Geum.ru

1848), происходил из помещичьей, когда-то богатой семьи. От имений предков (в Нижегородской губернии) до него дошло немного

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5
В Петербурге (1817— 1820)

После окончания лицея Пушкин был определен в коллегию иностранных дел. Это учреждение, впоследствии (в 1832 г ) преобразованное в министерство иностранных дел, отличалось особым подбором сотрудников: для поступления требовался повышенный образовательный ценз. Состав служащих выгодно отличался от чиновнической среды прочих петербургских учреждений. Среди сослуживцев Пушкина мы находим Грибоедова

Через месяц после поступления на службу Пушкин уже получил отпуск до сентября и около двух месяцев провел в Михайловском, псковском имении матери. Затем Пушкин почти безвыездно оставался три года в Петербурге (не считая поездки в Михайловское летом 1819 г.).

Петербургские годы после лицея Пушкин провел в усиленной литературной работе. За последние полтора года пребывания в лицее он не имел возможности печатать в журналах свои произведения. Окончание лицея открыло перед ним страницы журналов. В 1817 г. он напечатал несколько стихотворений в журнале Загоскина «Северный Наблюдатель». Правда, с прекращением этого журнала Пушкин почти перестал печатать свои стихотворения, но в это время он был занят подготовкой своего собрания стихотворений. Он предполагал выпустить их отдельной книжкой. Главным образом он работал тогда над поэмой «Руслан и Людмила», начатой в последний год его лицейской жизни.

Литературная обстановка после окончания Пушкиным лицея изменилась. Если последний год в лицее был ознаменован идеологическим влиянием «Арзамаса», то теперь, когда Пушкин, наконец, получил возможность непосредственного участия в заседаниях этого общества, оно вдруг прекратило свое существование. Объяснялся этот внезапный конец «Арзамаса» отъездом наиболее активных его участников, в действительности же главной причиной явилось то, что Полемика с «Беседой», составлявшая основной материал деятельности арзамасцев, перестала в какой-нибудь мере привлекать к себе внимание. Обстановка этих лет выдвигала другие задачи, которые не могли разрешаться составом старого «Арзамаса». Уже в самом «Арзамасе» некоторыми его членами, в частности Мих. Орловым и Ник. Тургеневым, были поставлены задачи политической пропаганды идей либерализма посредством своего журнала; но отсутствие объединяющей политической программы делало «Арзамас» совершеншенно неспособным к этого рода деятельности. «Арзамас» распался. Но одновременно с тем и независимо от того оживлялась деятельность тайных обществ.

Пушкин окончил лицей как раз в период реорганизации тайных обществ. В 1816 г было основано первое революционное общество «Союз Спасения». Здесь объединились представители передовой офицерской молодежи; влияние Союза быстро распространилось на широкие круги русских дворян-либералов. Он был организован на основе строгой революционной конспирации, и истинные цели были известны только членам организационного центра. Вскоре в составе Союза обнаружились расхождения Сторонники революционных средств борьбы оказались в меньшинстве, и возобладали умеренные течения русского либерализма, склонные к тактике выживания и медленного воздействия путем пропаганды. Осенью 1817 г общество было закрыто. Вместо него было основано в Москве «Военное общество» с Ник. Муравьевым (одним из последних арзамасцев) и Катениным во главе. Общество это не имело длительного существования, и в 1818 г был основан «Союз Благоденствия», просуществовавший до 1821 г. В нем руководство принадлежало умеренным либералам. Целью общества было введение представительного правления и освобождение крестьян. Общество ставило себе задачей широкую политическую пропаганду. Этой пропаганде содействовала и внешне двусмысленная политика Александра I, который в эти годы, несмотря на вполне определившийся поворот к реакции, продолжал делать либеральные заявления и поддерживать либеральные начинания. К 1818 г. относится проект Аракчеева (известного как вдохновителя реакционной политики Александра последних лет его царствования) об освобождении крестьян, в марте того же года Александр произнес в Варшаве речь на открытии сейма, в которой заявил, что «намерен распространить либеральные учреждения (т. е. конституционный, представительный строй) на все области России». Подобные шаги правительства как бы легализовали либеральную пропаганду; но, с другой стороны, они способствовали тому, что господство получили, особенно в Петербурге, бюрократическом центре, наиболее умеренные течения.

Естественно, что первые впечатления Пушкина после выхода из лицея были политические. Расширению политического кругозора содействовало знакомство с Николаем Тургеневым, горячим сторонником освобождения крестьян, с Чаадаевым, частое общение с лицейским товарищем Пущиным, вступившем в тайное общество, и с многочисленными представителями либерального офицерства, с которыми Пушкин завязал связи еще в лицее.

В организационную связь с тайным обществом Пушкин не вступил ни в Петербурге, ни позднее на юге. Однако в сфере влияния тайного общества Пушкин находился все эти годы. В марте 1819 г. он вступил во вновь организованное литературное дружеское общество «Зеленая лампа», собиравшееся у Никиты Всеволожского (сослуживца Пушкина по коллегии) и являвшееся отделением «Союза Благоденствия», о чем, впрочем, члены его не были поставлены в известность. Под видом литературных занятий и дружеских пирушек здесь занимались распространением либеральных идей и критикой александровского режима.

