Иван Сергеевич Тургенев. Дворянское гнездо

Вид материала

Документы

Содержание "Дворянское гнездо" в отзывах современной писателю критики

Подобный материал:

• Ответы на экзаменационные вопросы интернет-курсов интуит (intuit) : Введение в теорию, 197.01kb.
• Иван Сергеевич Тургенев Жизнь и творчество доклад, 158.94kb.
• Иван Савич Поджабрин. И. Тургенев. Записки охотника. «Любовные» повести : Ася. Первая, 17.67kb.
• 10 класс. Герцен А. И, 11.51kb.
• Тургенев Иван Сергеевич (1818 1883) биография, 51.35kb.
• Тургенев И. С. (биография), 43.77kb.
• А. Н. Островский «Снегурочка», «Гроза», «Лес», «Бесприданница». Н. А. Добролюбов «Луч, 18.54kb.
• Леди Макбет Мценского уезда., Очарованный странник. И. С. Тургенев. Отцы и дети. (Рудин,, 12.56kb.
• Иван Сергеевич Тургенев, 327.1kb.
• Иван Сергеевич Тургенев. Отцы и дети Роман книга, 2665.54kb.

^

"ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО" В ОТЗЫВАХ СОВРЕМЕННОЙ ПИСАТЕЛЮ КРИТИКИ

Роман Тургенева при появлении в печати вызвал восторженные отклики

читателей. ""Дворянское гнездо" имело самый большой успех, который

когда-либо выпал мне на долю. Со времени появления этого романа я стал

считаться в числе писателей, заслуживающих внимание публики", - писал сам

Тургенев в предисловии к собранию своих романов в издании сочинений 1880 г.

{Любопытный рассказ о том, как расхватывались и перепродавались по

спекулятивным ценам экземпляры журнала, где был опубликован роман,

приводится в воспоминаниях книгопродавца Н. И. Свешникова, - Н. И.

Свешников. Воспоминания пропащего человека. "Academia", M.-Л. 1930, стр.

361.} Большое количество статей и рецензий, которыми откликнулась пресса на

появление "Дворянского гнезда", свидетельствовала о выдающемся

литературно-общественном значении этого события.

Роман был замечен и высоко оценен современниками, принадлежавшими к

самым различным общественным кругам. О высоких художественных достоинствах

"Дворянского гнезда", о впечатляющей силе его образов писали и представители

эстетической критики Н. Ахшарумов {Н. Ахшарумов. "Дворянское гнездо" И. С.

Тургенева ("Современник", январь 1859). - В кн.: "Весна", Литературный

сборник на 1859 г., СПб., 1859, стр. 358-374.}, А. Пятковский {А.

Пятковский. "Дворянское гнездо". Повесть И. С. Тургенева ("Современник",

1859, Э 1). - "Журнал министерства народного просвещения", 1859, Э 5, отд.

VI, стр. 95-111.}, М. Де-Пуле {М. Де-Пуле. "Дворянское гнездо" И. С.

Тургенева, - P Сл, 1859, Э 11, отд. Ц, стр. 1-22; Нечто о литературных

мошках и букашках. - "Время", 1861, Э 2, отд. III, стр. 115-131.}, и

"почвенник" Ап. Григорьев {Ап. Григорьев. И. С. Тургенев и его деятельность.

(По поводу романа "Дворянское гнездо"), - P Сл, 1859, ЭЭ 4, 5, 6, 8.}, и

публицист либерального направления П. В. Анненков {П. В. Анненков.

"Дворянское гнездо". Роман И. С. Тургенева. - P Вести, 1859, т. XXII, Э 8,

стр. 508-538.}. В течение года четыре раза высказывал свое мнение о

"Дворянском гнезде" на страницах "Современника" Н. А. Добролюбов {С, 1859,

ЭЭ 2, 5, 6; 1860, Э 3 - в рецензиях на комедию Островского "Воспитанница",

на сборник "Весна" и в статьях "Что такое обломовщина", "Когда же придет

настоящий день".}. Горячо отзывался о новом произведении Тургенева M. E.

