Тамара Александровна Ворошилова, ответственный секретарь пресс-клуба "01" Главного управления пожарной охраны, сказала, что с интересом относится к моим полярным книга

Вид материала

Книга

Содержание Дмитрий рагозин, начальник штаба

Подобный материал:

• Сборник статей / Под ред. Денисенко М. Б., Троицкой И. А. М.: Макс пресс, 2008. ("Демографические, 4733.23kb.
• Вспомогательные исторические дисциплины в пространстве гуманитарного знания, 60.56kb.
• Министерство российской федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям, 1488.71kb.
• Ольга Александровна Никитина, ответственный секретарь сно, кандидат филологических, 345.55kb.
• Общие положения, 502.25kb.
• Федоров Виктор Васильевич, президент Российской государственной библиотеки (ргб). Ответственный, 70.53kb.
• Стоимость услуг противопожарного назначения, предоставляемых персоналом ведомственной, 22.28kb.
• Администрация, 42.99kb.
• Кегеян Тариел Давидович, главный секретарь Смирнова Олеся Александровна, начальник, 117.66kb.
• П. В. Анисимов Ответственный секретарь, 6038.72kb.

ДМИТРИЙ РАГОЗИН, НАЧАЛЬНИК ШТАБА

Писанину я люблю так же, как в жаркое лето пить теплое пиво. Вася --

другое дело, он в школе у литераторши любимчиком был, он, если хотите, почти

что писатель -- в каждой стенгазете заметка, в рубрике "Из прошлого пожарной

охраны". Я тоже лихо сочиняю -- отчеты о проверках караулов, описания

всякого рода загорании и тому подобную большую литературу. Но ту же самую

заметку в стенгазету я могу сочинять часами, осыпая проклятьями каждую

строчку. Поэтому Ольгин приказ написать про Польшей Пожар поднял меня на

дыбы.

-- Не буду!

-- Будешь как миленький, -- сказала Ольга. -- Я на всякий случай

заручилась поддержкой Кожухова. Можешь сам у него спросить, а можешь и мне

поверить: если откажешься писать, будешь с завтрашнего дня откомандирован на

вещевой склад для инвентаризации портянок.

-- Ведьма ты рыжая!

-- Да, я ведьма, -- охотно согласилась Ольга, -- и могу отлупить тебя

метлой. Садись и пиши: случаи, фрагменты, детали -- все, что бог на душу

положит. Но если предпочитаешь пересчитывать портянки...

-- Разве что фрагменты.., -- трусливо отступил я.

-- Конечно, фрагменты, -- обрадовалась Ольга.

Уже потом, когда я закончил, эта ведьма призналась, что ни о чем с

Кожуховым не договаривалась -- взяла на пушку!


Мы, пожарные, любим вспоминать про чудеса. Пожар, в ходе тушения

которого не произошло ничего необычного, мы быстро забываем, а если о нем

спрашивают, не знаем, о чем и говорить -- обыкновенный пожар. А вот когда

случается чудо -- у всех глаза горят и языки развязываются: один только Дед

может полдня подряд рассказывать самые невероятные, но -- хотите верьте,

хотите проверьте -- имевшие место истории.

Я бы дал такое определение: чудо есть сказочно необыкновенное событие,

которое произошло с тобой только потому, что ты родился под счастливой

звездой. Или так: чудо есть такая штука, в которую никто не верит, но о

которой каждый мечтает.

Когда человеку бывает хорошо, он и без чудес обойдется. Нам же хорошо

бывает редко -- разве что в отпуске, когда плещешься в море за тысячу

километров от родной управы (так мы называем УПО), а вот плохо бывает часто,

иной раз так, что только о чуде и мечтаешь. Подполковник Чепурин любит

говорить: "Потерял надежду -- верь в чудо". А раз начальник приказывает, мы

и верим.

В нашей компании чудеса обычно случаются с Васей и Лешей. Приезжаем

как-то на пожар, выскакиваем из машины, и Вася указует перстом: "Штаб будет

здесь!" И тут же в сантиметре от Васиной каски проносится и врезается в

землю ведерный самовар. "Штаба здесь не будет!" -- мгновенно реагирует Вася.

А совсем недавно горел огромный склад. Вася и Леша со звеном забрались

на крышу, а кровля под Лешей провалилась и он полетел в самый очаг. Снимать

каску, склонять голову и шептать "прощай, друг" у нас в таких случаях не

принято: друга нужно спасать. Вася опустил вниз трехколенку, велел себя

поливать, полез в пекло -- нет Леши! Вот тут уже не выдержал, с ревом наверх

поднялся, с кровавым стоном: "Леша, Леша..." А Леша тут как тут: "Звали?

Случилось чего?" Пока Вася стоял с разинутой пастью, Леша доложил, что упал

он не на бетонный пол, а на мешки с удобрениями, выпрыгнул из огня, как

пингвин из воды, проскочил через пролом в стене и поднялся на крышу.

Думаете, Вася бросился другу на шею и омочил ему грудь горячей братской

слезой? Ничего подобного! Рявкнул, да так, что за два километра вороны с

деревьев посыпались: "Какого черта, тамтам, там, проваливаешься без

разрешения?!" И смех и грех...

Таких чудес я могу вам поведать с добрый десяток, но все они случались

на разных пожарах, даже два чуда на одном -- не припомню. А вот Большой

Пожар потому и вкипел в намять, что чудес там было навалом. И одно из

главных, самых необыкновенных -- как это Ольге удалось, во-первых, пробежать

из выставочного зала в киностудию, и, во-вторых, сделать это буквально за

минуту до загорания фильмотеки.

Потом, когда мы как следует изучили и воссоздали мысленно обстановку --

пламя в лифтовом холле и коридоре, дым, температуру -- по всем канонам

получалось, что выйти живой из этого ада Ольга не могла. Огонь, что ли,

перед ней расступился, ядовитый дым в озонированный воздух превратился? Ну,

такие чудеса бывают только в сказке. Облилась водой? Так та испарилась в

две-три секунды. Быстро бежала? Так огонь еще быстрее. Одним словом, в живых

Ольга осталась не по правилам, "жульнически", как булгаковский кот Бегемот.

Если бы свидетели не подтвердили, что Ольга находилась вместе с ними в

выставочном зале, никто бы в такое приключение не поверил: сказали бы, как

судья Деду, что причудилось. Лично я твердо уверен, что лифтовой холл и

коридор Ольга пролетела на метле, как это на ее месте сделала бы любая

другая ведьма.

Ну, и второе: буквально через минуту после того, как она проскочила в

студию, полыхнула фильмотека (это сотни три фильмов!) и в коридор вырвалось

такое пламя, какое увидишь разве что при нефтяном пожаре.

Кто скажет, что не чудо?


Наверное, нет такого неудачника, которому не позавидовал бы другой, еще

больший неудачник. Я знаю людей, которые даже мне завидуют, мне --

феноменальному неудачнику! Это тольке Лиза считает меня везунчиком --

потому, что я на ней женился. Лизу, в самом деле, я заполучил не без труда,

что дает ей законное право напоминать о дарованном ею счастье и упрекать за

недостаточиоо внимание к ее особе -- участь всех без исключения мужей. Зато

у Лизы есть одно отличнейшее качество: она так любит читать, что стоит ей

подсунуть интересную книжку -- и я снободен как воробей. Тому, что я больше

месяца безвылазно торчу у Нестеровых, мы обязаны Ольге, которая раздобыла

для Лизы всю серию "Проклятые короли". У Славы, к примеру, дела обстоят куда

хуже: живет он вместе с тещей, которая немалую свою энергию тратит на то,

чтобы по десять раз на дню уточнять местопребывание зятя во времени и

пространстве. Вечера не проходит, чтобы теща не позвонила Нестеровым и

металлическим голосом не напомнила Славе, что если ему некогда общаться со

своей женой, то у других мужчин такое время найдется. И Слава, терзаясь,

метется домой. Зато, в отличие от меня, ои ухожен, кормлен и выглядит

довольным -- как может быть довольной потерявшая свободу, но любимая

хозяйкой собака.

Теперь о том, почему я феноменальный неудачник.

Я -- НШ, начальник штаба оперативной группы пожаротушения. Как только

мы прибываем на пожар и Вася начинает руководить, я развертываю штаб и

принимаю на себя следующие обязанности: получаю от РТП задания на

расстановку сил, организую непрерывную разведку, осуществляю связь между РТП

и начальниками боевых участков, докладываю кому положено обстановку,

самостоятельно, когда сочту необходимым, принимаю решения, обеспечиваю

контроль, веду документацию и так далее -- всего около тысячи обязанностей.

Штаб -- это мой складной стол, к которому я прикован на все время

пожара. Летом я изнываю от жары, зимой мерзну, как последняя бездомная

дворняга. На пожарах с повышенным номером я постоянно окружен городским

начальством, которое изводит меня вопросами и заваливает советами: известно,

что в пожарах, как и в футболе, понимают все.

Кого начальство активное всего критикует? Того, кто на виду, меня по

этажам искать не надо -- вот я стою. Если пожар потушен плохо, кто виноват?

Начальник штаба. Если хорошо, кого хвалить? Молодцы, пожарные!

И еще: ребята выходят из пожара с волдырями и шишками, я -- без единой

царапины; они работают стволами, топорами и ломами, я -- карандашом и

горлом; они спасают людей, я -- самоспасаюсь от начальства. А ведь и у меня

есть руки, и они чешутся!

Да, я жалуюсь: НШ -- плохая должность, и я торчу на ней уже целых семь

лет. Даже не верится, что когдато я лазал по штурмовке, как обезьяна, давил

огонь и выносил людей -- может, приснилось? Единственное утешение, что через

должность НШ, как через чистилище, прошли все, и, следовательно, у меня есть

шансы когданибудь от нее избавиться. Рано или поздно, когда Васю уволят из

пожарной охраны за строптивость (он, чудак, надеется, что повысят в

должности!), я стану дежурным по городу, а мое место займет Слава. Он пока

что НТ, начальника тыла, "над цистернами начальник, и гидрантов командир".

"Суеверие в период научно-технической революциинедостойное и позорное

явление" -- так было справедливо указано в нашей стенгазете. Мы боремся с

суевериями на собраниях, клеймим в заметках и искореняем в личной жизни.

Даже странно видеть, как человек, знающий назубок устав и читающий

"Литературную газету", меняется в лице, когда дорогу перебегает черный кот.

Не далее как позавчера он прошмыгнул перед самым бампером нашей "Волги" -- и

что же? Иные на нашем месте поехали бы другой дорогой, а мы только

посмеялись. Правда, Коля, наш водитель, тут же рванул на красный свет, но

было бы смешно думать, что здесь имеется какая-то связь с пресловутым котом,

с которого Коля, между прочим, пообещал в следующий раз содрать шкуру.

Другое дело -- приметы, в них мы верим. Ну, не то что верим, что было

бы крайне глупо в период научнотехнической революции, а некоторым образом

считаемся. Судите сами: утром, в день Большого Пожара, Слава явился на

дежурство в новой форменной рубашке. Наивернейшая и тревожная примета! Но

еще не успели мы как следует чертыхнуться, как вошел Чепурин -- в

исключительно аккуратно выглаженных брюках. Здесь уже и сомнений быть не

могло: день предстоит плохой. Но если Слава чего-то мычал и вяло отбивался,

то подполковник и не пытался оправдываться: да, недосмотрел, установил, что

жена выгладила брюки, уже сидя в машине, когда бежать домой и переодеваться

было поздно.

Предвижу, что кое-кто может заикнуться, будто я сам грубо противоречу и

что пожарные, мол, суеверны. Да ничего подобного! Просто научно доказано и

тысячу раз проверено, что на дежурство следует выходить в старой и

неутюженной форме -- закон! Хорошо, помню, как все мы -- Вася, Слава, Леша и

я утром получили новые сапоги и тут же их обули. Обрадовались, ослы! Через

пятнадцать минут мы выехали тушить бензоколонку и вернулись обратно без

подметок. В другой раз Леша гордый, как павлин, явился в новых брюках,

которые после пожара в подвале уважающий себя работяга не взял бы и на

ветошь. А киоск с пингвином? Куда бы мы ни направлялись, Коля старается

прокладывать маршрут таким образом, чтобы остановиться у "Пингвина". Здесь

Леша собирает по двадцать копеек с носа и покупает мороженое, которое мы

потребляем во все времена года, даже в мороз. А что? Говорят, сам Черчилль,

будучи в Москве, заявил: "Народ, который зимой ест мороженое, победить

нельзя!" Может, и не заявлял он такого, или как-то по-другому, но вопрос в

принципе поставлен правильно. Так о "Пингвине": если он открыт -- ура,

братва, день будет спокойный, а вот если закрыт, -- жди пакости, научно

доказано и проверено. В тот день, 13 февраля, "Пингвин" был закрыт на учет.

Но пойму, что там можно учитывать -- фанерные палочки?

И последняя примета: когда мы утром выехали, Слава прикурил, подпалил

левый ус и минут десять по этому поводу сквернословил. А ругать вслух огонь

нельзя, можно только про себя, причем, постукивая пальцем по дереву или по

лбу, если дерева нет.

Так что от примет, ребята, так просто не отмахнешься: даже Кожухов,

который нещадно нас за них ругает, сокрушался, что именно в то утро черт

дернул его надеть новую папаху.


К первым впечатлениям Гулина и Васи я ничего особо нового не прибавлю.

Скажу только, что увидев висящих на шторах людей и услышав гул, как на

стадионе, я подумал: слава богу, что силы уже работают! Это не потому, что

кто-то перехватил ответственность -- с нас ее до конца пожара все равно

никто не снимет, а потому, что оперативные дежурные безоружны. Если мы

прибываем к объекту первыми, до пожарных машин, то оказываемся в самом

гнусном положении. Дом горит, вокруг все бегают, жильцы кричат, видят нас --

всеобщая радость, пожарные приехали, а мы-то ничего не можем, стволов у нас

в "Волге" нет, а без ствола и разведку и как следует не произведешь, И тогда

по нашему адресу раздаются такие проклятья, что не знаешь, куда и деться. В

таких случаях мы, генералы без армии, предпочитаем переждать где-то в

переулке, пока не прибудут силы.

Но Гулин уже работал, и работал отлично! Это для нас крайне важно --

правильно развернуться и начать атаку. По военным меркам, в атаку пока что

пошел взвод, Но в образованную им брешь в обороне противника скоро ворвутся

главные силы нашего гарнизона.

И еще я подумал: с вами наши молитвы, Нина Ивановна! Да не обрушатся в

эти часы на 01 новые вызовы на пожары с повышенными номерами, А если уж они

суждены, то хотя бы завтра: для того чтобы прихлопнуть этот пожар, нам будут

нужны, совершенно необходимы, все наличные силы гарнизона.

Итак, поблагодарив в душе Гулина и Нину Ивановну, я больше ни о чем

постороннем не думал. Вася и Леша побежали в разведку, Слава -- встречать

силы и ставить автонасосы на гидранты, а я положил на стол лист пластика и

быстро расчертил на нем поэтажный план Дворца.

Я этот пластик сохранил на память, он и сейчас передо мной. Пластик

здорово потерт, в грязных пятнах -- не документ, а кошачья подстилка. Не

посвященный в наши пожарные дела ничего в моих каракулях не поймет: цифры и

стрелки, крючки и закорючки, штрихи и иероглифы... Это -- номера

подразделений, направления боевых действий, количество людей и стволов иа

этажах, трехколенки, штурмовки и автолестницы, участки, где пожар

локализован, и так далее. Хорошая домохозяйка, увидев у мужа на столе такой

лист, брезгливо взяла бы его палльчиками и потащила выбрасывать (так оно и

было -- еле спас), я же, заполучив его через шесть лет, даже разволновался.

Для меня сей лист -- говорящий, одного взгляда достаточно, чтобы припомнить,

как проходил бой.


Если кто думает, что тушение пожара происходит по заранее намеченному,

четкому и отработанному плану, то он глубоко заблуждается.

Конечно, такие планы у нас имеются, но их главный недостаток в том, что

они предусматривают пожар теоретический, то есть такой, каким он мыслится

автору плана, в этом тщательно продуманном документе (он всегда лежал у меня

в планшете наряду с другими) имелась схема водоснабжения, указывались

подходы к объекту, пути развертывания сил в боевые порядки. Но будь его

составитель хоть семи пядей во лбу, он никак не мог бы предусмотреть

осложнений, созданных чрезвычайно быстрым распространением огня. Крупный

пожар -- это уравнение со многими неизвестными, которое с ходу и со

шпаргалкой не решишь. Ну как, например, можно предвидеть, что какой-то лопух

в кладовке с вещами оставит канистры с бензином? Как можно заранее узнать,

что в перекрытиях и перегородках халтурщики строители оставили сквозные

дыры? А какой гений может предусмотреть, сколько людей окажется на верхних

этажах во время пожара?

Но столь же неверно расхожее представление обывателя, что на пожаре

царит полная неразбериха: на взгляд обывателя, пожарные суетятся, как рыбки

в аквариуме, одни бегут наверх, другие вниз, что-то друг другу кричат, а

что, куда, зачем -- не поймешь.

Если честно, неразбериха, конечно, имеет место: в бою полный порядок

можно увидеть только в кино. Имеет место, но, черт возьми, не царит! Как

только РТП и НШ полностью вникают в обстановку и как только необходимые силы

вступают в бой -- тушение идет по плану. Другое дело, что у нас не все

получается так, как мечталось бы (а у кого, между прочим, получается? Даже

Пушкин был доволен собой один раз в жизни, когда "Бориса Годунова" сочинил),

без проколов ни один пожар не обходится, но тушим мы его осмысленно -- по

непрерывно корректируемому плану...

Ребята из автомобиля связи проложили кабель для городского телефона,

установили на стол рацию и телефонный аппарат. Итак, штаб у меня развернут,

стали прибывать силы, а я не владею обстановкой: вижу картину только с

фасада. Это астрономы могли три тысячи лет ждать, пока им покажут обратную

сторону Луны, я такой роскоши позволить себе не могу. Держать силы, не

давать им задания -- не устоят, сами полезут куда глаза глядят; а я не могу

и на секунду отойти, каждые полминуты прибывает новое подразделение, ко мне

бежит начальник и хватает за горло: давай задание! Уговорил командира

первого отряда Говорухина постоять за меня три минуты, а сам бегом под арку,

во двор. Посмотрел -- голова кругом пошла: не лучше, чем с фасада, будто

зеркальное отражение!

Рванул обратно, послал во двор две вновь прибывшие тридцатиметровки,

связался с Васей по радио и согласовал самое неотложное: назначил

начальников боевых участков.

Парадокс нашей службы: я, капитан, приказывал майорам и подполковникам,

и они беспрекословно подчинялись.

-- Майор Баулин, твой боевой участок с правой стороны шестого этажа.

-- Майор Зубко, вам руководить спасанием со стороны двора.

-- Подполковник Головин...

-- Подполковник Чепурин...


А ведь последние двое -- мои непосредственные начальники. Прибыв, они

убедились, что в моих действиях нет суетливости и замешательства, уточнили,

где в настоящее время наихудшая обстановка, и сами определили для себя

боевые участки. Тем самым оии фактически обязались подчиняться моим

распоряжениям и пошли на это потому, что я уже владел обстановкой, а они --

нет.

Парадокс, но рожденный железной целесообразностью!

И командирам каждого прибывающего подразделения: одно звено -- сюда,

другое -- туда, два ствола Б в распоряжение Суходольекого на седьмой, ствол

А -- Чепурину на восьмой, пятидесятиметровку -- пришла, родная, желанная! --

немедленно во двор.

И тут же все действия отмечал на своем листе.

Колоссальная удача: воды было достаточно. Слава отлично сработал --

задействовал все гидранты по периметру Дворца, да и в самом Дворце --

спасибо Савицкому, немало крови и себе, и авторам проекта испортил -- был

сооружен отменный внутренний водопровод. Если стволы -- наше главное оружие,

то вода -- боеприпасы, без нее нам на пожаре делать нечего. Полных вам

рукавов, ребята!

Мой взгляд -- со стороны.

Фасад щетинился автолестницами, трехколенками, штурмовками. С них

спасали и с них же работали стволами: пополоскал стволом сиаружи -- и через

окно в помещение, дави огонь внутри!

Эх, было бы побольше автолестниц! Они наша радость в горе: радость --

что все-таки есть, горе -- что их мало. Правда, после Большого Пожара

гарнизону подкинули сразу пять штук: пока гром не грянет, мужик не

перекрестится. Попробуйте оспорить Дедову логику: "О всяких там Юнкерсах,

Гочкисах и Круппах весь мир слышал, а кто знает изобретателей огнетушителя в

автолестницы? Ты, да я, да мы с тобой..." На старости лет Дед поднаторел в

математике: подсчитал, что один танк стоит столько, сколько десять наилучших

автолестниц.

Вот сюда бы, на девятый этаж, пятидесятиметровку, куда Юра Кожухов с

седьмого по штурмовке лезет! И сюда, где девочки из хореографии с ума

сходят, и сюда, сюда, сюда...

Привыкли мы своей медвежьей силой огонь давить, вот нам технику и

подкидывают гомеопатическими дозами...

К сожалению, кроме достоинств, у больших автолестниц имеется и крупный

недостаток: они недостаточно мамевренны. Автолестнице нет цены, когда,

скажем, по ней спускают людей из одного окна. А если люди в разных

помещениях, у разных окон? Казалось бы, чего проще, переедет машина на

несколько метров -- и принимай. Казалось бы! В том-то и штука, что

переезжать с выдвинутой лестницей запрещено, крайне это опасно -- как в

цирке, когда эквилибрист держит на лбу шест с партнершей. Лестницу сначала

складывают, машина переезжает и лишь потом выдвигают вновь: так написано в

наставлении черным по белому. А наставления умные люди сочиняли, не с

потолка свои параграфы брали...

Сочиняли, но знали, что сие правило пожарные будут обязательно

нарушать!

Первыми это сделали Потапенко с Никулькиным: тридцатиметровка с

находящимся на ней пожарным сманеврировала на несколько окон вправо, и

благодаря тому нарушению несколько человек живут по сей день. На учениях

Потапенко и Никулькин получили бы за свою самодеятельность хороший нагоняй,

после Большого Пожара их наградили медалями.

Лиха беда начало! Не скажу, как было во дворе, а с фасада я несколько

раз видел, как тридцатиметровки с людьми маневрировали от окна к окну;

хотелось глаза закрыть, отвернуться, не видеть и не слышать... Колоссальный,

но оправдавший себя риск! Все лестницы выдержали -- кроме одной, которая

все-таки вывихнула себе суставы; но до того, как это случилось, с нее спасли

одиннадцать человек.

Ольга, знающая толк в наших делах, в числе других "фрагментов" наметила

мне и такой: вспомнить, что начальнику штаба мешало больше всего.

Начну с самого несущественного: мороз и ветер. Руки у меня застыли так,

что через час я еле двигал карандашом. А когда начинал подпрыгивать, бить

руками по бедрам и ногой о ногу, кто-нибудь из начальства прикрикивал: "Ты

не на танцплощадке, капитан!" Если бы генерал Ермаков на втором часу не

распорядился набросить на меня милицейский тулуп, я бы к концу пожара

превратился в "замороженного" из французской кинокомедии.

Второе: невероятное столпотворение в эфире. Все радиостанции работали

на штабной волне, РТП меня информировал, с боевых участков докладывали и

чего-то требовали, офицеры на этажах устанавливали друг с другом связь и

переговаривались, переругивались -- и все это трещало в моих ушах, и из

всего этого чудовищного нагромождения шумов и звуков мне требовалось извлечь

жемчужное зерно. До сих пор не понимаю, как это я не рехнулся -- от испуга,

наверное, что уволят за профессиональную непригодность.

Третье связано со вторым: каждый начальник знал ситуацию только на

своем участке и, естественно, считал ее наиболее сложной, а раз так, то все

до единого требовали в первую очередь помогать им.

-- Боевые участки докладывают по порядку!

-- Второй, я Седьмой, прошу немедленно автолестницу на правое крыло

восьмого этажа, к шахматному клубу!

-- Второй, я Девятый, вхожу в связь! Немедленно ствол А со ствольщиками

в центральный лифтовой холл десятого!

-- Второй, я Одиннадцатый, звено газодымозащитников в левый холл

девятого, побыстрее!

А у меня все задействовано, им людей и стволы послать -- у других

отобрать! Так те, другие, и отдадут, держи карман шире... А Головин и

Чепурин через несколько дней мою работу разбирать будут, вот когда они на

мне отыграются! Резерв им отдать? Так весь мой резерв одно отделение...

Хуже было другое: посылаю я, к примеру, звено к Суходольскому, а по

дороге его перехватывает старший по званию Баулин и приказывает работать с

ним. А разве майора ослушаются? Так людей Баулин перехватил, а мне сообщить

забыл, но ведь я-то уже отметил, что послал Суходольскому звено! Он его ждет

не дождется и, легко понять, шлет мне по радио самые добрые пожелания.

Пока Вася был РТП и на непрерывной связи, мне еще было полегче, а когда

он по воле событий переключился на спасание и потерял контроль за

обстановкой, то до прихода Кожухова фактически РТП оказался я. В этот

отрезок времени я каждую минуту терял по килограмму живого веса, ибо на

пожаре были задействованы почти все силы гарнизона, а командовать я даже

своей Лизой не научился. Не припомню, испытывал ли я в жизни такую радость,

как тогда, когда, взмыленный, прибежал Кожухов.

Могут спросить, как это так, капитан Рагозин, молоко, можно сказать, на

губах не обсохло -- и штабом командует? Поумнее никого не нашлось?

Поумнее были, даже рядом стояли -- заместители Кожухова по профилактике

и по технике. Они превосходно видели, что в силу обстоятельств я начал

выполнять обязанности РТП, но в мою работу не вмешивались, разве что будто

про себя советы давали. Почему? А потому, что в нашем боевом уставе

записано: "Отдача на пожаре приказаний старшим начальником пожарной охраны,

минуя руководителя тушения пожара, является моментом принятия на себя

руководства тушением пожара". Усекли? Этот пункт -- один из наиважнейших в

нашем уставе, благодаря ему далеко не каждый вышестоящий начальник возьмет

на себя смелость давать нам указания. А оба этих зама, отличные специалисты

в своих областях, опыта тушения пожаров не имели -- им по должности не

полагалось этим заниматься. Но они молчаливо признавали, что капитан Рагозин

с его "молоком" всетаки лучше владеет обстановкой. Сам, своими руками

памятник бы отгрохал человеку, который этот гениальный пункт придумал!

И только с приходом Кожухова мы обрели настоящего, стопроцентного РТП,

Даже не гора с плеч, а целый Эверест!

Четвертая помеха, она же самая главная: человек за двадцать самого

высокого городского и областного начальства.

Сей момент щепетильный, и прошу понять меня правильно. Мы люди

служилые, на плечах погоны и живем мы по уставу, то есть обязаны к

начальству относиться со всевозможным уважением. Раз ему по должности

ноложено выезжать ва все крупные пожары, -- пожалуйста, милости просим:

стоите рядышком, смотрите и переживайте, но, превеликая просьба -- молча,

ибо для того, чтобы тушить пожар, нужны специальные знания и опыт, каковых у

вас нет. А ведь бывает, что на повышенные номера министры иной раз

приезжают. Представляете, каково капитану командовать, когда министр на него

смотрит?

Однако продолжу. Начальство на пожаре -- это в хорошо и плохо. Хорошо

потому, что оно своими глазами видит обстановку и убеждается, что пожарные

не зря свой хлеб едят. А плохо потому, что оно желает все знать и посему

требует непрерывной информации. И если бы только это! Оно еще и советует,

как тушить пожар, а то и приказывает -- нам, профессионалам! А это уже

совсем скверно.

Представьте себе на минутку горящий Дворец, сотни штурмующих его

пожарных, десятки машин и лестниц -- и всем этим хозяйством нужно эффективно

руководить, ни на что другое не отвлекаясь. А теперь представьте вокруг меня

человек двадцать пять начальников -- возбужденных, беспокойных, желающих

немедленно знать, что будет дальше, неудовлетворенных, конечно, тем, что

тушим и спасаем мы медленно, не так, как это, по их мнению, следует делать.

И почти каждый из них что-то спрашивает, предлагает, подсказывает и

приказывает -- кому? Человеку, у которого в руках все нити, -- начальнику

штаба.

Особенно доставалось мне от генерала Ермакова, начальника УВД, которому

подчинена и милиция, и пожарная охрана. Интереснейшая личность, герой войны,

двух написанных о нем книг и одного кинофильма, кавалер не юбилейных, а

боевых орденов. Он и для нас много делал: выбивал фонды на технику,

обеспечивал жильем, защищал при неудачах -- низкий поклон ему за это. Но

лучше бы на пожары он не приезжал!

-- Капитан, ты что, не видишь, люди на шторах висят?!

-- Так точно, товарищ генерал, лестницы уже выехали.

-- Капитан, почему до сих не тушат высотную часть?

-- Пока не могут пробиться, товарищ генерал.

-- Немедленно послать дополнительные силы!

-- Посланы, товарищ генерал.

-- Еще послать! Сними отовсюду! Вот эти десять человек почему стоят без

дела?

-- Резерв, товарищ генерал.

-- Немедленно послать резерв!

-- Слушаюсь, товарищ генерал. (А я скорее руку отдам, чем свой

последний резерв!)

-- А почему?..

-- А зачем?.,

-- А куда?.,

У меня секунды нет, в ушах трещит от информации, связные с боевых

участков в очередь докладывают, мне тришкин кафтан латать нужно -- затыкать

одни дыры за счет других... Ну, думаю, извините, товарищ генерал... И я

отмочил такое, что в мороз и ветер вспотел от своей неслыханной смелости...

Но зато больше мне никто не мешал.*


* Добавление Нилина: "Таким осатаневшим я Диму еще не видел! Когда

генерал ему что-то в десятый раз приказал -- кажется, передислоцировать

пятидесятиметровку к фасаду, -- Дима вдруг налился кровью и как рявкнул:

"Товарищ генерал, разрешите обратиться! Вы мне мешаете работать, товарищ

генерал!" Ермаков даже растерялся: "Ты что сказал?" А Дима; "Так точно,

товарищ генерал, мешаете мне работать!" Ну, думаю, прощай, друг детства,

Дима Рагозин! На него сразу два полковника налетели, заместители Ермакова --

чтобы разорвать в клочья и рассеять по ветру. А Ермаков вдруг: "Отставить!

Работай, капитан. Всем отойти от штаба!" Тут Кожухов прибежал, и Дима со

своим хамством отошел на задний план. Вот ведь везучий, собака!"


Еще об одном обстоятельстве, которое сильно затрудняло боевые действия.

До тех пор, пока огонь не врывался в помещения, главным врагом

находившихся там людей был дым. Он проникая в комнаты даже при закрытых

дверях -- через щели, вентиляционные отверстия. Во многих случаях, когда

люди проявляли находчивость и затыкали щели всем, что попадалось под руку,

дым пробивался не так сильно, но часто люди распахивали или разбивали окна.

С верхних этажей вниз то и дело летели стекла -- тяжелые, иной раз

вместе с рамами, попадет в человека -- разрубит, как мечом. Одним таким

стеклом врезало по трехколенке, с которой перебирался на штурмовку Лавров: к

счастью, он успел зацепиться за подоконник, Другой осколок весом с добрый

пуд рубанул по кабине автолестницы, третьим выбило из рук солдата и

покорежило пеногенератор. Летели вниз и другие предметы: так, с восьмого

этажа музыканты из ансамбля стали выбрасывать инструменты, а в одном шаге от

Славы Нилина в асфальт врезался здоровенный контрабас, а с высотки, где на

нескольких этажах были гостиничные номера, выбрасывали чемоданы, портфели,

шубы...

И все пространство вокруг Дворца было усеяно битым стеклом, вещами...

Словом, опасности подстерегали пожарных не только внутри Дворца, но и

снаружи. Лично мне к тому же сильно мешало работать то обстоятельство, что

каждую обнаружеиную ценность бойцы приносили в штаб и клали на стол. Так у

нас положено; любую ценность обязательно подбери и доставь м штаб.

На этом моменте я хочу остановиться. Из всех побасенок, что

распространяют о нас обыватели, особенно болезненно мы воспринимаем одну:

будто у погорельцев пропадают ценные вещи. Клеймо, и какое! Да будет вам

известно, что никогда пожарный не польстится ни на какое барахло. Нет для

пожарного худшего оскорбления, чем обывательские обвинения в мародерстве. У

нас даже чувство юмора исчезает, когда слышим об этом, выть на луну хочется.

Дед за свою долгую пожарную службу знал только одного, который положил и

карман магнитофонную кассету и то ли забыл, то ли намеренно не отдал. Год

разговоров было, выгнали парня из пожарной охраны с "волчьим билетом".

Так разговор о ценностях я затеял потому, что во время Большого Пожара

с полчаса был миллионером. Ну, может, и не миллионером, но такого количества

денег ни я, ни кто другой из наших ребят в натуре не видывали.

Первую кучу денег приволок и шмякнул мне на стол боец из отделения Деда

-- из кассы, где человек пятьсот зарплату должны были получить, да не

успели, деньги поздно доставили; Никулькин из буфета пачку принес, потом

несли из кассы кинотеатра, откуда кассирша сбежала, из разбитых чемоданов и

сумок, из шуб и пальто -- не считал, но думаю, тысяч пятьдесят, а то и

больше на столе было. Грузиков не хватало на пачки класть -- чтоб но сдуло,

да и работать купюры мешали, мой пластик с планом закрывали. Поэтому я

вынужден был попросить, чтобы милиция эти пачки ее штабного стола убрала.*


* Добавление Нилина: "Дима все отпихивал пачки, чтобы на свои каракули

смотреть, чертыхался, а потом не выдержал и проорал заместителю генерала

Ермакова: "Товарищ полковник, прикажите забрать со стола этот мусор"!


О том, что Ольга с Бубликом находятся в киностудии, мне по телефону

сообщила Нина Ивановна.

Я поднял голову -- и тут же их увидел, Ольгу с Бубликом на руках.

К этому времени на пятом и шестом этажах пожар был локализован. По всем

трем внутренним лестницам на верхние этажи пробивались подразделения самых

лучших наших тушил -- Головина, Чепурина, Баулина, Говорухина и других, с

фасада людей снимали по трем тридцатиметровкам, со двора работали две

тридцатиметровки и одна пятидесятиметровка, это не считая трехколенок и

штурмовок; наиболее серьезная обстановка сложилась на восьмом, девятом и

десятом этажах (до высотки дело еще не дошло), особенно " правой стороны,

где находились хореография, народный театр и киностудия: здесь из

большинства окон полыхало, поэтому с автолестниц работать было практически

невозможно.

Но если в коридоры восьмого и девятого ребята уже пробились и вовсю их

тушили, если в левое крыло десятого, в выставочный зал пробился Дед, то с

правым крылом дело обстояло куда хуже: сотни горящих коробок с кинолентами

создали здесь такую высокую температуру, что больше трех-четырех секунд

ствольщики не выдерживали.

Невозможно было в киностудию пробиться и со двора -- по тем же

причинам, что и с фасада.

Десятый этаж на те минуты стал для нас главным: и потому, что здесь

находилось много людей, и потому что именно через него лежал единственный

путь к высотной части.

Еще об обстановке. К этому времени работать стало полегче: во-первых,

генерал Ермаков создал вокруг Дворца мощное оцепление и никаких эевак не

допускал; вовторых, десятки машин "скорой помощи" немедленно эвакуировали

всех спасенных; и в-третьих, специально для начальства Кожухов создал

"ложный штаб" с телефоном и прикрепил к начальству связного офицера.

Теперь нам ничего не мешало -- кроме пожара.

В нескольких словах перечислю, что я видел одновременно. В окне

десятого атажа то появлялась, то исчезала Ольга с Бубликом.

Слева от них, между восьмым и девятым, висел на шторе ассистент

Ольгииого мужа Валерий. К нему уже почти долез по штурмовке Володя

Ннкулькин.

На левом крыле Юра Кожухов уже забрался по штурмовке к окну

диспетчерской и полез на подоконник. Через мииуту-другую ему суждено будет

знать, что его Вета задохнулась в дыму.

В нескольких шагах от меня ступил иа землю с тридцатиметровки шахматный

маэстро Капустин. Он бессмысленно улыбался, махал рукой -- в вдруг рухнул в

обморок.

Из доброго десятка неотложных проблем, которые надлежало немедленно

решать, я сконцентрировался на Ольге с Бубликом. Сколько они продержатся,

знать я не мог, но сознавал, что счет идет на минуты, а то и на секунды.

Чепурин, с которым Кожухов связался по радио, четко доложил: чтобы

протушить фильмотеку, ему необходимы два ствола А. Пока мы с Кожуховым

ломали головы, где их взять, появились Вася и Леша, подпаленные,

прокопченные, но удовлетворенные -- с литобъединением они сработали иа

пятерку.

Я ввел Васю в обстановку. Он отрешенно слушал, смотрел наверх и думал.

А у меня не было времени ему сочувствовать, мне нужно было добыть стволы и

пеногенераторы.

Вася перекинулся несколькими словами с Лешей и подошел к Кожухову.

Полковник начал было проявлять заботу -- у Васи были обожжены веки и брови,

но он отмахнулся. Весь разговор шел при мне.

-- Товарищ полковник, разрешите со связным пробиться в киностудию.

-- Каким образом?

-- Через крышу технического этажа.

-- Хорошо продумал?

Полковник разговаривал с Васей и смотрел на сына, который появился в

окне, прокричал что-то ребятам и стал спускать на спасательной веревке тело

Веты.

-- Так точно, товарищ полковник...

-- Хорошо, -- Кожухов оторвал взгляд от окна. -- Не забыли перезарядить

КИПы?.. Если пробьешься, доложишь, как по крыше подобраться к высотной

части.

Вася с Лешей побежали к центральному входу.

-- По крыше... -- как бы про себя пробормотал Кожухов. -- По крыше...

Дима, а если попробовать с крыши кинотеатра?

Я даже сначала не понял, что это ко мне -- полковник никогда не называл

меня по имени. И уж совсем не догадывался, какая замечательно дерзкая,

воистину гениальиая идея пришла в его голову. Я думал о Васе и Леше.

Как потом рассказал Леша, в лифтовом холле десятого Чепурин хорошенько

полил их водой, и они по винтовой лестнице прорвались на крышу. Но

спуститься с технического этажа на десятый оказалось невозможным -- помните

решетчатую металлическую дверь, преградившую дорогу Ольге? Даже Леша с его

богатырской силой не смог ту дверь сломать -- лом, пожарный легкий, для

такой работы не годился, нужен был лом тяжелый.

Вася заметался по крыше и надумал такую штуку: обвязался спасательной

веревкой, велел Леше держать покрепче, лег, заглянул вниз и стал звать

Ольгу. Ольга говорила, что ушам своим не поверила -- думала, галлюцинация,

уж очень тогда ей было плохо. Но высунулась, откликнулась на авось: "Мы

здесь, Вася, мы здесь!" Они оказались примерно в шести метрах книзу и чуть

правее. С этого момента я все видел сам. Достигнув уровня окна, Вася

вцепился в подоконник, прыгнул в комнату -- а оттуда дым уже столбам валил,

и через полминуты Леша поднимал Ольгу с Бубликом наверх. Потом снова спуотил

веревку и поднял Васю.

На эту сцену многие смотрели оцепенев. Вася еще дважды спускался,

кого-то обвязывал, и Леша поднимал. А потом Чепурин протушил фильмотеку и

спасал людей обычным путем.

Вот такая история. Дальше была крыша с ее морозом и ветром, затем минут

через пятнадцать Ольгу, Бублика и двоих других удалось переправить по

внутренней лестнице и оттуда в больницу, а Вася с Лешей по той же крыше

технического этажа побежали на разведку к высотной части.


Странная вещь! Когда Леша поднял Ольгу с Бубликом на крышу, я

машинально взглянул на часы: было 19.34; значит, все, что я пока вам

рассказывал, происходило примерно в течение одного часа.

А ведь я рассказал лишь малую часть того, что видел.

Потом мы подсчитали, что за первый час Большого Пожара было выведено,

вынесено и спасено по лестницам более трехсот человек, а предстояло спасти

еще столько же. Это очень много, о таком я еще ни разу не слышал и не читал:

когда горели небоскребы в Сан-Паулу, Лас-Вегасе, Сеуле и Токио, спасенных,

помнится, было гораздо меньше.

Итак, я видел лишь то, что происходило снаружи; о том, что творилось

внутри, мне становилось известным по радиопереговорам и донесениям связных.

Находясь в безопасности, я превратился в наблюдающую, слышащую, принимающую

и передающую приказы машину.

НШ -- это глаза, уши и рупор руководителя тушения пожара.

Если бы у меня было время и спокойствие духа, я бы любовался действиями

своего РТП и аплодировал ему, как любимому артисту.

Говорят, Савицкий был великим тушилой, но в деле я его увидеть не

успел. Он руководил пожарными и техникой, как классный дирижер оркестром, он

слышал каждую фальшивую ноту. Во время пожара Савицкий никогда не повышал

голоса -- от него на людей нисходило спокойствие и уверенность. В огонь он

шел только тогда, когда это было сверхнужно -- так полководец подхватывает

знамя и идет вперед, чтобы поднять боевой дух войск.

А Кожухова я много раз видел в деле.

Я читал, что самой высокой наградой для римского полководца был венок,

который после победы ему вручали легионеры. Звание тушилы -- это тоже наш

венок, это награда, которую пожарные дают своему начальнику. Ни в каком

личном деле она не фигурирует, она -- признание подчиненных, и любой

пожарный офицер самого высокого ранга мечтает ее получить, как любой

шахматный мастер мечтает стать гроссмейстером.

По большому счету, таких тушил у яас выло двое, "Кожухов и Чепурии --

любимые ученики Савицкого.

Сейчас речь о Кожухове. Вел он себя по-иному: и голос повышал, и мог

накричать, но при всем этом цепко держал в своих руках боевые участки, от

важнейших до второстепенных. Наметив направление главного удара, он бросал

подразделения и технику туда, где они были особенно нужны, интуиция

прирожденного тушилы подсказывала ему, куда следует перебросить силы, откуда

с наибольшим эффектом могут работать автолестницы, лафетные стволы и

пеногевераторы. Его приказы иной раз были мне непонятны настолько, что я

осмеливался переспрашивать: ну как можно забирать силы с левого крыла, где

пожар еще не локализован, и бросать их в центр? Почему он вдруг приказывает

отозвать с восьмого этажа одного из лучших наших газодымозащитников

лейтенанта Клевцова и дать ему передохнуть в резерве? Зачем он вдруг велит

немедленно собрать в одном месте два десятка штурмовых лестниц?

Кожухов просто видел не на ход вперед, а на десять -- как тот самый

гроссмейстер. За каких-нибудь полчаса в тушении Большого Пожара возникла

система: я теперь ясно видел, что доселе разрозненные действия боевых

участков подчинены одной железной воле.

И хотя Кожухов вскоре ушел на крышу кинотеатра, чтобы осуществить свою

вошедшую в учебники операцию, налаженная им система продолжала действовать.

Впрочем, он вызвал с десятого этажа и поставил вместо себя свое "второе я"

-- "человека в тельняшке", как после Большого Пожара мы прозвали

подполковника Чепурина.

Конечно, многие подробности я забыл, но мы с Ольгой решили, что буду

вспоминать и добавлять по ходу дела. Хотя главные-то подробности, "фрагменты

и детали", как говорит Ольга, снаружи не очень-то увидишь...


ФОНОГРАММА ПЕРЕГОВОРОВ состоявшихся от 19.25 до 19.28 мин

А-ПО

А. Пожарная? Д. Слушаю вас. А. Вот мы жильцы, на балконе, напротив нас

Дворец горит целый час, а ваши пожарники ни черта не делают! Д. Гражданин...

19.25. А. Люди гибнут, а пожарники внизу стоят! Д. Внизу штаб, пожарные

работают внутри. А. Руки в боки они работают! Мы в обком, мы в газету

напишем! Мы...

А-ПО А. Алло, алло, пожарная часть? Д. Слушаю вас. А. Я, милая, дверь

захлопнул, в квартиру не войти, шестой этаж. Может, пожарную лестницу

пришлете, а то дверь ломать жалко. Д. Обратитесь, пожалуйста, к слесарю.

А-ПО Д. Пожарная охрана. А. С вами говорит Козловская Елена Петровна, я

заведующая читальным залом в Дворце искусств. Я уже говорила вашему

начальству, но меня и слушать не хотят! Я знаю, что тушат, но нельзя же так,

у меия на втором этаже в зале стеллажи с подшивками газет и журналами, а их

сверху водой заливает. Предупреждаю, пожарная охрана будет нести суровую

ответственность! Я еще раз предупреждаю! Д. Спасибо, я сообщу.

А-ПО Д. Пожарная охрана. А. Доченька... Д. Успокойтесь, говорите,

пожалуйста. А. Доченька... родненькая... сынок мой во Дворце, музыкант в

ресторане... Гриша Косичкин.. Гриша... Д. Прошу вас, не волнуйтесь, вашего

сына обязательно спасут, там все для этого делается. А. Доченька... Гриша...

сынок... Д. Прошу вас, вое будет хорошо.

А-ПО Д. Пожарная охрана. 19.26. А. Девушка, я только что с крыши, я

лично видел, верхние этажи во Дворце горят, несколько человек на простынях

висят. Д. Товарищ, мы в курсе, принимаются все меры. А. Тушите скорей, а то

народ все крыши облепил, очень волнуется. Тех, кто на простынях, спасите,

скажите там. Д. Пожарные в курсе, спасибо.

А-ПО А. Пожарная? Д. Да, слушаю вас. А. Лоботрясы вы и бездельники!

Нагнали уйму пожарных, а Дворец горит! 19.27. Д. Гражданин, что вам надо? А.

Я из автомата, мы стоим, смотрим и возмущаемся! Оцепили милицией, машин

нагнали... Спят они в своих машинах! Лестниц наставили, а по ним пожарники

еле ползают! За что этим бездельникам деньги платят?