Д. П. Горского государственное издательство политической литературы москва • 1957 аннотация настоящая книга

Вид материала

Книга

Содержание Членораздельная речь.

Подобный материал:

• Государственное Издательство Детской Литературы; Москва; 1951 Аннотация Эта книга, 2920.79kb.
• А. С. Велидов (редактор) Красная книга, 7398.72kb.
• Д. Н. Мамине-Сибиряке Книга, 262.07kb.
• Тезисы о фейербахе, 48.34kb.
• Собрание Сочинений в десяти томах. Том четвертый (Государственное издательство Художественной, 1585.13kb.
• Собрание Сочинений в десяти томах. Том четвертый (Государственное издательство Художественной, 2092.28kb.
• Москва издательство политической литературы, 9101.92kb.
• Библиотека Альдебаран, 1616.97kb.
• Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 2563.36kb.
• Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 2722.46kb.

Возможные пути использования жестов на стадии не­членораздельной речи. Большинство ученых так или ина­че склонялось прежде и склоняется теперь к тому, что же­сты играли огромную роль в общении первобытных людей. Ошибкой было бы думать, что общение с помощью жестов составляло какую-то особую стадию в развитии речи. Об­щение при помощи жестов составляло не стадию, а было включено необходимым составным компонентом в звуко­вое общение. Сами по себе трудовые операции, осу­ществляемые членами первобытного стада людей в усло­виях довольно уже спаянного коллектива, являясь формой реализации мысли, вместе с тем служили непреднамерен­ной формой общения, выполняя роль или объекта подра­жания со стороны других членов стада, особенно молодо­го поколения, учившегося выполнению этих операций у более старших, или 'служили предметом контроля со сторо­ны, например, вожака, или просто объектом восприятия, дающим возможность знать о замысле человека, выпол­няющим эту операцию и тем самым служившим ориенти­рующим фактором для других членов стада. Трудовые движения могли выполнять роль общения не только не­преднамеренно, но и осознанно, когда, скажем, необхо­димо было показать другому, как нужно осуществлять данную операцию, например при отделке орудия из камня.

В определенных ситуациях жизни первобытного кол­лектива людей некоторые трудовые движения начинали выполнять как бы двойную функцию: непосредственно тру­довую, направленную на достижение конкретной цели, и опосредованно коммуникативную, направленную на показ и последующее побуждение другого или других членов коллектива к осуществлению данного действия '.

¹ Мы полностью разделяем точку зрения А. Н. Леонтьева, кото­рый говорит, что «в зародыше речевое общение людей и их практиче­ское общение не дифференцированы между собой, что рабочие движе-

39

Возникновение и дальнейшее расхождение функций не­которых трудовых движений неизбежно вело к тому, что движения, выполняющие функцию преднамеренной ком­муникации, начинали постепенно приобретать иную струк­туру, носить все более редуцированный, неполный харак­тер, являясь лишь эскизной, схематической имитацией реального трудового процесса, лишь его символическим изображением. Жест, эскизно изображающий ту или иную трудовую операцию, становился преднамеренно по­даваемым сигналом, картинно обозначающим эту опера­цию и тем самым сообщающим о ней, побуждающим других к ее осуществлению или выражающим желание осуществить данное действие самим сигнализирующим субъектом. Естественно возникавшая связь между изобра­зительным жестом и выражаемым им действием или предметом являлась первоначально настолько нагляд­ной и простой, что она оказывалась легко доступной и понятной для примитивно мыслящего первобытного че­ловека.

При помощи постепенно усложняющихся изобразитель­ных жестов, получавших все более и более обобщающий характер, первобытные люди могли сообщать свои мысли о форме предметов, их объеме, количестве, месте, внешних связях предметов между собой, о характере деятельности своей и других членов стада, об уже совершенных дейст­виях и тех, которые совершаются в данный момент вре­мени, а также о предполагаемых быть совершенными в будущем и т. п.

