С. смолянников в. Бондик тайна трех капитанов
| Вид материала | Документы |
- Статья «Коммерческая тайна компании» Вопрос : «Что такое коммерческая тайна?» Ответ, 124.15kb.
- Коммерческая тайна исстари охранялась при содействии государства, 120.72kb.
- Конкурс капитанов музыкальный конкурс конкурс загадок для болельщиков подведение итогов., 681.99kb.
- Тайна Воланда «Ольга и Сергей Бузиновские. Тайна Воланда», 6953.4kb.
- Книги: "Расшифрованный Нострадамус", "Тайна имени", "Последняя тайна Нострадамуса", 458.72kb.
- Главная тайна кино, 1214.89kb.
- Великие любовники, 535.93kb.
- Литературный самиздат, 460.38kb.
- Оформление В. Осипяна шарпантье Л. Гиганты и тайна их происхождения/ Пер с фр. Е. Муравьевой, 1842.48kb.
- Стех пор как атакующий флот Расы прибыл на Тосев-3, адмирал Атвар множество раз собирал, 7907.37kb.
КАК КАЗАК ЕГОР СЕДОВ СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС ПОКОРЯЛ
ИЛИ ОЧЕРЕДНАЯ ВЕРСИЯ НИКОЛАЯ ВЕХОВА
«Жаль, что не вернулся этот прохвост. Я бы отдал его под суд». Эти слова, сказанные главой морского министерства России относились к полярному мореплавателю, старшему лейтенанту Георгию Яковлевичу Седову. А нарушил он ни много ни мало приказ морского министра.
В 1912 году Седов получил отпуск с сохранением содержания на два года под благовидной мотивировкой – штурмовать Северный полюс и тем самым войти в историю государства первым отечественным исследователем, покорившим «крышу мира». Прошло два года, но Седов не явился в Гидрографическое управление Морского министерства. Как рассказали возвратившиеся в Россию путешественники, их начальник, Георгий Седов, умер 1 марта 1914 года (данная дата указана по современному стилю). Вместе с двумя матросами из состава экспедиции, отправившейся на шхуне «Святой мученик Фока», он шел «покорять Северный полюс», но не дойдя до него почти 900 километров (!), скончался от болезней. Рассчитанная максимум на год экспедиция на самом деле продлилась два года; уже после гибели Георгия Седова с большими трудностями «Святой мученик Фока» добрался-таки до «Большой земли». Ныне эта экспедиция и многие связанные с ней события забыты. Неясно и где похоронили своего «вождя» сопровождавшие его два матроса.
Попытаемся и мы пройти вместе с экспедицией Георгия Седова путь от Архангельска до Земли Франца-Иосифа, познакомиться со всеми перипетиями этого исторического плавания.
Рождение «полярного путешественника» Георгия Седова уходит корнями в казацкие поселения на берегу Азовского моря, где между Мариуполем и Таганрогом далеко выпирает узкая Кривая Коса. Это место несколько столетий назад облюбовали себе донские казаки. Родитель Седова, безземельный казак с Полтавщины Яков Евтеевич, прослышав о хороших заработках азовских рыбаков, бывших его соплеменников, тоже пустился в путь и осел на берегах Азова. Детство казака Егора Седова прошло в забавах и играх на берегу моря, катании на крыгах (оторвавшихся льдинах), купании в лиманах, набегах на бахчи, ватажной рыбалке. С 11 лет стал помогать отцу по домашним делам и морской работе. Далее, как у многих, – церковно-приходская школа, мальчик на подхвате у приказчика в лавке, поход в «большой город» Ростов-на-Дону, учеба в местных Мореходных классах.
После окончания Мореходных классов дипломированный штурман работал на маленьких судах каботажного плавания. Позже замелькали и Босфор и Константинополь, Мраморное, Эгейское и Средиземное моря. Но это быстро наскучило Егору Седову, и он ринулся в Петербург, в Морской корпус. Уж очень ему хотелось выйти «в люди», но офицеры военно-морского флота тогда были сплошь дворяне. Но он пробился. И стал офицером по линии гидрографии, пошел служить «поручиком по Адмиралтейству». Тут ценили людей не по происхождению, а по знаниям. Это очень подходило Георгию Седову.
Как-то весной, в преддверии одной из экспедиций, он получил книгу Фритьофа Нансена «Во мраке ночи и во льдах» с описанием норвежской экспедиции к Северному полюсу на судне «Фрам». Седов внимательно рассматривал портрет высоколобого молодого норвежца и рассудил, что такой уверенный человек имел право идти на полюс. В этот год русская гидрографическая экспедиция рано выехала из Петербурга в Архангельск. Тут, в Архангельском порту, Седов увидел американское судно «America». И целью предстоящего американского предприятия был поход на Северный полюс. Заокеанская экспедиция была снабжена по высшему классу, а уж об экипировке людей говорить нечего. Видимо, эти два события произвели на Седова сильное впечатление. На вопрос, мечтает ли он о полюсе, в порыве откровенности Седов заявил: «Почему бы нет! Я готов хоть сейчас, если найдется и у нас честолюбивый миллионер и поднесет мне чековую книжку. Каждый из нас моряк и капитан. По крайней мере, не заблудимся. Все мы знаем, что такое лед и северное море. А к морозу мы более привычны, чем любой из этих американцев. На холодке нам работа – одно удовольствие».
В конце декабря 1908 г. Андрей Вилькицкий, тогдашний начальник Гидрографического управления, вызвал к себе Седова и предложил возглавить экспедицию на Колыму, пообещав и награду, и очередной чин. В экспедицию вошли опытные арктические специалисты и ученые. С ними было обследовано побережье у устья реки Колымы и Колымский рейд. Император Николай II, возымевший желание лицезреть отважного путешественника, выразил ему свою устную благодарность.
Вот после этих событий у Георгия Седова возник дерзкий план покорения Северного полюса. В случае успеха он был бы первым русским, добравшимся до этой заветной для многих путешественников точки Земли. Но с чего начать? Нужны были деньги. Где их взять? Тут как раз подвернулся его давний знакомый журналист-газетчик Сыромятников. Через него Седов познакомил со своим проектом московского миллионера-предпринимателя Рябушинского. Но того не вдохновил мечтатель Седов. Тогда Сыромятников вышел на Михаила Суворина, редактора «Нового времени» и крупного русского издателя. В газетах была объявлена «подписка» на экспедицию. Из инициативных и влиятельных людей создали специальный комитет помощи экспедиции Седова на Северный полюс.
