С. Н. Маре ев диалектика логического и исторического и конкретный историзм К

Вид материала

Документы

Содержание Гегель. Работы разных лет: В 2-х т. М., 1970, т. 1, с. 391. Маркс К Гегель. Энциклопедия философских наук: В 3-х т. М., 1974,т. 1, с. 361. Гегель Ленин В.И Ленин П.И Гегель. Соч., т. 10, с. 284. Аристотель

Подобный материал:

• Отечественная история, всемирный исторический процесс, этапы исторического развития, 120.44kb.
• Белинский о романе Пушкина, 239.06kb.
• Ф. Энгельс диалектика природы, 5294.85kb.
• Трансдукция, 996.9kb.
• Публичный доклад муниципального общеобразовательного учреждения лицей №200 за 2007/08, 501.43kb.
• 1. Экономическая теория в системе экономических наук, 2373.47kb.
• Ниспровержение субъекта и диалектика желания в бессознательном у фрейда, 954.25kb.
• Тема: Методология науки криминалистики, 123.48kb.
• 1. типология правовых систем, 2036.93kb.
• Н. М. Макарова Перевод с английского и редакция, 4147.65kb.

Глава первая

Восхождение от абстрактного к конкретному и единство логического и исторического

1. Что такое абстрактное мышление?

Весьма распространенное смешение обыденного представления об «абстрактном мышлении» с научным (философским) понятием о мышлении заставило в свое время Гегеля выступить со статьей «Кто мыслит абстрактно?». И ответ он сформулировал так: «Необразованный человек, а вовсе не просвещенный»‘. Абстрактно мыслит тот, кто видит в делах и поступках человеческих только одну сторону, светлую или теневую, которая не имеет отношения к сути дела, кто громоздит факты безо всякой внутренней связи. И мыслит абстрактно тот, для кого все окрашивается в один цвет там, где существенно именно различие цветов и оттенков. Одним словом, мыслить абстрактно, согласно классической диалектике, означает мыслить плохо, некультурно, непрофессионально. Ну, а кто же мыслит конкретно? Тот, кто обобщает, но обобщает так, что находит внутренние связи и общее внутреннее основание, а не просто сходное и одинаковое для массы случаев. Поэтому Энгельс и отмечал, что «общий закон изменения формы движения гораздо конкретнее, чем каждый отдельный „конкретный» пример этого»². Конкретное заключается не в примерах, не в сумме примеров. Конкретное – это результат конкретного, синтезирующего мышления. В том и состоит кардинальный пункт диалектической теории мышления. «Конкретное потому конкретно, – писал Маркс, – что оно есть синтез многих определений, следовательно единство многообразного. В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт и, вследствие этого, также исходный пункт

¹ Гегель. Работы разных лет: В 2-х т. М., 1970, т. 1, с. 391.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 537.

14


созерцаниями представления» ³. Восхождение от абстрактного к конкретному – это обобщение посредством мышления, рефлексии, в противоположность формальному или эмпирическому обобщению⁴.

Чтобы уяснить основной характер закона восхождения от абстрактного к конкретному, необходимо посмотреть на дело прежде всего исторически. Тогда окажется, что представление о «восхождении» мышления в процессе познания всегда связывалось с таким пониманием действительности, что она есть не только явление, но и глубоко лежащая за ним сущность. Такое представление культивировалось поэтому по преимуществу в рационалистической традиции, противостоящей плоскому эмпиризму, который никак не вяжется с представлением о «восхождении» мышления. Поэтому позитивизм, и старый и новый, который разделяет все основные догмы старого эмпиризма, предал полнейшему забвению эту традицию.

Не случайно представление о восхождении мышления исторически сформировалось прежде всего в учении – «князя диалектики» Платона, где впервые четко проведено различие между действительностью видимой (явлением) и действительностью умопостигаемой (сущностью), между мнением и знанием. Диалектика и есть, согласно Платону, способ (метод), с помощью которого человек, «минуя ощущения, посредством одного лишь разума устремляется к сущности любого предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигнет сущности блага»⁵. Этим самым он «оказывается па самой вершине умопостигаемого, подобно тому как другой взошел на вершину зримого» ^б.

Декарт тоже говорит о восхождении в своем третьем правиле «Для руководства ума»: «Мыслить по порядку, начиная с предметов наиболее простых и легко познаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных...» ⁷. О восхождении говорит и Гельвеции, а именно что в своем исследовании ума он «восходил от фактов к причинам» ⁸, хотя у последнего

³ Там же, т. 46, ч. I, с. 37.

⁴ См.: Давыдов В. В Виды обобщения в обучении. М., 1972.

⁵ Платон. Соч.: В 3-х т. М., 1971, т. 3, ч. 1, с. 343.

⁶ Там же.

⁷ Декарт Р. Рассуждение о методе для руководства разума и
отыскания истины в науках. М., 1925, с. 48.

⁸ Гельвеций. Соч.: В 2-х т. М., 1973, т. 1, с. 145.

15


это, скорее, удачный образ, нежели результат сознательного следования определенной исторической традиции.

Самое конкретное и развитое представление о восхождении от абстрактного к конкретному дает Гегель. Согласно его учению, мышление восходит к истинному знанию от разрозненных фактов и представлений, а истина всегда конкретна, абстрактной истины нет. Истина вместе с тем не есть один только результат, а «результат вместе со своим становлением»⁹. Маркс формулирует эту мысль еще четче: «Не только резуль-’ тат исследования, но ведущий к нему путь должен быть истинным. Исследование истины само должно быть истинно, истинное исследование – это развернутая истина, разъединенные звенья которой соединяются в конечном итоге» ¹⁰.

Что же означает выражение «исследование истины само должно быть истинно»? Только то, что оно должно соответствовать действительному направлению становления исследуемой конкретности. А это и есть наиболее общее и абстрактное выражение закона единства логического и исторического: логический метод «в сущности является не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случайностей» ^п.

