Н. П. Рязанцев Материалы Музейного отдела Наркомпроса

Вид материалаДокументы

Содержание


В.А. Лётин
Николая Серге-евича Голицына
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   24
^

В.А. Лётин




Семантика храма в пространстве дворянской усадьбы XVII–XIX вв.: церковь Казанской иконы Богоматери

в ярославской усадьбе Карабиха Толочановых – кн. Голицыных



Храм в честь Казанской иконы Богоматери возводится в вотчинном имении Толочановых в середине 1680-х гг. Замена старого деревянного храма на новый каменный в первую очередь имело репрезентативный характер для личности его заказчика – царского окольничьего С.Ф. Толо-чанова81. Поскольку прерогатива каменного храмового строительства до этого времени принадлежала только иерархам церкви, представителям цар-ской фамилии и их ближайшим родственникам, то возведение каменного храма в вотчинном имении Толочановых должно было демонстрировать уровень амбиций «государева человека». Освящение этого храма в честь Казанской иконы Богоматери имело и мемориальный характер: строитель-ство предшествующего каменному деревянного храма на этом месте можно связать с победой над польско-литовскими интервентами и воцаре-нием дома Романовых – событиями, знаменовавшими конец Смутного времени. Именно в свете этих событий и актуализируется образ Казанской иконы Богоматери, сыгравший значимую роль при штурме Москвы 4 но-ября 1613 г. народным ополчением. Символическое значение талисмана, охраняющего от врагов, как реальных, так и инфернальных, свойственное этому образу, позволяет говорить о причастности возведения храма в вот-чинном владении Толочановых к сакральной программе храмостроения XVII столетия. Мы видим закономерность в том, что первые каменные храмы, строящиеся в XVII в. на подступах к Ярославлю, появляются в вотчинах «государевых людей» в непосредственной близости от страте-гически важных направлений: западного (дорога на Москву) – Богородское – вотчина Толочановых; восточного (старая дорога на Кострому) – Арис-тово – вотчина окольничего А.И. Чиркова; северного (дорога на Углич) – Сарафоново – вотчина Долгово-Сабуровых.

В результате общего посвящения этих храмов единой святыне Яро-славль оказывается опоясанным своеобразным защитным кольцом. О зна-чимости подобного рода храмостроения говорит и факт освящения толоча-новского храма идеологом храмоздательной программы Русского севера митрополитом Ростовским и Ярославским Ионой Сысоевичем82.

Само же здание церкви Казанской иконы Богоматери в с. Богородском являлось типичным примером московской архитектуры того времени и при-надлежало к «корабельному» типу: колокольня, трапезная, основной объём.

Последний представлял собой четверик, крытый коробовыми сво-дами и увенчанный пятиглавием. Каких-либо декоративных изысков, дела-ющих храм уникальным произведением архитектуры, здесь не было. Именно в таком виде он поступает в 1711 г. в распоряжение князей Голицыных, когда сельцо Богородское Закоторосльного стана А.В. Толоча-нова (16931756) приносит в качестве приданого своему мужу кн. Сергею Алексеевичу Голицыну (16721758).

«Голицынский» этап существования храма связан с его включением в новый архитектурно-парковый ансамбль усадьбы на Карабитовой горе и с радикальным изменением внешнего облика83.

Начало строительства нового усадебного комплекса в непосредст-венной близости от храма принято связывать с именем кн. ^ Николая Серге-евича Голицына и относить ко второй половине XVIII в., поскольку на период его владения землями в Закоторосльном стане приходятся первые известные свидетельства строительных работ на вершине холма. Однако, что должна была собой представлять та усадьба, и какая роль в её про-странстве отводилась храму по имеющимся на сегодняшний момент дан-ным, не совсем понятно. Окончательный же свой вид ансамбль приобре-тает только при кн. Михаиле Николаевиче Голицыне (17561827). Его назна-чение на должность Ярославского гражданского губернатора повлекло за собой изменения в архитектурном облике и ставшей загородной губерна-торской резиденцией усадьбе. Именно тогда, на рубеже XVIII–XIX вв., она и расположенный вблизи её храм получают классицистский антураж.

