Вдетстве я держал хомячков. Ибыл у меня один замечательный хомяк, который прожил всю свою недолгую по нашим меркам жизнь в нашем доме

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Мне шестьдесят лет. Ягоржусь, что за всю свою жизнь я не убил своей рукой ни одного, 1426.23kb.
• Великий Мастер всю свою жизнь был счастливым, улыбка всегда озаряла его лицо. Вся его, 279.3kb.
• Опера это жанр, который всегда притягивал меня, и если бы моя жизнь сложилась по-другому,, 247.46kb.
• П. П. Бажов. Уральский сказитель, 56.99kb.
• Реферат по теме: Исторический портрет, 399.61kb.
• Белова И. Ю., Клименко О. Е., Рылькова, 58.63kb.
• Окружение библиотеки «Украшение дома – друзья, его посещающие», 181.33kb.
• Лариса Александровна Леденёва подходит к нам. Для меня «классная дама» не просто учитель, 178.11kb.
• Яхочу рассказать о самом главном и хорошем человечке в мире, который очень многое значит, 83.29kb.
• И. Ф. Анненский замечательный поэт, который не только близко стоял к символистам,, 127.16kb.

— сказал профессор, выслушав возмущен­ный рассказ Андрея. - Женщи­ны - они и есть женщины. Привыкнешь. К ним особый подход нужен... как и ко всему важному в жизни. А женщины, скажу я тебе, очень важная в жизни вещь. Они эту самую жизнь при желании тебе могут ой как под­портить!..


- Вот я и говорю, да ну их всех! - повторил Андрей. •


- Ну-ну! - усмехнулся профессор. Коллеги cошли с эскалатора,

прошли немного вперед, потом повернули направо и останови­лись в ожидании поезда.


Он подошел через несколько минут, всосал в себя людей и по­несся в темный тоннель.


- Ладно, не переживай! - про­должил Арнольд Яковлевич. Он на всякий случай огляделся - в надежде, что каким-то чудом где-то осталось незанятое место или кто-то каким-то чудом усту­пит место пожилому человеку. Не обнаружив ни того, ни друго­го, профессор ухватился за по­ручни и повернулся к Андрею: -Сейчас придешь на работу, отвле­чешься и развеешься. Работа хо­рошо отвлекает от дурных мыс­лей, не замечал?


- Замечал... Особенно когда ее много и когда она тяжелая...


- Ну, работа у тебя, к сожале­нию, не тяжелая, но зато ее мно­го. Ты уже перенес статистичес­кие данные за прошедшую неде­лю в чистовую папку?


- Нет еще, Арнольд Яковлевич...


- Почему? У нас впервые за не­сколько месяцев идет серьезный эксперимент! Я не собираюсь ковыряться в ежедневных чернови­ках. Мне нужны достоверные, проверенные данные, отпечатан­ные на машинке и вложенные в соответствующую папку... Андрей слабо защищался:


- Я сделаю, Арнольд Яковле­вич. Просто не успеваю. Я толь­ко-только освоился с лабирин­том, а мы уже начали эту «пере­дачу опыта». Я не успеваю!


Профессор был непреклонен:


- Плохо, что не успеваешь! Ты молодой, должен делать все быс­тро и умело... Как там, кстати, наши экспериментальные крысы поживают? Давно я в лаборато­рию не заходил. У меня после на­чала эксперимента ведь тоже ра­боты прибавилось. Из кабинета не вылажу...


- А я из лаборатории...


Коллеги вышли из поезда, про­шли по длинному извилистому коридору, свернули направо, по­том прошли немного вверх, впе­ред, вперед, вперед и снова на­право, чуть-чуть спустились и повернули налево. Сели в другой поезд.


Андрей продолжил отчет о сво­их наблюдениях:


- Конкурент с Беляком чуть хуже идут пока. Зато Профес­сор...


- Что еще за Конкурент? - Ар­нольд Яковлевич вопросительно посмотрел из-под очков.


- Это хомяк С-34-18... Я же вам говорил...


- Ах да! - поморщился профес­сор. - Ты так и не избавился от этой дурной привычки давать имена объектам исследования?


- Так проще, Арнольд Яковлевич! На самом деле проще.


- Да ладно, твое дело... Только напомни, почему именно «Конкурент»?

- Ну как же? - удивился Андрей. - Хомяк «Профессор» у нас изначально считался лидером. Значит, второй хомяк, к которо­му тоже подсадили хомяка-новичка, конкурент Профессора...


- Ты мне только из научного эксперимента крысиные бега не

делай!.. - пошутил Арнольд Яковлевич.


- Ну хоть какое-то развлече­ние, а то от этих цифр уже голова устала. А тут хоть интересно на­блюдать, кто кого...


- Ну, и кто кого?


- У вас же все цифры есть! Я каждый день их вам приношу в конце рабочего дня...


- Я их не смотрел еще... - профессор смутился, а потом возму­щенно добавил:


- Я же сказал, что не хочу в серьезном эксперименте работать с черновиками!..


Мужчины вышли из второго поезда, выбрались на поверхность, подошли к остановке автобуса и сели на пустую скамейку.


- Ну, так как там дела у Профессора и этого... Конкурента?.. у тех крыс, что одни начинают? Кто кого?


- Два хомяка, которые были смещены в отдельные кубы, осваивают лабиринт примерно с той же скоростью, как и все их предшественники. Я специально посмотрел архивы. Отклонение от среднестатистических показа­телей в пределах нормы. Зато братья этих двух хомячков, кото­рые были помещены с Профессо­ром и Конкурентом, показывают просто удивительные результа­ты! Профессорский Новичок уже самостоятельно бегает по лаби­ринту!


- В самом деле? - Арнольд Яковлевич, казалось, искренне удивился. - Зря я уже столько времени в лаборатории не по­казывался... А новичок Конку­рента?


- Я его назвал Беляком, чтобы не путать. Беляк пока ходит за Конкурентом, но, судя по всему, через день-другой тоже начнет осваивать лабиринт сам.


- Значит, как я понял, Нович­ком ты назвал крысу, которую мы подсадили к Профессору, а Беляком - ту, которую к Конку­ренту?


-Да...

- Ладно, будем оперировать именами, - вздохнул Арнольд Яковлевич. - Раз ты по-научно­му не можешь...


Подошел автобус. Андрей с профессором зашли и спокойно заняли два места.


- То есть, по-твоему, старые крысы могут передавать опыт молодым, которые еще не знают лабиринта?


Андрей пожал плечами:


- По-другому предваритель­ные, да и чисто визуальные результаты эксперимента объяс­нить нельзя.


