Хрестоматия
| Вид материала | Документы |
- Хрестоматия, 5453.57kb.
- Т. В. Зуева Б. П. Кирдан русский фольклор учебник, 7686.48kb.
- Социальная психология: Хрестоматия, 4579.03kb.
- Календарно-тематическое планирование уроков литературы в 7-х классах на 2011-2012 учебный, 359.09kb.
- Тематическое планирование уроков литературы в пятых классах. Учебник «Литература» (учебник-хрестоматия), 93.93kb.
- Пермский государственный национальный исследовательский университет философия техники, 962.93kb.
- Министерство сельского хозяйства РФ фгоу впо «Кубанский государственный аграрный университет», 5466.39kb.
- Бескровный Л. Г. Хрестоматия по русской военной истории, 1376.99kb.
- Хрестоматия к теме практического занятия №1 хрестоматия, 1086.44kb.
- А. А. Радугина хрестоматия по философии под редакцией А. А. Радугина Хрестоматия, 6765.34kb.
41
^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX
ных зерен» прагматизма с современной лингвистической фило-софской традицией. Одна из таких попыток — впечатляющие работы К.-О.Апеля.
^ ФИЛОСОФИЯ НА ПОРОГЕ XXI ВЕКА
На пороге XXI века в западной философии отчетливо прояв-ляется ряд противоречивых тенденций, которые и будут, не-сомненно, определять собой лицо философии будущего, по край-ней мере, на первых порах: интерес к истории философских идей соединяется с попытками заполнения идейных лакун между различными школами и течениями. Только у крайне наивного читателя может при этом возникнуть впечатление, будто все эти идейные и философские течения возникали и уничтожа-лись спонтанно и росли просто как грибы после дождя. В дейст-вительности здесь была налицо подлинная идейная эволюция, всегда основанная на учете доводов pro et contra каждого зна-чимого мыслительного хода.
Не меньшая наивность — упрощенно прямолинейное ис-толкование этой эволюции, при котором все, что появилось позже, считается (часто даже не вполне осознанно) более со-вершенным, чем все прежнее. Объективная логика смены тео-ретико-философских ориентации — часть логики культуры. Ничего более сложного у человечества нет — головоломные кар-тины птолемеевых эпициклов или парадоксальные построения ультрасовременных физических теорий — детские игрушки по сравнению с этой логикой.
Все эти слияния и разъединения, конкретизации и размеже-вания вовсе не складывались в картины тихого и мирного — буколического кружения, парения в эмпиреях. Напротив, ат-мосфера философствования в двадцатом веке была как никогда драматически накалена, постоянно подогреваемая внетеорети-ческими бурями столетия. Как далекая перспектива рисовалась отдельным мыслителям будущая философская идиллия на по-чве безмятежного диалога, в котором все готовы разлиться во взаимном «вчувствовании», в котором герменевтическому по-ниманию предшествует «предпонимание», и в котором поэтому царит атмосфера восприятия, где все друг друга понимают с полуслова... Философский нелицеприятный спор, напоминав-ший бои на теоретическом ринге, когда противники «работа-ют» в жестком контакте, порой не чуждаясь запрещенных при-
42
________________ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX________________
емов — таким на деле выглядит оживленный философский ланд-шафт века.
Должно, по-видимому, добавить и еще один характерный штрих
к философскому портрету века. Пока гремели споры, скрещива-лись интеллектуальные рапиры — в кружках, на семинарах, в журналах, на коллоквиумах, симпозиумах и съездах, — обычная университетская рутина в безмятежном спокойствии долгое время пребывала нерушимой. Респектабельный университетский идеа-лизм 30-х гг., существовавший во время споров экзистенциалистов с феноменологами и попперианцев с верификационистами, — существует и теперь. Идеалист может позволить себе игнориро-вать неустранимое различие осмысливаемого и соответствующе-го благу мира, который он, собственно, только и имеет в виду, и мира колеблющегося, изменчивого и мятежного, о котором идеа-лист говорит гораздо реже. Его мир — это мир разговоров: его меняют слова и диалоги, а не баррикады и выстрелы. Поэтому его противники — сторонники новейших «поворотов» — выдви-гают требование «конкретной, а не абстрактной» философии — чтобы положить конец «идеалистической лжи». И потому же к этой идеалистической респектабельности тяготеет большинство современных мыслителей теологического толка — то есть тех, кто ставит цель соединить философию и теологию. Эта почва — и это тем более необходимо отметить, что в XX веке, стремясь прибли-зиться к науке и философии, теология поневоле (частично!) меняет свою природу — также породила немало внушительных плодов, однако редко можно встретиться здесь с новаторством — даже несмотря на то, что и здесь фигурируют приставки «нео-». Харак-терный штрих: Ж-Маритэн — признанный мэтр неотомистов, ка-тегорически возражал против того,' чтобы его так называли. Он считал себя просто томистом — истолкователем «томистской ре-волюции» в философии.
