Гуманитарная методология: прочтение, программа, профанация? (доклад на семинаре 15 ноября 2005г.)
| Вид материала | Программа |
- Л. Г. Голубкова Доклад был представлен в два этапа: 11 ноября на семинар, 816.34kb.
- Программа курса методология истории д филос н., проф. Антипов Г. А. Новосибирск 2004, 62.35kb.
- Учебная программа (специальность 021100 «юриспруденция») москва 2005г, 274.78kb.
- Программа и тезисы докладов 23-25 ноября 2005г г. Черноголовка исман состав оргкомитета, 768.84kb.
- В г. Вязьме Утверждено на заседании кафедры ентд протокол № от 2005г. Заведующий кафедрой, 150.29kb.
- Доклад о работе рабочей группы, 117.21kb.
- Самарская Гуманитарная Академия удк ббк пермяков Ю. Е. Философские основания юриспруденции., 3735.17kb.
- Страхова Марина Вячеславовна, врач-психотерапевт психотерапевтического отделения Пензенской, 102.69kb.
- Учебно-методическийй комплекс (специальность 021100 «юриспруденция») москва 2005г, 578.47kb.
- Программа вебинара, 58.86kb.
Давыдова. Синкретичное или аналитичное?
Бермус. Это аналитика, которая не организует концептуальную форму, которая не образует концептуальной формы – это фиксация отдельных аспектов ситуаций, но это не есть фиксация ситуации, как таковой. Естественно, это первый элемент рассуждения, это первый элемент, из которого возникает любая проблематизация.
Если говорить о ликвидации, о соотношении самоликвидации идеологического государства и феномена нереформируемости, я рассматривая всё это, как различные аспекты того, что мы обозначаем, как переход от модерна к постмодерну. Потому что модерн – это есть...
Одним из ключевых атрибутов, как мне представляется, модернистской формации является наличие идеологической базы, наличие консолидированной идеологической базы, и в этой связи – выстраивание государства, выстраивание политики, выстраивание экономики вокруг этой идеологической базы.
Естественно, когда мы переходим, когда мы отказываемся от модерна, когда мы отказываемся от идеи модернизации, как базовой идеи, и переходим к некоторому новому состоянию общества и культуры, то мы сталкиваемся с тем, что институты модерна, естественно, не вписываются в это дело. И идеологическое государство тоже, естественно, должно быть отторгнуто.
То есть, я рассматриваю это всё, как симптомы перехода от одной культурной формации к другой.
Кузнецова. Ну, пока достаточно, господа.
Давыдова. Спасибо.
Кузнецова. Пожалуйста, второй пункт, вторая часть.
Бермус. Теперь концептуальная проблематизация(?). То есть, возникает некоторый второй уровень, второй слой, который связан с уже более детальным, более, будем говорить, корректным концептуальным пониманием того, что происходит.
Первое – это утрата просветительских иллюзий, разрушение модернистской реальности. То есть, то, что опять-таки фиксируется мною вначале на уровне ощущения, но переводится уже в концептуальную плоскость – школа, вуз, институт перестают быть инструментами просвещения. Они перестают быть учреждениями государства, которое обеспечивает просвещение народных масс.
То есть, вся та идеология, которая возникла, и в соответствии с которой была сформирована российская система образования в конце XIX первой половине ХХ века, оказывается, она не валидной, она оказывается неадекватной той реальности, которая формируется внутри этих образовательных учреждений.
Если говорить о следующем уровне, эта проблематизация глубинных основ европейского, в равной степени атлантического, евразийского, имперского и другого проекта. То есть, все девяностые годы мы являемся с вами свидетелями различного рода попыток оформления вот этих самых проектов, начиная от 92-93-го года, когда очевидным образом мы пытаемся реализовать атлантический проект.
Затем, в какое-то время возникает момент евразийства. В какой-то момент возникают идеи Европейского Дома, и так далее, что, собственно, приводит к вхождению нашего российского образовательного пространства в так называемые болонские процессы – это уже реалия 2000-2003-го года.
Но на самом деле, мы в каждом из этих случаев сталкиваемся с тем, что основания нашей интеграции в эти проекты абсолютно непонятны, успехи, которые мы здесь достигаем на этом пути, они очень условны и крайне относительны. С другой стороны, деструкции, которые возникают вследствие тех или иных идеологических попыток, тех или иных вариантов идеологизации, они очевидны.
