Дагестана Сайт «Военная литература»

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 18

Глава шестая. Первый имам

Здесь русские перепробовали все: они вели переговоры с Гази Магомедом{220}, использовали силу и экономическое давление, пытались арестовать обоих муршидов{221}, хотели захватить имама живым или мертвым и даже планировали его убийство. Но ни одно из этих мероприятий не было доведено до конца, и все они дали обратный результат. Говоря точнее, все эти действия проводились одновременно или в быстрой последовательности, внося путаницу и нейтрализуя результат друг друга. Например, попытки начать переговоры с имамом предпринимались в тот момент, когда другой командир вел подготовку к его убийству{222}. В конце 1830 г. Паскевич послал Гази Магомеду в подарок платье и 50 голландских гульденов. Но командир, через которого передавался этот подарок, решил иначе и передал то, что предназначалось имаму, одному из местных князьков{223}.

В конце мая 1830 г. к аулу Гимры подошла колонна русских численностью в 6000 штыков с 23 пушками и 6 мортирами. Командовавший этим войском генерал-майор Р. Ф. Розен{224} счел свои силы недостаточными и от штурма аула отказался. Вместо этого он захватил скот хиндальцев, содержавшийся в то время на зимних пастбищах предгорий, рассчитывая таким образом вынудить Хиндал сдаться или изгнать имама. Но план полностью провалился и ударил по самим русским, и непоследним в неудаче было то обстоятельство, что в результате пропало много скота{225}.

Провал кампании Розена означал победу горцев, но потеря скота была для них тяжелым ударом. Это вынудило Гази Магомеда в начале марта 1831 г. «занять позиции в Агач-Кале» (Чумкескент){226}. С этих позиций он мог оборонять Хиндал и в то же время нападать на русских в предгорье.

Ответные действия русских командиров оказались еще более путаными и бездарными, чем в предыдущие годы{227}: командующий войсками в Дагестане Бекович-Черкасский 19 апреля попытался выбить горцев оттуда, но безуспешно. Он уехал в Дербент, оставив войска под [87] командование полковника Мищенко. Тот 1 мая опять предпринял попытку штурмом взять позиции горцев, но и ему это не удалось.

16 мая имам перешел на позиции у Алти-Буюна. 20 мая командующий Левым флангом русских Таубе попытался выбить горцев с новых позиций, и снова неудачно. Восемь дней спустя Таубе поспешил отступить, «оставив Дагестан в худшем положении чем то, в котором он его увидел сначала»{228}. Из этих событий имам и его последователи извлекли важный урок, который они использовали впоследствии: укрепив свои оборонительные позиции, они получают шанс отразить атаки русских, несмотря на всю их артиллерию.

В 1831 г. положение в России значительно осложнилось из-за восстания в Польском королевстве и смежных с ним провинциях, до раздела Польши входивших в ее состав. Император распорядился часть войск с Кавказа направить туда. Кроме того, и это было существенным, командование войсками, направленными против восставших поляков, он возложил на Паскевича. 10 мая Паскевич покинул Тифлис. Вместо себя на Кавказе он оставил генерала Эмануэля командовать Кавказской линией и генерала Панкратьева — в Закавказье, приказав обоим воздерживаться от наступательных операций.

Это не ускользнуло от внимания Гази Магомеда, и он решил воспользоваться случаем. Он сыграл на неповоротливости русской армии в действиях против подвижных отрядов горцев и провел серию внезапных нападений, в которых порой ему удавалось разгромить русские соединения, отчего авторитет его еще более вырос{229}.

В начале июня имам выманил Каханова в тщетную погоню за собой в Алти-Буюн, Параул и Агач-Кале. А сам тем временем овладел Тарки и обложил Бурную и Низовое. Стоило Каханову подойти туда, как горцы сразу отошли. Но свои силы имам не разбрасывал. Он наносил русским беспокоящие удары, пока те не переставали «испытывать судьбу» в наступательных операциях{230}.

26 июня Гази Магомед уехал на другой фронт, и [88] крупномасштабные операции горцев здесь остановились. Но набеги свои они не прекращали ни на миг, так что гарнизон Бурной «и носа не показывал на крепостные стены»{231}.

