Евгений Гришковец

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   71
***


Миша прошёлся по комнате ещё разок, взял сигареты и подошёл к балконной двери, но остановился, оглянулся на часы и дождался, пока среда закончится окончательно. Только тогда, когда часы высветили в темноте комнаты 00:00, он шагнул на балкон.

То, что Соня не смогла ответить ему и написала, что занята, Мишу неприятно задело. «Чем она там может быть занята в такой час?» – думал он. И хоть он никак не мог и не должен был претендовать на Сонино вечернее и ночное время, Мише стало неприятно от подозрений. Несмотря на то что он себе твердил, что Соня ему друг и не более того, Миша чувствовал ревность и сердился.

А Соня могла при Мише совершенно спокойно говорить по телефону с какими то своими знакомыми мужчинами. Миша пытался не обращать на это внимания, но не мог.

– Привет, дорогой мой дружок! – отвечала Соня на телефонный звонок, когда они с Мишей сидели однажды вечером в кафе и болтали. – Нет, родной, не могу сейчас с тобой говорить. Да… Сейчас я ещё занята! – говорила она, улыбалась и подмигивала Мише. – Нет… Да… Хорошо!… Перезвони через часок… И я тебя…

– Понятно! Мне отведено меньше часа, – язвительно сказал Миша, – но я могу прямо сейчас уйти. Зачем же заставлять ждать хорошего человека?

– Да, Миша, человек очень хороший. Поэтому он сможет подождать. А чего ты так нервничаешь? Наверное, хочешь спросить, кто это такой? Ну, спрашивай, а я всё равно не скажу.

– А я и так знаю, – с деланой лёгкостью ответил Миша, – это тот парень, с которым ты бываешь, когда просишь меня перезвонить через часик или на следующий день.

– А вот и не угадал. Так я тебе отвечаю, когда бываю совершенно с другим человеком…

В тот вечер перед расставанием они снова сильно целовались.

Миша очень не любил в себе ревности и все её составляющие. Он пытался с ней бороться, но смог только научиться её иногда скрывать, но испытывать отучиться не смог. Он испытывал ревность с самого детства, с появлением брата Димы Миша уже узнал ревность. То есть он стал ревновать с шести лет от роду. Потом он прошёл все стадии школьной и юношеской ревности. И до сих пор он так и не научился радоваться успехам тех, кто работал в той же сфере, что и он сам, даже если эти люди не были ему конкурентами и не претендовали на те же дороги и заказы, что и он.

Миша всегда устраивал своим сотрудникам хорошие и весёлые праздники. Он не скупился на такие мероприятия, готовил и продумывал их сам и с фантазией. В такие праздники, когда все веселились, Мише всегда не хватало внимания и благодарности от веселящихся людей. Он чувствовал ревность к радости, ругал себя за это, но сам порадоваться не мог.

Только совсем недавно Миша смог быть искренне рад тому, что узнал про своего бывшего сокурсника по художественному училищу, что он добился больших успехов. Миша и раньше слышал о том, что тот со всего курса вышел на серьёзный уровень. Потом он видел его работы в каталогах нескольких московских выставок. Тот его сокурсник был всегда худым, тихим, улыбчивым и закрытым. Он довольно много курил совсем не обычные сигареты. Точнее, он курил траву так, как обычные курильщики курят обычные сигареты. Мише не нравились его работы ни студенческого времени, ни те, что он видел в каталогах. Какие то коричневые с зелёным и жёлтым. Эти работы всегда хвалили, а Миша ревновал, понимал, что сам он гораздо талантливее, только его интересуют другие художественные и жизненные темы.

А недавно Миша увидел полотна, написанные знакомой ему кистью и в знакомой манере. Это было на большом художественном биеннале в Центральном доме художника. И тут же он прочёл и знакомую фамилию под картинами. Миша поинтересовался, узнал, что все работы уже куплены, и узнал, за какие цены. А когда Миша услышал вопрос, произнесённый с придыханием: «А вы что, с ним знакомы?» – он понял, что у сокурсника случился успех.

