Информация и информационное общество 15 § Понятие информации

Вид материалаДокументы

Содержание


§2. Международное право вооруженных конфликтов и его применимость к действиям в информационной сфере
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

§2. Международное право вооруженных конфликтов и его применимость к действиям в информационной сфере



Право вооруженных конфликтов, как одна из частей международного гуманитарного права, является результатом накопления нормативности, а также юридического знания и представлений о принципах, которые должны были бы исповедовать участники войн и вооруженных конфликтов. Будучи во многом оторванным от реальной практики военного противоборства (точнее значительно отставая от нее), оно, тем не менее, определяет грань, отделяющую цивилизованные действия воюющих сторон от бойни.

Вопрос применимости этой отрасли права, включая ее источники, принципы и нормы к информационному противоборству стал одним из камней преткновения в международном политическом дискурсе о возможности и путях создания системы международной информационной безопасности.

Ясно, что исследование вопроса применимости и достаточности международного гуманитарного права для правового регулирования действий участников информационных вооруженных конфликтов (или конфликтов с применением информационных средств воздействия в целях оружия) осуществимо только при понимании того, что признается существование и возможность использования информационных средств как систем оружия, а вооруженное организованное противоборство с его использованием признается как война.


1. Понятие, источники и предмет регулирования правоотношений в ходе вооруженных конфликтов


Международно-правовое запрещение агрессии само по себе еще не ведет к искоренению из общественной жизни причин, порождающих вооруженные конфликты. Это обусловливает необходимость правового регулирования общественных отношений, возникающих в ходе вооруженного конфликта, в целях его максимально возможной гуманизации. Соответствующая группа норм международного права иногда условно именуемая «правом вооруженных конфликтов», включает ряд договорных и обычно-правовых принципов и норм, устанавливающих права и обязанности субъектов международного права относительно применения средств и методов вооруженной борьбы, регулирующих отношения между воюющими и нейтральными сторонами и определяющих ответственность за нарушение соответствующих принципов и норм.

Эти документы формируют свод специальных принципов, которыми участники вооруженного противоборства должны руководствоваться при всех обстоятельствах. Их можно объединить в следующие группы:
  • принципы, ограничивающие воюющих в выборе средств и методов ведения войны;
  • принципы защиты прав комбатантов и некомбатантов;
  • принципы защиты прав гражданского населения, а также определяющие правовой режим гражданских объектов;
  • принципы нейтралитета и отношений между воюющими и нейтральными государствами.

Названные принципы сложились в результате длительного процесса кодификации и развития международного права, применяемого в период вооруженных конфликтов. Очевидно, что этот процесс шел без учета возможности применения информационных средств воздействия и информатизации как военной, так и критической гражданской сферы воюющих сторон. Поэтому ответ на вопрос о применимости всех принципов гуманитарного права к информационному противоборству не является очевидным и требует специального анализа. Разобрать все источники международного гуманитарного права в данной работе не представляется возможным, поэтому ниже будут рассмотрены только основные его нормы и положения.

Так нет необходимости особо рассматривать относимые к числу наиболее важных источников права на ведение войны Петербургскую декларацию об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль 1868 года, Гаагские конвенции 1899 и 1907 годов о законах и обычаях сухопутной войны, о бомбардировании морскими силами во время войны, о правах и обязанностях нейтральных держав и лиц в случае сухопутной войны, о правах и обязанностях нейтральных держав в случае морской войны и некоторые другие. Всего в Гааге было принято 13 конвенций и Декларация о запрещении метания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров.

Однако надо отметить, что большинство из принятых на этих конференциях документов содержали clausula si omnes (оговорку всеобщности), согласно которой положения Конвенции были обязательны «лишь для договаривающихся держав и только в том случае», если воюющие в ней участвуют (ст. 2 IV Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г.). В связи с этим, если в войну вступало государство, не являвшееся участником Конвенции, она переставала действовать даже в отношениях между ее участниками. Ясно, что уже в силу этой оговорки всеобщности применимость Гаагских конвенций к информационным формам противоборства становится проблематичной. Причина тому коренится в невозможности в общем случае определить трафик приложения информационного воздействия, который вполне может сделать формально причастным к нему десятки государств, причем никто в этих странах, о том не будет информирован.

Положения Гаагских конвенций получили дальнейшее развитие в четырех Женевских конвенциях о защите жертв войны 1949 года (об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях; об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море; об обращении с военнопленными; о защите гражданского населения во время войны). Они распространяли действие правил ведения войны на «вооруженные конфликты, не носящие международного характера», признали за партизанами правовой статус комбатантов, запретили не обусловленное военной необходимостью уничтожение имущества, принадлежащего частным лицам, государственным и общественным организациям. Был сделан важный шаг в направлении установления правового режима гражданского населения в районах вооруженных конфликтов. Однако уже вскоре после принятия Женевских конвенции оказалось, что их нормы не всегда способны адекватно учитывать специфику вооруженных конфликтов в эпоху научно-технической революции. Стало очевидно, что они применимы скорее к последствиям военных действий, нежели к их непосредственному ведению. Указанный пробел в определенной мере восполнили принятые в 1977 году два Дополнительных протокола к Женевским конвенциям 1949 года, касающихся защиты жертв международных вооруженных конфликтов (Дополнительный протокол I) и вооруженных конфликтов немеждународного характера (Дополнительный протокол II).

