Хрестоматия

Вид материалаДокументы

Содержание


Xix - начало xx века
Xix - начало xx века
Xix — начало xx века
Xix - начало xx века
Xix - начало xx века
Анри бергсон (1859—1941)
Xix - начало xx века
Xix - начало xx века
Xix - начало xx века
Xix - начало xx века
Xix - начало xx века
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   47

Безумный человек. Слышали ли вы о том безумном челове-ке, который в светлый полдень зажег фонарь, выбежал на ры-

80

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

нок и все время кричал: «Я ищу Бога!... Бог умер! Бог не воск-реснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц!... Какой водой можем мы очиститься? Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его? Никогда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет, благодаря этому деянию, принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история!» (1.1.592—593).

Я хочу все больше учиться смотреть на необходимое в ве-щах, как на прекрасное: так буду я одним из тех, кто делает вещи прекрасными. Amor fati [любовь к судьбе]: пусть это будет отныне моей любовью! (1.1.624).

Ибо, поверь мне! — тайна пожинать величайшие плоды и величайшее наслаждение от существования зовется: опасно жить! Стройте свои города у Везувия! Посылайте свои корабли в не-изведанные моря! Живите, воюя с равными вам и с самими собой! Будьте разбойниками и завоевателями, покуда вы не мо-жете быть повелителями и владетелями, вы, познающие! (1.1.628).

И моральная Земля кругла! И у моральной Земли есть свои антитезы! И у антиподов есть свои права на существование! Предстоит еще открыть Новый свет — и не один! По кораблям, вы, философы! (1.1.630).

Все, что имеет,ценность в нынешнем мире, имеет ее не само по себе, не по своей природе — в природе нет никаких цен-ностей, но оттого, что ему однажды придали ценность, по-дарили ее, и этими деятелями и дарителями были мы! Только мы и создали мир, до которого есть какое-то дело человеку! (1.1.638).

Да, друзья мои! Пробил час отвращения ко всей моральной болтовне одних в адрес других!... Мы же хотим стать тем, что мы есть, — новыми, неповторимыми, несравнимыми, полагаю-щими себе собственные законы, себя-самих-творящими! (1.1.655).

Что если бы днем или ночью подкрался бы к тебе... некий демон и сказал бы тебе: «Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить еще раз; и ничего в ней не будет нового... Вечные песочные часы бытия переворачиваются все снова и снова — и ты вместе с ними, песчинка из песка!»... Овладей тобою эта мысль, она бы преобразила тебя и, возмож-но, стерла бы в порошок; вопрос, сопровождающий все и вся:

«хочешь ли ты этого еще раз, и еще бесконечное количест-во раз?» — величайшей тяжестью лег бы на твои поступки! (1.1.660).

81

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

Величайшее из новых событий — что «Бог умер» и что вера в Христианского Бога стала чем-то не заслуживающим дове-рия — начинает уже бросать на Европу свои первые тени... Но... само событие слишком еще велико, слишком отдалено, слиш-ком недоступно восприятию большинства... Впредь с погребе-нием этой веры должно рухнуть все воздвигнутое на ней, опи-равшееся на нее, вросшее в нее, — к примеру, вся наша евро-пейская мораль (1.1.662).

Вера всегда больше всего жаждется, упорнее всего взыскует-ся там, где не достает воли: ибо воля, как аффект поведения, и есть решительный признак самообладания и силы. Это значит:

чем меньше умеет некто повелевать, тем назойливее влечется он к тому, кто повелевает, и повелевает строго, — к Богу, монар-ху, званию, врачу, духовнику, догме, партийной совести (1.1.668).

Борьба за существование есть лишь исключение, временное ограничение воли к жизни; великая и малая борьба идет всегда за перевес, за рост и распределение, за власть, сообразно воле к власти, которая и есть как раз воля к жизни (1.1.671).

Из книги «ЗЛАЯ МУДРОСТЬ»

Мое сильнейшее свойство — самопреодоление. Но оно же по большей части оказывается и моей нуждой — я всегда стою на краю бездны (1.1.721).

Чем свободнее и сильнее индивидуум, тем взыскательнее ста-новится его любовь; наконец, он жаждет стать сверхчеловеком, ибо все прочее не утоляет его любви (1.1.728).

Из книги «ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА»

И Заратустра говорил так к народу: Я учу вас о сверхчелове-ке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его? Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека? ...Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя. Некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще человек больше обезьяна, чем иная из обезьян. ...Смотри-те я учу вас о сверхчеловеке! Сверхчеловек — смысл земли! (1.П.8).