А Георгий Седов уже засел за рапорт начальнику Гидрографического управления. Он знал, что в 1913 г. Руал Амундсен собирается на Северный полюс, обогнать его стало для русского казака делом жизни. Надо было спешить. После рапорта – план экспедиции. Он был продуман уже давно. Дешевизна предстоящего предприятия, по крайней мере, на бумаге, явно подкупала Седова; русский поход нельзя было сравнивать с тем, что организовал «ужасный американец» Уильям Циглер, затративший по одному миллиону долларов на каждую из двух экспедиций, отправленных им на Северный полюс
Теперь нужно было пройти горнило специальной комиссии. Тут Георгия Седова ждали многочисленные вопросы, острейшая и нелицеприятная критика. Александр Колчак и Леонид Брейфтус, Александр Бунге и другие в пух и прах разгромили седовские планы. Комиссия дала время на доработку проекта. Но упорный казак внес лишь поверхностные коррективы в свой проект, который вскоре попал на стол Совета министров. Как и следовало ожидать, план экспедиции был признан непродуманным, расчеты неверными.
А тем временем созданный «Седовский комитет» по организации сбора денежных средств для экспедиции к Северному полюсу под председательством Балашова уже начал «копить» народные «пятерки» и «пятаки». Седов приехал в Архангельск искать судно. Походил по порту, потолкался среди капитанов. Наконец его выбор пал на 42-летнего «доходягу», парусно-моторный двухпалубный барк – «Святой мученик Фока». Судно было зафрахтовано им за пять с половиной тысяч рублей у штурмана дальнего плавания В. Дикина. Седову кораблик явно понравился, почти триста лошадиных сил, но без ремонта. «В крайнем случае и без ремонта «Фока» обойдется. Доплывет как-нибудь. Посудина прочная. Штурман говорит, есть порядочная течь. Но донка (насос. – Н. Вехов) справляется. В подмогу ей имеется сильная помпа (!). Ничего. Не утонет!» – думал Седов.
Не повезло ему и с «интендантами»; агенты и купцы, взявшиеся за закупку продовольствия и снаряжения, пытались подсунуть некачественный товар. Тех денег, на которые Седову требовалось закупить все необходимое, хватило бы на приобретение только залежалого товара. Наверное, так же рассудили и купцы-подрядчики. Вся треска оказалась «кислой, с сильным запахом, солонина вонючей, гретое масло плохого качества»; не лучше обстояло дело и с теплой одеждой, шерстяными одеялами, обувью, прочим обмундированием. Да и с топливом вышла «маленькая промашка»; его было погружено только около 7 тысяч пудов, что хватило бы всего на 25 ходовых суток (!). Это в Арктике-то! А если придется вести трудную борьбу со льдами, искать проходы между ледяными полями или уходить от штормов, по многу дней метаться в поисках тихой гавани? Да мало ли что еще может встретиться на пути?
Но, худо-бедно, наконец-то 27 августа (по новому стилю) «Святой мученик Фока» отвалил от Соборной пристани Архангельска и ушел в плавание. У штурвала шхуны стоял капитан Николай Захаров, а штурманом пошел Николай Сахаров. «Научную часть» составляли геолог Михаил Павлов и географ Владимир Визе, ветеринарный врач, он же судовой врач, Павел Кушаков и художник, он же фотограф и метеоролог, Николай Пинегин. Механиком судна был опытный Иван Зандер, а помощником – его младший брат Мартын Зандер. Матросами подрядились 18 человек. На палубе шхуны все время стоял оглушительный лай огромной собачьей своры; лохматую гвардию Георгий Седов планировал использовать для санных маршрутов к полюсу и другим географическим объектам. Но вместо опытных ездовых сибирских собак один из агентов по снабжению закупил... архангельских безродных дворняжек. Сибирских ездовых псов в седовских упряжках оказалось только около 30% (это Седов-то не смог бы отличить породистых восточно-сибирских лаек от архангельских дворняжек – прим. авторов).
Первые дни плавания по Белому морю и до Новой Земли. Все наслаждались спокойствием после разом схлынувшей предотъездной суматохи. У Новой Земли их, как и большинство мореплавателей, встретил обычный тут шторм. 9 сентября «Святой Фока» вошел в Крестовую губу, где у становища Ольгинское пополнил запасы пресной воды.
12 сентября «Святой Фока» почти на два года расстался с «цивилизацией», он покинул становище Ольгинское. Его курс лежал на северо-запад, на Землю Франца-Иосифа. За одним из Северных Крестовых островов чистое море кончилось, начались ледяные поля. Пришлось идти по каналам между ними. 16 сентября «Фока» вмерз в ночной лед, начинался уже настоящий пак. Это стало хорошим знаком к открытию сезона охоты. Был добыт первый белый медведь, а затем и второй, и третий. Двигаясь вдоль западного берега Новой Земли, «Святой Фока» умудрился сесть на мель около острова Панкратьева. Несколько дней судно простояло в ледяном плену, но неожиданно разыгравшийся шторм нарушил ледяное поле и льдиной сдвинул «Фоку» с мели. Но свобода оказалась недолгой, 25 сентября судно затерло льдами. Теперь уже надолго. 28 сентября Георгий Седов приказал выпустить пар.
После постановки судна на зимовку началось его утепление; все иллюминаторы, щели, двери и трюмы закрывались парусиной, брезентом, забивались войлоком и досками. Когда 3 октября все работы были закончены, состоялся торжественный праздник, с концертом, танцами под граммофон, игрой в шахматы и карты. Жизнь на судне стала размеренной; научные наблюдения, экскурсии, дрессировка собак, охота.
19 декабря – день Николы Зимнего, Святого Николая Чудотворца, покровителя всех странствующих, путешественников и мореплавателей. Это – лишний повод сплотить состав экспедиции и экипаж. Костюмированный бал с представлениями, Нептуном, чертями, крещением Севером, с охапкой снега за воротник и мазком сажи по лицу. А меню обеда – отдельная песня: водка с закусками; бульон с пирожками, пельмени из сушеного мяса, солянка с капустой и малороссийским салом, компот, кофе, какао и конфеты. Музыка, танцы, «прогулка за песцами».
А тут подоспели новогодние праздники. Снова «обжорство» и сумбурное веселье. После пушечного салюта объедались всем, что было лучшего в трюмах.
Но лишь 18 февраля солнце возвестило об окончании первой зимовки и начале новой жизни. Опять возобновились охоты на белых медведей. С наступлением календарной весны сделали несколько пеших маршрутов, проникнув даже на восточный берег острова и на мыс Желания. А Седов решил отправить пешую партию в Крестовую губу, куда в становище Ольгинское ежегодно приходил пароход; он доставлял продовольствие для жителей становища и забирал продукцию промысла. 4 июля после многодневной подготовки была составлена пешая команда. В два запаянных цинковых ящика на «Большую землю» приготовили копии с результатами проведенных работ и отснятой кинопленкой. Они были своеобразным отчетом по экспедиции, мол, «Седовское предприятие» живо, работает, деньги оправдывает. Вместе с капитаном «Фоки» Николаем Захаровым отправлялись младший из двух братьев Зандеров – помощник судового механика Мартын, судовой плотник Михаил Карзин, матрос Василий Катарин и матрос Иоган Томиссар. Вернувшийся 11 августа из маршрута с Горбовых островов Седов узнал, что отправившаяся с «Фоки» группа Захарова достигла Заячьего острова, но все еще «сидела» тут и «ждала погоды», хотя открытая вода находилась всего в 6 километрах от них. Лишь 28 августа возвратившиеся с Заячьего острова Николай Сахаров и Владимир Визе сообщили, что пешая партия наконец-то ушла.