Салтыков-Щедрин {Салтыков-Щедрин, т. XVIII, стр. 142-144.}, несколько статей

посвятил этому произведению в разное время Д. И. Писарев {Д. И. Писарев.

"Дворянское гнездо". Роман И. С. Тургенева. - "Рассвет", 1859, Э И, отд. II,

стр. 23-40; Писемский, Тургенев и Гончаров. - P Сл, 1861, Э И, стр. 1-47;

Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова. - P Сл,

1861, Э 12, отд. И, стр. 1-52.}.

С более или менее развернутыми отзывами о романе выстудили газеты "С. -

Петербургские ведомости" (1859, Э 284, 31 декабря, в анонимном обзоре

петербургских журналов), "Русский мир" (1859, Э 11, статья А. С.

Гиероглифова), "Русский инвалид" (1859, Э 217, статья Л. Л-о), "Le Nord"

(1859, Э 84), а также журналы (кроме названных выше) "Сын отечества" (1860,

Э 6), "Северный цветок" (1859, Э 10) и "Искра" (1860, Э 1), где был помещен

критический отклик на статью М. Де-Пуле в "Русском слове".

При видимом единодушии хвалебных оценок в критике, посвященной

"Дворянскому гнезду", отразились разные точки зрения на роман Тургенева и

развернулась иногда скрытая, иногда явная полемика между авторами

противоположных идеологических ориентации. В самом подходе к рецензируемому

произведению и в особом внимании к той или иной стороне романа сказывалась

иногда весьма определенная позиция критика. Так, в ряде рецензий

общественное звучание романа Тургенева либо не замечалось вовсе, либо

намеренно отрицалось, что особенно явственно проявилось в позиции критика

"С. - Петербургских ведомостей". "В "Дворянском гнезде", - писал этот

критик, - при всей наклонности нашего времени во всем видеть поучение или

обличение, чрезвычайно трудно отыскать хотя бы малейший намек на тенденцию.

Иные хотели видеть в романе г. Тургенева изображение трех поколений -

екатерининского, александровского и николаевского - с целью указать, что все

эти поколения оказались несостоятельными в жизни, и что настоящая жизнь

принадлежит четвертому, будущему поколению, которое на минуту является в

конце рассказа С.." Эти социальные и практические вопросы, которые на каждом

шагу останавливают читателя "Обломова" - им нет места в "Дворянском гнезде"

<...> роман г. Тургенева - высокая, чистая поэзия" (СПб Вед, 1859, Э 284).

Критики той же ориентации видели в "Дворянском гнезде" гимн жизни со

всеми ее светлыми и трагическими сторонами, восхищались Тургеневым как

живописателем дворянского усадебного быта, как поэтом, который противостоит

писателям критического направления {Обстоятельный разбор реакционной критики

"Дворянского гнезда" в ее столкновении с революционно-демократической

критикой дан в статье: М. О. Габель. Роман Тургенева "Дворянское гнездо" в

общественно-политической и литературной борьбе конца 50-х годов. - Ученые

записки Харьковского гос. библиотечного ин-та, Харьков, 1956, вып. II, стр.

199-210; ср. A. H. Meнзоpова. Роман И. С. Тургенева "Дворянское гнездо"

(Идеи и образы). Новосибирск, 1959, стр. 3-4.}.