И в этой связи, возникает обращение к методологии, но опять-таки специфическое обращение – обращение человека, не интегрированного в методологическую культуру полностью. То есть, понимание методологии, как способа переупорядочения и реконструкции натурализованных форм знания – то есть, не в качестве той или иной онтологии, скажем, М или МД, или СМД, и так далее, но выявление в методологии того самого интенционального основания, которое, на мой взгляд, является достаточно адекватным вот в той ситуации.
И вот идея (теперь я отвечаю на Ваш вопрос), которая уже непосредственно референциально связана с гуманитарной методологией – это оформление индивидуальной позиции... В этом Вы опять-таки можете зафиксировать некую разницу с тем, что существует в контексте СМД – индивидуальная интеллектуальная практическая позиция, не разрушающая, но критически возобновляющая рациональность в точке распада современности.
То есть, если мы говорим о современности, как модерне, это по сути дела является, с одной стороны, лингвистической калькой, с другой стороны, мы говорим о том, что современность, она... в каком-то смысле, фиксируется понятием модерна.
Так вот, проблема возобновления рациональности в этой точке распада современности мне представляется с этого момента достаточно значимой.
Я могу переходить или вопросы?
Кузнецова. Немножечко вопросов. У Вас следующий кусок большой? Просто немножко не соответствует моим проблемам перспективы обсуждения.
Бермус. Сейчас интенциональная... Еще два кадра, и первый блок будет закончен.
Кузнецова. Тогда давайте еще два кадра.
Флямер. Скажите, пожалуйста, так сформулированная идея, как Вы сейчас сформулировали – дает ли она Вам основание говорить не только про гуманитарную методологию, но и соотносить ее с СМД-методологией?
Кузнецова. Подождите-подождите.
Бермус. Безусловно.
Кузнецова. Ну, что Вы так быстренько?! Человек...
Бермус. В третьей части именно эта постановка будет... Гуманитарная методология будет формироваться, оформляться именно в пандан СМД, совершенно верно.
Флямер. В третьей части, да. А у меня про эту идею был вопрос. В третьей части, ладно, а в эту?
Кузнецова. Ну таково понимание. Пока...
Бермус. Я немножко не понимаю контекста Вашего вопроса.
Флямер. Когда Вы так формулируете идею, Вы вот это... Вот она сформулирована, Вы ее сейчас повторили. Когда вы так ее формулируете, Вы уже имеете в виду какое-то соотнесение с СМД-методологией? ** (Говорят одновременно).
Бермус. Соотнесение на уровне понимания методологии, как способа реконструкции в ситуации распада. Но это не глубинное переосмысление – это без влезания в онтологические, схемотехнические и иные проблемы. То есть, это, как бы я сказал, фиксация методологии, скорее, как интенции, но не как структуры.
Кузнецова. По-моему, здесь это всё как раз обозначено: пока не гуманитарная методология, но точка отсчета – СМД. Пожалуйста, вопрос.
Сазонов. Там есть такое слово «возобновляющая рациональность». А что Вы имеете в виду под «рациональностью»?
Бермус. Вы прекрасно понимаете, что Вы задаете вопрос категориальный, и поэтому здесь нет... «Рациональность»...
Сазонов. Нет-нет-нет. Личностный. Что лично для Вас «рациональность»?
Бермус. Для меня «рациональность» это... Если брать первое, лингвистическое значение, то рациональность – это соотносимость. То есть, я рассматриваю «рациональность», в первую очередь, с точки зрения того, что «рацио» это «ratio» – это отношение, то есть, это соотносимость разных порядков, это соотносимость разных субъектов.
То есть, эта «рациональность» в соответствующих аспектах порождает и идеи правового государства, и идеи бизнеса, и идеи науки, и идеи рациональной организации мышления и деятельности, и так далее. То есть, этот момент рационализуемости, как момент соотнесения.
Кузнецова. Соотнесение против абсурда.
Сазонов. В структурах Вашего сознания, да?
Кузнецова. Ну...
Сазонов. Нет, ну, где эти вот эта рациональность, где эти отношения, в каком пространстве они положены?
Кузнецова. Это же личная концептуальная проблематизация – личная идея.
Сазонов. В сознании, в сознании автора. Рациональность в сознании автора – рационализация разорванного сознания автора. Вот его сознание...
Бермус. Борис Васильевич...
Кузнецова. Комментарий. Александр Григорьевич, не отвечайте на этот вопрос – это комментарий. Вы на него пока не должны реагировать. А Вы нам следующий кусочек.
