Евгений Гришковец
| Вид материала | Закон |
СодержаниеМальчику часто снился один и тот же сон, – почти совершенно беззвучно сказал Миша, глядя на спящих дочерей. |
- Серия «Литературные имена нового века» Выпуск 2 Евгений Гришковец, 251.12kb.
- Евгений Гришковец уже довольно прочно вписался в современный литературный пейзаж. Его, 20.02kb.
- Петров Евгений, 20.77kb.
- Урок обобщения по роману «Евгений Онегин», 86.09kb.
- Русская литература. Электронный учебник, 348kb.
- Евгений Анисимов, 60.08kb.
- А. С. Пушкина «Евгений Онегин», 35.83kb.
- «Роль сна в романе А. С. Пушкина \" Евгений Онегин \"», 763.14kb.
- Развитие личности главного героя в романе А. С. Пушкина "Евгений Онегин", 224.85kb.
- Тема: «евгений онегин» каждый день и навсегда…, 305.62kb.
***
Потом Володя произносил речь о своей старшей сестре. В какие то моменты ему трудно было говорить, его душили слёзы. Миша слушал и старался поверить в искренность этих слёз. Володя сказал в своей речи, что Юля была очень музыкальный человек, что без её поддержки он никогда не сделал бы студию сначала в гараже, а потом там, где она теперь. Он сказал, что она всегда очень интересовалась их репетициями и ждала новых песен. По окончании речи он утёр слёзы, взял гитару и объявил, что исполнит любимую Юдину песню «Yesterday» «Битлз».
Он запел эту великую песню, а Миша напрягся и не смог вспомнить, чтобы Юля хоть раз слушала её или хотя бы говорила, что слушала и любила. Также он не смог вспомнить, чтобы Юля проявляла хоть какой то интерес к их музыкальному творчеству.
Но пел Володя красиво и очень похоже на оригинал. Во время песни к Мише подошёл тот самый лысый и худой бывший его друг.
– Сегодня из Самары прилетел специально, – сказал он шёпотом. – Беда какая! Я поверить не мог, когда Вовка мне позвонил. Я из всех хотел увидеть только тебя.
– А чего ты в Самаре то делал? – спросил так же шёпотом Миша.
– Как чего? Я там живу. Вот уже скоро восемь лет как там.
– Да ты что?! А я и не знал. Восемь лет! А чем там занимаешься?
– Всё тем же, Миша. Инженерствую. Хотя сейчас, скорее, руковожу. Нормально всё.
– Ну надо же! В Самаре!
Они коротко обменялись своей жизненной информацией. Володя закончил песню. Быстро наполнили стаканы и выпили. Миша себе и своему собеседнику налил той самой водки, которую принёс. Налил совсем понемногу.
– Вот, привёз когда то с Севера, чтобы с Юлей выпить, но видишь, как пьём, – сказал Миша тихонечко.
– Что же это такое? Как же так неожиданно, Миша? Я последних года три, когда бывал в Москве, каждый раз собирался к ней зайти. Вика сказала, что сердце. Сколько ей было?
– Сорок девять. Я уже даже подумывал, что ей дарить на юбилей.
– Кошмар! А ты знаешь, я бы без Юли тогда на кафедре не смог бы остаться. Я этого тогда так хотел. А она как то договорилась. Не понимаю как. По моему, она вообще всех на свете знала.
– Это точно, – кивнул головой Миша. Они выпили. Оба сильно сморщились.
– Ох и гадость! – сказал Миша.
– Да! Сильный вкус, – был ответ.
– Но с Юлей в компании, особенно тесным кругом, можно было выпить и не такую дрянь. И всё было за счастье. Такой она была человек! Скажи! – сказал и посмотрел собеседнику в глаза Миша.
– Верно! Но я помню, она любила коньяк. Не дорогой, а простенький какой нибудь. Называла его всегда «коньячок». По другому не говорила.
– Правильно ты запомнил, – сказал Миша и задумался. – А вот нашу музыку она ни хрена не любила.
– Точно. Ей было всё равно. Удивительная она была баба!
– Это ты мне рассказываешь?!
– Ей наша музыка была совершенно по барабану, а она всегда помогала. Удивительно! Я такого не встречал в жизни почти никогда. Знаешь, так рад тебя видеть! Но всё таки зря я, что ли, летел? Хочу хоть одну нашу песню да сыграть. Не поверишь, все партии до сих пор помню. Иногда даже снится, как играю. Пойду я, Миша, Вовку попрошу дать мне поиграть маленько.
– Давай, конечно! – ответил Миша и сам пошёл к инструменту.