Приемы первоначального мышления представляли со­бой непосредственное воспроизведение характера воздей­ствия человека на предметы реального мира. Движения рук, при помощи которых осуществлялись сами трудовые операции, неизбежно являлись материальным средством выражения их мысленного воспроизведения в мозгу. Ра­бота мышления была настолько тесно связана с работой рук, что мозг посылал импульсы в мышцы рук не только в момент отправления трудовых операций, но и в момент их мысленного воспроизведения с целью сообщить свои мысли другим. И не случайно поэтому мозговые центры

•Р ,

печи ныне регулирующие движение мышЦ речевого аппа­рата' расположены в непосредственной близости к цент­рам,'регулирующим движение рук. При этом ведущий центр речи, обычно расположенный в левом полушарии мозга, связан с центром именно правой руки. У людей с ведущей левой рукой (левшей), центр которой находится в правом полушарии, ведущий центр речи перемещен в правое полушарие, т. е. к центру ведущей руки. Эта ана­томически фиксированная связь, сложившаяся в ходе фи­зической эволюции человека, является дополнительным аргументом в пользу того, как тесно связаны между собой труд, мышление и речь. В качестве подтверждения того положения, что жесты играли весьма важную роль во взаимном общении людей в первобытном стаде, обычно ссылаются на этнографические материалы. И действи­тельно, этот материал проливает некоторый свет на этот вопрос, хотя его применение нуждается в некоторых ого­ворках.

Нельзя не считаться с тем фактом, что жесты широко применялись среди в прошлом отсталых народностей (австралийцы, североамериканские индейцы и т. п.), на что имеются многочисленные указания со стороны этно­графов '. Леви-Брюль отмечает, что племя диэри, кроме звукового языка, имеет еще богатый язык знаков. Для всех животных, для всех туземцев, мужчин и женщин, для неба, земли, ходьбы, верховой езды, прыгания, летания, плавания, еды, питья, для сотен других предме­тов и действий имеются свои особые знаки, так что эти туземцы могут разговаривать, не произнося ни одного

ния, воздействующие на предмет труда, тем самым выполняют и фун­кцию воздействия на других людей, участников коллективного произ­водства» (Л. Н. Леонтьев, Очерк развития психики, 1947, стр. 95).

'И.¹ Так, например, описывая формы общения одного из австралий­ских племен, Леви-Брюль отмечает, что при помощи жестов предста­вители этих племен «воспроизводят либо позы и положения, либо при­вычные движения существ, четвероногих, птиц, рыб и т. д., либо дви­жения, применяющиеся для их ловли, для использования или изго­товления какого-нибудь предмета и т. д. Например, для обозначения дикобраза, его своеобразного способа рыть землю и отбрасывать ее в сторону, его колючек, его манеры поднимать свои небольшие уши применяются движения рук, точно описывающие эти движения. Для обозначения воды... показывают, как пьет туземец, лакая воду, на­бранную в. горсть. Для обозначения ожерелья рукам придают такое положение, как будто они обнимают шею и замыкаются сзади. Оружие До мелочности описывается жестами, подобными тем движениям, ко­торые проделываются, когда им пользуются» (Л. Леви-Брюль, Перво­бытное мышление, М. 1930, стр. 107).

41

40

слова '. Жесты используются туземцами главным обра­зом для уточнения смысла слов и выражений. Так, на од­ном из наречий в прошлом отсталых народов mi ne» оз­начает «я это делаю» или «ты это делаешь», смотря по жесту, каким сопровождает эти слова говорящий¹². В то время, когда язык находился в процессе формирования, смысл звуков в значительной степени зависел от сопро­вождавших их жестов.

Конспектируя книгу Льюиса Г. Моргана «Древнее об­щество», К. Маркс специально подчеркивает, видимо как наиболее важные, следующие мысли Моргана: «Люди, когда они еще не знали огня, не обладали членораздельной речью и не имели искусственных орудий... зависели... от дикорастущих плодов земли. Медленно, почти незаметно они подвигались вперед в период дикости: от языка жестов и несовершенных звуков к членораздельной речи...»³. Могут сказать, что эти мысли не есть мысли Маркса, а переложение мыслей Моргана. На это можно было бы за­метить следующее. Морган является крупнейшим автори­тетом в вопросах первобытной истории. Он имел в своем распоряжении колоссальное количество фактов и личных наблюдений над жизнью и бытом североамериканских индейцев. Поэтому высказывания Моргана заслуживают особого внимания. Известно, что Маркс, конспектируя ра­боту Моргана, помечал те места и особо оговаривал их, если он не был согласен с последним. Это место излагается Марксом без критики и при этом особо под­черкивается.

