Дворянские поместья и их владельцы

Вид материала

Документы

Содержание "Барские затеи”Развлечения саратовского дворянства

Подобный материал:

• Темы лекций, которые читают лекторы первичной организационной структуры ргоо «бо «Знание», 49.78kb.
• Начинается изображение помещиков с пустого праздного мечтателя и фантазера Манилова., 10.8kb.
• Новости снижение, 141.46kb.
• Е жедневные новости 13 апреля 2009, 303.7kb.
• Дворянские роды Ульяновых и Лениных в истории России 07. 00. 02 отечественная история, 632.79kb.
• По итогам деятельности компании в 2004г владельцы обыкновенных акций компании получили, 42.64kb.
• Русская вилла «абамелек» и ее владельцы, 436.13kb.
• Становление дворянского сословного управления в эпоху екатерины, 177.43kb.
• Физики лауреаты Нобелевской премии, 135.79kb.
• Д. В. Васильев Оржицки, 510.7kb.

^

"Барские затеи”
Развлечения саратовского дворянства

В конце XVIII — начале XIX вв. модным увлечением саратовских дворян-помещиков был крепостной театр. Саратовская губерния в этом плане богата историческими прецедентами. Они полно и хорошо описаны в популярных краеведческих работах Г. Малинина, В. Дьяконова, Б. Манжоры.

Одним из “зачинателей” губернского крепостного театра был легендарный саратовский губернатор Алексей Давыдович Панчулидзев.

Впоследствии он, “за важными государственными делами”, постепенно отошёл от непосредственного участия в “театральном процессе”, а труппа его перешла в собственность и ведение родственника по жене помещика Г. В. Гладкова. Гладковский театр выступал сначала в Саратове на М. Дворянской улице, а затем в Пензе. Репертуар его в 1806 г. насчитывал 45 опер, комедий и трагедий.

“Театральные пристрастия” реализовались богатыми дворянами не только в Саратове, но и в губернии. Имена таких “театроманов”, как А. Е. Столыпин, С. Ф. Голицын, А. Б. Куракин хорошо известны саратовским краеведам и историкам. Их крепостные театры в родовых поместьях Зубриповке, Надеждино, Неёловке, а также оркестры и хоры были первыми ростками театральной культуры (увы, часто имевшими отнюдь не культурное оформление в виде всевозможных насилий над крепостными актёрами) в Саратовской губернии. С “лёгкой руки” (хотя рука-то в буквальном смысле больше смахивала на тяжёлую) упомянутых именитых дворян театральное дело в Саратове укрепилось основательно — к 1830-м гг. начал функционировать в губернском центре городской, а позже — общедоступный театры.

Другая “барская затея”, имевшаяся в обиходе саратовских дворян в относительно давние времена, в конце XVIII — первой половине XIX вв., — псовая охота.

Содержать громоздкие псовые охоты со сворами борзых из десятков собак, большой конюшней и многочисленной обслугой из крепостных псарей, доезжачих, борзятников, выжлятников, ловчих и т.д. было под сипу только весьма состоятельным персонам. Именно это обстоятельство обусловливает тот факт, что развлекались псовой охотой знакомые нам фигуры из саратовских дворян — Панчулидзевы, Столыпины, Устиновы, Шахматовы, среди которых было немало военных.

Среди псовых охотников различались любители охоты на волков — она была более сложной и дорогой, а также “мелкотравчатые” — те, кто травил лишь лисиц и зайцев. Собаки на такой охоте использовались только борзые, обладавшие большой скоростью бега, работавшие “по зрячему зверю”. Настигнув убегающего волка (или лису, зайца), борзые либо сами справлялись с жертвой, перехватывая ей горло, либо (а случав крупного хищника) останавливали его, и подоспевший на лошади доезжачий ударом ножа кончал дело. Конечно, умело свершить его мог только опытный и сильный охотник — схватка с диким зверем, хотя и при поддержке собак, была весьма опасной. Ещё опаснее и труднее было не убивать, а повязать хищника и доставить его, опутанного верёвками, в охотничий лагерь, а то и в поместье — для всеобщего обозрения и последующего содержания в клетке для демонстрации друзьям и знакомым в качестве военного трофея. Иногда таким трофеем становилось чучело убитого животного или шкура, расстеленная непременно в кабинете барина. Особенно непросто, а потому почётно было затравить матёрого волка — был он выносливее в беге, хитроумнее в манёвре и злее, сильнее и упорнее в драке.

