Geum.ru

Николай Фёдорович Фёдоров письма н. Ф. Федорова печатается по

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   65
1873

1. Н. П. ПЕТЕРСОНУ

19 августа 1873. Москва

Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 6, ед. хр. 67, л. 1-1 об.

Николай Павлович Петерсон (1844—1919) — публицист, педагог, юрист; друг и ученик Н. Ф. Федорова, издатель его сочинений.

Н. П. Петерсон — уроженец Пензенской губернии (родился в д. Барановка Краснослободского уезда). В 1861 г., по окончании Пензенского дворянского института, был принят без экзаменов в Московский университет на историко-филологический факультет, однако по стесненным материальным обстоятельствам был вынужден отозвать свои документы. В 1862 г. Петерсон — учитель яснополянских школ Л. Н. Толстого, сотрудник журнала «Ясная Поляна» (подробнее см. примеч. 8 к разделу «Приложения» «Вокруг Федорова»). В 1863 г. он снова подает документы в университет и начинает заниматься на медицинском факультете. Тогда же сближается с кружком «ишутинцев», членами которого были его товарищи по Пензенскому дворянскому институту. И весной 1864 г. уезжает в г. Богородск, заняв место преподавателя арифметики и геометрии тамошнего уездного училища, с тайной целью вести среди местной интеллигенции революционную пропаганду.

Именно в Богородске 15 марта 1864 г. происходит знакомство Н. П. Петерсона с Н. Ф. Федоровым, учителем истории и географии Богородского уездного училища, под влиянием которого во взглядах юноши происходит коренной перелом: «Не разрушение и смерть, а жизнь бесконечную проповедовал Николай Федорович, и я отвернулся от прежней своей деятельности» (ОР РГБ, ф. 657, к. 11, ед. хр. 5, л. 8). Н. П. Петерсон навсегда оставляет революционную пропаганду, становится преданным учеником и последователем мыслителя.

В Государственном архиве Российской Федерации хранится следственное дело Н. П. Петерсона: в 1866 г., после покушения Д. В. Каракозова на императора Александра II, он был арестован за прежние связи с ишутинцами. В показаниях Николая Павловича, данных им 17 мая 1866 г., всплывает и имя Федорова: «В марте [...] я отправился в Богородск, исправляющим должность уездного учителя. Моею обязанностью было там: приобрести как можно большее знакомство для выбора людей, пригодных для нашего дела; стараться преимущественно привлекать к этому делу людей богатых, которые могли бы много жертвовать; и потом вообще я обязан был пропагандировать. В первый же вечер я отправился к учителю истории и географии Федорову и почти первыми моими словами были: "Выписываете ли Вы какие-нибудь журналы, например „Современник”?" „Современника” не выписываем" — ответил. Я предложил было выписать сообща, но он сказал, что незачем, и доказал мне всю пустоту этого журнала и несостоятельность его идей. Доказал мне он все это на том самом произведении, которое считалось нами лучшим во всем "Современнике", а именно на романе Чернышевского "Что делать". Его ум, знания, перед которыми мои были ничто, да и не мои одни, но всех моих товарищей, меня поразили и я ему сознался во всем. Ему не слишком трудно было доказать мне, что революционные действия ведут только общество к порче, потому что эти действия и могут только держаться подобными средствами, как те, которые высказываются в польском катехизисе; что делая подлости для достижения какой-нибудь общей цели, человек невольно делается подлецом во всех отношениях; да и наконец, что дурными средствами нельзя достигнуть никакой другой цели, кроме дурной. На Пасху я отправился в Москву совершенно увлеченный мыслями Федорова. Когда я приехал к своим товарищам, то начал говорить против их затей. Они. конечно, удивились неприятно, ожидая меня совсем не с такими вестями» (ГАРФ, ф. 272, оп. 1, ед. хр. 21, лл. 55 об. — 56 об.).

Н. П. Петерсон сообщал в следственной комиссии, что надеялся через Федорова повлиять на ищутинцев и убедить их «отстать от своих заблуждений и приняться за действительное дело» (там же, л. 57). Так, он познакомил с мыслителем трех активных членов кружка — Д. А. Юрасова, М. Н. Загибалова и П. Д. Ермолова. Сам Загибалов свидетельствовал о встрече с Федоровым в своих показаниях следующее: «...весной 1864 года, проездом из Москвы в деревню, я заезжал к нему (Н. П. Петерсону. — Сост.) с Юрасовым. Пробыл я у него 2 дня и в это время виделся и познакомился с Учителем Богородского Училища Федоровым, к которому, после прогулки, мы зашли пить чай, причем имели разговор философского содержания: именно: насчет учения идеалистов и материалистов. Разговора же политического содержания не было. Говорили еще об ходе образования в существующих заведениях, так, между прочим, и о их училищах и говорили при том, что хорошо бы было учить мальчиков естественным наукам и некоторым ремеслам» (ГАРФ, ф. 272, оп. 1, ед. хр. 14, л. 250-250 об.). Судя по этому скупому свидетельству, Н. Ф. Федоров не стремился прямо переубеждать юношей, слишком уверенных в своей правоте, не затрагивал их политических взглядов; он пытался сдвинуть окуляры их видения, дать им более глубокое понимание вещей, направить энергию «русских мальчиков» в мирное, практическое русло, прежде всего на дело школьного образования. Кстати, сам Петерсон, увлеченный педагогическими идеями Федорова, собирался осуществить некоторые из них в Бронницах, куда он был переведен весной 1865 г.: начал организацию при уездном училище музея с различными коллекциями на основе местного материала (археологической, исторической, геологической, энтомологической и др.), чтобы дать возможность учащимся всесторонне изучать историю, природу, культуру родного края, самим участвовать в собирании необходимых сведений. Петерсон планировал создание школьного огорода, аквариума и скотного двора, на котором трудились бы сами ребята, собирался организовать метеорологические наблюдения. Надо сказать, что его инициатива была всецело поддержана как образованными жителями Бронниц, так и местной властью — об организации музея было сообщено в губернских ведомостях, в совет музея вошли губернский предводитель дворянства, председатель земской уездной управы, все учителя уездного училища, а также исправник с помощником, который был членом губернского статистического комитета, коллекционером древностей и собирался пожертвовать свои коллекции создаваемому музею (см.: ГАРФ, ф. 272, оп. 1, ед. хр. 21, лл. 63-65 об.). К сожалению, довести свой замысел до конца Н. П. Петерсон не смог: 28 апреля 1866 г. его арестовали.

Беседа Федорова с другим членом ищутинского кружка П. Д. Ермоловым, самым младшим из всех ишутинцев (ему на момент следствия не исполнилось еще и двадцати лет), «самым даровитым» из них и наиболее увлеченным идеей борьбы за социальную справедливость (по достижении совершеннолетия он собирался пожертвовать все свое довольно большое состояние — около 300 тысяч — на революционное дело), состоялась летом 1865 г. в Бронницах, куда Ермолов приехал погостить. Петерсон сообщал, что, желая познакомить своего товарища с Федоровым, он специально ездил за философом в Москву, где тот «проживал тогда [...] у своей сестры Полтавцевой» (ГАРФ, ф. 272, оп. 1, ед. хр. 21, л. 58 об.). «...Я был приглашен Петерсоном в Бронницы провести несколько времени и полечиться, — показывал на следствии Ермолов. — У него я познакомился с Федоровым. У меня был с ним спор. Он высказывал ту мысль, что не действовать революционным путем и что социализм еще не может повести к благу, так как не доказано, чтобы он был самой лучшей организацией общества и что нужно людям заниматься наукой для отыскания настоящей истины. Я оспаривал его и защищал социализм и революцию. Петерсон был на стороне Федорова» (ГАРФ, ф. 272, оп. 1, ед. хр. 14, л. 160; см. также: «Красный архив», 1926. Т. 4, с. 117). Как видим, с П. Д. Ермоловым Н. Ф. Федоров разговаривал уже напрямую, указывая, прежде всего, на изъяны того идеала, на алтарь которого юноша мечтал принести все свое имение и даже жизнь. Так же он разговаривал в первую встречу и с Петерсоном. «...Не понимаю, — спрашивал он тогда будущего ученика, — о чем вы хлопочете? По вашим убеждениям, все дело в материальном благосостоянии, и вот ради доставления материального благосостояния другим, которых не знаете и знать не будете, вы отказываетесь от собственного материального благосостояния, готовы пожертвовать даже жизнью. Но если и тем людям, о которых вы хлопочете, материальное благосостояние так же неважно, как и вам, — о чем же вы хлопочете?» (ОР РГБ, ф. 657, к. 5, ед. хр. 7, л. 1 об.). «Начав так беседу, — вспоминал позднее о своем разговоре с мыслителем Петерсон, — Н<иколай> Ф<едорови>ч сказал потом, что даже так называемые великие принципы французской революции свидетельствуют о крайнем недомыслии и легкомыслии провозгласивших — "свобода, равенство и братство", — потому что из свободы следовать своим личным влечениям, исполнять свои прихоти и из завистливого равенства произойдет не братство, а вражда. Нужно искать прежде всего братства, а все прочее (т. е. свобода и равенство) приложится, потому что, почувствовав себя братьями, мы не будем лишать своих братьев свободы, поднявшись же над своими братьями, мы и их поднимем до себя. Затем Н<иколай> Ф<едорови>ч припомнил, что Руссо говорит, будто все люди родятся свободными. — Но на что свободными, — спрашивает Н<иколай> Ф<едорови>ч, — на то, чтобы умереть? — Новорожденный без забот о нем непременно должен умереть; а всякая о нас забота налагает на нас обязанность в отношении заботящихся о нас, делает нас несвободными в отношении наших близких» (там же). Вероятно, в том же духе Федоров беседовал и с Ермоловым, однако переубедить этого чистого и самоотверженного юношу, жаждавшего служения и жертвы, мыслителю не удалось. Н. П. Петерсон позднее объяснял это, среди прочего, тем, что порвать упрочившиеся к этому времени связи и отношения в кружке было чрезвычайно трудно, почти невозможно (там же). Интересно, что во время пребывания Ермолова в Бронницах туда на один день заезжал и Д. В. Каракозов (ГАРФ, ф. 272, оп. 1, ед. хр. 21, л. 17), впрочем, с ним Федоров уже никаких разговоров не вел.

Как сообщал Н. П. Петерсон в своих воспоминаниях, Н. Ф. Федорова во время следствия по Каракозовскому делу также взяли под стражу, однако продержали под арестом всего три недели и, сняв необходимые показания, отпустили (ОР РГБ, ф. 657, к. 5, ед. хр. 7). «Оба мы были допрашиваемы Комиссиею, учрежденною тогда в Москве под председательством генерал-губернатора В. А. Долгорукова. Николай Федорович возбудил в членах Комиссии глубокое к себе почтение, что отразилось в благожелательстве и ко мне, и это до такой степени, что на другой год по окончании этого дела я и Николай Федорович давали уроки детям одного из членов Комиссии Михайловского» (письмо Н. П. Петерсона В. А. Кожевникову от 13 марта 1905 // ОР РГБ, ф. 657, к. 10, ед. хр. 25, л. 15-15 об). К сожалению, показания Н. Ф. Федорова в материалах Петербургской и Московской следственной комиссий по делу Каракозова разыскать не удалось: по всей видимости, они были уничтожены вместе с другими маловажными бумагами.

Спустя несколько месяцев после своего освобождения (Петерсон был приговорен к шестимесячному заключению, с учетом времени, проведенного под следствием), в конце лета 1867 г. ученик Федорова получает место помощника библиотекаря Чертковской библиотеки в г. Москве. Здесь он много общается с П. И. Бартеневым, переписывает документы для журнала «Русский архив», держит корректуры «Войны и мира» Л. Н. Толстого. А в 1869 г., передав свое место в библиотеке Н. Ф. Федорову, начинает служить по судебной части: сначала в г. Спасске Тамбовской губернии — секретарем съезда мировых судей, затем в Пензенской губернии: с 1870 по 1891 гг. в г. Керенске (ныне — г. Вадинск Пензенской области) в той же должности; с 1891 по 1894 гг. — в г. Мокшане, городским судьей; в 1894—1899 — в Воронеже, городским судьей 3 участка, и наконец членом асхабадского (1899—1904), верненского (1904—1912), зарайского (1912—1918) окружного суда.

Н. Ф. Федорова и Н. П. Петерсона в течение почти сорока лет связывала глубокая дружба (лишь в 1900—1902 гг. их отношения осложняются, что в конечном итоге приводит к разрыву учителя и ученика — см. примеч. к письму 274 (преамбула)). Примечательно, что только Петерсона в своих письмах Н. Ф. Федоров называет другом: «Глубокоуважаемый и дорогой друг, Николай Павлович!» (Даже к В. А. Кожевникову, которого Николай Федорович ценил и любил, он обращался неизменно «Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Александрович!» — другом он его назвал лишь однажды, и то в негативном контексте: «Для меня враг, но понимающий, будет гораздо приятнее друга, который отказывается от него или даже стыдится учения о воскрешении!» — Т. IV наст. изд., с. 164.) Основа дружбы была заложена еще в первые годы знакомства, когда Н. Ф. Федоров и Н. П. Петерсон служили в уездных училищах, много общались, проводили вместе отпускное время (в неопубликованных воспоминаниях Н. П. Петерсона рассказывается об их пешем путешествии на Пасху в Москву весной 1864 г.). Н. Ф. Федоров познакомил Н. П. Петерсона со своими сестрами — Е. П. Макаровой (в замужестве Полтавцевой) и З. П. Гагариной (в замужестве Тришатной) — Николай Павлович был, таким образом, одним из немногих, кто знал его родных.