А тем временем Абдаллах аль-Ашалти собрал под знамена имама большие силы чеченцев и кумыков. Объясняется этот успех зимней кампанией Вельяминова, когда было разрушено от 30 до 35 аулов{232}. Это и толкнуло разъяренных и мстительных чеченцев в объятия имама. Начав свою работу в середине мая, уже 7 июня 1831 г. Абдаллах вышел в окрестности Внезапной с внушительным войском. К 17 июня он перерезал все дороги, ведущие в крепость, и к нему присоединились кумыки и кара-ногайцы. 26 июня Абдаллах приступил к осаде крепости. Через три дня подошел имам, усилил осаду крепости и послал небольшой отряд на Кизляр{233}.

Ответные действия русских опять были замедленными и нерешительными. Командующий Кавказской линией Эмануэль «был поражен бездействием Ковалева и невозмутимостью Сорочяна... но сам все это время даже не пошевелился»{234}. Лишь 10 июля, собрав значительные силы, русские двинулись на помощь Внезапной. На следующий день Гази Магомед отошел. Теперь Эмануэль решил преследовать имама и рассеять его силы. 13 июля в густом лесу под Акташ Авком русские подверглись нападению и были разгромлены. Они потеряли 400 человек убитыми и ранеными (из 2500) и одну пушку (из десяти), которую захватили чеченцы{235}.

Эта победа придала делу имама сильный импульс, в течение следующих двух месяцев его эмиссары провели успешную работу среди карабулаков, ингушей-полуязычников, не имевших с шариатом ничего общего{236}, и кабардинцев. А ингуши даже сформировали отряд в 500 бойцов и перерезали русские коммуникации вдоль Военно-Грузинской дороги{237}.

Гази Магомед во второй половине июля оставил Чечню, но на этом не успокоился. Его последователи довольно долго действовали в Кайтаке и Табасарани, уже в [89] конце июня большими силами заняли Большент и на четыре дня остановили колонну русских, шедшую на подкрепление Каханова, который застрял в Бурной{238}.

В середине августа имам был в Эрпели и Губдене, 24 августа — в Башли. Четыре дня спустя его разведчики появились возле Дербента{239}. 29 августа Гази Магомед направил в Дербент две прокламации. В одной он предлагал русскому командованию сдаться и со всем войском принять ислам. Другая была обращена к местному населению с призывом перейти на его сторону и с обещанием, что «никому из мусульман, будь он шиит или приверженец других сект, никакого зла не причинят, если он подчиняется правилам шариата»{240}. 31 августа Дербент был полностью блокирован, и началась его восьмидневная осада.

8 сентября, когда к городу подошел Хаканов, имам ушел в горы. Десять дней он оставался в Кайтаке и Табасарани, организуя их оборону и давая указания на будущее. Оттуда он направился в Тарки и Гимры, где проделал то же самое. Затем он выехал в Салатау, который мог стать объектом контрнаступления русских{241}.

16 сентября в Шемаху прибыл Панкратьев, считавший «наступательную операцию полностью исключенной»{242}, и провел там целый месяц, рассылая горцам свои прокламации. В конце концов 16 октября он вступил в горы{243} и провел там два сражения. Во втором из них, по свидетельству русского участника, «противник проявил такое упорство, действовал так решительно, что, хотя баталия длилась с 6 часов утра до 11 вечера, наш небольшой отряд так и не смог одержать над ним верх и сражение закончилось не столько благодаря нашему успеху, сколько наступлением темноты»{244}. Однако русские разрушили сразу 20 аулов, и 23 октября Кайтак и Табасарань были вынуждены сдаться, но шариат, на отмене которого настаивали русские, был там сохранен{245}.

На этом этапе Панкратьев и сменивший в сентябре [91] Эмануэля Вельяминов, «по чистой случайности угадавшие планы друг друга»{246}, с двух сторон одновременно вторглись на Салатау{247}. Воспользовавшись тем, что оба военачальника оказались в одном месте, имам переправился через Сунжу и вышел в междуречье, угрожая Грозной{248}. Вельяминов поспешил туда, но это и было нужно имаму. 12 ноября со своей конницей он ушел в горы, а пехоту оставил оборонять Ачихи. На следующий день, пока Вельяминов разворачивался под Ачихи, Гази Магомед совершил опустошительный набег на Кизляр.