Провозвестие философского «ретро» в конце века в то же вре-мя выявило большое значение ряда идейных и идеологических экспансий: экспансия обыденного сознания, экспансия гумани-таристики, экспансия экологистов, борьба с «сексизмом» (диск-риминацией по половому признаку) — все это, а также активная борьба, общесоциальное движение за права человека — нацио-нальные и групповые — заставляло философию вливаться в общий поток выработки новых социальных идей. В результате интеллек-туальная Европа приучалась ценить единичность, особенность, своеобразие, неординарность — по мере того, как становилось устрашающим фактом господство масскульта в обществе.
43
^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX
Процессуальные характеристики философии XX века, таким образом, были бы крайне обеднены без упоминания о страст-ных полемиках, охвативших все философское пространство в нашем столетии и превративших это поле в подобие театра воен-ных действий. Драматизм личных взаимоотношений филосо-фов на почве эквиритмичных философских поисков вырази-тельно дополняет и делает живой, подвижной и человечески понятной картину философской эволюции. Давосская встреча Э.Кассирера и М-Хайдеггера, споры экзистенциалистов — со всеми на свете! — масса полемических взрывов вокруг упомя-нутой проблематики «научных революций», одним из последних впечатляющих эпизодов которой был спор «рационалистов-ин-терналистов» (ЛЛаудан) с заполонившими поле «философии науки» в конце 70-х—80-е гг. представителями «социологиче-ского поворота» (Б.Барнс, Д.Блур), напряженная философская жизнь современной Франции, сплошь состоящая из споров, меж-дународные журнальные полемики, к которым ныне прибави-лись конференции в компьютерном пространстве сетей Internet и Relcom... Споры внутри того или иного течения перемежа-лись и дополнялись вспышками особо острых конфликтов между представителями разных течений. Следы этой полемики уча-щийся найдет и в хрестоматии — полемика Р.Рорти с против-никами, полемика, в которой К.-О.Апель пытался выступить арбитром, полемика П.Рикера с ЖЛаканом (феноменологии с психоанализом), тонкости и перипетии взаимоотношений фе-номенологии с экзистенциализмом, верификационизма и фаль-сификационизма, позитивизма и постпозитивизма, реализма и релятивизма...
Большая часть этих споров завершения не получила — глав-ный урок философского развития вообще, по-видимому, состоит в том, что вечные вопросы разрешаются — но только посредст-вом переформулирования, то есть бесконечно воссоздаваясь. Еще и в конце XX века небесполезно припомнить поэтому ранний (йенского периода) гегелевский афоризм: «Ответ на вопросы, которые философия оставляет без ответа, состоит в том, что они должны быть иначе поставлены».
Есть ли тогда философский прогресс? Есть. Вот одно из убе-дительных свидетельств, принадлежащих XX веку. Абсолютный, некритический скепсис — скепсис невежды — в наши дни почти совсем потерял интеллектуальный кредит, кое-где сохраняя пози-ции лишь в обыденном сознании за пределами профессиональ-ного поля и становясь жестким индикатором инфантильности
44
и непрофессионализма. То, что еще во времена Гегеля требовало доказательства и подлежало ему — невозможность ограничи-ваться в интеллектуальном движении «голым отрицанием», — в наши дни выглядит как тривиальность, сама собой разумеюща-яся предпосылка мыслительной деятельности в любой сфере.
Долгий, трудный, но головокружительно, захватывающе ин-тересный процесс выковывания новых социальных идеалов ис-тины, добра и красоты на базе знакомой проблематики: языка, общения, разрешения загадок психики, выяснения природы бес-сознательного, границ и значения метафизики — конечно, при-ведет мыслителя XXI века от знакомых поворотов — лингви-стического, социологического, прагматического к новым, пока неведомым. Возможно, на очереди культурологизм, «филолбги-зация» мышления, преодоление дихотомии «масскульт — эли-тарность». Философия не та область, где можно с легкостью предлагать футурологические сценарии. Тем не менее можно говорить если не об определившихся тенденциях, то об общей познавательной направленности, апофатически, через опреде-ленные отрицания и принципиальные неприятия, выводящей
на иные горизонты.