Восхождение от абстрактного к конкретному – наиболее общее и абстрактное выражение характера человеческого познания, а единство (совпадение) логического и исторического – первая ступень конкретизации диалектики человеческого познания. Этой конкретизацией мы прежде всего обязаны Гегелю, способ мышления которого «отличался от способа мышления всех других философов огромным историческим чутьем, которое лежало в его основе» ¹². Это не означает, конечно, что до Гегеля не было никаких догадок об историческом характере метода теоретического познания. Например, уже Спиноза считал: «Метод истолкования природы состоит главным образом в том, что мы излагаем собственно историю природы» ¹³. Но это были все же догадки, которые надо отличать от сознательного историзма.

⁹ Гегель Соч.: В 14-ти т. М., 1959, т. 4, с. 2.

¹⁰ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 7 – 8.

¹¹ Там же, т. 13, с. 497.

¹² Там же, с. 496.

¹³ Спиноза В. Избр. произведения: В 2-х т. М., 1957, т. 2, с. 106.


Заслугой Гегеля является и то, что он понял абстрактное и конкретное как логические противоположности, характеризующие один и тот же процесс, будь то процесс мышления или процесс становления всякой действительной конкретности, а не как две различные сферы, как это представляют себе до сих пор эмпирики, одна из которых представляет собой сферу действительного (конкретного), а другая – сферу мысленного (абстрактного). Гегель тем самым восстановил термины «абстрактное» и «конкретное» в их изначальном этимологическом значении. «Конкретное» – это буквально «сросшееся», но «срастись» нечто может как в результате некоторого реального процесса, так и в результате процесса мыслительного, когда «разъединенные звенья» развернутой истины «соединяются в конечном итоге». Но эти «разъединенные звенья» могут быть разъединенными, потому что они еще не соединены ходом самого объективного процесса, а значит, они объективно абстрактны, т.е. разорваны. Вместе с тем они могут быть разорваны в результате деятельности мышления, которая в таких случаях часто называется абстрагирующей деятельностью мышления.

Об этой стороне дела уже достаточно сказано, хотя существует и другая точка зрения, а именно: восхождение имеет место только при построении «теоретической системы научного познания, но не исторической» ^н. Здесь явно просвечивает традиционное понимание абстрактного и конкретного, идущее от средневековой схоластики и английского эмпиризма.

Существенная трудность заключается в том, отмечал в свое время Энгельс, что каждая новая точка зрения в науке «влечет за собой революцию в ее технических терминах» ¹⁵. А действительные революции в науке сопровождаются таким революционным изменением в ее терминологии, когда старые и привычные значения известных слов меняются на прямо противоположные, они буквально «выворачиваются наизнанку». Это и заставляет еще и еще раз обращаться к разъяснению диалектики абстрактного и конкретного. И прежде всего здесь необходимо уяснить разницу между абстрактно-всеобщим и конкретно-всеобщим.

¹⁴ Добриянов В.С. Методологические проблемы теоретического и
исторического познания. М., 1968, с. 219.

¹⁵ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 31.

17


2. Абстрактно-всеобщее и конкретно-всеобщее

Абстрактно-всеобщее, по Гегелю, «та форма всеобщности, на которую рефлексия обычно набредает прежде всего»^!6. Поэтому и в истории философии такая форма была подмечена прежде всего. В частности, в английской эмпирической философии «рефлексия» вращалась в основном в рамках этой абстрактной всеобщности.

Всеобщее, на которое прежде всего «набредает» внешняя рефлексия, – это внешнее сходство предметов окружающего мира. Но раньше чем люди «рефлектируют», – ив том заключается существенный пункт диа-лектико-материалистической трактовки мышления, – они формируют вещество природы, заставляя предметы природы и природные стихии воздействовать на другие предметы и стихии. «Вообще, – писал Гегель, – собственная деятельность природы, эластичность часовой пружины, вода, ветер применяются так, чтобы в своем чувственном наличном бытии делать нечто совершенно иное, чем они хотели бы делать, [так что] их слепое делание становится целесообразным в противоположность им самим... Здесь побуждение вполне выступает из труда. Оно предоставляет природе мучиться, спокойно наблюдает п малым усилием управляет целым: хитрость. На широкую сторону мощи нападают острым концом хитрости» ¹⁷.

Если внешняя рассудочная рефлексия превращает многое в одно (все возможные виды животных в животное «вообще», все возможные виды растений в растение «вообще»), то в своей практической деятельности человек-поступает наоборот: он одно превращает в многое (одно зерно в много зерен, один гончарный круг в множество кругов). Человеческое познание поэтому только на «вершине» своего восхождения обнаруживает действительное основание и «тайну» своего практического происхождения. Только здесь оно открывает для себя внутреннюю каузальную связь, которую человек в своей практической деятельности непосредственно использует. Ведь труд может быть успешным только тогда, когда приводится в действие каузальная цепь, и притом в направлении, которого требует целевая установка. Вот

¹⁶ Гегель. Энциклопедия философских наук: В 3-х т. М., 1974,
т. 1, с. 361.

¹⁷ Гегель. Работы разных лот, т. 1, с. 307.

18


где происходит совпадение целесообразности и механической причинности, представлявших собой абсолютно несовпадающие принципы для всякой созерцательной философии.

Преимущества материально-практической деятельности перед рассудочными всеоощностями состоят в том, что ее обоощения всегда ооладают доостоинством непосредственной действительности, они конкретны, поскольку «сращены» с единичным и осэоенным. ата осо-оенность практической деятельности, олагодаря которой она и становится совершенно незаменимой для развития теоретической способности, и была подмечена Гегелем. «В орудии или в обработанной, сделанной плодородной пашне, – писал он, – я владею возможностью, содержанием как содержанием всеобщим. Поэтому орудие, средство, превосходнее цели вожделения, цели единичной; орудие охватывает всякую единичность» ¹⁸.

