А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Вид материала

Содержание

Бытийное знание
Научное знание
Философское знание
Эзотерическое (тайное) знание

Подобный материал:

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 58

ЛИТЕРАТУРА

Личность и профессия: психологическая поддержка и сопровождение / Под ред. Л. М. Митиной. — М.: «Академия», 2005.
Митина Л. М. Психология развития конкурентоспособной личности. М.: МПСИ; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2002.
Митина Л. М. Психология труда и профессионального развития учителя. М.: «Академия», 2004.
Митина Л. М. Психология профессионального развития личности: теоретико-методологические проблемы // Российский научный журнал. 2010. № 1(14). С. 57—63.
Психотехнологии и психотехники профессионального развития личности / Под ред. Л. М. Митиной, С. А. Подосинникова. Астрахань: Изд. дом «Астраханский университет», 2008.

М. А. Михеева

Методологические и методические основы исследования проблемы ментальной репрезентации

(Исследование выполнено при поддержке гранта Президента РФ в рамках научно-исследовательского проекта МК-2298.2010.6.)

Поскольку проблема построения субъективной картины мира в сознании человека может стать темой для различных междисциплинарных исследований, подходы к ее изучению могут отличаться. Но в настоящее время результаты исследований рассматриваются в рамках единой когнитивной парадигмы. Так же имеет значение, какой именно аспект проблемы изучается, и анализируется ли репрезентация как уже сложившаяся, имеющаяся структура, или же рассматривается процесс ее формирования (изучение в динамике). Динамика чаще всего рассматривается в процессе онтогенеза [1]. Понятие ментальной репрезентации и является возможной основой обобщения различных аспектов исследования [10].

Ментальная репрезентация — основное понятие когнитивной науки, относящееся как к процессу представления (репрезентации) мира в голове человека, так и к единице подобного представления, стоящей вместо чего-то в реальном или вымышленном мире и поэтому замещающей это что-то в мыслительных процессах. Последнее определение указывает на знаковый или символический характер репрезентации [9]. Образ мира позволяет работать с преобразованной реальностью, выделяя значимое [2].

С одной стороны, ментальную репрезентацию можно реконструировать на основе результатов когнитивного цикла, с другой стороны, возникает проблема соотношения единиц ментальной репрезентации и когнитивных процессов [1].

Особое значение в изучении репрезентаций придается их генезису и происхождению у отдельно взятого человека. До сих пор не решен вопрос о том, с чего начинается формирование репрезентаций [9].

Специфика изучения ментальных репрезентаций связана с распространенностью мнения, подчеркивал еще P. Thagard о том, что любое знание существует в виде ментальных репрезентаций. И с тем, что люди оперируют ментальными репрезентациями, осуществляя мышление и другие действия [4].

Методологические основания исследования ментальных репрезентаций восходят к работам школы Л. С. Выготского — А. Н. Леонтьева [8]. Если быть точнее, основой является положение о пристрастном характере психического отражения в целом и так же сознания как высшей формы отражения у человека (принцип «полупроницаемости» сознания) [6].

Как показывает проведенный анализ существующих исследований ментальных репрезентаций, в основании большинства из них лежат теоретико-эмпирические позиции психосемантики (Е. Ю. Артемьева, В. Ф. Петренко, А. Г. Шмелев и т. д.).

В зарубежной психологии C. Osgood начал исследования семантических пространств значений слов. Позднее они превратились в одно из основных направлений всей когнитивной психологии — названное В. Ф. Петренко психосемантикой [3].

Психосемантика — область психологии, изучающая структуру, генезис, функционирование индивидуальной системы значений, опосредующей психические процессы, процессы принятия решений и т. д. Она исследует формы существования значений в индивидуальном сознании (образы, символы, символические действия, знаковые, вербальные формы), анализирует влияние мотивации, эмоций субъекта на формирующуюся у него систему значений.

Методы психосемантики используются в изучении ментальных репрезентаций, поскольку они делают возможным изучение не только общепсихологических аспектов категоризации, но и дифференциально-психологических. То есть в последнем случае задачей психосемантики является описание системы представлений данного индивида о мире путем реконструкции системы его индивидуальных значений и личностных смыслов [11].