С развернутым возражением против такой оценки романа выступил в журнале

"Русский вестник" П. В. Анненков {Поскольку идейная позиция П. В. Анненкова

была во многих отношениях близка Тургеневу в конце 50-х годов, когда

создавался роман "Дворянское гнездо", и автор более, чем с другими, считался

с мнениями Анненкова о своем произведении, целесообразно обратиться к ряду

забытых ныне суждений Анненкова - особенно в той части, которая

характеризует реакцию автора статьи на произведенные Тургеневым изменения в

тексте романа при его доработке.}. Задавшись целью "серьезно подумать о

причинах того единогласного сочувствия и одобрения, того восторга и

увлечения, которые вызваны были появлением "Дворянского гнезда"", автор

приходит к выводу, что единодушие это вызвано не столько "торжеством поэзии

и художнического таланта, самовластно подчиняющих себе разнороднейшие

оттенки общественной мысли", сколько непониманием внутреннего значения

произведения со стороны ряда критиков и недоразумением, которое нуждается в

раскрытии (П. В. Анненков. Воспоминания и критические очерки, отд. II. СПб.,

1879, стр. 194-195). Свое "раскрытие" идейного содержания "Дворянского

гнезда" как произведения, связанного тончайшими нитями с современностью,

Анненков полемически направляет против тех "искателей идеалов", которые

стремятся прикрыть "щегольскими ширмами умиления" неприятные житейские

истины, "требующие скорой и деятельной помощи", отвернуться от явлений и со-

бытий, "волнующих общественную совесть и нарушающих безмятежное состояние

души".

"Сквозь запутанные определения идеал их, - пишет Анненков, - часто

выглядывает не в образе эстетического понятия, а в форме полезной меры

благочиния" (там же, стр. 200).

Далее автор анализирует образ Лизаветы Михайловны, который привлек

"искателей идеалов" своей видимой покорностью судьбе и благочинной

нравственностью. "Но так ли все это? - спрашивает автор. - Кто из

поклонников Лизаветы Михайловны заметил, что в нежную, грациозную и

обаятельную форму ее облеклась такая строгая идея, какая часто бывает не под

силу и более развитым и более крепким мышцам?" (стр. 199). Рассматривая

драму Лизы как драму несоответствия ее внутреннего мира интересам того

круга, к которому она принадлежит и который описан Тургеневым без

какого-либо "потворства быту", Анненков видит действительное содержание

нравственного чувства Лизы в той внутренней энергии, которая

противопоставляет ее "условиям, притязаниям и понятиям" окружающей среды.

Критик подчеркивает, что уход Лизы в монастырь, которому особенно рукоплещут

новейшие искатели идеалов, желавшие сделать покорное отречение от радостей

жизни законом для всех людей, является убежищем от требований проснувшейся

мысли. Это протест, который приводит к поражению; чистая поэзия

самоотречения, по мысли автора романа, лишает человека воли, простора и

движения. "Иногда кажется даже, - пишет Анненков, - будто роман написан с

целию подтвердить старое замечание, что великие жертвы, приносимые

отдельными лицами ежедневно и по своему произволу, точно так же

свидетельствуют о болезни общества, как и великие преступления" (стр. 215).

Очевидно, Анненков сыграл какую-то роль в обнажении этой мысли в романе

в процессе его совершенствования, так как, характеризуя критические

интонации Тургенева по отношению к Лизе, он отмечает их относительную

недостаточность: "От превосходного образа Лизы, даже и теперь, после

тщательной его обработки, все-таки отделяется мысль, что зародыш настоящей

поэзии, питающей сердце, заключается в свободном обмене чувств, подобно

тому, как условия общественного просвещения заключаются в обмене мыслей"

(стр. 215).

Если в этой своей мысли критик солидаризировался с принципами

демократической этики, оказавшей несомненное воздействие и на Тургенева, то

в другом вопросе, касавшемся социальных теорий современности, Анненков

занимает позицию критическую - и по отношению к революционному содержанию

этих теорий, и по отношению к роману Тургенева, где нашла место мысль о

неизбежности демократизации деятельных сил общества.