Иными словами, человек объединяет предметы в роды и виды не произвольно. Ведь никто не зачислит в один класс блин и Луну по признаку круглости. Человек, конечно же, включит блин в класс мучных или хлебных изделий, т.е. по источнику и способу их происхождения. И если он сформировал из теста блины, булки и прочее, то сформировал тем самым также «идею» – «хлебное изделие». Когда человек научился образовывать свои «идеи» подобным образом, то и в своей познавательной деятельности он будет идти тем же путем, т.е. доискиваясь до первоисточника, до закона, до сути дела.

Нужно помнить, что здесь все время имеется в виду историческое измерение развития человеческого познания. В логическом же своем развитии он, как правило, движется наооорот: от формальных «идеи» к действительным и реальным, по это-то как раз и делает совершенно необходимым обращение к истории, если мы хотим знать, что представляет собой человеческое познание и человеческое мышление по сути. И какой бы деятельностью ни занимался человек, он, будучи носителем современной ему культуры, является также носителем тех человеческих потенций, которые ее создали, и, постигая эту культуру во всех ее формах, он присваивает себе те потенции, которые формировал в себе наш далекий предок, отесывая неподатливый камень и формируя из него каменный топор.

¹⁸ Там же.

19


Откуда же берется та интенция, которая заставляет человека не успокаиваться на одних только формальных определениях вещей? Этого не может объяснить формалистическая и эмпирическая теория мышления. А ведь именно это и есть решающее, существенное. Человек ищет существенного, котогюе всегда является_осг>беттнт, тлт. а не аострактно-всеоощим. «Если 5ы существенные признаки, – писал по этому поводу Гегель, – были только значками для распознавания и ничем больше, то можно было бы, например, сказать, что признаком человека служит мочка уха, которой никакое другое животное не обладает. Но здесь мы сразу чувствуем, что такого определения недостаточно для познания существенного в человеке. Однако если всеобщее определяют как закон, силу, материю, то это не значит, что всеобщее признается внешней формой и субъективным содержанием, а это значит, что законам приписывают объективную действительность, что силы имманентны, что материя составляет подлинную природу самой вещи» ¹⁹.

Всеобщее, которое имеет характер закона, «силы», «материи», и представляет из себя конкретно-всеобщее. Абстрактные «классы», «роды» и «виды» исторически вторичны и производны, как и сама способность к чисто формальной и абстрактной классификации, которая, однако, в логике развитого позпания выступает в качестве условия определения существенного. Еще Аристотель замечал: «Не все, что первее по определению, первее и по сущности»²⁰. Но это не значит, что определение существенного не может совпадать с формальным определением, хотя это совпадение чисто случайно. «Бывают ли включенные в дефиницию признаки лишь паллиативным средством, или же они более приближаются к природе некоторого принципа, – замечал Гегель по этому поводу, – это – дело чистого случая. Уже их чисто внешний характер указывает на то, что пе с них начали в познании понятия; нахождению родов в природе и духе предшествовало скорее смутное чувство, неопределенное, но более глубокое ощущение, некоторое предчувствие существенного, и лишь после этого начинали искать для рассудка ту пли иную определенную внешнюю черту»²¹.

¹⁹ Гегель. Соч., т. 2. г. 15.

²⁰ Аристотель. Соч.: В 4-х т М., 11)75. т. 1, с 32’1.

²¹ Гегель. Наука логики: В 3-х т. М., 1972, т. 3, с. 250.


Трудность в понимании различия абстрактно-всеобщего и конкретно-всеобщего обусловлена их сложной, диалектикой. Абстрактно-всеобщее никогда не предстает чем-то самостоятельным, ь качестве самостоятельной формы это всеобщее выступает только в сфере фор-мяльпыу отношений, пяссупочной логики, а конкретно-всеоощее всегда представляет и своя, и свое иное. Например, про материю в той форме, которую она принимает на Солнце, где «отдельные вещества диссоциированы и не различаются по своему действию», как замечает Энгельс, не скажешь, что эта материя абстракция²². «А в газовом шаре туманности все вещества, хотя и существуют раздельно, сливаются в чистую материю как таковую, действуя только как материя, а не согласно своим специфическим свойствам» ²³.

В данном случае материя «вообще» – это не просто измышление, а вполне определенная реальность, особенная реальность, но которая мыслится как некоторая всеобщая реальность только потому, что в ней, хотя бц потенциально, заложено все многообразие других особен ных формообразований, особенных «материй». Но тако (многообразие может быть представлено не только, скажем, газовой туманностью, «водой», «воздухом», «огнем» или «атомами», а чистой мыслью, представляющей определенный «угол зрения» на действительность, если ее брать под «углом зрения» материальности (телесности). Тогда и материя превращается в чисто «мысленную вещь». «Материя как таковая, это – чистое создание мысли и абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под понятием материи. Материя как таковая, в отличие от определенных, существующих материй, не является, таким образом, чем-то чувственно существующим» ²⁴.

В действительности всеобщее всегда есть производное от особенного, и. абстрагируясь от особенного, а тем самым тт от пеального генезиса, порождения всеобщего особенным, оно превращается в абстрактно-всеобщее. Но человеческое познание логически движется и направлении, противоположном этому генезису, рефлексия «наоредает»

²³ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20. с. 558.

²⁴ Там же.

²⁵ Там же, с. 570.

21


прежде именно па абстрактно-всеобщее ²⁵. И параллельно атому логическому движению пгроислодило развитие науки логики. Поэтому в истории логики действительная история развития человеческой мысли оказалась представленной в перевернутом виде. Логическая мысль за всю свою длительную историю, по сути вплоть до появления материалистической диалектики, не могла преодолеть абсолютной противоположности между мыслью и действительностью, идеальным и материальным, ибо она не могла преодолеть абсолютной противоположности между всеобщим и отдельным, абстрактным и конкретпым. Для того чтобы преодолеть эту противоположность, логика, во-первых, должна была стать на генетическую точку зрения, в нее должна была войти идея развития_г во-вторых, как следствие, логика должна была стать диалектикой – учением о том, как могут быть и как бывают (как становятся) тождественными противо поло ж но сти...» ²⁶.

