Общественная палата российской федерации

Вид материалаДоклад

Содержание


Кризис и глобальные тренды.
ГИПОТЕЗА: МИР СТОЛКНУЛСЯ ОДНОВРЕМЕННО С ЧЕТЫРЬМЯ КАЧЕСТВЕННО РАЗЛИЧНЫМИ КРИЗИСАМИ. Каждый из этих кризисов различается длительно
Кризис второй - смена «длинной» «Кондратьевской» волны, начало нового технологического цикла.
Неокейнсианское регулирование К-волн.
Кризис третий - кризис глобальной финансовой системы, инициированный институциональным кризисом капитализма и эгоистической поли
Развитие этой тенденции требует ряда новых институциональных решений
Создание странами БРИК банка взаимных международных расчетов
Кризис четвертый - обычный циклический кризис, охвативший все страны, вовлеченные в глобальные связи.
Структура посткризисных интересов глобальных игроков.
Интересы США.
Интересы Европы.
Интересы Китая.
Медленное восстановление глобальной экономики создает самые серьезные социально-политические риски для Китая.
Интересы Индии.
Индия заинтересована в реформировании мировой финансовой системы, т.к. новые условия позволят повысить ее влияние
Эволюция повестки дня.
Стратегические ориентиры развития в новой конфигурации интересов.
Где искать маржу?
Подобный материал:
  1   2   3



ОБЩЕСТВЕННАЯ ПАЛАТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ


«РОЛЬ БРИК В КАЧЕСТВЕ ФОРМИРОВАНИЯ НОВОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ПОРЯДКА, СОЗДАНИЯ ЭФФЕКТИВНЫХ МЕХАНИЗМОВ ГЛОБАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ.

ЭВОЛЮЦИЯ ПРИОРИТЕТНЫХ ЗАДАЧ СТРАН – УЧАСТНИКОВ.

Доклад на Втором совместном круглом столе Совета по экономическому и социальному развитию Бразилии и Общественной палаты Российской Федерации.


Профессор Иосиф Дискин


Бразилиа, 18-19 мая 2010 года.


Введение.

В последние годы сложился консенсус позиций мировых лидеров и экспертов относительно повышения глобального влияния стран - членов БРИК. Слово стало плотью. Метафора, высказанная в известном докладе банка Голдман Сакс, превратилась в группу стран, объединенную общими отрефлексированными интересами и вновь созданными институционализированными механизмами. За последние сложилась многомерная система консультаций стран группы БРИК, включающую саммиты лидеров этих стран. Явно наметилась тенденция выработки совместных позиций наших стран на основных международных саммитах.

Страны – члены БРИК характеризуются следующими объединяющими признаками, в большой мере определяющими их влияние на глобальное экономическое развитие:
  • Крупнейшие - входящие в первую десятку, экономики мира: Китай – 3 место; Индия – 5 место; Россия – 8 место и Бразилия – 10 место (CIA World Fact Book);
  • Динамика экономического развития стран БРИК в последнее десятилетие превратилась в существенный фактор, определяющий общий характер глобального развития;
  • Каждая из стран группы БРИК – лидер своего региона: Бразилия – Латинская Америка; Россия – Центральная Евразия; Индия – Южная Азия; КНР – Юго-Восточная Азия;
  • Все страны БРИК ставят и решают задачи повышения вклада собственных высокотехнологичных отраслей в развитие своих экономик;
  • Общая заинтересованность стран БРИК в корректировке глобальной финансовой системы.

Кризис внес существенные изменения, как в глобальную экономику, так и в положение каждой из стран группы БРИК. Если Китай и Индия сохранили высокие темпы роста, Бразилия существенно замедлила свое развитие, а Россия пережила серьезный спад.

Кризис, безусловно, обнажил те кардинальные экономические и, соответственно, политико-экономические противоречия глобального развития, сформировавшиеся за последние десятилетия. Осознание масштаба и направлений происходящих глобальных изменений, еще только начинается, внимание политиков и аналитиков все еще поглощено оценкой текущих коллизий кризиса, необходимостью выработки мер по преодолению его последствий. Но влиятельные силы России и Бразилии не могут ждать, когда это кто-нибудь сделает за нас. Списать чужой ответ еще и опасно.