А жизнь на «Святом Фоке» продолжалась. 29 августа праздновали годовщину начала «предприятия». Праздничный пирог с медвежатиной, медвежьи почки и другие изысканные, по местным меркам, блюда. Интересное воспоминание об этих днях встретилось мне в книге Николая Пинегина «В ледяных просторах».
8 сентября 1913 года. Исторический день. Вахтенный матрос Михаил Шестаков, зайдя в каюту Николая Пинегина, до выхода художника на вахту, еле сдерживаясь, сказал: «Лед в бухте начал ломаться». На часах еще не было и 4 утра. К вечеру «Фока» сдвинулся от места зимней стоянки уже почти на милю. А 13 сентября со «Святого мученика Фоки» мореплаватели уже имели счастье любоваться Землей Франца-Иосифа. 14 сентября они высадились на мысе Флора, на острове Нортбрук. Тут намеревались разжиться углем, оставленным десятилетие назад экспедициями. Но «предки» не думали, что когда-то здесь будет Седов, и не оставили ему запасов. Русским пришлось довольствоваться лишь охотой на моржей; их жиром тоже можно было топить паровую машину. 18 сентября вечером судовой механик Иван Зандер доложил начальнику: «Я подсчитал топливо: его не хватит на весь завтрашний день». В это время «Святой Фока» находился у острова Скотт-Кельти. Седов задумался, долго молчал, а потом сказал, обращаясь к Пинегину: «Будем зимовать где-нибудь поблизости. Что поделаешь. Сто лишних километров до полюса!» Всего десять дней (!) длилась в 1913 г. навигация для «Фоки». Из одной ловушки, природной, попали во вторую, уже капитальную
19 сентября нашли спокойную бухту на соседнем со Скотт-Кельти островом Гукера. Подвели судно к самому берегу. Седову хотелось, чтобы «Фока» килем стоял на грунте, наклонно, чуть вперед. В таком положении не пришлось бы откачивать воду. А рядом примостился на мели и пресный айсбрег, будет и гарантированный запас пресной воды. Свободная гладь бухты умиляла Седова, и отважный казак-полярник назвал ее Тихой. Стали готовиться ко второй зимовке. Не привыкать, ведь еще ничего не забыто о первой, прошло только две недели (!). Первым делом подсчитали «запасы» топлива; две-три покрытые салом моржовые шкуры, около 300 килограммов рассыпавшегося в порошок каменного угля да остатки продуктовых ящиков и бочек! Все! Людей перевели в кормовой отсек, где уже помещались все вместе; не до рангов было теперь. Во второй половине октября, когда уже опустилась полярная ночь, море спаялось в единый массив. В этом «железобетоне» «Фока» стоял как памятник безрассудству.
Силы у зимовщиков уже были не те, что во время первой зимовки на Новой Земле. Провиант стал менее разнообразным и уже заканчивался, амуниция потеряла вид, порвалась, поистерлась, стала не такой теплой. 13 ноября начался новый приступ цинги. Болели почти все. Одолевали сырость и сатанинский холод, но топливо экономили, поддерживая только «переход температуры через 0 градусов». 1 января 1914 г. Николай Пинегин отметил: здоровых на судне всего семеро – сам художник, метеоролог Владимир Визе, геолог Михаил Павлов, нынешний капитан «Фоки» Николай Сахаров, матрос и боцман экспедиции Василий Лебедев, ученик архангельского лоцманского училища Александр Пустошный, матрос Григорий Линник. Здоровые усиленно искали медведей; в них, вернее в их мясе и теплой крови, было спасение для больных. Убили-таки одного. Чтобы спасти больных, им нужно было внушить превозмочь себя – пить свежую медвежью кровь и есть сырое мясо. Не все смогли в момент стать «язычниками-инородцами». Но вот парадокс, будешь следовать «заветам» северных охотников – выживешь, нет – твое будущее никто не гарантирует. Двое – Иван Зандер и Николай Коршунов – отказались, а Георгия Седова стошнило. Этим все трое только замедлили свое выздоровление...
29 января в полдень стала заметна слабая заря; чуть поднявшееся солнце слегка освещало горизонт, и из долгого мрака вдруг «вылезли» уже забытые очертания окружающих «Фоку» ландшафтов. А 9 февраля между 10 утра и 2 часами дня совсем посветлело. Георгию Седову стало ясно: сил остается все меньше и меньше, а главная задача его «предприятия» еще не выполнена – Северный полюс не покорен русскими. Его состояние не внушало доверия, он так и не выздоровел окончательно. Ветеринар Павел Кушаков, он же по совместительству и доктор экспедиции, «сладко напевал» Седову, что здоровье его, мол, улучшается. Но все остальные «зимовщики» с этим были явно не согласны. Тут выясняется и еще одна загадочная страница в истории этой экспедиции — противостояние, хоть и скрытое, Кушакова и Седова, которое длилось вплоть до самой смерти «командора». Павел Кушаков явно претендовал на что-то. Но на что, уж не на самое ли «почетное место», на роль руководителя экспедиции? Будучи весьма скользким человеком, он случайно оказался в экспедиции Седова, словно почуял, можно и из этого, пусть непростого «предприятия», извлечь выгоду, а в случае действительного покорения Северного полюса стать одним из главных героев полярной эпопеи. Художник Николай Пинегин, прошедший на «Фоке» с первого и до последнего дня весь маршрут его плавания, считал, что Кушакову не терпелось отправить Седова на полюс, а самому стать во главе экспедиции.
9 февраля Николай Пинегин, отправившись на прогулку с Георгием Седовым, попытался внушить ему, что поход на полюс надо отложить на два-три месяца, до полного выздоровления «командора». Седов выслушал его и заметил: «Все это так, но я верю в свою звезду». И художник понял: Седов принял решение и уже от него не отступит. 12 февраля выяснилось, что вспомогательная партия не может выйти, не осталось здоровых людей. Георгий Седов выбрал себе двух «попутчиков» – пока еще здоровых Григория Линника и Александра Пустошного. Пойдут без вспомогательной партии. Втроем им выпал исторический жребий – штурмовать Северный полюс!
