Ценностей

:'Х,: ^^'•-^'ЧЗ?'

После работ М. Вебера утвердилось представление о продуктив­ности протестантских ценностей и их важной роли в успехах эконо­мического развития стран Западной Европы и Северной Америки. Во всяком случае, в силу многообразных причин здесь и экономика, и система ценностей оказались более динамичными. Пуританская бе­режливость, свойственная XVII в., плохо сочетается с нормой "боль­ше зарабатывать и больше тратить", распространенной сегодня в раз­витых странах. Но протестантские ценности, когда это было актуаль­но, способствовали первоначальному накоплению, а пуританская бе­режливость востребована и сегодня. Связь с объективными и изме­няющимися требованиями экономики очевидна. Р. Инглхарт замеча­ет: "Экономическое развитие, как представляется, действительно свя­зано с синдромом предсказуемого отхода от абсолютных социальных норм в пользу все более рациональных, гибких, пользующихся дове­рием постмодернистских ценностей"⁶.

Тем не менее некая общая основа западной системы либераль­ных ценностей остается неизменной. Л. Харрисон выделяет четыре фактора культуры, от характера которых зависит общественное раз­витие: "радиус" доверия или чувство общности; строгость этической системы; способ реализации власти; отношение к труду, инновациям, бережливости и прибыли⁷. Продуктивны высокий уровень доверия,
этическая система, обычно связываемая с религией (предпочтитель­нее с протестантской, чем с католической), демократия как способ ре­ализации власти, трудолюбие, образование, склонность к инновациям, сбережениям, одобрение прибыли как выражения успеха.

В. Лопухин выделяет доверие, ответственность и личность. Личность особенно важна, поскольку в западной системе ценностей поощряются индивидуализм, свободы и права человека, тогда как в этических системах, в том числе в православной, антропоцентризм осуждается как противоречащий религиозному мировосприятию. Индивиду­ализм ассоциируется также с эгоизмом, жестокостью в отношении других, с изоляцией, с одиночеством в толпе. Хотя опыт показывает, что независимая личность неплохо совмещается с гуманизмом и высокой степенью солидарности, свобода предполагает социальную ответственность и возможна лишь в среде людей, уважающих права себе подобных.

Так или иначе, но западная экономика и западная культура, по­стоянно подвергаемые критике, в том числе изнутри, уже 400 лет де­монстрируют свое превосходство и в обеспечении благосостояния граждан, и в нововведениях, и в создании духовных ценностей.

Плохой пример: Латинская Америка. Либеральной продуктивной культуре, обычно связываемой с протестантской эти­кой, нередко противопоставляется культура непродуктивная, приме­ры которой зачастую находят в Латинской Америке. Аргентинский исследователь Мариано Грондона, обобщая опыт своей многостра­дальной родины, терзаемой экономическими и политическими кри­зисами еще с 1930-х годов, сопоставил соотношение этих двух культур и наиболее важных общественных институтов, представив его в таблице. (В нашей интерпретации см. таблицу 1.)

Таблица 1

	Продуктивная культура	Непродуктивная культура
богатство	Результат личной инициативы и усилий	Существующий ресурс, который подле­жит распределению, праведно нажить богатство нельзя
конкуренция	Положительная сила, развиваю­щая стремление к совершенству и росту общественного богатства	Форма агрессии, угрожающая стабиль­ности и солидарности общества, источ­ник зависти
Экономическая целесообразность	Бережливость и инвестиции в будущее	Уравнительное распределение сегодня
труд	Общественный долг и главная форма самовыражения, наиболее достойный источник удовлетво­рения потребностей	Бремя, неизбежное зло; настоящее удо­вольствие от жизни лишь вне работы
инакомыслие	Важное условие поиска истины и постоянного обновления общества	Преступление, угрожающее стабильно­сти и единодушию
жизнь	То, что я делаю сам	Игралище непреодолимых сил («бог или дьявол, транснациональные компании, мировой заговор марксистов»); люди живут в страхе и пессимизме

Л. Харрисон добавляет, что для стран Латинской Америки ха­рактерны низкий уровень доверия, фамилизм (благородство и дове­рие распространяются на членов семьи или клана, а за их предела­ми - иные правила) и централизация, обусловленная необходимос­тью внешнего социального контроля и подавления процветающей при этом преступности. Централизация неизменно подавляет творчество, порождает бюрократию, коррупцию и теневую экономику, механизмы которых убедительно показаны Эрнандо де Сото⁸.

Обсуждая строгость этической системы, Л. Харрисон ссылается на пример латиноамериканского католицизма, который в отличие от кальвинизма или иудаизма снисходительно относится к греху, допус­кая раскаяние, искупление и отпущение. Он также отмечает, что "тра­диционно власть в испаноязычной Америке рассматривалась как ли­цензия, индульгенция... Тем же, кто находит этот стереотип агрессив­ным и безосновательным, следует задуматься, почему типический гла­ва любой латиноамериканской страны сказочно богат, когда покидает свой пост". И далее: "Авторитаризм в Латинской Америке - в семье, церкви, школе, государственных учреждениях, бизнесе - также, веро­ятно, имеет отношение к подавлению желания рисковать, нововведе­ний и предпринимательства за счет неизбежной наказуемости иници­ативы. Точно так же авторитаризм китайских мандаринов (в том чис­ле Мао) подавлял экономический рост Китая".

Последнее замечание особенно уместно, чтобы не сложилось впе­чатление об изначальной ущербности Латинской Америки. Харрисон пишет об активистах кооперации на Филиппинах, работавших там по международной программе, у которых ничего не получалось, потому что их подопечные не доверяли друг другу и, казалось, способны были общаться только в рамках строгой иерархической организации. Они полагали, что это следствие испанского наследия. Но совсем другие люди в совсем другой стране - немцы в Таиланде, участвовавшие в аналогичной программе, с разочарованием обнаружили буквально то же самое. Л. Харрисон считает, что иерархическая картина мира и авторитарная власть, патернализм и социальная жесткость - общая черта развивающихся стран, а также стран Восточной Азии - Японии, Кореи, Тайваня, которые почему-то в отличие от других добились ус­пеха в развитии⁹. Есть основания полагать, что это характерные черты традиционного аграрно-феодального общества или его пережитки.

Хороший пример: Восточная Азия. Можно отметить не­что общее в иберо-католической и в восточноазиатской культуре на тот момент, когда страны Восточной Азии стартовали (начиная с Японии) в своем пути наверх: иерархичность социальной организа­ции, авторитаризм, закрытость, которую Западу пришлось преодоле­вать в свое время с применением силы. Дальше начинаются различия. Во-первых, то, что называют "рисовой культурой", для которой характерны напряженность, систематичность и тщательность тру­да как условие выживания. Отсюда укорененность высокой тру­довой морали, привычка отдавать все время труду - конфуцианское трудолюбие.

Во-вторых, общепринятая в этих странах конфуцианская этика предполагает специфические отношения в рамках социальной иерархии, отношения взаимной ответственности. Система Конфуция строится на пяти типах взаимоотношений: отца (учителя) и сына, уважение к отцу - главное достоинство; начальника и подчиненного: покровительство и покорность; мужа и жены; старшего брата и младшего брата; друг к другу. Четыре из пяти взаимоотношений предполагают подчинение. Семья - ячейка доверия подобно фамилизму в других частях света, но здесь и община, и фирма - тоже семья. В первых четырех из приведенных взаимоотношений старший имеет обязатель­ства перед младшим и только при их исполнении подчинение легитимно. Конфуцианская этика не допускает произвола и уже одно это увеличивает "радиус" доверия. Она также поощряет образование. Прав­да, традиционно образование было направлено на укрепление орто­доксальности и обучение наиважнейшему делу - властвованию, от­бору в правящую касту. Вместе с тем продвижение по ступеням иерар­хии обусловливалось прежде всего ученостью и заслугами, а не про­исхождением, что способствовало определенной социальной мобиль­ности. В иерархии занятий торговля ставилась на последнее место — ниже сельского хозяйства и ремесла из-за своей связи с наживой, которая оценивалась отрицательно.

Таблица 2

Современные цивилизации

Западноевропейская	Нордическая	Протестантская
Англоязычная	Англоязычная	Англоязычная
Восточноевропейская	Германская	Католическая Европа
Исламская	Ближневосточная	Восточная Европа (постком­мунистическая православная)
Восточноазиатская	Развивающаяся Азия Развитая Азия (Япония)	Конфуцианская Южная Азия
Латиноамериканская	Развивающаяся Латинская Америка Развитая Латинская Америка	Африка

Действительно ли есть связь между культурно-ценностными различиями цивилизаций и их экономическим развитием? Насколько подвижны культурно-ценностные особенности цивилизаций и в какой мере они могут быть непреодолимым препятствием для развития? Или, напротив, они сами будут меняться, хотя и с запаздыванием, под влия­нием изменений в экономике и иных областях. Можно лишь косвенно определить предпочтительные ценности и, опираясь на*полученные данные, установить связь между ценностями той или иной цивилизации и ее развитием. Понятно, что полученные при этом выводы условны.

Р. Инглхарт представляет всемирный обзор ценностей (\УогЫ Уа1иез 5иг\уеу)¹⁴, который проводится уже 25 лет и охватывает более 65 обществ. В этом обзоре страны располагаются по одной оси: "выживание - самовыражение" и по другой: "тради­ционные ценности - секулярно-рациональные ценности".

Ценности выживания - это экономическая и физическая безопасность, мате­риальные ценности, нетерпимость к инакомыслию, ксенофобия, низкая оценка свобо­ды и прав человека, готовность принять авторитаризм, покорность, склонность к вере во всемогущество науки и техники. Самовыражение, напротив, предполагает высо­кие оценки личности, свободы, прав человека, нематериальных ценностей, успеха, оза­боченность экономией, равенством полов. К полюсу выживания близки посткомму­нистические восточноевропейские, а также страны Азии и Африки, к полюсу само­выражения - Западная Европа и англоязычные страны. При всей условности цен­ности выживания ближе бедным странам, а самовыражения - богатым.

¹⁴1п§1епаг1; К. Моо!егшгаг.юп апй Ро51тос1егш2а1;юп: СиНига!, Есопопис апс! Ро1Щса1 СЬап§е т Рог^у-ТЬгее Зоаейез. РгшсеЬоп 11гшгеш{:у Ргезз, 1997.

15

Е. Ясин