Основными политическими произведениями этой эпохи были стихотворения «Вольность» (1817), «К Чаадаеву» (1818), «Сказки» (1818) и «Деревня» (1819)

Политическая идеология «Вольности» свидетельствует о влиянии на Пушкина весьма умеренных либеральных идей, получивших временное господство в западной публицистике после восстановления Бурбонов. С точки зрения этой политической системы «законности» (легитимизма) французская революция была примером заблуждения и одичания нации; революционные эксцессы привели, естественно, к тиранической военной диктатуре Наполеона; только восстановление законной династии, на первых же шагах даровавшей французам конституцию («хартию»), обеспечивает порядок и процветание страны. Умеренная конституция при монархической системе — вот идеал этой группы либералов. Это была идеология господ положения, воспользовавшихся результатами социальных потрясений революции, но нисколько не желавших революционного режима. Занимая господствующее экономическое положение, они стремились только к закреплению политического влияния. Все сводилось к проблеме благоприятного законодательства; все вопросы решались законодательным чудом, т. е. изданием «хороших» законов и их соблюдением. Пушкин провозглашает сочетание отвлеченной «вольности» с «мощными законами». Этот закон превыше «народа» и «царей». Попрание закона царем, так же как и народом, противно Пушкину. Ненавистен Пушкину образ Наполеона, «самовластительного злодея».

Характерна одна черта, рисующая свободомыслие Пушкина — следствие его увлечения Вольтером. Основой «неправедной власти» он считает «сгущенную мглу предрассуждений». На языке начала XIX в. «предрассуждениями» называли церковно-религиозную систему. И в заключительных стихах Пушкин уже с полной ясностью раскрывает эту иносказательную формулу, ставя в числе обычных «оград трона» рядом с темницами — алтари. Этот мотив в период развития официального мистицизма, деятельности Библейского общества, в год учреждения голицынского министерства являлся живым откликом на окружающее, хотя, по существу, как и многое в «Вольности», отзывался настроениями французских просветителей XVIII в.

Послание к Чаадаеву, как и «Вольность», начинается с отказа от воспевания любви ради гражданских мотивов. В отличие от абстрактного изложения политических учений, какое мы находим в «Вольности», здесь речь идет уже о каких-то ожиданиях в пределах русской действительности. Ожидания эти достаточно неопределенны, и политиче­ская программа автора неясна. «Святая вольность» — это формула, которую каждый раскрывает по-своему. Но здесь эта вольность сочетается с обломками самовластья. «Гнет роковой власти» — такова характеристика окружающего. Не следует переоценивать революционность этого послания, но нельзя не видеть в нем призыва к действию, хотя бы и не определенному с достаточной ясностью. Подобные стихотворения служили отличным агитационным средством, так как давали возможность наполнять их любым содержанием.

«Сказки» (Моё!) — сатирическое стихотворение против Александра I. В нем Пушкин отгораживается от официального либерализма. «Царь-отец рассказывает сказки» — так охарактеризованы конституционные обещания Александра.

«Деревня», написанная после второго посещения Михайловского, касается вопроса о крепостном праве. Стихотворение написано в стиле обычных еще в литературе XVIII в. «уроков царям». Пушкин говорит об отмене крепостничества, как бы обращаясь к правительству. Это уже пропаганда, направленная к лицам, обладающим властью совершать реформу. Формула «по мнению царя» показывает, что стихотворение писалось в той обстановке, когда разговоры об отмене крепостной зависимости имели обращение в правительственных кругах, когда провал аракчеевского проекта не был совершившимся фактом и когда казалось возможным сотрудничество с самодержавием в данном вопросе. Это стихотворение через знакомых Пушкина было представлено Александру.

Оппозиционный дух, конечно, присутствует в подобных стихах, но оппозиция эта не является революционной, хотя и допускает возможность блока с революцией («К Чаадаеву»).

Конечно, не радикальность программы Пушкина создала ему дурную репутацию у правительства. Внимание привлекла оппозиционность, выразившаяся особенно в многочисленных эпиграммах, установить которые ныне не представляется возможности: под именем Пушкина ходили циклы эпиграмм, направленных против Александра, Аракчеева и др., но далеко не все они, как это можно полагать, принадлежат Пушкину.

Стихи Пушкина стали орудием литературной пропаганды в руках членов тайных обществ. Они получили огромное распространение в списках, особенно в среде офицерства, и создавали славу Пушкину не в меньшей степени, чем его произведения, появившиеся в печати.

С большим увлечением Пушкин посещал в эти годы театр. Драма, опера, балет в одинаковой степени привлекали его. Театр того времени жил интенсивной жизнью. Завзятые театралы — а к ним принадлежала почти вся петербургская дворянская молодежь — образовали группы, партии, которые в какой-то мере отражали общественные группировки. Театральная борьба в это время менее всего носила характер академических споров о родах чистого искусства и о формах сценического воплощения драматических произведений. Театр был своего рода парламентом, и в шиканьи и аплодисментах, в театральных вечеринках, журнальной полемике выражались симпатии и антипатии совсем не театрального порядка.

Пушкин, у которого завязались связи с театральным миром, был принят в кругу Шаховского и принадлежал к так называемому «левому флангу» театральных кресел (так называла себя наиболее передовая часть театральных посетителей, преимущественно из молодежи, занимавшая, по парламентским правилам, крайние левые кресла в театральном зале). В «Зеленой лампе» театральные интересы преобладали, и споры о театре переплетались со спорами об английской конституции и критикой русского самодержавия.

Театральные интересы этих лет отразились на первой главе «Евгения Онегина», в которой Пушкин дал характеристику театра 1818 — 1819 гг.

Что касается до группировок в области поэзии, то эти годы являлись переходными. Литературными органами в Петербурге являлись три журнала: «Сын Отечества», издававшийся с 1812 г под редакцией Н. Греча, который следовал за тем, кто пользовался наибольшим успехом, допускал полемику, печатая статьи противоположных направлений, и вообще более заботился о занимательности содержания, чем о литературном направлении Некоторое время журнал считался либеральным, и на его страницах господствовали арзамасцы.

«Благонамеренный» (выходившийс 1818 г.), под редакцией баснописца А. Е. Измайлова, являлся органом литературного общества, известного под названием «Михайловского» (его официальное имя было «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств») . Общество было в упадке, и Измайлов хотел оживить его привлечением молодежи. В июле 1818 г. был избран в это общество Пушкин, и в том же году он напечатал одно стихотворение в «Благонамеренном». Но этим и ограничились отношения Пушкина с Измайловым и его литературным кругом. Молодежь скоро отшатнулась от Измайлова, и он остался в окружении умеренных посредственностей, вроде идиллика Панаева, журнального ремесленника Бориса Федорова, тяготевшего к «Беседе» Цертелева и др., вскоре поднявших ожесточенную борьбу против молодежи и в частности против Пушкина.

«Соревнователь просвещения» был органом другого литературного общества («Вольное общество любителей российской словесности», коротко — «Соревнователи»), к которому более тяготела молодежь. Но, чтобы получить там господство, потребовалась борьба, закончившаяся победой молодежи только в 1820 г., почти накануне высылки Пушкина. Пушкин не успел войти в это общество, но сохранил связь с литературной молодежью, туда входившей. Среди этих молодых писателей были его лицейские товарищи Дельвиг и Кюхельбекер; в их же числе был молодой поэт Е. Баратынский. Они были связаны тесной дружбой и воспевали эту дружбу в «горацианских» посланиях. Союз молодых поэтов вызывал нападки в противоположном лагере. Первые успехи Пушкина противники приписывали стараниям его друзей. Председателем общества был член тайного общества Ф. Глинка, почитатель и друг Пушкина.

Молодые поэты этого кружка тяготели к дружескому посланию и к элегии Стихотворные произведения относительно небольшого размера были основным родом, в котором они писали. Пушкин, в своих метких стихотворениях не удалявшийся от этих форм, не в том видел свою литературную задачу Он преследовал цель создания большого произведения, поэмы.

За два года — 1818 и 1819 — Пушкин напечатал только шесть стихотворений. Пушкин усиленно писал именно в эти годы «Руслана и Людмилу».

В создании поэмы ему пришлось проявить значительную литературную самостоятельность. Литературного руководства, подобного руководству «Арзамаса», в эти годы уже не было. Из всех арзамасцев один Жуковский в эти годы мог направлять Пушкина в поэзии. Имя Жуковского и встречается чаще других в стихах Пушкина за этот период. Но балладное направление Жуковского не было близким Пушкину, выросшему на французских образцах, далеких от немецкого облика переводной поэзии Жуковского. Одновременно Пушкин искал сближения с Катениным, стоявшим на противоположных Жуковскому позициях. «Славянорусские» тенденции Катенина, сочетавшего их с особого рода романтизмом, не исключавшим преклонения перед строгими формами классицизма, вели Пушкина к иным путям, чем «сладостная» мечтательность и туманность стихов Жуковского. Грибоедов в 1816 г. выступил против Гнедича и Жуковского в защиту Катенина и энергической грубости его стиля. Позднее, в 1833 г., Пушкин выразил свое единомыслие с Грибоедовым. По-видимому, уже в годы 1817 — 1820 он был в этом вопросе не на стороне Жуковского.

«Руслан и Людмила» не является поэмой определенной литературной школы. Конечно, это произведение молодой литературы, и критики-реакционеры сразу почувствовали вызов. Но карамзинисты, в среде которых вырастал Пушкин, также не могли признать эту поэму вполне своей.

Личные отношения Пушкина связывали его с весьма разнообразными кругами. Не чуждался он светских салонов, в частности был усердным посетителем салона княгини Голицыной. Постоянно бывал у Карамзина, который по семейным и литературным связям пытался руководить молодым Пушкиным. Постоянно проводил Пушкин время в среде молодого офицерства. Попойки, карты и сердечные увлечения самого разнообразного характера были обычной формой времяпровождения Пушкина, не слишком обремененного службой. Эта веселая столичная жизнь прерывалась лишь болезнями, пока она не оборвалась внезапной высылкой на юг. Подобный образ жизни создал ему много новых минутных друзей, в обществе которых он забывал своих старых лицейских товарищей.

Пушкин бравировал своим положением оппозиционного гражданского поэта. Некоторые его выходки обращали на себя внимание именно бравадой. Так, рассказывают, что после убийства Лувелем в Париже наследника французского престола герцога Беррийского (13 февраля 1820 г.) Пушкин показывал в театре портрет Лувеля с надписью «урок царям». Эти выходки, а главное — эпиграммы и ода «Вольность» обратили на себя внимание правительства. Собралась гроза, Александр I решил расправиться с Пушкиным и сослать его в Сибирь или в Соловки. Разнесся даже слух, что Пушкин был отвезен в Тайную канцелярию и высечен. Как рассказывает Федор Глинка, служивший тогда адъютантом у петербургского генерал-губернатора Милорадовича, Пушкин был вызван Милорадовичем и собственноручно написал у него все свои политические стихотворения. Проявив здесь некоторую смелость, обеспечившую ему заступничество Милорадовича, Пушкин, по-видимому, в совершенно другом настроении явился к Карамзину, от которого не скрыл своих опасений за свою будущность. Карамзин, которого просили за Пушкина (в частности Чаадаев, предупредивший о грозившей ему беде), воспользовался случаем, чтобы прочитать Пушкину наставление, взять с него обещание исправиться (Пушкин обещал это на два года), и, наконец, согласился за него ходатайствовать. В результате хлопот со стороны Карамзина, Жуковского и других решено было выслать Пушкина в Екатеринослав, в распоряжение генерала Инзова, главного попечителя колонистов южного края. Канцелярия его находилась в ведении Коллегии иностранных дел, и, таким образом, ссылка имела благовидную форму перевода по службе. Все это совершилось в несколько дней. Около 20 апреля стало известно об угрожающей беде, а 6 мая Пушкин уже должен был выехать из Петербурга. Он спешно привел в порядок свои дела. «Руслан и Людмила» находилась уже в печати. Пушкин решил обеспечить печатание подготовленного им собрания стихотворений. Он поручил это издание своему приятелю Никите Всеволожскому, которому и передал рукопись отчасти в погашение крупного карточного долга, отчасти за наличную сумму. Он надеялся, что издание это вскоре осуществится. Но после отъезда Пушкина возникли какие-то затруднения, и собрание стихотворений не увидело света

На Юге (1820— 1824)

Пушкин выехал в Екатеринослав, предварительно условившись с генералом Раевским, с сыном которого он был в большой дружбе, что будет сопровождать его в предполагавшейся поездке в Крым. Едва Пушкин прибыл в Екатеринослав, как простудился и слег. Раевский застал его больным. Инзов легко дал разрешение на эту поездку. Из Екатеринослава Раевские с Пушкиным отправились сперва на Кавказ. В поездке этой принимали участие сам генерал Николай Николаевич Раевский, участник войны 1312 года, его младший сын Николай, петербургский приятель Пушкина, впоследствии привлекавшийся по делу декабристов и пострадавший за «предосудительные» отношения к декабристам на Кавказе, и две младшие дочери Раевского — маленькая девочка Софья и подросток Мария. На кавказских водах их ждал старший сын Раевского — Александр, впоследствии охарактеризованный Пушкиным в стихотворении «Демон». На кавказских горячих водах (в нынешнем Пятигорске) Пушкин провел два месяца — с 5 июня до 5 августа, а затем вместе с Раевскими направился в Крым, где у родственника Раевского Бороздина было имение в Кучук-Ламбате. Путь их лежал по Кубани, затем из Тамани в Керчь, оттуда до Феодосии, а затем морем. Так как дом в Кучук-Ламбате оказался недостроенным, семейство Раевских поселилось в Гурзуфе, в доме, принадлежавшем Ришелье и тогда пустовавшем. Здесь Раевских ожидали жена генерала и две дочери — Екатерина и Елена. Пушкин прожил в Гурзуфе (или Юрзуфе, как он сам его называл) с 18 августа до 5 сентября 1820 г., т. е. время виноградного урожая.

Три недели, проведенные Пушкиным в Крыму, он посвятил отдыху и чтению и, по-видимому, никуда не ездил О его гурзуфском чтении известно, что вместе с сыном Раевским он занимался переводом Байрона Из косвенных соображений можно предположить, что там же Пушкин читал стихи А. Шенье, сочинения которого, как и сочинения Байрона, он в первый раз узнал незадолго до отъезда из Петербурга

И античные фрагменты Шенье и южные поэмы Байрона должны были совершенно по-новому восприниматься в обстановке южной природы Крыма, среди гор, на берегу Черного моря. Южные картины побережья Средиземного моря гармонировали с крымской природой; восточные нравы героев Байрона соответствовали «экзотическому» быту крымских татар или виденных на Кавказе горцев, еще мало тронутых европейской цивилизацией. Эти новые для Пушкина впечатления не могли пройти бесследно для творчества. Восприятие юга сочеталось с восприятием новых мотивов Байрона или идиллических картин античной Греции, находившихся в фрагментах Шенье, сумевшего по-новому, без придворного жеманства французской поэзии XVIII в., воплотить в стихах античные темы. Цикл лирических стихотворений, посвященных Крыму, отразил влияние Шенье; очередные поэмы Пушкина открыли новый период его творчества — период байронизма.

Отдых на юге протекал в обсуждении с Раевскими политических новостей, к которым Пушкин — политический изгнанник — должен был относиться с особым вниманием. Конец 1819 г. и начало 1820 г. ознаменовались революционным брожением на Западе, и едва ли ссылка Пушкина не диктовалась желанием правительства предупредить политическое возбуждение в России. В 1819 г. произошло убийство писателя Коцебу, агента русского правительства, немецким студентом-патриотом Зандтом; в январе 1820 г. произошло военное восстание в Испании, которое одержало полную победу в марте, когда испанский король принужден был присягнуть либеральной конституции. В феврале был убит герцог Беррийский, а в июне произошли волнения в Париже и раскрывались один за другим заговоры.

Победа революционеров в Испании и Италии подавала надежду на то, что реакционные силы на этот раз потерпят поражение. Мотивы политической свободы являлись первостепенными для Пушкина, как об этом он и заявил в своем «Кавказском пленнике», поэме, герой которой в какой-то мере отражал настроения самого Пушкина. Но формула политической свободы под влиянием новых впечатлений была уже не та. Окончательно наполнилась она новым содержанием несколько позднее, когда в Кишиневе и Каменке Пушкин попал в среду людей, объединенных политической программой Южного тайного общества.

После гурзуфского отдыха генерал Раевский в сопровождении сына Николая и Пушкина выехал верхом в Симферополь. По горным тропинкам проехали они южный берег, который тогда не имел ничего общего с теперешним парковым Крымом. По дороге они посетили Георгиевский монастырь около Балаклавы (что послужило темой нового послания Чаадаеву, в котором Пушкин вспомнил и прежнее свое политическое послание к нему) и затем Бахчисарай, через который Пушкин проехал больной. В Симферополе Пушкин расстался с семейством Раевского и направился по месту службы. За это время канцелярия Инзова была переведена из Екатеринослава в Кишинев. Пушкин двинулся через Перекоп, Херсон, Одессу и, нигде не задерживаясь, прибыл в Кишинев 21 сентября.

В Кишиневе Пушкин прожил почти три года, до июля 1823 г. Генерал Инзов не слишком стеснял его по службе. Об этом можно судить хотя бы по длительным отлучкам Пушкина: в ноябре 1820 г. он уехал в Каменку, имение Давыдова, родственника Раевских, и прожил там до марта 1821 г., успев за это время съездить в Киев, затем в 1821 г. ездил в Одессу (в мае), в Аккерман и Измаил (в декабре), снова в Каменку в ноябре 1822 г. и в Одессу в июне 1823 г. Последняя поездка была в связи с предполагавшимся переездом в Одессу.

Воспоминания современников свидетельствуют о патриархальном отношении Инзова к Пушкину. Многочисленные проступки Пушкина, его ссоры и дуэли оканчивались или увещаниями Инзова, или домашним арестом, во время которого Инзов приходил беседовать с провинившимся Пушкиным.

Кишинев, присоединенный к России в 1812 г., к приезду Пушкина сохранил свой восточный характер молдаванского города, с местной молдаванской аристократией и смешанным населением, среди которого было много греков, турок, евреев и др. Среди русских военных и гражданских чиновников были старые знакомые Пушкина, через которых он вскоре составил себе обширный круг знакомства. Среди них в первую очередь следует назвать Михаила Орлова, знакомого Пушкину еще по «Арзамасу», члена тайного общества, командовавшего Кишиневской дивизией и вводившего там либеральные порядки, в частности школы взаимного обучения среди солдат. Эти школы служили делу политической пропаганды идей тайного общества. Орлов вскоре женился на дочери Н. Раевского Екатерине, что еще более сблизило Пушкина с его домом. У Орлова собирались на политические прения члены тайного общества, офицеры, из которых особенно влияли на Пушкина пылкий радикал Охотников, проповедовавший республиканские идеи, и майор Владимир Раевский, один из виднейших руководителей тайного общества, арестованный в феврале 1822 г. по обвинению в революционной пропаганде среди солдат. В. Раевский сам был поэтом, и как человек широко образованный и авторитетный, он до известной степени руководил занятиями Пушкина и давал ему литературные советы, к которым Пушкин прислушивался. Встречался Пушкин здесь и с деятелями греческого восстания, в частности с братьями Ипсиланти.

Во время поездок в Каменку Пушкин попадал в среду деятелей Южного тайного общества. Хозяин Каменки Вас. Давыдов был одним из активнейших руководителей тайного общества, и к нему в Каменку под предлогом празднования семейных торжеств съезжались на совещания «южане». В один из таких съездов Пушкин гостил в Каменке. Таким образом, на юге Пушкин близко познакомился с декабристами; был он знаком, между прочим, и с Пестелем, с которым встречался в Кишиневе весной 1821 г.

Декабрист Ив. Якушкин, знавший Пушкина еще в Петербурге и встретившийся с ним в Каменке, рассказывает один эпизод из этого пребывания Пушкина в Каменке. Желая сбить с толку Александра Раевского, подозревавшего политический смысл каменских собраний, члены тайного общества устроили однажды диспут о возможности организации тайного политического общества в России, но в результате объявили весь разговор шуткой. «Пушкин был очень взволнован; он перед этим уверился, что тайное общество или существует или тут же получит свое начало, и он будет его членом; но когда увидел, что из этого вышла только шутка, он встал раскрасневшись и сказал со слезой на глазах: «Я никогда не был так несчастлив, как теперь; я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель перед собой, и все это была только злая шутка». В эту минуту он был точно прекрасен. В 27-м году, когда он пришел проститься с А. Г. Муравьевой, ехавшей в Сибирь к своему мужу, он сказал: «Я очень понимаю, почему эти господа не хотели принять меня в свое общество; я не стоил этой чести».

Во время пребывания Пушкина в Кишиневе политическая обстановка была напряженной. В августе 1820 г. раскрыт военный заговор в Париже, в августе же произошли беспорядки в Португалии. В октябре начался конгресс в Трогшау с участием Александра I, и там объединены были силы европейской реакции, первыми шагами которой было подавление карбонарского движения в Италии и восстановление старых порядков. Но в это же время произошло в Петербурге возмущение Семеновского полка. В феврале 1821 г. началось восстание в Молдавии под предводительством Александра Ипсиланти и одновременно деятельность греческих тайных обществ (этерий) на юге Греции (в Морее). Реакция восторжествовала. За подавлением итальянского движения последовало подавление французскими войсками испанских либералов. Вождь революционного движения Риего был казнен.

Все эти политические факты отразились в той или иной мере в произведениях Пушкина. За борьбой революционных группировок против реакционных правительств Пушкин следил с крайним напряжением, и годы, проведенные в Кишиневе, были годами его политического роста. Под влиянием таких лиц, как Вл. Раевский, он решил пополнить пробелы своего лицейского образования и взялся за серьезное чтение, чему не мешала в общем беспорядочная жизнь его в Кишиневе, богатая приключениями.

Среди чтений Пушкина на юге видное место занимали сочинения Руссо. Идеи Руссо о порочности европейской цивилизации и европейского «просвещения» вели к необходимости социального преобразования. Эти идеи были восприняты левым флангом французских революционеров, якобинцами, и, естественно, были близки радикальным деятелям Южного тайного общества, придерживавшимся республиканских убеждений. Историческая обстановка толкала Пушкина по этому пути. Конституционный порядок, установившийся в Европе после реставрации Бурбонов, обнаружил свою непрочность перед революционными движениями 20-х годов. Идея «законности» («легитимизма») пошатнулась Социальные противоречия стали привлекать внимание Пушкина, еще не уяснившего себе исторические причины этих противоречий и искавшего разрешения этих проблем в духе поэтического руссоизма Байрона; причем пример Байрона, отправившегося в Грецию для участия в освободительной войне греков против турок, непосредственно повлиял на Пушкина Он мечтал об участии в войне против Турции, мечтал о бегстве из России к грекам. Декабристы противоставляли реакционному вмешательству России в западноевропейскую политику, определявшую деятельность Священного союза, движение России на восток. В «Русской Правде» Пестеля, являвшейся систематическим изложением политической программы Южного общества, среди земель, которые «необходимо надобно к России присоединить», названы в первую очередь «1) Молдавия и 2) те земли горских кавказских народов, России не подвластных, которые лежат к северу от границ с Персией и Турцией, а в том числе и западную приморскую часть Кавказа, Турции ныне принадлежащую». Необходимость завоевания Пестель обосновывал так: «Все опыты, сделанные для превращения горских народов в мирные и спокойные соседи, ясно и неоспоримо уже показали невозможность достигнуть сию цель. Сии народы не пропускают ни малейшего случая для нанесения России всевозможного вреда, и одно только то остается средство для их усмирения, чтобы совершенно их покорить». Борьба с Турцией за преобладание на Кавказе и завоевательная колонизаторская кавказская политика России была популярна среди леводворянских тайных обществ. Естественно, что Пушкин откликнулся на это «Кавказским пленником» с его патриотическим эпилогом (ср. эпилог «Руслана и Людмилы»), а на слухи о возможности войны за освобождение Греции он отвечал стихотворением «Война».

Байроническое осмысление идей Руссо, его противопоставление порочной европейской цивилизации первобытному укладу, патриархальному быту восточных народов вело Пушкина к поэтическому воплощению своих южных впечатлений. «Бахчисарайский фонтан» и «Цыганы» (написанные несколько позже), отразили эти настроения. Осмысление европейских социальных противоречий вне исторических отношений в связи с байроновским культом сильной личности вело к сосредоточению внимания на вопросе об отношении личности к обществу. Это противоставление личности и общества является центральной проблемой южных поэм, с особенной ясностью выраженной в «Цыганах». В связи с этим приходится расценивать и преобладающий тон лиризма в поэмах Пушкина. Образ разочарованного поэта — носителя идей этой отвлеченной личности, противоставляемой отвергаемому ей обществу, вторгается в поэмы именно в форме лирических излияний автора. Автор становится героем поэм под прозрачными псевдонимами Пленника и Алеко. Тон разочарованности вызывается не только отраженным влиянием мрачных героев Байрона, но и естественным скептицизмом свободолюбивого поэта, наблюдавшего в обстановке политического изгнания торжество реакции в России и в Европе. Естественно, что скептицизм героев Пушкина выходил за пределы чисто политического недовольства и разочарования и затрагивал общечеловеческие, «мировые» проблемы, но, как легко убедиться по очередному герою пушкинских поэм, по Евгению Онегину первой главы романа, задуманной еще на юге, эти мировые проблемы не были для Пушкина органическими. В Онегине мы уже не видим и следа «титанических» проблем, впрочем, в весьма умеренной степени (с точки зрения норм романтической позиции 20-х годов) присутствовавших и у героев его южных поэм.

Привычка к автору-герою, к усиленному лиризму, к постановке проблемы личности привела к особому автобиографизму произведений Пушкина. Лирика и поэмы Пушкина не только отражают внутреннюю жизнь автора, но и подчеркивают этот автобиографизм вводом намеков на личную жизнь автора. Жизнь Пушкина становится комментарием к его произведениям. Естественно, что Пушкин в эти годы несколько драпируется под романтического поэта, культивируя (особенно в лирических признаниях, меньше в конкретном поведении) черты, свойственные мечтательному «страдальцу», изгнаннику с сильными страстями. Отсюда особенное литературное подчеркивание своих сердечных увлечений, своеобразная литературная игра с полунамеками, полуоткрываемыми тайнами и т. п. Так лейтмотивом сквозь раннее творчество Пушкина проходит тема «утаенной любви», пережитой Пушкиным в Крыму. Биографические основы этой любви до сих пор не выяснены: обычная версия, что это была Мария Раевская (позднее вышедшая замуж за декабриста Волконского и после декабрьских событий последовавшая за мужем в Сибирь), наталкивается на ряд необъяснимых противоречий; не меньше противоречий возникает и при предположении, что предметом этой любви была какая-нибудь другая дочь Раевского, Екатерина или Елена.

Впрочем, увлекался Пушкин в эти годы усиленно. В Кишиневе, помимо прочих увлечений, он пережил увлечение гречанкой Калипсо Полихрони, которая будто бы была любовницей Байрона.

Несколько в стороне от прочих южных поэм Пушкина находится его «Гавриилиада», написанная в период принудительного говения 1821 г. Если Пушкин испытал влияние социально-политических взглядов Руссо, то его религиозная система осталась ему совершенно чужда. В этом он остался верным Вольтеру с его саркастическим отношением к обрядовым и мифологическим формам религии и совершенно не интересовался философской стороной вопроса (почему и не признавал себя достаточно сильным в разрешении основных религиозных вопросов, склоняясь более по темпераменту к последовательному атеизму). В годы господства мистицизма в правящих кругах Пушкин, естественно, остановился на пародии основных догматов христианства.

Кроме законченных произведений кишиневского периода, до нас дошли фрагменты и планы, свидетельствующие о зарождении у Пушкина исторических интересов. Таковы отрывки поэмы и трагедии на тему о Вадиме, излюбленном герое — носителе либеральных идей; таковы же планы фантастической поэмы о Владимире, Мстиславе и пр. В этих исторических интересах сказалось не только влияние чтения «Истории Государства Российского» Карамзина. Вл. Раевский, по своим литературным убеждениям примыкавший к Катенину и Грибоедову, мечтал о создании русской исторической национальной эпопеи, проникнутой освободительными идеями. Но на юге Пушкин так и не создал ничего законченного в данном плане.

Естественно возникает вопрос, почему Пушкин, находившийся в таких тесных отношениях с «южанами», сам не был привлечен в тайное общество. Его кратковременное пребывание в кишиневской масонской ложе «Овидий», конечно, не приблизило его к политическим организациям. На этот вопрос давалось несколько ответов: по одной версии декабристы «щадили» Пушкина, не желая подвергать его опасности, связанной с состоянием политического заговорщика; по другой, наоборот — не доверяли ему, опасаясь его невоздержанности, которая не согласовывалась с правилами конспирации. Естественно предположить, что здесь соображения конспирации играли свою роль, но препятствием был не столько характер Пушкина, сколько полицейский и административный надзор за ссыльным поэтом. Членам тайного общества небезызвестно было, что от центрального правительства постоянно поступали запросы о поведении Пушкина, т. е. о его политических связях. В частности интересовались и его отношением к масонству. Принимая во внимание, что Пушкин не мог занимать в обществе положение рядового члена, естественно заключить, что вовлечение его в тайные организации было большим риском для самих организаций и могло бы быть причиной «провала», особенно после ареста Вл. Раевского (6 февраля 1822 г.).

В июне 1823 г. Пушкин, потерявший всякую надежду на возвращение в Петербург, перебрался благодаря хлопотам друзей на службу в европейскую Одессу.

Со своими петербургскими друзьями Пушкин за годы пребывания на юге не терял связи. Он вел усиленную литературную переписку, в которой деловые темы сменялись критическими отзывами. От этого времени до нас дошли его письма к Гнедичу, Александру Тургеневу, Вяземскому, Бестужеву, Дельвигу и брату, наполненные живым интересом к литературным петербургским новостям. По-видимому, была также и деятельная переписка с Баратынским, от которой не сохранилось ни одного письма.

Новым начальником Пушкина был граф Воронцов, назначенный в 1823 г. новороссийским генерал-губернатором с огромными полномочиями. Англоман, вельможа по привычкам и по положению, Воронцов придал своим отношениям со ссыльным Пушкиным строго официальный характер, ни в чем не напоминавший отношения Инзова. Воронцов требовал субординации, почтительности. Поэтического таланта Пушкина он не ценил; это привело к мелким стычкам. Пушкин писал эпиграммы, которые доходили до Воронцова и озлобляли его. В своих письмах петербургскому начальству Воронцов выражал недовольство по поводу пребывания у него Пушкина, и разрыв был неизбежен.

Одесса во время пребывания там Пушкина была крупным хлебным портом, особенно развивавшимся после установления в ней в 1819 г. порто-франко (права беспошлинной торговли с заграницей). Как город она была еще неблагоустроенной, но большое количество иностранцев-коммерсантов, живших в ней, придавало ей европейский характер. Население ее было пестрым: среди коммерсантов было много греков, итальянцев, румын. В Одессе был театр — итальянская опера, которую Пушкин усиленно посещал. Картина одесской жизни обрисована Пушкиным в «Евгении Онегине» (путешествие Онегина). Здесь Пушкин завел обширные знакомства; в Одессе жили и ранние знакомые Пушкина, например, арзамасец Вигель, Вас. Туманский, Александр Раевский. В 1824 г. сюда приехала Вяземская, жена Петра Андреевича. Театр, обеды в ресторане Отона, карточная игра создавали Пушкину новых знакомых. К службе Пушкин относился по-прежнему, т.е. попросту уклонялся от всяких служебных поручений. Главным его делом было писание «Онегина».

Ко времени пребывания в Одессе относятся очередные увлечения Пушкина, отразившиеся в его лирике. Одесское общество разделялось между двумя салонами: высший свет, т.е. представители чиновных кругов, собирались в доме Воронцовых, где великосветская молодежь увлекалась хозяйкой салона, графиней Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой. Другой круг одесского общества собирался в салоне Амалии Ризнич, итальянки, жены крупного коммерсанта. Вокруг нее постоянно толпились поклонники. Пушкин увлекался и той и другой. С Амалией Ризнич он мог познакомиться весной 1823 г., когда она приехала с мужем в Одессу. Здесь она пробыла до мая 1824 г., когда уехала в Италию, где вскоре и умерла. Ей посвящено, по-видимому, стихотворение «Под небом голубым страны своей родной».