Этой охоте требовались размах, большая территория — велась она исключительно осенью, с первыми морозцами — когда опадает листва и зеленеют на полях озимые всходы. Потому-то и могли её практиковать только владельцы обширных земельных угодий, неизбежные потравы на которых ущемляли лишь хозяина охоты. Травить зверей не на собственной земле считалось уголовно наказуемым деянием и приводило к тяжбам и длительной вражде помещиков-соседей. Ущерб же, нанесённый собственным крестьянам, если случался таковой, как правило, с лихвой компенсировался барином — путём снижения оброка или барщинной доли, или каким-либо “господским” подарком (конь, к примеру), или иными милостями. Бывали, однако, и обиженные...

Традиционные районы псовой охоты в Саратовской губернии — это земли, тяготеющие к северо-западной её части, к лесостепной зоне — в Балашовском, Сердобском, Петровском, Аткарском уездах, где в своё время получили обширные земельные наделы выходцы из старинных дворянских родов. Просторная лесостепь с мягкими увалами и долинами, густыми перелесками, зачарованными озерцами и тихими речками на фоне золотой осени сообщали местной охоте неповторимую щемящую романтическую красоту.

Шли годы, крупные помещичьи землевладения мельчали, выводились настоящие (т.е. богатые и одержимые) любители псовой охоты — слишком уж много сил и средств уносил очередной выезд в поле. Стало появляться добротное охотничье оружие, позволявшее с меньшими затратами и с большей эффективностью добывать заветную дичь. А с отменой крепостного права и вовсе начала исчезать старинная барская затея — и земли для неё стало не хватать, и истинные знатоки травли повымерли, а борзые собаки всё более уступали место легавым и гончим. Хотя, конечно, ещё долго псовая охота в России кое-где практиковалась — вплоть до 1917 г., но уже в ограниченных формах.

А самой популярной во второй половине XIX в. стала ружейная охота, обретшая вскоре беспримерное число ценителей и сторонников — за счёт простоты, доступности и относительной дешевизны. Ничего-то для неё теперь не стало надо из того, что требовалось ранее, — ни конюшни, ни собачьих стай, ни армии помощников. Всего-то необходимо охотнику-любителю приобрести ружьё да породистого четвероногого друга в единственном числе. Сместился акцент и в охотничьих устремлениях — особенно в средней полосе России, и в Саратовской губернии тоже. Здесь всё чаще практиковалась охота “по перу” — тетеревам, куропаткам, уткам, вальдшнепам. По ним “работали” легавые собаки — пойнтеры, сеттеры, спаниели. А добываемый любителями зверь сильно помельчал — теперь охотились, в основном, на лису и зайца, используя помощь гончих собак — тех, что идут по следу убегающего зверя “по запаху”, взлаивая и выгоняя дичь на выстрел притаившегося за кустом охотника, правильно выбравшего место на пути бегущих по кругу лисы или зайца. Крупные звери — волки, медведи, лоси, олени — стали уделом только охотников-профессионалов, которые охотились не ради забавы и развлечения, а были заготовителями мяса и шкур.

Конечно же, первыми ружейными охотниками повсеместно стали представители дворянского сословия, в семьях которых хранились охотничьи предания и традиции и молодёжь с детства проникалась любовью и уважением к этому исконно мужскому занятию. Саратовская природа очень располагала к охоте на водоплавающую, степную и боровую дичь — обширные займища в волжских протоках, где гнездились в несметных количествах утки, гуси, кулики, прохладные лиственные рощи с тетеревами и куропатками, вальдшнепами, широкие степи и поля со стрепетами и дудаками. Поистине кишели такой дичью угодья в Буркино, в Новых Бурасах, в Попчаниновке, в Лесной Неёловке, в Ближнем Заволжье. Да и близ Саратова промысловой птицы и зверя было достаточно — на Зелёном острове, на Кумысной поляне. В первой половине XIX в. топкие болота с камышами находились в районе нынешнего Крытого рынка — там водились кряковые утки, чирки и лысухи. А у Ильинской площади было урочище “Чёрный лес” — место обитания боровой дичи — рябчиков, тетеревов и даже глухарей. Охота “по перу” разрешалась с Ильина дня — 2 августа.