82

^ XIX — НАЧАЛО XX ВЕКА

Человек — это канат, натянутый между животным и сверх-человеком, — канат над пропастью. ...В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель (1.11.9).

Любите мир как средство к новым войнам. И притом корот-кий мир — больше, чем долгий. ...Вы говорите, что благая цель освящает даже войну? Я же говорю вам, что благо войны освя-щает всякую цель. Война и мужество совершили больше вели-ких дел, чем любовь к ближнему. Не ваша жалость, а ваша храб-рость спасала доселе несчастных (1.11.34).

Государство? Что это такое? ...Государством называется са-мое холодное из всех холодных чудовищ. Холодно лжет оно; и эта ложь ползет из уст его: «Я, государство, есмь народ». Это — ложь! ...Где еще существует народ, не понимает он государства и ненавидит его, как дурной глаз и нарушение обычаев и прав. Это знамение даю я вам: каждый народ говорит на своем языке о добре и зле — этого языка не понимает сосед. Свой язык обрел он себе в обычаях и правах. Но государство лжет на всех языках о добре и зле: и что оно говорит, оно лжет — и что есть у него, оно украло. Все в нем поддельно: крадеными зубами кусает оно, зубастое (1.11.35).

Там, где кончается государство, и начинается человек, не являющийся лишним: там начинается песнь необходимых, ме-лодия единожды существующая и невозвратная. Туда, где кон-чается государство, — туда смотрите, братья мои! Разве вы не видите радугу и мосты, ведущие к сверхчеловеку? — Так гово-рил Заратустра (1.11.37).

Ни один народ не мог бы жить, не сделав сперва оценки;

если хочет он сохранить себя, он не должен оценивать так, как оценивает сосед. Многое, что у одного народа называлось добром, у другого называлось глумлением и позором — так на-шел я. Много, что нашел я, здесь называлось злом, а там укра-шалось пурпурной мантией почести. Никогда один сосед не по-нимал другого: всегда удивлялась душа его безумству и злобе соседа. Скрижаль добра висит над каждым народом. Взгляни, это скрижаль преодолений его; взгляни, это голос воли его к власти. Похвально то, что кажется ему трудным; все неизбеж-ное и трудное называет он добром... Поистине, люди дали себе все добро и все зло свое (1.11.42).

О любви к ближнему. Вы жметесь к ближнему, и для этого ^ть у вас прекрасные слова. Но я говорю вам: ваша любовь к ближнему есть ваша дурная любовь к самим себе. ...Разве я со-

83

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

ветую вам любовь к ближнему? Скорее я советую вам бежать от ближнего и любить дальнего! Выше любви к ближнему стоит любовь к дальнему и будущему; выше еще, чем любовь к че-ловеку, ставлю я любовь к вещам и призракам... Не о ближнем учу я вас, но о друге. Пусть друг будет для вас праздником зем-ли и предчувствием сверхчеловека... Братья мои, не любовь к ближнему советую я вам — я советую вам любовь к дальнему

(1.II.43-44).

Бог есть предположение, но я хочу, чтобы ваше предположе-ние простиралось не дальше, чем ваша созидающая воля. Мог-ли бы вы создать Бога? — Так не говорите же мне о всяких богах! Но вы несомненно могли бы создать сверхчеловека. ...Могли бы вы мыслить Бога? — Но пусть это означает для вас волю к истине, чтобы все превратилось в человечески мысли-мое, человечески видимое, человечески чувствуемое! Ваши соб-ственные чувства должны продумать до конца! И то, что назы-вали вы миром, должно сперва быть создано вами: ваш разум, ваш образ, ваша воля, ваша любовь должны стать им! И по-истине для вашего блаженства, вы, познающие! И как могли бы вы выносить жизнь без этой надежды, вы, познающие? Вы не должны быть единородны с непостижимым и неразумным

(1.11.60).

О самопреодолении. ...Вашу волю и ваши ценности спусти-ли вы на реку становления; старая воля к власти брезжит мне в том, во что верит народ как в добро и зло... Все живое есть нечто повинующееся. И вот вопрос: тому повелевают, кто не может повиноваться самому себе. Таково свойство всего живо-го. Но вот третье, я слышал: повелевать труднее, чем повино-ваться. ...Везде, где находил я живое, находил я и волю к вла-сти; и даже в воле служащего находил я волю быть господином. Чтобы сильнейшему служил более слабый — к этому побуждает его воля его, которая хочет быть господином над еще более слабым: лишь без этой радости не может он обойтись (1.11.82).