Сазонов. Нет. ** А на вопрос ответить можно?
Кузнецова. А вопрос был в виде комментария, поэтому... Так, оставим его пока на полях.
Сазонов. **
Бермус. Борис Васильевич, я немножко не понимаю, почему Вы так жестко фиксируете разницу: или мы говорим о некоторых институциональных структурах – или мы говорим о сознании? Но на самом деле – и там, и там. Потому что кризис, потому что деструкция рациональности происходит и там, и там.
Кузнецова. Это всё-таки диагноз, Александр Григорьевич.
Сазонов. Подождите, если это в Вашем сознании, то тогда всё понятно, а если в институционале, то тогда **...
Кузнецова. Тогда докажите, да.
Сазонов. ...Существование в институции. И как Вы себя там начинаете концептуировать-концептуировать и вести – и даже эта основная проблем...
Кузнецова. Минуточку. Вы всё сказали, и это понятно, это уже в виде возражения. Александр Григорьевич, пока не надо реагировать, оставляем на полях.
Бермус. Итак. Следующий уровень концептуализации. Коллеги, я хочу подчеркнуть, что здесь мы имеем дело с некоторым продвижением. То есть, действительно, мы вначале имели дело с некоторыми синкретическими образами, и эти образы, действительно, не концептуальны, они внеконцептуальны, они в большей степени бытийны, они в большей степени эмоциональны.
Следующий уровень – это больший уровень. Третий уровень – это интенциональное содержание. То есть, мы пытаемся обозначить то пространство (Борис Васильевич, я пытаюсь ответить на Ваш вопрос), в котором появление гуманитарной методологии возможно. И вот это – проблема интенционального содержания, проблема того отношения, в связи с которым возможно порождение гуманитарной методологии.
И здесь я фиксирую четыре позиции. Первая – это отказ от линейной истории, новая реальность не определима, как линейное продолжение состоявшихся форм. То есть, мы четко фиксируем... по крайней мере, я четко для себя фиксирую, что никакое продолжение той рациональности, которая существовала, которая формировалась в условиях советского порядка, ее не может быть – она ушла вместе с советским порядком.
Второй момент, конституируемый феномен должен имплицитно содержать разрешение «проклятых вопросов» и ключевых диспозиций эпохи модерна. То есть, я достаточно отдаю себе отчет в том, что мы находимся в иной, чем модерн, реальности.
И мы можем, в принципе, достаточно четко определить дату перехода через эту точку, ее можно назвать в фигуральном смысле – «точкой конца света». Да, это 91-й, это начало девяностых годов. Так вот, очевидно, если мы говорим о новой реальности, она должна разрешать те фундаментальные диспозиции, которые существовали в старой.
Третий момент, конституируемый феномен, речь идет о гуманитарной методологии, может опираться на диспозитив рациональности, но не должен заимствовать его вещные онтологические модели. Это тоже понятно, то есть, мы говорим о рациональности, как о соотносимости, но соотносимости, возникающей в новой ситуации, относительно новых точек.
И четвертый момент, конституируемый феномен должен образовывать контекст для решения проблем индивидуального жизненного самоопределения. Это то мое индивидуальное интенциональное содержание, которое, собственно, и обусловило всю это логику и весь этот дискурс.
То есть, результатом этого является про-образ, я хочу подчеркнуть, речь идет о про-образе, то есть, о некоторой совокупности концептуальных интерпретаций, которого целостного образа не образует, но который образует некоторое смысловое поле, в рамках которого поиск гуманитарной методологии оказывается возможным.
Кузнецова. Слово «диспозитив» – в чем смысл его употребления?
Бермус. Смысл употребления слова «диспозитив» связан с тем, что я пытаюсь определить то сочетание форм и условий, которые определяют, которые делают гуманитарную методологию возможной. То есть, я не полагаю объекта, но я пытаюсь выяснить совокупность неоднородных условий и форм, которые делают его существование возможным.
Кузнецова. Собственно, это Вы образовали от слова «диспозиция»? Да?
Бермус. Нет. Это в текстах Фуко – «диспозитив». То есть, диспозитив власти, диспозитив сексуальности, в этом смысле, здесь есть некоторая форма заимствования.
Кузнецова. То есть, Вы употребляете это слово по Фуко, да, но я тут не узнала его употребления, поэтому я и спрашиваю.
Бермус. Коллеги, я могу дальше или вопросы?
Кузнецова. Нужно что-то спросить?
Сазонов. Да.
Кузнецова. Да. Только без критики.
Сазонов. У меня вопрос очень простой: что для Вас слово «гуманитарная методология»? Почему вдруг появляется гуманитарная методология по отношению к предшествующим слайдам?
Бермус. Феномен гуманитарности и феномен гуманизации является одними из наиболее часто употребляющихся в том самом образовательном пространстве. На мой взгляд, в большинстве случаев это словоупотребление достаточно ложное, потому что никакого конкретного содержания оно не несет.
Соответственно, возникает вопрос, каково конкретное содержание того, что мы называем «гуманизацией», того, что мы называем «гуманитаризацией», и как это может трансформировать базовые структуры знания. Поэтому здесь речь идет просто о том, что та тенденция, которая описывается во всех современных учебниках педагогики, «гуманизация» и «гуманитаризация» образования, для того чтобы внести ее в концептуальный аппарат современного знания.
Сазонов. А можно предшествующий слайд? А какое это имеет отношение вообще... И почему Вы говорили о пространстве образования, и так далее? Вот эта концептуальная методологизация вроде бы не имеет к нему никакого отношения, почему вдруг Вы вернулись к этому образовательному пространству, и там почему-то лежала гуманизация, гуманитарная методология? Я не вижу связки, перехода. **
Бермус. То есть, Ваш вопрос касается связи между общим и частным?
Сазонов. Между этим слайдом...
Кузнецова. И следующим.
Бермус. Есть, опять-таки, проблема: человек не выделен, с точки зрения одной позиции – безусловно, я нахожусь в Педагогическом Университете, как педагог, как преподаватель, безусловно, когда я иду на работу и возвращаюсь с нее, я функционирую, как тот самый гражданин.
Сазонов. А что Вы преподавали?
Бермус. Я преподаю педагогику.
Сазонов. Педагогику?
Бермус. И в этой связи, действительно, на уровне человеческой реальности, на уровне той самой гуманитарной реальности – сфера образования не является выделенной, она не обладает самостоятельным существованием, относительно существования человека, как такового.
И в этой связи, есть определенная синкретизация. Да. В этом Вы правы.
Кузнецова. Ну, перейдем к следующему слайду. Вот этот слайд. Если здесь надо что-то... ** (Говорят одновременно).
Бермус. Предшествующий... Но мы его уже обсуждали.
Кузнецова. Господа, что-то надо спросить? Тогда переходим...
Сазонов. ** Спросите **.
Кузнецова. Я спросила. У нас народ очень даже быстро соображающий. Вы уже спросили о связях.
Русаков. А можно вопрос?
Кузнецова. Да, Андрей.
Русаков. Скажите, пожалуйста, Александр Григорьевич, а вот, я в продолжение вопроса, который задал Борис Васильевич – не появляется ли концептуализация, вот именно как гуманитарная методология, в рамках уже не предыдущего слайда, а вот в этих пунктах? Если да, то можно ли пояснить, может быть, где **?
Бермус. Нет. По-моему, я достаточно четко сформулировал, что речь идет о про-образе. То есть, безусловно, концепта в полном смысле этого слова, когда мы выделяем базовые тенденции, когда мы выделяем, так сказать, все отношения, и так далее – концепта еще нет, есть некоторая совокупность про-образов, рефлексивных про-образов, но они, естественно, концепта не образуют. То есть, есть предконцептуальная ситуация.
Русаков. Так хотя бы они... А они задаются этими пунктами?
Бермус. А они задаются этими пунктами, совершенно верно.
Кузнецова. Понятно. У него своя позиция.
Сазонов. У меня, всё-таки вот, к первому **...
Кузнецова. Минуточку. Вопрос или возражение.
Сазонов. Вопрос.
Кузнецова. Хорошо. Какой?
Сазонов. На понимание.
Кузнецова. Вопрос на понимание.
Сазонов. ** Я читаю первый пункт – «отказ от линейной истории, новая реальность не определение, как линейное продолжение состоявшихся форм» – это как принцип Вашего мышления, Вашей концепции, либо принцип чего-то другого? Если чего-то другого, то я не понимаю, чего – Вашей деятельности, как педагога, так сказать, или какой-то другой? Вот, понятно, что Ваше сознание там разрушилось, и Вы отказались от исторической концепции и теперь начинаете всё заново переосмысливать, в этом Ваша концептуальная методология, концептуальная методология Вашего личностного сознания. Понятно.