Увиденные работы Мише не понравились совершенно, но он порадовался за своего бывшего приятеля искренне. Тут же Миша очень порадовался тому, что радуется чужому успеху, потому что может себе это позволить с высоты успеха своего. Он захотел сразу найти своего сокурсника, но куратор выставки сказала, что он улетел в Голландию на работу по заказу какого то музея, а потом полетит в Америку. Этому Миша уже порадовался с трудом, но всё же заставил себя порадоваться.


***


Миша не очень любил художников и музыкантов. Он считал, что это не очень хорошие профессии для мужчины на всю жизнь. А главное, ему не нравился тот образ жизни, который эти профессии диктовали. Миша знал, как живут художники, и приблизительно знал, куда деваются юноши с горящими взорами и с гитарами в руках. Как живут музыканты симфонических оркестров, он не знал, но думал, что быть третьей трубой или вторым контрабасом в большом оркестре, надевать на концерт, а потом снимать после концерта плохо сшитый фрак, натягивать джинсы и пить пиво с фаготистом и валторнистом в какой нибудь пивной – это не очень завидная для мужчины судьба. Про великих музыкантов, которые сегодня в Париже, завтра в Токио, послезавтра в Мельбурне, и про исполнителей, которые сегодня в ресторане «Прибой», завтра в ресторане «Причал», а послезавтра на свадьбе в Мытищах, он вообще не думал. Их жизнь была ему неведома. Киноартисты, те, которые ему нравились, казались Мише людьми интересными и достойными уважения и внимания. Он несколько раз в различных ситуациях встречался с известными артистами. С одним даже целый вечер выпивал на даче у одного московского чиновника, а с другим летел рядом в самолёте больше двух часов и разговаривал. Миша старался сфотографироваться с киноартистами, если случалась такая возможность. После таких встреч те артисты становились Мише как то ближе, и ему даже хотелось сказать кому нибудь в кинотеатре, когда на экране появлялся актёр, с которым он выпивал, летел или хотя бы фотографировался: «Вот этот актёр – мой приятель. Очень хороший мужик. Такой приятный в общении…», но артистам Миша не завидовал никогда и думал, что не хочет жить, как они.

Но вот писатели Мише нравились. Не все, а только те, которые нравились. Он любил читать их интервью, узнавать, как и где они живут. Он иногда даже представлял себе большое светлое помещение с открытыми окнами, стол посреди этого помещения. Звуки жизни и лета, города и деревни сливались в его фантазии в один приятный шум. Этот шум залетал в открытые окна, белые, лёгкие занавески колыхались. А он, Миша, сидел за столом и писал.

В этой фантазии он никак не мог решить и представить себе, как он будет писать. Будет ли он писать ручкой на бумаге или будет нажимать на клавиши. И ещё он не мог решить, что там за открытыми окнами. Либо это высокий этаж старого дома и за окном крыши и крыши, как в Париже, либо морской берег и прибой, либо деревня. Но деревня виделась тоже не северная и не подмосковная, а какая то условная, ближе к голландской. Потому что, если фантазировать себе берёзки, избы и речку, то с открытым окном посидеть не получилось бы. Комары и мухи никак не годились для писательского труда. Миша догадывался, что вряд ли писатели пишут именно так, но ему приятно и забавно было об этом думать.

А Миша об этом задумывался в последнее время. Ему было очень интересно, как писатели пишут большие и объёмные книги, есть ли какая то технология написания книг. Ещё ему было интересно, обязательно ли нужно учиться литературной профессии или можно написать книгу, не учась. Миша сомневался, думал, что можно и не учась, но также подумывал, что некие технологии всё же существуют и их необходимо знать. Мысли о том, что технологии написания книг существуют, его тревожили и успокаивали одновременно. Просто Миша попробовал писать книгу, но у него получился не очень внятный рассказ. После этого рассказа он задумал написать другую книгу, но не получилось совсем ничего. Он начал её писать, а потом понял, что не знает, как продолжать. А ещё за год с небольшим у Миши появилось несколько замыслов. Это были замыслы не то книг, не то киносценариев. Эти замыслы он не записывал даже в виде замыслов, а просто носил в голове и памяти. Появилась у Миши и блестящая, на его взгляд, идея настоящего мистического фильма. Эта идея его очень забавляла, но он не знал, с какой стороны подойти к её осуществлению. Он понимал, что надо сначала написать сценарий, а потом… А вот что потом? Миша этого даже представить себе не мог. Хотя он не мог представить и как практически можно написать сам сценарий.

Но после того как Миша попробовал писать, и у него получился хоть и небольшой, но рассказ, он почувствовал себя совершенно иначе. У него появились серьёзные и, как ему казалось, глубокие претензии к книгам современных авторов, особенно отечественных, появились претензии к книгоиздателям, которые издают таких плохих авторов и такими большими тиражами, и к читателям, которые эти большие тиражи раскупают.

А решил попробовать писать Миша следующим образом. Чуть больше двух лет назад Миша арендовал новый, просторный и современный офис, почти в центре. Небольшой, но при этом просторный. Окно его кабинета выходило на неширокую улицу, а через улицу от его офиса стояло другое, тоже современное и тоже офисное здание. И вот напротив его окна, но на этаж ниже, было всегда незашторенное и не закрытое жалюзи окно какого то небольшого кабинета. Прямые солнечные лучи в то окно не попадали никогда. Здание, в котором был Мишин офис, бросало тень. Улочка вообще была тёмная. Поэтому в том кабинете свет горел почти всё время, особенно зимой.

Как– то раз Миша курил у приоткрытого окна и рассматривал окна здания напротив. И он увидел женщину в том самом окне. Она сидела в профиль к окну у рабочего стола и работала за компьютером. Миша находился выше и не мог рассмотреть её профиль, но он видел её тёмно русые прямые волосы, туго обхватывающие голову, собранные сзади в довольно длинный и не тонкий хвост. Миша видел серый пиджак и край белого воротника рубашки или блузки. Женщина сидела, смотрела на экран компьютера, правой рукой нажимала клавиши, а левой иногда подносила ко рту большую белую кружку. Мише понравилось то, что он увидел.

На следующий день Миша снова посмотрел в окно. Рабочее место в окне напротив было пусто, он подождал немного, и женщина пришла. Лица он рассмотреть не смог, но увидел, как ему показалось, хорошую фигуру. В этот раз женщина была одета во что то белое с глухим горлом, в тонкий свитер или водолазку и серую юбку. Причёска была прежняя. Так он наблюдал за ней почти каждый день.

Однажды утром Миша даже постоял и посмотрел, как люди заходят в то здание, где было это окно. Он пытался увидеть и узнать ту самую женщину, но если и увидел, то не узнал. Конечно, разузнать, что там за кабинет и чья это контора, можно было легко и просто. И можно было сходить и посмотреть на эту женщину вблизи. Но Миша не хотел. Он даже не боялся, что она ему не понравится внешне. Он просто не хотел терять приятного и романтического ощущения.

Миша наблюдал за тем окном несколько месяцев. То он видел, как она стоит к окну спиной, часто видел, как она говорит по телефону и вращается на рабочем стуле. Точнее, не вращается, а делает медленные полуобороты. Через какое то время Миша знал многие её привычки.

В один день, в начале марта, Миша увидел у неё на столе большой и нарядный букет цветов. Потом появился ещё один. Она была красиво одета и с распущенными волосами. Миша решил, что у неё день рождения. «Какой это знак зодиака у нас теперь? – подумал он. – Февраль – это Водолеи, а потом Рыбы. Она, значит, Рыба», – вспомнил Миша, но не вспомнил, хорошо это или плохо. Он даже азартно подумал отправить ей букет цветов. Такое устроить было несложно. Он стал придумывать, что бы написать в записке. Но в итоге ничего не придумал и решил, что идея плохая.

А потом Миша задумал написать книгу про всю эту свою ситуацию. Но только про саму ситуацию, а не про себя. Он захотел написать историю человека, который ждёт и хочет любви, но не решается на такой простой и страшный шаг, как познакомиться с женщиной, которую видит в окне дома напротив.

Миша жил с этой идеей довольно долго, и наконец вечером, дома, когда дети уснули, а Аня что то читала, он сел за клавиатуру и попробовал начать писать. С первым предложением мучений было много. Тогда он взял лист бумаги и ручку. Получалось ещё хуже. Миша понял, что не писал длинных текстов ещё со студенческих времён. Он вернулся за клавиатуру, и в итоге получилось: «Он увидел её в первый раз, когда снег падал большими хлопьями. Он выглянул в окно, чтобы полюбоваться снегопадом, и сквозь густо и отвесно падающие снежинки в неподвижном и морозном воздухе он увидел светлое, не задёрнутое шторами окно. Он не знал тогда, что вскоре это окно станет для него самым притягательным и волнующим…» – ну, и так далее.

Он написал в первый вечер полторы страницы и, взглянув на часы, поразился тому, что было почти два часа ночи. То есть он потратил на написание полутора страниц больше трёх часов и даже не заметил этого. Миша перечитал написанное, остался доволен и уснул моментально и крепко. Утром он перечитал то, чем был доволен ночью, и удивился, что утром ему всё не понравилось. Он сел и начал править написанное и чуть не опоздал на работу.

В тот день Миша в обед решил немного почитать давно уже купленную и прочитанную только до половины книжку модного норвежского писателя. Это был роман, состоящий из писем и дневников главного героя. Начало книги ему понравилось, но потом пошло труднее. А в тот день Миша стал читать и понял, что читает теперь иначе. Он понял, что смотрит, как текст сделан и устроен. В глаза Мише полезли длинноты и другие проблемы повествования. Читать он не смог. Он всё время думал о том, как он сам написал бы то или иное предложение.

Приблизительно через две недели не очень регулярной, но кропотливой и долгой работы у Миши получился рассказ или новелла. Он точно не понимал, что у него получилось, но то, что получилось, закончилось само собой. Миша думал, что он будет долго долго работать, писать ему понравилось, а текст сам – раз, и закончился. Миша удивился такому результату. Он перечитывал и перечитывал написанное, постоянно находил неточности или то, что хотел исправить. В конце концов, он устал от собственного произведения и решил больше его не трогать. Тогда же Миша подумал, что, может быть, всё таки есть специальные профессиональные писательские тайны и технологии, знание которых и позволяет писателям писать большие и объёмные книги.

И ещё Миша обнаружил, что, закончив свой рассказ новеллу, он совершенно потерял всякий интерес к женщине в окне напротив.

Вскоре Мише пришла идея новой книги. Он хотел написать историю художника, который… Мише удалось написать девять страниц, и на этих девяти страницах у него появилось такое количество персонажей, что Миша запутался и остановил работу над книгой. Как раз и на основной работе начались горячие деньки. Но всё новые и новые замыслы так и лезли в голову.

С того момента, как Миша бросил о стену непонравившуюся ему книгу, он стал смел в суждениях и мнениях о литературе. Но после того как он написал свой рассказ, Миша стал в своих мнениях почти категоричен. Показал же он своё произведение только двум людям: жене и Юле. Аня сказала, что не ожидала от Миши такого и что ей понравилось. А Юля сказала, что прочитала, увидела, что Миша старался, и что ей кажется, что Мише скучно и ему нечего делать. Миша обиделся на Юлю, посчитал её слова придирками и непониманием, но ничего ей не сказал. Её слова всё же сильно Мишу задели. Он пытался думать, что Юля читает всякую ерунду и мусор. Дешёвые детективы Юля проглатывала один за другим. Миша иногда спрашивал её мнение о прочитанном или читаемом ею очередном романе, но она отмахивалась и говорила, что не о чем говорить. Так что Миша постарался не относиться к Юлиному высказыванию о его рассказе как к чему то заслуживающему внимания, но успокоиться не смог, и обида затаилась. Он решил Юле больше ничего им написанного не показывать и никакими творческими планами и идеями не делиться. Но после Юдиных слов он поостерёгся показывать свой рассказ ещё кому то до поры до времени, хотя распечатал рассказ в нескольких экземплярах.