И вот какую тайну поведала мне сама жизнь. «Смотри, — говорила она, — я всегда должна преодолевать самое себя. Ко-нечно, вы назовете это волей к творению или стремлением к цели, к высшему, дальнему, более сложному — но все это обра-зует единую тайну. ...Что бы ни создавала я и как бы не любила я созданное — скоро должна я стать противницей ему и моей

любви: так хочет моя воля» (1.11.82—83).

Так гласит моя любовь к самым дальним: не щади своего ближнего. Человек есть нечто, что должно преодолеть. Сущест-

84

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

вует много путей и способов преодоления — ищи их сам! Пре-одолей самого себя даже в своем ближнем: и право, которое ты можешь завоевать себе, ты не должен позволять дать тебе! Что делаешь ты, этого никто не может возместить тебе. ...Кто не может повелевать себе, должен повиноваться! (1.11.143).

«Хотеть» освобождает: ибо хотеть значит созидать, — так учу я. И только для созидания должны вы учиться! (1.11.149).

Все идет, все возвращается, вечно вращается колесо бытия (1.11.158).

Из книги «ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА»

...Большей частью сознательного мышления философа тай-но руководят его инстинкты, направляющие это мышление оп-ределенными путями. Да и позади всей логики, кажущейся са-модержавной в своем движении, стоят расценки ценностей, точнее говоря, физиологические требования, направленные на поддержание определенного жизненного вица. ..Ложность суж-дения еще не служит для нас возражением против суждения;

это, быть может, самый странный из наших парадоксов. Воп-рос о том, насколько суждение споспешествует жизни, поддер-живает жизнь, поддерживает вид, даже, возможно, способству-ет воспитанию вида... (1.11.243).

Физиологам следовало бы поразмыслить насчет взгляда на инстинкт самосохранения как на кардинальный инстинкт орга-нического существа. Прежде всего нечто живое хочет прояв-лять свою силу — сама жизнь есть воля к власти: самосохране-ние есть только одно из косвенных и многочисленных следст-вий этого (1.11.250).

Вся психология не могла до сих пор отделаться от мораль-ных предрассудков и опасений: она не отважилась проникнуть в глубину. Понимать ее как морфологию и учение о развитии воли к власти, как ее понимаю я, — этого еще ни у кого даже в мыслях не было... (1.11.258).

^ АНРИ БЕРГСОН (1859—1941)

Анри Бергсон — французский философ-идеалист, представитель интуитивизма и философии жизни, лауреат Нобелевской премии "о литературе. Выступая против механицизма и догматического

85

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

рационализма, Бергсон утверждает в качестве подлитой и перво-начальной реальности жизнь, интерпретируемую как некую цело-стность, радикально отличающуюся от материи и от духа, кото-рые, взятые сами по себе, являются продуктами распада жизнен-ного процесса. Сущность жизни может быть постигнута только с помощью интуиции, которая, будучи своеобразной симпатией, как бы непосредственно проникает в предмет, сливаясь с его инди-видуальной природой. Интуиция не предполагает противопостав-ления познаваемого познающему как объекта субъекту; она есть постижение жизнью самой себя'. Поэтому Бергсон призывает об-ратиться к собственной жизни сознания, которая дана каждому непосредственно. Самонаблюдение, по Бергсону, позволяет обнару-жить, что тканью психической жизни является длительность, непрерывная изменчивость состояний, которые незаметно перехо-, дят одно в другое. Длительность, а стало быть, жизнь, имеет не пространственный, а временной характер. Это «качественное», «живое» время радикально отличается от механическо-физического времени, которое, по мнению Бергсона, возникает в результате разложения интеллектом длительности. Интеллект Бергсон трак-тует как орудие оперирования с «мертвыми вещами» — матери-альными, пространственными объектами, противопоставляя его интуиции.

Учение об интеллекте и интуиции получает у Бергсона обосно-вание в его метафизике — в концепции эволюции органического мира. Жизнь — это некий метафизическо-космический процесс, «жизненный порыв», своего рода могучий поток творческого фор-мирования: по мере ослабления напряжения жизнь распадается, превращается в материю, которая характеризуется Бергсоном как неодушевленная масса, вещество.