Очень популярной была также охота “по чернотропу" с гончими — на зайца или лису. В сентябре-октябре окрестные саратовские перелески так и стонали от “охотничьей музыки” взлаивающих в азарте собак, мчащихся по следу добычи. Были среди гончих подлинные кудесники, издававшие призывные, жалобные, грозные или восторженные звуки. Столь же органичным в это время был трубный глас охотничьего рога, собиравшего увлёкшихся собак к хозяину после завершения гона.

Если псовая охота практически ничем и никем не регламентировалась — по несовершенству тогдашнего законодательства, а потому часто допускался определённый “произвол”, удобный всесильному помещику в пределах собственных неприкасаемых земель, то массовость ружейной охоты — по срокам, по нормам добычи, по этическим и моральным соображениям. Именно поэтому в России в конце XIX в. организовались в столицах и в губернских центрах городские общества охоты, призванные объединить местных любителей охоты в одно целое, выработать и соблюдать правила охоты и принимать меры к предотвращению хищнического истребления дичи, создавать условия её воспроизводства. В Саратове такое общество организовалось в середине 1890-х гг. На рубеже XIX — XX вв. оно размещалось в здании уездной земской управы на углу М. Сергиевской и Александровской. Председателем общества был некто М. П. Милитев, товарищем председателя — Ф. П. Корбутовский, одним из старшин — В. М. Беклемишев.

Созданные в губернских центрах городские охотничьи общества были разрозненны и разрабатывали и устанавливали свои собственные правила, нередко приходящие в противоречие друг с другом или с общероссийским законодательством. Явно ощущалась необходимость создания единой всероссийской структуры, регламентирующей деятельность охотников на всей территории страны. И такая структура была образована в начале XX в. в С.- Петербурге было учреждено Императорское общество правильной охоты, призванное осуществлять централизованную охотничью политику в российской глубинке через свои отделы на местах. Попечителем этого общества был Великий князь Сергей Михайлович. Циркулярами только за его подписью учреждались региональные российские отделения общества.

В Саратове отдел Императорского общества правильной охоты был создан около 1910 г., и распоряжением упомянутого Великого князя вскоре на пост председателя отдела был назначен местный дворянин Владимир Михайлович Беклемишев.

Он был выходцем из старинного дворянского рода, представители которого преуспевали больше на военной службе. Сохранился герб рода Беклемишевых — в форме щита, “что разделён надвое и имеет верхнюю половину малую голубого цвета с изображением светящего солнца и нижнюю пространную, в которой находится золотой лев с короною, держащий в правой руке меч, вверх поднятый. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нём короною и тремя страусовыми перьями, а намёт на щите золотой, подложенный голубым. По сторонам щита поставлены по одному чёрному орлу”. Род Беклемишевых прослежен в сохранившихся архивных документах до середины XVII в. К сожалению, не удалось установить родственные связи Владимира Михайловича с саратовским комендантом Василием Пахомовичем Беклемишевым, который, согласно преданию, встречал в Саратове Петра 1 в 1722 г.

Прадед В. М. Степан Иванович (родился около 1740 г.) был майором, дед Николай Степанович (1773) — ротмистром, отец Михаил Николаевич (1820) — поручиком. У последнего было 8 детей, в том числе 7 сыновей — почти все тоже военные. Исключение составил лишь младший Владимир (1869), служивший по гражданскому ведомству. Он получил домашнее воспитание и образование, служил в канцелярии саратовского предводителя дворянства. В 1911 г. губернским начальством был назначен председателем военно-конской приёмной комиссии по Саратову. Состоял гласным Саратовского уездного земского собрания, был избран заседателем Саратовской дворянской опеки. Имел дом в Саратове и участок земли в Саратовском уезде в 13 десятин 400 четвертей. Женат был первым браком на дворянке Прасковье Матвеевне Рыжиковой, скончавшейся в 1914 г., вторично — на крестьянке села Бештановка Симбирской губернии Кикилии Ивановне Сазановой.