- А какова разница в показате­лях между первой и второй пара­ми молодых крыс?


- Просто огромная! Она выхо­дит за рамки всех случайных от­клонений. Так что «переда­ча опыта» действительно проис­ходит.


- Хорошо, - удовлетворенно сказал профессор. - Сегодня же посмотрю данные...


Профессор с ассистентом замолчали. Арнольд Яковлевич за­дремал. Андрей задумчиво смот­рел в окно. Вскоре коллеги до­ехали до остановки «Институт», вышли, прошлись через лесок, вахту, вверх по лестнице и оказа­лись в родном кабинете.


- Ну, иди включай все, выпус­кай крыс, я сейчас подойду...


Профессор снял верхнюю одежду и уселся за стол, как обычно заваленный бумагами. Когда пришло время заглянуть в лабораторию, Андрей как раз усаживал в куб последнюю «кры­су».


- Ну, показывай свое хозяй­ство!


- Давайте начнем с Профессора и его напарника, - предложил Андрей. Ученые подошли к кубу номер семь. - Они довольно быст­ро уходят в лабиринт. Оба.


Задержавшись у седьмого ку­ба, Арнольд Яковлевич с Андре­ем принялись разглядывать двух хомячков. Наконец один из них полез в лабиринт. - Смотрите, смотрите, побежа­ли! - почему-то шепотом сказал Андрей.

- Вижу... - кивнул Арнольд Яковлевич. - Это значит, у нас пошел Профессор... Он не сме­нил, случаем, свой маршрут по лабиринту после подсадки вто­рой крысы?


- Нет, ходит, как и раньше... В первые дни были небольшие отклонения от стандартного мар­шрута, но ненадолго.


- Ясно. - Арнольд Яковлевич задумчиво следил за неторопли­вым бегом рыжего хомяка. - А второй объект... Как ты его там обозвал?


- Новичком...


- Подозреваю, что маршрут Но­вичка очень мало отличается от профессорского? - то ли вопроси­тельно, то ли утвердительно ска­зал Арнольд Яковлевич. - Ведь если «передача опыта» работает, то передается только то, что стар­ший успел освоить сам. А значит, маршрут подопечной крысы не должен уж слишком отличаться от маршрута ведущей...


- Я тоже так думал... Но это те­оретически. На практике же... Кстати, что касается Конкурента с Беляком, то у них - все в соот­ветствии с теорией! Беляк ходит по маршруту Конкурента и, судя по всему, не собирается искать что-то принципиально новое... А вот Новичок...


- Ого! - перебил ассистента Ар­нольд Яковлевич. - Он же прак­тически сразу свернул! - Вот я и говорю! - продолжал Андрей. - У Профессора с Нович­ком принципиально разные мар­шруты!


- Так, если мне память не изме­няет, в середине тоннеля, по кото­рому побежал Новичок, у нас сто­ит довольно сложное препятствие «Вертушка»? Обычно крысы пе­ред ней пасуют и поворачивают назад, словно из тупика...

Наблюдая за белым хомяком, Профессор замолчал.


- Ты смотри... - удивился он, увидев, как легко Новичок про­скочил сквозь «Вертушку». - Почти без задержки!


- Я для интереса перерыл ар­хивы по Профессору, чтобы вы­яснить, проходил ли он когда-ни­будь за свою жизнь «Вертуш­ку » - начал Андрей.


- Молодец, что сам догадался это проверить! - Арнольд Яков­левич довольно хмыкнул. - Ну и как?


- Не проходил! - Андрею было приятно, что его похвалили, -В списке освоенных Профессо­ром препятствий «Вертушка» не числится!

Ученые еще какое-то время стояли и наблюдали за Нович­ком, потом перешли на другую сторону лабиринта и переключи­лись на Конкурента с Беляком.


- Здесь все не так интересно, - сказал Андрей. - Беляк освоил только те препятствия и ловушки, которые знает Конкурент. Я тоже проверил это по архиву. Всего но­вого Беляк избегает. Бели в своих нерешительных попытках самос­тоятельно исследовать лабиринт Беляк натыкается на что-то незна­комое, то сразу пасует и поворачи­вает обратно...


- Что же, так и должно быть, - кивнул профессор. - Я только та­кой результат и прогнозировал. «Передача опыта возможна толь­ко в пределах опыта ведущего...»


- Поэтому мне кажется, что Новичок сам по себе - уникальный хомячок...


- Не говорите ерунды, молодой человек! - почему-то раздражен­но ответил профессор. - Все кры­сы одинаковы, и отклонения от нормы обусловлены либо стече­нием обстоятельств, либо неис­правностью (в данном случае -болезнью) самого объекта иссле­дования...


- Здесь я при всем уважении не - могу с вами согласиться, - воз­разил Андрей.


- Мне кажется, каждый хомяк - это индивиду­альность. Так же, как и у людей: каждый человек - особенный...


- Неудачное сравнение. Даже человеческая индивидуальность - это сентиментальное преувеличе­ние. Все люди, по большому счету, одинаковы. Их, как вы выражае­тесь, «индивидуальность» обус­ловлена все теми же внешними причинами. Примерно теми же, что и у крыс, только в другом мас­штабе. У вас, молодой человек, просто еще недостаточно жизнен­ного опыта, чтобы понять, на­сколько люди примитивны и оди­наковы! Что уж говорить о примитивных, лишенных сознания крысах!..


Андрей промолчал. Он зафик­сировал необходимые данные в черновой журнал, потом вместе с Арнольдом Яковлевичем пере­шел в кабинет.

Профессор продолжил нача­тый разговор:


- Кстати, это одна из причин, почему я против имен для объек­тов исследования…


- В смысле?


- Дать имя - это первый шаг на пути очеловечивания объектов исследования. А для серьезного научного исследования это недо­пустимо. Понимаешь?

- Не очень...


- Человек по своей сути отпе­тый антропоцентрист! Он на все смотрит через призму своего чело­веческого восприятия. Отсюда возникли пантеизм, политеизм, тотемизм и прочее. Человек с древних времен пытается припи­сать человеческие черты, чувства, характер и мотивы всему подряд: явлениям природы, животным, иногда даже планетам! Отсюда все эти многочисленные человекопо­добные боги: бог ветра, грозы, океана... - Профессор поморщил­ся. - И вся эта человеческая глу­пость начинается с того, что мы даем неодушевленному объекту, вроде крысы или неба, собствен­ное имя. Понимаешь теперь?


- А разве животные - это не­одушевленные объекты?