Проблема не презентационного, а концептуального и инструментального глобального политико-экономического позиционирования России, также как и Бразилии сегодня предельно остра. Отсутствие такого позиционирования мешает развитию отношений на ключевых направлениях внешней политики наших стран.

Впереди у стран группы БРИК новый этап, характеризующийся формированием новой, посткризисной глобальной экономики, и, соответственно, новыми возможностями, открывающимися для стран БРИК в формирования нового экономического порядка, системы глобального управления. Также все эти изменившиеся внешние условия будут в большой мере влиять на новую повестку дня каждой из стран рассматриваемой группы.

Для анализа всего этого круга проблем необходимо представлять те тренды глобального развития, которые сформировались за последние годы и определяющие внешние условия развития стран БРИК.

Настоящий доклад ставит своей задачей начать общественную дискуссию интеллектуалов как наших стран, так и БРИК в целом, относительно новой, посткризисной диспозиции геополитических и политико-экономических интересов, взаимосвязи задач национального экономического развития в контексте его изменившихся внешних условий.


  1. КРИЗИС И ГЛОБАЛЬНЫЕ ТРЕНДЫ.

Кризис интенсифицировал глобальную дискуссию как относительно природы современного глобального экономического развития, так и разного рода ее изъянов, включая разразившийся кризис. В ходе этой дискуссии было подорвано доминирование теоретического макроэкономического мейнстрима, оказавшегося не способным не только своевременно предсказать наступление кризиса, но и дать адекватные рекомендации по его преодолению. Оживлению дискуссии немало способствовало обращение к идеям Кейнса, Маркса, современных критиков глобализации, само упоминание которых еще недавно было свидетельством архаичности, плохой образованности или неполиткорректного радикализма.

Дискуссия, как показывает анализ, была сфокусирована на проблемах, связанных с наиболее острыми проявлениями кризиса: спасение финансово-банковской системы и преодоление экономического спада. Актуальность проблем в рамках этой дискуссии определялась, прежде всего, представлениями о степени их влияния на преодоление проявлений кризиса. Можно отметить, что кризис почти не продвинул обсуждение более общих, системных проблем, хотя повсеместно слышны сентенции: «систему надо реформировать». Более содержательно этот круг проблем поднимался лишь теми, кто и до кризиса специализировался на их анализе. К сожалению, следует отметить, что кризис, с его драматическими коллизиями и новой эмпирикой не внес значимых корректив в суждения этого круга авторов.

Налицо разительное противоречие между осознанием необходимости корректив функционирования глобальной экономики, ее политико-экономического фундамента, с одной стороны, и характером обсуждения этой проблематики, с другой.

Пока в ходе дискуссии не было выдвинуто каких-либо прорывных идей относительно природы текущего кризиса. При этом можно предположить, что осмысление природы текущего кризиса вполне может стать достойным импульсом, чтобы, как и прежде, стимулировать теоретические прорывы (во второй половине XIX века - К. Маркс и в 30-х годах XX в. - Дж.М. Кейнс). Видимо, нужно какое-то время для рефлексии происходящего и преодоления постмодернистского неприятия «больших теорий».

Но нам, к сожалению, не приходится ждать. Какие-то исходные суждения остро необходимы уже сегодня для выработки практической политики. Появится мощная теория – будем корректировать курс. Пока будем довольствоваться приемлемой эклектикой. Собственно, демократическая экономическая политика для того и нужна, чтобы не оказаться заложниками «единственно верной теории», хоть примитивного марксизма, хоть мессианского либерализма. Внимательный анализ практики, эффективная обратная связь в рамках демократической политической системы – не менее надежное средство, чем хорошая теория. Хотя, конечно, лучше и то и другое вместе.

Соответствующая эклектическая гипотеза может базироваться на анализе наиболее влиятельных концепций. Обращает внимание, что никто из влиятельных теоретиков в ходе кризиса не признал своих ошибок. И это не должно стать предметом насмешек, спекуляций и теоретического скептицизма, напротив, здесь стимул для концептуализации. Подобная, во многих случаях эмпирически подкрепленная уверенность в своих прежних теоретических построениях – часто указание на возможность иной концептуализации, которая сегодня остается на периферии дискуссии. Это возможность – интеграция локальных элементов в более общую конструкцию. Хотя при этом сама эта общая концепция пока еще остается не проясненной.