Восхождение от абстрактного к конкретному – это «переработка созерцания и представления в понятия» ²⁷. А понятие в отличие от абстрактного представления «целиком конкретно» ²⁸. Оно конкретно потому, что в нем сохраняется не только представление о некотором многообразии, но дооавляется еще знание реального основания этого многообразия. Оно представляет всегда цдновре-менно сеоя (СТГОственно понимание] и свое иное (простое представление о некотопом многооппятги.’поэтому, как отмечал Тёгель, «единство мышления и представления есть то, что труднее всего показать» ²⁹. В копкретном по-

²⁵ «... В каждой большой группе общее образуется раньше, чем
специальное... В отношениях между формами из всеобщего
образуется менее общее и т.д., пока, наконец, не выступает
самое специальное...» (Бэр К.М. История развития животных.
М., 1970, т. 1, с. 320 – 321).

Логическое движение от общего к частному соответствует таким образом, естественному ходу вещей. И что касается естества, то было бы странно, если бы в животном царство появились сначала млекопитающие, а уж затем простейшие одпокле точные организмы.

Наоборот, движение от частного к общему есть формальное, т.е. не совпадающее с развитием самого содержания движение, направленное на то, чтобы отыскать исходное всеобщее, «клеточку».

²⁶ См.: Ленин В.И. Полп. собр. соч., т. 29, с. 38.

²⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 46, ч. 1, с. 38.

²⁸ Гегель. Соч., т. 10, с. 396.

²⁹ Гегель. Энциклопедия философских наук, т. 1, с. 347.

22


нятип разошедшиеся по разным полюсам «моменты» единичности и всеобщности, один из которых всегда на стороне объекта, другой – на стороне субъекта, объединяются («срастаются») в особенном. Конкретное понятие полому означает не только единство многообразного, но и всегда единство, тождество противоположностей. Вот почему познающее мышление в своем восхождении от абстрактного к конкретному всегда преодолевает противоречие.

3. Противоположность абстрактного и конкретного

В наиболее обшей орме то противоречие, которое преодолевает мышление, восхттдя от аострактного к конкрехг пому, это противоречие между рассудком и разумом, между рассудочной логикой и диалектикой, которое четче всего вьтажается как противоречие между основными принципами той и другой – между принципом тождества, А А, и принципом противоречия, А и не – А. Противоре чие «и есть возвышение разума над ограниченностью рассудка н ее устранение» ³⁰, – писал Гегель. «Вместо того, чтобы сделать... последний шаг вверх, познание неудовлетворительности рассудочных определений отступает к чувственному существованию, ошибочно полагая, что в нем оно найдет устойчивость и согласие» ³¹.

Кант, против которого и направлено в основном приведенное положение, своим учением о «трансцендентальной диалектике», так сказать, с отрицательной стороны показал, что диалектический разум, впадая в противоречие, в «антиномии чистого разума», совершает «трапс-цензус» за пределы созерцания и представления в направлении умопостигаемого. Но противоречие может быть понято в качестве импульса движения мысли за ту грань, которая отделяет существенное и необходимое от являющегося и случайного, только в том случае, -если мы воспринимаем его как явление экстраординарное. То есть при столкновении с противоречием у нас возникает подозрение на существенное содержание, кроющееся за простой формой антиномии. Мы не говорим себе: здесь противоречие, ну и хорошо, так и должно быть. Следовательно, закон противоречия как закон познающего мышления включает в себя момент отрицания простой формы

⁵⁰ Гегель. Наука логики. В 3-х т. М., 1972, т. 1, с. 99.
³¹ Там же.

23


фиксации противоречия, антиномии, и последовательного развития мысли, правильного и последовательного рассуждения.

Иными словами, противоречие даже в простой форме антиномии обнаруживается только в непротиворечивой форме и благодаря последней. Это, в свою очередь, образует прочное единство, которое только и может быть прочным как единство, тождество противоположностей. Только потому они и взаимодействуют. Материалистической диалектике чуждо как превращение названной противоположности в застывшую и «безразличную» противоположность, иногда переходящую во враждебную, так и попытки сгладить острые грани того и другого, «асимптотически» сблизить за счет большей «гибкости» рассудочной логики и большей «определенности» диалектики.

Диалектика предполагает, определенность формы. Она представляет себя и свое иное одновременно. Поэтому мыслить диалектику, лишенную определенности формы, значит мыслить ее, как сказал бы Спиноза, «несовершенным образом».

Если диалектика учит тому, как становятся тождественными противоположности, то она должна фиксировать противоположности как противоположности. А о них мы можем говорить только тогда, когда налицо одно и то же содержание, мыслимое в одном случае как положительное, в другом – как отрицательное. По словам Аристотеля, «у противоположностей материя одна и та же» ³². Ведь мы не можем сказать про А и В, что они противоположности, потому что А не равно В. Но мы гово рим, что А и не – А – противоположности только тогда,. когда имеется в обоих случаях одно и то же А, когда А = А. Поэтому рассудочная логика с ее принципом формального тождества является необходимым формальным условием научности диалектики, как и вообще необходимой формой всякой науки. «Деятельность рассудка, – писал Гегель, – состоит вообще в том, чтобы сообщить содержанию форму всеобщности» ³³, которая заключается в том, что мы мыслим некоторое многообразие под уктом зрения одного и того же, во всех случаях тождественного самому себе признака.

Насколько принцип формального тождества А = А является необходимым условием выявления протнвополож-

³² Аристотель. Соч., т. 1, с. 260.

³³ Гегель. Энциклопедия философских наук, т. 1, с. 202.