Человек — существо творческое, поскольку через него проходит путь «жизненного порыва». Способность к творчеству, по Бергсо-ну, связана с иррациональной интуицией, которая как божествен-ный дар дана лишь избранным. Таким образом Бергсон приходит к элитарной концепции творчества и культуры вообще.

Философская концепция Бергсона внутренне непоследователь-на. Резкое противопоставление Бергсоном рассудка и интуиции делает невозможным философское познание, ибо созерцаемое в «чи-стой» интуиции, без всякого понятийного различения должно ос-таваться невыразимым. В своей абсолютизации изменчивости Бер-гсон приходит к полному субъективизму. Учение Бергсона оказало значительное влияние на прагматизм У.Джемса, персонализм, эк-зистенциализм, философию истории А. Тойнби.

86

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

Ниже приводятся отрывки из работ:

«Этюд о непосредственных данных сознания» (1889), «Материя и память» (1896), «Творческая эволюция» (1907), «Введение в метафизику» (1914),

«Длительность и относительность. По поводу теории относи-тельности Эйнштейна» (1922),

«Два источника морали и религии» (1932). Тексты цитируются по кн.:

1. Бергсон А. Собр. соч. Т 5. СПб., 1914.

2. Бергсон А. Творческая эволюция. М.—СПб., 1914.

3. Бергсон А. Длительность и одновременность. СПб., 1923.

М.М^Дорошенко

Наше тело есть орудие действия и только действия. Ни в какой мере, ни в каком смысле и ни с какой стороны не служит оно для того, чтобы подготовлять, а тем более осуществлять представления (2.224).

Материя мозга есть носитель действия, а не субстрат позна-ния... Нет решительно никакого основания приписывать моз-говому веществу способность порождать представления (2.59).

...Функция мозгового аппарата просто в том, чтобы обеспе-чить нам целесообразное действие на наличный объект (2.65).

...Восприятие порождается той же самой причиной, которая создала цепь нервных элементов вместе с органами, ее поддер-живающими, и (создала) жизнь вообще: оно выражает и изме-няет собой способность живого существа к действию (2.67).

...Восприятие оказывается не зеркалом вещей, но мерой на-шего возможного действия на вещи, а значит, и, обратно, ме-рой возможного действия вещей на нас (2.226—227).

Мы считаем человеческий интеллект зависимым от потреб-ности в действии. Положите в основание действие, и форма интеллекта сама из него вытечет... Человеческий интеллект, как мы его себе представляем совсем не тот интеллект, который показывал нам Платон. У него есть другое дело. Впряженные, как волы земледельца, в тяжелую работу, мы чувствуем дея-тельность наших мускулов и наших сочленений, тяжесть плуга И сопротивление почвы; действовать и сознавать себя действу-ющими, войти в соприкосновение с реальностью и даже жить ею, но только в той мере, в какой она касается выполняющего-

87

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

ся действия и прорезывающейся борозды, — вот функция чело-веческого интеллекта (3.137).

На всем протяжении живого царства сознание кажется как бы пропорциональным захвату выбора, которым обладает жи-вое существо. Сознание освещает зону возможностей, окружа-ющих действие...

Рассматривая его извне, его можно было бы считать простым помощником действия, светом, который заключается действи-ем, мгновенной искрой, рожденной от трения между реальным действием и возможным (3.161).

Истина в том, что интеллект и материя последовательно при-способлялись друг к другу, чтобы в конце концов прийти к од-ной общей форме ... Одно и то же обращение одного и того же движения создало разом интеллектуальность духа и материаль-ность вещей (3.185).

...Интеллектуальное познание — поскольку оно касается даже известной стороны инертной материи — должно, напротив, дать нам ее верный отпечаток, так как само оно отлито по этому спе-циальному предмету. Оно становится относительным только тогда, коща, оставаясь тем, что оно есть, хочет представить нам жизнь, то есть самого отливальщика, создавшего отпечаток (3.VI).

Даже став вполне интуитивной, философия никогда не до-стигнет такого познания своего предмета, как наука — своего. Интеллект остается лучезарным ядром, вокруг которого инс-тинкт, даже очищенный и расширенный до состояния интуи-ции, образует только неясную туманность... Позитивная наука, работающая средствами интеллекта, касается самой реальности — лишь бы только она не выходила из своей области, каковой является инертная материя (3.159).