Архаичная архитектура Казанского храма аранжируется классицист-скими ордерными элементами: колоннада вокруг апсиды на восточной стороне здания и портик с фронтоном – на западной. Кроме этого, запад-ный фасад получает и новое, нехарактерное для местной архитектурной традиции завершение в виде двух башен-колоколен.

Такая переделка позволяет нам выявить нам в карабихском про-странстве характерный и по-своему парадоксальный момент существова-ния храма в контексте усадебного пространства. Он и «географически» вынесен за пределы жилого и хозяйственного пространств ансамбля, и визуально (а в данном случае и стилево) соотнесён с объектами репрезен-тативной части усадьбы: парадным двором, постройками архитектурного ансамбля, регулярным парком, что оттеняет его небытовой характер.

Прецеденты подобного рода включения храмовых сооружений в ансамбль в конце XVIII столетия мы можем наблюдать на примерах усадебных пространств Знаменского – Тютчевых (Мышкинский район) и первой трети XIX столетия Лютово – Свечиных (Ярославский район)84. Так, в тютчевской усадьбе храм иконы Знамения Богоматери, как и в Кара-бихе, вынесен за территорию усадьбы, но был зрительно объединён с ней берёзовой подъездной аллеей, ведущей от крыльца храма прямо к крыльцу барского дома. В лютовской усадьбе Свечиных храм является компози-ционной осью ансамбля, отделяя репрезентативную зону (жилой дом, регулярный парк) от хозяйственной (дом управляющего, мастерские, скот-ный двор, конюшни). При этом, как и в карабихском ансамбле, здание храма служит видовой точкой диагональной (юго-запад – северо-восток) аллеи регулярного парка.

Противопоставление храма бытовому пространству усадьбы может быть усилено расположенным в непосредственной близости от него фрук-товым (чаще яблоневым) садом, что и имело место в Карабихе, где яблоне-вый сад существует до сих пор. Это было и в упоминавшейся усадьбе Све-чиных (Лютово, Ярославский район), где сохранились фрагменты ябло-невого сада.

Однако традиционное противостояние дольнего и горнего про-странств, соответственно маркированных жилищно-хозяйственным комп-лексом сооружений и зданием храма, в голицынском имении под Ярослав-лем имеет, на наш взгляд, более изысканную символическую аранжировку.

Мы объясняем это использованием в планировочном решении цент-ральной части усадьбы схемы древнего кабаллистического символа Древа Жизни (Дерева Сефирот)85. Его появление в пространстве отечественной культуры связано с распространением тайных обществ. Положенное в основу композиции архитектурно-паркового ансамбля и «замаскированное» характерными для усадебного пространства элементами, оно превращало для посвящённых процесс созерцания данного места в акт познания гар-монии мироздания. «Формулу» сефиротического Древа составляют десять шаров (сефиров), символизирующих элементы творения. Сефиры объеди-нены в четыре группы, соответствующие этапам творения мироздания и его познания: Олам Ацилут (Мир Архетипов), Олам Бриа (Мир Творчества), Олам Йецира (Формирующий Мир), Ассиа (Физический Мир)86. Внутри этой схемы шары-сефиры образуют три вертикальные колонны, или столпа, сим-волическое значение которых также подчинено идее достижения мировой Гармонии. Два боковых столпа с противоположными символическими значениями – Милосердия (левый) и Суровости (правый) – находят равно-весие в центральном – с символическим значением Гармонии. В прост-ранстве Карабихи сефирам столпа Милосердия соответствуют следующие объекты: западный флигель, конный двор, северные ворота.

Сефирам столпа Суровости, в свою очередь, соответствуют восточ-ный флигель, храм, северо-восточный угол регулярного парка. Наконец, центральный столп Гармонии образуют главный дом, партер, регулярный парк, здание оранжереи. Нам представляется интересным, что благодаря использованию сефиротической схемы традиционное разведение функцио-нальных зон получает ещё и символическое значение. Постройками хозяй-ственного блока усадьбы (конный двор, конюшни, дом управляющего, амбары), идущими вдоль западной границы регулярного парка, актуализи-руется символическое значение «запада» как рационального, логичного пространства. Благодаря сефиротической схеме это пространство приобре-тает ещё один символический нюанс. «Хозяйственная» улица усадьбы практически совпадает со столпом Милосердия Древа жизни. Тема Мило-сердия своеобразно задаётся здесь фасадом здания конюшни. Именно он является видовой точкой юго-западного угла регулярного парка, на кото-рую выходит соответствующая диагональная аллея, что соответствует сефире Хесед (Милосердие) – первой из сефир Олам Бриа (Формирующего мира), имеющей значение потенциальных возможностей объективной при-роды. Планетарное соответствие этой сефиры – Юпитер. Это, в свою очередь, напрямую связано с «конной» темой: Юпитер – планета, покрови-тельствующая зодиакальному созвездию Стрельца.