24


ностей, а тем самым и условием продвижения к конкретному знанию, видно, в частности, на примере возникновения специальной теории относительности. Прежде всего надо было получить общий принцип, который невозможно было открыть, как пишет Эйнштейн, «путем конструктивных обобщений известных фактов». «Такой принцип, – продолжает он, – я получил после десяти лет размышлений из парадокса, на который я натолкнулся уже в 16 лет. Парадокс заключается в следующем. Если бы я стал двигаться вслед за лучом света со скоростью С (скорость света в пустоте), то я должен был бы воспринимать такой луч света как покоящееся, переменное в пространстве электромагнитное поле. Но ничего подобного не существует, это видно как на основании опыта, так и из уравнений Максвелла. Интуитивно мне казалось ясным с самого начала, что с точки зрения такого наблюдателя все должно совершаться по тем же законам, как и для наблюдателя, неподвижного относительно Земли. В самом деле, как же первый наблюдатель может знать или установить, что он находится в состоянии быстрого равномерного движения? Можно видеть, что в этом парадоксе уже содержится зародыш специальной теории относительности» ³⁴.

Что значит в данном случае «парадокс»? Это исключение из общего правила. Согласно этому правилу, с наблюдателем, движущимся вместе с лучом света, должно происходить примерно то же самое, что и с человеком, который смотрит из окна поезда на пробегающие мимо дома, деревья, столбы. Наблюдатель, движущийся вместе с лучом света, должен был бы воспринимать свет как покоящееся электромагнитное поле, точно так же, как пассажир поезда воспринимает свое положение как покоящееся относительно поезда. «Должен был»... Откуда берется это долженствование при формулировке любого «парадокса»? Из рассудка, давшего общее правило, исключением из которого и является «парадокс», из рассудка, сообщившего форму всеобщности данному содержанию. Поэтому мышление первобытного человека, не имевшего развитой рассудочной формы, как и мышление ребенка «обнаруживает полное безразличие к противоречиям, которых не терпит наш разум»³⁵.

³⁴ Эйнштейн А. Собр. науч. трудов: В 4 х т. М.. 1’Ш7, т. 4,

с. 277 – 278.

³ Леви-Брюль Л. Первобьпнор мышление 1, 1930. с. 4

25


Итак, противоречие – это всегда противоречие закону, а закон, отмечал Энгельс, есть «форма всеобщности в природе». И до тех пор, пока общий закон не сформулирован, противоречие или не будет замечаться, или оно будет восприниматься как досадное недоразумение, дак плод субъективного человеческого заблуждения. Всякое противоречие в познающем мышлении выступает прежде всего как противоречие между абстрактно-всеобщим и особенным. Но как особенный случай сначала мыслится нами только благодаря тому, что он является исключением из общего правила. Это особенное, мыслимое еще в неадекватной форме, «интуитивно». И поэтому здесь нужна большая чувствительность к особенному, чтобы не упустить из виду данный случай. А адекватную форму выражения особенное получает тогда, когда сам всеобщий закон, исключением из которого оно является, предстает как частный, особенный случай из этого особенного, но тем самым оно уже возводится во всеобщее – в конкретно-всеобщее, в котором всеобщее и отдельное «срослись» прочно и неразрывно, и эта связь приобрела форму всеобщего закона. Всеобщий закон классической механики, закон относительности, под углом зрения которого мы мыслим особенный случай, случай распространения света, как противоречащий этому всеобщему закону, становится частным случаем закона, которому подчиняется распространение света и вообще движение со скоростями, близкими к скорости распространения света. То есть все выворачивается «наизнанку», о чем уже говорилось.

Таков сложный диалектический путь движения от абстрактно-всеобщего к конкретно-всеобщему, которое обязательно преодолевает противоречие, проявляющееся как противоречие между всеобщим и особенным, а еще раньше – как противоположность между всеобщим и отдельным. Это та противоположность, которую мы высказываем в каждом предложении: «... Иван есть человек, Жучка есть собака, это есть лист дерева и т.д., мы отбрасываем ряд признаков как случайные, мы отделяем существенное от являющегося и противополагаем одно другому» ³⁶. Но в этой противоположности только потенциально содержится противоречие всеобщего и особенного, абстрактного и конкретного, поэтому оно еще никого не «беспокоит». Хотя в то же время, как отмечал

³⁽³  Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 321.

26


В.И. Ленин, «в любом предложении можно (и должно), как в „ячейке» („клеточке»), вскрыть зачатки всех эле-мошов диалектики, показав таким образом, что всему по.шашпо человека вообще свойственна диалектика»³⁷.

Формой и способом разрешения противоречий в познании является таким образом научное исследование действительности. Но это при том условии, что «противоречия лежат в самом предмете, а не в словесном выражении предмета» и что «словесные парадоксы» понимаются как выражение «парадоксов действительности»³⁸. Восхождение от абстрактного к конкретному и есть форма разрешения и осуществления одновременно противоречия познающего мышления. Поэтому диалектика и становится подлинной логикой научного открытия.

Таков же характер разрешения в диалектике того «парадокса», который возникает при столкновении закона запрещенного противоречия с обнаружением противоречия в самих вещах. Противоречие решается не тем, что одну из противоположных альтернатив «отлучают» от науки и всячески пытаются дискредитировать, а ей находится форма опосредования, причем форма объективная, т.е. коренящаяся в самой реальности и от нашей воли и сознания не зависящая.

Общий путь движения мысли от абстрактного к конкретному, таким образом, включает преодоление противоречия, проявляющегося прежде всего как противоположность между абстрактно-всеобщим и абстрактпо-единичным. Снимается эта противоположность в особенном, которое и демонстрирует вполне «земной» характер всеобщего. «На деле, – отмечал Гегель, – всякое всеобщее реально как особенное, единичное, как сущее для другого» ³⁹. Логическое мышление поэтому обнаруживает в результате, что отношение его к действительности (в форме отношения абстрактно-всеобщего, как некоторого мысленного отвлечения, к единичному, как чувственно-конкретному) состоит в отражении действительных реальных процессов. Заметим: мышление и исторически пришло к осознанию своей реальной основы в результате длительного, сложного развития.