Владимир Михайлович слыл активистом местного охотничьего движения. Помещалось Императорское общество правильной охоты в доме самого Беклемишева — по улице Гимназической на углу Армянской (дом сохранился до наших дней). Состояло в обществе в 1911 г. 383 саратовских охотника. Функции общества мало, чем отличались от функций современных охотничьих обществ — разве что известные охотничьи нормы и сроки были помягче, отображая особенности того времени: и не столь уж великую многочисленность охотников, и изобилие дичи.

Деятельность Саратовского Императорского охотничьего общества была, безусловно, созидательной и полезной. Конечно, охватить своим влиянием всех охотников губернии (особенно в сельской местности) общество не могло по тогдашним обстоятельствам — не было ни средств связи, ни транспорта, ни местного печатного охотничьего органа, ни широкой агитации и пропаганды. Но тенденция, заложенная обществом, укрепилась и развилась в последующие, в т.ч. советские, годы, когда успехи местного охотничьего движения стали очевидными и ощутимыми.

Не менее стойким увлечением саратовского дворянства с давних пор были кони, конно-заводство и спортивно-зрелищная его составляющая — рысистые испытания лошадей на ипподроме — бега.

Содержал богатые конюшни губернатор Панчулидзев, имели небольшие конские заводы те же Столыпины, Нессельроде, Куракины, Голицыны, Нарышкины. Самым крупным таким заведением на территории губернии был Еланский конный завод, расположенный в северо-западном углу Камышинского уезда, в междуречье Терсы и Красавки, где разводились русские рысаки.

Вообще в средней полосе России, к которой относилась и северная часть Саратовской губернии, традиционно популярными были беговые лошади. Их самыми яркими представителями были орловские рысаки, разводимые с конца XVIII в. на Хреновском коннозаводе, на воронежских землях. Во второй половине XIX в. путём скрещивания орловской лошади и американских рысаков было начато выведение новой рысистой породы — русской беговой, впитавшей в себя лучшие качества прародителей — мощь, красоту экстерьера и выносливость орловских рысаков и лёгкость и стремительность бега американских. Одним из “зачинателей” новой породы был саратовский помещик и коннозаводчик Владимир Михайлович Лежнев, основавший Еланский завод в 1860-е гг. Главная его усадьба находилась в селе Красное близ Елани. Там он построил барский особняк “из соснового кондового дерева с резьбой по наличникам — по карнизу и чердачному подзору и с фигурными балясинами крыльца”. Там же были выстроены и конюшни.

Дело отца продолжил сын Николай Владимирович, коему пришлось пережить революцию 1917 г. и вынужденно сделать в конце концов всё наследственное имущество и лошадей “народным достоянием”. До сих пор Еланский конный завод функционирует, поставляя в народное хозяйство и на российские ипподромы высококлассных рабочих и спортивных лошадей.

История Саратовского ипподрома восходит к середине XIX в. Первая запись, касающаяся конских состязаний, найденная в архивных документах, датируется 1847 г. “Назначенные в г. Саратове троичные, беговые и возовые испытания — оные не были произведены по случаю холеры”. Думается, что 1847 г. чуть было не стал первой вехой в истории саратовского конного бега отнюдь не случайно. Депо в том, что с 1846 по 1854 гг. управлял нашей губернией губернатор Матвей Львович Кожевников, бывший атаман Оренбургского казачьего войска, страстный любитель лошадей. Легенда гласит, что в губернской канцелярии он, принимая чиновников и визитёров, восседал за своим столом не на кресле, а на богатом казачьем седле — до того милы были его сердцу всяческие атрибуты, связанные с кавалерией.

