Алферов Анатолий Александрович Ромек Е. А. «Общество знания» Дисциплинарная структура и роль сгн в процессе социальных трансформаций: учебное пособие

Вид материала

5. Раздел 3. Переопределение парадигм и тем, появление новых областей исследования.
От линейного мышления к релятивизму.
Парадигмы и научно-исследовательские программы.
Эпистемологический анархизм.
П. Фейерабенд. Наука в свободном обществе // П. Фейерабенд. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 510-523.
«Постмодернистский вызов».
Проектное задание.
Тестовые задания рубежного контроля.

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8

5. Раздел 3. Переопределение парадигм и тем, появление новых областей исследования.

Цель настоящего раздела заключается в формировании знания об основных векторах изменения дисциплинарной структуры и концептуально-методологических оснований социально-гуманитарных наук в XX в.

От линейного мышления к релятивизму.

Неокантианство с его идеей противопоставления социально-гуманитарного и естественнонаучного познания инициировало пересмотр традиционного представления о целях и задачах науки. Это представление часто называют

классической парадигмой науки. Речь идет об установке, которой придерживались первые «теоретики» науки - Ф. Бэкон, Дж. Локк, Т. Гоббс, И. Ньютон и др. Суть ее в следующем: наука изучает закономерности явлений того или иного рода - будь то механические процессы, язык, химическое строение вещества или общественная жизнь. Цель любой науки заключается в обнаружении существенных объективных связей – законов, определяющих возникновение и существование изучаемых ею явлений, и выражение этих связей (закономерностей) в «чистом», теоретическом виде. Позитивизм внес коррективы в этот манифест: в соответствие с логикой эмпиризма «объективной действительностью» была объявлена совокупность чувственно данных явлений, а законом – отношение причинной зависимости по формуле «Если А, то В». Все, что не допускало сведения к чувственно данному и однозначному каузальному отношению, трактовалось как ненаучное, метафизическое знание.

Между тем, революционные открытия естествознания конца XIX – начала XX вв. - теория Дарвина, закон превращения энергии, формулировка биогенетического закона, теории функций и множеств в математике, неевклидовы геометрии, установление «болезней материи» - рентгеновского излучения и радиоактивности, создание Эйнштейном теории относительности, обнаружение химиками того факта, что жизнь на земле есть процесс синтеза гигантских молекул полимеров, сопровождаемый одновременно «деструкцией» и «стабилизацией», «старением» и рождением нового, открытие И.И. Мечниковым лейкоцитов как средства деструктурирования болезнетворных микробов, проникающих в организм, - все это обусловило переход европейской науки от механистического детерминизма и связанного с ним линейного мышления к релятивизму и нелинейному мышлению. Особую роль в этом переходе сыграл принцип дополнительности Н. Бора. Принцип дополнительности опровергал представление об объективности и надежности методологии классической физики. Классическая теория предполагала, что физическое явление можно рассматривать, не оказывая на него принципиально неустранимого влияния.

«...Открытие универсального кванта действия, - заявил Н. Бор на Международном физическом конгрессе в Комо, - привело к необходимости дальнейшего анализа проблемы наблюдения. Из этого открытия следует, что весь способ описания, характерный для классической физики (включая теорию относительности), остается применимым лишь до тех пор, пока все входящие в описание величины размерности действия велики по сравнению с квантом действия Планка. Если это условие не выполняется, как это имеет место в области явлений атомной физики, то вступают в силу закономерности особого рода, которые не могут быть включены в рамки причинного описания... Этот результат, первоначально казавшийся парадоксальным, находит, однако, свое объяснение в том, что в указанной области нельзя более провести четкую грань между самостоятельным поведением физического объекта и его взаимодействием с другими телами, используемыми в качестве измерительных приборов; такое взаимодействие с необходимостью возникает в процессе наблюдения и не может быть непосредственно учтено по самому смыслу понятия измерения.

Это обстоятельство фактически означает возникновение совершенно новой ситуации в физике в отношении анализа и синтеза опытных данных. Она заставляет нас заменить классический идеал причинности некоторым более общим принципом, называемым обычно «дополнительностью».

Получаемые нами с помощью различных измерительных приборов сведения о поведении исследуемых объектов, кажущиеся несовместимыми, в действительности не могут быть непосредственно связаны друг с другом обычным образом, а должны рассматриваться как дополняющие друг друга»^¹⁴.

К сожалению, отстаивая научный статус социально-гуманитарных наук, В. Дильтей, В. Виндельбанд, Г. Риккерт и их сторонники отождествляли естествознание (Science) c позитивистским представлением о науке. Поэтому протест против позитивизма обернулся размежеванием с «науками о природе». Фактически же и Дильтей, и Гуссерль, неокантианцы постигли ограниченность механистического детерминизма и эмпиризма,… так же как представители естественных наук, в одно время с ними и, вместе с тем, - независимо и автономно. Вследствие этого механицизм и эмпиризм («психологизм») были осмыслены как differentia specifica «наук о природе». Неокантиантская антитеза «наук о духе» и «наук о природе» и соответствующее ей представление о специфике предметов, методов, критериев научности естествознания и социально-гуманитарного знания называют неклассической парадигмой науки.

Парадигмы и научно-исследовательские программы.

Если неокантианцы реализовали принцип дополнительности в осмыслении своеобразия «наук о культуре», то Т. Кун и И. Лакатос применили его для обоснования множественности подходов и исследовательских перспектив в рамках одной области знания.

В 1963 г. вышло первое издание знаменитой книги Т. Куна «Структура научных революций». В этой книге автор противопоставил «мифам о науке» новый ее «образ». Прежде всего, Куна отверг классическое определение целей, задач и социальной функции науки через понятие «истина». Наука представляет собой не отвлеченный поиск истины, а профессию, то, чем занимаются ученые. Сначала они изучают науки в учебных заведениях, сдают экзамены, защищают дипломные работы и диссертации. Затем, проходят процедуру аттестации и отбора на должности преподавателей и научных сотрудников, в этом качестве пишут статьи, монографии и пр. Таким образом они вписываются в «нормальную науку». И объединяет их вовсе не поиск истины, а парадигма. В книге Куна термин «парадигма» употребляется в следующих основных значениях:

совокупность требований науки к образованию;
совокупность методик и программ, т.е. научно-образовательный стандарт;
совокупность теоретических и практических методов проведения научного исследования, методологию;
содержание доминирующей теории и ее методологическое основание.^¹⁵

В 1969 г. Т. Кун отказался от термина «парадигма» и заменил его выражением «дисциплинарная матрица».

Итак, единой науки, преемственности теорий и научных школ, согласно Куну, попросту не существует. Наука представляет собой смесь парадигм и научных сообществ, находящихся в состоянии «войны всех против всех». Парадигмы автономны, несовместимы, а потому и несопоставимы. Соответственно нет и не может быть в принципе единых критериев истинности (аутентичности) и научности не только для «наук о природе» и «наук о духе», но и в рамках одной научной дисциплины. В каждой парадигме они свои. Доминирующая парадигма и ее научное сообщество – образуют «нормальную науку». Любое открытие или теория сформулированные по правилам альтернативных парадигм, квалифицируются господствующим научным сообществом как ненаучные, а сами эти парадигмы как аномальные. Между «нормальной наукой» и аномалиями идет война. Со временем число фактов, не находящих объяснение в рамках доминирующей парадигмы, растет и достигает критической массы. Тогда происходит научная революция, в результате которой аномальная парадигма и отстаивающее ее научное сообщество приходят к власти. Теперь они – «нормальная наука».

С этой точки зрения, например, интроспекционистская психология перестала доминировать в психологии не потому, что метод интроспекции, а также представление о сознании как совокупности ощущений, неадекватны предмету и задачам психологии, не потому, что с их помощью невозможно выявлять объективные закономерности психических процессов человека и не потому, что метод интроспекции не надежен и не валиден. Просто в результате научной революции начала ХХ в. интроспекционистская парадигма была свергнута «взбунтовавшимися» аномальными парадигмами - феноменологической психологией, психоанализом, бихевиоризмом, гештальтизмом.

Идеи Куна получили дальнейшее развитие в концепции науки британского философа И. Лакатоса. Лакатос заменил расплывчатый термин «парадигма» понятием научно-исследовательской программы.

Рост «зрелой» науки представляет собой с его точки зрения смену связанных между собой теорий. Преемственность между ними обусловлена нормативными правилами исследовательских программ, предписывающих какие направления перспективны для дальнейшего исследования («положительная эвристика»), а какие – нет («негативная эвристика»). Каждая такая программа имеет так называемое «жесткое ядро» - обоснованную и санкционированную в науке теорию и «защитный пояс» - теории развивающие «ядерную» концепцию и разрешающие противоречия между нею и «аномальными» фактами. И, хотя Лакатос использует в своих работах примеры из области естествознания (главным образом – физики XVII – XIX вв.), его идеи были использованы также для осмысления векторов трансформации дисциплинарной структуры социально-гуманитарных наук.

Примером научно-исследовательской программы в «науках о культуре» может служить структурализм, базирующийся на «ядерной» теории Ф. де Соссюра. Структурализм включает в себя концепции антрополога К. Леви-Строса, литературоведа Р. Барта, психоаналитика Ж. Лакана, философа М. Фуко и др. Положительную и негативную «эвристику» структурализма сформулировал еще Ф.де Соссюр, настаивавший на том, что синхронная, или синхроническая лингвистика - изучение языковой системы безотносительно ко времени - должна получить приоритет перед диахронической, или исторической лингвистикой.

Итак, под новым углом зрения, основанием дисциплинарного деления и преемственности в науке выступают вовсе не особенности предмета или методологии, как считали представители неклассической парадигмы (В. Дильтей, В. Виндельбанд, Г. Риккерт, М. Вебер и др). Таким основанием является некоторый корпус конвенциальных, а, стало быть, относительных правил осуществления научной деятельности. И поскольку эти правила определяются не закономерностями изучаемых явлений, а своего рода договором между учеными, постольку они совершенно условны, а, стало быть, не сопоставимы ни друг с другом, ни с «действительностью». Критиковать теорию допустимо лишь в рамках нормативных правил той научно-исследовательской программы (парадигмы), в которую она входит. Изложенное выше представление о природе научной деятельности называют постнеклассической парадигмой наук.

Эпистемологический анархизм.

Принципы релятивизма и дополнительности в науковедческой рефлексии были доведены до абсурда Полом Фейерабендом – автором концепции «эпистемологического анархизма». К. Поппер и И. Лакатос показали, что для опровержения теории самих по себе «аномальных», т.е. противоречащих ей фактов не достаточно - нужна новая теория, объясняющая эти факты и тем самым придающая им статус опровергающего аргументов. Чтобы опровергнуть теорию, нужен не факт, а новая теория. Отталкиваясь от этого, Фейерабенд выдвинул методологический принцип полиферации, или размножения теорий, согласно которому ученые должны стремиться создавать теории, несовместимые с существующими признанными теориями. Создание таких альтернативных теорий, с точки зрения Фейерабенда, способствует их взаимной критике и ускоряет развитие науки.

Однако слово «теория» американский науковед использует совсем не в том смысле который оно обрело в процессе становления науки в Новое время. Для него «теория» - вовсе не «полная причина» явлений того или иного рода (Т. Гоббс), она вообще не соотносится с действительностью. «Теория» Фейерабенда представляет собой конвенциальное образование, вроде «парадигмы» Куна и «научно-исследовательской программы» Лакатоса, продукт договора между учеными относительно нормативных правил их деятельности, базисных аксиом, конструктов и идеализаций. Фейерабенд отрицает существований в науке универсального языка: все научные понятия «теоретически нагружены». Значение понятий определяется не реальностью, которую они выражают, а нормативными правилами теорий, в которые они входят. Поэтому при переходе из одной теории в другую значение понятия радикально изменяется. Каждая теория создает свой язык и, стало быть, конкурирующие друг с другом, вытесняющие друг друга, отвоевывающие друг у друга место под солнцем теории несоизмеримы. Их некорректно сравнивать ни по отношению к опыту, ни по отношению к формально-логическим правилам: каждая теория устанавливает собственные критерии истинности. Это и есть самый настоящий анархизм: каждый ученый вправе изобретать свою собственную «теорию» альтернативную теориям Эйнштейна, Марксом, де Соссюра, не заботясь при этом об обосновании, доказательствах и т.п. Развитие науки, утверждает Фейерабенд вообще иррационально: новые теории побеждают и утверждаются не вследствие того, что они истинны, а благодаря пиар-деятельности своих сторонников. Поэтому наука ничем не отличается от мифа и представляет собой одну из форм идеологии. Наука - самая влиятельная идеология XX в. Нужно освободить общество от «диктата науки» и уравнять ее в правах с мифом и религией.

П. Фейерабенд. Наука в свободном обществе // П. Фейерабенд. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 510-523.

«Симбиоз государства и неконтролируемой науки приводит к животрепещущей проблеме, возникающей перед интеллектуалами, и в частности перед либералами.

Либеральные интеллектуалы находятся среди главных защитников демократии и свободы. Громко и настойчиво они провозглашают и защищают свободу мысли, слова, совести и порой даже совершенно бессмысленных форм политической деятельности.

Либеральные интеллектуалы являются также «рационалистами», рассматривая рационализм (который для них совпадает с наукой) не как некоторую концепцию среди множества других, а как базис общества. Следовательно, защищаемая ими свобода допускается лишь при условиях, которые сами исключены из сферы свободы. Свобода обеспечена лишь тем, кто принял сторону рационалистской (т. е. научной) идеологии. […]

Однако, нетерпеливо воскликнет пылкий ревнитель рационализма и науки, разве это не оправданно? Разве не существует громадного различия между наукой, с одной стороны, и религией, магией, мифом – с другой? Разве не является это различие столь большим и столь очевидным, что вовсе не обязательно специально его оговаривать и уж совсем глупо его отрицать? Не заключается ли это различие в том, что магия, религия и мифологическое мировоззрение лишь пытаются нащупать контакт с реальностью, в то время как науке удалось это сделать и тем самым превзойти своих предшественников? Не следует ли отсюда, что не только оправданно, но и просто необходимо устранить из центра общественной жизни религию с ее разработанной онтологией, миф, претендующий на описание мира, систему магии, занимающую альтернативную позицию по отношению к науке, и заменить их наукой? Таковы некоторые вопросы, которые "образованный" либерал будет использовать для возражения против любой формы свободы, угрожающей центральному положению науки и (либерального или иного) рационализма. […]

Безусловно, наука внесла громадный вклад в наше понимание мира, а это понимание в свою очередь привело к еще более значительным практическим достижениям. Верно также и то, что теперь большинство соперников науки либо исчезли, либо изменились так, что конфликт их с наукой (и, следовательно, возможность получения результатов, отличающихся от результатов науки) больше не возникает: религии "демифологизированы" с откровенной целью приспособить их к веку науки, мифы "интерпретированы" так, чтобы устранить их онтологические следствия. Некоторые особенности этого процесса вполне понятны. Даже в честной борьбе одна идеология нередко пожинает успехи и побеждает своих соперниц. Это не означает, что побежденные соперницы лишены достоинств и не способны внести свой вклад в развитие нашего познания, просто они временно истощили свои силы. Они способны возродиться и нанести поражение своим победителям. […] Или взять идею движения Земли. Она возникла в античности, была разгромлена мощными аргументами аристотеликов, считалась «невероятной нелепостью» Птолемеем и тем не менее с триумфом возвратилась в XVII столетии. Что верно для теорий, верно и для методов: познание опиралось на спекулятивное мышление и логику, затем Аристотель ввел более эмпирические познавательные процедуры, которые впоследствии были заменены математизированными методами Декарта и Галилея, а затем эти методы участниками копенгагенской школы были соединены с довольно радикальным эмпиризмом. Из этого краткого экскурса в историю вытекает следующая мораль: временную задержку в развитии некоторой идеологии (которая представляет собой пучок теорий, соединенных с определенным методом и более общей философской концепцией) нельзя считать основанием для ее устранения.

Однако именно это случилось после научной революции с прежними формами науки и вненаучными концепциями: они были устранены сначала из самой науки, а затем вытеснялись из общественной жизни до тех пор, пока мы не пришли к современной ситуации, в которой их выживание подвергается опасности не только со стороны общего предрасположения в пользу науки, но также и со стороны общественных учреждений, ибо наука, как мы видели, стала частью фундамента демократии. Можно ли при таких обстоятельствах удивляться тому, что наука царствует ныне безраздельно и является единственной идеологией, получающей интересные результаты? Она безраздельно царствует благодаря тому, что некоторые ее прошлые успехи привели к появлению организационных мероприятий: система народного образования; роль специалистов; роль мощных объединений (таких, например, как Американская медицинская ассоциация), которые препятствуют возрождению ее соперников. Не слишком далеко отклоняясь от истины, можно кратко сказать: сегодня наука господствует не в силу ее сравнительных достоинств, а благодаря организованным для нее пропагандистским, и рекламным акциям.

В организации дела победы науки имеется еще один элемент, о котором не следует забывать. Выше я уже говорил, что одни идеологии могут отставать от других даже в честной борьбе. На протяжении XVI и XVII столетий (более или менее) честная борьба велась между древней западной наукой и философией с одной стороны, и новой научной философией – с другой. Однако никогда не было никакого честного соревнования между всем этим комплексом идей и мифами, религиями и обычаями внеевропейских обществ. Эти мифы, религии, обычаи исчезли или выродились не вследствие того, что наука была лучше, а потому, что апостолы науки были более решительными борцами, потому что они подавляли носителей альтернативных культур материальной силой. Исследовательской работы в этом плане не было. Не было "объективного" сравнения методов и достижений. Осуществлялась колонизация и подавление культуры колонизованных племен и народов. Их воззрения были вытеснены сначала христианской религией братской, любви, а затем религией науки. [...] Отсюда можно извлечь урок: вненаучные идеологии, способы практики, теории, традиции могут стать достойными, соперниками науки и помочь нам обнаружить ее важнейшие недостатки, если дать им равные шансы в конкурентной борьбе. Предоставить им эти равные шансы – задача институтов свободного общества. Превосходство науки можно утверждать только после многочисленных сравнений ее с альтернативными точками зрения. [...]

…Однако наука все еще сохраняет свою власть. Она сохраняет свое превосходство вследствие того, что ее жрецы не способны понять и не хотят простить иных идеологий, что у них есть сила осуществить свои желания и что эту силу они используют точно так же, как их предки использовали свою силу для того, чтобы навязать христианство всем тем, кого они встречали на пути своих завоеваний. Таким образом, хотя теперь гражданин США может избрать ту религию, которая ему нравится, он все еще не может требовать, чтобы его детей обучали в школе не науке, а, скажем, магии. Существует отделение церкви от государства, но нет еще отделения науки от государства.

И все-таки наука обладает не большим авторитетом, чем любая другая форма жизни. Ее цели, безусловно, не важнее тех целей, которым подчинена жизнь в религиозных сообществах или племенах, объединенных мифом. Во всяком случае, эти цели не должны ограничивать жизнь, мышление, образование членов свободного общества, в котором каждый человек должен иметь возможность формировать свое собственное мышление и жить в соответствии с теми социальными убеждениями, которые он считает для себя наиболее приемлемыми. Поэтому отделение церкви от государства следует дополнить отделением науки от государства.

Не следует опасаться, что такое отделение приведет к разрушению техники. Всегда найдутся люди, которые изберут карьеру ученого и которые охотно подчинятся необременительному (духовному и организационному) рабству при условии хорошей оплаты и существовании людей, проверяющих и оценивающих их работу. Греки развивались и прогрессировали, опираясь на труд подневольных рабов. Мы будем развиваться и прогрессировать с помощью многочисленных добровольных рабов из университетов и лабораторий, которые снабжают нас лекарствами, газом, электричеством, атомными бомбами, замороженными обедами, а иногда – интересными волшебными сказками. Мы будем хорошо обращаться с этими рабами, мы будем даже слушать их, когда они рассказывают нам интересные истории, но мы не позволим им под видом "прогрессивных" теорий обучения навязывать нашим детям их идеологию. Мы не позволим им фантазии науки выдавать за единственно возможные фактуальные суждения. Это отделение науки от государства может оказаться нашим единственным шансом преодолеть чахоточное варварство нашей научно-технической эпохи и достигнуть той человечности, на которую мы способны, но которой никогда вполне не достигали».

«Постмодернистский вызов».

В последней трети XX в. огромное влияние на социогуманитарное знание оказала методологическая программа постмодернизма. Эта программа изменила приоритеты, тематику, масштаб исследований в «науках о духе». П. Анкерсмит назвал увлечение постмодернизмом европейской интеллигенции «интеллектуальным алкоголизмом».

Постмодернизм родился в конце 60-х гг. в среде французских филологов и претендовал ни много, ни мало на ниспровержение новоевропейской культуры. По самому своему существу постмодернизм имеет эпистемологическую ориентацию: он ставит под сомнение объективизм, предлагая взамен субъективистскую и релятивистскую перспективу. Знание, с точки зрения постмодернистов, соотносится не с «фактами» и не с «действительностью», а исключительно с текстами. Любой факт – внешнего или внутреннего опыта - выражается в тексте, в письменном источнике – нарративе. Тексты же создаются по особым (дискурсивным) правилам и притом людьми, которым свойственны интересы, ценности, заблуждения, пристрастия и т.п. Поэтому ни один факт не является объективным - он претерпевает неизбежные искажения, обусловленные субъективностью автора текста – степенью его осведомленности, мировоззренческими и научными предпочтениями, обстоятельствами его личной жизни, бессознательными желаниями, преднамеренной ложью и т.п. Чем дальше отстоит событие от его нарративного выражения (например, когда предметом современного историка, культуролога, философа или литературоведа выступают события античности), тем выше степень погрешности. Словом, постмодернисты по-новому поставили старую проблему, задав вопрос: о природе фактичности. Отвечая на этот сакраментальный вопрос, один из теоретиков постмодернизма Х. Уайт назвал событием то, что произошло на том или ином пространстве в определенный промежуток времени, а фактом - знание об этом событии, оформленное в виде утверждения. В самом деле, любое событие можно представить как факт физический, химический, психологический исторический и т.д. Толкование всегда несет в себе элемент произвольности, поскольку определяется эпохи, в которую живет интерпретатор, его образованием, национальностью, политическими и религиозными воззрениями и т.п.

Поэтому ни один текст не может претендовать на общезначимость.

Объективной истины не существует. Стремление к такой истине ведет к тоталитаризму. Любой автор по-своему прав. Более того, у каждого автора есть право по-своему интерпретировать тексты других авторов, находить в них «скрытый» смысл, делать из них собственные выводы, помещать их в чужеродный контекст и т.п. Такое истолкование текста постмодернисты называют его деконструкцией.

Истоком этой позиции по праву может считаться замечание, сделанное Ф. Ницше более ста лет назад, - «все наше знание лишь перспектива». Постмодернизм идет еще дальше, утверждая, что целые культуры и исторические эпохи живут в соответствии с принципами, абсолютный характер которых обосновать невозможно. Провозгласив знание относительным и связав эту относительность со способом речевого (дискурсивного) выражения, французские отцы постмодернизма (Ж. Делез, Р. Барт, Ж. Деррида, и др.) инициировали пересмотр (деконструкцию) ценностей и представлений, казавшихся прежде незыблемыми. В отличие от скептиков прошлых времен, постмодернисты сосредоточили свои усилия на критике не столько научных, сколько идеологических постулатов, к которым, правда, они причисляли и научные теории, усматривая в них «дискурсивные практики» господства (человека над природой, большинства над меньшинством, европейцев над неевропейцами, мужчин над женщинами, правшей над левшами и т.д.). Деконструкции были подвергнуты также основоположения истории, искусства, литературы. Важнейшим направлением постмодернизма была и остается феминистская критика многих аспектов «маскулинной культуры» Нового времени - от языка до методов теоретического мышления. Позже аргументация “культурного” феминизма была использована другими группами для пересмотра общепринятых представлений о красоте, устройстве семьи, сексуальности, состоятельности, психическом здоровье.

Постмодернизм, без сомнения, выполняет важную миссию освобождения научного и обыденного сознания от диктатуры «истин в последней инстанции». Демонстрируя противоречивость и политическую ангажированность таких «истин», выворачивая их наизнанку, играя с ними и поднимая их на смех, он стимулирует критичность, смелость, творческую силу мышления. Однако в том, что касается альтернативы, а именно технологии мышления, позволяющей творчески и самостоятельно решать позитивные задачи: открывать законы, применять их в практических целях и т.п., постмодернизм – плохой советчик. С точки зрения его адептов, научные теории (все!) представляют собой конструкты, правдоподобно объясняющие действительность. Правдоподобно же то, что кажется таковым большинству. Содержание научных теорий оформляется в результате интертекстового диалога между различными авторами, группами и сообществами и поэтому является условным, конвенциальным. Эту концепцию теоретического знания называют конструктивизмом.

Конструктивизм как аспект постмодернизма созвучен философским идеям Х. Файингера, который указывал на решающее значение когнитивных конструктов и конвенциальных моделей, вымысла, фантазий, полагая, что эти представления, реальные или иллюзорные, могут стать основой образа жизни человека. Не важно какова «действительность» на самом деле – ведь люди живут в сконструированном мире собственных представлений о ней. До XVI в. также как Аристотель, Птолемей и средневековые богословы, они считали Землю неподвижным центром сотворенного Богом мира, и это казалось им правдоподобным. В наши дни вслед за Коперником, Галиллеем и Бруно они полагают, что Земля – лишь одна из бессчетного множества планет, вращающихся вокруг бесчисленного множества звезд бесконечной вселенной. И это не менее правдоподобно. Древние люди верили в то, что душа вселяется в тело при рождении человека, современные нейрофизиологи считают ее продуктом деятельности мозга, психологи рассматривают “душу” (сознание, мышление, личность и т.п.) в качестве производной отношений между людьми и их совокупной деятельности. Все эти когнитивные конструкты правдоподобны и равноправны, ни один из них не обладает монополией на истину. Чем больше перспектив – тем многостороннее знание.

Микроистория.

В конце 1970-х годов в Италии возникло новое научное направление – микроистория. Это направление создавалось группой итальянских историков (К. Гинзбургом, Э. Гренди и Дж. Леви), с одной стороны, как альтернатива умозрительной «макроистории», апеллирующей к «объективным закономерностям» социальной жизни, а, с другой, - как противовес методологическому релятивизму постмодернизма.

В фокусе исследовательского интереса адептов микроистории находятся уникальные, единичные события – жизненные стратегии «маленьких людей», которые по принципу дополнительности Бора формируют социальные общности. Эти нетипичные, аномальные стратегии исследуются словно бы «под увеличительным стеклом», что дает возможность рассмотреть детали и существенные особенности изучаемого явления. Однако, как подчеркивает, Дж. Леви исследование проблемы на микроуровне отнюдь не свидетельствует о масштабе самой проблемы. Напротив, микроанализ позволяет увидеть преломление общих процессов «в определенной точке реальной жизни».

Ориентированная на индивидуальность методология микроистории оказала влияние на социогуманитарное знание в целом. Новый масштаб исследования социальной реальности нашел применение в социологии, психологии, философии, литературоведении и других дисциплинах.

Основная литература.

Бахтин М.М. К философским основам гуманитарных наук // Собр. соч.: В 7 т. Т.5. М., 1996.

Кун Т. Структура научных революций. М., 1963.

Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001.

Лиотар. Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М., 1998.

Лось В.А. История и философия науки. Учебное пособие. М., 2004

Мангейм К. Очерки социологии знания. Теория познания — Мировоззрение — Историзм. М., 1998.

Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. М., 2002.

П. Фейерабенд. Наука в свободном обществе // П. Фейерабенд. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.

Дополнительная литература.

Бор Н. Избранные научные труды. В 2-х томах. Т.2. М., 1971.

Зверева Г.И. Реальность и исторический наррати^в: ^проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории // Одиссей: Человек в истории. М., 1996. Лебедев С.А. Философия науки: словарь основных терминов. М., 2004.

Олейников А. Микроистория и генеалогия исторического опыта // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М., 2007.

Сокал А., Брикмон Ж. Интеллектуальные уловки. Критика философии постмодерна. М, 2004.

Козловски П. Культура постмодерна. М., 1997.

Потемкин А.В. Метафилософские диатрибы. На берегах Кизитиринки. Ростов н/Д, 2003. С.555-559.

Проектное задание.

Прочитайте книгу Т.Куна «Структура научных революций» и ответьте на следующие вопросы:

Что конституирует парадигму? Как соотносятся понятия «парадигма», «методологический подход», «теория», «дисциплина», «наука», «междисциплинарные исследования», «интердисциплинарные исследования»?
Допускает ли «нормальная наука» сосуществование нескольких парадигм в рамках одной дисциплины? Что такое «допарадигмальная» стадия развития науки?
Какие научные революции в области социально-гуманитарного знания Вы можете назвать?
Какие парадигмы существуют в Вашей области знания?

Прочитайте работу П. Фейерабенда «Наука в свободном обществе» и ответьте на следующие вопросы:

Почему практическая полезность продуктов научно-технического знания не является, с точки зрения П. Фейерабенда, аргументом в пользу его приоритета по отношению к знанию вненаучному?
Почему научное знание является идеологией? Как Фейерабенд обосновывает идеологическую равнозначность науки, религии, мифа, магии?
Если бы лично у Вас была возможность выбирать, чему учить Ваших детей – химии или алхимии, у кого лечиться – у врачей или у шаманов, что бы Вы предпочли?
Как относится П. Фейерабенд к социально-гуманитарному знанию?

Тестовые задания рубежного контроля.

Инструкция. Выберете из четырех вариантов ответа на вопрос правильные. ВНИМАНИЕ! Правильных ответов может быть несколько.

Классическая «парадигма» науки предполагает
а) различные критерии истинности для естественных и гуманитарных наук;
б) полиферацию (размножение) научных теорий;
в) что научная теория отражает объективные закономерности изучаемых теорий;
г) единые критерии истинности для всех научных дисциплин.
Постнеклассическая «парадигма» науки предполагает
а) относительность научных теорий;
б) отсутствие единого критерия истины;
в) практическое применение научных теорий;
г) необходимость подтверждать научную гипотезу фактами.
В книге Т. Куна «Структура научных революций» слово «парадигма» обозначает
а) совокупность требований науки к образованию
б) совокупность методик и программ, т.е. научно-образовательный стандарт
в) совокупность теоретических и практических методов проведения научного исследования, методологию
г) содержание доминирующей теории и ее методологическое основание.
Основными принципами «эпистемологического анархизма» П. Фейерабенда являются:
а) принцип контриндукции
б) принцип верификации;

в) принцип полиферации;
г) принцип исключающего индукционизма.

Согласно П. Фейерабенду
а) наука представляет собой одну из форм идеологии;
б) понятия меняют свое значение при переходе из одной теории в другую;
в) обществу следует избавиться от диктата науки;
г) наука способствует демократизации общественной жизни.
Слово «дискурс» обозначает
а) литературный жанр;
б) социально обусловленную организацию системы речи, а также определённые принципы, в соответствии с которыми реальность классифицируется и репрезентируется;.
в) неадекватное отражение реальности;
г) символическое соотношение слов и вещей.
Постмодернизм утверждает, что
а) текст соотносится с объективной реальностью;
б) текст соотносится с текстами и больше ни с чем;
в) текст отражает внутренний мир субъекта;
г) текст идеологически ангажирован.
Деконструкцией постмодернисты называют
а) произвольное толкование одним автором текстов других авторов;
б) лингвистический анализ текста;
в) семантический анализ текста;
г) социокультурный анализ текста.
Микроистория изучает
а) жизненные стратегии «маленьких людей»;
б) историю отдельных государств;
в) объективные закономерности исторических событий;
г) нарративные особенности исторических сочинений.

Правильные ответы.

1 в), г). 2 а), б). 3 а), б), в), г). 4а), в). 5 а), б), в). 6 б), г). 7 б), г). 8 а). 9 а).

Blog