Как видим, появление здесь конюшни мотивировано не только «практическим интересом». В символическом плане кони олицетворяют стихию, страсти. Таким образом, конюшня в буквальном смысле стано-вится местом их укрощения. Подобную символическую интерпретацию конюшни мы встречаем в пространстве подмосковного голицынского же имения Кузьминки-Влахернское, в котором конный двор (Д. Жилярди, 1820-е гг.) оформлен музыкальным павильоном, венчавшимся фигурой Аполлона и двух муз и фланкированным парой копий клодтовских скульп-тур «Укротителей коней» (1840-е гг.) с Аничкова моста в Петербурге.

Но конюшня в пространстве барской усадьбы имела ещё и значение места наказания. Сочетание в одном образе, казалось бы, взаимоисключа-ющих явлений философской категории Милосердия и реальной порки крепостных только на первый взгляд кажется странным. Поскольку спо-собностью к духовной жизни в представлении типичного просвещённого человека XVIII – начала XIX столетий обладали только представители аристократического сословия, то «воспитание» простого народа требовало приложения физических усилий и осуществлялось, в том числе, и через физические наказания. Тем более что подобный «педагогический подход к формированию личности дворового» поддерживался религией. В системе координат христианства физическое страдание, претерпеваемое наказуе-мым, способствует осознанию греховности его проступка, то есть «рабо-тает» на очищение души. Следовательно, справедливо (а были ли сомнева-ющиеся в справедливости барского суда?) понесённое наказание было услугой, которую оказывали провинившемуся, спасая его душу здесь от потенциальных адских мучений.

Симметричным конюшне объектом в символическом пространстве усадьбы является храм. Расположенный напротив храма яблоневый сад идёт вдоль всей восточной границы регулярного парка, чем задаётся сим-волическое наполнение «восточной» стороны как пространства интуитив-ного, неземного…

Храм, вынесенный за территорию усадьбы, наиболее эффектно под-ключается к её пространству в качестве видовой точки, замыкая юго-восточную аллею регулярного парка. В сефиротической схеме он стано-вится визуальным воплощением сефиры Гебура (Могущество), означа-ющей творческую формообразующую силу (планетарное соответствие Мар-су). С помощью сефиры Гебура осуществляется переход из нереального мира в мир реальный, что визуализируется в образе храма – воплощённого Дома Божьего на земле.

Причастность храма столпу Суровости носит такой же парадоксаль-ный характер, как причастность конюшни столпу Милосердия. Храм дол-жен напоминать окружающим о том, что ждёт их души за пределами этого мира, то есть о грядущем Страшном Суде. Соответствующую ноту скорби добавляло и расположенное рядом с храмом приходское кладбище, так и не ставшее последним приютом ни для кого из ярославских кн. Голицыных.

Включённость храма в символическую программу Древа Жизни вно-сило и новый акцент в понимание его посвящения. Казанская икона Бого-матери, обретённая на пепелище, приобретала символическое значение Феникса, символа вечного возрождения истины, эзотерических учений.

Образ девы Марии, сочетавшийся в сознании посвящённых с обра-зом небесной девы Астреи (созвездие Девы) и «египтянки» Исиды, был популярен в тайных учениях как символ интуитивного познания бытия, как проводник Высших идей в умопостигаемый человеком мир. Богатая же иконография Богоматери позволяла делать различные символические акценты, не меняя общей темы. Однако говорить о приоритетном значении для членов тайных обществ именно этого иконографического образца, равно как и фигуры самой Девы Марии, вряд ли возможно, поскольку тайный шифр передавался посвящённым, прежде всего, через форму зда-ния, его декор. Вероятно поэтому во многих «масонских гнёздах» пере-страивающиеся старые храмы, сохраняя прежнее посвящение, получают новый, явно обогащённый эзотерической символикой вид.