Исходя из того, что конкретное знание и есть знание особенного, оно не просто синтез многих определений, по


³⁷ Там же.

³⁸ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 26, ч. III, с. 139.

³⁹ Гегель Соч т. 10 с. 284


и обязательно синтез противоположных определений. Следовательно, восхождение является не просто постепенным накоплением конкретных определений и постепенное наполнение ими некоторых первоначальных абстрактных представлений, а непременно включает резкий рывок («скачок»). Причем восхождение происходит не по прямой, а по спирали: чувственно-конкретное -абстрактное-няысленно-конкретное.

«Любой отрывок, обломок, кусочек этой кривой линии может быть превращен (односторонне превращен) в самостоятельную, целую, прямую линию...» ⁴⁰. Эмпирическая теория мышления, например, видит одну «половинку» этой кривой линии, а именно: путь превращения абстрактно-единичного в абстрактно-всеобщее. Вот почему у нее и не сходятся «концы с концами». «Линия» этой теории уводит от чувственно-конкретного, но не возвращает к нему.

Абстрактно-рационалистическая теория мышления видит другую «половинку» этой кривой – движение от абстрактно-всеобщих определений к конкретным, но не видит «земного» происхождения исходных абстрактных категорий и понятий. Она отрывает мышление от действительности и превращает его в демиурга действительности.

Поэтому, как отмечает далее Ленин, «если за деревьями не видеть леса», любой отрывок, обломок, кусочек спирали человеческого мышления, превращенный в самостоятельную линию, ведет «в болото, в поповщину (где ее закрепляет классовый интерес господствующих классов)» ⁴¹.

Канедое поколение людей застает готовыми, усваивает и развивает дальше выработанные предшествующими поколениями понятия, представления, категории, принципы и идеи. И если не выходить в историческое измерение развития нашего мышления, не ставить вопрос о его историческом происхождении, то оно всегда будет окутано мистическим туманом, скрывающим его подлинную материалистическую суть. Исторический подход здесь пе просто желателен, он необходим.

⁴⁰  Ленин П.И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 322.

⁴¹ Там же

28


4. Историзм как форма разрешения противоречия абстрактного и конкретного

Маркс, иллюстрируя мысль о том, что «общее, являясь, с одной стороны, всего лишь мыслимой differentia speci-fica, вместе с тем представляет собой некоторую особенную реальную форму наряду с формой особенного и единичного» ⁴², приводит пример с числами: «Так обстоит дело и в алгебре. Например, а, b, с представляют собой числа вообще, в общем виде; но кроме того это – целые числа в противоположность числам a/b, b/c, c/b, с/а, b/a и т.д., которые, однако, предполагают эти целые числа как всеобщие элементы» ⁴³.

Это и есть «не только абстрактно всеобщее, но всеобщее такое, которое воплощает в себе богатство особенного, индивидуального, отдельного»⁴⁴. Такое всеобщее, как нетрудно заметить, представляет собой нечто генетически исходное, а его отношение к своим особенным видам является отношением генезиса, порождения одного другим. В основе всякого вида числа лежит целое положительное число, из которого он получается путем определенной процедуры, являющейся в то же время его реальным (а не только номинальным) определением.

Прогресс науки дает все больше примеров подобного рода всеобщего или подобных реальных абстракций. Прогресс науки собственно и состоит в подведении под некоторые эмпирические многообразия подобного рода реальных оснований. Вот что пишут, например, о вирусах авторы интересной во многих отношениях книги «Тайны третьего царства»: «Вирусы – это простейшие формы жизни и поэтому служат наиболее благодарным объектом биологии вообще и молекулярной биологии в особенности» ⁴⁵.

Это действительно абстракция жизни, по произведенная не в «голове» человека, а прежде всего в деятельности ученого, в лаборатории, и соответствует опа простейшей форме существования определенной конкретности.

Чтобы еще четче уяснить тождество всеобщего и особенного, обратимся к другому примеру, восходящему

⁴² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 46, ч. I, с. 437.

⁴³ Там же.

⁴⁴ Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 90.

⁴⁵ Жданов В. М., Ершов Ф. И., Новохатский А.С. Тайны третьего
царства. М., 1981, с. 6.

29


еще к Аристотелю. Имеется в виду пример треугольника как «подлинно всеобщей фигуры» ⁴⁶. Подлинную всеобщность треугольника Аристотель усматривает в том, что он представляет собой реальное основание всего многообразия производных от него фигур. Но дело еще вот в чем: «... для фигур возможно общее определение, которое подходит ко всем фигурам, но не будет принадлежать исключительно к какой-либо одной фигуре...»⁴⁷. Это тоже всеобщее, фигура «вообще». «Однако, – замечает далее Аристотель, – было бы смешно, пренебрегая указанным определением, искать в этих и других случаях такое общее определение, которое было бы определением, не относящимся ни к одной из существующих вещей и не соответствующим особой и неделимой форме вещи» ⁴⁸.

Соответственно двойственному характеру всеобщего и его определение может быть двояким. С одной стороны, оно выражает только мыслимую difierentia specifica, и с помощью ее мы фиксируем некоторое реальное многообразие. С другой стороны, оно является выражением формы особенного и единичного, формы «особой и неделимой» вещи, некоторого первоэлемента, из которого реально развивается все многообразие. Причем надо иметь ввиду: самостоятельность поминального определения всеобщего, как differentia specifica, по отношению к его реальному определению, как выражению формы особенного и единичного, только кажущаяся, как и самостоятельность абстрактно-всеобщего по отношению к конкретно-всеобщему.

Для отыскания посредством анализа реального рода и реального единства некоторого многообразия это многообразие необходимо как-то фиксировать. И выявление одинаковости, схожести первоначально только и может быть способом удержания некоторого многообразия в памяти и представлении. Чтобы, например, дать реальную генетическую трактовку единства и многообразия, рода и видов химических элементов, согласно которой реальным генетическим родом оказывается форма особенного и единичного, а именно водород (атомы прочих элементов – различным числом «слипшихся» атомов водорода), это многообразие должно было быть накоплено. И такая

⁴⁶ Гегель. Соч., т. 10, с. 284.