Принятие Протоколов имело целью устранить несоответствующий современным условиям разрыв между предписаниями норм, гарантирующих защиту жертв войны, и норм, касающихся средств и методов ведения войны. Так, Дополнительный протокол I значительно расширяет сферу применения правил ведения войны. Если действие Женевских конвенций распространяется на случаи «необъявленной войны или всякого другого вооруженного конфликта, возникающего между двумя или несколькими государствами», то положения Дополнительного протокола I распространяются и на войны, «в которых народы ведут борьбу против колониального господства и иностранной оккупации, против расистских режимов в осуществление своего права на самоопределение». Статья 48 Дополнительного протокола I устанавливает: «Для обеспечения уважения и защиты гражданского населения и гражданских объектов стороны, находящиеся в конфликте, должны всегда проводить различие между гражданским населением и комбатантами, а также между гражданскими объектами и военными объектами и соответственно направлять свои действия только против военных объектов».

Здесь как не трудно заметить имеется серьезная преграда для приложения Дополнительного протокола I к методам информационной войны, которые в принципе ориентированы на воздействие на экономическую и социальную сферы противника, которые по определению не могут быть отнесены к военным объектам в том смысле, как таковые понимаются в указанном Протоколе.

Дополнительный протокол II расширил круг лиц, пользующихся покровительством правил ведения войны, определив, что последние применяются ко всем вооруженным конфликтам, «происходящим на территории какой-либо Высокой Договаривающейся Стороны между ее вооруженными силами и антиправительственными вооруженными силами или другими организованными вооруженными группами, которые, находясь под ответственным командованием, осуществляют такой контроль над частью ее территории, который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные действия и применять настоящий Протокол» (ст. 1).

Не трудно заметить, что применимость Дополнительного протокола II к сфере информационного противоборства также весьма спорна.

Указанные протокол подразумевает, однако, в конфликте, носящем немеждународный характер, наличие контролируемой территории, то есть наличия у противоборствующих сторон элементов государственности, что делает схожим с межгосударственным конфликтом и упрощает подход к ситуации применения информационных средств в такого рода конфликтах. Однако, это качество a priori исключает из рассмотрения в качестве противоборствующей стороны в конфликте террористические, экстремистские и сепаратистские структуры, имеющие сетевую организацию, хотя, возможно, и контролируют определенную территорию. Но этот контроль основан на других принципах и не может рассматриваться как осуществляемый ответственным командованием. Тем не менее уже Вашингтонский договор о создании Северо-Атлантического Альянса не делал различия между государственным и негосударственным агрессором, что дало возможность США, получив поддержку союзников по блоку, легитимно начать антитеррористическую операцию в Афганистане после террористической атаки на Вашингтон и Нью-Йорк 11 сентября 2001 г. При это отметим, что ряд исследователей рассматривают данные теракты, как проведенные с использованием информационных средств78, а в отдельных составляющих как непосредственно акты международного информационного терроризма. Таким образом, хотя Протокол II и не может непосредственно быть применен в условиях информационных войн, его адаптация к этому новому виду противоборства представляет важную задачу.

К важнейшим международным соглашениям о средствах и методах ведения войны также относятся: Женевский протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств 1925 года; Гаагская конвенция о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 года; Конвенция о запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду 1977 года; Конвенция о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие, 1981 года и три протокола к ней; (Протокол о необнаруживаемых осколках; Протокол о запрещении или ограничении применения мин, мин-ловушек и других устройств; Протокол о запрещении или ограничении применения зажигательного оружия).

Ясно, что и эти документы для их применения в информационной сфере требуют серьезной доработки, как минимум в части включения в них расширительных толкований используемых понятий и, соответственно, терминов. Но отброшены они быть не могут, поскольку при определенных условиях использование информационных средств может создавать ситуации, которые вызовут к действию положения этих международно-правовых актов. Так, воздействие информационными средствами на системы управления опасных, в частности химических объектов может вызвать химическое заражение местности или распространение «удушливых, ядовитых или других подобных газов», тем самым распространяя на данную ситуацию (кроме других) упомянутую Женевский протокол 1925г. В случае расширенного толкования понятия «культурных ценностей», их защита при информационном конфликте становится очевидной ничуть не меньше, чем при угрозе уничтожения картинных галерей или памятников архитектуры в вооруженном конфликте с применением традиционного оружия.

Кроме того, в современном международном праве имеется ряд документов, относящихся к вопросам уголовной ответственности отдельных лиц за агрессию и за серьезные нарушения норм в ходе ведения войны. К ним относятся: Уставы Международных военных трибуналов (Нюрнберг и Токио) 1945 года; Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества 1968 года; резолюции Генеральной Ассамблеи ООН о выдаче и наказании военных преступников [3(1) от 13 февраля 1946 г.] и о принципах международного сотрудничества в отношении обнаружения, ареста, выдачи и наказания лиц, виновных в военных преступлениях против человечества [3047 (XXVIII) от 3 декабря 1973 г.], и др. Эти документы также требуют адаптации к условиям вооруженных конфликтов с применением информационного оружия. Эта адаптация не должна потребовать больших усилий, при условии, естественно, юридического признания наличия такого вида оружия и информационной войны как вооруженного конфликта.

Международный вооруженный конфликт, как это понимается в международном гуманитарном праве, представляет собой вооруженное столкновение между государствами либо между национально-освободительным движением и метрополией, то есть между восставшей (воюющей) стороной и войсками соответствующего государства. Вооруженный конфликт немеждународного характера — это вооруженное столкновение антиправительственных организованных вооруженных отрядов с вооруженными силами правительства, происходящее на территории какого-либо одного государства. На практике нередко наблюдается так называемая интернационализация конфликтов немеждународного характера.

Как юридическое понятие «международный вооруженный конфликт» впервые упоминается в Женевских конвенциях 1949 года. Его появление наряду с понятием «война» породило немало вопросов теоретического и практического характера. Аналогичные вопросы возникают при квалификации вооруженного конфликта, в котором участвует национально-освободительное движение, а также в случае участия в той или иной форме в вооруженном конфликте немеждународного характера третьих государств.

Таким образом немалую сложность на практике вызовет поиск ответов на вопросы, связанные с вооруженными конфликтами в информационной сфере: какие ситуации охватываются этим понятием; каков круг лиц, защищаемых нормами права в данных конфликтах; где та грань, за которой немеждународный информационный вооруженный конфликт переходит в международный; какими нормами права (международными или внутригосударственными) регламентируются действия воюющих сторон в таких конфликтах и др.


2. Правовые последствия начала войны


III Гаагская конвенция об открытии военных действий 1907 года устанавливает, что военные действия между государствами не должны начинаться без предварительного и недвусмысленного предупреждения, которое может иметь форму либо мотивированного объявления войны, либо ультиматума с условным объявлением войны. Эта норма продолжает действовать и в современных условиях. Вместе с тем в соответствии с уже упоминавшемся Определением агрессии (резолюция 3314 ГА ООН) факт объявления войны, которая не является актом самообороны согласно ст. 51 Устава ООН, не превращает войну противоправную в войну законную, а представляет собой акт агрессии. То есть, эта норма сама по себе несет противоречие, поскольку в описанных условиях сам факт объявления войны становится международным преступлением. Тем более абсурдным он становится в условиях информационного противоборства, перешедшего в активную фазу прямого использования информационного оружия. Однако ничто в этой новой ситуации не противоречит формальным и фактическим нормам начала войны:
  • объявление войны, даже если оно не сопровождается боевыми действиями, влечет за собой начало юридического состояния войны. Вместе с тем фактическое начало военных действий между государствами не обязательно ведет к наступлению состояния войны;
  • начало войны означает конец мирных отношений между воюющими государствами, что влечет за собой разрыв дипломатических и, как правило, консульских отношений;
  • начало войны влияет на действие международных договоров, связывающих воюющие государства. Политические, экономические и иные договоры, рассчитанные на мирное время, прекращают свое действие. С началом военных действий происходит фактическое осуществление предписаний правил ведения войны;
  • в отношении граждан неприятельской стороны, находящихся на территории государства, применяются разного рода ограничения. Эти лица могут быть принуждены к проживанию на период войны в определенном районе либо интернированы;
  • имущество, принадлежащее непосредственно неприятельскому государству, конфискуется (за исключением имущества дипломатического и консульского представительств). Имущество граждан неприятельского государства в принципе считается неприкосновенным. Судам дается определенный срок, чтобы они покинули порты и воды неприятельского государства, по истечении которого суда подлежат конфискации.

С формальной точки зрения все эти правила должны оставаться в силе и в условиях активной информационной войны, поскольку, как уже отмечалось, информационное оружия по последствиям его применения вполне сравнимо с любым ранее известным средством силового воздействия включая ОМУ.

Более сложным моментом является правовое определение понятий театра военных действий и театра войны. Военные действия в традиционных войнах развертывались в определенных пространственных пределах, именуемых театром войны, под которым обычно понималась вся территория воюющих государств (сухопутная, морская и воздушная), на которой они потенциально могут вести военные операции. Театр военных действий — это территория, на которой вооруженные силы воюющих фактически ведут военные действия. Эти определения для информационных войн принципиально неприемлемы. Уже отмечалось, что особенностью многих видов информационного оружия, является трансграничность их применения, что формально в свете приведенных определений распространяет театры войны и военных действий на неопределенную территорию. Это особенно важно в условиях глобализации национальных экономик, когда объекты военного воздействия могут находиться в любом месте, в том числе на территории третьих стран и территорий, находящихся по международной защитой.


3. Правовое положение участников вооруженных конфликтов


В вооруженном конфликте международного характера воюющие стороны представлены прежде всего своими вооруженными силами. Согласно Дополнительному протоколу I к Женевским конвенциям 1949 года, вооруженные силы воюющих сторон «состоят из всех организованных вооруженных сил, групп и подразделений, находящихся под командованием лица, ответственного перед этой стороной за поведение своих подчиненных, даже если эта сторона представлена правительством или властью, не признанными противной стороной. Такие вооруженные силы подчиняются внутренней дисциплинарной системе, которая, среди прочего, обеспечивает соблюдение норм международного права, применяемых в период вооруженных конфликтов» (п. 1 ст. 43).

Участников вооруженных конфликтов условно разделяют на две группы: сражающиеся (комбатанты) и несражающиеся (некомбатанты). Согласно Дополнительному протоколу I, лица, входящие в состав вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте, и принимающие непосредственное участие в боевых действиях, являются комбатантами. Только за комбатантами признается право применять военную силу. К ним самим допустимо применение в ходе боевых действий высшей меры насилия, то есть физического уничтожения. Комбатанты, оказавшиеся во власти противника, вправе требовать обращения с ними как с военнопленными.

К несражающимся относится личный состав, правомерно находящийся в структуре вооруженных сил воюющей стороны, оказывающий ей всестороннюю помощь в достижении успехов в боевых действиях, но не принимающий непосредственного участия в этих действиях. Некомбатанты не должны участвовать в боевых действиях. Это интендантский и медицинский персонал, корреспонденты и репортеры, духовенство и др. Несражающиеся не могут быть непосредственным объектом вооруженного нападения противника. В то же время оружие, имеющееся у них, они обязаны использовать исключительно в целях самообороны и защиты вверенного им имущества.

Таким образом, деление вооруженных сил на сражающихся и несражающихся основывается на их непосредственном участии в боевых действиях с оружием в руках от имени и в интересах той воюющей стороны, в вооруженные силы которой они правомерно включены.

Поскольку партизанская война квалифицируется современным международным правом как правомерная форма борьбы против агрессора, колониальной зависимости и иностранной оккупации, за партизанами, согласно Женевским конвенциям 1949 года, признается статус комбатанта, если они имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных, имеют отличительный знак, открыто носят оружие, соблюдают в ходе боевых действий законы и обычаи войны. Дополнительный протокол I конкретизирует некоторые из этих положений. Так, в целях усиления защиты гражданского населения уточняется положение об открытом ношении оружия. Согласно ст. 44 Дополнительного протокола I, комбатант, с тем чтобы отличаться от гражданского населения, должен открыто носить оружие: а) во время каждого военного столкновения; б) в то время, когда он находится на виду у противника в ходе развертывания в боевые порядки, предшествующего началу нападения, в котором он должен принять участие.

В свете современного международного права статусом комбатанта обладают и бойцы национально-освободительных движений.

На практике нередко возникает необходимость в разграничении таких категорий, как военный шпион и военный разведчик, доброволец и наемник.

Военный шпион (лазутчик) — это, согласно ст. XXIX Приложения к IV Гаагской конвенции 1907 года, «такое лицо, которое, действуя тайным образом или под ложным предлогом, собирает или старается собрать сведения в районе действия одного из воюющих с намерением сообщить таковые противной стороне». Статья 46 Дополнительного протокола I, уточняя правовой статус военного шпиона, закрепляет норму, согласно которой лицо из состава вооруженных сил, «попадающее во власть противной стороны в то время, когда оно занимается шпионажем, не имеет права на статус военнопленного и с ним могут обращаться как со шпионом». Если лицо из состава вооруженных сил собирает сведения на территории, контролируемой противной стороной, и носит при этом «форменную одежду своих вооруженных сил» или «не действует обманным путем или преднамеренно не прибегает к тайным методам», то такое лицо не считается шпионом, а квалифицируется как военный разведчик. Другими словами, военный разведчик — это лицо, собирающее сведения в районе действия противника и носящее форму своей армии, то есть не скрывающее своего подлинного лица. В случае, если это лицо попадет в руки противника, на него должен распространяться режим военного плена.

Доброволец — это лицо, добровольно поступающее в действующую армию одной из воюющих сторон. Согласно V Гаагской конвенции 1907 года, отдельные лица могут «переходить границу, чтобы поступить на службу одного из воюющих». В той же конвенции устанавливается, что если отдельное лицо добровольно вступает в армию одного из воюющих государств, то оно утрачивает статус лица нейтрального государства.

Наемник — это лицо, добровольно вступающее в воинские формирования, ведущие вооруженную борьбу в защиту противоправных колониальных, расистских и иных подобных режимов, против национально-освободительных движений. Наемник не пользуется покровительством норм права вооруженных конфликтов. Он не имеет права на статус комбатанта, военнопленного.

Содержание понятия «наемник» раскрывается в ст. 47 Дополнительного протокола I. В соответствии с этой статьей наемник — это лицо, которое специально завербовано на месте или за границей для того, чтобы сражаться в вооруженном конфликте, и фактически принимает непосредственное участие в военных действиях, руководствуясь главным образом желанием получить личную выгоду, и которому в действительности обещано стороной или по поручению стороны, находящейся в конфликте, материальное вознаграждение, существенно превышающее вознаграждение, обещанное или выплачиваемое комбатантам такого же ранга и с такими же функциями из числа личного состава вооруженных сил данной стороны. Наемник не является ни гражданином стороны, находящейся в конфликте, ни лицом, постоянно проживающим на территории, контролируемой стороной, находящейся в конфликте. Он не входит в личный состав вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте, и не послан государством, которое не является стороной, находящейся в конфликте, для выполнения официальных обязанностей в качестве лица из состава его вооруженных сил.

Приведенное определение позволяет установить более четкое отличие наемника от добровольца, а также провести различие между наемниками и военными советниками, не принимающими непосредственного участия в военных действиях и направленными на службу в иностранную армию по соглашению между государствами. В декабре 1989 года в рамках ООН была принята Конвенция о запрещении вербовки, использования, финансирования и обучения наемников. В отличие от Дополнительного протокола I, Конвенция 1989 года к категории наемников относит не только лиц, непосредственно участвующих в вооруженных конфликтах, но и, что существенно важно, лиц, завербованных для участия в заранее запланированных актах насилия, направленных на свержение правительства какого-либо государства, подрыв его конституционного порядка или нарушение его территориальной целостности и неприкосновенности. Согласно Конвенции, государства не должны заниматься вербовкой, использованием, финансированием и обучением наемников, в том числе в целях, противоречащих праву народов на самоопределение, как оно толкуется международным правом, и обязаны запрещать и предотвращать подобные действия.

Конвенция 1989 года вводит ряд новых составов преступлений, связанных с наемничеством. Преступными и подлежащими наказанию в соответствии с Конвенцией являются действия не только самих наемников, но и лиц, осуществляющих вербовку, использование, финансирование и обучение наемников, а также попытки совершения указанных действий и соучастие в их совершении. Каждое государство — участник Конвенции обязано установить его юрисдикцию над любым из приведенных выше преступлений, если обвиняемый в преступлении находится на его территории и оно не выдает его другому государству, обращающемуся с требованием о выдаче преступника.

Столь длинное изложение норм международного гуманитарного права, связанных с участниками военных действий и гражданскими лицами, приведено дабы избежать более пространного доказательства полной неприменимости всех этих положений в условиях информационных войн. Одно обязательное требование для комбатанта открытого ношения оружия делает это понятие совершенно неприемлемым. Таким образом, в части определения и прав участников военных действий требует серьезнейшего пересмотра.


4. Военная оккупация


От других видов пребывания войск на иностранной территории военная оккупация отличается совокупностью присущих ей признаков. Это такой вид временного пребывания значительных воинских формирований на территории иностранного государства в условиях состояния войны между этим государством и государством принадлежности таких формирований, при котором прекращается эффективное осуществление власти правительством того государства, которому принадлежит занятая территория, а административная власть осуществляется в пределах, определенных международным правом, высшими командными инстанциями воинских формирований.

В условиях информационной войны это определение внутренне противоречиво. Так, в частности, вторая его часть, выступающая как следствие первой, в информационной войне может быть реализована сама по себе без ввода войск или других формирований на территорию противника, а ввод войск или служб управления оккупированной территорией может быть следствием прекращения эффективной власти пораженного государства в результате его дезорганизации вследствие применения информационных средств воздействия. При этом часть из выработанных практикой норм, относимых к условиям оккупации теряет свою применимость.

Согласно законам и обычаям сухопутной войны, воспрещается принуждать население занятой области давать сведения об армии другого воюющего государства или о его средствах обороны. Честь и семейные права, жизнь отдельных лиц и частная собственность, а также религиозные убеждения и отправление обрядов веры должны уважаться. Контрибуции могут взиматься лишь на основании письменного распоряжения начальствующего командира, и по каждой контрибуции плательщикам должна выдаваться расписка. Повинности не должны включать обязанности для населения принимать участие в военных действиях против своего отечества. Все эти нормы в условиях информационной войны могут соблюдаться номинально и даже формально, но фактически ни у воюющей стороны, ни у мирового сообщества не будет средств проверить их выполнение на деле. Жителей оккупированных территорий могут использовать в военных действиях против своего государства «в темную», без их ведома и согласия. Аналогично могут не выполняться и другие нормы.

Одним из важнейших положений Женевской конвенции о защите гражданских лиц во время войны 1949 года является запрет угона и депортирования гражданских лиц из оккупированной территории на территорию оккупирующей державы или на территорию третьего государства, равно как и перемещения части собственного гражданского населения на оккупированную территорию. Однако в условиях современного производства эти положения не запрещают использовать население в интересах оккупирующей стороны без его перемещения, как и без перемещения на оккупированную территорию своего населения.


5. Запрещенные средства и методы ведения военных действий


В соответствии с нормами гуманитарного права средства и методы ведения военных действий делятся на запрещенные (или частично запрещенные) и не запрещенные.

Вопрос о запрещенных средствах и методах ведения войны занимает в международном гуманитарном праве особое место. Существующие нормы удалось универсализировать только на основе соглашений в отношении известных вооружений, чьи поражающие свойства хорошо известны. Не выработано универсальных норм, исключающих возможность применения так называемых новых видов оружия массового уничтожения (радиологического, инфразвукового, лучевого и т. п.), а, соответственно, и информационного в любых его формах.

Согласно ст. 35 Дополнительного протокола I к Женевским конвенциям 1949 года, право сторон, находящихся в конфликте, выбирать методы и средства ведения войны не является неограниченным. Запрещается применять оружие, снаряды, вещества и методы ведения военных действий, способные причинять излишние повреждения или излишние страдания либо делающие смерть сражающихся неизбежной, а также ведущие к массовому разрушению и бессмысленному уничтожению материальных ценностей.

Эта статья Дополнительного протокола I подтвердила существование в современном международном праве принципа, ограничивающего воюющих в выборе средств и методов ведения вооруженной борьбы, который был сформулирован в Петербургской декларации 1868 года и IV Гаагской конвенции 1907 года.

Современное международное право запрещает применение в вооруженных конфликтах таких видов оружия массового уничтожения, как химическое и бактериологическое. Еще в древности римские юристы провозгласили правило, согласно которому война ведется оружием, а не ядом. Впервые вопрос о международно-правовом запрещении химического и бактериологического оружия был поставлен на Гаагской конференции 1899 года. В специально принятой декларации указывалось, что договаривающиеся державы обязуются не употреблять снаряды, имеющие единственным назначением распространять удушающие или вредоносные газы. Положения этой декларации впоследствии получили свое дальнейшее развитие и закрепление в IV Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 года, а также в Женевском протоколе о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств 1925 года. Однако, ни один из приведенных документов не мог предусматривать тот факт настоящего времени, что отравляющие вещества, удушливые газы и бактериологические средства могу и не доставляться на поле боя, которым в информационной войне становится вся территория противника, а браться, что называется, на месте. Нарушение работы химического производства, приводящее к серьезной аварии вполне может сравниться с применением химического оружия. Примером тому могут быть техногенные катастрофы, крупнейшей из которых была авария на заводах «Юнион Карбайт» в Индии в 1986 г., когда по различным оценкам погибло до 20 и пострадало до 160 тысяч человек.

Примечательно, что в международном праве нет общепризнанной нормы, которая запрещала бы применение ядерного оружия. Известен лишь ряд международно-правовых актов, направленных на ограничение его количества и дальнейшего качественного совершенствования, на сужение сферы его пространственного распространения. Соответственно, применения информационных средств, против АЭС и других предприятий ядерного топливного цикла, а тем более военных объектов ядерной энергетики или производства оружейных расщепляющихся материалов, которое, в свою очередь вызвало аварию на этом предприятии, результатом чего явилось радиоактивное заражение местности, не является запрещенным.

В соответствии с Конвенцией о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие, 1981 года и тремя протоколами к ней запрещается использование любого оружия, основное действие которого заключается в нанесении повреждений осколками, которые не обнаруживаются в теле человека с помощью рентгеновских лучей.

Противоправным является использование против гражданского населения и невоенных объектов зажигательного оружия, мин, а также мин-ловушек и подобных устройств, по внешнему виду напоминающих детские игрушки, предметы медицинской помощи и др. Обобщая это положение можно говорить, что здесь имеет место проекция на конкретные виды оружия принципа запрещения вероломных действий. Идя дальше можно было бы предложить рассматривать в качестве вероломного применение в целях оружия средств, разработанных и созданных для гражданского применения. Если таковое положение будет принято юридическим сообществом, то значительная часть информационного оружия буде признана таковым.

Согласно Дополнительному протоколу I к Женевским конвенциям 1949 года, запрещается применять оружие, снаряды, вещества и методы ведения военных действий, способные причинить излишние повреждения или страдания, а также обширный, долговременный и серьезный ущерб природной среде. Здесь опять можно было бы рассмотреть как обобщение проекцию этого принципа на информационные средства, которые в большинстве своем носят неизбирательный характер и могут причинить отнюдь не запрограммированный ущерб.