Эта «страшная катастрофа»{249} опрокинула все планы Вельяминова, который «рассчитывал на хорошие результаты своей победы»{250} в Салатау. В результате набега 134 человека (из них 126 гражданских лиц) были убиты и 45 (38 гражданских) ранены. Полностью сожжены тридцать домов и три церкви. Нанесенный ущерб был оценен в 200 000 рублей. Но самое главное — горцы увели с собой 168 человек, в основном женщин, выкуп за которых «дал Гази Магомеду и его сторонникам хороший куш»{251}. Слава имама разнеслась по всему Кавказу, набеги на русскую Линию еще более участились.

В начале декабря 1831 г. имам с 6000 бойцов занял позиции в Агач-Кале{252}. Памятуя поворот событий предыдущего боя на этих позициях, он решил еще раз заманить туда русских, чтобы они его атаковали. И действительно, 6 декабря они атаковали позиции горцев и снова были отбиты. Но повторная атака русских 13 декабря была для них успешной. Почти все защитники аула были перебиты, потому что пощады они не просили, да и вряд ли ее и получили бы, если бы просили. Однако самому имаму и еще нескольким горцам удалось уйти. Но эта победа обошлась русским очень дорого: 96 солдат были убиты, 296 ранены. Панкратьев после этого сражения решил, «что с восстанием в Дагестане, поднятым предателем гази Магомедом покончено»{253}, и 22 декабря приказал своим войскам отправиться на зимние квартиры. [92]

Но уже через несколько дней стало ясно, что мнение Панкратьева... было лишь приятным заблуждением... Не только приверженцы Гази Магомеда... но даже те, кто его покинул... истолковали сражение под Агач-Кале совершенно иначе... Все расценили агач-калинскую резню как славу имама, а наши ужасные потери... как свидетельство поражения{254}.

Остаток зимы в Дагестане прошел относительно тихо, кроме небольших стычек и мелких набегов ничего не происходило. Русские решили организовать убийство имама, и больше их ничто не занимало{255}. В Чечне Вельяминов провел две карательные экспедиции против Авка и Салатау и третью — по левому берегу Сунжи, где уничтожил около 15 селений{256}.

20 октября 1831 г. в Тифлис прибыл новый главнокомандующий Отдельным кавказским корпусом, главный управитель Грузии и Кавказа барон Григорий Владимирович Розен, начавший военную карьеру в 1789 г. и довольно долго служивший под началом Паскевича{257}. Новый командующий не был знаком с Кавказом и его проблемами, поэтому начал с того, что стал пересматривать и переформулировать российскую (прежде всего, связанную с именем своего непосредственного предшественника) политику и планы, а также идеи, на которых они строились{258}.

Касательно Гази Магомеда Розен скоро пришел к заключению, что «наши действия, не доведенные до конца или завершившиеся неудачей, возвели на пьедестал этого лжепророка»{259}. Поэтому он решил прежде всего «как можно скорее восстановить мир и унять раздражение горцев»{260}. Вскоре была предпринята крупномасштабная кампания с целью покончить с имамом раз и навсегда{261}.

Но Гази Магомед предпочел перехватить инициативу. В конце марта 1832 г. он объявился в районе Владикавказа и попытался атаковать Назрань{262}. Однако не сумев наладить взаимодействие с ингушами и осетинами и не [93] имея возможности перекрыть Военно-Грузинскую дорогу, он ушел из этого района так же внезапно, как пришел{263}. 8 апреля на обратном пути имам вышел в окрестности Грозной{264}. Как проницательно заметил один русский автор, «остановившись под Грозной и не понеся никаких потерь, он посеял панику в близлежащих аулах и вдоль всей линии, а также видел, как русские стали поспешно запираться в своих крепостях. Одними этими маневрами и безо всякого риска он добивался послушания чеченцев, приучал их быстро собираться и совершать марши, упрочивал их связи с имамом и получал обширный материал для обдумывания на будущее{265}».

Накануне генеральной кампании русских имам выступил опять. На протяжении всего 1831 г. в Чарталахе было относительно спокойно{266}, и это дало русским возможность спроектировать и начать сооружение лезгинской линии{267}. Гази Магомед направил туда одного из своих командиров Гамзу-бека, который действовал там между 20 июля и 12 августа. Уход его из Чарталаха следует объяснить не перестрелкой 12 августа, как это поняли русские{268}, а собиравшимися северными грозовыми тучами.