В условиях отсутствия интегрированной теоретической концепции, в качестве исходной гипотезы можно предложить многослойную конструкцию, охватывающую основные тренды политико - экономического развития.

ГИПОТЕЗА: МИР СТОЛКНУЛСЯ ОДНОВРЕМЕННО С ЧЕТЫРЬМЯ КАЧЕСТВЕННО РАЗЛИЧНЫМИ КРИЗИСАМИ. Каждый из этих кризисов различается длительностью цикла и методами лечения.

Кризис первый - кризис модели «однополярной» глобализации, находящейся в противоречии с разнородными цивилизационными и национальными трендами.

Речь, прежде всего, идет о трансляции на национальный уровень институциональных стандартов, базирующихся на примитивно представленных ценностях либерализма. Эта модель глобализации выступает инструментом либерального мессианства, противоречащего национальным ценностям и традициям, не только снижающим эффективность соответствующих институтов, но при этом и подрывающего статус ценностей либерализма во многих регионах мира.

Налицо кризис этой модели глобализации, получающий выражение в ее критике, связанной с провалом интеграции ряда стран в глобализационный процесс, с многочисленными негативными последствиями этого провала. Признаком этого кризиса также можно считать, что наиболее успешные национальные проекты развития базировались на уклонении от следования рецептам этой модели.

Признаки кризиса:
  • Признание на практике (при формальном идеологическом осуждении) множественности нормативных моделей политических и экономических институтов, включая признания эффективности не только китайской, но и других авторитарно-рыночных «восточно-азиатских» моделей. Также среди экспертов усиливается внимание к институциональной специфике стран, обеспечивших за последние годы высокие темпы экономического роста, например Бразилии и России;
  • Переход к полицивилизационности в качестве социокультурных оснований глобализации (глобализация с «азиатским» лицом – формула аналитиков США - значимая тенденция этого перехода);
  • Ослабление роли США как главного финансового центра (суммарно биржи Лондона и Франкфурта уже генерируют больше доходов, чем NYSE, NASDAQ). Национальные финансовые институты США, прежде всего инвестиционные банки, еще недавно монопольно формировали институциональные образцы во всем мире;
  • Появление новых региональных центров силы (например, Иран), военное подавление которых невозможно без серьезного ущерба для самой Америки. Ядерным оружием сегодня обладают все основные глобальные и региональные игроки кроме Бразилии.

Представляется, что преодоление этого кризиса возможно лишь путем коррекции существующей модели глобализации, но никак не отказа от глобализации как таковой. Выигрыш от глобализации получили миллиарды людей. Отказ от нее – чаще всего консервация отсталости, бедности и, зачастую, перспектива голода. Вопрос – как, в каком направлении корректировать модель модернизации?

Это отнюдь не абстрактный вопрос. Ответ на него будет в большой мере определять направления развития национальных институциональных систем с тем, чтобы максимально использовать потенциал глобализации для решения задач собственного экономического развития.

При определении направлений обсуждаемой корректировки следует иметь в виду, что глобальные элиты, сконцентрировавшие экономическое, политическое и интеллектуальное влияние, тяготеют, прежде всего, к либеральным течениям, в их современном, довольно широком понимании. В силу этого, глобальный «этаж» мировой экономической и финансовой системы сегодня может базироваться лишь на соответствующих либеральных ценностях, вобравших в себя многие, прежде консервативные и социалистические ценности. При этом, как представляется, трактовка этих ценностей применительно к задачам корректировки модели глобализации, безусловно, должна быть пересмотрена в сторону большей этической определенности. Свидетельством такой перспективы является явное ужесточение этической модальности в позициях, как лидеров ведущих стран Запада, так и в суждениях «властителей дум».

Как свидетельствует теория и практика, эффективные национальные институты должны соответствовать ценностям и нормам, выступающим реальными регуляторами экономической и социальной деятельности. В скорректированной модели необходимо четкое признание допустимости в ее рамках многообразия национальных моделей.

Главная задача коррекции модели глобализации – создание институциональных механизмов эффективной интеграции глобальных и национальных институтов, базирующихся на различающихся ценностных основаниях. Решение этой задачи требует анализа практики «гибридных» систем, обеспечивающих эффективное сочетание обновленных «глобальных» норм, с одной стороны, и специфических, национальных задач развития, с другой. В свою очередь, это означает, что выработка национальных ориентиров корректировки модели глобализации лежит через четкое, инструментальное определение актуальных задач развития, ясное выделение специфики соответствующих условий экономического и социального развития, ее исторических и национальных особенностей.