Этот подход к исследованию личности воплощает парадигму «субъектного» подхода. Интерпретация выделяемых структур требует увидеть способы осмысления мира испытуемым. Индивидуальная система значений выступает ориентировочной основой такого процесса. Психосемантика позволяет наметить новые принципы типологии личности, где личность испытуемого рассматривается как носитель определенной картины мира [5].

В эмпирических исследованиях используются следующие экспериментальные методики получения матриц сходства стимульных репрезентаций: стандартизованная атрибуция (униполярные списки атрибутирующих свойств, семантические дифференциалы и т. д.), ассоциативный эксперимент, субъективное шкалирование сходства стимулов, измерение контекстных связей понятий, функциональной или лексической их сочетаемости, использование мнемических характеристик для оценки близости стимулов, модификации метода Миллера — методы классификации и т. д. [2].

Что же касается других методов, то сегодня вся когнитивная психология испытывает особенно сильное влияние нейрофизиологических и нейропсихологических подходов [3]. Это относится и к исследованиям ментальных репрезентаций. Например, фиксирование близости оценок стимулов может осуществляться с помощью измерения электрофизиологических проявлений реакции на стимулы (метод семантического радикала А. Р. Лурия, О. С. Виноградовой и также его модификации) [2]. Такие экспериментальные данные не всегда заменяют результаты психологических работ, но позволяют в ряде случаев скорректировать уже устоявшиеся представления [3].

Западная когнитивная психология активно использует методы исследования, построенные по сходному принципу с методом тестирующего стимула Е. И. Бойко. Он выявил следующую закономерность: всегда, когда в видимых объектах сознательно выделяются какие-либо элементы, в соответствующих «пунктах» анализатора наблюдается повышение возбудимости. В «пунктах», соответствующих тем элементам, от которых испытуемые отвлечены, наблюдается понижение активности. Этот метод применим для изучения избирательной возбудимости в вербально-семантических сетях долговременной памяти при обработке вербальных стимулов [7].

После получения экспериментальных данных следует их обработка. Основным методом является построение субъективных семантических пространств, являющихся модельным представлением категориальных структур индивидуального сознания (многомерное шкалирование) [11]. Используются и другие методы многомерной статистики (факторного, кластерного, латентного и детерминационного анализа). Это дает возможность выявить структуры, лежащие в основе полученной матрицы данных. Интерпретация выделенных здесь структур осуществляется с помощью поиска смыслового инварианта пунктов, входящих в какой-либо фактор или кластер, а также через анализ содержания объектов, наиболее противоположных по выделенным факторам [12].

Применение методов психосемантики, нейрофизиологии и нейропсихологии связано с отсутствием специальных методов исследования ментальных репрезентаций. Специфика психосемантических методов заключается в том, что они осуществляют индивидуальный подход к каждому испытуемому, они не являются стандартизированными, хотя и не исключают применения математических методов.

Безусловно, здесь представлен не полный перечень методов, но их достаточно, чтобы понять суть исследований. Она заключается в том, что нужно получить и воспроизвести часть субъективных представлений о мире испытуемого в схемах и числовых данных. Либо, если применяются методы нейронаук, зафиксировать, как воздействуют определенные стимулы при осуществлении познавательных процессов на части анализатора.

ЛИТЕРАТУРА

Андреева Е. А. Ментальная репрезентация: Динамика и структура. М.: Институт психологии РАН, 1998. — 319 с.
Артемьева Е. Ю. Основы психологии субъективной семантики. М.: Изд-во «Наука», «Смысл», 1999. — 350 с.
Величковский Б. Когнитивная наука: Основы психологии познания. В 2 т. Т. 2. М.: Издательский центр «Академия», 2006. — 432 с.
Кубрякова Е. С., Демьянков В. З. К проблеме ментальных репрезентаций // Вопросы когнитивной лингвистики. М.: Институт языкознания; Тамбов: Тамбовский гос. университет им. Г. Р. Державина, 2007. № 4. С. 8—16.
Петренко В. Ф. Основы психосемантики. 2-е изд., доп. СПб.: Питер,

2005. — 480 с.