15 февраля. Последние часы, минуты перед стартом. Седов сделал небольшую разведку, вылазку по окрестностям, возвратился на «Фоку». Николай Пинегин, один из самых совестливых участников экспедиции, попытался еще раз уразумить Седова, вручил ему письмо, в котором предостерегал от сладких увещеваний «доктора» Кушакова и предлагал отложить путешествие. Полчаса пробыл Седов в своей каюте, читал послание, что-то писал. Потом вышел и огласил приказ: «вся власть» по экспедиции передается... Павлу Кушакову, хотя его Седов явно недолюбливал как «классового врага», но выбирать было не из кого, а по научным работам – Владимиру Визе. Вот и все! Вот и цена всем доводам, увещеваниям трезво взвесить реалии. Кто действительно верил в здравый ум Седова, проиграли. Ничего не помогло!
После «приказа» – речь Седова. Прочувствованная, пронизанная патетическими призывами к покорению русскими Северного полюса, их особой миссии в Арктике. Седов явно был огорчен, что старт на полюс его экспедиция делает только через два года после намеченного им срока – и продовольствие уже не то, и снаряжение никудышное. «Все это, конечно, не помешает исполнить свой долг. Долг мы исполним. Наша цель – достижение полюса – все возможное для осуществления ее будет сделано». У Пинегина в книге «В ледяных просторах» читаем: «Все стояли в глубоком молчании. Я видел, как у многих навертывались слезы». Завтрак окончен. «Вождь» встал, пора идти. Итак, судьба разделила всю седовскую экспедицию на две неравные группы, уходящих и остающихся. Что этих людей ждало впереди, удача или смерть?
За месяц, прошедший со времени ухода Георгия Седова с «Фоки», жизнь на судне текла по своим законам. Вахты, научные наблюдения, охота, многое другое. 6 марта – день рождения Владимира Визе. На столе оказалась «четверка табаку», и это после многих-то месяцев отсутствия курева; его нашел, поскребшись по своим сусекам, Василий Лебедев. А 14 марта хоронили Ивана Зандера; он стал еще одной жертвой полярной гонки, его сразила цинга.
18 марта после утреннего кофе любители-охотники собирались идти стрелять люриков на полынье. Тут произошло событие, о котором так вспоминал его очевидец, художник Пинегин. «Минут через пять он (штурман. – Н. Вехов) вбежал с искаженным лицом: «Да что же это такое! Георгий Яковлевич возвращается. Не знаю... Нарта с севера идет». Выбежав в чем были, у пригорка метеостанции остановились. Из-за мыса показалась нарта. Через минуту мы окружили вернувшихся. – «Где начальник?» – «Скончался от болезни, не доходя да Теплиц-Бай. Похоронили на том же острову». Оба, и Линник, и Пустошный, были с черными обмороженными лицами, изможденные, исхудавшие.
Кое-как разговорили их. Удалось выяснить, что Седов все время скрывал от спутников свой недуг. Первые три дня пути болезнь еще как-то позволяла ему двигаться. Но затем каждый день и одышка, и опухоли ног усиливались. За островом Елизаветы, где на старых картах лежало море Виктории, двигались по льду. Тут чуть не случилось несчастье. На одной из стоянок Седов, уже еле державшийся на ногах, вышел из палатки, решив поохотиться. К лагерю подошел медведь, собаки загнали его в продушину примерно в двух километрах от палатки. Седов стрелял в упор. Что-то случилось с курком, осечка. Взбешенный, он отправился к палатке за финкой, решил ею уложить белого медведя. Упал, подняться сам не мог, пролежал до темноты. Его еле отыскал Григорий Линник. Один этот эпизод уже говорит об агонии отчаяния, охватившей Седова. С финкой на белого медведя? Даже отважные самоеды и то на такой подвиг не решились бы, а уж они-то, что называется дети природы, живут охотой. После стоянки у острова Оммани Георгий Седов так ослабел, что двигаться самостоятельно уже не мог. Матросы поняли, что поход на полюс может закончиться трагически. Стали намекать Седову, надо идти обратно. Но он отшучивался, говорил, в Теплиц-Бай за три дня поправится.
Морозы под 25 градусов не прекращались, дули сильнейшие ветры. Дорога по молодому льду, режущий ветер, который сжигал лица дочерна. Седов лежал на средней из трех нарт, которые тащили собаки, а вместе с ними – Григорий Линник и Александр Пустошный. «Командор» ехал привязанный к нарте, иначе мог свалиться, в костюме, сшитом на эскимосский манер, часто впадал в забытье. Иногда приходил в сознание и первым делом сверял курс с картой и компасом. Со стороны казалось, что он явно не доверял своим матросам. Уж им-то, безоговорочно отправившимся на верную погибель, можно было бы верить как самому себе. Но, привыкнув, видимо, вообще никому, кроме себя, не доверять, он стал особенно подозрительным. 28 февраля недалеко от Земли Карла-Александра нарта провалилась под лед. Решили подождать, пока станут проливы Трининген и Неймайера, отделявшие их теперь от самого крайнего к Северному полюсу острова Рудольфа. Последние дни Седов медленно угасал на руках Григория Линника и Александра Пустошного, которые, как могли, старались облегчить участь обреченного – то зажгут примус, то предложат ему любимые консервы; часто кто-то из них часами держал голову умирающего на коленях. Матросы безвылазно сидели в палатке с Седовым. 5 марта во втором часу дня Георгий Седов вдруг стал задыхаться: «Боже мой, боже мой... Линник, поддержи!». Это были его последние слова. Начальник экспедиции к Северному полюсу умер.
Матросов охватил ужас. Один из них, прийдя в себя, закрыл рукой глаза покойного, покрыл лицо чистым платком. В тесной палатке невозможно было пошевелиться, не задев спального мешка с покойным. Как образно описал эту картину Пинегин, «они остались одинокими в страшной пустыне, без вождя – как выводок без матери, уставшие и больные, лицом к лицу с враждебной природой, а на руках – мертвое тело». Что-то надо было делать. Сообща решили дойти до острова Рудольфа, найти залив Теплиц-Бай, там когда-то итальянская экспедиция герцога Амадея Абруццкого перед «штурмом» Северного полюса соорудила склады, а в них хранился керосин, ведь у двух несчастных русских матросов теперь оставалось не более 4 литров топлива. Отсюда они хотели, взяв итальянский керосин и бросив все, перевезти тело Георгия Седова на «Святого Фоку». 9 марта, бросив свой лагерь, подошли к острову, который, по их мнению, был островом Рудольфа. Дальше идти было нельзя, показалось открытое море. Поняли, что Седова не довезти. Тут же нашли клочок суши, выступающий среди снега и льдов. Тело Седова завернули в брезент, поместили его в с трудом вырытое киркой углубление. Рядом положили флаг, который предназначался для водружения над Северным полюсом. Над захоронением из камней соорудили кладку, напоминающую гурий; в центр гурия вставили крестом связанные лыжи. Около могилы оставили и кирку, которой ее рыли. Постояв немного с непокрытыми головами, после слов «Вечная память», натянули на головы капюшоны, взяли с могилы по два камня – для себя и вдовы Седова, балерины Веры Валериановны, пошли к своим пожиткам. Нужно было идти обратно на «Фоку».