1 июля сам имам захватил укрепленную позицию под Йол-Сус-Тавом неподалеку от Эрпили{269}. Он уже предпринимал подобные действия 27 мая, когда в том же районе занял позицию под Каланчаром. Местный русский командир считал эту позицию неприступной, но Гази Магомед сам впоследствии ее оставил. Однако в этот раз новый командир полковник Клюге фон Клюгенау, точно следуя данному ему приказу{270}, два дня подряд (2 и 3 июля) безуспешно штурмовал позицию имама. Следующие три месяца здесь прошли относительно спокойно{271}.

Тем временем Розен двигался по Военно-Грузинской дороге и по пути подчинял себе окрестные племена. Покончив с этим, он 24 июля — 5 августа провел операцию против ингушского племени галгеев, а [94] Вельяминов 25 июля — 9 августа осуществил аналогичную операцию против карабулаков и галашцев. Вместе генералы разрушили 25 аулов{272}.

15 августа группировки двух генералов соединились. Мы не располагаем точными данными о составе обоих отрядов, но известно, что Розен повел войско в 15–20 тысяч штыков в Малую Чечню{273}. С того дня и до 6 октября русские отряды колесили по Малой и Большой Чечне, по Ичкерии, разоряя на своем пути и уничтожая сады, поля и аулы. Уничтожение жилищ и посевов Вельяминов считал сильнейшим средством заставить чеченцев подчиниться{274}. Здесь они встретили упорное сопротивление. Особенно ожесточенные сражения прошли в лесах под Гойты (27 и 30 августа) и при захвате Герменчука (4 сентября). Имам пришел на помощь чеченцам лично. 22 августа он совершил демонстративный рейд на Внезапную, а 31 августа в его засаду попал отряд казаков в 500 сабель, потерявший там 155 человек и 2 пушки. (Одну из этих пушек русские отбили обратно 22 сентября 1832 г.) Но понимая, что русских ему все равно не остановить, 10 сентября Гази Магомед вернулся в Гимры.

Перед лицом массированного наступления русских войск имам изменил свою тактику. Если в предыдущем году он стремился к тому, что можно было бы назвать стратегией шейха Мансура, заключавшейся в объединении горцев-мусульман, чтобы изгнать русских с Кавказа или по крайней мере воспрепятствовать их продвижению, ныне, продемонстрировав русским, сколь беспокоящими могут быть его действия, имам стал искать с ними соглашения. Вступить с русскими в переговоры Гази Магомед пытался еще в июле 1832 г. перед выездом в Чечню. В то время когда Клюгенау призывал аншальцев подчиниться России, аншальский кадий Шабан был согласен выступить в качестве посредника между русскими, шамхалом, Аварским ханом и имамом{275}.

Теперь, в конце сентября, Гази Магомед через [95] пленного русского солдата послал Клюгенау письмо, где предлагал заключить перемирие, «если вы не станете, вопреки нашим законам, вводить свои налоги», и направить к нему представителей для переговоров{276}. Ответ Клюгенау был категорическим: «Скажите Гази Магомеду... явиться к главнокомандующему (Розену) лично со всеми своими абреками и сдаться на милость нашему повелителю... милостивому и великодушному, который может разрешить Гази Магомеду отправиться в Мекку»{277}. На второе письмо ответ пришел в тех же выражениях{278} и не оставил имаму ничего иного, как сражаться до конца. Он поспешил с фортификационными работами, которые начал, еще ведя переписку с русским генералом{279}.

Между тем Розен продолжал свою кампанию. 10 октября он принял сдачу Салатау. 29 октября его войска вошли в Темир-Хан-Шуру и русские стали готовиться к последнему штурму Гимры, где имам собрался устроить свой лагерь{280}. 29 октября русские овладели укреплением, защищавшим подступы к аулу. Стена, закрывавшая проход была разрушена, и имам с 50 своими соратниками оказался окруженным в одной из саклей. Все они, кроме двух человек, были убиты. (Один из этих двух уцелевших станет третьим имамом Дагестана. Это был Шамиль.) На следующий день русские вступили в Гимры, не встретив сопротивления.

Русские были уверены, что с гибелью имама их трудности закончатся, а руководимое имамом движение развалится. Тут их ждало разочарование. Через несколько дней был провозглашен новый имам Дагестана. [96]

Глава седьмая. ^ Второй имам

1 Гамзат-бек ибн Али Искандер-бек аль-Гуцали (Гамзат-бек) родился в 1789 г. в одном из самых больших селений Аваристана — Гоцатле{281}. Он был джанка. Его отец, приближенный султана Ахмет-хана, «был уважаем среди аварцев за отвагу и деловые способности»{282}. Детские годы Гамза провел в султанском доме, где Паху-Бике, вдова Ахмет-хана, занималась его образованием. Молодым человеком Гамза предался пьяному разгулу, но встреча с Гази Магомедом перевернула его жизнь{283}. Он стал примерным мусульманином, верным последователем Гази Магомеда, и вступил в накшбандийское братство. Когда Гази Магомед стал имамом и объявил джихад русским, Гамзат-бек пошел за ним и во всем поддерживал. Собственно говоря, включившись в 1826 г. в борьбу с русскими{284}, он был среди тех, кто помогал Гази Магомеду организовывать антирусское движение.

В нем Гамза занял видное положение и в 1830 г. руководил контрнаступлением в Чарталахе. В другой раз вместе с шейхом Шабаном аль-Бухунди, еще одним из руководителей движения, он отправился для переговоров в стан русских, был там арестован и несколько месяцев провел в тифлисской тюрьме{285}. Надеясь привлечь его на свою сторону, русские отпустили Гамзу на свободу, но он снова ушел к имаму и стал его заместителем. В 1831 г. его подпись появилась, по крайней мере, на одном документе рядом с подписью Гази Магомеда{286}.

В сражении под Йол-Сус-Тавом (2–3 июля 1832 г.) [97]

Гамзат-бек был ранен{287}, но продолжал руководить кампанией в Чарталахе в июле-августе того же года. Во время наступления русских на Гимры Гамза был в Гоцатле. Он поспешил к Гази Магомеду с подкреплением, но не успел и лишь наблюдал издалека за штурмом русских и последним боем Гази.

После гибели первого имама высшее духовенство-улама избрало Гамзат-бека на его место{288}. Собрание уламы и избрание нового имама состоялось по инициативе шейха Мухаммеда аль-Яраги. Он же и предложил кандидатуру Гамзат-бека как преемника Гази Магомеда. Этим поспешным шагом муршид спас незавершенную программу первого имама в самый критический момент, когда гибель Гази Магомеда могла вызвать разброд и шатание. Мухаммед аль-Яраги хорошо понимал тяжесть последствий гибели духовного руководителя и постарался их предотвратить быстрым избранием нового имама.

«Поначалу власть нового имама признали только Гоцатль, Ашальты, Гимры, Тилетль и Мочох... Он приложил немало усилий, чтобы убедить жителей других мест признать его и установить соответствующий порядок. Но его власть не признавали и стали оказывать ему сопротивление»{289}.

Тогда Гамзат-бек взялся за саблю и силой подчинил себе все общества, одно селение за другим{290}. К осени 1833 г. власть нового имама возросла настолько, что он уже мог досаждать русским{291}.

Одним из его первых шагов была попытка наладить сношения с русскими{292}. Для этого из Гимры к ним были посланы парламентеры. Каханов «предложил Гамзат-беку лично приехать в Темир-Хан-Шуру для разговора один на один... но осторожный и недоверчивый имам (и кто его мог упрекнуть за это после событий 1830 г.?) ограничился перепиской»{293}. Одно письмо было составлено в самых общих выражениях. Во втором он сообщал, что «согласен пойти на примирение с вами, если это не пойдет во вред шариату»{294}. Более того, [98] Гамзат-бек четко заявил, что намерен упрочить шариат и ожидает, что русские не станут этому препятствовать.

Не получив на это послание ответа, Гамзат-бек попросил шамхала выступить посредником в его сношениях с русскими. Видимо, он не подозревал, что именно шамхал подговаривал русских не церемониться с новым имамом. Те и сами не слишком доверяли Гамзат-беку. Но все же Розен попросил шамхала передать имаму, «что если он действительно желает перемирия и хочет отправиться в Мекку, пусть пришлет в заложники своего сына». Имам дал согласие, но поставил условием, что шамхал, в свою очередь, отдаст ему в заложники своего сына. На это Розен в резкой форме возразил, что «слова русского офицера должно быть достаточно»{295}. На этой ноте переговоры были прерваны, и Гамзат-бек их больше не возобновлял. Вряд ли была надежда на успех этих переговоров — каждая сторона добивалась собственных, противоположных целей.

Не добившись подчинения имама таким путем, что было главной целью русских на всех переговорах, Розен стал уговаривать аварского хана арестовать имама и выдать его русским. По мнению Розена, тот мог это сделать, потому что Гоцатль (где размещалась резиденция Гамзат-бека) находился на территории Аварского ханства. Но хан не согласился, да вряд ли это было ему и по силам: положение имама было слишком высоким, к тому же его связывали крепкие узы с владетельными родами Аваристана{296}.

Несмотря на это, русские не оставляли попыток объединить всех местных правителей, включая Аварского хана, против Гамзат-бека. Когда в октябре 1833 г. имам пошел против Гергебиля, на помощь гергебильцам выступили Тарковский шамхал, Мехтулийский хан и конфедерация Акуша. Но союзники потерпели поражение, и Гергебилю пришлось признать власть имама{297}.

Теперь, когда подчиненные имаму земли с трех сторон окружали Аваристан, стало очевидным, что [99] следующей его целью будет Хунзах. Неудивительно, что в этих условиях отношения между имамом и владетелями Хунзаха накалились, тем более что русские прилагали все свои силы, включая прекращение материальной помощи, чтобы хан и его мать активно выступили против имама{298}. Это противостояние зашло так далеко, что в марте 1834 г. Паху-Бике предприняла тайные шаги с целью отравить Гамзат-бека{299}.

В конце концов в начале августа имам вступил в Аваристан и захватил Хунзах. Через две недели противники заключили соглашение, по которому Паху-Бике в качестве гарантии выполнения его условий отдала в заложники имаму двух своих сыновей. 25 августа на новые переговоры с имамом приехал третий брат заложников. Во время переговоров произошла перестрелка, в результате которой старшие братья Нусал-хан и Омар-хан, все их спутники, а также брат имама и некоторые из его спутников были убиты. В тот же день по приказу имама Паху-Бике и всех остальных женщин аварского владетельного дома убили. Оставили в живых только одну из жен Нусал-хана, которая была беременна{300}.

Потом русские в один голос стали утверждать, что это смертоубийство было умышленно подстроено Гамзат-беком по наущению Аслан-хана, правителя Кази-кумыха и Кураха, имевшего на Паху-Бике зуб за отказ отдать ему в жены одну из своих дочерей. Эту версию против Гамзат-бека и его соратников русские использовали настолько успешно, что большое число горских племен поверили в это{301}. Однако первые русские донесения говорят совершенно о другом. Там сообщается, что ссору двух сторон затеяли самые младшие участники. Один схватился за кинжал, другой взял пистолет, и в одно мгновение вся сцена превратилась в кровавую бойню{302}.

Истребление дома аварских властителей, умышленное или случайное, стало переломным для правления [100] Гамзат-бека, а может быть, и для истории всего движения, потому что с этого момента в Дагестане нарушился существовавший там баланс сил: со сцены ушла единственная в этом крае группа, способная противостоять власти имама и ее распространению на весь Нагорный Дагестан. Это событие лишило русских важного союзника в Дагестане; исчез столь важный амортизатор в отношениях с имамом, и открытая схватка с ним стала неизбежной. Наконец, в результате всего этого ускорился ход событий, потому что образовался вакуум власти, и русские окончательно вышли из себя.

Захватив Хунзах, Гамзат-бек распустил свое измученное войско по домам, к тому же у него кончились все припасы{303}. Но уже в начале сентября он снова его собрал и двинулся на Цудахар, но его остановили воины Акуши, входившие в общий союз{304}.

Несмотря на это, русские отнеслись к имаму как к возрастающей угрозе, особенно после того, как к нему примкнул и признал верховенство имама индирийский кумык Хаджи-Ташо, видный военачальник у чеченцев{305}. Русские начали готовиться к военной кампании против нового имама{306}. Но надобность в ней скоро отпала. 19 сентября Гамзат-бек был убит в Хунзахе при входе в мечеть, куда направлялся, чтобы справить пятничную полуденную службу{307}. Убийство было вызвано скорее личными, чем политическими мотивами: руководил убийцами молочный брат Аварского хана, и его целью была кровная месть.

Трудно переоценить значение и место двух первых имамов. Первый из них, Гази Магомед, разработал практически все основы политики, практики, стратегии и тактики, которым потом следовали оба его преемника. Он, к примеру; первым применил против русских двоякую стратегию всеобщей войны горцев, с одной стороны, и ведение переговоров с позиции «беспокоящих [101] набегов» — с другой. Он первым также увидел слабые стороны русских и показал на практике, как их использовать путем быстрых маневров и внезапных нападений, а также укреплением оборонительных позиций. И еще более важное: он показал своим преемникам, как важно удерживать в руках инициативу.

Но этим заслуги Гази Магомеда не ограничиваются. Он сознательно готовил горцев к затяжной войне, для чего «старался объединить в сплоченное целое разрозненный сырой материал... и приучить горцев к действиям ради единой цели»{308}. В своих кампаниях он приучил их к длительным походам далеко за пределы мест своей дислокации. Имам придумал остроумный способ вводить русских в заблуждение, сохраняя в тайне свои намерения и распространяя ложные слухи{309}.

А кроме всего прочего, Гази Магомед научил чеченцев жить в лесах и выращивать кукурузу вместо пшеницы{310}.

«Этот урок имел особо большое значение... С тех пор чеченцы стали строить свои жилища в непроходимых для войска лесах и быстро их восстанавливать после разрушений... Лес надежно укрывал людей, скот и то малое имущество, что они уносили с собой... Переход с пшеницы на кукурузу был осуществлен в целях сделать народ неуязвимым для таких репрессивных мер, как изъятие у него посевных площадей. Урожайная кукуруза... служила хорошей пищей для населения и возмещала отсутствие хлеба».

«Все это делалось для того, — пишет русский автор, — чтобы сделать чеченцев бдительными, всегда готовыми к бою или отступлению, мало чувствительными к потерям... Против нас применялась хорошо продуманная схема ведения народной войны, как [102] нельзя лучше подходящая к местным условиям и примитивному образу жизни чеченских племен»{311}.

Даже если, как утверждали некоторые исследователи, не все это было введено Гази Магомедом, или не все выходило так, как он рассчитывал{312}, первый имам, безусловно, представляет собой весьма значительную фигуру. Менее чем за три года он решил многие из поставленных им перед собой задач. Он заложил правила игры для своих преемников и последователей, которые впоследствии мало в чем изменились.

И все же в день его смерти задуманное им было далеко от завершения. Все его действия выглядели разрозненными, и очень многое зависело от него лично: имам оставался осью, на которой вращалось все остальное. Его гибель могла означать развал всего им сделанного. Этого не случилось по двум причинам: благодаря быстрым действиям шейха Мухаммеда аль-Яраги, в результате которых новым имамом был провозглашен Гамзат-бек, а также из-за чувства вины, испытанного жителями Гимры и других хиндальских селений, не вставшими рядом со своим имамом в его последнем сражении. Подобно жителям Куфы и Басры, тяжело пережившим смерть Али и Хусайна, люди из Гимры в дальнейшем стали твердыми сторонниками нового имама.

В отличие от своего предшественника, Гамзат-бек не вызвал со стороны русских и дагестанских источников того внимания, которого он заслуживает, хотя всеми признан как «ученый и мудрец, кому не было равных в Дагестане по отваге и мужеству»{313}. Его краткое правление остается в двойной тени предшественника и преемника. Кроме того, на все правление Гамзат-бека легло позорное пятно истребления правящего рода Аваристана, куда добавила черной краски русская пропаганда, сумевшая навязать мнение о нем, как об обычном убийце.

Тем не менее его деятельность и то, что Гамзат-бек [103] был преемником Гази Магомеда, остаются важными фактами, на которых следует особо остановиться. Второй имам не был нерешительным, и его вклад нельзя недооценивать. Конечно, трудно предположить, что Гамзат-бек оказывал серьезное влияние на действия Гази Магомеда, но совсем нетрудно догадаться, что такое влияние существовало. Как духовный руководитель, имам Гамзат-бек продолжил и углубил повсеместное введение шариата, начатое его предшественником. Нет прямых свидетельств, но можно найти множество косвенных доказательств, указывающих на то, что второй имам начал формирование административной структуры государства, находившегося в его время в зачаточном состоянии.

Деятельность Гамзат-бека послужила созданию более твердой и широкой базы, на которой мог развернуть свою деятельность его преемник. И такой преемник встал у кормила власти через несколько дней после убийства второго имама. [104]

Часть четвертая.

Первые шаги

Blog

Дагестана Сайт «Военная литература»

Содержание