Дружба Федорова и Петерсона крепилась и тем, что они были единомышленниками. В 1860 е годы философ последовательно вводил Петерсона в совокупность уже сложившегося учения, раскрывая перед ним результаты многолетней душевной и интеллектуальной работы. То же самое продолжалось и в Керенске, причем Петерсон начал записывать то, что до тех пор «слышал от Николая Федоровича лишь на словах» (Н. П. Петерсон. Николай Федорович Федоров и его книга «Философия общего дела» // ОР РГБ, ф. 657, к. 5, ед. хр. 7, л. 12 об.). А с 1878 г., когда было предпринято письменное изложение учения о воскрешении, активно помогал Федорову в работе над рукописями, писал под его диктовку, переписывал черновики и исправленные варианты. Неоднократно пытался подвигнуть философа к обнародованию его идей. Именно через Петерсона с идеями Федорова познакомился Ф. М. Достоевский (см. примеч. 1, 12 к разделу «Приложения» «Материалы к истории знакомства Ф. М. Достоевского с идеями Н. Ф. Федорова»). От Петерсона впервые услышал о Федорове и Л. Н. Толстой (см. в примеч. 37 к «Статьям и заметкам о Ф. М. Достоевском, Л. Н. Толстом, В. С. Соловьеве»).

В своей общественной и публицистической деятельности Петерсон широко руководствовался взглядами Федорова на задачи отечествоведения и педагогики. Он много сделал для изучения истории тех мест, где оказывался по службе. Собирал сведения о Керенском крае, участвовал в работе Воронежского губернского музея, был одним из инициаторов организации в Асхабаде Закаспийского кружка любителей археологии. Периодически выступал в печати (часто — совместно с Федоровым) по вопросам образования, просвещения, народных школ, рассматривая их с позиций учения «всеобщего дела» (подробнее см. преамбулу к «Отечествоведению» — Т. III наст. изд., с. 582-587).

После смерти Федорова Н. П. Петерсон вместе с В. А. Кожевниковым подготовил к печати два тома сочинений мыслителя, работал над материалами к III тому (подробнее см. преамбулу к комментарию к Т. III наст. изд., с. 565-568), написал книгу: «Н. Ф. Федоров и его книга "Философия общего дела" в противоположность учению Л. Н. Толстого "о непротивлении" и другим идеям нашего времени» (Верный, 1912). В 1913 г. вступил в полемику с Е. Н. Трубецким по поводу его трактовки взаимоотношений В. С. Соловьева и Н. Ф. Федорова в работе «Миросозерцание Вл. С. Соловьева», подчеркивая глубину воздействия федоровских идей на взгляды молодого философа и подробно останавливаясь на тех аспектах их взаимоотношений, которые не были известны Трубецкому («Вопросы философии и психологии», 1913, кн. 3; переписка по этому поводу — ОР РГБ, ф. 657, к. 6, ед. хр. 18, 64). В 1915—1916 гг. выступил против С. А. Голованенко, автора серии статей об учении Федорова в «Богословском вестнике» (см. брошюру Петерсона «О религиозном характере учения Н. Ф. Федорова» (М., 1915), статью «Христианство Н. Ф. Федорова, автора философии Общего Дела» («Богословский вестник», 1916, № 1, с. 119-130)).