Где же могила Георгия Седова? Матросы Пустошный и Линник плохо знали карту, и указать точное место захоронения своего «командора» они не смогли. Учинившие им «допрос с пристрастием» члены экспедиции поняли, что те-де захоронили Седова на мысе Бророк. В 1930 году тут побывала во время своего первого исторического рейса в высокую Арктику экспедиция на ледокольном пароходе «Георгий Седов». Она искала захоронение Седова в указанном месте, но не нашла. А в 1938-м зимовщики отечественной полярной станции острова Рудольфа совсем в другом месте, на мысе Аук, примерно в семи километрах от бухты Теплиц, наткнулись на несколько предметов, которые, по официальной версии, были явно похожи на оставленные в 1914 году на могиле Седова матросами Александром Пустошным и Григорием Линником. Это были флагшток и истлевший флаг. Но о флагштоке в рассказе пришедших на «Фоку» матросов ничего не говорилось (тут уж Вехов ой как ошибается, все флаги, водружаемые на предполагаемых местах, обязательно крепятся на флагштоках – прим. авторов). На флагштоке и через двадцать с лишним лет проглядывала надпись латинскими буквами – «Экспедиция старшего лейтенанта Седова». Тут же валялись обрывки брезента и маленький топорик. В 1938 году не нашли ни кирки, ни саней (только не сани, а нарты – прим. авторов); о них, кстати, оба матроса тоже не упоминали, но они, видимо, были у захоронения. Не нашли и останков тела Седова. Так где же на самом деле захоронен Седов? Будет ли когда-нибудь приподнята завеса над этой тайной?
Итак, трагически закончилась еще одна арктическая эпопея, которая была с самого начала авантюрой. Погиб сам ее предводитель, главный зачинщик этого похода на Северный полюс. Смерть утянула за собой в вечность и еще нескольких человек, молодых и веселых, холостых и женатых, детей и отцов, явно не заслуживших такой участи ( во время экспедиции на самом «Фоке» умер только один человек - Иван Зандер – прим. авторов). Правы были оппоненты Седова, призывавшие его к разуму. Нет, все увещевания оказались напрасными.
АРХАНГЕЛЬСК – ГОРОД ПОМОРОВ И ПОЛЯРНИКОВ
МОРСКИЕ ВОРОТА АРКТИКИ
Дав краткую историческую спраку о городе Полярный, авторы не могли обойти вниманием и другой город, не менее славный в истории флота и освоения Арктики – Архангельск, ставший не только кузницей флота, но и поистине морскими воротами Севера. Архангельск относится к числу исторических городов. Новгородцы основали в XII веке на месте современного Архангельска Михайло-Архангельский монастырь, к которому прилегали поселение и пристань. Основание монастыря приписывается святому Иоанну, архиепископу Новгородскому. В 1419 г. монастырь был опустошен шведами, а в 1636 г. сгорел и после этого перенесен на новое место. Вокруг Михайло-Архангельского монастыря в 1583-1584 гг. по указу царя Ивана Грозного на мысе Пур-Наволок правого берега Северной Двины двинские воеводы П. А. Нащокин и А. Н. Волохов (Залешанин) возвели деревянную крепость, своим величием производившую на прибывающих сюда иностранцев сильное впечатление. Датой основания считается 4 марта 1583 г. Первоначально крепость называлась Новый город, Новый Холмогорский город, Новохолмогоры, а с 1613-го - Архангельский град, а только затем город получил современное наименование.
В XVII веке Архангельск вступил в эпоху своего расцвета благодаря развитию торговли с Англией и другими странами Западной Европы. Эти торговые связи осуществлялись тогда путем захода морских судов в Белое море. В 20-х гг. XVII века в Архангельске сформировалась иностранная колония. В 1667 г. случился сильный пожар, от которого город так пострадал, что его пришлось отстраивать заново. В застройке преобладали деревянные здания. К наиболее заметным строениям того времени относились дом воеводы и коменданта, приказные палаты, жилые усадьбы, посадские церкви, комплекс Михайло-Архангельского монастыря.
С приходом петровского времени Архангельску суждено было сыграть существенную роль в становлении русского военно-морского и торгового флота. В 1693-м, при личном участии Петра I в Архангельске было основано Адмиралтейство, а на близлежащем острове Соломбала заложена верфь. В 1694 году состоялся спуск на воду "Святого Павла" - первого торгового судна, построенного в Архангельске. На этом мероприятии присутствовал великий царь-реформатор. Военные действия шведского флота на Белом море заставили Петра I позаботиться и о фортификационных сооружениях в городе. По его приказу и при его участии в 1701 г. здесь началось строительство Новодвинской крепости - первой русской регулярной крепости, имеющей в плане квадратную форму и четыре бастиона по углам. 25-26 июня 1701 г. у стен строящейся крепости произошло Новодвинское сражение, в котором русские одержали первую в Северной войне победу над шведским флотом. Новодвинская крепость была сооружена в течение четырех лет. До настоящего времени от нее сохранились стены и белокаменные ворота, украшенные декором в стиле барокко.
В 1702-м административное управление Поморьем переводится из Холмогор в Архангельск, а 18 декабря 1708 года по указу Петра I он стал центром вновь образованной Архангелогородской губернии (одной из восьми губерний, на которые тогда было разделено Российское государство). В состав губернии были включены Кольский полуостров с Карельским и Поморским берегами Белого моря, а также территория от Летнего берега Онежского полуострова до Урала. Бурное развитие города было несколько заторможено в 1722 г., когда вышел царский указ о перенесении с Северной Двины на Неву всей внешнеторговой деятельности Российского государства. Несмотря на это, Архангельск и в последующие годы продолжал оставаться важным торговым центром регионального масштаба, где по-прежнему развивалось судостроение, рыболовство, торговля лесом, заготовка которого интенсивно велась в окрестностях. В 1762 г. Архангельск в своих торговых правах был уравнен с Санкт-Петербургом. В 1780 г. Архангелогородская губерния преобразована в Архангельскую область в составе Вологодского наместничества, но такое положение сохранялось всего четыре года, и уже 1784 г. Архангельск стал административным центром самостоятельного Архангельского наместничества. С 1794 г. застройка города стала вестись по регулярному плану, согласно которому были сформированы параллельные набережной широкие улицы. По указу Павла I от 12 декабря 1796 г. была образована Архангельская губерния, просуществовавшая как самостоятельная административная единица вплоть до 1929 г. В период наполеоновских войн и в связи с так называемой континентальной блокадой Великобритании в 1807-1813 гг. Архангельск испытал новый экономический подъем, так как был в то время единственным в России портом, куда могли поступать колониальные товары.