Признавая необходимость "изменения порядка вещей", разрушающего устои

государства, т. е. признавая необходимость экономической реформы, Анненков

считает, что этому радикальному изменению порядка должно предшествовать

изменение в образе жизни самих людей и, прежде всего, обновление того круга,

которому Тургенев дал название "Дворянское гнездо". Более того, Анненков

признает очевидной необходимость "освежения" и даже "упрощения" этого круга

(стр. 219). Но как только речь заходит о конкретном, классовом раскрытии

понятия "упрощения" и, в частности, когда в "Дворянском гнезде" Тургенев

привлекает внимание читателя к демократическому происхождению Лаврецкого,

объясняя этим врожденное гуманное чувство героя, Анненков реагирует на это

весьма иронически: "Плебейская кровь, которая отчасти течет в его жилах,

помогает его усилиям, но не создала их, как намекает автор, не вполне

основательно, по нашему мнению: плебейская кровь также нуждается в обуздании

ее духовным началом, может быть даже более, чем какая-либо другая.

Энергическое управление своим внутренним миром - вот где единственная

доблесть Лаврецкого, не имеющего других доблестей" (стр. 210).

Либерально-славянофильские тенденции проявились в той оценке

"Дворянского гнезда", которую дал Ап. Григорьев в статье "И. С. Тургенев и

его деятельность (по поводу романа "Дворянское гнездо")". Анализируя роман с

точки зрения его близости к русской национальной стихии, критик видит в

образах Лизы и Лаврецкого идеальное выражение вечной и неизменной сущности

русского народа, он подчеркивает их органичную связь с родной почвой - со

всем укладом русской жизни, с ее бытом и поэзией. К числу исконных

национальных особенностей Ап. Григорьев относит и обломовские черты

Лаврецкого, которые, по мнению критика, представляют собой явление

вневременное и не подлежащее изменениям. Раскрытие этих черт в их

поэтическом проявлении делает Тургенева певцом народной правды, перед

которой смиряется не только Лаврецкий, но и сам писатель {В первой статье

молодого Писарева о "Дворянском гнезде" также подчеркивается национальная

самобытность писателя, выразившаяся в создании истинно русских типов и в том

числе Лаврецкого, отличительной чертой которого является мужественное

смирение перед жизнью ("Рассвет", 1859, Э 11).}. Такое осмысление романа

заключало в себе полемику против революционных демократов, видевших в

обломовщине явление социально обусловленное и тормозящее ход истории.

По воспоминаниям современников, особую позицию в оценке романа

Тургенева занял А. Н. Островский, которому оказался чужд замысел Тургенева

показать героиню в момент острого конфликта между ее нравственными

убеждениями и естественным влечением сердца. Сохранился следующий отзыв А.

Н. Островского: ""Дворянское гнездо", напр., очень хорошая вещь, но Лиза для

меня невыносима: эта девушка точно страдает вогнанной внутрь золотухой" {Л.

Новский (H. H. Луженовский) Воспоминания об А. Н. Островском. - P Вед, 1887,

Э 134, от 18 мая.}.

Вопросы нравственно-философские заняли в полемике значительное место.

Именно в этом русле чаще всего рассматривалась проблема смирения и долга,

столь явственно выделяющаяся не только в "Дворянском гнезде", но и в ряде

других произведений Тургенева.

Часть критики истолковала основную этическую коллизию романа в духе

христианской морали. ""Дворянское гнездо" - это произведение, выражающее

идеал язычника, который еще не отказался от поклонения Венере, но уже познал

прелесть более сурового культа, к которому его влекут, порой против

собственной воли, стремления его больной и растроганной души", - так

отозвалась о романе в письме к Тургеневу E. E. Ламберт, увидевшая в этом

произведении отражение своих собственных нравственно-философских воззрений

{H. Granjard. Ivan Tourguenev, la comtesse Lambert et "Nid de seigneurs".

Paris, 1960, стр. 60-61.}.

Сходные мысли были высказаны в статье Евгении Тур, написанной по поводу

выхода в свет романа "Отцы и дети".