Одно можно сказать с определенностью: новый век несет нам новое понимание человека, человечности и человечества.
^ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ.
СОВЕТЫ путнику
Одна из труднейших задач освоения новейшей западной фи-лософии связана с необходимостью пробираться через дебри своеобразной, часто сугубо индивидуализированной, приспо-собленной к данному конкретному случаю, а иной раз весьма эклектичной терминологии. Учащийся должен быть готов к встрече с этой неизбежной трудностью.
Еще один — и, быть может, наиболее очевидный — момент в процессуальной картине философского познания состоит в том, что не только школы и направления претерпевали эволю-цию. Взгляды многих мыслителей, наложивших на современ-ное философствование свой яркий личностный отпечаток, не. были раз и навсегда отлиты в те классические формы, которые обычно и отождествляются с именем того или иного философа, Придавая его облику «хрестоматийный глянец». Отнюдь не только в годы интеллектуального становления — как это было в пред-
45
^ ФИЛОСОФИЯ — ВЕК XX
шествующие эпохи («докритический» Кант, «додиалектический» Гегель, «молодой» Маркс в первую очередь приходят на память. Шеллинг эпохи «философии откровения» — скорее, исключение, подтверждающее правило) — во взглядах мыслителей XX века происходили мощные смещения. Биографии ярчайших фигур на философском небосклоне нашего времени исполнены таких поворотов, которые при ближайшем знакомстве могут поста-вить в тупик тех, кто в силах овладеть лишь «хрестоматийным» материалом современной философии. В самом деле, любые од-нозначные характеристики связаны с риском обеднить и при-митивизировать философский портрет, пройти мимо наиболее глубоких прозрений того или иного мыслителя. Никакой отбор текстов в пределах хрестоматии не может отразить радикаль-ные преобразования, которым подверглись на протяжении жизни взгляды философских гигантов — Э.Гуссерля, Б.Рассела, Л.Вит-генштейна, К.Поппера, У.Куайна. А количество теоретических виражей у такого признанного философского классика XX ве-ка, как Ж.-П.Сартр, просто трудно подсчитать. Было бы ошиб-кой, однако, полагать, что внешние или личные обстоятельства лежат в основе таких метаморфоз.
Европейская мысль, время от времени выбрасывая интел-лектуальные протуберанцы, заряжала отдельных мыслителей небывалой интеллектуальной силой, проявившейся в честных и бескомпромиссных поисках выхода из трагических антиномий человеческого бытия. Это сама жизнь заставляла пересматривать взгляды, отказ от которых не был легким и простым делом — тем более, что в отличие от естественных наук в философии вообще необходимость пересмотра концепций под давлением эмпирических данных не выглядит такой очевидной. Что-то дол-жно же было стоять за этим многозначительным и небывалым фактом: целый ряд блестящих философских умов века совер-шают теоретические кульбиты, в которых лишь с натяжкой и задним числом можно усмотреть признаки «естественной эво-люции». Разгадка, по-видимому, состоит в том, что ускорение общественного развития привело именно к тому, что интеллек-туальные кризисы, имманентные познанию, происходившие в познании и раньше, впервые поразили западное общество один за другим на протяжении жизни одного поколения, потребовав осмысления незамедлительно, подстегивая мышление наибо-лее чутких теоретиков, провоцируя эволюцию и сделав уход в башню из слоновой кости, еще иногда и поныне возможный для художника, абсолютно невозможным для философа.
46
И еще одно надлежит иметь в виду неофиту. Изучение со-временной западной философии не приносит пользы в случае, если, как было у нас до недавнего времени, это изучение осу-ществляется с предзаданной целью отвергнуть весь ее материал или использовать этот материал для отыскания недостатков и пороков западной мысли. Изучение современной западной фи-лософии — необходимый этап овладения философией вообще, если исходить из того, что каждый оригинальный образец совре-менного философствования содержит «момент истины» — по-пытку разрешить или по крайней мере зафиксировать ту или иную познавательную трудность, которая была и останется ис-точником напряженных размышлений для целых поколений фи-лософов.
Ю.А.Муравьев
^ XIX — НАЧАЛО XX ВЕКА
АРТУР ШОПЕНГАУЭР (1788-1860)
ур Шопенгауэр — крупнейший философ-иррационалист XIX века. Он родился в городе Данциге (Гданьск) в семье состоя-тельного коммерсанта и получил блестящее образование. Наи-большее влияние на формирование его философских взглядов оказа-ли учение Платона об идеях, философия И.Канта, идеи Фихте и Шеллинга о принципе воли. Одним из первых в Европе попытался дать синтез западной и восточной философской мысли. Помимо философии и древних языков А.Шопенгауэр изучал естественные науки.
