и беды вплоть до смерти каждого отдельно взятого человека про- истекают именно из этой общей причины. Все это происходит из-за того, что мы овладеваем жизнью, вместо того чтобы пребывать в жизни, что мы овладеваем реальностью, вместо того чтобы пребы- вать в реальности. Примерно такой смысл в самых общих чертах заключен в словах «Он им служил верой и правдой. Он получил в награду пинок», и поэтому слова эти, как и слова «Мужик горку на- катал, а потом свалился», могли бы быть успешно использованы в качестве эпитафии. Во всяком случае, для меня они навсегда свя- заны с моей детской фантазией, в которой я вижу себя лежащим в маленьком гробике у раскидистого дерева под звуки кларнетового квинтета Моцарта.
***
Но тут нужно вспомнить о котах, вернее, об одном из самых знаменитых котов, а именно о Чеширском коте Льюиса Кэррола. Иллюстрации к «Алисе в стране чудес» и «Алисе в Зазеркалье» в детстве производили на меня какое-то магическое впечатление, и я мог рассматривать их часами, но почему-то особое внимание при- влекали иллюстрации, связанные с Чеширским котом, на которых изображалось его поэтапное исчезновение. Сначала кот сидел на ветке, потом от него оставалась одна улыбка, потом не оставалось ничего, а потом так же поэтапно, но в обратном порядке он появ- лялся в другом месте. Наверное, именно эта способность к чудес- ному перемещению в пространстве, при котором, исчезнув из од- ной точки пространства, можно было тут же оказаться в любой произвольно выбранной другой точке, послужила толчком для воз- никновения в моем сознании еще одной формулы: «Коты везде, ко- ты кругом, коты построили свой дом». Действительно, исходя из опыта Чеширского кота, можно заключить, что кот — это такое су- щество, которое может находиться сразу «везде» и «кругом», ибо в любой момент он может появиться в любой произвольно выбран- ной им точке пространства. Вместе с тем он может и не находиться там, где находится, о чем свидетельствует ситуация с черной кош- кой Конфуция, которую очень трудно поймать в темной комнате, особенно при том условии, что ее там нет. Впрочем, об этом я уз- нал много позже.
Однако дело не ограничивается способностью котов к чудес- ному перемещению только лишь в каком-то одном пространстве, даже если речь идет о таком причудливом пространстве, как про- странство Страны чудес, пространство Зазеркалья или пространст-
во темной комнаты Конфуция, — это еще не предел их возможно- стей. Коты могут свободно перемещаться из одного пространства в другое — об этом свидетельствует ситуация киплинговской кошки, которая «гуляла сама по себе». Суть киплинговской сказки заклю- чается в переходе животных из дикого состояния в состояние до- машнего существования или, говоря другими словами, в переходе животных из пространства природы в пространство культуры. И со- бака, и лошадь, и корова добровольно покинули пространство при- роды, окончательно и бесповоротно «прописавшись» в пространст- ве культуры. И только кошке удалось выторговать для себя особый статус и получить право перемещаться из пространства природы в пространство культуры и из пространства культуры обратно в про- странство природы по собственному желанию, когда ей только бу- дет это угодно. Можно сказать, что собака, лошадь и корова по- строили свой дом внутри пространства культуры, в то время как кошка сумела превозмочь непреодолимую границу и построить свой дом сразу в двух пространствах. Вот почему коты так таинст- венны и эзотеричны. Вот почему так трудно поймать черную кошку в темной комнате при условии, что ее там нет. И вот почему так за- гадочна улыбка Чеширского кота. Ведь эта улыбка сродни улыбке древнеегипетских статуй и греческих архаических куросов, а еги- петские статуи и архаические куросы улыбаются потому, что им ве- дома загадка этого и того мира. Им ведома загадка пребывания сразу в двух противоположных состояниях — в состоянии пребыва- ния в реальности и в состоянии овладения реальностью. Это одно- временное пребывание в реальности и владение ею есть удел бо- гов, древнеегипетских статуй и архаических куросов, не ведающих трагического дуализма человеческой жизни и вечно улыбающихся в ответ на сетования подверженных этому дуализму людей. Ибо что можно сказать о человеческой жизни вообще и о жизни каждого отдельно взятого человека, если представить себя находящимся на уровне этих божественных существ? Наверное, можно сказать лишь то, что «мужик горку накатал, а потом свалился» или что «он им служил верой и правдой, а получил в награду пинок». Конечно же, это не может вызвать ничего, кроме улыбки, — здесь следует уточ- нить, кроме божественной улыбки. Поэтому-то и улыбаются древ- неегипетские и древнегреческие боги, поэтому-то и улыбается Че- ширский кот.
Но в моей формуле коты не только улыбаются. В отличие от первых двух формул, каждая из которых образована лишь одним распавшимся на слова иероглифом, эта новая формула состоит
сразу из двух таких иероглифов, и в той ее части, которая относит- ся ко второму иероглифу, как раз и говорится о том, чем занимают- ся коты после постройки своего дома: «потом коты распили квас, потом коты пустились в пляс». С высоты теперешнего своего взрос- лого состояния я могу сказать, что здесь речь идет о ритуальном опьянении и о ритуальных танцах, при помощи которых человек, впадая в транс, преодолевает трагический дуализм существования и, оставляя за ненадобностью такие понятия, как «я» и мир, субъ- ект и объект, сон и бодрствование, достигает состояния пребыва- ния в реальности. Мне могут возразить, что этот смысл я закачиваю сейчас в детские слова задним числом, ибо в детстве я еще не мог знать ни о каком ритуальном опьянении, ни о каких ритуальных танцах, а если бы я и мог знать тогда о чем-то подобном, то в та- ком случае я должен бы был почитаться каким-то особенным и вы- дающимся ребенком, которым, по-видимому, никогда не был. Одна- ко я и не претендую на то, что представлял собою в детстве что-то особенное и выдающееся, — я просто утверждаю, что нечто осо- бенное и выдающееся представляет собой детство каждого без ис- ключения человека. Все дело заключается в том, что, став взрос- лыми, люди забывают о том, что есть детство, а детство — это время особого ведения, это время, когда человек, не зная, знает обо всем, это время пребывания в реальности. Детство можно сравнить с доисторическим периодом существования человечества, при каждом соприкосновении с которым нас не перестает пора- жать, как люди того времени могли знать то, что современному че- ловеку становится известно только в результате применения слож- нейших научно-технических методов. Нас поражают, например, наиточнейшие знания астрономии, выявляемые в процессе анализа расположения каменных плит Стоунхейджа. На этом основании мы склонны приписывать эти знания его строителям, но вполне может быть, что знания такого рода нельзя назвать знаниями в нашем со- временном смысле, ибо то, что мы воспринимаем как «знание», для них было всего лишь естественным жизненным отправлением, ес- тественным следствием их пребывания на земле, естественным следствием их пребывания в реальности. Вполне возможно, что строители Стоунхейджа не знали о своих астрономических знаниях, как пчелы, строящие свои соты, не знают геометрии, а перелетные птицы не подозревают о существовании географии. Это нам, со- временным людям, пытающимся разобраться в их действиях и в ре- зультатах их действий, необходимы знания астрономии, геометрии и географии, а для тех, кто находится в состоянии пребывания в