Также важный фактор определения таких ориентиров – учет соответствующих требований со стороны ближайших партнеров каждой из наших стран и группы БРИК в целом. Представляется, что выработка ориентиров корректировки модели глобализации должна стать предметом выработки совместной позиции странами БРИК при учете позиций других наших близких союзников. Этой теме, например, мог бы быть посвящен специальный международный семинар с участием экспертов стран БРИК, совместно организованный нами. Важная задача этого семинара - анализ специфики национальных институциональных систем, совместимых с успешным функционированием в глобальной экономике.


Кризис второй - смена «длинной» «Кондратьевской» волны, начало нового технологического цикла.

Выдающийся русский ученый Н.Д. Кондратьев создал теорию волнообразного развития мировой экономики: каждые полвека экономика мира проходит периоды роста и спада, составляющие один большой цикл. В фазе роста могут быть и падения, и даже серьезные кризисы, но они кратковременны и в долгосрочной перспективе наблюдается тенденция экономического роста.

Представляется, что сегодня мы наблюдаем завершение К-цикла, базировавшегося на коммуникационных и информационных технологиях, на массовом производстве автомобилей и связанных с ним продуктов. Подтверждением этого является резкое падение маржи корпораций, связанных с этими производствами. Одновременно мы находимся на пороге новой волны, главными драйверами которой будут технологии, ориентированные на рост здоровья и продолжительности жизни. Уже сегодня видны перспективы роста продолжительности жизни до 130 лет.

Также вероятны кардинальные технологические сдвиги в эффективности энергетики, в создании материалов с качественно новыми свойствами, используемыми в самых разных отраслях. Частично, свидетельством начала новой волны является «ядерный ренессанс», а также развитие технологий, снижающих зависимость мировой экономики от доступности углеводородов.

Тезис о начале нового технологического цикла диктует качественно иную экономическую стратегию, связанную с поиском технологических и бизнес ниш, обеспечивающих высокую маржу. Именно занятие секторов и ниш, где имеется возможность получать большую маржу, создает возможности для роста уровня жизни населения, для повышения зарплат участников соответствующих высокотехнологических проектов, а также для реализации новых проектов технологической гонки первой трети XXI века.

Этот тезис влечет за собой и вызов для экономик стран БРИК, связанный с их включением в перспективные технологические проекты. Представляется, что для наших стран ответом на этот вызов могло бы стать:
  • Организация экспертных групп, направленных на совместный анализ коммерческих перспектив проектов, использующих достижения фундаментальных исследований наших стран;
  • Создание совместных исследовательских и дизайнерских центров в секторах, связанных с приоритетами нового технологического цикла;
  • Организация совместных технологических проектов, требующих масштабных финансовых затрат и сложной исследовательской и производственной кооперации. Примером такого проекта могло бы стать совместный проект России, Бразилии и Индии по созданию стратегического бомбардировщика пятого поколения.

При анализе нашего сегодняшнего места по отношению к К-циклу следует иметь в виду, что сегодняшние волны вряд ли будут столь долгими, как прежде. Тенденция сокращения длины «длинной волны» достаточно объяснима с учетом ряда факторов:
  • Фундаментальная наука сегодня, как широко признано, стала непосредственным фактором создания базовых технологий и качественно новых продуктов. При этом кардинально повысилось внимание исследователей и разработчиков к использованию коммерческого потенциала этих исследований;
  • Существенно сократился технологический цикл создания новых продуктов, вывода их на рынок;
  • Существенно ускорился, отмеченный еще Й. Шумпетером, процесс появления множества предпринимателей, осваивающих новые продукты и технологии, создающих глобальную конкуренцию, понижающих первоначально высокую монопольную маржу инноваторов и, таким образом, создающих условия для ускоренного завершения «длинной» волны.

В некотором смысле можно удивляться не тренду сокращения длины «длинной» волны, но, напротив, достаточно медленному процессу такого сокращения.

