Общественная палата российской федерации

Вид материалаСеминар
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14

Второй момент. Ольга Александровна не даст соврать, когда проходил процесс гармонизации экологических стандартов год-два назад, то на одной из конференций, семинаров, когда выступал региональный министр земли Северный Рейн – Вестфалия, немецкий, рассказывая о том, как организуется у них экологический контроль и как выстраиваются экологические стандарты, я немножко его спровоцировал. Даже не его, скорее, задав вопрос. У нас действует закон о защите предпринимательства 294-й, который не позволяет чаще, чем раз в три года проверять государственным органам хозяйствующие субъекты. А есть ли у вас такие ограничения в Европе или вы кошмарите немецкий бизнес без ограничений? Он не удивился вопросу, он про это уже знал к тому моменту. Он говорит, нет, конечно, мы можем проверять столько, сколько нужно, исходя из ограничений в виде количества сотрудников, средств, не бесконечно, естественно. То есть, могут быть любые законы, какие бы мы не обсуждали. Если нет эффективной системы контроля, любые нормы, любые законы не будут иметь никакого смысла. Предприятие, тем более, если в этих условиях отдать ему на откуп установление собственных нормативов и самоконтроль, нарисует себе все, что угодно. И любое обсуждение этого – это просто потеря времени. Если нет контроля.

Теперь момент, который Ольга Александровна как раз упоминала о наличии контроля и роли общественного контроля. Если мы говорим о предприятиях, то без возможности инструментального контроля никакой общественный контроль роли иметь не будет. Потому что бумаги эти, циферки эти, миллионы, тоже, как уже звучало, нарисуют любые. А инструментальный контроль сейчас в руках государственных органов, которые чаще, чем раз в три года проверять не могут, а если внеплановая проверка, то через прокуратуру, с уведомлением за три дня. Естественно, при возможности все почистят ко дню проверки. Однозначно, рассчитывать на это не имеет смысла абсолютно. А общественные организации не имеют средств, потому что это дорого. Наличие таких лабораторий дорого.

Какая здесь реальная возможность, единственная в этих условиях? Это искать, обращаться к государству за поддержкой общественных организаций, которые способны, ведь не каждая организация на это способна, могут обеспечить организацию инструментального общественного экологического контроля. Без этого остальные действия не имеют смысла. Документов нет, ни в суд не обратишься, ничего не сделаешь.

Если в этом направлении мы попробуем договориться с Общественной палатой о такой инициативе, попробуем выработать такие предложения, надо подумать, для того. Для министерства, может быть, для Минрегиона, может быть, для Минэкономразвития, может быть. Не дожидаясь, что палата нам это сделает – разжует и в рот положит. А с помощью палаты попробуем это продвинуть. На мой взгляд, это было бы эффективно.

- (Гутенев В.В.) Коллеги, я обращаю внимание, что сегодня еще во второй половине дня у нас планируется дискуссия. Сейчас просьба вопросы. Потому что мы уже по времени, вы видите.

- (Пономарева О.Н.) Пензенская область, Пономарева Ольга Николаевна. Попытаюсь продолжить идею Сергея Владимировича. И чтобы не задавать риторических вопросов, слайды Ольги Александровны, спасибо, кстати, за информацию. Очень грамотно представлено. Мне бы хотелось, чтобы если мы используем эту площадку именно как площадку для общественного мнения, посмотрите, ни разу не прозвучал термин или понятие экологическое образование. Мы сейчас и контроль, и воздействие, и причины, мы работаем вдогонку. Во всем цивилизованном мире параллельно решают проблемы, которые мы сейчас обсуждаем, и законы и подрастающее поколение. К 13 годам у ребенка сформирована полностью система ценностей. У наших детей именно потому, что мы, например, в начальной школе навсегда ушел предмет Природоведение, в пятом классе им бесполезно говорить «давайте любить природу». В высшей школе, в средних профессиональных учебных заведениях этот блок экологической информации, извините за подробности, кастрирован донельзя.

Поэтому я как представитель образовательной области, с 1992 года педагогическая общественность пытается через Государственную Думу провести закон. Его многократно переименовывали. Экологическое образование. Ольга Александровна, Вы лучше меня это все знаете. Экологическая культура. Нам важно сейчас соединить усилия для того, чтобы этот закон был продвинут и определенным образом начал работать, начиная даже с наших дошкольников, школьников и тех людей, которые сегодня реально приходят на производства. Потому что без системы ценностей мы ничего не сдвинем. Спасибо.

- (Гутенев В.В.) Коллеги, если нет вопросов, тогда слово Екатерине Глебовой. Пожалуйста.