Чаще всего в качестве «масонских» знаков выступает ротонда (архи-тектурный объём самого храма, либо какой-то отдельной его детали) и фланкирование западного фасада двумя башнями-колокольнями. Эти эле-менты могли быть использованы самостоятельно, а могли и объединяться в особый тип двухколокольного ротондального храма. Прообразом такого типа храмов стал Троицкий собор Александро-Невской лавры в Петер-бурге87. Однако, несмотря на «столичный» образец, их строительство ока-залось, в первую очередь, связанным с усадебной культурой. Те же из них, что находятся в городской среде, появляются благодаря частной инициа-тиве: Ильинско-Тихоновский храм в Ярославле (1825–1837) сооружается на средства купца А.П. Атрыганьева и сенатора М.А. Ленивцева; возве-дение Павловского храма на Обуховском заводе (А.Д. Захаров, 1804–1826) инициировала вдовствующая императрица Мария Фёдоровна; Успенская церковь на Могильцах в Москве (1791–1806, архитектор Н. Легран) была построена по инициативе тайного советника В.И. Тутолмина.

Не сделало популярным тип двухколоколенных храмов и его вклю-чение в официальный альбом архитектурных проектов в 1824 г. Благодаря этому событию, казалось бы способствовавшему популяризации двухколо-коленных храмов, появляются только два образчика этого типа: Пятницкая церковь в селе Липяги (1826–1834) в усадьбе под Пензой и на Волжской Набережной в Ярославле – уже упоминавшийся Ильинско-Тихоновский.

Мы считаем, что такая обструкция, устроенная в отечественном куль-турном пространстве этому типу сооружений, мотивируется не только западным, так сказать «неправославным», характером его вида, но и явным расположением к нему представителей масонских кругов.

Практически все известные заказчики таких храмов имели отно-шение к тайным обществам. Основной объём храмов строится в 80–90-е гг. XVIII в. в поместьях лиц, напрямую связанных с двором и законодатель-ницей этой «моды» – Екатериной Великой. Среди храмоздателей выделя-ется круг лиц, принадлежащих масонским кругам: напрямую связанных или же имеющих гипотетическое к ним отношение. К первым относятся: П.В. Завадовский (17381812) – владелец Ляличей (Брянская область, Су-рожский район) – «строитель» храма Св. Екатерины (Дж. Кваренги, 1780–1790), проходящий по спискам ложи Марса в Яссах (1774), позже – петер-бургской ложи Молчаливости (Скромности); сенатор М.А. Ленивцев (1764–1837) – «строитель» Ильинско-Тихоновского храма в Ярославле, принадле-жавший к «Обществу людей нового Израиля». Есть сведения о принадлеж-ности к масонским кругам кн. А.М. Голицына (17231807) – «строителя» Спасо-Преображенского собора (1777–1782) в усадьбе Пехра-Яковлевское опекаемого им племянника кн. М.П. Голицына88.

Другую группу храмоздателей составляют лица, состоявшие в близ-ком родстве с масонами, что даёт право предполагать и их причастность к тайным обществам. Это генерал-майор Г.И. Бибиков – владелец села Шкинь и «строитель» церкви Сошествия Св. Духа (возможно Р.Р. Казаков или Н. Легран 1794–1798), чьи родственники: отец Илья Александрович (1698–1784), братья Александр Ильич (1729–1774) и Василий Ильич (1747(40) –1787), шурин М.И. Голенищев-Кутузов (1745–1813); сын Дмитрий Гав-рилович (1797–1870), в разные годы состояли членами масонских лож. Это петербургский военный губернатор граф П.В. Голенищев-Кутузов (1772 (1773)–1844) – заказчик храма Св. Димитрия Солунского в усадьбе Печетово под Кимрами (1822–1835), чьи многочисленные родственники, включая сыновей Василия (1803–1873) и Ивана, а также упоминавшегося ранее генералиссимуса М.И. Голенищева-Кутузова (17451813), также сос-тояли членами тайных обществ. К этой категории можно отнести и ярославского губернатора кн. М.Н. Голицына, владельца Карабихи, прихо-дившегося сводным братом «духовидцу и масону», фавориту александров-ской эпохи кн. А.Н. Голицыну (17721844).