Ссылка на авторитет не есть доказательство. И мы приводим это место из конспекта Маркса не как доказа­тельство того, что язык жестов играл важную роль в об­щении первобытного человека, а как иллюстрацию того, что крупные авторитеты науки придерживались этого мнения.

Членораздельная речь. Предположительно можно ду­мать, что развитие нечленораздельной речи завершается, как уже сказано, на той стадии антропогенеза, которая представлена неандертальцами, которые в общей цепи антропогенеза занимают промежуточное положение между синантропом и человеком современного типа строения —

¹ См. Л. Леви-Брюль, Первобытное мышление, стр. 105.

² См. Г. Рибо, Эволюция общих идей, М. 1898, стр. 97. ^s «Архив Маркса и Энгельса», т. IX, стр. 41.

42

кроманьонцем. По своему духовному развитию неандер­тальцы стоят значительно выше синантропа, что является результатом сравнительно высокого уровня развития его общественно-трудовой деятельности. Многообразие форм и сравнительно высокий уровень трудовой деятельности, совершенствование технических навыков, включение в сферу своей практической деятельности большого числа предметов, усложнение взаимосвязей между членами об­щественного коллектива, зарождение разделения труда между мужчиной и женщиной и, наконец, неуклонное раз­витие по пути дальнейшего совершенствования мышле-ция — все это закономерно обусловливало дальнейшее развитие и обогащение средств общения, необходимых для налаживания согласованной и упорядоченной совместной деятельности общественного коллектива неандертальцев.

Речевая деятельность неандертальца начинала, по всей вероятности, постепенно высвобождаться от непосредст­венной связи с предметами, являвшимися объектом обще­ния, и стала приобретать относительно самостоятельный характер. Это значит, что люди могли общаться не только о предметах, находившихся в непосредственном поле их зрения, но и об отсутствующих предметах. Относительно самостоятельный характер речевой деятельности создавал предпосылки для развития обобщающей роли звуковых комплексов. В речи неандертальца, по-видимому, начи­нали постепенно складываться элементы членораздель­ности, хотя в целом эта речь еще не обладала качеством членораздельности, о чем свидетельствуют и палеоантро-пологические данные. В строении его мозга отмечается сравнительно слабое развитие теменно-височной области, непосредственно связанной с речевой функцией.

Зародыши членораздельной речи, видимо, получили свое дальнейшее развитие у кроманьонца раннего периода позднего палеолита, фиксированного памятниками оринь-якской культуры. На последующих этапах своего разви­тия — солютрейской, мадленской и азильской культур — членораздельная речь получила свое окончательное оформ­ление.

Решающим критерием, позволяющим с некоторой до­лей достоверности судить о том, что членораздельная речь со всеми свойственными ей признаками могла оформиться именно у кроманьонца, являются, прежде всего, характер его трудовой деятельности и вытекающие из нее формы