Неокейнсианское регулирование К-волн. Сокращение длины К-волны, как представляется, привело к тому, что ее длина оказывается уже вполне соизмеримой с длительностью технологического цикла. Если действие отмеченных выше факторов усилится, то длина следующей «длинной волны», сократившаяся уже, как представляется, до 22-25 лет, окажется соизмеримой с полным технико-экономическим циклом, т.е. периодом, разработки, организации производства, вывода на рынок и полной окупаемости сложного продукта или технологии. Например, такой цикл для новых поколений самолетов оказывается примерно обсуждаемой длительности при затратах, измеряемых сотнями миллиардов долларов. Аналогична ситуация и с новыми базовыми технологиями в энергетике (например, новые поколения ядерных реакторов с полным циклом воспроизводства ядерного топлива).

Если эта гипотеза верна, то из нее следуют грозные последствия для технического прогресса. Так, существенно снижается вероятность окупаемости новых прорывных технологий. Здесь легко привести пример убыточности проектов создания новых технологий оптических носителей. Последствием этого станет уход частных инвесторов из создания базовых технологий, сосредоточение их на менее затратных, но локальных и нишевых проектах. Учитывая радикально возросшую роль частного сектора в финансировании инноваций, это ведет не только к замедлению развития, но и к недоиспользованию научно-технического потенциала для решения социально-экономических проблем, важных, и, возможно, критичных для глобального развития.

Также это может повести к еще большему сокращению К-волны, к снижению возможностей для полной окупаемости проектов и, соответственно, к лавинообразному уходу частного бизнеса с рынка технологий.

Осознание этого, нового противоречия влечет за собой вызов: либо смириться с угрозой технологической стагнации, либо использовать возможности государственного неокейнсианского антициклического регулирования, обращенные к качественно новому циклу – к К-волнам. Его цель - предоставление создателям базовых технологий, характеризующихся более длинными сроками окупаемости, дольше пользоваться коммерческими плодами своих достижений.

Эта проблема хорошо видна из ситуации с созданием новых поколений лекарств, созданных на базе фундаментальных достижений биологической науки, генной инженерии, с затратами, измеряемыми миллиардами, а, подчас, десятками миллиардов долларов. Сроки действия патентов на эти лекарства, зачастую излечивающие ранее неизлечимые болезни, далеко не всегда обеспечивают возврат затрат. Действительно, дженерики, попадающие по истечении срока действия патентов на рынок, много дешевле и доступнее, вылечивают уже много больше людей. Но без прорывных инноваций не было бы и дженериков.

Сокращение сроков действия патентов, действительно, ведет к быстрому распространению лекарств, к излечению многих людей, для которых патентованные средства ранее были недоступны. Но, одновременно, серьезно подрываются стимулы к созданию новых средств лечения, которые в будущем избавят многие миллионы людей от болезней и страданий. Налицо классическое противоречие между текущим и будущим потреблением, разрешение которого требует нахождения нового баланса интересов.

Необходимость антициклического регулирования, связанного с К-волнами, оказывается особенно значимой для тех экономик, которые ориентируются на использование базовых технологий, основанных на достижениях фундаментальных наук. Это, прежде всего, США – главный сегодня поставщик таких технологий на мировой рынок; ЕС, выдвинувший Лиссабонскую программу превращения инноваций в главный драйвер европейской экономики; Россия, еще сохранившая потенциал фундаментальных исследований, а также Бразилия, энергично выходящая на путь создания базовых, прорывных технологий.

Существенно меньше заинтересованы в новом виде глобального антициклического регулирования те экономики, которые ориентированы не на технологическое лидерство, а на заимствование. Это вполне очевидно, т.к. эти страны не несут расходы на фундаментальные исследования, на разработку базовых технологий и, в лучшем случае, приобретают права использования интеллектуальной собственности инноваторов. Гораздо чаще, пример экономики Китая здесь не единственный, хотя и самый значительный, «заимствующие» экономики копируют инновационные продукты и выпускают контрафакты без возмещения затрат, понесенных экономиками инновационными. Это, в свою очередь, означает, что инновационные экономики все больше становятся донорами заимствующих экономик. Вопрос о том, не является ли это донорство компенсацией за прежние прегрешения центров глобализации, возможно, требует своего рассмотрения, но не отменяет наличие этой важной проблемы.