В конце XIX - начале XX века Архангельск превратился в крупнейший лесопромышленный и лесоэкспортный центр страны. Город служил также важной базой для освоения Арктики и налаживания судоходства по Северному морскому пути. Для проведения исследований в Арктике из Архангельска отправились полярные экспедиции В. Я. Чичагова, А. М. Сибирякова, Ф. П. Литке, П.К.Пахтусова, В. А. Русанова и Г. Я. Седова. Вышедший из Архангельска ледокольный пароход "А. Сибиряков" в 1932 г. впервые сумел преодолеть Северной морской путь в течение одной навигации.
В предвоенные годы административный статус Архангельска неоднократно менялся в связи с изменениями в системе административного деления страны. 15 июля 1929 г. он стал административным центром вновь образованного Северного края, в состав которого вошли Архангельская, Вологодская, Северодвинская губернии, автономная область Коми и Ненецкий национальный округ. 5 декабря 1936 г. Северный край был упразднен, и на его территории образована автономная республика Коми и Северная область, административным центром которой сделан Архангельск. Ныне существующая Архангельская область создана 23 сентября 1937 г. в результате разделения Северной области на Архангельскую и Вологодскую области. В состав Архангельской области на 1 января 1997 г. входили: Ненецкий автономный округ, 20 районов, 14 городов, 38 поселков городского типа, 242 сельские администрации, 3 970 сельских населенных пунктов.
Современный Архангельск продолжает играть важную роль как крупнейший центр лесообрабатывающей и лесохимической промышленности. В частности, здесь расположены крупные лесопильно-деревообрабатывающие комбинаты, гидролизный завод и другие предприятия. Значительная часть продукции лесной промышленности идет на экспорт. Имеются также предприятия машиностроения и судостроения. Ведущие государственные предприятия рыбной промышленности - база тралового флота, рыбокомбинат и Архангельский опытно-водорослевый комбинат, который занимается переработкой морских водорослей. И уже нет особой тайны в том, что главный центр строительства атомного подводного флота – это Архангельская земля, город Северодвинск. Именно там строились и строятся современные атомоходы, покорившие Северный полюс из-под воды. Это то, о чем мечтал Седов. Как прогрессивный офицер флота, он понимал, что за подводным флотом будущее. Сейчас, определенное количество бывших ракетных подводных крейсеров стратегического назначения (РПКСН), «освободившись» от шахтной начинки, превратились в подводные транспорты, которые в любое время могут доставить ценный груз, как полярникам, так и коренным жителям Севера – прим. авторов.
Завершая первую часть книги, авторы позволили себе напомнить читателю, что тема пропавших экспедиций была поднята не только Вениамином Кавериным в своих «Двух капитанах», но и другими авторами, о которых хотелось бы напомнить.
Кроме Вениамина Каверина о судьбе пропавших экспедиций были написаны произведения и другими писателями, жизнь которых сложилась не менее трагично, чем у самих героев.
УКРАИНСКИЙ ПОЛЯРНИК НИКОЛАЙ ТРУБЛАИНИ
Историческая справка о жизни и творчестве украинского писателя-самородка, на всю жизнь, влюбленного в Север, составленная авторами на основе архивных материалов и документов
Думаю, что его полная приключений жизнь не оставит читателей равнодушными. Человеку ХХI века не просто представить себе деревенского пацана, родившегося в начале прошлого века, детство и отрочество которого прошли в украинском селе на Винничине, на древней земле Подолья, не видевшего не только Северного Ледовитого океана, но и моря вообще, и при этом мечтавшего об Арктике. Таким был будущий автор "Лахтака" Николай Петрович Трублаини (Трублаевский – прим. авторов). Родился он 12 (25) апреля 1907 года в селе Вильшавка Крыжопольского района в бедной семье лесоруба и сельской учительницы. В юности селькор, борец с местными кулаками, он вынужден был из-за угроз покинуть родное село и перебраться в Винницу.
В конце 20-х годов, когда начинается освоение Севера, Трублаини (он сам выбрал себе такой итальяно-фамильный псевдоним под впечатлением экспедиции Нобиле на Северный полюс – прим. авторов) - студент Харьковского университета и собственный корреспондент республиканской газеты "Вісті". Узнав о предстоящей экспедиции ледореза "Федор Литке" к острову Врангеля, он предчувствует возможность осуществления своей юношеской мечты. Предложение принять участие в экспедиции корреспондентом газеты "Вісті" принимает с воодушевлением. С этой целью он прерывает учебу. Его влекут малоизученные просторы Севера, знакомство с полярниками, с их жизнью, а может быть, и осуществление тайной мечты - зимовка во льдах северных морей.
Рейс "Литке" состоял из двух частей; тропической - от Севастополя до Владивостока и полярной - от Владивостока до острова Врангеля. Николай Трублаини приехал в Севастополь, когда ледорез стоял уже под парами. Вскоре "Литке" под командованием опытного капитана К. А. Дублицкого вышел в море. Весь переход до Владивостока проходил при очень хорошей погоде, если не считать двухдневного шторма в Формозском проливе, тропической жары и придирок портовых властей. Следовавшие с командой ученые и корреспондент, не имевшие загранпаспортов, не вправе были сходить на берег, посещать порты и любоваться экзотикой южных стран. Но зато имели достаточно времени продолжать свои исследования, знакомиться с судном и экипажем, а также программой предстоящей работы на Севере. Трублаини отправил несколько радиограмм своей газете, но в основном посвятил себя знакомству с ледорезом и изучению литературы о Севере, которая была богато представлена в судовой библиотеке.
Ледорез был построен в 1909 году англичанами на знаменитых верфях «Виккерс-Берроу» по заказу Королевской канадской судоходной полярной компании. В начале Первой Мировой войны канадцы уступили его России для работы в Архангельске. Уже в советское время судно получило имя Федора Петровича Литке - президента Академии наук и основателя Русского географического общества.
"Литке" среди моряков был известен как судно с крепкой конструкцией, прочным ледовым поясом, способное преодолевать тяжелые льды. Две машины имели мощность 7000 лошадиных сил; ход 18 узлов по чистой воде (имеется ввиду обычная водная поверхность, без ледяного покрова или шуги – прим. авторов), грузоподъемность 2000 тонн.
Остров Врангеля, к которому шел "Литке", простирался пустынной и угрюмой громадой (60 миль по параллели и 30 миль по меридиану), закрывая пути к устьям могучих рек Крайнего Севера. Покрытый кустарником полярной березы и мхами, остров большую часть года оставался во владении белых медведей и моржей. К острову проявляли интерес американцы и канадцы, промышлявшие здесь морским и пушным зверем, а с середины 20-х годов и Советский Союз, начавший освоение Крайнего Севера.
Первые сведения об острове принес за 100 лет до этого русский мореплаватель Ф. П. Врангель (1796 - 1870), адмирал и почетный академик. Он узнал об острове от чукчей и предпринял попытку, правда, неудачную, достичь острова по льду. На карту остров нанесли англичане (Кэлэт) в 1848 году. Первая русская фактория была высажена на остров в 1924 году канонерской лодкой. В 1926 году, воспользовавшись на редкость благоприятными ледовыми условиями, к острову подошел пароход "Ставрополь" и высадил советскую колонию - шесть русских ученых и пятьдесят эскимосов. Колонию возглавил Г. А. Ушаков. Запасы зимовщиков были рассчитаны на три года.