43

взаимоотношения людей в обществе и уровень мыслитель­ной деятельности. В этой связи представляется крайне не­обходимым особо подчеркнуть роль разделения труда в формировании членораздельной речи. В условиях, когда конечная цель трудовой деятельности одного человека — удовлетворение потребности — оказалась опосредованной целой цепью различных видов деятельности других людей, согласованность между людьми приобрела довольно слож­ные формы. Круг предметов, включенных в трудовую дея­тельность, оказался довольно большим и более или менее строго фиксированным. Членораздельная речь могла сфор­мироваться на таком уровне развития человека, когда мышление стало приобретать относительно самостоятель­ный характер. Об опосредствованном характере мышления кроманьонца свидетельствуют многие факты: высокий уровень развития техники изготовления орудий производ­ства, орудий добывания средств к жизни. Если орудия неандертальца и тем более синантропа служили главным образом для непосредственного употребления, то у кро­маньонца появляются инструменты, т. е. орудия для про­изводства орудий. Таким образом закладываются основы производства средств производства. У кроманьонца полу­чает довольно широкое развитие искусство — настенные изображения самых разнообразных животных, человека, хижин, статуэтки из кости и т. п., знаменующие собой переворот именно в способах общения людей,— возникно­вение зачатков письменной речи. Все эти виды производ­ственного и художественного творчества, выросшие из по­требностей хозяйственной жизни, находятся в большом удалении от непосредственных целей удовлетворения ма­териальных потребностей первобытного человека. Формой реализации отвлеченного мышления могла быть только членораздельная речь, которая вместе с тем служила сред­ством обозначения довольно дифференцированных поня­тий. Дифференцированные орудия труда также являются одним из важных критериев в определении периода фор­мирования членораздельной речи.

Далее, членораздельная речь могла сложиться в усло­виях образования сравнительно сложных форм обществен­ной жизни, требовавшей глубокого, многостороннего и дифференцированного контакта членов этого общества между собой и определившей выделение общения из не­посредственного процесса производства в относительно

44

ямостоятельную деятельность, опосредствованным путем связанную с производством, разумеется, не исключавшей и прямую связь общения с производственной деятель­ностью. Многочисленный археологический материал убе­дительно показывает, что переход от весьма еще примитив­ного состояния, характеризующего ступень неандертальца, к позднему палеолиту, т. е. кроманьонцу, связан с глубо­ким преобразованием внутренней структуры первобытного общества, с образованием первобытно-общинного строя, с образованием рода и довольно сложных родовых связей. Планомерная организация труда, более многогранная пере­дача умений и знаний от поколения к поколению, установ­ление более опосредствованных приемов управления чле­нами коллектива и контроля за их деятельностью — все это могло осуществляться только при помощи довольно раз­витой членораздельной речи. Об оформлении членораз­дельной речи именно на стадии кроманьонца говорят и его анатомофизиологические особенности, прежде всего строе­ние мозга, а также периферического речевого аппарата. Строение переднего отдела лобных долей у кроманьонца более совершенно, чем у неандертальца; у него резче вы­ражены передние ветви сильвиевой борозды. Передняя ветвь нижней лобной борозды, имеющая прямое отноше­ние к членораздельной речевой деятельности, лучше раз­вита именно у кроманьонца. Как показали клинические наблюдения, повреждение или экстирпация именно перед­них отделов лобных долей в числе других симптомов свя­зано с расстройством отвлеченного мышления и символи­ческой апроксией, т. е. нарушением операций с символами.

Членораздельная речевая деятельность требует исклю­чительно большой скорости движения нижней челюсти. Такая быстрая работа нижней челюсти может успешно осуществляться менее массивной мускулатурой, обладаю­щей сравнительно небольшой инерцией. Постепенная ре­дукция жевательных мышц, выполняющих и речевую функцию,— весьма существенное органическое условие для развития членораздельной речи. Величина нижней челюсти находится в пропорциональной зависимости от величины жевательных мышц. Поэтому сравнительное изучение строения нижней челюсти у ископаемых людей имеет боль­шое значение для выяснения этапов развития речевой Функции. Как показали антропологические исследования °. В. Бунака, жевательные мышцы кроманьонца, выпол-

45

няющие и речевую функцию, получили достаточную редук­цию для того, чтобы осуществлять быстрое движение ниж­ней челюсти и в количестве, необходимом для продуциро-вания именно членораздельных звуков.

Развитие способности к произношению членораздель­ных звуков было связано также с постепенным укороче­нием ротовой полости, опущением гортани, более четким разделением ротового и носового резонаторов, дифферен-цировкой отдельных гортанных мускулов, уплотнением свободного края голосовых связок. Такого рода измене­ния, как показывают палеоантропологические данные, имели место именно у кроманьонца и отсутствовали у бо­лее древних людей ^!.

Говоря о природе членораздельной речи, следует прежде всего иметь в виду, что членораздельность речи не есть нечто неизменное. Она претерпевает в процессе раз­вития речи в целом существенные сдвиги. Членораздель­ность речи современного человека существенным образом отличается от членораздельности речи человека позднего палеолита. И тем не менее в различных уровнях развития членораздельной речи имеются какие-то общие стержне­вые черты, отличающие ее в целом от нечленораздельной речи человека более раннего периода его становления.

Характеризуя речь кроманьонца как уже в основе своей членораздельную, мы предположительно имеем в виду сле­дующие ее характерные особенности: наличие дифферен­цированной звуковой системы, словарного состава и грам­матического строя.

Членораздельная речь немыслима без наличия хотя бы элементарно обобщенных в материальном и функциональ­ном отношениях единиц звуковой материи языка, звуковых типов или фонем, из которых строятся и при помощи ко­торых различаются структурно более сложные смысловые единицы речи — слова. Бесспорно, что человек на самых

¹ «Очевидная связь между положением гортани у человека и вы­прямленным положением головы (теменем кверху) и неполное развитие этого признака у ископаемых людей среднего палеолита — неандер­тальцев типа Шапелль,—утверждает В. В. Бунак,—приводит к за­ключению, что в этой группе, а тем более у гоминид раннего палеолита, возможность ротовой фонации была довольно ограничена. Речевая де­ятельность могла получить достаточное развитие лишь у людей совре­менного типа (Homo sapiens)» (В. В. Бунак, Происхождение речи по данным антропологии,' Сб. «Происхождение человека и древнее рассе­ление человечества», стр. 221).

46

яних стадиях антропогенеза не имел и не мог иметь вы-"ботанной звуковой системы, системы фонем. Фонетиче-

яй слух мог оформиться только у кроманьонца, который, °о видимому, оказывался в состоянии дифференцировать своим слуховым анализатором отдельные звуковые еди­ницы в общем комплексе звуков и обобщенно воспри­нимать различные разновидности этих звуков. Одновре­менно с развитием слуховой дифференциации шел процесс совершенствования речедвигательной дифференцировки и синтеза различных движений мышц речевого аппарата в обобщенные движения, которые лежали в основе проду-цирования соответствующих членораздельных звуков. Происходил постепенный процесс выкристаллизовывания определенных устойчивых фонетических единиц, которые становились носителями определенных функциональных отношений в системе речи. Фонемы на начальной ступени формирования членораздельной речи были, по-видимому, структурно менее дифференцированными, чем в современ­ных языках.

Членораздельная речь —- это прежде всего словесная речь. Она построена из предложений и выражает четко дифференцированные понятия и суждения. На уровне не­членораздельной речи не было не только фонем, но и более или менее четкого дифференцированного словарного со­става. Диффузные звуковые комплексы, при помощи кото­рых общались питекантропы и синантропы, ни с точки зре­ния структурной, ни смысловой, ни функциональной не могут быть названы словами. В структурном отношении они, видимо, представляли собой мало фиксированные, повторяющиеся с разной силой и вариацией, переходящие друг в друга звуковые комплексы. В смысловом отноше­нии они, вероятно, представляли собой средства выраже­ния не отвлеченных понятий, отражающих четко очер­ченные группы однородных предметов, явлений, дейст­вий и т. п., а целые, еще диффузные комплексы мыслей, чувств, побуждений; такого рода звуковые комплексы вряд ли могли служить средством обозначения класса од­нородных предметов, а соотносились с тем или иным ти­пом конкретной, чувственно воспринимаемой ситуации, включавшей в себя сложный комплекс разнородных пред­метов и явлений. На стадии нечленораздельной речи не было и не могло быть ни отдифференцированных в струк-

47

Турно-смысловом отношении слов, ни, следовательно, от­влеченных понятий.

В литературе, посвященной проблеме происхождения языка, неоднократно высказывалась мысль о том, что на­чальная речь состояла из отдельных неизменяемых слов, обладавших многими значениями. Этой точки зрения при­держивается, например, В. В. Бунак.

Согласно его концепции, развитие речи прошло две основные стадии: начальную стадию изолированных слов, соответствующую стадии отдельных не связанных между собой понятий, и вторую стадию связных слов в форме двухсловного синтагма, соответствующую стадии связных понятий в мысли. Характ&ризуя начальную стадию разви­тия речи, В. В. Бунак отмечает, что ей были свойственны односложные неизменяющиеся не связанные друг с другом многозначные слова. В подтверждение этой подкупающей своей простотой и ясностью точки зрения обычно приво­дятся примеры из начальных этапов развития речи у ре­бенка. Действительно, развитие детской речи осуществ­ляется таким образом, что сначала дети усваивают от­дельные слова, которые выполняют в их общении роль предложений, а затем они научаются связывать слова в простые, двусловные предложения. Но означает ли это, что развитие речи и у первобытного человека происходило аналогичным образом? Нет, по-видимому, не означает. Развитие речи у детей происходит в принципиально иных условиях, коренным образом отличающихся от тех усло­вий, в которых происходил процесс формирования речи у первобытного человека.

Ребенок не создает, а усваивает готовую речь взрослых, с ее готовыми исторически сложившимися формами. Первобытный человек стихийно создавал свою речь. Ребе­нок раннего возраста (примерно в начале второго года жизни) усваивает речь взрослых и пользуется ею не в условиях трудовой деятельности, а в неизмеримо более легких условиях ухода за ним взрослых, в условиях заботы о нем. В нормальных условиях жизни и развития годова­лого ребенка каждый его звук, мимика, движение обра­щают на себя внимание взрослых, которые удовлетворяют его детские потребности, закрепляя соответствующие при­митивные звуки, слова за определенными предметами, действиями и т. п.

48

Нервно-мозговые и периферические механизмы речевой ятельности ребенка существенным образом отличаются таковых у первобытного человека на ранней стадии его развития. Поэтому основания, с помощью которых дока­зывается тезис о первичности изолированных слов, т. е. апелляцию к детской речи, следует отклонить, как непри­емлемые в данном отношении. Этой аналогией в истории науки очень часто злоупотребляют, создавая 'обманчивую видимость обоснованного фактами решения вопроса, в дей­ствительности же оставляя вопрос не только нерешенным, но еще более запутанным. Подобная аналогия вредна тем что она отвлекает внимание исследователя от по­исков плодотворных 'путей решения вопроса, толкая мысль на соблазнительный путь наименьшего сопротив­ления.

Изолированность отдельных слов рассматривается в работе В. В. Бунака как наиболее существенный признак при характеристике начальной ступени развития речи. Совершенно неясно, что следует понимать под изолирован­ностью первичных слов. Если даже согласиться на ми­нуту с беспредельно расширительным толкованием тер­мина «слово», понимая под ним и начальные, диффузные звуковые комплексы, то и при этом условии нельзя при­знать их изолированность. Говоря о первой стадии разви­тия речи, В. В. Бунак имеет в виду непосредственного предшественника кроманьонца — неандертальского чело­века, который обладал сравнительно высоким уровнем развития мышления, сложными формами трудовой дея­тельности, зачатками искусства и т. п. Не может быть никакого сомнения в том, что неандертальцы пользовались в своем общении не изолированными, не какими-то одно­актными голосовыми реакциями, вроде тех, которыми пользуются обезьяцы, сигнализирующие звуком «о-о-у...» опасность, звуком «мля-мля-мля...» удовлетворение и т. п., а сравнительно сложной системой взаимосвязанных звуко­вых комплексов. С их помощью они выражали не изоли­рованные понятия, которых вообще не существовало ни на одном уровне развития мышления, а какие-то прими­тивные связи представлений, комплексы чувств. Разви­тие мышления и речи, по-видимому, происходило не таким образом, что сначала существовали отдельные, не связан­ные друг с другом понятия, которые выражались отдель­ными, не связанными друг с другом словами, а потом, на