Особо следует отметить, что при изучении, разработке, принятии на вооружение новых видов оружия, средств или методов ведения войны участник Дополнительного протокола I должен определить, подпадает ли их применение под запрещения, содержащиеся в Протоколе или в других нормах международного права, применимых к указанному участнику (ст. 36). То есть уже в самом Протоколе заложено положение предусматривающее возможность появления вооружений, не подпадающих под нормы международного гуманитарного права.

Большое значение в праве вооруженных конфликтов придается защите гражданских объектов. Статья 25 IV Гаагской конвенции 1907 года запрещает «атаковать или бомбардировать каким бы то ни было способом» незащищенные города, селения, жилища или строения. Согласно Дополнительному протоколу I, «гражданские объекты не должны являться объектом нападения или репрессалий». К военным Протокол относит объекты, «которые в силу своего характера, расположения, назначения или использования вносят эффективный вклад в военные действия и полное или частичное разрушение, захват или нейтрализация которых при существующих в данный момент обстоятельствах дает явное военное преимущество» (ст. 52). Объекты, не подпадающие под вышеприведенное определение, должны рассматриваться как гражданские. Здесь возникает сложность, требующая совершенно иного отношения к информационной войне: для нее сложно определить невоенные объекты, так как в наступательных, а тем более оборонительных информационных операциях могут быть задействованы вполне гражданские объекты.

В этом отношении эффективно могут применяться положения Дополнительного протокола I, запрещающие подвергать нападению или уничтожению, приводить в негодность объекты, необходимые для выживания гражданского населения, такие как запасы продуктов питания, производящие продовольствие сельскохозяйственные районы, посевы, скот, сооружения для снабжения питьевой водой и запасы последней, а также ирригационные сооружения, специально с целью не допустить их использования гражданским населением или противной стороной как средств поддержания существования, независимо от мотивов, будь то с целью вызвать голод среди гражданского населения, принудить его к выезду или по какой-либо иной причине.

Особое внимание в Дополнительном протоколе I уделяется защите установок и сооружений, содержащих опасные силы, а именно плотин, дамб и атомных электростанций. Согласно ст. 56, такие установки и сооружения не должны подвергаться нападению даже в тех случаях, когда они являются военными объектами, «если такое нападение может вызвать высвобождение опасных сил и последующие тяжелые потери среди гражданского населения». Более того, в силу тех же причин не должны становиться объектом нападения или репрессалий все другие военные объекты, размещенные в этих установках или сооружениях или поблизости от них. Именно эти объекты относятся к критическим инфраструктурам, на которые в первую очередь направлено применение информационного оружия.

Так же существенным ограничением в применении информационного оружия против систем управления объектов, разрушение которых могут привести к негативному воздействию на окружающую среду, является принятая в 1977 году Конвенция о запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду. В соответствии с этой конвенцией каждое государство-участник, с одной стороны, обязуется не прибегать к военному или любому иному враждебному использованию средств воздействия на природную среду, которые имеют широкие, долгосрочные или серьезные последствия, в качестве способов разрушения, нанесения ущерба или причинения вреда любому другому государству-участнику, а с другой — обязуются не помогать, не поощрять и не побуждать любое государство, группу государств или международную организацию к осуществлению указанной выше деятельности. Однако, согласно конвенции, «средствами воздействия на природную среду» являются любые средства для изменения — путем преднамеренного управления природными процессами — динамики, состава или структуры Земли, включая ее биоту, литосферу, гидросферу и атмосферу, а также космическое пространство. Вписать сюда информационное оружие явным образом едва ли возможно.

Среди общей массы гражданских объектов, нуждающихся в правовой защите во время вооруженных конфликтов, особое место принадлежит объектам, представляющим культурную ценность и играющим важную роль в духовной жизни людей. Статья 27 IV Гаагской конвенции 1907 года возлагала на нападающую сторону обязанность при осадах и бомбардировках принимать все необходимые меры для того, чтобы «щадить, насколько возможно, храмы, здания, служащие целям науки, искусства и благотворительности, исторические памятники... под условием, чтобы такие здания не служили одновременно военным целям». Статья 53 Дополнительного протокола I запрещает: а) совершать какие-либо враждебные акты, направленные против тех исторических памятников, произведений искусства или мест отправления культа, которые составляют культурное или духовное наследие народов; б) использовать такие объекты для поддержания военных усилий; в) осуществлять репрессалии в отношении таких объектов. Важнейшим источником, определяющим правовой режим вышеназванных объектов во время вооруженных конфликтов, является Гаагская конвенция о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 года. Согласно ст. 1 Конвенции, защите подлежат: «имеющие большое значение для культурного наследия каждого народа» памятники архитектуры, религиозные или светские; археологические расположения; здания, предназначенные для сохранения или экспонировании движимых культурных ценностей, такие как музеи, крупные библиотеки, хранилища архивов и т. п., а также центры сосредоточения ценностей, в качестве которых может выступать часть города или даже целый город. Вопросом остается распространимость этих норм на психологическое состояние общества, его психическое здоровье, духовность, на подрыв чего направлены информационно-психологические средства и методы.