Они играли одну из любимых Мишиных песен. Эту песню, точнее, мелодию когда то сочинил сам Миша. Но потом Володя её аранжировал, написал слова, и авторство переползло к нему. Но Миша по этому поводу никогда не переживал. Он играл свою партию, Володя пел, песня звучала.
А Миша вспомнил таксиста, который его вёз, и подумал: «Зря я мужика расстроил. Ну, любит он свою эту музыку. Но он же её любит… Можно было потерпеть. Обидно людям, когда вот так, как я…»
Они доиграли песню, и Миша решительно подошёл к столу, взял бутылку водки и стал быстро разливать её по стаканам, но по чуть чуть.
– Ребята! – сказал он громко. – Я возьму слово с вашего позволения. Мне рано утром нужно будет ехать в аэропорт и вообще завтра понедельник, а он, как известно, день тяжёлый. Я должен буду вот вот вас покинуть, но перед этим хочу сказать, – он оглядел всех, многие брали свои стаканы. – Ребята! Здесь собрались те, кто знал Юлю, для кого она, когда мы были юными, была важным и нужным старшим товарищем. Многим она помогала в жизни и помогла! Я тут налил всем водки. Давайте выпьем, кто не за рулём, именно водки. Юля не любила вино, коктейли и прочие слабые напитки. Она была человек сильный и старалась поступать просто. Поэтому, если поминать Юлю и думать о том, чтобы ей было приятно, если бы она нас видела и слышала… Короче, надо выпить водки.
Все, кто взял стаканы, выпили молча. Кто то покивал головой в знак согласия и одобрения.
– И ещё минутку! – сказал Миша, севшим от выпитой водки голосом. Ему пришлось откашляться. – Если мы собрались здесь, чтобы отдать должное нашей Юле, то обязан сказать… За что мы так все её любили, когда были юными? За то, что она к нам всегда относилась серьёзно, не как к детям! И всегда честно! И давайте признаем честно… Не любила Юля всю эту нашу музыку. Ей она была безразлична. Она вообще музыку не очень любила. Не музыкальный была она человек. Нас она любила, а музыку эту нашу – нет, – Миша обвёл всех собравшихся взглядом. Все слушали внимательно. – А нравилось Юле выпить со своими подружками ещё студенческой поры и попеть такие песни.
которые мы не то что не любим, но и нос воротим от таких. Нравился ей тот самый пресловутый наш чёртов шансон. Я видел и слышал, как она со своими подружками эти песни пела и была счастлива. Я этих её вкусов не понимал и не понимаю. Но если мы здесь собрались для Юли, то… Володя, дай гитару… Дай, не бойся, не сломаю… Сейчас я спою, как умею и как могу, песню, которую Юля точно любила. Ребята, я не все слова помню, кто знает, подпевайте… Помогите! Ну, гитару то дай!
– Сейчас, Миша! На этой просто только я играю, – сказал Володя несколько суетливо, – сейчас принесу другую.
Он сбегал куда то в недра студии и вернулся со старенькой акустической гитарой, повидавшей виды.
– Во! Правильный инструмент, Володя! – сказал Миша, не скрывая иронии. – Для той песни, которую я буду сейчас исполнять, – это самое то! Да и Юле бы именно такая гитара понравилась. Ей же было всё равно, ты знаешь. А теперь тем более. Давай… – Он взял в руки гитару, провёл пальцами по струнам и стал её подстраивать. – Да а а! Давно я не брал в руки… Ну, ребята, подхватывайте…
Миша играл на не очень хорошо настроенной гитаре, фальшивил, но не поправлялся и не запинался, играл уверенно. Он играл и пел ту самую песню, которую когда то играл для Юлиных подруг и друзей на чьём то дне рождения, давно. Он вспоминал счастливую и пьяную Юлю. Несколько раз кто то подсказал слова. На втором куплете песню подхватила таки чья то жена, неюная, коротко стриженная полная блондинка. Она пела чистенько, но тихо и вытирая слёзы. А Мишин голос окреп, и он пел всё громче:
…кружит и падает снежок
на берег Дона, на ветку клёна,
на твой заплаканный платок…
Ребята, налейте кто нибудь! – сказал Миша и сильно ударил по струнам.
Последний аккорд прозвучал среди полного молчания.
***
Он довольно долго шёл по тихой и совершенно безлюдной улице. Шёл быстро и не глядя под ноги, часто наступая в лужи. Он не замечал холодного мокрого воздуха и дышал им нервно и глубоко. Впереди шумел проспект Мира. Он шёл туда, чтобы поймать такси.