По словам этой писательницы, "сокрушение Лаврецкого, его смирение перед

судьбою, выражение, что он стих и покорился, было очень знакомо многим и

многим" {"Северная пчела", 1862, Э 91 от 4 апреля.}.

Как уже говорилось, полное развитие эта мысль применительно к

"Дворянскому гнезду" получила в статьях Ап. Григорьева и встретила

решительный отпор со стороны демократической критики, в частности Писарева.

В статье "Писемский. Тургенев и Гончаров" Писарев отвечает "нестройным

критикам", пришедшим "в неописуемый восторг оттого, что наши повествователи

преклоняются будто бы перед народною правдою и святынею". Поставив перед

собой задачу "оправдать Тургенева и Писемского от упрека в славянофильстве",

Писарев напоминает о том, что Лаврецкий, мягкий и терпимый к глупостям и

подлостям других людей, не заслуживает порицания как личность гуманная, но

должен быть признан несостоятельным на поприще широкой деятельности ("Как

деятель, он - нуль"), по приговору самого Тургенева.

Тургенев далек, по мнению критика, от славянофильской точки зрения и

там, где он противополагает самородные полудикие натуры натурам,

обесцвеченным цивилизацией, не думая выхвалять один народ за счет другого и

лишь обнимая своим могучим синтезом все разнообразие явлений жизни. При этом

Писарев подчеркивает, что отношение Тургенева к явлениям современной жизни

носит преимущественно отрицательный характер {P Сл, 1861, Э 11, отд. II,

стр. 1-47.}.

В другой своей статье: "Женские типы в романах и повестях Писемского,

Тургенева и Гончарова" - Писарев развивает мысли предыдущей статьи на

примере женских судеб, выведенных Тургеневым в "Рудине", "Асе", "Фаусте",

"Дворянском гнезде" и "Накануне". Критик намеренно избирает аспект,

противоположный славянофильскому. Он предупреждает: "Я буду выбирать только

те личности, которые еще борются с жизнью и чего-нибудь от нее требуют.

Женщины, уже помирившиеся с известною долею, не войдут в мой обзор потому,

что они, собственно говоря, уже перестали жить" {P Сл, 1861, Э 12, отд. II,

стр. 9.}. Говоря об огромной нравственной силе тургеневских героинь,

поставленных в трагические отношения к действительности, к жестокому миру

господствующей морали, Писарев отмечает движение, которое совершает Тургенев

от умозрительной и мало связанной с задачами времени постановки этических

проблем к жизненно-конкретной и граждански значимой. Намекая на

"невозможность договориться до последнего слова" по цензурным соображениям,

Писарев пишет: "Лиза ближе Веры стоит к условиям нашей жизни; она вполне

правдоподобна; размеры ее личности совершенно обыкновенные; идеи и формы,

сдавливающие ее жизнь, знакомы как нельзя лучше каждому из наших читателей

по собственному горькому оиыту. Словом, задача, решенная Тургеневым в

абстракте в повести "Фауст", решается им в "Дворянском гнезде" в приложении

к нашей жизни" {P Сл, 1861, Э 12, отд. II, стр. 44.}.

Характерно, что новый общественный смысл, который приобрели в

"Дворянском гнезде" издавна волновавшие Тургенева проблемы счастья, долга,

смирения, был замечен не только в демократическом лагере. В статье "Нечто о

литературных мошках и букашках (по поводу героев г. Тургенева)"

представитель идеалистической критики М. Де-Пуле писал: "При внимательном

чтении "Дворянского гнезда.", это произведение представляет весьма заметный

перелом в авторской деятельности г. Тургенева. Лаврецкий смиряется перед

народностью, т. е. простонародностью, следовательно, низводится с

литературной высоты, на которой стоял и (что делать, сознаемся в своей

слабости!) должен стоять тот тип, которого он является представителем"

{"Время", 1861, Э 2, стр. 126.}.