В силу глобального характера обсуждаемой проблемы, в ее решение должны включиться институты, взявшие на себя ответственность за глобальное экономическое развитие: разработка политических и экономических принципов – расширенная G-8, с включением в нее КНР, Индии и Бразилии, т.е. G-8+3. Такое решение позволит привести существенно повысить значимость рекомендаций этой реформированной группы, с одной стороны, а, с другой, учесть возросшее значение стран БРИК. Конретные модели и конкретные рекомендации может разрабатывать World Bank.

С учетом вышесказанного, для национальных повесток дня актуален выбор между сторонниками инновационной экономики, с одной стороны, и их противниками, ориентированными на заимствование, с другой. При этом легко предвидеть, что фронт сторонников и противников антициклического регулирования К-волн будет меняться. На него будет влиять, например, переход экономик Китая, Индии и Бразилии на модели инновационного развития. Будет сказываться и осознание значения новых прорывных технологий и продуктов для глобального социально-экономического развития.

Представляется, что актуальная проблема сегодня – создание экономических механизмов регулирования глобального и национального инновационно-технологического развития, обеспечивающих баланс интересов, как драйверов этого развития, так и преимущественно заимствующих экономик. Целесообразно рекомендовать руководству России и Бразилии создать рабочую группу экспертов, которая сможет подготовить доклад, содержащий исходные концептуальные положения по рассматриваемой проблеме с тем, чтобы этот Доклад мог стать основой для обсуждения G-8+3.

Кризис третий - кризис глобальной финансовой системы, инициированный институциональным кризисом капитализма и эгоистической политикой США.

В принципе, как это делает большинство экспертов, следует рассматривать два различных кризиса: мировой финансовой системы и финансовой системы США.

Для такого различения имеются серьезные основания. Финансовый кризис США в большой степени вызван большой склонностью населения этой страны к текущему потреблению и крайне низкой нормой накопления. Консенсус для политического класса США: «уровень жизни – не предмет для дискуссий». В большой мере это ведет к формированию трех огромных дефицитов: бюджетного, торгового и платежного. Так, дефицит бюджета достиг беспрецедентного для невоенного времени уровня- 9% ВВП.

Государственный долг намного превысил «безопасный» уровень и его обслуживание не ведет к бюджетной катастрофе лишь при предельно низкой ставке рефинансирования. Рефинансирование этого долга возможно лишь при сохранении притока иностранных инвестиций. В свою очередь это возможно лишь при сохранении доверия к доллару и американской экономике в целом. Финансовая система США превратилась в гигантский «пылесос», всасывающий средства, накопленные странами - нетто-экспортерами, прежде всего, КНР и Японией. Взамен финансовая система США инфицирует глобальную экономику многими институциональными болезнями, порожденными условиями ее внутренней экономической ситуации. Так, мифология «американского чуда» породила стандарты гонки за финансовым успехом, миллионами и миллиардами, зарабатываемыми в хай-теке, в Голливуде и, главное, на Уолстрите, на бирже, инвестбанках и хеджфондах.

Эта гонка сильно повлияла на весь этос бизнеса, на снижение порогов рисков, приемлемых для нормального бизнеса, породила манипуляции с отчетностью, заказные инвестиционные проспекты и рейтинги. Финансовые рынки, с доминирующими на них спекуляциями деривативами и фьючерсами, оторвались от реальной экономики и породили глобальный «казино-капитализм».

Все же размер экономики США, масштабы ее влияния на глобальную финансовую систему делают необходимым рассматривать кризис ее финансовой системы неразрывно с глобальным финансовым кризисом.

Институциональная природа глобального кризиса сегодня общепризнанна и, в этом смысле, что этот кризис порожден не только собственно финансовыми проблемами США, но и тем, что здесь рождались институциональные образцы для глобальной финансовой системы. В этом смысле глобальный финансовый кризис – прямое порождение рассмотренного выше кризиса глобализации. Но влияние глобализации на разрушение этоса бизнеса было двусторонним. Ведущие глобальные компании, как показывают многие лишь обнародованные прецеденты, усвоили практики бизнеса «третьего мира», столь осуждавшиеся их же корпоративными стандартами. Признания HP и Daimler в активном использовании коррупционных сделок в развивающихся странных – яркие примеры таких сомнительных практик.