Сложные и неясные отношения связывали Пушкина с Воронцовой. Есть основания предполагать, что обострению отношений Пушкина и Воронцова способствовала ревность графа, неблагосклонно относившегося к ухаживанию Пушкина за его женой. Елизавета Воронцова была на семь лет старше Пушкина и, по-видимому, опытнее его в житейских делах. Во всяком случае отношения Пушкина и Воронцовой не лишены были и сентиментальной окраски именно от Воронцовой получен Пушкиным известный его перстень-талисман с сердоликовой печаткой, на которой выгравирована была еврейская надпись (см. стихотворение «Талисман») По-видимому и после отъезда из Одессы Пушкин некоторое время находился в переписке с Воронцовой. Предполагают, что о письмах Воронцовой говорится в стихотворении «Сожженное письмо». Письма эти не дошли до нас. Сохранилось лишь одно, позднее письмо 1834 г полуофициального характера, в котором Воронцова приглашает Пушкина принять участие в Одесском альманахе в пользу бедных. Письмо это подписано зашифрованной подписью, и в нем находятся такие строки. «Не знаю, могу ли я вам писать и как будет принято мое письмо: с улыбкой или с тем тоскливым видом, когда по первым словам письма ищут внизу страницы подписи надоедливого корреспондента... Простите мое обращение к прошлому: воспоминание есть богатство старости, и ваша знакомая придает большую цену своему богатству». Каковы были воспоминания, на которые здесь намекала Воронцова, нет возможности установить.

В 1830 г., заканчивая свою холостую жизнь и вспоминая пережитые увлечения, Пушкин посвятил Воронцовой стихи: «В последний раз твой образ милый...»

Материальные обстоятельства жизни в Одессе вполне уяснили для Пушкина, что он профессионал-писатель. До того литературные гонорары были только приработком, и Пушкин жил на жалованье и средства, отпускавшиеся отцом. Первые поэмы «Руслан и Людмила» и «Кавказский пленник», изданные не слишком щепетильным в денежных отношениях Гнедичем, не дали почти ничего. В Кишиневе, где расходовать было не на что, Пушкин обходился скудными средствами. В Одессе, где соблазнов было больше, а отец перестал посылать ему деньги, авторский гонорар стал главной материальной базой его существования. Доходов больших Пушкин еще не получал, но выяснилась возможность эти доходы иметь. Во время пребывания Пушкина в Одессе вышел в свет «Бахчисарайский фонтан», изданный Вяземским и давший значительный доход: высокий гонорар (3000 р.), полученный Пушкиным, был событием в русском книжном деле и даже с этой точки зрения обсуждался в печати. Пушкин стал получать выгодные предложения от книгоиздателей «Я пел, как булочник печет, портной шьет, Козлов пишет, лекарь морит, — за деньги, за деньги, за деньги — таков я в наготе моего цинизма», — шутил Пушкин в письме к брату. Вполне изложил свою точку зрения Пушкин в письме к правителю канцелярии Воронцова Каз-начееву, которое он написал незадолго до ухода своего со службы: «Не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека Оно просто мое ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость. Мне скажут, что я, получая 700 рублей, обязан служить. Вы знаете, что только в Москве или в Петербурге можно вести книжный торг, ибо только там находятся журналисты, цензоры и книгопродавцы; я поминутно должен отказываться от самых выгодных предложений единственно по той причине, что нахожусь за 2000 верст от столиц. Правительству угодно вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылочного невольника».

Естественно, что при таких взглядах Пушкина на службу он не мог долго оставаться у Воронцова. И с начала 1824 г. в письмах Воронцова чувствуется раздражение на Пушкина. Он писал 6 марта Киселеву (начальнику штаба Второй армии, расквартированной на юге России, который тогда выехал для доклада Александру в Петербург): «С Пушкиным я говорю не более четырех слов в две недели: он боится меня, зная, что по первому слуху, который до меня об нем дойдет, я его отошлю, и тогда уж никто не пожелает возиться с ним; я точно осведомлен, что он ведет себя гораздо лучше и гораздо сдержаннее в разговорах, чем это было при добряке Инзове, который терял время на споры с ним, думая исправить его логикой, или позволял ему проживать одному в Одессе, когда сам он был в Кишиневе. По всему, что я узнаю об нем через Гурьева и Казначеева и через полицию, он весьма осторожен и сдержан в настоящее время, в противном случае я бы его отослал, и лично был бы очень рад, так как не люблю его поведения и не в восторге от его таланта: нельзя быть настоящим поэтом без знаний, а он ничему не учился». Вскоре после этого для Воронцова вопрос о Пушкине был уже решен, и он обратился к министру Нессельроде с просьбой убрать Пушкина. 8 апреля Воронцов писал Лонгинову « Я писал к гр. Нессельроду, прося, чтоб меня избавили от поэта Пушкина; первое, он ничего не хочет делать и проводит время в совершенной лености, другое — таскается с молодыми людьми, которые умножают самолюбие его, коего и без того он имеет много» Таким образом, уже в начале апреля удаление Пушкина было предрешено. Дальнейшие события только обострили положение. В конце мая Пушкин был командирован на борьбу с саранчой; он был обижен этой командировкой, которую понял как намеренное оскорбление. Вернувшись из командировки, он подал прошение об отставке. Одновременно с этим полиция перехватила письмо Пушкина, в котором он писал: «Беру уроки чистого афеизма (т. е. атеизма). Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный афей, которого я еще встретил. Он исписал листов 1000, чтобы доказать, что не может быть разумного существа, сотворившего и направляющего мир, мимоходом уничтожая слабые доказательства бессмертия души. Система не столь утешительная, как обыкновенно думают, но, к несчастию, более всего правдоподобная». Это письмо решило дело. Пушкин по распоряжению Александра высылался в Михайловское, имение родителей, под надзор гражданских и духовных властей. Безбожие приравнивалось к государственному преступлению. На этот раз ссылка была ничем не прикрашена. Пушкин пытался бежать за границу (в чем ему помогала Вяземская), но из этого ничего не вышло. Он выехал из Одессы 30 июля и, нигде не останавливаясь, приехал в Михайловское 9 августа.