Миша шёл и всё прокручивал в памяти повисшую паузу и недоуменные лица, которые смотрели на него, когда он допел песню. Он вспоминал, как Володя, не зная, как себя вести, забрал у него гитару и понёс её куда то, видимо, туда, где взял. Коротко стриженная блондинка, не понимая затянувшейся паузы и тишины, вдруг сказала искренне: «А что, хорошая песня!»
Миша, не глядя никому в глаза, плеснул себе водки, молча выпил, сказал: «Ну что же, ребята! Я пошёл. Надеюсь, встретимся в следующий раз по счастливому поводу. Пока!» Потом он быстро взял свою куртку, быстро вышел на улицу и надел куртку уже на ходу.
***
Он приближался к проспекту. Что то ворочалось внутри, мышцы напрягались, и нервы заставляли шагать широко. Он чувствовал себя выдернутым из горячего спора, в котором победить не удалось. Миша шёл злой и непонятый.
Ему ужасно захотелось чего то хорошего и совсем не того, что было там, в этом полуподвале Володиной студии. Он остановился, не дойдя до шумящего быстро проезжающими автомобилями проспекта, достал телефон и позвонил Сергею. Сергей ответил почти сразу.
– Привет, – сказал Сергей непривычно тихо.
– Привет, – сказал Миша, – ты не мог бы говорить чуть громче. Я тебе с улицы звоню. Ну как ты? Почему не звонишь? Сам то Соне звонил?
– Звонил.
– Вот, сижу и думаю уже целый час.
– Ну говори, говори! – сказал Миша нарочито бодро. – Я же за вас волнуюсь.
– А чего говорить? – ответил Сергей задумчиво и устало. – Я весь день ждал, когда можно будет ей позвонить. Весь извёлся, позвонил, теперь сижу и думаю. А сил никаких нет.
– Что? Плохо поговорили?
– Почему? Прекрасно поговорили. Минут двадцать точно разговаривали. Я бы с ней всю жизнь так говорил. А теперь вот сижу.
– Нет, если не хочешь, не говори… Но мне интересно, дружище! О чём договорились?
– Да ни о чём. Я предложил ей встретиться завтра, она сказала, что не может. Послезавтра тоже не может. Договорились созвониться. Когда созвониться, я не понял, волновался сильно. Сижу, хочу ей перезвонить, но не знаю, что сказать. А так то поговорили хорошо, она смеялась, кажется, была рада. Не знаю я, что делать, когда звонить, о чём говорить. Но если до завтра ещё потерплю, то до послезавтра уже нет.
– А хочешь, я тебе подскажу, как можно её пригласить на встречу и она должна будет согласиться? – спросил Миша хитро.
– Как! – сказал Сергей, будто проснувшись.
– А ты позови её проведать вашего протеже.
– Кого это?
– А ты подумай!
– Я, Миша, уже не могу думать. Говори! Я не понимаю.
– Предложи ей встретиться и навестить спасённого вами краба. Она должна согласиться. Я думаю, должна.
– Гениально! Прямо сейчас позвоню. Ещё не поздно. Спасибо! Всё таки ты очень умный человек, – голос Сергея почти звенел.
– Эй, Серёга! Не торопись!…
– Всё, Миша, буду ей звонить, пока не поздно. Давай, пока… Перезвоню.
После этого разговора Миша шёл и тихонько посмеивался. Он дошёл до проспекта и поднял руку, чтобы поймать такси.
***
Таксист, парень лет тридцати или около того, вёл машину резво, сам же сидел за рулём спокойно и молчаливо. На Садовом кольце их небезопасно обошёл красный спортивный автомобиль. Этот автомобиль двигался с большой скоростью и рыскал из одной полосы движения в другую.
– Во даёт! – сказал Миша. – Что творит! Он так доездится.
– А может быть, он везучий? – спокойно сказал таксист.
– Везение лучше проверять не на дороге, – ворчливо прокомментировал Миша, – ты смотри, как он едет! И куда он так может мчаться?
– Да он, наверное, и сам не знает куда. Здесь таких много. Я уже тут ничему не удивляюсь.
Он говорил с явным южным акцентом. Мише всегда нравился этот выговор.
– А вы откуда то с Юга? По тому, как вы говорите, слышно, что не москвич.
– Да, с Юга. С Кубани. Знаете такой благодатный край?
– Бывал. Хорошо там.
– Ага. Там хорошо, – сказал парень вяло.
– А что, не очень?
– Особенно зимой и без денег.
– А в Москве зимой лучше? – спросил Миша, усмехнувшись.
– Вы москвич? – вопросом ответил тот. Миша думал не более двух секунд.
– Да, москвич, – сказал он спокойно.
– И мне Москва тоже нравится.
***
Миша попросил не подъезжать прямо к дому. Он вышел из такси на улице, прошёл между домами и шагнул в свой двор. Он сразу нашёл окна своей квартиры и свой балкон. На кухне горела Анина любимая лампа на подоконнике, в гостиной тоже был тусклый свет. «Торшер, наверное, Анечка оставила гореть, чтобы я в потёмках не шастал», – подумал он.
Над домом низкое московское небо, подсвеченное бесчисленными городскими огнями, было коричневым. Небо, казалось, слегка шевелилось.
Когда Миша уже подходил к подъезду, позвонил Сергей.
– Миша, друг мой, – услышал он счастливый голос Сергея, – спасибо тебе за совет. Она тоже про этого краба, дай и ему и тебе бог здоровья, не сразу вспомнила. Мы очень смеялись. Она сама сказала, что его жизнь в наших руках, и согласилась послезавтра со мной ужинать там. Хотя про ужин мы не говорили. Договорились нагрянуть вечером с проверкой. Ох, не дай бог им нашего краба продать! В общем, спасибо, Миша.
Голос Сергея звучал очень бодро и взбудораженно.
– Вот! А что я говорил! Очень рад, – сказал Миша искренне. – Только я тебя в связи с этим попрошу. Можно?
– Что угодно!
– Будешь там, в ресторане, после ужина, если не трудно, глянь на мой знак. Интересно, висит он ещё или нет. Я бы сам посмотрел, но до среды улечу. Переулок помнишь?
– Помню. Посмотрю. Надеюсь, мы с ней вместе посмотрим.
– Ну, пока тогда. Прилечу – позвоню. Удачи тебе, дружище!
***
Дома было тепло, тихо и пахло его домом. Миша отчётливо различил этот запах. Он тихо разулся и снял куртку. Та водка, выпитая совсем недавно там, в студии, не оставила и следа опьянения. Миша зашёл на кухню, налил себе стакан воды из чайника. Он любил вкус кипячёной воды из чайника. Для него это был очень домашний вкус. Уходя из кухни, он лампу погасил. Миша почувствовал, что хочет спать, не сильно, но отчётливо хочет.
В гостиной горел торшер. Часы показывали без двух минут одиннадцать. Миша пошёл выключить свет. На столике возле дивана лежал альбом и были разбросаны карандаши. Альбом был открыт на странице с рисунком. Миша присмотрелся, а потом нагнулся и взял альбом в руки.
Он увидел ту лошадь, которую рисовал. Только теперь она была раскрашена коричневым карандашом. Ещё на лошади появилось несколько чёрных пятен. Раскрашена она была аккуратно, но некоторые коричневые линии выбивались за контуры самой лошади. Но главное, лошади были пририсованы крылья. Маленькие по сравнению с самой лошадью, и торчали они у неё откуда то из шеи. Нарисованы крылья были синим карандашом. Профессионально выполненный карандашный рисунок был совершенно испорчен.
Ещё вокруг лошади с крылышками были нарисованы несколько голубеньких облаков. Сверху листа Миша прочёл надпись: «ПИГАС Катя 9 лет» Видно было, что Катя очень старалась и давила на карандаши, когда раскрашивала, рисовала и писала. Миша положил альбом на стол.
«Ну вот, теперь я знаю, что повесить в кабинете вместо знака и фотографий. Очень символичный и жизненный ответ знаку „Бесконечность“. Да и просто красиво. Попрошу Валентину, чтобы рамку купила. Правда, если Катя разрешит. Но я уговорю», – подумал Миша.
Дверь в детскую была приоткрыта. Он тихонечко зашёл туда. Комната совсем тускло освещалась маленьким ночником в виде улыбающегося полумесяца. Там пахло чуть слаще, чем в гостиной, и было теплее.
Соня лежала поперёк кровати, раскинув руки. Одеяло её сползло на пол, а Сонин заяц лежал головой на подушке вместо своей хозяйки. Катя спала, укрытая одеялом, и было видно, что она там уютно собралась в комок и занимает очень мало места.
– Мальчику часто снился один и тот же сон, – почти совершенно беззвучно сказал Миша, глядя на спящих дочерей.
Он на расстоянии и через стену почувствовал спокойный сон своей жены. В голове его протекали, а в груди теснились никогда не сказанные, ненаписанные и недодуманные слова, ненарисованные картины и несочинённые мелодии. Сердце не билось, оно сжималось. В тусклом голубом свете глаза почти не моргали. Глаза стали влажными.
– Ничего, ничего, – сказал Миша шёпотом. – Завтра папа полетит, всех там победит… Ничего! Мы ещё нарисуем наши полоски на асфальте.