- Вот только не надо устраи­вать теологических споров! - презрительно усмехнулся Ар­нольд Яковлевич. - Впрочем, сам термин «неодушевленный» - антропоцентричен. Проще говоря: когда ты даешь той же крысе имя, ты уже не можешь к ней от­носиться нейтрально, а наделя­ешь ее и другими человеческими качествами: представляешь, как она «думает», наделяешь харак­тером и прочее, прочее, прочее... Очеловечиваешь, одним словом. Это, может быть, и неплохо для какого-нибудь домашнего лю­бимца, какого-нибудь там Мурзика иди Шарика, но для объек­тов научного исследования - не­допустимо... Понимаешь теперь?


- Смутно. То есть, если я пра­вильно уловил, мы должны отно­ситься к нашим хомякам в лаби­ринте как, например, к движе­нию электронов в магнитном поле?


- Именно! - Профессор так об­радовался, что даже, сняв, воз­бужденно протер очки. - Хоро­шее сравнение! Движение наших крыс в лабиринте - это как дви­жение электронов в магнитном поле!


- Но ведь электроны - это просто элементарные частицы, которые подчиняются законам физики, а хомячки обладают ин­дивидуальностью...


- Да не обладают они никакой индивидуальностью! - Профес­сор возмутился снова. - Вернее, обладают, но не большей, чем электроны. Вся разница в том, что тебе не придет в голову очеловечивать электроны, а хомяков - запросто!..


- Но ведь...


- И эти твои хомяки, подобно электронам, полностью подчиня­ются законам инстинкта. У элек­тронов - законы физики, у крыс - законы инстинкта: пища, самка, сон, опасность. Вот и все. Понима­ешь? Вся их деятельность, при ка­жущейся сложности по сравне­нию с электронами, сводится все­го к четырем инстинктивным за­конам: найти пищу, совокупить­ся с самкой, поспать, избежать опасности. Так в чем же индиви­дуальность? Любое их движение по лабиринту можно объяснить тем или иным влиянием этих за­конов, так же, как движение и траекторию электрона можно объяснить влиянием магнитных полей...


- Но ведь...


- Ты же изучал архивы? Через лабиринт прошло много поколе­ний крыс, но все они всегда дей­ствовали одинаково. Погреш­ность минимальна и объясняется внешними причинами, то есть устройством лабиринта... Так что ставлю тебе пять за удачное сравнение с электронами, но два за упертый антропоцентризм, не­достойный настоящего ученого...


- Но тогда получается, что че­ловек ничем не отличается от хо­мяков? - Андрею наконец уда­лось вставить фразу в монолог профессора. - Бели аналогия между мертвыми электронами и живыми хомяками верна, тотем более верна аналогия между живыми хомяками и живыми людьми...


- Живое, мертвое... - Арнольд Яковлевич опять поморщился. - Ладно, сегодня не будем рассуж­дать, чем отличается одно от дру­гого, а то уже скоро время обе­да..'. Что касается аналогии... Она не будет верна, потому что, в отличие от крыс и электронов, у людей есть разум... По крайней мере, у некоторых!


- А что такое...


- Только не спрашивай, что та­кое разум! - опередил профессор вопрос Андрея. - И чем отличает­ся разумное от неразумного. Это разговор не на один день, а через полчаса - обед...


- Не буду, - согласился Анд­рей. - Просто я хотел сказать, что аналогия хомяки - люди го­раздо естественней, чем электро­ны - хомяки. Ведь хомяки жи­вые. Они, как и люди, чувствуют боль, беспокоятся, переживают, болеют... Они живут! А электро­ны просто действуют...


- Видимо, ты неисправим, - покачал головой профессор. - Мы о чем только что говорили? Животные подчиняются законам инстинкта. Их «боль», «беспо­койства», поиск пищи — это про­сто инстинктивные реакции на раздражители. Как у амебы... Помнишь? На первых курсах вы должны были проводить этот опыт: помещаешь в воду крис­таллик соли, и амеба бежит от не­го, помещаешь пищу - она бежит к ней. Чем же ее поведение отли­вается от поведения тех же элек­тронов в магнитном поле, кото­рых ты без колебания отнес к не­живым? А если поведение не от­личается, а просто подчиняется законам - пусть и разным, - поче­му ты утверждаешь, что электро­ны - неживые, а амебы - живые?

- Ну, наверное, амебы тоже не совсем живые. - Андрей смущен­но почесал подбородок. - Но ведь хомяки...


- А твои хомяки это просто более сложные амебы! Что и требова­лось доказать! В чем отличие? Те же законы, разве что чуть более сложные. А разница в твоем вос­приятии электронов, амеб и хо­мяков всего лишь в антропоцент­ризме, о котором мы говорили! Тебе проще переносить человече­ские представления на хомяков, чем на амеб и электроны, поэто­му одних ты считаешь живыми, а других нет!


- Кажется, я наконец понял, что вы подразумеваете под антро­поцентризмом.


- Андрей сел в кресло и начал механически пе­ребирать письменные принад­лежности на стоявшем рядом журнальном столике. - Тогда все-таки в чем, по-вашему, раз­ница между живым и неживым?


- Я же сказал, что это долгий разговор... - Профессор в кото­рый раз посмотрел на часы. - Но если кратко, то есть только одно принципиальное свойство, кото­рое отличает живое от нежи­вого...


- Какое? - встрепенулся Андрей.


- Свобода! - торжественно от­ветил Арнольд Яковлевич. - Жи­вое обладает свободой. А свобод­но может действовать только че­ловек. Животные подчинены жестким законам, которые они не могут преступить, а человек - может...


- Но человек тоже подчинен за­конам. Он должен есть, спать, ра­ботать, защищаться от опаснос­тей...


- Да, но эти законы не абсолют­ны, как у электронов, амеб или хомяков. Электрон будет всегда лететь по одной и той же траекто­рии, амеба всегда будет бежать от соли и стремиться к пище, хомяк всегда будет; бежать по своему маршруту» а человек может отка­заться от пищи и терпеть голод ради каких-то отвлеченных идей, он может преодолевать препятствия, несмотря на боль и опасность... Он может даже убить себя, несмотря на жесткий инстинкт самосохранения! Пони­маешь?


- Кажется…


- Ты слышал когда-нибудь, чтобы хомяки объявили голодо­вку при невыдаче зарплаты?


- Ну, у человека это можно было бы объяснить как особо усложнен­ный пищевой инстинкт... - хо­тел было продолжить дискуссию Андрей.

- Ладно, пора в столовую! - вставая из-за стола, с явным удо­вольствием произнес профессор. - Пойдем...