До 1929 года было предпринято несколько безуспешных попыток пробиться к острову, чтобы сменить зимовщиков. К 1929 году положение колонистов могло быть критическим. Забила тревогу пресса. Об "ужасной зимовке" писали американские газеты. Дело доходило до того, что спасение полярников руководство Госторга хотело поручить американским летчикам. Советское правительство приняло решение снарядить для спасения экспедиции ледорез "Литке".
4 июля 1929 года "Литке" прибыл во Владивосток. Здесь корабль был укомплектован новой командой. По свидетельству капитана Дублицкого, "подобрался на редкость хороший, дружный экипаж из владивостокских моряков. Моряки, прибывшие из Севастополя, вернулись на Черное море". Во Владивостоке выяснилось, что в полярный рейс могут взять только одного корреспондента. Выбор пал на корреспондента "Известий" Зинаиду Рихтер. Трублаини оказывался "за бортом". Трудно было примириться с мыслью о возвращении, когда так была близка цель. Неожиданно появились две вакансии: кастрюльника на камбузе и машиниста-кочегара, обе работы очень тяжелые. Но это была единственная возможность участвовать в рейсе, и Трублаини согласился. Под номером 58 он был внесен в штатное расписание (судовую роль – прим. авторов) как кочегар-дневальный. Всего в команде было 66 человек. Кроме команды, на борт поднялась новая смена полярников во главе с А. И. Минеевым (6 человек), кинооператор и корреспондент. На судно погрузили разборные дома, оборудование для радио- и метеостанций, два китобойных вельбота, моторный катер, библиотеку и собак. Продовольствия загрузили на 5-6 лет зимовки. 14 июля "Литке" вышел из Владивостока. Стоявшие в гавани суда приветствовали моряков, уходивших в тяжелый рейс.
До Берингова пролива ледорез шел чистой водой. Из Японского моря проливом Цугара вышли в Тихий океан. Погода тихая, но сплошные туманы. В портах Хакадата, Петропавловск и в бухте Лаврентия пополнили запасы угля.
Предполагалось, что после Берингова пролива "Литке" пойдет вдоль берега Чукотки проливом Лонга и подойдет к острову Врангеля с юга. 8 августа были получены запоздалые данные разведки с борта самолета Кальвица: пролив Лонга забит тяжелыми льдами. Было решено изменить курс и идти на север по 174-му меридиану к острову Геральда. Но разведданные были получены слишком поздно. "Литке" уже попал в ледовый плен. Начался многодневный дрейф. 7 августа обнаружилась первая течь. В аврале принимал участие и Трублаини. 12 августа капитан записал: "Работу по выводу ледореза прекратил вследствие полной безрезультатности... Эффект разбега парализован густой шугой". В полученной 10-го радиограмме высказывалось сомнение в возможности подхода к острову Геральда с востока. Ледорез начало сносить на восток - юго-восток. Экипаж в течение трех суток боролся со льдами, пытаясь вырваться из плена. Обливаясь потом, пар держали кочегары. Судно проходило лишь сотни метров в сутки. В носовой части обнаружилась течь. Аврал следовал за авралом. Люди и корабль были бессильны против стихии.
Только 28 августа открылся остров Геральда и между ледовыми полями - чистая вода. На следующий день "Литке" подошел к острову Врангеля. В 8.30 утра моряки увидели домик колонии на берегу. К удивлению экипажа, здесь их никто не встречал. Зимовщики потеряли надежду на приход судна и были заняты подготовкой к очередной зимовке. Вскоре на гудки появились Г. А. Ушаков и несколько зимовщиков. Они радостно приветствовали корабль. Выглядели все превосходно. Длительное пребывание на острове не отразилось на их состоянии, россказни об их бедственном положении не подтвердились. "Еще одну зимовку, - писал капитан Дублицкий, - люди могли выдержать, так как успешно применились к полярным условиям и имели запас медвежьего и моржового мяса". Задание было выполнено. Выгрузив все необходимое зимовщикам и взяв на борт смену Г. А. Ушакова, "Литке" 5 сентября покинул остров.
А что же автор повести "Лахтак"? По свидетельству Кончиной-Трублаини (супруги писателя), уже в рейсе до Владивостока Николай Петрович был не только журналистом: мыл палубу, красил вентиляторы, держал вахту у штурвала. Во время стоянки во Владивостоке работал на камбузе, в кочегарке, в столовой. На ногах с шести утра. И успевает писать в газету.
На Чукотке, где последний раз брали уголь, на корабль приходили чукчи. С ними пришла девчушка Мери, ставшая любимицей команды и подружившаяся с Николаем Петровичем. Когда вечером начался шторм и "Литке" отошел от берега, на борту обнаружили Мери. Утром пришла радиограмма с просьбой вернуть девочку. Спустили моторку, хотя шторм разыгрался не на шутку. В лодку сели наиболее опытные моряки, но Мери не хотела расстаться с Николаем Петровичем, обняла его. Так вместе они оказались в лодке. Холодный ветер пронизывал до костей, огромные волны бросали лодку - то в бездну, то на гребень волны. Около четырех часов моряки боролись со стихией, пока удалось пристать к берегу. Мери все это время спала на руках своего друга.
За время рейса Трублаини отослал в свою газету серию очерков "На грани доступного". В 1931 году создал книгу очерков "В Арктику через тропики". В том же году он был принят в состав команды "Седова". Научную часть возглавлял О. Ю. Шмидт. Только неожиданная болезнь помешала Трублаини принять участие в этой экспедиции. В 1932 году он все же совершил еще одно путешествие по Арктике, но уже на ледоколе "Владимир Русанов".
На основе богатого арктического опыта Николай Трублаини написал свое первое художественное произведение - повесть "Лахтак". Кроме «Лахтака» им были написаны повести и романы «Путешественники», «Шхуна Колумб», «Орлиные гнезда», «Глубинный путь», «Крылья розовой чайки».
До конца 30-х годов Николай Петрович остался верен Арктике. В знаменитом харьковском Дворце пионеров он создает кружок юных любителей Арктики, организует экспедицию в Мурманск, ряд экспедиций на пароходе "Герцен", экспедицию на "Литке" вокруг Скандинавии. Началась война. В сентябре 1941-го Трублаини - корреспондент армейской газеты "Знамя Родины". Еще не обмундированный и не обстрелянный, он выехал на передовую, желая непосредственно в окопах встретиться с бойцами, с прославившимся в полку пулеметчиком сержантом Криворучко, которого немцы не смогли ни разу заставить уйти с позиции. Возвращавшийся с передовой Трублаини попал под налет авиации, был тяжело ранен. Товарищи довезли его до госпиталя. Его оперировали. Поместили в санитарный поезд. Но… 5 октября Трублаини не стало. Похоронен Николай Петрович под Днепропетровском. Он родился и погиб на родной Украине. Но все его мысли были далеко – на Крайнем севере.