В России кое-где в это время уже существовали ипподромы (первый был открыт в 1826 г. в Лебедяни Тамбовской губернии, с 1834 г. начал функционировать Московский ипподром на Ходынке), и, естественно, казак-губернатор попытался насадить конские состязания во вверенной ему вотчине. Но первая попытка не удалась из-за холеры. Не удалась она, видимо, и на следующий год, ибо холера в 1848-м не только не утихла, но и приняла больший размах — не до бегов было. А вот в 1849-м вожделенная мечта Матвея Львовича реализовалась, хотя, видимо, не в желаемом виде и объёме. Этому свидетельство — сохранившаяся до наших дней запись: “1849 год. Из двух представленных на испытания первой пришла тройка, принадлежавшая г-ну Аничкову. Тройка совершила за неимением большего удобного места 20 вёрст в 48 минут и получила приз 100 рублей серебром”.

Запись эта вполне правдоподобна. Упомянутый г-н Аничков — реальная фигура саратовской истории. Звали его Николай Иванович, и был он отставной штаб-ротмистр, состоятельный человек, живший в богатом особняке на улице, носившей его имя — Аничковской (ныне Рабочей).

Далее отметим в саратовском коннобеговом прошлом следующие вехи, зафиксированные в дошедших до нас документах.

“1855 год. Из суммы Государственного коннозаводства выделено Саратову на призы для крестьянских лошадей: беговые 100 руб., возовые — 60 руб. серебром”.

Очень важное событие произошло в 1858 г., когда вышел циркуляр № 6 по управлению Государственным коннозаводством. Известно, что приложил руку к его выходу саратовский дворянин А. А. Столыпин. “В день 9 августа сего года учреждено в г. Саратове общество охотников конского бега с тем, чтобы непременным президентом этого общества был Гражданский губернатор и в действиях своих оно следовало уставу, рассмотренному в Комитете Государственного коннозаводства, согласному с уставами уже существующих подобных обществ”.

С этих пор в рамках деятельности учреждённого общества в городе проводятся состязания рысаков. Первое сообщение о победителе и показанном результате бега датируется 1859 г. — на дистанции 3 версты жеребец “Любимец” (рождения 1840 г.!) показал время 5 мин. 46 сек. — по нынешним меркам результат не ахти. Но ведь как давно это было! И бежал такой пожилой жеребец! А кроме того, будем помнить, что тогдашние испытания проводились в запряжке четырехколёсными дрожками с деревянными колёсами, подбитыми железным ободом! К сожалению, неизвестно место, где проводились первые испытания. Но где-то за городом, и возможно — не по кругу, а по “прямой дорожке”. Ибо только в 1868 г. Городская управа отводит место под ипподром около товарной станции ещё не открытой Тамбовско-Саратовской железной дороги. Сообщалось, что “на ипподроме построена беседка. Круг — верстовой с очень крутыми поворотами — бывали случаи, неосторожные наездники на полном ходу вылетали из дрожек”.

Такой ипподром, конечно, не мог удовлетворить все возраставших требований испытаний. А они, действительно, возрастали — к 1880-м гг. были введены в России международные правила проведения конских бегов. Дистанции бега были приняты равными в одну, полторы и две мили, соответствовавшие русским 1,5, 2,25 и 3 верстам или 1600, 2400 и 3200 метрам. До сих пор эти размеры остаются в силе.

В скором времени и дрожки были заменены на лёгкие двухколёсные качалки на резиновом ходу, что тут же сказалось на росте результатов бега. А в 1888 г. ипподром был переведён на новое место близ железнодорожного вокзала (сейчас это территория стадиона “Локомотив”), где оборудованы были и дорожки указанной протяжённости, и конюшни, и подсобные помещения, и небольшая смотровая трибуна. Заработал на ипподроме тотализатор, потянулись сюда по беговым дням не только знатоки и ценители, но и обычная публика, любившая азартное зрелище. Вскоре в дни испытаний начал функционировать на ипподроме буфет, а когда разыгрывались особо почётные призы и на ипподроме собиралось много народа, в том числе высокопоставленных чиновников и дворян, развлекал публику между заездами полковой оркестр, приглашённый из недалёких казарм, О днях проведения испытаний загодя сообщали расклеиваемые по городу красочные афиши. Не захочешь, а остановишься перед распластанным в стремительном порыве грациозным рысаком с качалкой за вздыбленным хвостом, под которым полуаршинными буквами выведено: