он, а не вы! Бьют всегда тех, кто прав! Когда один народ захватывает землю другого народа, то режет и убивает именно потому, что неправ. А когда угнетенный народ, взбунтовавшись, устраивает свои "сицилийские вечерни", то режет и убивает тоже потому, что был неправ раньше, когда разрешал себя резать и убивать! Вот почему был прав Ганди! Вот почему надо побеждать, не прибегая к насилию, как Ганди! Вам следовало поступить, как Ганди! Вытащить носовой платок, положить туда свои испражнения и унести! И этим актом кротости и смирения вы примирили бы коммунистическую революцию и Евангелие!

Табличка с надписью. И так далее, и так далее.













Он тот,
кто знает...
(Надпись
"Частная
собственность")












Проселочная дорога. Натура. День.

Трое приятелей идут себе и идут. Теперь проселочная дорога проходит параллельно с большой государственной магистралью: немногие уцелевшие поля имеют особенно жалкий и убогий вид, да и солнце палит их нещадно.

Между двумя этими дорогами, насколько хватает глаз, и дальше, в поле, высятся огромные конструкции — стройные, белые, инфернальные. Это фабричные здания: некоторые из них уже закончены, другие еще только строятся. Но на фоне жалкого сельского пейзажа контуры города будущего кажутся абсурдными и нелепыми. Во всем этом есть что-то тягостное, мрачное и, одновременно, противоестественное. Трое друзей идут под аккомпанемент негромкой, похоронной музыки, которая уже звучала в момент появления ворона. Но любопытнее всего то, что заводы выглядят неработающими, и тишина, покой как раз и создают ощущение загадочности и таинственности происходящего.













По дороге строящегося мира