Одной из главных тем публицистических выступлений Петерсона в 1900—1910 е гг. являлся вопрос о роли христианства и церкви в мире. В статьях, опубликованных на страницах провинциальной и столичной печати, прямо следуя Федорову, он развивал представление об истории как богочеловеческой «работе спасения», о неразрывности личного духовного подвига и общественного дела («Царствие Божие внутри нас можно созидать лишь тогда, когда мы будем создавать его и вне нас» — «Туркестанские епархиальные ведомости», 1907, 15 июня). Много внимания уделял проблеме государственного и социального устройства России, подчеркивая религиозное значение царской власти, писал о необходимости воплощения в жизни общества начал соборности (там же, 1910, 15 апреля). В марте 1918 г. обратился к патр. Тихону и Собору Российской Православной церкви с запиской «Что такое православие?» «Если Собор согласится с определением православия, которое делается в заметке, — писал Петерсон в сопроводительном письме, — этим будет положено начало проникновению христианства в жизнь, тогда можно будет надеяться, что придет, наконец, время, когда жить и быть христианином будет значить одно, эти выражения будут тождесловием» (РГАЛИ, ф. 95, оп. 1, ед. хр. 1073). Подробнее о Н. П. Петерсоне см.: «Библиография», 1995, № 2, с. 114-125.

В фонде Н. П. Петерсона в ОР РГБ сохранилась его переписка с Н. Ф. Федоровым за 1873—1902 гг. Наиболее полно в собрании представлены письма Н. Ф. Федорова к ученику за период 1891—1898 и 1902 гг. (в 1900—1901 гг. переписка была прекращена, имеется лишь одно черновое письмо Федорова, датируемое октябрем 1901 г., которое так и не было послано Петерсону, — оно печатается в наст. томе). За период 1873—1890 гг. письма Федорова сохранились лишь частично. Многие не дошедшие до нас письма 1880 х годов содержали в себе дополнения к составлявшемуся тогда главному труду мыслителя — «Вопрос о братстве, или родстве...» и были использованы Федоровым и Петерсоном при расширении и редактировании текста работы.

Напротив, большая часть сохранившихся писем Н. П. Петерсона к Н. Ф. Федорову относится к 1876—1888 гг., а за 1892—1899 гг. сохранились лишь шесть писем (все письма Петерсона см.: Т. IV наст. изд., с. 570-594).

По всей видимости, переписка между друзьями-единомышленниками велась и ранее 1873 г.: например, в конце 1864—1866 гг., когда Н. Ф. Федоров и Н. П. Петерсон учительствовали в разных городах, а также в 1869—1872 гг., когда Николай Павлович служил в Спасске и Керенске, а Федоров — в Москве. Однако ни одного письма за указанные годы в архиве Н. П. Петерсона не сохранилось.

Письма Н. Ф. Федорова и Н. П. Петерсона керенского периода являются важным источником изучения биографии мыслителя, его философского творчества (именно на конец 1870 х и на 1880 е гг. приходится работа над «Запиской от неученых к ученым» и «Собором»), а также деятельности в области отечествоведения.

В жизни Н. Ф. Федорова Керенск и Керенский край заняли особое место. Керенский уезд находился в западной части Пензенской губернии, гранича с Тамбовской губернией — родиной мыслителя: село Ключи, где родился Федоров, Сасово, усадьба его отца, П. И. Гагарина, в которой он провел первые годы жизни, Шацк, где окончил уездное училище, — все это было сравнительно недалеко. А если заглянуть в историю, то предки мыслителя по отцу, князья Гагарины, владели землями не только в Тамбовской губернии, но и в Керенском уезде. Так что далеко не случайно Н. Ф. Федоров после перевода в 1873 г. Чертковской библиотеки в здание Московского Публичного и Румянцевского музеев, а затем в первые годы службы в библиотеке Музеев неоднократно собирался переехать в Керенск, — в сущности это было своеобразное возвращение к истокам, в перспективе его учения приобретавшее особый смысл. И хотя намерение поселиться в Керенске так и не было осуществлено, каждый летний отпуск, а иногда и на Пасху, в течение 1870—1880 х гг. Федоров бывал в этом городе (в 1874 г. даже прожил там целых пять месяцев).

Именно в Керенске Николаю Федоровичу удалось практически осуществить свои идеи об отечествоведении, об изучении «местной истории», малой родины, — изучении, одушевляемом «любовью к отеческим гробам», сознанием того, что здесь, на этой земле, жили твои предки. Мыслитель призывал «ввести в историю каждый городок и село, как бы незначительны они ни были» (Т. I наст. изд., с. 271), — что было связано с фундаментальным принципом его гносеологии: «все должны быть познающими и всё — предметом познания». Всё — в том числе и родная история как исследование уходящего в глубь веков родства по предкам, восстановление их жизни и деяний, для начала в мысли, летописи, историческом труде. По Федорову, все призваны стать историками, так чтобы наимельчайшее поселение, его жители, их дела вошли во «всемирно-священную историю». Это не прежняя, профессиональная, «ученая» история, выносящая из забвения лишь немногие, по преимуществу грозные, события, усобицы, войны, бунты, отдельных личностей, представительствующих за народ, эпоху, свершение. Должна выстроиться история как синодик, поминальный список всех умерших, по возможности обрастающий конкретными чертами бывших личностей (дело музея). Такое глубочайшее знание предков, генеалогического древа человечества во всех его ответвлениях, побегах, связях частей (генеалогическая опись человечества) готовит, по мысли Федорова, условно говоря, наследственно-генетический путь воскрешения.

С 1874 г. он предпринимает сбор материалов по истории Керенского края, привлекая к этой работе Н. П. Петерсона, а затем и его брата Г. П. Петерсона, который в 1880 х гг. систематизирует собранные ими материалы в целом ряде работ (см. преамбулу к «Отечествоведению» — Т. III наст. изд., с. 573—574, а также примеч. 4 к письму 4). Деятельностью Федорова и двух Петерсонов фактически была заложена основа керенского краеведения, и эта тема, безусловно, еще ждет своего исследователя. В дело собирания сведений о Керенском крае Н. Ф. Федорову, Г. П. и Н. П. Петерсонам удалось вовлечь людей самых различных социальных групп: землевладельцев (Д. А. Ронцова, Н. П. Куткина, Ф. П. Александровского, К. В. фон Штромберга, Н. X. Логвинова), представителей духовного сословия (среди них — священники И. М. Зембликов, И. В. Масловский, игуменья Тихвинского монастыря Анастасия и др.), крестьян (Богатыревых, Казуровых, Полшковых и др.). (Список лиц, участвовавших в доставлении сведений о Керенском крае, см.: Г. П. Петерсон. Исторический очерк Керенского края. Пенза, 1882, с. 74—75.) Причем это собирание по своим условиям и характеру было предельно личностным, индивидуализированным. В Керенское хранилище исторических документов, устроенное весной 1874 г. Н. Ф. Федоровым, добровольцы несли бумаги, касавшиеся истории их собственного рода — отцов, дедов, прадедов, когда-то поселившихся в Среднем Поволжье. На основе собранных документов удалось восстановить родословную целого ряда жителей края: причем это были не только состоятельные помещики, но и крестьяне (предки многих из них принадлежали в былые времена к служилому сословию). Таким образом круг родовых исследований расширялся, родословие переставало быть избирательным, в центре внимания «местной истории» оказывалось все больше и больше рядовых людей, интересных просто тем, что они жили на Керенской земле. И это для Федорова имело значение глубоко символическое, было преобразованием той эпохи «всеобщего дела», когда в круг познания и исследования будут включены все когда-либо жившие, а изучение предков, одушевленное памятью и любовью, станет делом всех живущих, их нравственно-религиозной обязанностью.

1 В несохранившемся письме к Н. Ф. Федорову Н. П. Петерсон предлагал ему занять место архивариуса Керенского съезда мировых судей.

2 В 1872 г. Московская городская дума приняла постановление о принятии Чертковской библиотеки, в которой Н. Ф. Федоров с 1869 г. служил помощником библиотекаря, в ведение г. Москвы. В 1873 г. временно под нее было отведено помещение на втором этаже Московского Публичного и Румянцевского музеев, библиотекарем созданных на ее базе русского и славянского отделений назначен Е. В. Барсов (см. примеч. 10 к письму 61), а его помощником после возобновления работы библиотеки стал Д. В. Кравченко (в «доме Румянцевского музея» «Городская Чертковская библиотека» просуществовала почти десять лет, до открытия в 1883 г. Исторического музея, после чего была передана в его фонды). Таким образом Н. Ф. Федоров в 1873 г. остался без места и подрабатывал в качестве корректора. Можно предположить, что работу корректора давал ему П. И. Бартенев, продолживший издание «Русского архива», который с 1863 г. выходил при Чертковской библиотеке, а в 1873 г. перешел в собственность редактора (см. также примеч. 2 к письму 8).

3 Фаина Ивановна Петерсон, урожд. Лихачева (?—1875) — первая жена Н. П. Петерсона. Н. П. Петерсон женился на Ф. И. Лихачевой в 1867 г. От этого брака у него было шесть детей. Николай Иванович — неустановленное лицо, возможно — брат Ф. И. Лихачевой.