Наука может быть умозрительной по форме, бескорыстной в своих ближайших целях: другими словами, мы можем оказы-вать ей кредит как угодно долго. Но как бы ни отодвигать срок платежа, нужно чтобы в конце концов наш труд был оплачен. Таким образом, по существу наука всегда имеет в виду практи-ческую полезность. Даже когда она пускается в теорию, она вынуждена приспособлять свою работу к общей конфигурации практики (3.294).

Интеллект характеризуется естественным непониманием жиз-ни. Он дает нам только ее перевод в выражениях инерции, и не претендуя, впрочем, на большее (3.176).

Вместо того, чтобы слиться с внутренним становлением ве-щей, мы становимся вне их и воспроизводим их становление

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

искусственно. Мы схватываем почти мгновенные отпечатки с проходящей реальности, и так как эти отпечатки являются ха-рактерными для этой реальности, то нам достаточно нанизы-вать их вдоль абстрактно единообразного, невидимого станов-ления, находящегося в глубине\ппарата познания, для того, чтобы подражать тому, что есть характерно в самом этом ста-новлении. Восприятие, мышление, язык действует таким обра-зом (3.273).

Но истина, к которой приходят таким путем, становится от-носительной, вполне зависящей от нашей способности дейст-вовать. Это уже не более, как истина символическая (3.148).

Если сознание... раздвоилось на интуицию и интеллект, то произошло это вследствие необходимости как применяться к материи, так, одновременно с этим, следовать за течением жизни. Раздвоение сознания зависит здесь от двойной формы реально-го, и теория познания должна исходить из метафизики (3.160).

Интуиция — инстинкт, сделавшийся бескорыстным, созна-ющим самого себя, способным размышлять о своем предмете и расширять его бесконечно. Только интуиция способна испол-нить задачу философии, цель которой — исследовать живое без задней мысли о практическом использовании, освободившись от форм и привычек, в собственном смысле слова, интеллекту-альных (3.128).

Абсолютное может быть дано только в интуиции, тогда как все остальное открывается в анализе.

Интуиция — род интеллектуальной симпатии, путем которой переносятся внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного и, следовательно, невыразимого (1.13).

Существует по меньшей мере одна реальность, которую мы охватываем изнутри, а не простым анализом... Это наше я, ко-торое длится? (1.6).

Обычный труд интеллекта далеко не является трудом беско-рыстным. Вообще мы добиваемся знания не ради знания, но для того, чтобы принять известное решение или извлечь ВЫГО-ДУ, словом ради какого-нибудь интереса. Каждое понятие... есть практический вопрос, который ставит наша действительность реальности и на который реальность должна отвечать, как это и надлежит в практических делах, кратким «да» или «нет» (1.35).

Чистая длительность есть форма, которую принимает после-довательность наших состояний сознания, когда наше я актив-но работает, когда оно не устанавливает различия между насто-ящими состояниями и состояниями, им предшествовавшими.

89

^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА

Длительность предполагает, следовательно, сознание; уже в силу того, что мы приписываем вещам длящееся время, мы вкла-дываем в глубину их некоторую дозу сознания (1.43).

Непрерывность в изменчивости, сохранение прошлого в на-стоящем, истинная длительность — вот, по-видимому, свойст-ва живого существа, общие со свойствами сознания. Нельзя ли пойти далее и сказать, что жизнь есть изобретение, подобно сознательной деятельности, что, подобно последней, она есть непрерывное творчество? (3.20—21)..

..Жизненным началом должно быть сознание... Сознание или сверхсознание — это ракета, потухшие остатки которой падают в виде материи; сознание есть также и то, что сохраняется от самой ракеты и, прорезая эти остатки, зажигает их в организмы

(3.233).

Бог, таким образом определяемый, не имеет ничего закон-ченного; он есть непрекращающаяся жизнь, деятельность, сво-бода (3.222).

Рассматриваемая с этой точки зрения, жизнь является как бы потоком, идущим от зародыша к зародышу при посредстве разви-того организма (3.24).

Капитальное заблуждение, которое передаваясь от Аристоте-ля, исказило большую часть философской природы, заключается в том, что в жизни растительной, в жизни инстинктивной и в жизни разумной усматривается три последовательные степени од-ной и той же развивающейся тенденции, тогда как это — три расходящихся направления одной деятельности, разделившейся в процессе своего роста. Разница между ними не является разни-цей ни в интенсивности, ни в степени; это разница по природе (3.121).