Заметной идейной перестройкой Тургенева после появления в свет повести

"Ася" и критических статей, направленных в его адрес, и объясняется та

поощрительная позиция, с которой было встречено "Дворянское гнездо"

революционно-демократической критикой, не нашедшей в новом произведении

автора полного единомыслия, но горячо приветствовавшей критический пафос и

демократические тенденции романа.

Неоднократные отклики Добролюбова на появление "Дворянского гнезда"

содержат признание его высоких художественных достоинств. Наиболее подробно

критик анализирует роман в статье "Когда же придет настоящий день?",

написанной в связи с появлением романа "Накануне", но в большой мере

относящейся и к "Дворянскому гнезду" {С, 1860, т. LXXX, Э III, отд. 3, стр.

31-72.}.

Добролюбов подчеркивает, что главной задачей литературной критики он

считает разъяснение тех явлений действительности, которые вызвали к жизни

известное художественное произведение. По отношению к творчеству Тургенева

эта задача имеет особенный смысл, так как Тургенева "по справедливости можно

назвать живописателем и певцом той морали и философии, которая

господствовала в нашем образованном обществе в последнее двадцатилетие. Он

быстро угадывал новые потребности, новые идеи, вносимые в общественное

сознание, и в своих произведениях обыкновенно обращал (сколько позволяли

обстоятельства) внимание на вопрос, стоявший на очереди и уже смутно

начинавший волновать общество" {Добролюбов, т. II, стр. 208.}.

Далее Добролюбов определяет просветительское значение произведений

Тургенева, предшествовавших "Дворянскому гнезду". Героями Тургенева были

"вносители новых идей в известный круг, просветители, пропагандисты, хоть

для одной женской души, да пропагандисты" - и дело их, по мнению критика, в

свое время было очень полезно и благотворно. Но после осознания известных

идей и стремлений в истории общества наступил период их осуществления, когда

"за размышлениями и разговорами должно следовать дело". По заключению

Добролюбова, сознание этой перемены и выразилось в "Дворянском гнезде".

Тургенев "умел поставить Лаврецкого так, что над ним неловко иронизировать,

хотя он и принадлежит к тому же роду бездельных типов, на которые мы смотрим

с усмешкой. Драматизм его положения заключается уже не в борьбе с

собственным бессилием, а в столкновении с такими понятиями и нравами, с

которыми борьба действительно должна устрашить даже энергического и смелого

человека <...> самое положение Лаврецкого, самая коллизия, избранная г.

Тургеневым и столь знакомая русской жизни, должны [служить сильною

пропагандою и] наводить каждого читателя на ряд мыслей о значении целого

огромного отдела понятий, заправляющих нашей жизнью" {Там же, стр.

211-212.}.

Раскрывая свою мысль, Добролюбов пересказывает последний разговор

Лаврецкого с Лизой о счастье, - разговор, в котором последнее слово остается

за Лизой: "...счастье зависит не от нас, а от бога". В пассивности, с

которой Лаврецкий принимает эту чуждую всему его существу философию, и в

самом трагическом завершении темы счастья в романе Добролюбов и видит силу

критической позиции писателя.

О нравственной силе воздействия романа Тургенева высказал свои

впечатления "в том виде, как они сложились тотчас после прочтения

"Дворянского гнезда"", M. E. Салтыков-Щедрин в своем письме к П. В.

Анненкову от 3 февраля 1859 г. "Я давно не был так потрясен", - признается

автор письма, глубоко взволнованный "светлой поэзией, разлитой в каждом

звуке этого романа". Обобщая свою мысль, критик пишет: "Да и что можно

сказать о всех вообще произведениях Тургенева? То ли, что после прочтения их

легко дышится, легко верится, тепло чувствуется? Что ощущаешь явственно, как

нравственный уровень в тебе поднимается, что мысленно благословляешь и

любишь автора? Но ведь это будут только общие места, а это, именно это

впечатление оставляют после себя эти прозрачные, будто сотканные из воздуха

образы, это начало любви и света, во всякой строке бьющее живым ключом..."

