Александр саханов держитесь, Заманов!

  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17

65

Александр Саханов появился на свет в родильном доме имени Грауэрмана, который находился рядом с рестораном Прага на самой известной из московских площадей – Арбатской. В колоритном окружении арбатских улиц и переулков прошли его детство и юность.

Член Международной Федерации журналистов, Союза писателей РФ, Московской писательской организации, автор-исполнитель своих песен.


У бездны на краю.


И ежели мир перевернулся,

то ты тоже встань на голову.

Александр Саханов

( Держитесь, Заманов!)


Как спасать Россию?


Александр Саханов, разумеется, не первый, кто ищет ответ на этот вопрос.

Лет пятнадцать назад, когда до наших мыслителей дошла Велесова книга, попытались они найти Руси опору в языческих, дохристианских. И, даже, в до славянских – скифо-сарматских легендах. А поскольку под вопросом была подлинность легенд, тексты которых были вырезаны «на буковых досках новгородскими жрецами» ещё до Рюрика (а обнаружены вот только что), - этот вариант укоренения Руси в истоке времён остался, как таинственный.

Потом возник иной сценарий, с упором на Ветхий Завет: задача русских – получить от евреев (или у евреев перехватить) бремя богоизбранности – и таким образом спастись, вернувшись на стрежень мировой истории. Сюжет вполне мистический и от того ещё более притягательный.

Так что случай Саханова (его византийский сценарий) в таком контексте вполне законен. Надо только, чтобы император Константин вызвал с Корфу в Константинополь племянницу Зою - не просто отослать её за рубеж с матримониальной целью выдать замуж за царя московитов Ивана (и возвести там на престол под именем Софьи Палеолог), и не только с политической целью обрести сильного союзника на севере в ситуации, когда смертельная опасность нависает с востока, - но с целью вполне духовной: передать священные христианские заветы в руки возможных спасителей веры.

С обозом Зои отправляются под русские осины не просто сундуки с книгами, но целостная Библиотека. Поскольку в ней среди книг могут оказаться собственноручные манускрипты Иисуса, то этот дар должен обрести непререкаемо сакральный характер.

«Завещание византийских мудрецов»… - не без юмора провоцирует нас автор. В подтексте: Промысел Божий…

Русские, впрочем, поступают с Божьим Промыслом в духе своей непредсказуемости: они накрепко упрятывают Библиотеку от бесконечных смут и заговоров, а затем безнадёжно ищут её в нескончаемых московских тайниках и подземных лабиринтах.

Возникает детективный сюжет, в ходе которого пропавшее сокровище переименовывают в «Библиотеку Ивана Грозного», (но не того Ивана, за которого вышла Софья Палеолог, а другого Ивана, ещё более Грозного, приходящегося тому внуком).

Секретности прибавляет сюжету в свой час и товарищ Сталин, при котором в Москве на месте взорванного Храма Христа Спасителя начали было строить Дворец Советов и успели проложить к нему линию подземки, а когда наткнулись на Библиотеку, то сразу и её засекретили. А потом по военной целесообразности подземку чуть было не взорвали, но книжные сокровища всё же завалили наглухо, обеспечив грядущим спасителям России, усеянное этими обломками социализма, поле открытий.

Естественно, современный пытливый ум не может пройти мимо такого поля. И намечает борозду поиска: от монахов, хранящих тайну, - к гвардейскому штабс-капитану, чудом избежавшему гибели во время боев в Кремле при Октябрьском перевороте, и далее к его внуку…

Внук этот, возросший в относительно либеральное советское время, определяется прежде всего в поле поэтическом: встаёт в оппозицию к «дикой необузданной смеси ранних Маяковского и Бурлюка с поздним Вознесенским» и подпадает под обаяние Окуджавы, Визбора и Городницкого (чем он мне душевно близок).

Этот-то герой вместе с мистическим предназначением (найти Библиотеку) получает от автора таинственно-манящую фамилию (Заманов) и в заглавии романа - окрик-оберёг (чтобы был осторожен).

«Возможно, кому-то покажется банальной некоторая стереотипность начала повествования».

Возможно. Но есть законы жанра.

«Родина. Враги. Правда. Совесть. Присяга. Бог. Смерть. И так далее».

А далее всё компенсируется разворотом событий


Кого спасать в России?


Действие (то есть поиски Библиотеки) разворачивается не только в Москве, но и в самых неожиданных местах. Например, в Кургане. На Ямайке. Или в Лондоне.

В особняке службы безопасности её величества МИ5. В штаб-квартире «Свободной Ичкерии». В фургончике Би-Би-Си. Не всякий посетитель сможет сообразить, чей там особнячок, чей фургончик и причём тут Ичкерия, но насчёт каждого посетителя мгновенно всё соображают «камеры внешнего наблюдения, закреплённые по периметру дома» - они «заинтересованно поворачивают свои жала в сторону приехавшего».

Отдаю должное литературной (а не только электронно-оптической) подготовленности автора: через пять страниц, описывая «евро-особняк» наших братков в Кургане, Саханов чётко рифмует фактуру: «Охранник вытягивается. Полосатый шлагбаум подымается, впуская джип. Камеры слежения на фасаде здания поворачиваются, фиксируя короткий проезд автомобиля к парадному подъезду». Есть контакт!

И от Москвы до Британских морей реальность «вытягивается» по силовым линиям мировых спецслужб и «поворачивается» по сверх-секретным агентурным тропам. Земной шар опутан ими, и пусть герой укроется аж на острове Сан-Антонио («в центре Карибского архипелага»), - если там его застанет весть, что надо ехать спасать Россию, - встанет и поедет:

- Мы – русские…

И вместе с ним мы делаем разворот от дел глобальных к делам отечественным: начинаем соображать, какие мы, русские.

Двойственность отечественной натуры была исторически предопределена русским менталитетом. И в этой связи поворот сюжета, в котором мучитель и кровопийца Малюта Скуратов, вольно, или невольно, и вопреки царскому указу, выступает в роли спасителя Либереи, вполне возможен. Но, почему!?

Те предпосылки, которые могли бы подвигнуть сатрапа коронованного тирана скорее из разряда вопросов психиатрии. Однако, пути Господне неисповедимы. Как бы там ни было, а библиотека в конце-концов оказывается в одном из тайных кремлёвских хранилищ.

Ну, что ж. Сегодня анамнез известен. То есть эпикриз. Существование русского народа под вопросом. Катастрофа грядёт. Не исключено, что окончательная.

Кто виноват? Красные? Белые? (В прямой речи: краснопузые и золотопогонники). Красные, конечно, тоже виноваты: соблазнили кухарок управлять государством. А белые? Могли ведь лучше кухаркиных детей руководить! Если бы договорились между собой. Так не договорились же! «Русская интеллигенция», прекраснодушная и непрактичная, подвела. На тех же кухарках помешалась.

- Сталин нужен, - раздумчиво роняет какой-то старикан.

- Может, Жириновский поможет? – шутит Заманов.

Разговор происходит в вагоне метро под журчанье мочи, струю которой пускает на пол пьяный бомж. Всё человечество в коллапсе. Какая там Россия! Какие там высокие материи!

Так. С высокими материями покончили. С интеллигенцией тоже.

Кто там ещё?

Братки. Водка на автомобильных капотах. Паханы. Киллеры. Бронежилеты. Глушители.

Ещё – калеки-«самоварчики», голосящие с колясок, - «обдолбанная десантура», несущая выручку цыганским баронам от бизнеса. Перекрашенные в блондинок цыганки с полумёртвыми русскими младенцами на руках. Пипл, хавающий попсу. Обколотые наркотой артисты. Дискотечное быдло - недоразвитые подражатели африканских племён.

Впечатляющая панорама. Я не спрашиваю, кто будет спасать Россию. Известно, что спасать будет Заманов. Я спрашиваю, кого он будет спасать в России?

Но, ведь даже и с ним не всё гладко. А вдруг в тот самый час, когда его позовут, он будет занят «снятием стресса с помощью секса»?

Тут во впечатляющей панораме современной российской реальности я касаюсь темы, о коей судить не берусь по причине скудости моего собственного практического опыта. Для меня всё это, вообще, смешивается в содомский карнавал. Где там головы, где ноги? Где секс оральный, где анальный, а где, по выражению Саханова (или, точнее, Заманова) «неизвестно какой».

В этом «неизвестно каком» членоплетении, в этом «сексуальном марафоне», в этом «эротическом панно» улавливается однако некая сквозная музыка. Меж взрывами и выстрелами. Над гимнастикой «суперсекса». Под скрипящими ложами. Энтузиасты затыкают телесные дыры бананами, прижигают смачные места сигаретами, но кажется, что снимают они не столько стресс, сколько безотчётную тревогу. В мире, вставшем на голову, не сразу сообразишь, куда девать ноги.

Выход из такого карнавального блуда в настоящую любовь маркируется тем же ощущением неукоренённости, а лучше сказать, мечтательной отрешенности от тел и дел.

Избранницу Заманова зовут Рэйчел. Имя привязывает её к Библии, генеалогия – к британской Короне, мистическое преемство – к легендарной Софье Палеолог, воспоминания отрочества – к не менее легендарной леди Ди (тогда ещё школьнице Диане Спенсер), а мечтательная душа – к некоей Изадоре Данкен (в которой зашифрована Айседора Дункан, уестествлённая когда-то нашим Сергеем Есениным).

«Малейшее движение рук одухотворено». Танцовщица подолгу стоит в «каком-то трансе» около зеркальной балетной стенки. Ищет «единство жеста», «источник движения», «исходную точку любой силы».

Вполне субъективная параллель возникает у меня в свете мерцания этих искорок.

Он и она. Он, мобилизуя силы, не помнит, где у него руки-ноги. Она, гармонизируя положение рук-ног, ищет источник силы. Он движется по фантастическим траекториям в поисках загадочной Библиотеки. Она пытается осознать источник движения. Он висит. Она стоит, держась за стенку¸ старается понять единство опоры и полёта через «единство жеста».

Кстати, о стилистических находках. Когда по ходу своих приключений Заманов попадает в автомобильную аварию, в каком положении он зафиксирован автором?

«В смятом в лепешку, перевёрнутом автомобиле - висит «пристёгнутый спасительными ремнями» головой вниз.

Или… когда чеченские террористы, притаившиеся в Лондоне», берут в заложницы дочь Заманова и устраивают с ней очную ставку, сковав ему предварительно руки за спиной, - что он делает?

«Проводит приём», отработанный в тренажёрном зале в Орехове: в прыжке «переворачивает тело через закованные руки» и острыми шипами, подвернувшихся под руку кораллов, пронзает насмерть главаря бандитов. Виртуозный кувырок! Без опоры!

- Александр! – обращается к Заманову умный человек по имени Ашот Возгенович (и по фамилии Арзуманян). – Не кажется ли вам, что в сегодняшней русской действительности вы напоминаете… Дон Кихота?

Кажется! Особенно когда на крыле ветряной мельницы рыцарь Печального Образа повисает вниз головой.

Ведь сказано: ежели мир перевернулся, встань и ты на голову.

Стилистика спасательных работ.

Борис Абрамович (на сей раз Слуцкий, великий диагност) определил ход болезни:

«Люди смётки и люди хватки одолели людей ума, положили их на лопатки, навалили сверху дерьма».

Окуджава и Высоцкий, Визбор и Городницкий – люди ума и полёта – дали часть палитры. Но для разгребания дерьма нужна соответствующая стилистика. Ибо таинственная Библиотека Смысла завалена не только бетонными блоками Дворца Советов, взорванного сталинскими особистами. Она завалена кучами дерьма последующей советской и российской истории: дурью самооболваненных масс, идиотизмом попсы, чесоточной звездоманией артистов, обслуживающих не столько это стадо, сколько самих себя. Щебень раздолбанной культуры утаптывается в азарте потребительской цивилизации…

Ну, а пока: «Неуправляемый поезд несётся прямо на стену…»

Послужной список Заманова приоткрывает в биографии его автора источник осведомлённости: прежде, чем взять гитару и стать бардом, герой стал «журналюгой». А прежде, чем взять перо, двадцать пять лет «отпахал в ментовке», то бишь московской милиции. «Поощрения, проколы – как у всех». Этот опыт отполирован в столичном шоу-бизнесе. Творческий пасьянс, чреватый сенсационностью!

Так что я не склонен относить факты биографии героя только на счёт фантазии автора. Я только хочу соотнести с такой фактичностью общий фантастический дух повествования. Повествование членится на короткие эпизоды, как автоматная очередь – на выстрелы.

В своё время А.Приставкиным был точно обрисован прозаический стиль Александра Саханова. «Поток его прозы неровный, даже нервный, как вся наша жизнь. Он cхож c выплесками талантливого человека, сумевшего соединить несоединимое: мистику, лирику, анекдотические случаи, архивные документы, философские раздумья и даже рекламу в одно целое, в некий жанр повседневной необычности»…

Итак. Сквозь канонаду действует «гипнотическая энергетика подсознания». Клиповая отрывистость взывает к рассудку, отфильтрованному эпохой детективного чтения. Чувства пытаются охватить «жуть», висящую в ауре текста и почти неправдоподобную при достоверности фактуры. Фактура придаёт повествованию ощущение окончательности контрольных выстрелов, меж тем, как дух ищет и не находит опоры. Мир виртуален, то есть ирреален, а притом «зрим» - до голографического морока.

Чему верить?

«Думайте, как хотите», - подначивает нас рассказчик с видом заправского скомороха, но невозможно отделаться от мысли, что разыгрывает нас – эксперт.

«Сбивчивое, сумбурное, ужасное повествование» опутывает так, что хочется встряхнуться. Но тогда упустишь мелодию. Всё закручено - «Агата Кристи меркнет». А в подсознании крутится фраза: «видать, Бог что-то задумал, если вас сюда послал». Хотя Библиотеки не видать, как ни крути.

Да, кстати. Возникает вопрос - куда всё–таки подевался, почему и в какую неизвестность улетел в конце-концов сам главный герой - борец с недругами русской культуры? И не является ли сам факт его исчезновения неким сигналом, обращеным к думающему читателю?

Вот и дразнит нас автор тем, что у него есть в запасе «определённое количество вариантов продолжения романа» - с того места, где мы с вами остановились, иными словами, с точки «здесь и сейчас». А с другой стороны он же, автор, как истый профессионал, уверен, что «ничто просто так не случается».

Вслед за ним и мы задаёмся вопросом: «что могут означать все эти постоянно происходящие, бесконечные совпадения»?

Они могут означать лишь одно - Россия на краю пропасти, и, как её спасти, не знает никто. Ну, а пока «Неуправляемый поезд несётся прямо на стену…» Всё это слишком серьёзно, чтобы остаться в сфере только «захватывающего чтения».

Александр Саханов, по примеру Льва Толстого, вынесшего когда-то свои философемы в специальный прицеп к роману «Война и мир», выносит в специальное приложение «дневниковые и иные записи главного героя».

Там сказано:

«Вы сейчас дочитали произведение, история которого несёт в себе несколько мистический оттенок, но не придавайте этому большого значение, поскольку и сама жизнь наша есть лишь некое недолгое путешествие из ничего в никуда, то есть, та же сплошная загадка и мистика».

Из ничего в никуда? Ах, если бы все думали так! Но в массе самозабвенных читателей попадаются же ещё и литературные критики, профессиональная злобность которых отдаёт той же мистикой.

Автор романа «Держитесь, Заманов!», бросаясь в текущий литературный поток, принимает нелишние меры на случай спасения.

«Кто бы ты ни был, - прочтя эту историю, постарайся забыть её», - шутит он.

Мне остаётся только напутствовать его самого:

- Держитесь, Саханов!-


Лев АННИНСКИЙ


АЛЕКСАНДР САХАНОВ


Держитесь,

Заманов!


(Часть первая)


роман


«Apres nous - le deluge.(После нас хоть потоп.)»

Сказала, обращаясь к королю

Франции Людовику Пятнадцатому,

маркиза де Помпадур


Вместо предисловия


Ощущение тревоги не пришло внезапно. Её источник мне был давно известен. Правда, я не уверен, что такие же чувства разделил бы каждый. Поэтому расскажу по порядку о событиях предопределивших появление этой книги.

Волею судеб, или, по случаю. Уж, как судить изволите сами. В мои руки попадает незаконченная рукопись литературного произведения. Некий странный синтез дневника, романа и киносценария. И всё происходит на фоне загадочных, порой детективных коллизий.

Мы, группа представителей российской культуры, в качестве подарка, а скорее всего пиара одной из московских турфирм оказываемся зимой 2002 года на острове Ямайка. Экзотический остров Карибского архипелага.

Можете себе представить, что значит после нашей московской ноябрьской слякоти попасть в «банановый рай». Плескаться в теплом, ласковом океане. Согласитесь, это уже более чем подарок.

Нужно отметить, что встречали превосходно. Наш приезд был первым и единственным за всю историю острова посещением деятелями русской культуры здешних благословенных мест. Этим, очевидно, и объяснялась необычайная душевность и теплота происходящего.

Министр просвещения и культуры Ямайки господин Генри Уилсон лично приветствовал делегацию у трапа самолета в аэропорту, где произнес небольшую трогательную речь.

За десять дней пребывания на острове пришлось принять участие в пятнадцати официальных, благотворительных и иных незапланированных приемах, от которых мы безмерно устали. Такую чрезмерную нагрузку не выдерживали ни желудки, ни головы большинства членов группы.

Из-за повседневной дегустации превосходных сортов местного рома и других, не менее обворожительных напитков. Под не менее фантастическую закуску ввиде копченого марлина под карри из кокоса, или вяленую курицу с жареным подорожником. Через какое-то время в наших рядах образовались существенные бреши. Не досчитались сразу нескольких бойцов культурного фронта, «залечивавших раны» по гостиничным номерам вплоть до самого последнего часа посадки на обратный рейс.

На острове мы оказались в знаменательные для его жителей дни. В Кингстоне всё было подготовлено к торжественному празднованию юбилея намеченного на 11 мая. Двадцатой годовщины смерти национального героя, певца Боба Марли.

Из уважения к местным традициям, наша группа сочла уместным посетить на Хоуп роуд, 56 его дом Tuff Gong International. Кстати, в находящемся рядом магазинчике по продаже редких записей Clappers, совершенно случайно столкнулись с Шоном Коннери, приехавшем отдохнуть на гостеприимный остров.

При жизни Марли использовал марихуану, как часть религиозного культа Вуду, активно добиваясь легализации этого наркотика, называемого здесь gania. Говорят, что и умер он от передозировки.

Вечный праздник. Практически на каждом углу в ярких одеждах местные, наделённые слухом жительницы, пританцовывают реггетон.

Результатом массового увлечения травкой мужской половиной населения явилось их совершеннейшая незаинтересованность в победе национальной демографии. Такая ситуация заставила красавиц-мулаток, восстанавливая статус кво, идти на связь с приезжими.

Вот почему, пока нам не растолковали эту пикантную особенность, поневоле стали задумываться о необычайном разгуле проституции. Поскольку смуглые дамы бесцеремонно хватали нас за руки и тащили в неизвестном направлении. Однако, вскоре мы успокоились, выяснив что к чему. От души повеселившись такому необычайному казусу.

Что же касается прогулки к дому экстремального певца, то она оставила довольно странное впечатление. Казалось, что мы постоянно находимся в зоне пристального внимания. По русски говоря, «под чьим-то колпаком».

После Кингстона, перебираемся в Монтегю-Бей - второй по величине город острова. И только успели расположиться в местной гостинице, как получаем приглашение на вечерний прием в мэрию.

Веленевые карточки под серебряным обрезом от самого градоначальника: «По случаю посещения Монтегю-Бэй известными деятелями великой русской культуры». Столь высокопарный латиноамериканский слог вверг в изумление и замешательство некоторых представителей «делегации». Но, посовещавшись, решили не ударить лицом в грязь. Составили небольшую культурную программу предполагаемого торжества.

Приподнятость, с которой нас встречали в мэрии, превзошла все самые оптимистические предположения. Этот вечер в гостеприимном тропическом городе, вместившим в себя одновременно столько пряных запахов и фантастических коллизий, останется навсегда в моей памяти.

Гремели фанфары. Мэр, подпоясаный широким шарфом в цвета национального флага, в знак особого расположения, приветствовал делегацию на ступенях городской ратуши. За ним в живописной форме выстроился почетный эскорт из солдат национальной гвардии.

Вскоре торжества переместились во внутреннюю часть здания. Мы оказались в большом, пышно декорированом огромными тропическими цветами, зале приемов, где и состоялся импровизированный концерт. Здесь каждый гость с удвоенной энергией, и на подъеме творческого темперамента, до конца «выложился», стараясь донести до присутствующих всю широту и глубину представляемого им жанра.

Поскольку поэзия в концерте элемент разговорный, мне пришлось надеяться не столько на синхронность перевода, сколько на музыкальную восприимчивость к ритмике и звуковой эффонии стиха жителей Ямайки, взращенных на рэгге того же Боба Марли.

Что, к моему великому счастью, и произошло. Свои заслуженные апплодисменты я получил сполна. Но, как вы понимаете, это всего лишь предисловие, прелюдия, словесная подготовка к рассказу о более важных событиях, произошедших чуть позже.

Не все из приглашенных были одеты в белые смокинги, случались и иные одежды попроще. Среди последних мне почему-то сразу бросилась в глаза фигура высокого, худощавого джентльмена в застиранном и от того белесом полувоенном костюме, как ни странно, отменно на нём сидевшем. Развевающаяся копна седых волос. Летящая походка. Лихорадочный взгляд, устремленных куда-то вдаль грустных черных глаз. Всё говорило о жестоком пожаре, сжигавшем его изнутри.

Каждого из находившихся в зале мэр представлял по роду деятельности и занимаемому в местном обществе статусу. Но на момент представления интересующего меня господина, один из приятелей, словно нарочно, отвлек пустяковым вопросом. И я прослушал. Запомнились лишь его ищущие глаза, направленые в сторону нашей группы.

После моего выступления всё его внимание целиком и полностью переключилось на мою скромную персону, что, конечно же, весьма интриговало. К тому времени, не трудно уже было заметить, что все местные обращались к нему с большой учтивостью и почтением. Чувствовалось, что и наше с ним объяснение не за горами.

Необходимо было лишь выждать подходящий момент. Сохранить обязательное в таких случаях терпение и вскоре развязка наступит сама собой.

Так оно и случилось. За фуршетом мы оказались поодаль. Он приветствовал меня на ломаном русском. Разговорившись, я понял, что рядом француз и мы перешли на родной ему язык, что весьма порадовало и быстро нас сблизило.

Это был управляющий огромной местной латифундией, расположенной на соседнем островке Сан-Антонио Нис. Из его слов я понял, что примерно, с полгода назад, там произошло, страшное, по своей необъяснимости событие. Всколыхнувшее и потрясшее местное сообщество. Кстати. Некоторая информация об этом промелькнула и в нашей прессе. Но всё же, случившееся было тяжелым эпизодом его собственной жизни.

Произошло же вот что.

В одночасье и совершенно непостижимым образом. Не оставив после себя ровным счетом никаких объяснений. И чуть ли не на глазах всей прислуги, исчезают вместе со своим ребенком хозяева поместья.

Que vont devenir son enfant?(Что станет с его ребенком?) Ни действия местной полиции. Ни помощь, вмешавшегося в расследование Интерпола. И даже, по слухам, участие в розыске американского ЦРУ. Ничто не помогло. Всё закончилось совершенно безрезультатно. Странно, но при этом упоминались даже инопланетяне.

Переполох был вызван ещё и тем, что владелицей поместья оказалась английская герцогиня Рэйчел Огилви, находившаяся в ближайшем родстве с её величеством королевой Елизаветой.

Нужно также отметить, что, за несколько лет до этого, у хозяев были серьёзные неприятности с Аль-Каидой (Al Qaeda). Возможно следы тянутся именно туда? Но мировые исламские проэкстремисткие телеканалы, сочуствующие названой организации, хранили полнейшее молчание. Никакой информации с требованием выкупа за пропавших также никто не предъявлял .

Муж Рэйчел был родом из России. Русский. Москвич. Литератор. К тому же, ещё и поэт. «C`est son metier».

Вполне возможно, что где-нибудь в кулуарах ЦДЛ, наши пути неоднократно пересекались. По крайней мере, мне вспомнились его клипы середины девяностых. Сами понимаете, что после всего услышанного, рассказанная моим визави история, надолго заняла воображение.

-У нас не было тех банальных отношений, которые обычно возникают, между хозяевами и прислугой. Мне нравилась его поэзия. Кстати, частично переведенная им на французский. -

- Мы были просто друзьями.-

с нескрываемой грустью заключил Ларри.

Так на английский манер представился мой собеседник. В конце разговора протянул огромный бумажный пакет.

-Здесь все его записи. Полагаю, что на своей родине, вы найдете им достойное применение.-

Вот откуда у меня и появились бумаги нашего соотечественника. Литератора волею судеб оказавшегося на островке Сан-Антонио Нис Карибского архипелага.

С самим Ларри мы всё-таки свиделись ещё раз, засидевшись до поздна в великолепном уютном баре Blues Beat