⁴⁷ Аристотель. Соч.: В 8-ми т. М.. 1975, т. 1, с. 400.

⁴⁸ Там же.

30


трактовка стала возможной только во второй половине XIX в., когда был открыт Д.И. Менделеевым периодический закон. Вся история химии до этого являлась как раз «накоплением» многообразия химических элементов.

Таким образом, результат исторического развития науки становится ее логическим основанием, соответствующим реальному генетическому основанию изучаемой конкретности. Совпадение логического развития с реальным генетическим развитием, следовательно, является показателем высшей ступени развития науки, хотя в принципе оно обнаруживает себя в качестве всеобщего и необходимого закона всякого мышления в его основании.

Если какая-нибудь наука не дошла еще до такой соответствующей диалектико-материалистическому методу научного мышления и развития научной теории, трактовки своего предмета, то это вовсе не означает, что единство логического и исторического пе обладает всеобщим и необходимым характером. Истинно всеобщие формы и законы человеческого мышления выражают собой не только достигнутый уровень его развития, но показывают также, чем оно должно быть «по идее». Истинная наука о мышлении, а для марксизма таковой и является материалистическая диалектика, как всякая истинная наука, указывает перспективы развития своего предмета (мышления) и рисует не только сегодняшний, но и завтрашний день науки, который может принципиально отличаться от сегодняшнего.

Существенная трудность, которую преодолевает исторический подход, заключается во взаимной обусловленности абстрактно-всеобщего и конкретно-всеобщего, что и образует «порочный круг». Ведь определения частного случая становятся конкретно-всеобщими только после того, как мы из всеобщих определений вывели конкретные определения. Стало быть, мы заранее должны догадываться об их всеобщности. Имепно догадываться, поскольку по-настоящему знать об этом мы можем только в конце.

Здесь нас прежде всего выручает способность воображения. Благодаря ей можно, так сказать, мыслить особенное без представления о всеобщем. Мы выделяем треугольник как особенную фигуру среди других фигур даже тогда, когда не имеем о нем понятия как об «истинно всеобщей фигуре». Почему же она особенпая? Потому что проста, далее перазложима и в этом смысле

31


является предельным случаем геометрической фигуры вообще. То же самое с атомом водорода, с живой клеткой, наконец, со светом, особенная природа которого часто давала повод в различных натурфилософских построениях, в особенности у Шеллинга, для своеобразной мистики света. Это – неадекватный с точки зрения «строгой науки», но совершенно незаменимый способ удержания особенного. Другого, по сути, нет. И поэтому логика, которая от способности воображения абстрагируется как от чего-то «ненаучного», особенного вообще не знает. Для нее существует только, с одной стороны, абстрактно-всеобщее, с другой – абстрактно-единичное.

Благодаря той же способности, по сути, удерживается в памяти и представлении другая «половинка» – всеобщее без понятия о всеобщем. Ясно: если мыслится треугольник как нечто особенное, то уже этим самым предполагается рядом с ним нечто, по сравнению с чем треугольник является особенной фигурой. А особенным он является не по сравнению с яблоками, телеграфными столбами и т.д., а по сравнению с другими геометрическими фигурами. То есть мы имеем общее представление о геометрической фигуре вообще до того, как подведем под это «вообще» определенное реальное основание. Каким образом мыслится эта геометрическая фигура «вообще», совершенно непонятно с точки зрения чисто рассудочной логики, которая при попытке по-своему объяснить образование всеобщих представлений («идей») путем сравнения предметов некоторого класса и выделения некоторого сходного признака заводит уже в совершенно неразрешимый для нее круг. Ведь для осуществления такой процедуры сравнения надо уже заранее иметь представление о некотором классе или роде вещей. Чтобы образовать «идею» геометрической фигуры «вообще», мы будем сравнивать параллелограмм с квадратом, треугольником, а не с цветной капустой, автобусом и американским миллионером.

Так или иначе мы всегда заранее имеем представление о всеобщем без понятия о всеобщем, ибо по своему понятию всеобщее – обязательно особенное. Только таким образом абстрактно-всеобщее представление может логически и исторически предшествовать конкретно-всеобщему. Всеобщее представление предшествует понятию, рассудок – разуму и т.д. Неадекватность всеобщего представления может проявиться в дальнейшем в том, что некоторые индивиды, которых мы зачисляли в пе-

32


который класс, не являются его представителями. Например, кита относили к классу рыб, а в дальнейшем обнаружилось, что кит – млекопитающее.

Отмеченную трудность, как было уже сказано, помогает решить исторический подход. Единство логического и исторического – это не только решение проблемы логического круга в определениях, которая оказывается совершенно неразрешимой при чисто абстрактном и формальном подходе к делу⁴⁹, но и оно само представляет собой проблему. Эту-то проблему и должна решить диалектика логического и исторического.

В несколько иной форме предстает проблема единства (совпадения) логического и исторического, когда ставится вопрос, с чего начинать науку. «С чего начинает история, – говорит Маркс, – с того же должен начинаться и ход мыслей...»⁵⁰ Но тогда с чего началась... история?

Обратимся к одному характерному месту из «Критики политической экономии» Маркса, представляющей собой первый черновой набросок будущего «Капитала». В этой рукописи Маркс делает следующее замечание в скобках: «Какие определения следует включить в первый раздел: „О производстве вообще», и какие в первый отдел второго раздела, трактующий о меновой стоимости вообще, – это может выясниться лишь в конце и в качестве результата всего исследования» ⁵¹. «Все прочее, – замечает он при этом, – является переливанием из пустого в порожнее» ⁵².