- (Мужчина 2) У меня один вопрос есть. Я прошу уточнить, у предыдущего оратора прозвучало утверждение, что Общественная палата обладает правом законодательной инициативы. Наша местная палата таким правом не обладает. Общественная палата Российской Федерации обладает правом законодательной инициативы?

- (Гутенев В.В.) Нет. Не обладает. А региональная палата в зависимости от закона субъекта, как пропишите. У кого-то это получается, но основная масса не обладает, по нашей информации.

- (Глебова Е.) Уважаемые товарищи, я сразу скажу, я как сотрудник пресс-службы обещаю, что презентация Ольги Александровны будет вывешена у нас на сайте, чтобы вы могли потом с ней ознакомиться в свободном режиме. Все знают наш адрес сайта? Oprf.ru. Все очень просто.

Далее. Для того чтобы проект этого закона, о котором шла речь, реально можно было обсуждать в регионах не только на уровне экспертном в экологических организациях, но и на уровне общественном, скажем так, действительно с экологическим образованием не у всех все хорошо, мы подготовим Общественной палате экспертную записку, разошлем ее вам. И вывесим, возможно, тоже на сайте. Чтобы людям не посвященным, которые далеки от каких-то конкретных юридических тонкостей, было понятно, о чем идет речь, что мы обсуждаем и что мы собираемся сделать.

Теперь о той солидной теоретической правовой базе, с которой здесь знакомила Ольга Александровна, я перейду к практике. Расскажу несколько практических случаев, потому что когда мы открыли «горячую линию» и стали получать звонки от людей, мы поехали в народ. Граждане, реально озабоченные экологическими проблемами, реально уже готовые на выражение каких-то своих эмоций, возмущений, они понимают, что к власти идти чаще всего бесполезно, особенно если это градообразующее предприятие. Это раньше, во времена Советского союза губернатор (Секретарь обкома) был обязан отчитываться за состояние здоровья на его территории и если что мог положить партбилет на стол. Сейчас ситуация другая, он полностью связан по рукам и ногам директором, менеджером этого предприятия. И что бы там не выбрасывалось, он готов на все закрывать глаза. Поэтому люди понимают, что писать туда бессмысленно. То же самое с самими предприятиями. Раз уж они нас травят, то какой смысл к ним идти и на них же жаловаться.

Человек ищет некую структуру, которая могла бы стать выразителем его мнения, его негодования. Такая структура чаще всего – это общественная организация, НКО на месте. Чтобы об этом НКО стало известно, чтобы люди знали, куда им идти, к кому обращаться, кто может организовать людей на какое-то выражение возмущения, протеста, сама НКО должна тоже предпринимать какие-то шаги. И я как специалист по пиару назову их именно пиар-шагами.

Мы приехали в Первоуральск, в Ревдинско-Первоуральский промышленный узел, мы нашли там удивительно креативных экологов. Это люди, которые не просто понимают, какая должна быть высота трубы и размер санитарно-защитной зоны. Это люди, которые умеют правильно показывать себя населению и показывать себя тому, кому они хотят показать.

Краткая история. На местном Новотрубном заводе построили новый электросталеплавильный комплекс. На постройку комплекса был взят кредит в Европейском банке реконструкции и развития, о котором нам Ольга Александровна много рассказывала. В уставе Банка реконструкции и развития есть такой пункт, что часть кредита, определенный процент обязательно должен идти на природоохранные мероприятия. На то, чтобы жители, которые живут вокруг этого объекта, не испытывали никаких проблем с окружающей средой. В данном случае ничего соблюдено из того, что должно было быть соблюдено, не было. Там и высота трубы, и обещали людям, что у них поставят пластиковые окна, тем, кто живет в непосредственной близости к этому комплексу. А там не только люди живут. Там, на всякий случай, школа, детский сад, поликлиника детская. То есть полный набор. И детская площадка школьная ровно под трубой.

Они боролись, они писали, они ходили. А потом они взяли и набили соломой чучело, приклеили туда фотографию президента Европейского банка реконструкции и развития и торжественно сожгли. Приехал автобус милиции. Они ожидали эксцессы. Все прошло тихо, мирно. Было это заявлено как пикет. То есть, не митинг, речей никаких не произносилось. Пикет – это молчаливое выражение своего мнения. Пришли жители всех окрестных домов. Точно также – спокойно и молча – организаторы раздали им листовки. Все, что они хотели сказать, все, что они имели сказать, они все раздали жителям. Прессы было очень много. Пресса любит такие вещи. И власть-то не могла никак запретить, потому что жгли не Президента России, не премьера, не мэра города, не губернатора и даже никого вообще из российских граждан. Сожжен был символический президент Европейского банка реконструкции и развития. В свою очередь Банк реконструкции и развития, в общем-то, отслеживая, каким-то образом мониторя, а у них серьезная служба информации, структура достаточно крупная, достаточно многочисленная, они отслеживают такие вещи. Они не могут на это не прореагировать. На тот момент что удалось сделать, насколько это было взаимосвязано? Введение и открытие комплекса было отложено. Начали чем-то еще заниматься, какими-то природоохранными. Трубу, конечно, нарастить не успели. Но есть подозрения, что у них будет непростой разговор, у владельцев Новотрубного завода с теми, кто предоставил им кредит.

Далее что сделали опять же первоуральские умельцы. На открытии, которое спустя месяц все-таки состоялось, этого сталеплавильного комплекса прилетел наш премьер Владимир Владимирович Путин. В этот день они заготовили некоторое количество черных воздушных шаров. Надули их и выпустили в небо. Потому что в пикет встать? А вдруг он по другой улице поедет. Какую-то еще листовку разбросать? Не скажут, не покажут. А в небо – пожалуйста, небо для всех, небо не закрыто. И они тоже очень спокойно и мирно черные шары – это траур по нашей первоуральской экологии, это траур по здоровью наших детей. А со здоровьем там есть проблемы у детей. Мы разговаривали с родителями, буквально детей вели из школы и рассказывали, что боли в горле, аллергические реакции. И когда идет выброс, то поликлиника вся забита детьми. Видеофильм этого есть на сайте Общественной палаты. Можно тоже посмотреть.

Конечно, их ловили с этими шарами. Они бегали, скрывались огородами. Причем мотивировка была такая, что воздушный шар может сбить вертолет Путина. Пресса тоже на такие вещи очень хорошо реагирует. И на этот раз освещали уже не только первоуральские СМИ, их освещали уже на уровне Екатеринбурга, они попали даже на уровень федеральных СМИ.

Что это значит? Что об этой организации знает все больше и больше народу. «Чистый двор, чистый город», екатеринбургская организация. Вы по шарикам можете найти эту организацию в сети и все их акции замечательные.

Потом эта же организация присоединилась к протестам ребят-экологов из Екатеринбурга и Челябинска, которые сейчас борются и там и там против вырубки леса очередного в Челябинске и в Екатеринбурге. Они вышли к зданию аппарата полпреда с елочками в горшочках и подарили ему елочки. Красиво? Красиво. Никто ни на кого не ругался, никто никому морду не бил, подарили елочки. Пресса тоже очень хорошо на это реагирует. Журналисты, они же, понятно, что люди подневольные, и понятно, что там и промышленность держит прессу, и власть держит прессу. Но журналисты такие же люди, они также живут и у них тоже есть дети. Поэтому если есть возможность показать, не сказав, чего не надо, они покажут.

Поэтому если есть какие-то идеи, это я в основном обращаюсь к молодым представителям некоммерческих организаций, не надо никаких администраций громить, не надо никому морду бить, всегда можно придумать что-то интересное, что привлечет внимание СМИ, через СМИ о вас узнает население, у которого есть проблемы, население к вам придет. Это уже будет, соответственно, сила.

Следующий момент. Предприятие, которое, конечно, не хочет никаких общественных экспертиз, участия общественности ни в каких процессах этих. И, конечно, если просто НКО начинает писать на предприятие, что, вот, по закону мы имеем право. Предприятие им отвечает, что уже нашли другую общественную организацию с таким же правом, она уже была, все видела и всем довольна. Потому что всегда можно, если не найти, в крайнем случае, создать за два дня НКО, все, что угодно, назвать это экологической группой, и она подпишет любую общественную экспертизу.

Для того чтобы общественную организацию было невозможно таким образом обойти, она должна все-таки находиться в формате взаимодействия с официальными структурами. Это, прежде всего, региональная Общественная палата. В региональной Общественной палате как минимум должен быть эколог, как максимум, конечно, экологическая комиссия. Для того чтобы с этим органом уже нельзя было не считаться, для того чтобы этот орган представлял интересы тех самых экологов, которые с шариками, которые с чучелами, которые со своими требованиями. То есть, всех тех, кого называют юродивыми, клоунами, как угодно, если они в Общественной палате, все, с ними надо разговаривать. Это та самая площадка, на которой любой эколог становится легитимным. И как бы его не называли – «Гринпис», экстремист. Уже и во многих СМИ есть такой негласный запрет на публикацию акций «Гринпис», на публикацию информации об акциях таких экстремальных экологов. Если этот эколог, еще раз повторю, в Общественной палате региональной, с ним придется разговаривать, интервью с ним придется публиковать.

Да и, собственно говоря, и власть, которая связана по рукам и ногам градообразующим предприятием. Но не исключено, что губернатору тоже не всегда нравится эта связанность. Он хотел бы иметь какие-то рычаги влияния.

Общественная палата – та самая площадка, на которой губернатор свободен в каких-то своих тайных мыслях, может быть, в заботе об экологии. Поддерживая общественность. Он же не может не поддерживать общественность. Тем более, если у него на территории региона люди выходят на улицы, люди проводят акции, он приходит к директору предприятия и говорит: «Видишь, я бы всей душой, а что мне делать, у меня же народ на улице». То есть, это действительно замечательная площадка – Общественная палата.

И еще СМИ. СМИ чаще всего, да, подконтрольны и предприятиям крупным, и власти местной. Например, ситуация, с которой мы сейчас очень плотно работали. Это в Пермской области деревня Павлово. Там произошел разлив нефти, давно, еще в конце прошлого века. Но ничего так и не было сделано. Нефть попала в воду, люди болеют, онкология, там страшные дела творятся. И по идее «Лукойл», организация как правопреемник России после Советского союза, «Лукойл» у кого унаследовал какие-то советские предприятия, соответственно, они тоже должны были нести ответственность за компенсацию медицинской реабилитации людей и за переселение людей. Но, естественно, решили на всем, на чем только можно, сэкономить. И переселяли их в какие-то жуткие ветхие дома, и с компенсацией были большие проблемы. Последние три года ОАО «Лукойл-Пермь» вообще перестал разговаривать и с жителями, и с экологами, которые на их стороне сражались. Экологи вытащили телевизионщиков НТВ, НТВ сняли фильм, ролик. Все СМИ местные отказались. То есть, ролик был запрещен к показу на территории региона, просто категорически. Они прислали ролик к нам, попросили считать это обращением общественной организации в Общественную палату. Мы его разместили у нас на сайте. Буквально через неделю жители устроили пикет у офиса «Лукойл-Пермь». Еще через несколько дней «Лукойл-Пермь» возобновил переговоры о том, что надо же что-то делать. Спустя три года после полного моратория всех переговоров.

То есть, сайт oprf, конечно, не бог весть какое СМИ, это не газета «КоммерсантЪ» и не первый канал. Но я могу сказать, что мы не ангажированы. Для нас нет неприкасаемых. Мы писали про розливы и порывы «Роснефти», дочерних предприятий «Роснефти» на территории Югры. Там тоже общественные организации, они сидят, они следят очень профессионально. Они присылают нам информацию с фотографиями. Мы все размещаем.

Сайт Общественной палаты очень часто является источником информации для новостных агентств федерального уровня. Наши материалы перепечатывают. И региональная пресса, кстати, тоже. Ей легче. Они не сами написали, они перепечатали.

Вот как произошло в той же Перми. Пермские СМИ перепечатали нашу информацию, рассказали о том, что у нас на сайте есть такой фильм. А «Лукойл-Пермь» уже, их пресс-служба дают свои комментарии, конечно, они говорят. Но народ-то уже имеет возможность знать. То есть, это тоже такой выход. Он немножко сложный, но реальный для информирования общественности, для информирования тех, кому нужно об этом знать.

И тому же губернатору легче уже разговаривать. Он говорит, видишь, на федеральном уровне в Москве пишут, значит, надо же что-то делать. Это как раз те инструменты практические, которые, подкрепив хорошей теоретической правовой базой, надо использовать.

Что еще хочу рассказать коротенечко. Пикеты, митинги – все хорошо. Постепенно, когда среди граждан, заинтересованных в решении проблемы, уже тоже появляются активисты, когда проблема уже обсуждена на улице и уже все друг другу сказали и поругались, пора переходить к переговорному процессу за круглым столом, куда уже в Общественную палату приходит представитель власти, приходит представитель предприятия. А что ему делать, куда ему деваться? Приходит СМИ. И уже идет разговор конкретный не только о болевой точке своего региона, о том, что это предприятие загрязняет почву, загрязняет воду, загрязняет воздух, уже говорим об инструментах. А инструменты это как раз то, о чем говорила Ольга Александровна – изменение законодательства. Это повышение штрафов, это, соответственно, этих согласованных выбросов. Когда об этом говорит не только Общественная палата федеральная в Москве, но об этом начинают говорить на круглых столах в регионах, и свои итоговые коммюнике своих слушаний начинают слать в Общественную палату, Президенту, премьеру, в Минприроды, мы здесь, в регионе, мы народ, мы обрались и мы считаем. Это уже невозможно игнорировать, тем более, когда это освещается средствами массовой информации. Мы на сайте готовы это освещать, мы готовы стимулировать СМИ на всех уровнях, чтобы они это освещали. Это уже не просто какие-то отдельно взятые разрозненные экологи-сумасшедшие, а это требование людей, это требование общественности, требование населения. И нельзя уже с ним не считаться.

И последнее. Да, с Охтоцентром у нас был такой же случай. Ведь Общественная палата первая начала говорить про то, что Охтоцентр не надо тут строить. Ни одно СМИ, которое содержится «Газпромом», у нас практически все СМИ содержатся «Газпромом», об этом не писало. И мы пробивали эту стену. Я не знаю как, но мы ее пробили. Охтоцентр перенесли. Это просто тоже из результатов.

- (Мужчина 3) Там камень, по-моему, в ваш огород был. Прокомментируйте.

- (Глебова Е.) Да, про Новгород. Совершенно замечательная история о том, как простимулировано было население. В Новгородской области в деревне Подберезье есть завод «Флайдерер», немецкий завод, который, жители заявляют, что выбросы этого завода очень плохо влияют на здоровье. Есть человек, который специальное обследование проходил. У него есть медицинское заключение, что, да, его астма может быть действительно вызвана выбросами этого завода. И постольку поскольку у жителей есть дети, и у детей тоже аллергические реакции, ровно связанные, как идет выброс, на следующий день поликлиники забито. Естественно, врачам запрещено ставить диагноз, связанный с этим. Но негласно все мамам, конечно, говорят. Потому что врачи это те же тоже мамы, они тоже люди. Жители писали, требовали. И в конечном итоге жители решили организовать сельский сход, чтобы попросить независимую экспертизу выбросов. Потому что когда туда приезжает официальная – все хорошо. Ничего не работает и все хорошо, выбросов нет.

И второй момент. Жители просили, чтобы провели независимое медицинское обследование, хотя бы детей, чтобы выявить зависимость этих заболеваний от выбросов завода. Мы приехали с представителем уполномоченного по правам человека Лукина и с видеооператором. Я не член Общественной палаты, я чиновник, сотрудник пресс-службы, то есть у меня полномочий куда-то вести народ нет никаких. Я могу только послушать, записать, зафиксировать и донести информацию до Общественной палаты. Но местные власти отнеслись к процессу очень серьезно – людям просто запретили сход. Глава местной администрации запретил собираться. Хотя, вы понимаете закон, сельский сход выше любой главы местной администрации. Тем не менее, милицию позвали, клуб закрыли. Тем не менее, люди собрались. Мы посмотрели, что это действительно были не просто какие-то активисты, которым нужны какие-то собственные свои дивиденды для выборов и так далее. Там было много народу, и это были простые жители, и это были люди действительно озабоченные своими проблемами. Мы им пообещали, что к ним приедут медики. И медики приедут, Александр Николаевич. Сейчас как раз договор оформляется. Просто не так просто найти средства, договориться с медиками, они приедут. И может быть, даже еще в этом году успеют.

А на следующий день у нас состоялась встреча в местной администрации с представителем Общественной палаты Новгородской, с представителем власти, отвечающим за борьбу с экологией, с директором завода «Флайдерер». И в самом начале, когда мы разговаривали с человеком из Общественной палаты, ответственным за экологию, у меня сложилось ощущение, что он работает на заводе «Флайдерер». Потому что он так защищал этот завод «Флайдерер» и говорил, что ничего плохого там нет, и что жители воду мутят зря и слушать их не надо. Но как член Общественной палаты может сказать, что не надо слушать жителей. Для меня это было шоком. Я даже переспросила, где вы работаете-то? Он говорит – в Общественной палате. Но, правда, к концу нашей беседы уже настроения поменялись. Уже когда мы камеру выключили, нам сказали, что да, действительно и выбросы есть. И когда директор завода «Флайдерер» ушел, нам сказали, что да, мы тоже переживаем. И, конечно, надо внезапно туда нагрянуть. И как раз про лабораторию был разговор, что нужна какая-то лаборатория. Я не специалист, но мне представляется, что было бы правильно в регионе иметь такую лабораторию. Как-то закладывать в региональные бюджеты, может быть, средства. Потому что из федерального. Но это уже на месте, безусловно, специалистам виднее.