Запрещается убивать, наносить ранения или брать в плен противника, прибегая к вероломству, под которым понимаются действия, направленные на то, чтобы вызвать доверие противника. Вместе с тем международное право не запрещает использование военной хитрости с целью ввести противника в заблуждение, побудить его действовать опрометчиво, например, посредством маскировки, ложных операций и дезинформации. Это серьезно снижает потенциал гуманитарного права в отношении средств, для которых объектом воздействия является собственно информация, а также средств психологического воздействия.


6. Защита прав личности во время вооруженного конфликта


Основным на этом направлении является правовой режим раненых и больных. Режим данной категории лиц регламентируется главным образом Женевской конвенцией об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях 1949 года и Женевской конвенцией об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море 1949 года. Ранеными и больными в целях предоставления защиты, предусмотренной нормами международного гуманитарного права, считаются гражданские лица и военнослужащие, находящиеся в районе вооруженного конфликта, которые вследствие травмы, болезни, другого физического расстройства или инвалидности нуждаются в медицинской помощи или уходе и которые воздерживаются от любых враждебных действий. К этой категории относятся также роженицы, новорожденные, немощные, беременные женщины. Независимо от того, к какой воюющей стороне они принадлежат, эти лица пользуются покровительством и защитой и имеют право на гуманное обращение; им предоставляется в максимально возможной степени и в кратчайшие сроки медицинская помощь.

Как и ранее эти положения становятся неоднозначными в отсутствии физического поля боя. А именно это, как выше уже было сказано, является отличительной чертой войны с применением информационного оружия.

Еще более неестественно выглядит в условиях боевых действий с применением информационного оружия режим военного плена. Основным международно-правовым документом, определяющим этот режим, является Женевская конвенция об обращении с военнопленными 1949 года, согласно которой военнопленными являются следующие категории лиц, попавшие во власть неприятельской стороны во время войны или вооруженного конфликта: личный состав вооруженных сил воюющей стороны; партизаны, личный состав ополчений и добровольческих отрядов; личный состав организованных движений сопротивления; некомбатанты, то есть лица из состава вооруженных сил, не принимающие непосредственного участия в военных операциях, например врачи, юристы, корреспонденты, различный обслуживающий персонал; члены экипажей судов торгового флота и гражданской авиации; стихийно восставшее население, если оно открыто носит оружие и соблюдает законы и обычаи войны.

Совершенно архаичным для информационной войны выглядят положения о том, что военнопленные должны размещаться в лагерях и в условиях не менее благоприятных, чем условия, которыми пользуется армия противника, расположенная в этой местности. Лагерь военнопленных находится под ответственностью офицера регулярных вооруженных сил держащей в плену державы. Ясно, что эти положения опять-таки непосредственно опираются на методы позиционной войны, предусматривающие наличие физического поля боя и захваченных в ходе боев территории противника, что отнюдь не является обязательным для войны информационной.


7. Международно-правовая регламентация окончания военных действий и состояния войны


Как и другие общие положения международного гражданского права юридическая регламентация начала и окончания войны не определяет характер войны, но лишь сам его факт и правовое оформление его временных рамок. Соответственно, окончание военных действий и состояния войны рассматриваются как акты, отличающиеся один от другого как по способам их юридического оформления, так и по тем правовым последствиям, которые они порождают для воюющих сторон.

Наиболее распространенными формами прекращения военных действий исторически выступали перемирие и капитуляция. Перемирие представляет собой временное прекращение военных действий, осуществляемое на основе взаимного соглашения между участниками вооруженного конфликта.

Если общие положения, как мы видели на примере положений, касающихся правового оформления начала войны, индифферентны к форме военных действий, то в частностях начинают действовать конкретные особенности информационных военных действий. Как определить, кто нарушил информационное перемирие, если одним из основных качеств информационного оружия является его анонимность. Поэтому едва ли ст.40 IV Гаагской конвенции может иметь прямое применение в регламентации нарушения перемирия в информационной войне.

Проще обстоит дело в отношении капитуляции, поскольку капитуляция как акт прекращения сопротивления вооруженных сил или их части также не связана с формой и методами ведения завершившихся военных действий, с одной стороны и акт совершаемый однократно, с другой. Здесь уже можно представить себе практическую реализацию последствий: все вооружение, военное имущество, военные корабли, самолеты переходят к противнику, сдающиеся войска подвергаются военному плену. Капитуляция отличается от перемирия тем, что капитулирующая сторона лишается даже формального равенства с победителем. И здесь уже не важно, какими средствами была достигнута победа.

Такая же ситуация и с общими положениями права в отношении прекращения состояния войны. Основным международно-правовым средством такового является заключение воюющими сторонами мирного договора. Подобный договор должен урегулировать политические, экономические, территориальные и другие проблемы, возникающие в связи с прекращением состояния войны и восстановлением мира между воюющими.