Общий смысл этого замечания, если оставить без внимания вопросы, касающиеся специфической экономической материи, заключается в следующем: нельзя заранее решить, что рассматривать сначала и что потом, до того, как мы приступили к самому рассмотрению. Решить такой вопрос заранее означает примерно то же самое, что научиться плавать, не войдя в воду. Ведь заранее нам может быть известна только эмпирическая история, которая отнюдь не совпадает с действительной историей. Ясно, что производство вообще исторически предшествует производству капитала или капиталистическому производству, но это не значит, будто анализ производ-

⁴⁹ См.: Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного
в «Капитале» Маркса. М., 1960, с. 90 – 91.

⁵⁰ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 13, с. 497.
⁵¹ Там же, т. 46, ч. I, с. 275.

⁵² Там же.

33


ства вообще, во всем его объеме должен предшествовать анализу капитала, поскольку не с него началась действительная история капитала. Не случайно предполагавшийся Марксом раздел «О производстве вообще» как предшествующий разделу о меновой стоимости вообще (о товаре) в окончательном варианте «Капитала» просто отсутствует.

Действительную историю некоторой конкретности представляют не все события, хронологически предшествующие ей, а только предшествующие данной конкретности, как говорил еще Аристотель, «по природе». Если пояснить примером это различие, имеющее решающее значение для понимания диалектики логического и исторического, то можно сказать: физическое рождение человека предшествует по времени, но не «по природе» тем дурным поступкам, которые он совершает в своей жизни. Действительная «история» дурных поступков человека начинается не с «первородного греха», а с событий, лежащих в совершенно ином измерении, в плоскости действительной истории человечества.

Для точного определения границы действительной истории предмета надо точно установить, что собой представляет данный предмет по существу, по своей «природе». Существо диалектико-материалистической позиции в данном вопросе выражено Марксом следующим образом. «Указание на differentia specifica, – пишет он, имея в виду специфику капитала, – является здесь как логическим развитием темы, так и ключом к пониманию исторического развития» ⁵³.

Мы не можем говорить об историческом развитии исследуемой конкретности до того, пока нам не станет из-* вестна ее differentia specifica, но специфика капитала, в свою очередь, может стать нам известна только после того, как мы взойдем по ступеням исторического становления исследуемой конкретности. Ведь для настоящего определения, как известно, мало differentia specifica, нужен еще genus npoximum, ближайший род, а ближайшим родом для всякой исторической конкретности является ее исторический, генетический род. Родовидовое отношение здесь не просто формальное отношение, а отношение реального генезиса, и род здесь не только этимологически и формально, но и по существу, «по природе» явля-

⁵³ Там же, т. 46, ч. II, с. 180.

34


ется родом, тем, что действительно рождает. По отношению к капиталу таким родом оказывается товар.

Указание на differentia specifica служит ключом к пониманию исторического развития только потому, что dif-ferentia specifica здесь является специфицирующей исторический род. Это указание поэтому есть одновременно указание на историческую границу появления (исчезновения) данной конкретности.

Следовательно, «ход абстрактного мышления, восходящего от простейшего к сложному, соответствует действительному историческому процессу» ⁵⁴. Но надо точно уяснить смысл этого совпадения. Ведь речь идет не просто о совпадении последовательности определений изучаемой конкретности как некоторых логических операций с хронологической последовательностью некоторых событий. Такое совпадение было бы только внешним, и было бы непонятно, почему имеет место совпадение только с последовательностью именно этих, а не других событий. Почему, например, историю капитала надо вести от товарного производства, а не от производства «вообще» и не от сотворения мира. Речь идет о совпадении в рамках самой логической операции определения, а потому логическое совпадает с историческим не просто как с хронологией, отношением «раньше – позже», а с историческим как выражением реального генезиса, который проявляет себя на поверхности явлений как «раньше – позже», но _не сводится только к этому. Кстати, нельзя поэтому выразить диалектику логического и исторического с помощью «диахронии» и «синхронии», тем самым не обеднив ее.

Итак, указание на differentia specifica дает ключ к пониманию исторического развития, а это указание предполагает знание ближайшего исторического рода, т.е. знание действительной истории. Таким образом, обнаруживается первая и наиболее общая форма противоречия логического и исторического, пути и способы разрешения которого и составляют основное содержание проблемы соотношения логического и исторического.

* * *

Диалектика не дает готовых ответов на вопросы, поставленные жизнью, практикой вообще. Но она позволяет осознать трудности, встающие на пути научного иссле-

Там же, т. 46, ч. I, с. 39

35


дования. Что касается вопроса, с чего начинать науку, то начало, как отмечал Гегель, «имеет для метода только одну определенность – быть простым и всеобщим» ⁵⁵_Т «начало должно быть абстрактным началом» ⁵⁶. Диалектика есть логика творческого мышления, она не только процесс ее применения, но и ее созидапия одновременно. Поэтому она не имеет ничего общего с тем, что ей приписывают по неведению или злому умыслу, будто диалектический метод жестко нормирует исследовательскую мысль, заставляя ее двигаться по заранее заданной схеме. Единственной нормой правильного мышления с диалек-тико-материалистической точки зрения в конечном счете оказывается та, которая требует подчинения познающего мышления собственной форме становления, развития и существования изучаемой конкретности. Это и является выражением творческого характера материалистической диалектики как логики и методологии марксизма: она каждый раз должна прожить новую жизнь в каждой новой познавательной ситуации и даже тогда, когда все «азы» диалектики уже пройдены.

С последними замечаниями и хотелось бы приступить непосредственно к изложению диалектики логического и исторического, отметив предварительно только следующее. Поскольку восхождение от абстрактного к конкретному предполагает не только единство логического и исторического, но выражает и его общую «фигуру», то изображая диалектику логического и исторического, мы также должны «взойти» от абстрактного к конкретному, а потому изложение этой диалектики и следует начать с ее самого общего и элементарного проявления – с абстрактного тождества логического и исторического.

⁵⁵ Гегель. Наука логики, т. 3, с. 293.

⁵⁶ Там же, т. 1, с. 130.