Спорщики вышли из кабинета, прошли по узкому коридору, спустились по лестнице на первый этаж, опять прошли коридор, свернули налево, открыли дверь и встали в очередь. Через несколько минут они си-I дели за столиком и ели нехитрый обед. Андрею хотелось продолжить интересный для него разговор, но он знал, что во время еды профессора лучше не трогать, поэтому ел молча.


Когда они почти закончили, к столику подсел молодой аспи­рант из соседнего отдела.


- Как ваши крысы? - вежливо спросил он Арнольда Яковле­вича.


- Ничего, бегают... - Профес­сор впал в привычное для него послеобеденное добродушное со­стояние. Лицо Арнольда Яковле­вича раскраснелось, он откинул­ся на спинку стула и почти лас­ково посмотрел сквозь очки на подсевшего к столику аспиранта.


- А как у вас дела в отделе? Все режете?


- Режем потихоньку...


Они втроем обсудили свежие слухи, обменялись новостями, после чего Арнольд Яковлевич с Андреем вернулись в лаборато­рию. Профессор заперся у себя в кабинете и вскоре задремал, об­ложившись бумагами так, слов­но с головой погрузился в работу, а Андрей пошел в лабораторию, где до самого вечера следил за хо­мяками, заполнял черновые лис­ты и переносил накопившиеся за прошедшую неделю данные в чи­стовой журнал...


***


На следующий день Арнольд Яковлевич с самого утра решил заглянуть в лабораторию к кол­леге, с которым они когда-то учились вместе. С огорчением узнав, что друг взял больничный, про­фессор вернулся к себе. Он хотел уже привычно засесть за рисова­ние бесконечных закорючек, когда из лаборатории раздался воз­бужденный голос Андрея:


- Арнольд Яковлевич, идите скорее сюда!


- Что такое? — профессор встревожено заглянул в лабораторию.


-Смотрите, что творится! - Ан­дрей показывал пальцем в лаби­ринт. - Нет, все-таки наш Нови­чок - уникальный хомяк...

- Ты опять за свое? - Арнольд Яковлевич нехотя подошел. - Ну, и что особенного?


- Как - что! Смотрите, Нови­чок ведет Профессора по своему маршруту! Через «Вертушку»!


- Хм! - словно не веря своим глазам, Арнольд Яковлевич, снял очки, протер и надел их сно­ва. - Интересно. Обратная пере­дача опыта?


- Судя по всему...


- Забавно, забавно... - каза­лось, новость не слишком заинте­ресовала профессора. - А у Кон­курента?


- У него с Беляком все как в ва­ших прогнозах...


- Понятно... - Арнольд Яков­левич пошел обратно в кабинет. - Ну, ты зафиксируй, все, как обычно. Не думаю, что это слу­чайное отклонение сильно испор­тит нам статистику...


Профессор вернулся в кабинет, сел за стол и впервые за неделю стал перебирать бумаги. На столе лежа­ла папка с чистовыми данными, ко­торые профессор вчера просил у ас­систента. Арнольд Яковлевич от­крыл ее, лениво полистал, сделал кое-где стандартные пометки и вер­нулся к закорючкам. Неожиданно из лаборатории вышел Андрей.


- Арнольд Яковлевич. - сказал он смущенно. Я давно хотел по­говорить...


- Присаживайся…


Ассистент сел в кресло, поло­жил ногу на ногу и продолжил:


- Какой смысл в нашей работе? Десять лет наблюдений, тысячи страниц данных, огромное коли­чество потраченных средств, уси­лий... Зачем?


- Сегодня после обеда будут да­вать аванс за текущий месяц... -усмехнулся профессор. - Так что скоро узнаешь зачем!


- Арнольд Яковлевич, я же се­рьезно!.. Я уже работаю почти месяц, но до сих пор не понимаю смысла нашего исследования. Все эти показатели, параметры... Зачем? Я два часа еду на работу, занимаюсь непонятно чем, потом два часа добираюсь домой... Ка­кой смысл в нашей работе?


- Я же тебе недавно давал доку­менты, где подробно расписано обоснование исследования «Ла­биринт», которое я составлял де­сять лет назад. Ты их смотрел?

- Да, но...

- Исследование было утвер­ждено. Причем утверждали его совсем не глупые люди. Выделя­ли средства, опять же...

- Я смотрел, но там все так закручено. У меня создалось впечатле­ние, что в документах специально все написано так, чтобы никто ни­чего не понял... Вы можете мне про­сто, в двух словах, объяснить прак­тический смысл нашей работы?

- У работы не всегда должен быть практический смысл, -строго ответил профессор. - Вон, например, Циолковский работал над проектами космических по­летов, понимая, что на практике его идеи пока неосуществимы...

- Смахивает на демагогию, -буркнул Андрей. - Меня интере­сует практический смысл моей работы!

Арнольд Яковлевич нахмурился:

- Вы поосторожней со словами, молодой человек! Хорошо, я объ­ясню тебе практический смысл... Сейчас ты на должности ассистен­та. Я понимаю, не слишком-то. Но это же ненадолго. Под моим руко­водством ты напишешь кандидат­скую. По нашим крысам и уни­кальному лабиринту. Тему мо­жешь придумать сам, или я тебе подскажу. Защитишься, потом разработаешь под моим руковод­ством свой проект, свой экспери­мент. Защитишь докторскую... И пойдет-поедет! Понятно?

- Это понятно, - Андрей при­кинул возможности роста. - Но я не о карьере, а о смысле работы вообще...

Профессор усмехнулся:

- Ну, ты еще о смысле жизни спроси!

- Именно! - приободрился Ан­дрей. - В конечном счете все сво­дится к вопросу о смысле жизни! Зачем работать? Чтобы зараба­тывать на жизнь... Зачем зарабатывать на жизнь? Чтобы жить... А жить зачем?

- Вопрос о смысле жизни бес­смыслен по определению! - стро­го сказал профессор. - Я удив­лен, что ты еще не пережил юно­шеские комплексы...

Андрей чуть не ошалел:

- Вы называете поиск смысла жизни юношеским комплексом?!

- Конечно! - Профессор вновь, но на сей раз уже взволнованно, протер очки. - Каждый в юности проходит через это...

- Каждый?..

- Да. И чем разумнее человек, тем острее у него протекает эта болезнь. Я помню, как сам, буду­чи студентом, мучился над этим бессмысленным вопросом. Не по­веришь, даже чуть не спился!

- И что? - Андрей смотрел на профессора широко открытыми глазами.