Кузнецова. Да. Интенциональная, причем.
Сазонов. Она куда-то выходит за пределы личностной конструкции, концептуальная? Если выходит, то как? И для чего Вы **...
Кузнецова. Это сложный вопрос. Это уже не(?) семинарский.
Бермус. Борис Васильевич, я хотел бы всё-таки уточнить, что Вы имеете в виду. Вы говорите, имеет ли эта конструкция, имеет ли эта диспозиция представленность в других сознаниях? Да?
Сазонов. Хотя бы.
Бермус. Я отвечаю на этот вопрос: ради этого, мне кажется, и происходит наш семинар. Потому что одна из проблем; это будет одним из кадров второй части – это, как раз таки, различение; то есть, или это моя индивидуальная проблема, это мой индивидуальный эпифеномен, и тогда вы это квалифицируете.
То есть, у Вас сознание сохраняется, Борис Васильевич. У Вас сознание после 91-го года не претерпевает катастрофических изменений, и у всего методологического Сообщества не происходит вот этой фрустрации, то есть, это моя индивидуальная проблема, проблема идиота. Да?
И тогда мы выходим на одну перспективу, тогда мы выходим на одну квалификацию – квалификацию, о которой я говорил в самом начале – это квалификация, связанная с профанацией. То есть, есть человек с неорганизованным сознанием, который пытается войти в эту культуру... который оказывается несодержательным, и так далее.
И вторая констатация: если эта проблема является общей проблемой. Я сейчас не беру социальную, политическую, культурную... но она является общей проблемой. И тогда, действительно, мы говорим о некоторой необходимости, о некоторой потребности оформлять новую интеллектуальную формацию.
То есть, на самом деле, вот тот вопрос, о котором Вы говорите – мне кажется, что ответ на него будет дан в результате семинара.
Кузнецова. Мне тоже так представляется. Вы хотите уточнить, пожалуйста, уточняющий вопрос.
Галушкин. Ваше привлечение вот этого термина «гуманитарный» – оно с чем связано? У меня появляются следующие трактовки.
Кузнецова. Гуманизация образования, это бесконечно говорилось.
Галушкин. Я не могу понять, в связи с этим уточнение. Первая версия – есть известное различение науки о духе и науки о природе, соответственно, одни назывались гуманитарным блоком. Это оттуда тянется? Или (вторая версия) это из ситуации Вашей деятельности, в том числе, наверное, связанное с экзистенциальным планом. Тогда Вам здесь нужны какие-то философско-методологические основания? И Вы вынуждены на предыдущем слайде, если Вы вернете предыдущий слайд, различить три слоя. (Показывает на слайде). С одной стороны, идеологический слой, с другой стороны, деятельностный слой, третий слой – про человека.
Бермус. Да.
Вопрос. И эти философско-методологические основания, как то, что пытается сшить эти разрывы? Или вы употребляете понятие «гуманитарное»в каком то третьем смысле?
Бермус. Нет. Я поясню. Вы задаете вопрос, который будет непосредственно отвечен в следующей части. Я забегаю вперед, я объясню. Действительно, для меня гуманитаризация связана с тремя аспектами. Первый аспект – это связь с европейской традицией humaniora, первый аспект. То есть, я вот эту антитезу «естественнонаучный – гуманитарный» – это всё-таки неокантианство, это всё-таки последняя четверть XIX начало ХХ века.
То есть, здесь есть очень много специфических историко-культурных феноменов, поэтому я вот это различение не считаю базовым. То есть, оно актуально, как некоторый культурный феномен, оно актуально, как способ понимания и реконструкции той реальности, но оно не является фундаментальным для меня, по крайней мере.
Поэтому я говорю о преемственности по отношению ко всей европейской традиции, в первую очередь – рационального мышления, рационального сознания и вообще гуманитарного знания.
Второй момент. Я говорю о том моменте, который связан, действительно, с тем набором ассоциаций, представлений идей и философем, методологем, и так далее, которые возникают в конце ХХ в начале ХХI века.
И третий аспект – это моя экзистенциальная проблема, это мое экзистенциальное самоопределение, то есть, я понимаю, что гуманитарная методология не оформляется и не существует без моего интенционального отношения.
То есть, здесь я различаю три уровня, как Вы совершенно правильно выделили, есть некоторый аспект, будем так говорить, гипер-культурный, культурно-антропологический, есть аспект ситуационный и есть аспект личностный.