Мировая финансовая система в большой мере эмансипировалась от функций обслуживания воспроизводства товаров и услуг и превратилась в систему, регулируемую собственными, довольно специфичными интересами и механизмами. Масштабы и скорость транснациональных потоков, их влияние на судьбы стран и народов столь велики, что превратились в фактор, мультиплицирующий модуль циклических колебаний. В ряде случаев дело доходило до коллапса национальных экономик.

Неустойчивость глобальной и американской финансовых систем, высокая их уязвимость в ходе спекулятивных атак, ставящая глобальную экономику на край катастрофы, создают самый серьезный стимул для мощных политических усилий целого ряда мировых лидеров по реформированию мировой финансовой системы.

Следует отметить, что любое развитие неизбежно ведет к диспропорциям и напряжениям, создающим почву для надувания разного рода «пузырей». Эти издержки вполне компенсировались преимуществами роста. Действующая сегодня, деформированная финансовая система с ее внутренними спекулятивными мотивациями будет всегда оперативно находить любые зачатки таких «пузырей» и раздувать их до гиперболических размеров. Характер ее действия достиг такого порога, когда социально-экономические потери от «казино-капитализма» становятся столь велики, что в мировом сообществе уже ширится сомнение в фундаментальных преимуществах рыночной экономики, как таковой.

Достаточно широкое осознание институциональной природы глобального финансового кризиса получило выражение в повестке дня G-20, в высказываниях многих мировых лидеров, призывающих к созданию системы регулирования мировой финансовой системы, в предложениях Президента Б. Обамы по реформированию банковской системы США, а также в призывах ряда мировых лидеров ввести налоги на спекулятивные сделки. Все эти меры направлены на снижение спекулятивной компоненты в деятельности финансовых институтов. Это стремление к более тесной привязке финансовой системы к производству потребительных стоимостей представляется вполне перспективным. Однако эти меры вряд ли окажутся способными переломить тенденции расширенного воспроизводства кризисных тенденций.

В реформировании мировой финансовой системы важная роль отводится международным и национальным институтам, призванным осуществлять контроль за деятельностью бизнеса. Но, как известно из теории, для эффективного контроля сложность систем контроля должна соответствовать сложности подконтрольных систем. Сложность же деятельности крупнейших финансовых корпораций очень возросла за последние десятилетия. Это кардинально снижает потенциальные возможности внешнего контроля. К этому следует добавить, что уровень мотивации контролеров и подконтрольных должен быть, по меньшей мере, адекватным. Это, как очевидно, трудно обеспечить при азартной мотивации бизнеса, с одной стороны, и постмодерном, этически нейтральном функционализме чиновников. Неудивительно, что SEC – один из наиболее профессиональных органов контроля – не смог обеспечить сносного контроля за финансовыми рынками, за качеством информации, предоставляемой корпорациями.

Следовательно, остановить воспроизводство кризисных тенденций мировой финансовой системы возможно лишь при сочетании внешнего наднационального и национального контроля, с одной стороны, с внутренним, институциональным и этически напряженным контролем, с другой. Это, в свою очередь, требует столь радикальных перемен в теоретическом мейнстриме и в политическом дискурсе, что данное соображение высказывается лишь для полноты конструкции. Это соображение говорит о том, что перспективы кардинальных перемен в глобальной финансовой системе в целом мало реалистичны.

Здесь также видна перекличка с кризисом действующей модели глобализации, подрывающей этические основания, как глобальных, так и институциональных институтов.

Представляется, что фокус борьбы за оздоровление мировой финансовой системы – снижение ее спекулятивной компоненты. Для России и Бразилии это, в частности, означает существенное снижение волатильности цен на основные товары сырьевого экспорта наших стран. Это делает наши страны значимыми бенефициарами оздоровления мировой финансовой системы и, соответственно, создает для нее серьезную мотивацию для активного участия в ее реформировании.

Страны БРИК уже начали принимать активные меры, направленные на снижение влияния дефектов глобальной финансовой системы на их экономики. Прежде всего, речь идет о снижении зависимости от «здоровья» национальной финансовой системы США, прежде всего, от доллара США. Так, КНР и Бразилия, а затем и КНР и Россия заключили межправительственные соглашения об использовании национальных валют в двусторонней торговле. Аналогичное соглашение ранее уже было подписано между Россией и Индией.

Развитие этой тенденции требует ряда новых институциональных решений: