Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 11 Содержание
| Вид материала | Документы |
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 5 Содержание, 1789.56kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 9 Содержание, 2208.21kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 16 Содержание, 1536.21kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 14 Содержание, 2011.97kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 17 Содержание, 1776.47kb.
- Литературный альманах сф пгу. Выпуск, 2810.94kb.
- Гоу сош №1288 с углублённым изучением английского языка, 997.26kb.
- Вконкурсе стенгазет «К штыку приравняем перо» ( литературный выпуск) и «Великая битва, 19.51kb.
- Чернышев Алексей Михайлович, 41.49kb.
- Содержание программы по литературе 9 класс 3 часа в неделю, 102 часа в год, 165.2kb.
«Это происходит, когда Духи, чувствующие взаимную антипатию, отгадывают и узнают друг друга, не говоря ни слова между собою».
- Инстинктивная антипатия всегда ли бывает признаком дурных свойств Духа?
«Духи могут быть не злыми, хотя и не симпатизируют друг другу; антипатия может рождаться от несходства образа мыслей; но, по мере их развития, оттенки сглаживаются, и антипатия исчезает».
- Антипатия между двумя лицами проявляется ли прежде у того из них, Дух которого менее совершенен, или наоборот?
«И у того, и у другого; но причины и последствия бывают различны. Злой Дух чувствует антипатию к тому, кто может судить и обличить его; видя человека в первый раз, он предчувствует, что поступки его не будут им одобрены; отчуждение его превращается в ненависть, в зависть и внушает ему желание сделать зло; добрый Дух чувствует что-то отталкивающее его от злого Духа, зная, что он не поймёт его и не может разделять его чувств; но, будучи силён своим превосходством пред ним, он не питает к нему ни ненависти, ни зависти, он довольствуется тем, что избегает его и жалеет о нём».
Книга Духов
* * *
Добравшись до окраины, где когда-то находилась Красноказарменная улица, я оказался среди обычного жилого массива многоквартирных и деревянных домов. Я открыл блокнот и стал искать исходную точку. В этом городском пейзаже, прежде всего, нужно постараться найти те многоэтажки, которые были построены до сноса частного сектора. Ещё сойдя с автобуса, я увидел большой участок открытого пространства с площадкой, расчищенной бульдозерами. Судя по всему, здесь намечалась грандиозная стройка. Нужные мне дома находились на улице, когда-то почти примыкавшей к той, по которой я приехал, но теперь они были снесены. Вокруг пустыря сохранились остатки частных домов, а на его правом краю теснились ржавые железные гаражи и открытая автостоянка. На юг и юго-восток от него меньше, чем в километре пролегала железная дорога, а дальше тянулся край лесов. Блочные девяти- и десятиэтажные высотки, стоящие за моей спиной, хотя и подступали к пустырю, но располагались от него на приличном расстоянии. Там и была конечная остановка автобуса. Мне стало очевидно, что найти людей, знавших жильцов сгоревшего дома или их соседей, я не смогу.
В конце концов, чего я хотел добиться? - Выяснить, в каком районе моя улица, затем номер сгоревшего дома и данные о его жильцах. Итак, район я установил. А где могут быть сведения о пожаре и номере дома? Ну, в отделе внутренних дел, в управлении пожарной охраны, ещё в редакции неизвестной газеты. И, правда, а что я могу узнать здесь на месте? Может, я, действительно, заморочил голову чиновнику, и он так и не понял, зачем мне нужен план? Но с другой стороны, показать его мне ничего не стоило. Это же не секрет, и я не в Америку приехал. Так куда же теперь мне двинуть, чтобы узнать и номер дома, и фамилии жильцов? В этот момент мимо меня какая-то бабушка катила самодельную тележку с прошлогодней картошкой. Я поздоровался с ней.
- Здравствуй, сынок, - ответила она. - Ты что-то ищешь?
- Бабуля, не подскажете, я ищу улицу Красноказарменную с деревянными домами. Не скажете, где она была?
- Вы на ней стоите, она шла вон туда, - показала женщина кривым пальцем. - И начиналась с другой стороны, с пустыря перед зданием магазина, где продают… прости Господи… А вот это улица Пугачёва.
Я ещё раз повернулся вокруг себя.
- Здесь уже и не узнать ничего. Всё изменилось, - сказала бабушка.
- А вы помните эту улицу?
- Помню, конечно. Я недалеко отсюда жила, на Солнечной, немного в стороне.
- А про пожар на Красноказарменной помните?
- Разные бывали пожары, дома-то деревянные. Кто же их все упомнит? А ты бы лучше нашёл нашего бывшего участкового Григория Михайловича Кирия. Он на этом участке работал и жил тут же. Слышала только, что он в милиции больше не служит. Хорошему человеку дают плохих начальников. Душевный человек был, всем старался помочь, если мог. А нового мы в лицо не знаем, говорят, молодой какой-то.
- Где же искать этого Григория?
- А вот те высокие дома впереди, что углами стоят, они ещё до сносу деревянных строились. К ним и иди. Его дом напротив автобусной остановки будет. Надо пройти под арку и сразу налево. В первый подъезд зайдёшь и спросишь, тебе скажут.
- Спасибо. Давайте вашу тележку довезу.
- Не надо. Спасибо, милок. Сама лучше потихоньку прогуляюсь.
- До свидания.
- До свидания.
Я вернулся к остановке автобуса, на которую приехал. Окна десятиэтажного панельного дома бывшего участкового Кирия смотрели на стоянку автомашин и гаражи. Он стоял под углом к такому же дому с аркой, который значился под номером двадцать пятым. На асфальте под аркой кем-то для кого-то было жирно написано мелом: «Я тебя никому не отдам!» «Умно, - подумал я, - такие слова и дождь не смоет, и не обойдёшь, и, как минимум, дважды в день читать будешь. И стены родителям забеливать не придется. Вот во что можно приспособить простую подворотню». Этот город начинал мне нравиться всё больше. У первого подъезда и во дворе радостно и шумно играли дети. Одни, - потому что впереди были праздники и можно не ходить в школу, другие, - потому что ещё не доросли до неё. Но все радовались солнцу. «Солнышко светит на голову мне», - вспомнил я стишки неизвестного поэта пионерского возраста, на которые когда-то откликнулся взрослой пародией. Повезло бы мне, застать бы дома этого участкового. Я спросил у ребятишек, где тут живёт Кирий. - «А вон окна Григория Михайловича - на первом этаже слева», - показали они.
В подъезде было чисто и почему-то пахло как в купе новенького железнодорожного вагона. Я с удовольствием вдохнул этот запах, знакомый каждому, и позвонил в нужную дверь один раз. Второй. Сердце замерло. Послышались шаги, и щёлкнул замок. В проёме возник мужчина лет сорока или старше, немного выше меня, но степенный, с массивным телосложением. Его тёмные волосы были с заметной проседью, что ему очень шло. Он чем-то напоминал актёра Луспекаева, сыгравшего роль отставного таможенника в старом фильме «Белое солнце пустыни». Там им говорилась знаменитая фраза: «Мне за державу обидно». На мужике была тельняшка и чёрные брюки, а в руке он держал большой охотничий нож. Пауза мгновенно заполнилась взаимной рефлексией по поводу ножа в руке хозяина, так что неловкости из-за заминки никто из нас почувствовать не успел. Но мужик быстро сообразил, что холодное оружие следует держать так, будто оно случайно оказалось у него в руках, и он перехватил его за клинок. А я специально отреагировал замешательством и неуверенностью, чтобы хозяин смог подумать, что незваный гость не татарин, а тоже человек, жаждущий внимания. Тем более невыспавшийся, грязный, голодный и уставший. А то захлопнет дверь, - и катись потом домой.
- Здравствуйте, мне бы Григория Михайловича Кирия, - бодро начал я, не согласуя тон со своими ощущениями и внешним видом.
- Заходи, - сказал хозяин голосом с интонацией Луспекаева из «Белого солнца пустыни».
Я вошёл в прихожую, и мы встали друг напротив друга.
- Откуда пришёл?
- Из Москвы приехал по делам. Личным. Впервые у вас.
- Ну и как там столица?
- Жирует. Грызёт свой пряник под одеялом как пионер в лагере. С перерывами на траур. Но это не мешает работе казино и ночных клубов. Надо же где-то снять стресс. В глянцевых журналах некрологи не нужны. Тяжело.
- Тяжело, говоришь?
- Ну да. Многие так часто снимают мегаполисный стресс, что некогда даже побриться и причесаться. Мы специально для себя придумали «не бриться по моде» и причёску «только из постели».
- Как там олигархи?
- А-а, олигархи? Ну, они как оплот государства и патриотизма требуют от правительства снижения цен на бензин, газ и электричество для нашего народа. Но правительство упрямится. Дескать, не компетентны мы уже. Все социальные обязательства перед вашим народом сняты и давно переданы и вам, и вашему народу лично в руки.
Хозяин стоял и слушал всю эту словесную чепуху. В конце он недобро усмехнулся, но мою попытку пошутить принял. И тут же повернулся и пошёл в кухню. Я увидел на столе гранёные стаканы и бутылку водки. «Неужели алкаш, - подумал я, - один собрался пить. - Говорят, что бывшие сотрудники милиции, ушедшие со службы, в другой жизни себя не находят и спиваются, потому что не терпят пресного бытия - без привычных забот и опасностей. Речь идёт о нормальных людях, конечно, а не о продажных ментах. Эти обычно не скучают, а посмеиваются над своим прошлым».
Хозяин, как ни в чём ни бывало, начал резать своим ножом какую-то закусь. Я продолжал стоять, не выказывая своего нетерпения.
- А как культурная жизнь? - спросил он, наклонившись над кухонным столом.
- Ну, если Вы имеете в виду самую что ни на есть шибко культурную, где не сильно раздеваются и меж одним и тем же полом ничего такого себе не позволяют, то это те концерты, где песня про золотые купола звучит живьём. А не как всегда, под фанеру. При этом утверждается, что Москва - это, прежде всего, золотые купола храмов, олицетворяющих дух города.
- У нас тоже купола на солнце блестят.
- Тут дело в людях. Тот, кто этой песне собрался аплодировать, заранее снял кепку. А тот, который будет петь, предварительно бандану ленточкой на лбу завязал. А прочие места не рекомендую. В театрах - матерщина, хоть всей труппе мётла на полторы декады выдавай, на эстраде - однополая эротика, а в парламенте драки. Даже на кладбищах не спокойно, потому что на улицах ругаются с помощью автомата, аж очередями. А где такие очереди, там образуется дефицит, взятки и блат. Начиная с кладбища. Вернее, кончая.
- Так всё безнадёжно?
- Да нет, мир спасёт красота. Например, витрин бутиков, салонов для собак и частных дворцов.
- Понятно. Культура зависит от людей. И наоборот. Я примерно так о столице родины и думал. И об её мирных жителях тоже, - ответил он, разливая водку.
Пока он это делал, я осмотрелся. Двухкомнатная квартира, везде цветы и чистота. В дальнем углу виден детский уголок. Кругом полный порядок.
- Иди-ка сюда, москвич, - позвал он меня прямо из кухни, даже не глядя в мою сторону. - Только скинь куртку и разуйся, тапки выбери там.
Я вошёл в кухню.
- А я сегодня выходной, - сказал он и протянул мне полстакана водки. - У меня друг в этот день погиб много лет назад, спас он меня. И, может быть, ты бы сейчас с ним вот так пил вместо меня, потому что мы с ним тогда могли запросто поменяться местами. Он был из Сибири, из Омской области и хотел после армии в мой город поехать, чтобы жить. Пей всё.
Только сейчас я заметил на краю стола у стены стакан с водкой и чёрным хлебом сверху. Рядом стояла небольшая фотография двух солдат на фоне высоких гор. Я молча, без лишних слов выпил и без звука поставил стакан на стол. Хозяин указал на табуретку, и мы присели.
- Закуси и рассказывай.
Я закусил.
- Видите ли, мне надо выяснить личность одного человека.
- Кто он тебе?
- Месяца два с лишним назад я в Москве переходил улицу. Шёл за спиной одного мужчины, а его сбил жигуль. Народ вызвал неотложку, а я поехал с ним в больницу. Не знаю, почему. Просто, так получилось. У пострадавшего оказались серьёзные травмы. Я потом звонил туда, и врач ответил мне, что у него амнезия - ничего не помнит, а документов нет. Но в карманах одежды нашёлся номер телефона вашего города и вырезка из какой-то газеты о том, что на улице Красноказарменной в частном деревянном доме сгорели два человека. Номер дома стёрся, когда случился пожар - неизвестно. На том месте всё снесено, рядом пустыри и новые дома. Мне одна бабушка подсказала, что Вы раньше были участковым инспектором на этом участке, и очень хорошо о Вас отзывалась.
- Ты звонил по владимирскому телефону?
- Мне ответила какая-то женщина и сказала, что я могу приехать, я и приехал. Хотелось помочь человеку. Рядом с номером телефона было написано имя отца этой женщины. Она сказала, что отец уже умер, но вспомнила, что в мае 1998 года он вместе со своим другом вызывал скорую помощь для одного мужика. Этот друг мне сегодня рассказал странную историю…
- Подожди. Тебя как звать?
- Меня зовут Александр.
- Постарайся, Александр, говорить обо всём, что тебе рассказали, максимально подробно. Усёк?
- Усёк. Друг умершего, можно сказать, уже дед, вспомнил, что 9 го мая 1998 года недалеко от места, где сливаются Нерль и Клязьма, ловил рыбу. Этот Митрич и сейчас живёт у станции Боголюбово и там рыбачит, а в перерывах квасит, всё что булькает. Ну, к вечеру к нему по договорённости подъехал отец той женщины. Они хотели ухой побаловаться. Часов в семь-восемь вечера Митрич взял удочки и отправился в сторону местной церкви ловить рыбу, а друг остался в домике у станции. Он делал какие-то рыболовные снасти. Часов в 9 вечера Митрич из кустов увидел, как к берегу подъехала серая «Волга». Из неё вышел молодой здоровый верзила, вытащил из багажника мужика и оттащил на несколько десятков метров туда, где берег повыше, и бросил в воду. Верзила - верхом к машине, а Митрич - низом к тому месту. Ну, и вытащил мужчину. Тот упал на корягу и камни, и захлебнуться не успел. Но уже в метре было глубоко. Рыбак оттащил мужчину на песчаную полосу, а сам побежал к приятелю. Потом скорая приехала и увезла потерпевшего в больницу на улицу Горького. Я почти узнал, кто он такой. Надо сообщить людям, что их родственник сейчас в Москве.
- Сообщим. А точно, что больница на улице Горького?
- Двое сказали. Женщина со слов отца и Митрич.
- Дай сюда вырезку из газеты.
- Ой, я забыл. Этот Митрич запомнил номер волги, записал, но не сказал даже другу. А работникам скорой помощи наврал, что тот по пьяне с берега навернулся. - Я достал газетную вырезку, блокнот с номером автомашины и передал их Григорию Михайловичу.
Он посмотрел на них и сказал:
- Этот пожар имел место быть в воскресенье 8 марта 1998 года - в день рождения моей супруги. Стало быть, в ночь на понедельник. Поднял меня тогда дежурный, и работали мы без перерыва двое суток подряд.
- А что это за пожар? - спросил я, думая о странном совпадении его времени с покушением на жизнь бродяги.
Григорий Михайлович задумался. - Ты не суетись. Здесь всё не так, как кажется. Подожди, я сейчас.
Он ушёл в комнату и вернулся со старым блокнотом.
- Вот, смотри. Столько лет прошло, но этот блокнот я храню. А многое и без него помню. Я ведь и квартиру в этом районе получил, как участковый, давно здесь живу и многих знаю.
- Григорий Михайлович, а…
- Слушай, давай «на ты». - Так короче и время экономит. Что хотел спросить? - Хозяин листал свои записи. - А, вот, нашёл. На этой улице был только один пожар. Это точно. В доме номер 22. Сгорели одинокие старики. Так… их данные: Кулешов Афанасий Васильевич, 1921 и Кулешова Раиса Максимовна, 1922 года рождения. Муж и жена. Хорошие люди.
- А родственники есть или те, кто был прописан?
- В этом адресе жили одни старики. Домовая книга, план дома и другие документы уничтожены огнём. Дотла всё сгорело. Но других прописанных в адресе не было. Это мы потом установили официально. По моим записям пожар был в ночь, я нашёл тогда несколько свидетелей, но те видели только пламя. И с очагом пожара всё нормально, и с проводкой. Вряд ли это поджог. Загорелось всё с кухни от электроплитки, затем газовый баллон взорвался. Канистра рядом стояла со спиртом, но никто ничего не разливал и не поджигал. В трупах никакой посторонней химии не нашли. Дело не возбуждали или сразу прекратили, уже не помню. Извини, брат, всё чисто. И не совсем чисто.
- Гриша, - впервые я назвал бывшего участкового по имени, - может, были подозреваемые или… как это у вас, - заподозренные?
- Конечно, можно при желании заглянуть и в книгу происшествий, и журнал регистрации. Даже в следственный журнал, если дело возбуждали, но у меня и так всё есть. Люди помнят больше, чем знают документы. Я этим пожаром с одним опером занимался, а опера знают много, потому что копают глубже. Помню, тогда проверяли и тех, кого в это время и во Владимире не было. Даже тех, кто в городе не проживал. И пироманов, и хулиганов, и тех, кто из мести могли это сделать. А этот опер ещё работает и может сейчас быть на месте. Он теперь старший опер или уже зам. Недавно встречались.
- Постой. Ты сказал, что здесь чисто и нечисто. Что это значит?
- Когда заживо сгорают нормальные люди, не может быть всё чисто. Сейчас уточним. - Григорий пошёл в коридор звонить по телефону. Ему ответили сразу.
- Виктор, здравствуй. Это Кирий.
- …
- Витя, извини, что звоню. Старое всплыло. Ты помнишь пожар на Красноказарменной, 22?
- …
- Да. Семь лет назад на женский праздник. Сейчас кое-что новое появилось, напомни мне, кто родственники погибших.
Кирий поманил меня пальцем поближе и нажал на аппарате кнопку громкой связи.
- … хотели по материалам делать отказной, но потом дело всё-таки возбудили. - Большой ущерб, гибель двух человек. А меньше через месяц дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Следователь счёл, что имело место неосторожное обращение с огнём, вернее с электроплиткой. Электропроводка была в норме, остальное тоже. В целом - небрежность, судить некого.
- Я это помню, а родственники были?
- Подожди, достану журнал, старый… Есть родственники… Кулешов…
- Стой, стой. Я запишу, - перебил Григорий, сделав мне знак, чтобы я записывал. - Давай дальше.
- Кулешов Валентин Афанасьевич, 1953 года рождения, сын, бизнесмен, живёт в Москве, был холост. Мы нашли среди знакомых стариков разных людей. Кое-кто говорил, что их сын очень давно живёт в Москве, отношения с родителями плохие, связи с ними не поддерживал, но изредка приезжал на своём мерсе. И ещё кое-что. Одна соседка про сына сказала, что Валентин, мол, «душу продал дьяволу». Не знаю, что имелось в виду, наверное, его бизнес. Мы его выдернули, приехал в отдел как миленький. Тварь, конечно, сразу видно, но в его городе, наверно, это не особая примета. Ещё был старший брат - Дмитрий - полная противоположность младшему. Этим я не занимался, но слышал, что он своим родителям помогал и заботился, как мог. Дмитрия я не видел, тогда дело уже передали следователю, который вызывал его на допрос повесткой из Суздаля. Это всё, Гриша, что я могу сказать тебе.
- А что ты сам думаешь про Валентина?
- Гриша, дело тёмное, но формально чистое. Следователь сделал всё, что мог, но за деньги всё можно вычистить и без его помощи. Знаешь, как соседи звали младшего сына Кулешовых, когда тот приезжал сюда? - «Алигархом». Но для этого было достаточно посмотреть на его тачку, костюм, галстук и зажигалку.
- Ну, Витя, удивил портретом слуги народа.
- Он бизнесмен. И денег у него столько, что хватит на покупку в Москве Садового кольца с потрохами.
- Значит, он нормальный потенциальный народный избранник. Ты лучше скажи, мог он или не мог иметь отношение к тому делу?
- Мог. Только я не думаю, что он для этого приобретал свою золотую зажигалку. Мотива или нет, или слишком глубоко спрятан. Наша проверка по Москве результатов не дала. От наших коллег мы узнали, что его кличка среди уголовных авторитетов «Кулич». Так что мотива не нашли, а средство и возможность у него были, как и у многих. И потом, это не картошку испечь в костре, а собственных родителей.
- Как будто, ты такого не видел.
- Я и сейчас не такое вижу почти ежедневно. И ты тоже ещё не такое повидал.
- Дай-ка мне на всякий случай координаты этого олигарха.
- Пиши, только не поскользнись. У него квартира в центре, дворец на Рублёвке, телефон - всё здесь. Имеет не круг знакомств, а связи. И такие, что по этому телефону называть не могу. Диктую…
Я записал адреса и телефоны и кивнул Григорию, что успел это сделать. При этом я показал ему свой блокнот с записью: «Дмитрий Кулешов - адрес?» и ниже - «гознак автомашины «Волга» - чья?» Гриша всё понял и кивнул мне.
- Виктор. Ещё просьба о проверке брата олигарха по адресному бюро и принадлежности серой «Волги» по полному гознаку через ГИБДД.
- Для тебя сделаю, Григорий Михалыч. А у тебя что, серьёзные данные?
- Не беспокойся, тебе первому сказал бы. Человек один потерялся, может быть, через машину что-нибудь прояснится. Сделай сейчас, я буду ждать у телефона. А если адресное выдаст тебе других родственников, будет ещё лучше.
- Если не задёргают. Я же сегодня ответственным заступил. На усиленный вариант службы переходим.
- Значит, уже не в дежурных ходишь. Растёшь.
- Давай, говори свой номер.
Гриша продиктовал гознак автомашины, коротко попрощался: «До связи» и положил трубку.
- А как же больница? Ведь там записаны сведения о моём бродяге. Ещё семи вечера нет, может быть, позвонить? А завтра суббота.
- Такие данные они не дадут. Сейчас поздно. Кого заставишь искать то, что было почти семь лет назад? Сказал тебе, не суетись. Ждём звонка и отдыхаем.
Я не знал, что мне делать. Уезжать из Владимира, не узнав всё, что можно, мне не хотелось. Никто кроме меня не мог помочь человеку, потерявшему память. Личность бродяги прояснила бы многое и для меня. Я мог уехать в Москву и сегодня, так как успевал на более поздние поезда, но кто знает, как дальше повернётся дело. Гриша заметил мои колебания, но ничего не сказал.
- Гриша, почему ты решил помочь мне так запросто?
- Ты ведь сам хочешь помочь тому человеку. Своих не бросают.
- Ну и что?
- У меня привычка прямо людей видеть, а не сбоку на них смотреть, как принято у вас.
- Как это, сбоку?
- Как? Ты телевизор смотришь - что видишь? Преимущественно?
- Ну, постоянно вижу весёлых и довольных людей, часто одних и тех же, но реальных и почему-то собранных в одном городе. И злые фильмы, но художественные. Ещё преимущество отдаётся реальному негативу - интригам, скандалам, хроникам и сводкам преступлений, с видимостью борьбы с ними. И треть времени - виртуально-счастливой рекламе. Это преимущественно. Новости - не в счёт - они лишь бледная иллюстрация упоминания того, о чём почти не говорят. Но весь этот хитрый компот позволяет мириться с существующим положением вещей. Телезрители, как домочадцы, чувствуют пожар и пытаются орать, а пожарные им говорят, что это мясо на кухне немного пригорело - надо открыть форточку и проветрить. Короче, Шекспир отдыхает.
- Вот это и есть вид сбоку. Вид того, что кому-то надо. Кому-то, но не всем. И всё из-за денег. Теперь они всем нужны - и тем, кто заказывает эту телемузыку, и тем, кто за неё платит, и тем, кто её пиликает. Уже пятнадцать лет так, а это слишком много, потому что совесть можно за день потерять. Ты знаешь, что стало с Германией через пятнадцать лет после войны? То-то. Там, как у нас, мимо свастики на заборе не проходят. За державу обидно. Ещё немного, и… ладно, пошли на кухню. Чистим картошку, жарим-варим мясо. В микроволновке всё будет готово через несколько минут. Но сначала выпьем по сто боевых. Нет, лучше по сто пятьдесят. Умеешь чистить картошку или по ресторанам ходишь?
- Чистил однажды в пионерлагере. Но потом вожатых и пионеров вытеснили бизнесмены с барышнями. А в рестораны, как и многие, не хожу. В центре у нас за две тысячи рублей можно только чаю попить. А это размер обычной пенсии.
Хозяин поменял гранёные стаканы на хрусталь. «Хрусталь из Гусь-Хрустального, - прокомментировал он. - За что пить будем?»
- Как, за что? - За олигархию, ихнюю или ейную, короче, евонную мать порядка. Особенно, за беглую часть успешного контингента.
- Во-во, за то, чтобы… мать их…
Мы закусили и перешли к приготовлению ужина.
- Вот картошка, почисти, а я сделаю остальное.
- Хорошо.
- Слушай, а много в Москве олигархов? - спросил Григорий, доставая мясо из холодильника.
- Лично я ни одного не знаю. Говорят, много, даже в журналах имена печатают. А на втором месте по числу богатых людей недавно был город, откуда родом твой друг. Но с олигархами не всё так просто. Они разные как грибы и быстро растут как после дождя. Одни можно есть, а другие - опасно, отравиться можно. К примеру, есть выездные олигархи, а есть беглые, невъездные, но эти две группы аморфны и не постоянны. Те и другие подразделяются на государственных и частных, но это сплошная формалистика. Затем идут нашинские и ненашенские, но их представители постоянно мигрируют из группы в группу. Нашинских иногда просят помочь нашему государству из чувства патриотизма, когда становится совсем туго, - ну, там, поруководить чем-нибудь, приобрести что-то для страны или сразу деньгами. А ненашенских не просят - себе дороже станет. Ещё есть такие, которые за рубежом скупают всё, что ни попадя, и такие, которые скупают всё, что плохо лежит у нас. Есть также и те, что всё скупают для самих себя и своих потомков, и те, что делают это в целях перепродажи другой стране, в которой тоже будут жить потомки. Но в сберкассе по месту жительства свои деньги никто из них не хранит, разве что на карманные расходы. Деление на умных и глупых, честных и нечестных имеет только теоретическое значение, потому что процесс совершенствования души бесконечен. Это никак не сказывается ни на росте нашей экономики, ни на деятельности судебной системы. Поэтому можно обойтись без лишних ярлыков - олигарх, он и в сердце Африки - олигарх. Даже верхом на аллигаторе. Это, вроде, как генералиссимус или академик, только в денежных проблемах населения.
Короче, у олигарха есть деньги, деньги - в банке, банк в другом королевстве, в этом королевстве - номер счёта, в номере счёта - дата смерти олигарха. Или дата смерти того, кто полезет за тридевять земель узнавать дату смерти вкладчика. Как в сказке про Кащея Бессмертного. Но конца сказки я не знаю, итальянцы его переписали - «кащейство - бессмертно». А чтобы зря не рисковать жизнями своих граждан и, так сказать, минимизировать степень риска, государство понемногу разрешает пополнять счета в другом королевстве. Но мы же не итальянцы - мы верим, что прискачет добрый молодец, и ждём его.
- Кругло говоришь.
- В школе научили. Если эти финансовые генералиссимусы с академиками сговорятся, могут вывести из оборота страны все бабки, и мы не сможем купить себе даже соли и спичек. Так говорят в спецслужбах некоторых капиталистических государств. Вот они и ждут - забросать нас бомбами или сэкономить на них. А что экономить, если мы им по дешёвке 500 тонн своего сухого пороха продали, когда даже в Москве колбаса закончилась? Они ушлые - заранее все бабки посчитали - и свои зелёные, и наши деревянные. Причём мы свои бабки в чужеземной сберкассе храним за семью морями – так надёжнее. Но у них ни хрена не выйдет - включим печатный станок, как всегда, в три смены, и всем придёт хана - и олигархам, и нам с тобой. Без всякой ударной волны и радиации, по-гуманному. Но это лишь один вариант, а всего их не меньше, чем министров в кабинете. А самые вероятные варианты зависят от тех трёх, которых мы чаще по телевизору видим. Это логика среднестатистического телезрителя.
- Все ваши центральные каналы мало показывают жизнь страны. Кругом всё о Москве. Плохо это. Мы же видим, что столица государства заботится только об одном городе, о себе. Тогда это междоусобное княжество, а не столица Всея Руси.
- Столицу можно устроить и в таёжном бункере под Берендеевкой. Только там некомфортные условия для удовлетворения жадности, тщеславия, гордости и эгоизма. Даже власть не проявить - не все увидят. Там можно только сухпай жрать с мезимом. Вот ты, какой город больше любишь, Москву или Владимир?
- Свой город, привык.
- И москвичи свой. Но столица и город, - разные вещи.
- А Москва, какой город?
- Просто большой. Любой город, Гриша, мы любим из-за людей, которые стали нам близкими и добрыми. Тогда мы начинаем любить и всё остальное - улицы, площади и дома. А для этого надо, чтобы хороших людей для нас было больше, чем плохих, и чтобы мы это чувствовали. Конечно, можно влюбиться в тундру или Заполярье, но по-своему. Знаешь, есть выражение - «чужой город»? Потому что люди там кажутся чужими. Зря не сравнивают города и страны с доброй, злой или равнодушной матерью. По другому-то не бывает. Но не зря говорят, что человек красит место, а не наоборот. Ты сам это только что подтвердил. Поэтому город имеет душу человека. Какая душа у города, такая душа и у человека, любящего его. И без всякого отчёта.
- Наверно, ты прав. Русский человек всё любит душой. То что роднится с ней, любит, а не роднится, - ненавидит. Главное - это душа сама по себе. А сколько русской души было вложено в камень, в наше зодчество? Но гнилая душонка порождает одну гниль, хоть в другом человеке, хоть в камне. И тянется к ней.
- Слушай, Гриша. Этот Виктор позвонит скоро. Спроси у него, как выглядит этот олигарх.
- Зачем?
- Просто так, но, может, и пригодиться.
Только мы накрыли стол и сели за него, раздался звонок. Хозяин пошёл к телефону, а я поднялся следом, чтобы услышать разговор.
- Аллё-ё… да, я. Записываю. Кулешов Дмитрий Афанасьевич, 1948 года рождения… умер в 2003 году… выписан по смерти. Понял, записал. А жил где? В Суздале… Ага. Записал, - говорил Гриша.
Увидев, что я подошёл, он нажал кнопку громкой связи.
- … родственников Кулешовых я не нашёл. В области их почти, как Ивановых в Москве. Нужны полные данные, а мы их не знаем.
- Витя, я понял. Что с «Волгой»?
- Ещё не знаю, не успел. Я попозже позвоню, когда с ГИБДД свяжусь. У нас только что группу за разбой взяли, прямо по горячим следам.
- Хорошо. Я буду ждать, и звони хоть ночью. Я своих в гости отправил, так что не побеспокоишь. Стой. Ты не помнишь, как выглядел тот сын Кулешовых?
- Валентин? Он… сейчас. Помню, что рослый мужик, рыжий и басовитый. Говорит тихо и вкрадчиво. Других примет нет. Время прошло. Но солидно выглядел.
- Нормально. Спасибо. Жду звонка.
Услышав слова Виктора о том, что сын Кулешовых был рыжим, я сразу же вспомнил слова цыганки. Она сказала, чтобы я остерегался рыжего богатого человека. Вот тебе и рыжий, и богатый. Ничего себе, новости, - подумал я.
- Ты что так погрустнел, Саша? - спросил Кирий. - Новости пришли, ты всё слышал, а кому принадлежит серая «Волга», скоро узнаем.
- Всё нормально. Жаль, что тот человек умер. Подождём, - я был так расстроен, что не записал ничего.
- Тогда пошли за стол.
- Пошли.
Но меня одолели мысли. - «Вся моя история начинала походить на кошмар. Одни факты находят подтверждения, другие сбываются. События происходили не каждый день, но с очевидной регулярностью и непредсказуемостью. И любое из случившихся событий нельзя было отнести к числу рядовых. Цыганка, Петельский, мои стихи, тетрадь прабабушки, спиритический сеанс, открытие телефонного номера во Владимире, письмо бродяги, сам бродяга. Боже мой! А книга сокровенных знаний, взятая у Сергея Сергеевича? А мои дурацкие сны и фантазии? И вот, я здесь. Два человека, сгоревшие заживо как во времена инквизиции. Покушение на жизнь бродяги - неудавшегося утопленника. Теперь рыжий тип, от которого надо бы держаться подальше. Всё это, по-вашему, случайно? Или мне всё это кажется? Но всё это было, было! И никому рассказать нельзя. Проще в инопланетный разум поверить в тарелочке с голубой каёмкой. В милицию обратиться по итогам спиритического сеанса? Это всё равно, что Книгу Духов цитировать в коридорах института имени Сербского. Я начал трезветь. Но что же дальше? Что? Выпить и забыться?»
- Не хандри, Александр, давай выпьем, - услышал я голос Гриши. Он ещё нарезал колбасы, сыра и открыл банку со шпротами.
- Меня время беспокоит, - я показал на часы. - Скоро восемь.
- Ну и что? Куда же ты пойдёшь? Оставайся, вон диван в зале стоит, и ложись. Послезавтра 1 мая, куда торопиться? Владимир покажу, в Суздаль съездишь. Знаешь, какие там девки? - Лучше, чем на столичных подиумах. - Натянут драную парчу и косолапят вперёд-назад. А у меня отдых после смены ещё два дня.
Я молчал.
- Да не беспокойся ты так. У меня в больнице на Горького младшенькая родная сестра работает. Медсестрой. Выспишься и пойдёшь к ней или к её подруге, тут не очень далеко. Она сразу найдёт фамилию твоего неизвестного. Так что ты зря собирался в больницу. Катерина уже должна быть дома. Посиди, щас предупрежу её, пока трезвый.
Гриша направился звонить, а я пересмотрел свои планы на завтра. «Оставаться, так оставаться», - решил я и попытался расслабиться.
Григорий говорил громко: «Завтра ты дежуришь?... утром придёт человек, найди там, в документах, кто и что за мужчина поступал к вам вечером 9 мая 1998 года… у вас что там, как в деревенском клубе? Поищешь. У него была разбита голова, ну, и другие травмы посмотри. Якобы падение с высоты - упал с берега речки за городом… не знаю, Клязьма или не Клязьма. Скорую вызывали какие-то рыбаки, и к вам отвезли. Нужны его данные: имя, адрес, может, и родственников… Придёт, как выспится. Катя, ты к девяти утра, пораньше приготовь всё. Лады?… всё, пока, спокойной ночи».
- Ну, как? Остаёшься? - спросил Гриша.
- Спасибо, конечно, остаюсь.
- Тогда расслабься, как говорят американцы. Завтра всё выясним. И сегодня кое-что тоже. Получается, что твоего бродягу хотели жизни лишить. Покушение на убийство. Никаких сроков давности.
- Да. Но ничего не ясно.
- Пока не ясно, - он поднял к верху указательный палец.
Мы выпили, и он начал рассказывать мне свою недавнюю историю.
- Я пошёл в участковые, потому что много мрази вокруг видел. И откуда столько сразу её выползло? Ну, и квартира семье была нужна. Потом решил стать опером и специальное образование заочно получил. Высшее. Кадры у нас часто менялись. В Англии да Германии сыскари до шестидесяти лет работают - по фильмам видно. Старики как в нашей Думе. Наверно, это от условий труда зависит. Вот скажи, справедливо это? Одного участкового уволили за то, что пьяный мужик зарубил топором своего соседа. А формулировку такую написали, что этот бытовой убийца не был своевременно выявлен и поставлен на профилактический учёт в РОВД. Через несколько лет на соседнем участке увольняют другого участкового, его даже чуть не посадили. А формулировка обратная - за то, что убийца состоял на учёте, но преступление всё равно совершил. Не было принято профилактических мер.
- Дурдом. Где же правда?
- А хрен её знает. Мы как-то одного подонка за горло взяли. Долго работали, но в камеру всё-таки засунули. Поначалу смотрел на нас сверху и ни во что не ставил. Но испугался капитально. И мы были уверены, что сядет и ещё за собой потянет на нары некоторых. Но у него такие покровители нашлись, что всё наоборот вышло, - он до суда не дошёл, а мы чуть на нары под его же фанфары не загремели. Короче, вызвали меня к начальству и объявили, чтобы выбирал между тюрьмой и увольнением. Ну, а дошло бы у того до суда, тогда что? Присяжные почти всех оправдывают и отпускают. По сравнению с судьями у них мало обвинительных вердиктов. Их бы за такую жалостливость у психиатра принудительно обследовать. Ну, не может так нормальный человек поступать, как они - дела в судах рассыпаются на глазах. Вор должен сидеть на параше, а не…
- Отмывать задницу после золотого унитаза на биде из серебра, - подсказал я.
- Ты точно сказал, - выпьем за это!
Мы выпили.
- Теперь работаю в охране в одном месте. Сутки дежурю, трое дома. Не жалуюсь, но туда, откуда ушёл, я бы вернулся. Хочу восстановиться на службе, но пока на своём месте сидит старый начальник, не получиться. Вот заберут на повышение одного из покровителей того подонка, тогда попробую. Понимаешь, не так обидно, что зовут ментами, а за то, что думают, что ты сам такой же, как тот, кого сутками ловишь за смешную зарплату. А скажи кому, ответят, - да вы в несколько раз больше имеете от своих взяток. Но мы-то знаем, кто имеет, а кто нет. Ещё в начале девяностых у нас в области кончил себя молодой опер, которому нечем было кормить семью. Зарплату перестали давать и задерживали на несколько месяцев. А все деньги в то время крутились в банках, особенно, в столичных. Дельцы всё выгадывали, а безрукие правители ничего не могли и не хотели сделать, вот зарплаты у населения и не было. Даже сейчас денег в регионах ни хрена не хватает. У нас ведь как? Всё время говорят, что всё стабилизируется, а с утра - бах! - дефолт, инфляция, революция. А сами просыпаются богатыми. Тот парень застрелился из табельного оружия и записку оставил: «Будьте вы прокляты». Неправильно сделал, зато честно в том, что чужих денег не брал, хотя и предлагали. Я это точно знаю. И знаю, что ребята работают честно.
- Давай выпьем за душу грешную этого парня. И за всех ваших честных парней.
- Давай… у нас городок один есть, - продолжал Григорий. - Там один пришлый кандидат из Москвы победил на выборах. А после победы вызвал свою команду и сказал: «Я потратил свои личные три миллиона рублей, чтобы стать главой администрации. Долг надо вернуть. Для этого немедленно повышаем квартплату, и все деньги перечисляем в фонд развития нашего района. Готовьте документы по созданию фонда в срочном порядке, а народ нас поддержит. Все свободны».
- Да везде всё одинаково. В большом городе финансовый аппетит выше.
- А ты в центре «Золотые ворота» видел? Наш город старше твоей Москвы будет.
- Я из Одинцово.
- Один хрен.
- Не совсем. - Там квартиры дешевле.
- Да хрен с ними. Наш город был основан Владимиром II Мономахом в 1108 году. Ты этого и не знал, наверно?
- Слышал. У него ещё была именная шапка. В ГУМе не купишь, на заказ делали как на Черкизовском рынке.
- А «Золотые ворота» созданы владимиро-суздальской школой зодчества. Мы с тобой сидим и пьём водку в столице владимиро-суздальского княжества. У нас сплошные соборы, заповедники и музеи. И хрен мы кому их отдадим. Ни чужим, ни своим. Был я у вас года два назад, нет у вас уже своего города - на каждом шагу запретные зоны и частные владения. И везде реклама: «Всё будет кока-кола!» Хрен им, - он рубанул ребром правой ладони по локтю вытянутой левой руки, - ещё и квас с медовухой пить будем. Скоро будете планеты солнечной системы на продажу выставлять, а потом по судам таскаться. Я потомок тех, кто всё у нас строил, а не разрушал или забирал. И я точно знаю, что мои предки зодчими были. И предки жены тоже. Но я всё думаю, от кого мы в Афгане эту красоту защищали - то, что было создано ещё до тех, кто нас туда послал? Видел ты настоящую русскую старину?
- Нет, но читал кое-что.
- Значит, ты ни хрена не знал, не был, не состоял и не участвовал. Эх, ты! Тогда за то, чтобы ты всё это увидел и запомнил, а я был твоим гидом. За тебя выпьем. Хороший ты парень, хоть и из Москвы.
- Выпьем… ты, значит, и в Афганистане был?
- Я там был командиром отделения. Восток, как говорится, дело тонкое, Петруха. Петруха - это не ты, это один мой земляк-одногодок из Ивановской области, который при мне откатившуюся гранату своим телом накрыл. Некоторые гибли, чтобы соседа спасти. Как мой друг, за которого мы пили. Самопожертвование - это не самоубийство, это подвиг. Но взрывы раздавались не только во дворцах. Иногда, чтобы зайти в бедную хижину, приходилось и пару гранат кидать. И кто там прячется, - не знаешь, а захочешь узнать - это будет последнее знание на этом свете. Потом, когда пыль-гарь опустятся, уже заходили, и, если искорёженное оружие было, значит были и враги, тогда от сердца отлегало. Не зверствовали, но бывало всякое. А когда в атаки ходили, - как мальчишки в кроссовках бегали, - так удобнее, каждая могла быть последней. Пообвыкнешься, и затем так уже не кажется.
- Гриша, - спросил я, - а награды у тебя есть?
- Есть. За отвагу и звезда. Красная. Правда, после них я дослуживал свой срок в госпиталях, но вернулся домой раненым и занялся делом. Не как те ребята, которые двухсотым грузом…
- Скажи, мне это важно. Ты жалеешь о чём-то из той войны?
- Товарищей своих, офицеров. А больше ни о чём. Не привык жалеть. Что было, то твоё, от себя не откажешься. Пусть жалеют те, кто всё это устроил.
- Ага, жди. Все устроители в очереди стоят. Карла 243-го сменит какой-нибудь Франциск 325-й, потом придёт Людовик 427-й и тоже будет горько оплакивать свои ошибки.
- Отсчёт у тебя неверный, брат. Не с того края. Ты другое прикинь…
Он много поведал мне из жизни на той уже далёкой войне. Разговор прервал зазвонивший телефон. Я напрягся. «Хорошо ждать звонка от тех, кто нам дорог, - подумал я. - А тут ждёшь информацию о каких-то рыжих олигархах, сгоревших и чуть не утонувших людях». Но оказалось, что звонила жена Гриши из Мурома. Он подошёл, поговорил минуты две и вернулся.
- Мои звонили. Всё у них в порядке. Давай выпьем за твоих и моих близких.
- Давай. У меня есть старший брат. Умница. И тётя. А брат на десять лет старше, он с 67-го.
- А я с 66-го.
Чокнулись, закусили.
- Вкусные огурцы у тебя, Гриша.
- Не ты первый сказал. Все говорят. Всенародно признанные огурцы. И заметь, что никто каждые десять минут не вопит в ухо, что огурцы, которые у нас растут, - супер, эксклюзив. Не привыкли. Едят и всё. Как нормальные люди. На чём мы остановились?
- На войне, близких. На нашей жизни, в которой хочется вернуться с войны к близким людям. Я помню одно стихотворение про это, оно называется «Лейтенант неизвестный Эрнст». Только я не ручаюсь за точность, много времени прошло.
- А чьё оно?
- К сожалению, не могу сказать. Я его не читал, а где-то давно услышал и записал. Похоже на Вознесенского. Сильные стихи, и кто бы их не сочинил, их помнят и любят. Хочешь, прочту?
- Давай. Люблю стихи. И песни.
Я на мгновение задумался. В памяти возникло ощущение стихотворения, его смысл и, наконец, сами строчки:
Лейтенант неизвестный Эрнст:
«На тысячу миль кругом
Равнину утюжит смерть
Огненным утюгом,
В атаку взвод не поднять…»
Но снова в радиосеть -
«В атаку, - звучит, - твою мать!»
Эрнст отвечает: «Есть!»
Но взводик твой недвижим -
Он доблестно землю ест.
Лейтенант неизвестный Эрнст
Идёт в атаку один.
А жизнь говорит ему: «Эрик,
Живые нужны живым,
Качнётся сирень по скверам
Уже не тебе, а им.
И не будет 45-го, 61-го, 77-го -
Ничего этого не будет.
И только формула погибшего человечества
Станет на единицу больше.
И ты не поступишь в архитектурный,
И никогда не узнаешь, что горячий гипс
Пахнет как парное молоко…»
Лейтенант неизвестный Эрнст
Как ихтиозавр нетрезв.
Когда подхалимы и паиньки
Твердят, что ты слаб в гульбе,
Я чувствую, будто памятник
Ворочается в тебе!
Когда я закончил читать, Григорий совсем посмурнел. Было видно, что стихи он прочувствовал, и я очень жалел, что не мог назвать ему их автора. «Мировые стихи, я никогда таких не слышал, даже после Афгана», - сказал он, незаметно смахнув слезу.
После стихов о лейтенанте Эрнсте мы с Гришей опять выпили, и он достал новую бутылку. Эта была литровой, а мы уже созрели для песен. Так всегда бывает - сначала лирическая проза, потом стихи, и уже затем - песни. Тут он сказал: «Побудь-ка здесь, я щас за гитарой схожу. На пасху гитару оставил у соседа» и ушёл. Я остался сидеть за столом и задумался.
Слушая его рассказы о войне в Афганистане, я удивлялся многому. Но больше всего тому, что история человечества многократно прошла через отрезки времени, которые обычно называют войнами. Нет, меня не удивляло то, что люди не извлекают уроков из прошлого. Я давно понял, что им просто не дают делать это под разными предлогами. Я не мог не удивляться другому. То, где людям отрывало руки и ноги, где плотность огня и металла превышала любые пределы, - всё это называли локальными боевыми действиями, миротворческими миссиями, контртеррористическими операциями, вооружёнными конфликтами, борьбой с незаконными формированиями и другими терминами, старательно избегая слова «война». Иногда мы больше знали о какой-нибудь англо-бурской войне столетней давности, чем о той, которая велась нами сравнительно недавно. Откуда такая скромность - не называть вещи своими именами, замалчивать потери и чуть ли не тайком всучивать цинковые гробы родителям? Или боятся будоражить общественное мнение? Так никто и не слышит взрывов и выстрелов с расстояния в сотни километров, сидя в кабаре и наслаждаясь стриптизом. Для такого «спокойствия» достаточно ограничить вещание из зоны боевых действий. Однажды я читал книгу о секретах современной психологической войны, о том, что, по мнению противника, должен знать народ другой воюющей страны, а что нет. А что дозволено знать своему народу?
Средства массовой информации изредка делились информацией о злоупотреблениях, связанных с выплатой денежного довольствия, боевых выплат, которые попросту «зажимали». Но это лишь потому, что совсем смолчать выходило себе хуже - никто не поймёт. И не дай Бог стать инвалидом в бою - никакой компенсации - ни тебе, ни семье. В одном нашумевшем случае военнослужащего послали за ней к противнику. Тяжбы инвалида с родным государством оказывались изнурительнее многосуточных ночных боёв. А кто дал негласную установку футболить инвалидов военной службы? Почему мы не знаем этих кабинетных «героев», на лица которых, возможно смотрим в новостях дня? Неужели не понятно, что такие тайны, шитые белыми нитками, порождают у населения уже не раздражение, а ненависть? Или денежная экономия ощутима, а ненависть не досягаема, и плевать на неё из окна того же кабинета с дверью без таблички? Выиграть суд у государства так же невозможно, как отозвать депутата, не оправдавшего доверия. А может, проблема с наличкой? Тогда почему персонально вам хватает? Вы для себя перво-наперво собственные законы напринимали, гарантирующие любые кабинетные выплаты, даже отдельный закон о своих пенсиях. Ах, уже не хватает? Инфляция? Тогда дыры в заборе сделайте побольше - последнее растащат. А кому нужны инвалиды? Солженицын писал, что после войны собрали всех безногих защитников отечества и отправили на какие-то северные острова, чтобы не омрачали вид восстанавливаемых из руин городов. Вот вам и продолжение политики товарища Сталина. История слушает голос фактов, а не оправдательный трёп чиновников, которых случайно успели ухватить за язык. - Во мне закипела такая злоба, что кулаки сжались сами.
В прихожую вошёл Гриша, неся гитару в левой руке. Звякнул телефон и он тут же схватил трубку.
- Да, - произнёс он хрипло, - говори… кого-кого?... да ты что!... так… так. Родственники...? Будь уверен, ты меня знаешь. Счастливо тебе закончить сутки. Ну, будь.
- Что случилось? - Виктор?
- Случилось… та серая служебная «Волга» семь лет назад числилась за администрацией города - управлением архитектуры и градостроительства и была закреплена за одним из руководящих чиновников - Мелентьевым Леонидом Николаевичем.
- Мелентьевым? Но…
- Есть такая сволочь в городской администрации. Взяточник. У него кликуха - «Сыр в масле», ему ежедневно конверты несут.
- Но Мелентьев по возрасту не подходит. Он не бугай, у него только пузо как у бугая.
- Погоди, это ещё не всё. Персональным шофёром на машине работал племянник самого Мелентьева - Олег Васюков, по кличке «Бугай». Он молодой, здоровый и наглый. Тоже законченная сволочь. Знаю я его. Он хоть и не судим, но Виктор говорит, что его на вымогательстве пару раз ловили, но доказать ничего не смогли. Пофигурировал в одном деле и выскользнул. Между прочим, управляет мечтой, превосходящей ожидания. А на какие шиши? Купил себе чёрный «БМВ» - боевую машину вымогателя или рэкетира - бумер. Любит шлюх возить. Но, в общем, чист перед законом.
- Судимость - ерунда. Сейчас, даже сидя на параше, можно хоть на луну баллотироваться. Лишь бы до суда или после отбытия срока наказания. - Презумпция невиновности. Из крайности - в крайность. А между двумя презумпциями - депутатская неприкосновенность. Уголовный иммунитет. Круче дипломатического, потому что из страны не вышлют и с работы не уволят.
- Опасен он, мне сказали. А служебная машина уже списана, но в базе данных ГИБДД она есть.
Когда Виктор позвонил во второй раз, мы с Григорием уже были изрядно под градусом, но теперь с меня стал сходить хмель. Я допустил ошибку из-за своей доверчивости. Дело случая, но случайностей в деле не бывает. Так говорят сыщики. А разведчики говорят, что надо исходить из худшего варианта, чего я и не учёл.
- Гриша, дурак я. Сам пошёл к Мелентьеву. Нужный дом снесён был, вот мне и посоветовали пойти на план города посмотреть.
- Что ты успел ему сказать?
- Ну, сказал, что ищу дальних родственников, и что из Москвы приехал. Ещё эту газетную вырезку без номера дома показывал. Своего адреса и имени я не называл, хорошо помню. У нас с ним с первого взгляда любви и дружбы друг к другу не возникло. Он сначала поломался и сказал, чтобы я подождал часа два, а я зашёл в кабинет, где хранятся старые карты районов и сам попросил показать их мне. Потом нашёл то место и узнал твой адрес. Вот и всё.
- Мелентьев сказал тебе, чтобы ты подошёл к нему через два часа?
- Да. Возможно, занят был или хотел, чтобы ему очередной конверт без свидетелей принесли.
- Да-а-а. Зря ты туда ходил. Пришёл бы сразу ко мне. И в РОВД есть все планы и схемы района. Он же за гостиницей «Золотое кольцо», нашёл бы.
- Город-то незнакомый. Спрашивал, где улица, никто не знает. Может быть, иначе я бы тебя найти не смог.
- Может быть, - задумчиво ответил Гриша. - Обойдётся. Утро вечера мудренее.
Я вспомнил, что не так давно сам себе говорил эту фразу про утро. Только каким оно будет после вечера? А сейчас, после разговора про Афган Гриша взял гитару и первой песней, которую мы с ним вспомнили, была «Эх, дороги». Григорий сказал, что она ему очень нравится.
- Есть одна песня «Нас не догонят» - из фильма про двух солдат, воевавших в Чечне. Там один погибает, а второй приезжает в отпуск к его родителям и сестре. Ту песню специально в фильм вставили, чтобы показать, что у нас поют во время войны.
- Видел. И песню слышал, - он брезгливо поморщился. - Такие песни долго не поют, а про эти дороги с той ещё войны помнят, и будут петь. Слова простые и гениальные - их любой солдат поймёт.
Эх, дороги. Пыль да туман,
Холода, тревоги да густой бурьян.
Выстрел грянет, ворон кружит,
Твой дружок в бурьяне неживой лежит…
Потом мы спели известную «Землянку», а после неё Гриша вспомнил довоенную песню.
В далёкий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
Любимый город в синей дымке тает -
Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд…
Он вдруг спросил меня: «Откуда ты знаешь эти старые песни, ты же ещё очень молодой?»
- Их раньше пели в моей семье и среди родственников. Вообще-то я старше, чем выгляжу.
- У тебя есть семья?
- Нет, я холостой. Живу один.
- Холостой или «как бы» холостой?
- Холостой. На самом деле.
- Ты что, не можешь ясно выражаться, без «на самом деле»?
- Могу. Всю школу закончил.
- Не вздумай жениться в Москве. Баба должна быть бабой, а мужик мужиком. А не чем-то средним как этот стилист… как его?
- Вепрев, - подсказал я.
- Во-во. И в доме будет порядок. Понял?
- Понял.
- А у меня жена и дочь вчера к родным в Муром уехали, завтра к вечеру вернутся.
Настроение прямо-таки толкало нас к песням. На гитаре Григорий играл здорово.
- Гриша, а соседи не побегут в ЖЭК жаловаться? Подумают, что мы назло всем орём?
- Нет, у меня мирового значения соседи. Видишь, как в подъезде чисто? И в других тоже. Дети не сорят. Потому что родители такие. А ближе всех ко мне квартира бывшего военного лётчика. Его любимое кино - «Белое солнце пустыни». Мы, как выпьем на моей или на его кухне, так поём вместе песню из этого фильма. И никто ничего не скажет. Хоть бы одна зараза… но ни одной заразы нету… Соседи - это профессия, высокое звание. Мы все соседи… хоть на фронте, хоть на базаре. Понял?
- Понял.
- Тогда споём «Степь да степь кругом», а потом «Ох, мороз, мороз». Всегда их пою, когда мои уезжают. Слова знаешь?
- Кто же их не знает.
- Ну, ты даёшь, песенник.
Потом мы спели ещё несколько военных песен и логично подошли к моей любимой, которую прогорланили аж два раза подряд.
Живёт моя отрада
В высоком терему,
А в терем тот высокий
Нет входа никому…
… ничто не остановит в дороге молодца!
Мы ещё выпили, и Григорий заявил: «Мы тебе такую отраду найдём… владимирскую или суздальскую. В высоком тереме, куда ходу нет никому. Другую не ищи. Понял?
- Понял.
- Потому что в Суздале растут самые лучшие огурцы России и празднуют день огурца. И поэтому там живут хорошие люди. Понял?
- Понял. - Суздаль - город зелёных огурцов и красных девиц.
- Тогда давай песню из того фильма, который любит мой сосед-лётчик. Он ведь тоже в Афгане воевал. Знаешь слова?
- Знаю, - ответил я, хрустя солёным огурцом.
- Ну, ты даёшь. Всё знаешь, что я знаю. Нравишься ты мне.
Ваше благородие,
Госпожа-удача,
Для кого ты добрая,
А кому - иначе.
Девять граммов в сердце,
Постой, не зови.
Не везёт мне в смерти,
Повезёт в любви…
У-ух. От души пели и пили. Надолго хватит. Из кухни мы выбирались как с поля боя, поддерживая друг друга. Григорий сам постелил мне постель на диване, и мы ещё говорили о чём-то как пьяные, требующие продолжения банкета после закрытия кабака. Потом он ушёл спать в соседнюю комнату. Я разделся и сразу же рухнул на диван. Был первый час ночи. Мне было удобно и уютно. Тихо тикали часы. Из спальни уже доносился храп Гриши. Я даже не вспомнил, что в моей истории появился новый персонаж, который был рыжим олигархом. Зато подумал о том, что утром наведаюсь в больницу и узнаю «ху есть ху». И никакой опохмелки, только огуречный рассол. А из лучших огурцов получается и лучший рассол в мире. Интересно, Григорий пьёт по утрам его? Какие здесь живут разные люди, - пришла в голову глупая мысль. И с этой глупой, но почему-то согревающей мыслью, я уснул.
* * *