Петренко В. Ф. Экспериментальная психосемантика: исследования индивидуального сознания // Вопросы психологии. 1982. № 5. С. 23—36.
Чуприкова Н. И. Психофизиологическая проблема и разработка теории мозговой организации высших психических процессов человека в трудах Е. И. Бойко и его школы // Вопросы психологии. 2005. № 2. С. 68—84.
Шмелев А. Г. Традиционная психометрика и экспериментальная психосемантика: объективная и субъективная парадигмы анализа данных // Вопросы психологии. 1982. № 5. С. 36—46.
ссылка скрыта. kartinamira. info/science/86-cognition (30.07.10).

ссылка скрыта. ru/2009/10/kognitivnye-elementy-v-reprezentacii/ (30.07.10).
ссылка скрыта. pbi. ru/dic/p/p_151. htm (11.09.10).
ссылка скрыта. narod. ru/text7/40. htm (11.09.10).

А. В. Непомнящий

О метасистемном подходе к решению методологических проблем

психологии

Причина возникновения всех современных проблем теоретической психологии — ее ограниченность рамками достигнутого, за которые редко кто пытается выйти по целому ряду хорошо известных соображений.

В связи с этим уместно вспомнить, что К. Гёдель уже давно математически точно доказал свою теорему «О неполноте», согласно которой в языке условно ограниченной или замкнутой системы есть истинное, но недоказуемое утверждение [1], откуда и возникают все методологические проблемы в этой системе, в нашем случае — в системе психологического знания, равно как и в любой другой научной отрасли и в науке в целом. Да, неполнота является фундаментальным свойством науки и это ни для кого из методологов науки не секрет, а скорее, банальная азбучная истина. И если исследователь хочет узнать является ли предлагаемое высказывание истинным или нет, у него нет другого выхода кроме выхода в метаситему.

Именно из теоремы К. Гёделя «О неполноте» непосредственно вытекает единственно верное определение метасистемы — это система более высокого порядка, по отношению к той системе, относительно которой идет отсчет. Для того чтобы определить, — какая же система знаний является метасистемной по отношению к знанию психологическому, необходимо рассмотреть все основные системы знаний, существующие в нашем Мире. Их всего четыре: бытийное, научное, философское и эзотерическое. Они вместе, в своем непрерывном взаимодействии образуют квадрат знания, в котором необходимо провести диагонали, чтобы показать все каналы взаимодействия [2].

Бытийное знание — возникает, поддерживается и развивается путем осмысления бытийного опыта под воздействием потребностей и мотивов биологического выживания (т. е. выживания на уровне белково-нуклеиновой формы жизни), освоения и удержания жизненного пространства, продолжения рода. Оно поддерживает развитие ума и разума на уровне, достаточном для организации и поддержания этих процессов. Бытийное знание транслируется от поколения к поколению институтами семьи, школы, воспитания, массмедиа... Оно обогащается за счет перетекания редуцированных фрагментов знания из других углов квадрата и их бытийной интерпретации.

Научное знание — возникает как результат попыток рационального осмысления человеком отдельных фрагментов Мира с целью создания его прикладных, проблемно-ориентированных моделей; обеспечивает развитие рациональной компоненты ума, путем использования физического разума — такой составляющей сознания, которой свойственна фрагментарность восприятия по сути неделимого целого, поскольку это восприятие осуществляется путем использования своего рода посредников (между человеческим сознанием и Миром) — сенсорных систем человеческого тела и различных органопроекций человека. Обеспечивает также времясвязывающую функцию знания посредством применения знаковых, семантических систем.

Философское знание — возникает как результат попыток осмысления человеком мироустройства в целом, способствует дальнейшему развитию ума и его выходу за пределы рациональности, обособленности и формированию мировоззрения на основе обобщающих моделей и понимания основных принципов мироустройства, пронизывающих все сущее, например, закона всемирного тяготения, принципа иерархии, взаимосвязи сущего и т. п.

Эзотерическое (тайное) знание — приобретается путем использования методологии расширения сознания до способности «видения» Мира в целом.

Эзотерическое знание является тайным не только потому, что его кто-то скрывает, хотя в целях безопасности «среднестатистического» человека и это делается. Оно тайно для рационального ума и разума, поскольку его нельзя описать в языке, доступном для понимания сознанием любого уровня рациональности. Кстати, практически все разделы современной физики, хотя они принадлежат науке и описаны ее языком, также недоступны для преобладающего большинства населения Земли, т. е. являются для него такой же тайной «за семью печатями», как и эзотерическое знание.

Эзотерическое знание передается только от субъекта к субъекту цельными образами и смыслами от одного расширенного сознания к другому. Из-за своего огромного, точнее сказать, бесконечного информационного содержания эзотерическое знание непосредственно целиком не может быть передано ни в один из остальных углов квадрата. До бытийного уровня оно доходит в виде моральноэтических законов, вечных истин, записанных в основаниях всех религий, «народной» мудрости в виде поговорок, пророчеств и т. п. В науку оно проникает в процессе интуитивных озарений у великих ученых (Д. И. Менделеев, Ф. А. Кекуле, А. Эйнштейн, Н. Тесла и мн. др.). Наиболее близка к тайноведению настоящая философия, как система совершенствования мировоззрения. Она не опускается до уровня науки как таковой, поэтому и называется именно философией — любовью к мудрствованию. Философия схватывает наиболее крупные фрагменты цельного знания и перерабатывает их до уровня выраженных в языке умозаключений, в которых содержатся наиболее абстрактные модели высшего знания, допускающие широту их интерпретаций менее подготовленными сознаниями.

Таким образом, совершенно очевидно, что метасистемными знаниями по отношению к научной психологии являются философское и эзотерическое.

Это было известно давно, и мудрые люди всегда пользовались метасистемными выходами для расширения своих представлений. Например, аутотренинг Шульца появился в психологической науке после более чем десятилетнего изучения им раджа-йоги под руководством восточных Учителей, «немецкая» гештальт-психология — прекрасный цветок с дерева раннего буддизма, а поистине инновационный, интегральный подход К. Уилбера [3] есть результат не одного десятка лет теоретического и практического погружения в системы философского и эзотерического знаний, т. е. пребывания в метасистеме. Таких примеров можно привести много, но даже их результат далеко не всегда принимается психологической наукой, по поводу чего М. Планк сказал, что в науке новое занимает свое достойное место не потому, что оппоненты, наконец, с ним соглашаются, а потому что они, наконец, умирают.

На фоне прорывных достижений отдельных истинных исследователей метасистем, для которых уже давно не существует никаких методологических проблем, обсуждаемых в стандартных учебниках по психологии, довольно грустную картину представляют некоторые соискатели различных научных степеней в психологии, якобы исповедующие метасистемный подход, но даже не подозревающие, что для его реализации необходимо, прежде всего, самому стать метасистем-ной сущностью, поскольку, пребывая в обычном состоянии рационального ума, каким бы продвинутым он ни был, выйти в метасистему ни теоретически, ни практически невозможно по следующей причине.

Наша рациональность формируется с помощью так называемого физического разума, который по своей сути является фрагментатором Мира. Он не может «схватывать» цельные, метасистемные образы Мира уже потому, что эти образы, обладающие огромным информационным наполнением, не могут «пройти» через узкополосные каналы сенсорных систем, на которые физический разум опирается. Физический разум и соответствующий ему аспект ума смотрят на Мир, как говорит К. Уилбер [3], «оком тела», а «око души» (чувственное и сверхчувственное восприятие) и «око духа» (способность к созерцательным практикам и управляемой интуиции) при этом «спят», что, по-видимому, и давало основание Г. И. Гурджиеву называть Землю «планетой спящих людей». Непроизвольные акты чувственного восприятия отдельных аспектов Мира и неуправляемые интуитивные озарения — это только взгляды на метасистему, но отнюдь не выходы в нее. Для получения метасистемных знаний необходима, как говорит В. А. Петровский, «адаптивная активность» в метасистеме, т. е. способность осознанного управления происходящим, как это удавалось, например, Р. Монро во время исследования пространств своего и коллективного сознаний средствами внетелесного опыта [4].