{Салтыков-Щедрин, т. XVIII, стр. 144.}.

-----

Идеи и образы "Дворянского гнезда" нашли отклик в ряде позднейших

произведений русской литературы.

Уже в 1859 г. в романе Л. Н. Толстого "Семейное счастье" запечатлелись

некоторые следы влияния Тургенева - ив тональности лирических описаний

природы, и в образах действующих лиц (Сергей Михайлович), и в отдельных

мотивах, сходных с "Дворянским гнездом" (сожаление об уходящей молодости,

надежды на счастье молодого поколения). Особенно заметны тургеневские

настроения в последней главе романа Толстою, где рассказывается о

возвращении героини в старый покровский дом, наполненный "девичьими мечтами"

{См. об этом: Б. Эйхенбаум. Лев Толстой, кн. I. Изд. "Прибой", Л., 1928,

стр. 361-362.}. В 1861 г. появилась повесть Помяловского "Молотов",

продолжавшая многие темы и мотивы "Дворянского гнезда", самое содержание

которой - рассказ о "мещанском счастье", бескрылом стяжательском

существовании, обусловленном нормами буржуазной морали, - было преемственно

связано с этической концепцией "Дворянского гнезда". В "Молотове", как и в

"Дворянском гнезде", повествованию предшествует предыстория героев -

родословная Дороговых. Героиня повести Надя Дорогова зачитывается романами

Тургенева, ее любви сопутствуют тургеневский "Фауст", размышления о счастье

и долге, и самое крушение надежд на полное, истинное счастье объясняется,

как и в "Дворянском гнезде", несовершенством общественного устройства - уже

в иной, не дворянской, а чиновничьей среде.

Популярности "Дворянского гнезда" в значительной мере способствовало

то, что в 1866 г. А. Д. Галахов включил отрывки из романа в "Полную русскую

хрестоматию" (Образцы красноречия и поэзии, заимствованные из лучших

отечественных писателей, ч, II, раздел VI). В конце 70-х годов Н. С. Лесков,

описывая Орел, дважды обращался мыслями к героям "Дворянского гнезда"

("Несмертельный Голован", "Мелочи архиерейской жизни") {См. Н. С. Лесков.

Собрание сочинений, т. VI. М., 1957, стр. 355-356 и 486.}.

Своеобразное развитие проблематика тургеневского "Дворянскою гнезда"

получила в "Пошехонской старине" M. E. Салтыкова-Щедрина (1887-1889).

"...Герои Тургенева не кончают своего дела", - писал о "Дворянском гнезде"

Салтыков-Щедрин в уже цитированном письме к Анненкову.