Таким образом, зная о причастности (как реальной, так и гипотети-ческой) заказчиков двухколоколенных храмов к масонским кругам, вполне можно говорить и о соответствующей символике, которой наделялись ком-позиционные и декоративные элементы их храмов.

Так, Казанский храм ярославского имения кн. Голицыных, несмотря на курьёзное сочетание старой архитектурной основы и нового декора, ока-зывается вполне созвучным этим символистским тенденциям. Сохранив исконное пятиглавие, он получает двухколоколенный западный фасад с шес-тиколонным портиком и ротондальную колоннаду вокруг алтарной апсиды.

Ротондальная форма храма генетически восходит к древнеримскому Пантеону. Появление же купольных ротондальных храмов в отечествен-ном культурно-историческом пространстве связывается либо с политиче-скими «римскими» амбициями Екатерины Великой, либо с религиозной программой Павла I, мечтавшего объединить католическую и православ-ную церкви. Однако, сосредотачиваясь на куполе как доминанте архитек-турного сооружения, исследователи зачастую забывают о сопровожда-ющих его колоннадах, непременном атрибуте классицистских проектов: портики, коллонады, обрамляющие барабан купола, барабан главки над ним или алтарную абсиду.

«Прямой» портик или его ротондальный вариант колоннады в масон-ской системе координат наделяются символическим значением. Колоннада входа вполне соответствует пропилеям – символу духовного роста, обозначе-нию границы между мирами, тем более что функциональное предназначение (обрамление входа в сакральное пространство) поддерживает символическое.

Ротонда, представленная во множестве вариантов в классицистской архитектуре конца XVIII – начала XIX вв., является своеобразным сигна-лом для посвящённых, символизируя храм Истины. В иконографической традиции тайных обществ он изображается именно в виде круглой беседки на ступенчатом пьедестале. В архитектурной практике «масонская» ротон-да может быть представлена «фонариком» главного купола; самим глав-ным куполом на барабане, окружённом колоннами; колоннадой внутри главного объёма здания, поддерживающей «хоры» или купол; наконец, в виде обрамления алтарной части.

Опоясывающая алтарную апсиду колоннада подчёркивает сакраль-ную природу этого элемента. Её появление в оформлении карабихской церкви, скорее всего, было продиктовано невозможностью размещения в интерьере, как это было сделано в других «голицынских» церквях: Вла-хернской иконы Богоматери (Кузьминки-Влахернское) и Спасо-Преобра-женской (Пехра-Яковлевское).

Другим знаком, указывающим посвящённым на близость потаённого храма, являются башни-колокольни, фланкирующие западный фасад соору-жений подобного типа. Генетически они восходят к пилонам западноевро-пейских храмов средневековья. Их появление в романской, а позже и готиче-ской, архитектуре произошло в связи с приобщением европейцев-крестонос-цев к эзотерическим учениям востока, сохранившим память об иерусалим-ском Храме Царя Царей – Соломоне Мудром. Точнее, о двух столпах Боазе (Утверждённый силой) и Иахине (Утверждённый Богом), установленных легендарным правителем перед входом в Святыню89. Столпы символизиро-вали двойственную природу мира: Суровость и Милосердие, первозданный хаос и мировую гармонию. В свою очередь, идея столпов Соломонова Храма восходит к древнеегипетским стелам-обелискам, имеющим примерно те же символические значения и так же устанавливавшимся перед входом в храмы. То, что масонское учение основано, среди прочего, и на тайном знании Египта, – факт общеизвестный. Нам представляется интересным обратить внимание на деталь, ускользнувшую от внимания исследователей, занимав-шихся происхождением (А.В. Чекмарёв) и типологией (Ю.Г. Клименко90) этого типа храмов.

Итак, по итогам проведённого нами анализа курьёзного, на первый взгляд, памятника архитектуры – Казанской церкви села Богородского в ярославском имении кн. Голицыных, можно сделать следующие выводы. Символическая программа усадьбы обыгрывает соответствующим образом место расположения храма, актуализирует смысл посвящения его главного алтаря в контексте тайных эзотерических учений. При этом «модный» классицистский декор, приобретённый храмом в начале XIX столетия, не только позволял визуально объединять его и комплекс репрезентативных построек в ансамбль, но и обогащал для посвящённых его восприятие дополнительными символическими смыслами91.