- А ничего! - раздраженно от­ветил профессор. - Слава богу, хватило воли удержаться. Зато я понял простую вещь: смысл жиз­ни - это бессмысленное понятие. Надо просто жить. Найти хорошую работу, завести семью и спо­койно работать, зарабатывая на хлеб себе и своей семье... Посмо­три вокруг! Bсe работают. Каж­дый человек должен работать. Кому-то везет, и он, не слишком напрягаясь, зарабатывает на жизнь, а кто-то весь день пашет за жалкую зарплату. У нас рабо­та не пыльная, а платят, очень да­же неплохо. Я считаю, что нашел свой путь в жизни... Если ты до­веришься моему опыту, то смо­жешь тоже неплохо устроить свою жизнь. Я уже тебе говорил. Защитишь докторскую, а там, глядишь, я уйду на пенсию и отдам тебе проект «Лабиринт». У тебя будут свои ассистенты... Чем плохо? Или ты предпочита­ешь на заводе пахать от звонка до звонка?

- Я хочу понимать смысл, суть... Зачем я работаю?

- Человек должен работать. Это один из основополагающих законов жизни. Хотя бы для то­го, чтобы не умереть с голоду... Почему я должен объяснять та­кие простые вещи взрослому че­ловеку?!

- Знаете... - Андрей вдруг от­кинулся на спинку кресла. - Иногда у меня появляется такое чувство... Особенно когда я еду на работу или с работы... Все эти подземные тоннели, переходы, эта беготня... У меня иногда воз­никает такое чувство, что я это где-то уже видел...

- Дежа-вю, - откликнулся про­фессор. Стандартное, хоть и малоизученное свойство человечес­кой психики...

- Да? - Андрей потер переноси­цу. - Но мне почему-то становит­ся так тоскливо. Я не понимаю, как можно работать и жить, не зная смысла...

- Пройдет, - перебил ассистента профессор. - Это у тебя затянув­шийся юношеский комплекс «по­иска смысла жизни». Он хорошо лечится работой, а еще лучше - женитьбой... Ты ведь не женат?

- Нет...

- Ах да, ты же мне говорил... - усмехнулся профессор. - Мой тебе совет - женись побыстрее, и все вопросы о смысле жизни как ру­кой снимет! Просто некогда будет об этом думать. Да и к работе бу­дешь относиться серьезнее. Бу­дешь уже не о смысле думать, а о том, сколько денег она приносит.

- Вы серьезно?

- Вполне, - кивнул профессор. - Мы с тобой опять заболтались. Так когда-нибудь и обед пропустим! Кстати, забыл предупредить. Я се­годня уйду сразу после обеда. У же­ны день рождения... Так что остав­ляю все полностью на тебя.

- Хорошо. - Андрей опять за­думался о чем-то своем. Профессор встал и пошел к двери.

- Ты так и будешь сидеть? Все самое вкусное разберут...

- Я не хочу есть, Арнольд Яковлевич… Дома вечером чего-нибудь перехвачу...

- Как знаешь, - профессор по­жал плечами, затем иронично до­бавил: - Но зря ты это! Регулярная и хорошая еда - один из не­многих смыслов жизни...

Арнольд Яковлевич вышел, привычно зашагал по коридорам и лестницам. После разговора с молодым ассистентом профессор чувствовал непонятное раздра­жение. Он невольно замедлил шаг - анализируя свое внутрен­нее состояние.

«Эх, Андрюша, разбередил ты старую болячку! - наконец при­знался сам себе Арнольд Яковле­вич. - Я же прекрасно знаю, что по сути моя работа - пустышка. Это не проекты Циолковского и не теории Эйнштейна... Это про­сто работа - для того, чтобы по­лучать два раза в месяц цветные бумажки, на которые можно ку­пить пищу, заплатить за кварти­ру, немного отложить про за­пас... Но ведь не все Эйнштейны! Посмотри вокруг!.. - Арнольд Яковлевич словно бы опять раз­говаривал с Андреем. - Все так живут! Приходило ли в голову искать смысл в своей работе, на­пример, нашему вахтеру? Или ночному сторожу? Или уборщи­це?» - «Да, но вы ведь не вахтер и не уборщик, - отвечал в голо­ве профессора невидимый Анд­рей. - Вы говорите, что вопрос о смысле жизни - юношеский ком­плекс, что он бессмыслен... Поче­му же вы сейчас так раздраже­ны? Значит, этот вопрос не ре­шен, а просто затерт куда-то вглубь...» - «Что ты понимаешь, юнец! Я тоже искал!.. Это про­клятие интеллектуалов – искать то, чего нет! Но жизнь - бессмыс­ленна! Это просто случайность! Случайное нагромождение бел­ков, жиров и углеводов!» - «Вы же сами в это не верите... Белки не страдают, не любят, не ищут смысл жизни, наконец...» - «Ты просто еще не понимаешь... Жизнь тебя обломает, вот уви­дишь! Я...»

Арнольд Яковлевич остановил­ся посреди коридора и перевел дыхание. Сердце покалывало. Профессор усилием воли отбро­сил болезненные мысли, сделал несколько шагов, решительно посмотрел вперед.

«Ничего, сейчас поем, поеду домой, подремлю сначала в авто­бусе, а потом и в метро. Сейчас там народу немного... Дома же­на, гости… Отвлекусь...»

Профессор себя успокоил и, разглядев в конце коридора дверь в столовую, прибавил шагу...

Прожевав прихваченный из до­ма бутерброд, Андрей принялся наблюдать за перемещениями хомяков. Жизнь внутри лаби­ринта кипела. Тут и там по тон­нелям бежали рыжие хомячки. Кто быстро и уверенно, особенно старожилы, которых было легко распознать, так как опытные хо­мяки были больше и упитаннее молодых. Кто-то пробирался не­уверенно, то и дело останавлива­ясь и нерешительно заглядывая то в один, то в другой тоннель., Кто-то надолго застревал на пере­крестке, не зная, какой путь вы­брать. Кто-то часами сидел перед незнакомым препятствием, а кто-то пытался вылезти из ло­вушки...

- Для них это целый мир, - вслух сказал Андрей. - Огром­ный, непонятный, со своими за­конами и правилами... Пища, самка, покрутиться в колесе... Чтобы получить все это, надо долго и упорно бежать по лабиринту, преодолевая препятствия и ловушки, Им хорошо, они не задумываются - зачем! Просто бегут...

Андрей заметил белое пятныш­ко. Подошел, пригляделся и уз­нал Новичка. Улыбнулся.

- Привет, - сказал Андрей. - Как дела, как жизнь?

Словно услышав, Новичок ос­тановился, встал на задние лапы и понюхал воздух. Андрей ти­хонько рассмеялся.

- Да, Новичок, ты хоть и уни­кальный хомяк - что бы там ни говорил профессор, но все равно лишь хомяк... Ты так и будешь бегать по этому лабиринту всю жизнь. Может быть, сменишь не­сколько маршрутов, а не зацик­лишься на одном, как другие, но... Что от этого изменится? А ничего. Лабиринт останется ла­биринтом. Сменой маршрута можно изменить лишь располо­жение препятствий, кормушек и ловушек... Кормушки-ловуш­ки... Рифма, однако... - Андрей задумчиво смотрел на неторопли­вый бег Новичка. - Ты никогда не узнаешь, что есть большой мир. Что есть поля и леса, настоящее солнце и пища, растущая прямо из земли…Что… А надо ли тебе все это? Или это опять мой антропоцентризм, как говорит профессор? А ведь и правда, я невольно помещаю себя в твою шкуру и думаю, как был бы я несчастлив, бегая всю жизнь по лабиринту в дурацкой лаборатории… Но тебе-то все равно, не так ли, Новичок?


Белый хомячок опять остановился и посмотрел вверх.

- Какие у тебя грустные глаза… - удивился Андрей. – Тьфу ты! И правда, я переношу собственное настроение на объект исследования! Наверное, профессор прав…


Андрей отошел от лабиринта и сел на стул рядом с рабочим столом. Стол был почти полностью завален папками и бумагами. Свободным оставался только небольшой кусочек в центре. Тут Андрей обычно заполнял ежедневные отчеты.


- Так все равно тебе или нет? – ассистент продолжил свои размышления. – Или ты чувствуешь, что живешь не настоящей хомячьей жизнью? Что тебя обманули и поместили в искусственный лабиринт, лишив солнца, травы, летнего ветерка, спелой осенней пшеницы?..


Андрей вдруг усмехнулся:

- Как хорошо, что меня сейчас не слышит Арнольд Яковлевич! Задал бы он мне за такие мысли!.. Наверное, он прав, и ты, Новичок, всего лишь сильно усложненный электрон, перемещающийся под влиянием инстинкта. Что такое инстинкт? Это непререкаемый закон для вас, биологических электронов. Амеб, червяков и хомяков… вот и все.


Андрей вдруг замер. Потом взял ручку, пододвинул к себе чистый лист бумаги и, сам того не замечая, стал выводить на нем бесконечные закорючки, похожие на сильно искаженные, связанные друг с другом восьмерки. Потом бросил ручку и продолжил:


- А для нас?.. Так ли уж мы, люди, отличаемся от вас? Чем?! У нас те же законы. Мы работаем, что бы было что есть, было где спать и с кем, чтобы обеспечить себе надежное существование... Все наши действия тоже можно объяснить инстинктивными за­конами! Вон человек изо всех сил стремится подняться по служеб­ной лестнице... Для чего? Чтобы иметь хорошую клетку для сна ночью, хороший корм и краси­вых самок... Вон другой с утра до ночи пашет на заводе. Для чего? Чтобы было все как у людей... Так в чем отличие?! Все наши действия объясняются инстинк­тивными или социальными зако­нами! И если поверить профессо­ру и принять то, что амебы - это просто усложненные электроны, а хомяки - усложненные амебы, значит, человек - это просто большой и сложный хомяк, ли­шенный шерсти и ходящий на двух ногах! В чем разница?! — Андрей схватил карандаш, но тут же сломал грифель, с силой ткнув его в лист бумаги. - В том, что у нас есть разум?.. А в чем это проявляется? Может, у хомяков тоже есть разум и богатый внут­ренний мир, но мы никогда этого не узнаем, так как видим только их бег по лабиринту... А наш бег? Сон, работа, еда, подружка, сон, работа, еда... Чем наш бег по жизни отличается от их бега по лабиринту? Тем, что теоретичес­ки мы можем остановиться и по­прать законы, которые непрере­каемы для них? И все?!


Андрей увидел сломанный ка­рандаш у себя в руках, вытащил из шкафчика стола точилку и стал остервенело, резкими движе­ниями, крутить в ней карандаш.


- Да и можем ли? Не теорети­чески, а практически... Какие там примеры приводил Арнольд Яковлевич? Терпеть физические лишения ради научного откры­тия? А само открытие ради чего? Чтобы наилучшим образом изба­виться от тех же самых физичес­ких лишений! Чтобы было боль­ше пищи, внимания женщин и меньше беспокойств... Самоубийство? Якобы пренебрежение основным инстинктом... Но ког­да совершается самоубийство? Когда появляются большие проб­лемы с выполнением каких-то других законов: банкротство (че­ловек лишается защиты и пи­щи), бросает возлюбленная (по­теря самки), слишком тяжело и больно существовать (инстинкт самосохранения)... Всё можно уложить в схему! Так все-таки люди - это всего лишь большие и сложные хомяки, бегущие по своему большому и сложному ла­биринту?..


Андрей встал и принялся хо­дить из стороны в сторону.

- Получается, что так... Но я же нутром чувствую - нет! Кстати, что это за нутро такое, которым можно чувствовать? Может, веру­ющие люди правы, и в человеке есть душа, которая вечно куда-то рвется, что-то ищет? И это глав­ное отличие между человеком и «живыми электронами»? Только что она ищет? Что чувствует?.. - Андрей остановился и посмотрел на лабиринт. Он оказался напро­тив седьмого куба, из которого на Андрея сквозь полупрозрачную стенку грустными глазами-пугов­ками смотрел Новичок. - Сво­боды?..


Слово вырвалось как бы само собой. Андрей прислушался, словно убеждаясь, что это он сам сказал.

- Мое тело, как и у хомяков, ищет пищи, самок, удобств и сна, мой ум - карьеры, уважения и признания других людей, а чего хочет эта невидимая и неведомая душа, которой, как говорят мно­гие, нет, но неясные желания ко­торой отравляют жизнь каждого человека-хомяка?..


Андрей легонько постучал пальцем по стенке куба, в кото­ром сидел Новичок. Хомячок сразу встал на задние лапки и заперебирал передними – словно старался выбраться.


- Что скажешь? - спросил его Андрей. - Может, именно свобо­ды не хватает моей душе? Мо­жет, она хочет остановить этот бесконечный и бессмысленный бег по лабиринту в поисках пи­щи, самок и развлечений? Но разве одной свободой она насы­тится? Я чувствую, что нет. Есть еще что-то, но я не могу подо­брать... - Андрей зашевелил гу­бами. - Я смутно чувствую, но не могу подобрать слова... Может, ты знаешь?..


Андрей присел, почти вплот­ную разглядывая сквозь стекло маленького беленького хомячка. Тот по-прежнему перебирал лап­ками.

- Наверное, ты тоже хочешь свободы? - спросил его Андрей. - Но обречен всю жизнь бегать по лабиринту, который десять лет назад построил некий профессор, чтобы оправдать получение зар­платы для собственного бега по лабиринту...


Стараясь понять только что сказанное, Андрей вдруг замол­чал. Новичок перестал пытаться бежать вверх по стенке куба, сел и стал смотреть сквозь стекло.

- Что же ты такой грустный-то? повторил Андрей и, не дождавшись ответа, отошел к столу.


- А что такое свобода? Для те­бя, Новичок, понятно. Для тебя свобода - это вырваться из искус­ственного лабиринта с его тонне­лями, придуманными правилами и законами... А что будет сво­бодой для меня, для человека? Большого и сложного хомяка!.. - Андрей усмехнулся. - Может быть, то же самое?


Андрей посмотрел на часы. До конца рабочего дня еще два часа.

- Через два часа поеду домой... - тихо сказал Андрей. - Среди тысяч и миллионов таких же, как я. Дав­ка в метро, поезда, со свистом уно­сящиеся в тоннель. Дома - немуд­реный холостяцкий ужин и теле­визор...


Андрей вдруг подскочил со сту­ла, словно мысль, пришедшая ему в голову, имела материальное во­площение в виде острого шила.

-А плевать!..

Ассистент подошел к двери в профессорский кабинет и осто­рожно заглянул в нее: Арнольд Яковлевич с обеда не вернулся, а, как обещал, поехал домой.


Андрей прошелся по кубам и рассадил всех крыс по клеткам. Выключил в лаборатории свет и приборы. Вышел в кабинет и за­пер за собой дверь, включил си­гнализацию. Подошел к двери, ведущей в общий коридор. Оста­новился и прислушался к себе.

Сердце усиленно билось. Где-то в области живота что-то тревож­но, но приятно ныло.

Андрей тихонько отворил дверь и выглянул в коридор. Пу­сто. После обеда сотрудники ра­зошлись по лабораториям и... ра­ботали...


В любую секунду готовый сига­нуть обратно, Андрей вышел, запёр за собой дверь кабинета и, стараясь внешне сохранять спо­койствие, зашагал по коридору к лестнице, ведущей вниз, на пер­вый этаж.


«Только бы никто не попался навстречу!» Сердце уже добралось до висков.

Вот и проходная. Пожилой вахтер уткнулся в книгу. Он то­же недавно пообедал.

Андрей не стал будить челове­ка. Зачем? Стараясь не шуметь, пролез сквозь вертушку, благо еще не успел приобрести профес­сорских габаритов. Тихонько от­крыл дверь и вдохнул какого-то по-особому сладкого в этот день уличного воздуха.


Торопливо, с трудом сдержива­ясь, чтобы не перейти на бег, Ан­дрей зашагал по дорожке. «Толь­ко бы в окна никто не глядел...» Скоро молодой ассистент скрыл­ся среди деревьев и перевел дух.

- Надеюсь, никому не придет в голову за оставшиеся два часа зайти в гости к Арнольду Яков­левичу? - Андрей немного посто­ял в придорожном лесу, поды­шал свежим воздухом, посмот­рел на еще не темное небо и мед­ленно пошел на автобусную оста­новку. На душе было тревожно, но одновременно с этим как-то радостно и приятно, словно бы удалось облапошить хитреца, ко­торого до этого никому не удава­лось обмануть.


Забираясь в автобус, Андрей усмехнулся: «Надеюсь, профес­сорские «крысы» не будут слишком возмущаться и не расскажут Арнольду Яковлевичу о необыч­но рано начавшейся ночи... Хоть какое-то разнообразие для них, бедолаг...»

Андрей вдруг почувствовал слабые угрызения совести. «Не думаю, что из-за одного дня поле­тит десятилетняя статистика!» - возмущенно ответил он ей.

Заплатив за проезд, беглец принялся смотреть в окно.

- А скорее всего, не изменится ничего... Ни-че-го... Как для них, так и для меня... - Андрей загрустил. - Один день ничего не решает... Просто «отклонение в пределах нормы», как говорит Арнольд Яковлевич... Два лиш­них часа. Что мне с них? Домой неохота. Может, проехаться по книжным магазинам, купить что-нибудь о смысле жизни? Сей­час всего полно. Может, что тол­ковое попадется, а не только ин­струкции о том, как получше ус­троиться в лабиринте?..

Выйдя на несколько остановок раньше, чем обычно, Андрей на­правился к большому книжному супермаркету.

- Только кажется мне, что это один из тех немногих вопросов, для решения которого не найти готовых рецептов...


***


- Это что еще такое?.. - Ар­нольд Яковлевич пришел на ра­боту, привычно разделся, сел за стол, просмотрел бумаги... Сейчас он держал в руках странный рукописный лист, прикреплен­ный к ежедневному отчету из ла­боратории, который составлял Андрей.


Профессор вчитался в непонят­ный лист: «Заявление. Прошу...»

- Это что еще такое?! - повторил Арнольд Яковлевич громче. - Ан­дрей!

Ассистент вышел из лаборато­рии с виноватым видом:

- Да, Арнольд Яковлевич.

- Ты чем это занимаешься?!

- Только что хомяков закончил рассаживать...

- Я не о том! - профессор снял очки, но, не найдя, чем проте­реть, надел обратно на нос. - Что вот это такое?!

Арнольд Яковлевич потряс бума­гой. Андрей тихо откликнулся:

- Заявление. По собственному желанию...

- Почему? - Арнольд Яковле­вич вдруг успокоился.

-Устал...

- От чего это ты устал, интерес­но знать?

- От бессмысленности...

- И чем тебе поможет это заяв­ление? - Профессор насмешливо смотрел сквозь толстые стекла.

Андрей растерянно стоял в две­рях и попытался что-то промычать:

-Ну...

Менторским голосом профес­сор отчеканил: *

- Послушайте меня, молодой че­ловек! Ваши внутренние метания - это ваше дело, но человек должен работать. Потому что таковы правила нашей жизни. Если ты дума­ешь, что безделье поможет тебе об­рести смысл жизни, то глубоко ошибаешься. Если он и есть, то ни­как уж не зависит от того, где и как ты работаешь!.. Если хочешь знать, ты просто слабак, который убегает при первых же трудностях!..

- Убегает?.. - повторил Анд­рей. Он не ожидал такого напора.

- Именно! Если выражаться тво­ими упадочническими терминами, ты хочешь поменять одну бессмыс­ленность на другую, вот и все! И по­верь моему опыту, лучше уж иметь дело с той, которую лучше знаешь и за которую лучше платят!

Профессор криво усмехнулся. Андреи тихо ответил:

- Да, можно бежать по привыч­ному тоннелю, а можно от отчая­ния броситься в первый попав­шийся боковой, но при этом все равно останешься в лабиринте... Извините...

Ассистент подошел к столу и протянул руку. Взял заявление с просьбой об увольнении и ском­кал его в комок.

- Вот молодец... - успокоился профессор. - И чтобы больше таких глупостей у себя на столе не находил! Еще месяц без ассис­тента работать, это, знаете ли... Как там наши крысы?

- Все как обычно... - откликнул­ся Андрей. - Только, с Новичком что-то непонятное второй день...

- Новичком?

- Ну, это молодой белый хомя­чок, которого мы подсадили к Профессору...

- Ах да! Ты же мне говорил... - Арнольд Яковлевич равнодушно переложил пачку с отчетами с од­ного угла стола на другой. - Изви­ни, пока данные не смотрю. Юби­лей, знаешь ли. Старые друзья... Поздравления, тосты... Голова болит...

- Так ведь несколько дней уже прошло! - удивился Андрей.

- Ничего, до моих лет дожи­вешь - поймешь... - Арнольд Яковлевич достал из кармана пи­джака таблетку, положил под язык, налил в стакан воды из графина. - Это по молодости все на следующий день проходит, а вот... Ладно, иди работай!

- Отдыхайте, Арнольд Яковле­вич, - сочувствующе произнес Андрей и вернулся в лаборато­рию. Он подошел к седьмому ку­бу, остановился, развернул смя­тое заявление и перечитал.

- Да, это глупость... - вздохнул Андрей. - Это просто попытка убежать от бега! - Андрей усмех­нулся невольному каламбуру. - А ведь чтобы перестать бежать, недостаточно сменить направле­ние бега. Надо остановиться!.. Так ведь, Новичок? - Андрей по­вернулся в сторону седьмого ку­ба, в котором, несмотря на утро, сидел белый хомячок.

- Арнольд Яковлевич... - Анд­рей выглянул из лаборатории. - Все-таки я хотел бы сказать на­счет Новичка...

- Новичка? Ах да! Ты мне не­давно что-то говорил... - Профес­сор лениво оторвался от листа бу­маги, на котором что-то писал... или рисовал. - Что с ним такое?

- Не знаю, - пожал плечами Андрей. - Что-то странное тво­рится... Он уже несколько дней не выходит в лабиринт!

-Как это?

- Не ходит, и все! Весь день си­дит в кубе. Как с утра посажу, так и сидит!

- Не может быть! - уверенно сказал профессор. - Как же он ест? А самки что, к нему сами приходят?

- Нет, он просто сидит весь день и смотрит сквозь стекло... Я про­верил! - заметив недоверие в про­фессорских глазах, добавил Анд­рей. - Я потому сразу и не сказал вам, что хотел убедиться...

- Ну, пойдем посмотрим... - Арнольд Яковлевич встал и по­шел в лабораторию, в которую не заходил уже больше недели. - Показывай...

Андрей подвел профессора к седьмому кубу и показал на бело­го хомячка.

- Сидйт…

- Вижу... - серьезно сказал профессор. - И что, действитель­но уже несколько дней не ходит в лабиринт?

- Ни одной лапкой!

- Обычно молодые крысы не бо­леют, но все равно проверь-ка его...

- Ой, а я и не подумал! - стук­нул себя по лбу Андрей. - Про­стите! - Ничего... - снисходительно откликнулся профессор.

Андрей открыл дверцу в куб и осторожно вытащил Новичка...

- Пользоваться-то научился?.. - недоверчиво спросил Арнольд Яковлевич, увидев, что ассистент подходит к хитрому прибору, рас­положенному совсем рядом с клет­ками.

- Теоретически, - сказал Анд­рей. - На практике еще не прихо­дилось, необходимости не было. Но инструкцию изучал внима­тельно…

- Посмотрим... - Арнольд Яковлевич подошел вслед за ас­систентом.

Андрей посадил хомячка в не­большой прибор, прикрепил к нему несколько пластинок и на­жал пару кнопок.

- Хм! Странно, - сказал про­фессор, вместе с Андреем рассма­тривая показатели. - Абсолютно здоров...

- Я так и думал! - почему-то об­радовался Андрей. - Тут дело не в болезни...

- А в чем?

Андрей промолчал.

- Ладно, сажай его обратно! На­деюсь; он как следует проголодает­ся и вернется к своему маршруту...

- Я же вам говорил, Новичок - очень необычный хомяк... - все-таки не удержался Андрей.

- Только не начинай снова!

Профессор поморщился.

- А как вы объясните его пове­дение с точки зрения инстинк­тивных законов?

- Да очень просто. Его что-то напутало в лабиринте. Вот он, под влиянием инстинкта самосо­хранения, и боится снова туда войти. Через пару дней под влия­нием пищевого инстинкта он снова побежит, никуда не де­нется...

- Да, пожалуй... - неохотно со­гласился Андрей. - А когда?

- Сколько дней уже сидит? - спросил профессор.

- Несколько... Я сейчас посмосмотрю в записях точно, - Андрей сделал несколько шагов к своему столу.

- Несколько?.. Странно... - Ар­нольд Яковлевич снял и протер очки. - Ну, тогда или сегодня или, в крайнем случае, завтра побе­жит... Никуда не денется. Но дер­жи меня в курсе. Еще не хватало, чтобы этот Новичок испортил мне результаты эксперимента!

- «Передача опыта»? - уточ­нил Андреи.

- Да нет, он мне может всю ста­тистику подпортить, - мрачно сказал профессор. - И так уже придется думать, что делать с дан­ными об этом его многодневном простое. На болезнь не спи­шешь... Здоровая крыса должна ходить по лабиринту, понима­ешь?! Потому что там пища, пото­му что там самки! Понимаешь? - профессор не на шутку разволно­вался. - Завтра же утром мне на стол все данные по Новичку за по­следнюю неделю!

Хлопнув дверью, Арнольд Яков­левич покинул лабораторию.


Андрей посадил Новичка об­ратно в куб и стал с симпатией смотреть на него сквозь полупро­зрачное стекло.

- Побежишь? - Белый хомя­чок не ответил. - Мне почему-то кажется, что никуда ты больше не побежишь, - сказал Андрей. - Нутром чую...