По-своему довел до конца рассказ об обитателях "дворянских гнезд" сам

Щедрин, показав на примере пошехонских дворян из рода Затрапезных, до какой

степени умственного оскудения, нравственного уродства и бесчеловечности

доходило поместное дворянство в своих массовых, а не лучших, как у

Тургенева, образцах. Преемственность от романа Тургенева подчеркивается у

Щедрина и названием отдельных глав (произведение открывается главой

"Гнездо"), и избранными аспектами повествования (происхождение героя,

система его воспитания, нравственное воздействие природы и общения с

народом, религия, эмоциональная сфера - любовь и брак). При этом автор

постоянно избирает полемическое по отношению к Тургеневу освещение темы,

отрицательное ее толкование: в воспитании детей Затрапезных подчеркивается

отсутствие всяческой системы, в пейзаже родовых гнезд - отсутствие

какой-либо поэтической прелести, как и в самом образе жизни их обитателей -

отсутствие общения с природой. Параллельный эпизод рыбной ловли описывается

как чисто коммерческое предприятие. Бесконечно менявшиеся няньки, забитые и

озлобленные, не рассказывали детям сказок. Любовь и брак, лишенные даже

намека на поэзию, приобретали чудовищно уродливые формы. Наследие

крепостнических времен, "поросших быльем" в период, когда создавалась

"Пошехонская старина", определило многие привычки и "складки" в характерах и

судьбах современников Щедрина, - это и вызвало к жизни произведение,

отправным пунктом для которого послужило "Дворянское гнездо" Тургенева. "В

современной русской беллетристической литературе, - писал Салтыков-Щедрин в

некрологе, посвященном Тургеневу, - нет ни одного писателя <...>, который не

имел бы в Тургеневе учителя и для которого произведения этого писателя не

послужили отправною точкою".

В этом же преемственном русле устанавливается влияние, которое имело

творчество Тургенева, и в частности роман "Дворянское гнездо", на Чехова. В

литературе отмечалось, что Чехов, во многом воспринявший и лиризм Тургенева,

и чуткость его к вопросам "нравственного состава" личности, и гражданскую

требовательность, по-разному относился в различные периоды к "Дворянскому

гнезду", но всегда его ценил как глубокое и поэтическое произведение. В

рассказах "Безнадежный", "Контрабас и флейта" (1885) он высмеивает

обывателей, поверхностно и понаслышке судивших о красотах "Дворянского

гнезда" или засыпавших над его страницами.

Обитатели "дворянских гнезд", поэтические, "полуразрушенные усадьбы во

вкусе Тургенева" вызывали сочувствие молодого Чехова ("Чужая беда"), но в

90-е годы он относится уже иронически к отжившей поэзии прошлого. В образах

"Вишневого сада" много сходного с "Дворянским гнездом", как сходна и сама

ведущая тема (судьбы дворянства на поворотном пункте истории), но симпатия

автора к милым и беспомощным обитателям "вишневых садов", исчезающих с лица

земли, не содержит надежд на какое бы то ни было обновление класса,

историческая роль которого была до конца исчерпана {Г. Князев. О Чехове.

СПб., 1911, стр. 18; М. Л. Семанова, "Тургенев и Чехов. - Ученые записки

Ленинградского госуд. педагог, ин-та им. А. И. Герцена, 1957, т. 134, стр.

180 и следующие.}.

"Дворянское гнездо" продолжало вдохновлять писателей и в дальнейшем. В.

Вересаев в своих воспоминаниях рассказывает, что именно "Дворянское гнездо"

пробудило в нем самом поэтическое вдохновение. Разговор Лаврецкого и Лемма о

музыке вызвал к жизни его первое стихотворение "Звезды" {В. Вересаев. Мои

литературные дебюты (Из воспоминаний). - Журнал "30 дней", 1926, Э 1 (10),

стр. 29.}.

"Дворянское гнездо" неоднократно инсценировалось для русского театра.

Наиболее известна инсценировка П. И. Вейнберга ("Дворянское гнездо". Драма в

4-х действиях. Из романа Тургенева. М., б-ка С. О. Рассохина, 1894) {К. Ф.

Тиандер. П. И. Вейнберг. - Известия ОРЯС, 1909, т. XIV, кн. 4, стр. 146.}. В

этой инсценировке "Дворянское гнездо" долгое время господствовало на сцене

московских и петербургских театров в исполнении лучших русских артистов.

Существовала также инсценировка И. С. Напойкина ("Дворянское гнездо". Драма

в 5 действиях, переделанная из романа И. С. Тургенева. Театральная б-ка И.

С. Напойкина, 1886). Еще одна инсценировка принадлежит Н. И.

Собольщикову-Самарину ("Дворянское гнездо". Повесть в 5 действиях, 13 сцен.

Изд. Собольщикова-Самарина, Кисловодск, 1912).

По мотивам романа Тургенева композитором В. И. Ребиковым в 1916 г. была

создана опера "Дворянское гнездо". Музыкально-психологическая драма в 4-х

действиях, 5 картин, оп. 55. Либретто написано самим композитором.