В 1813 г. он публикует докторскую диссертацию «О четверо-яком корне достаточного основания». Подобно И.Канту он утвер-ждает априорный принцип организации знания. В 1819 г. выходит в свет главный труд А.Шопенгауэра — «Мир как воля и пред-ставление», т. I. Второй том был опубликован в 1844 г. В 1820 г. А.Шопенгауэр в качестве доцента Берлинского университета без особого успеха читает собственный курс лекций. В 1838 г. появля-ется работа «О воле в природе». В следующем 1839 г. Норвежская королевская академия присудила премию его сочинению «О свободе человеческой воли». А.Шопенгауэр отверг революцию 1848 г. в Гер-мании. Философ умер 21 сентября 1860 г. во Франкфурте-на-Майне.
А.Шопенгауэр использовал кантовский дуализм «вещи в себе» и «явления». Уже в самом названии главного труда Шопенгауэра «Мир как воля и представление» закреплен этот дуализм. А.Шопенгауэр сохранил «вещь в себе», но отождествил ее с мировой волей. Если принцип мировой воли определяет объективно-идеалистическую на-правленность философии А.Шопенгауэра, то формула «мир есть мое представление» сближает его с субъективным идеализмом.
48
^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА
Учение А.Шопенгауэра есть философский пессимизм. Глубочай-шая и неустранимая причина трагичности существования лежит в характере мировой воли. В области философии истории Шопен-гауэр является прямым антиподом Гегеля. Он первым поднял знамя воинствующего антиисторизма. По Шопенгауэру источник подлин-ной моральности лежит в осознании изначального единства инди-видуальности человека со всем живущим ни земле. Специфическая форма подлинно этического отношения к человеку есть сострадание.
Фрагменты текстов даны по кн.:
1. Шопенгауэр А. Собр. соч. Т. 1. М., 1992.
В.Р.Скрыпник
Из книги «МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ»
«Мир есть мое представление»: вот истина, которая имеет силу для каждого живого и познающего существа, хотя только человек может возводить ее до рефлективно-абстрактного со-знания; и если он действительно это делает, то у него зарожда-ется философский взгляд на вещи. Для него становится тогда ясным и несомненным, что он не знает ни солнца, ни земли, а знает только глаз, который видит солнце, руку, которая осязает землю; что окружающий его мир существует лишь как пред-ставление, т.е. исключительно по отношению к другому, к предс-тавляющему, каковым является сам человек (1.54)1.
Итак, нет истины более несомненной, более независимой от всех других, менее нуждающихся в доказательстве, чем та, что все существующее для познания, т.е. весь этот мир, является только объектом по отношению к субъекту, созерцанием для созерцающего, короче говоря, представлением (1.54).
То, что все познает и никем не познается, это — субъект. Он, следовательно, носитель мира, общее и всегда предполага-емое условие всех явлений, всякого объекта: ибо только для субъекта существует все, что существует. Таким субъектом каж-дый находит самого себя, но лишь поскольку он познает, а не является объектом познания (1.55).
'Здесь и далее в скобках указан источник цитирования: первая цифра — порядковый номер работы по списку произведений, данному в конце биогра-фической справки; вторая цифра — страница указанного издания. При необхо-димости том многотомного издания указан римской цифрой, следующей за первой (арабской) цифрой.
49
^ MX - НАЧАЛО XX ВЕКА
Итак, мир как представление — только в этом отношении мы его здесь и рассматриваем — имеет две существенные и неделимые половины. Первая из них — объект: его формой слу-жит пространство и время, а через них множественность. Дру-гая же половина, субъект, лежит вне пространства и времени:
ибо она вполне и нераздельно находится в каждом представля-ющем существе (1.56).
Только из соединения времени и пространства вырастает ма-терия, т.е. возможность сосуществования и потому пребыва-ния, а из нее — возможность постоянства субстанции при сме-не состояний (1.60).
Первое, самое простое и постоянное проявление рассудка — это созерцание действительного мира; оно всецело есть позна-ние причины из действия, поэтому всякое созерцание интел-лектуально (1.61).
Но как с восходом солнца выступает внешний мир, так рас-судок одним ударом, своей единственной, простой функцией претворяет смутное, ничего не говорящее ощущение — в созер-цание. То, что ощущает глаз, ухо, рука, — это не созерцание, это — простые чувственные данные. Лишь когда рассудок пе-реходит от действия к причине, перед ним как созерцание в пространстве расстилается мир... Этот мир как представление, существуя только через рассудок, существует и только для рас-судка (1.61).
В своем анализе мы исходили не из объекта и не из субъекта, а из представления, которое уже содержит в себе и предполага-ет их оба, так как распадение на объект и субъект является его первой, самой общей и существенной формой. Поэтому ее мы рассмотрели как таковую прежде всего, а затем.. подвергли раз-бору и другие, ей подчиненные формы — время, пространство и причинность, которые свойственны только объекту; но так как они существенны для него как такового, а объект, в свою очередь, существен для субъекта как такового, то они могут быть найдены и из субъекта, т.е. познаны априори, и в этом смысле на них можно смотреть как на общую границу обоих. Все же они могут быть сведены к общему выражению — закону основания... (1.72).
Кроме рассмотренных до сих пор представлений, которые по своему составу, с точки зрения объекта, могут быть сведены ко времени, пространству и материи, а с точки зрения субъек-та—к чистой чувственности и рассудку, кроме них, исключи-тельно в человеке между всеми обитателями земли, присоеди-
50
^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА
нилась еще другая познавательная способность, взошло совсем новое сознание, которое очень метко и проницательно названо рефлексией. Ибо это — действительно отражение, нечто произ-водное от наглядного познания, но получившее характер и свой-ства, вполне отличные от него, не знающее его форм; даже закон основания, который господствует над каждым объектом, является здесь совсем в другом виде. Это новое, возведенное в высшую степень познание, это абстрактное отражение всего ин-туитивного в отвлеченном понятии разума... (1.80).
Высшая ценность знания, абстрактного познания, заключа-ется в том, что его можно передавать другим и, закрепив, со-хранять: лишь благодаря этому оно делается столь неоценимо важным для практики (1.97).
Самое достоверное и повсюду необъяснимое, это — содер-жание закона основания. Ибо он в своих различных видах вы-ражает всеобщую форму всех наших представлений и позна-ний. Всякое объяснение — это сведение к нему, указание в отдельном случае на выражаемую им вообще связь представле-ний. Он является, следовательно, принципом всех объяснений и потому сам не поддается объяснению и не нуждается в нем, так как всякое объяснение уже предполагает его и лишь через него получает свое значение (1.112).
Философия... является суммой очень общих суждений, ос-новой познания которых служит непосредственно самый мир во всей своей целостности, без какого-либо исключения, то есть все, что существует в человеческом сознании; философия-явля-;
ется совершенным повторением, как;-бы отражением мира в> абстрактных понятиях» .которое возможно только посредством* объединения существенно тождественного в одно понятие И] выделение различного в другое понятие (1.119—120). i?
Воля как вещь в себе совершенно отлична от своего явления и вполне свободна от всех его форм, которые она принимает лишь тогда, когда проявляется, и которые поэтому относятся только к ее объектности, ей же самой чужды (1.142).
...Воля как вещь в себе лежит вне сферы закона основа-ния во всех его видах, и она поэтому совершенно безоснов-на, хотя каждое из ее проявлений непременно подчинено закону основания. Далее, она свободна от всякой множест-венности, хотя проявления ее во времени и пространстве бес-численны... (1.142).
Итак, всякая всеобщая изначальная сила природы в своем
внутреннем существе есть не что иное, как объективация во-
(
51
^ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА
ли на более низкой ступени; мы называем каждую такую сту-пень вечной идеей в платоновском смысле. Закон же приро-ды — это отношение идеи к форме ее проявления. Эта фор-ма — время, пространство и причинность, которые находятся между собою в необходимой и нераздельной связи и соотно-шении (1.159).
Ссылаться вместо физического объяснения на объективацию воли так же нельзя, как и ссылаться на творческую мощь Бога. Ибо физика требует причин, а воля никогда не может быть при-чиной, ее отношение к явлению строится совсем не по закону основания... (1.163).
Хотя в человеке как идее (платоновской) воля обретает са-мую ясную и совершенную объективацию, тем не менее пос-ледняя сама по себе не могла выразить всей сущности воли. Чтобы появиться в своем надлежащем значении, идея человека не могла выступать одинокой и изолированной, она должна была пройти в сопровождении нисходящих ступеней через все фор-мы животных, через царство растений, вплоть до неорганиче-ского мира... (1.174).