Так закончилась героическая жизнь писателя, полярника, солдата.
ВОСПОМИНАНИЯ ДОЧЕРИ ИТИНА
Один из тех, кто писал о мужественных покорителях Северного полюса, был мой отец – Вивиан Азариевич Итин. У него в жизни было две особенности – поиск справедливости и борьба со злом. Однако в этой жизни была еще и третья особенность, где проявилась неистребимая страсть писателя к поискам и открытиям – новых земель и новых людей. Вивиан Итин участвовал в первом агитполете над Сибирью, в гидрографической экспедиции по исследованию Гыданского залива, в Карской экспедиции (вторая половина 20-х годов). Он серьезно занимался проблемами Северного морского пути и в 1931 г. выступал с докладом на Первом восточно-сибирском научно-исследовательском съезде (г. Иркутск). На этом съезде Итин получил приглашение от «Комсеверпути» принять участие в колымском рейсе. Однако из-за сложной ледовой обстановки суда так и не вышли из устья Колымы. Итин возвращался домой. Что он видел по пути? Видимо, «гулаги». Во всяком случае, именно так читаются сейчас стихи, написанные в 37-м (они были вставлены в пьесу «Козел»; пьеса осталась неопубликованной):
По сторонам тропы таежной – прутья
Даурской лиственницы. Тишина.
Тяжел и страшен воздух неподвижный,
И в этом мире злом, окутан паром,
Шагает медленно рогатый бык!
Я рядом с ним шагал, держась за карту,
И согревался не ходьбой, а злобой...
Вивиан Итин был участником многих полярных экспедиций. Эти впечатления легли в основу повести «Белый кит». В судьбе экипажа придуманной им шхуны «Белый кит» отразилась история легендарной шхуны «Святая Анна» лейтенанта Г. Брусилова, пропавшей экспедиции В. Русанова и его «Геркулеса», а также воздушных путешествий Нобиле и Андре. Писатель создал обобщенный образ Великого исследователя Севера. По материалам своих путешествий Итин написал книги «Восточный вариант», «Выход к морю» и другие. 1938-й стал его последним годом.
КТО ПРАВДИВЕЕ РАСКРЫЛ ТАЙНУ ДВУХ КАПИТАНОВ
ИЛИ ВЕРСИЯ ПЕТРА РОДИЧЕВА
Не думаю, что об Устинских больше никто и никогда писать не будет. Найдется и хоть приоткроется многое из того, о чем я только слышал: о шлюпочном переходе Ленинград-Одесса (“из варяг в греки”), за что он был награжден министром водного транспорта именными часами; кем-то, попросту говоря, “притырены”, пока хозяин квартиры умирал в больнице, - пишущая машинка, факс, рукописи (в т.ч. - вторая часть трилогии о Меншикове - ее передача в печать была уже обговорена с издательством), семейный архив Русановых с хранившимися в нем письмами от пожилого ненца-новоземельца, охотника и проводника И.К.Вылко, поделившегося воспоминаниями о тяжелом, на никудышной шлюпке, походе с самим Владимиром Русановым вдоль западного берега северного острова Новой Земли - это собрание редких документов передавала Александру Николаевичу родная внучка полярного исследователя; три центнера бумаги из запасов на печатание “Единства” - кому-то показалось - “плохо лежали”, тоже умыкнуты... Друзья и враги - кого больше? Все смешалось в осиротевшем доме Устинских...
Желая удачи тому, кто задумается с пером в руке о судьбе Александра Николаевича после меня, без каких-либо намеков советую помнить - он не так прост. И позволяю себе, при таких скудных познаниях о нем, дерзость предположения, что неугомонный талант его души вечно искал выхода через возвышенно-романтические идеалы и образы. Девиз - “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...” – не был для того поколения просто звоном в ушах.
Что влияло на пробуждение любознательности у сугубо сухопутного молодого рабочего-станочника Устинских к водно-судоходной стихии - наверняка предположить трудно, а напрямик об этом теперь не спросишь. В 1945 году было, наконец, издано Главным управлением Северного морского пути научное наследие В.А.Русанова, скорее всего оставшееся неизвестным курсанту Омского речного училища. Зато могла быть уже прочитанной книга В.Каверина (Зильбера) “Два капитана”, отвечавшая “злобе дня” молодежных устремлений 40-х годов и принципам соцреализма. Роман сделали популярным, издавая его массовыми тиражами. Но подозрительной остается концепция этого произведения - экспедиция капитана Татаринова (вероятность речевого оксюморона в противоположность Русанову: постановок под сомнение способности русских быть капитанами у зильберов не отнять), положенная в основу композиции романа, достаточно убедительно напоминает последнюю, 7-ю экспедицию Русанова, несправедливо замолчанную, как вообще почти все его заслуги и само имя полярника. Многое подменено и завуалировано в каверинской литературной мистификации, главное же - совпадает: идея сквозного плавания по Ледовитому океану в одну навигацию - русановская идея. У Каверина - ее вариация с узнаваемыми совпадениями, включая координаты гибели экспедиций и вероятность открытия Северной Земли с одной и той же позиции. Одинаково даже имя ненца-охотника – Вылко...
Исходная несамостоятельность русскоязычного романа Каверина с признаками сознательной профанации подлинного события обернулась еще и бутафорским плагиатом: предпоследние главы названы разделенной на две части и свободной от кавычек строкой из поэмы “Уллис” Теннисона - “Бороться и искать, найти и не сдаваться!”. Девиз этот с 1912 года остается начертанным на могиле второго покорителя Южного полюса Роберта Скотта. Автор “Двух капитанов” должен был знать это. Тем не менее он оказывает сомнительную честь той же надписью и могиле виртуального открывателя Северной Земли. О, обаяние трафарета!..
Устинских заинтересовался судьбой Русанова в 47-м (почему нет поисковой экспедиции?) и занимался ею полвека - ему бы и ставить на место Каверина. К 77-му году Александр Николаевич определенно знал о целом рюкзаке Русановских документов, обнаруженных на острове Попова-Чухчина и “не просто бездарно, а преступно загубленных”. А может, нас, русских, в отличие от зильберов, предусмотрительно не допускают до источников достоверной информации о гибели лучших сынов России? И до бумаг Александра Николаевича...
Вот и закончена первая часть книги, ставшая своеобразным сборником официальных и не только, версий, предположений, мифов, и историй (порой даже несправедливых). Авторы специально в главах, рассказывающих о наших героях, предоставили место как общепринятым версиям, так и версиям и предположениям, выдвинутых оппонентами. Кроме того, позволили себе кое-кого комментировать и поправлять, но исключительно, с целью восстановления исторической и документальной точности.