Методология метасистемных выходов хорошо известна, прописана современниками и, десятки тысячлет назад, — предтечами, но для того чтобы ее понять, необходимо выполнить иньюнкцию — предписание «Если хочешь узнать что-то, сделай то-то» [3]. Здесь и проявляется источник всех проблем теоретической психологии. Никому невозможно получить степень кандидата или доктора наук, не выполнив целого ряда предписаний. Но все те, кто перечисляет проблемы теоретической психологии, не считают необходимым выполнять предписания по развитию своей чувственной сферы и, тем более, управляемой интуиции, чтобы увидеть решения этих проблем, считая, что существующей у них рациональности должно хватить на все. Архети-пический треугольник восприятия («рацио-эмоцио-интуицио») сворачивается в «рацио-нальную точку» и появляется список теоретически не решаемых проблем.

В частности, психофизиологическая проблема большинства психологов различных уровней подготовки заключается в том, что они не считают для себя зазорным употреблять алкоголь, табак, тяжелую пищу, жевательную резинку, скверные слова и другие средства, мгновенно снижающие уровень их мозговой программы до 0,3-1 % от возможного, что абсолютно исключает их выход в метасистемные области знания. Даже рациональность при этом существенно снижается по уровню своих возможностей, и остается только включать защитный механизм отрицания, обвиняя всех непонятных и угрожающих личному престижу пособниками лженауки и мистицизма.

ЛИТЕРАТУРА

1. Успенский В. А. Теорема Геделя о неполноте. — М.: «Наука», 1982. —

112 с.

Непомнящий А. В. Молодежная политика: содержание и основные направления реализации. Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2006. — 128 с.
Уилбер К. Око духа: Интегральное видение для слегка свихнувшегося мира / К. Уилбер; пер. с англ. В. Самойлова под ред. А. Киселева. М.: ООО «Издательство АСТ» и др., 2002. — 476 с. (Тексты трансперсональной психологии).

4. Монро Роберт. Путешествия вне тела. Пер. с англ. Киев: «София»,

2001, М.: ИД «Гелиос», 2001. — 320 с.

Е. А. Савотин

К вопросу о соотношении теории и экспериментальной практики в психологическом исследовании

Проблема соотношения эксперимента и теории в исследовании — одна из ключевых в психологии. Часто теоретическое обоснование (не важно, дипломная ли это работа или концепция личности) выстраивается на полученных экспериментальных данных, или наоборот, результаты эксперимента «подстраиваются» под теоретические представления о той или иной проблеме. Каковы причины такой не совсем корректной, но при этом популярной «практики» научных исследований?

Анализ психологических исследований позволяет выделить три уровня проблем, порождающих такое явление:

Субъективные проблемы исследователя.
Объективные проблемы экспериментального исследования.
Методологические проблемы.

К первой группе проблем можно отнести:

Индивидуальные особенности, личностные характеристики исследователя и его мотивацию. Ученый с помощью науки может пытаться реализовать себя, сделать открытие, заработать денег, получить признание и власть.
Морально-этические установки исследователя: на что ученый готов пойти, чтобы достичь своей цели (использовать труд коллег, подделать результаты эксперимента и т. д.).

На наш взгляд эти проблемы в целом решаемы. Конечно, в любое время найдутся «нечистоплотные» исследователи, число которых зависит от состояния и благополучия науки и общества в целом. В ситуации, когда формируемые ценности—цели и ценности—средства либо неумело позаимствованы, либо ориентированы на определенный ограниченный круг людей количество разного рода «дельцов» и «шарлатанов» от науки неуклонно растет.

К проблемам первого уровня также можно отнести образованность психолога. Качество психологической теории и/или исследования, их адекватность зависят от эрудиции ученого в различных областях человеческого знания, объективных экспериментальных и методологических трудностей, побочных эффектов, происходящих в результате изменений в среде, которые произвел испытуемый, «эффект Пигмалиона», «эффект фасада» и т. п. [3].

Ко второму уровню проблем (объективные проблемы экспериментального исследования) принадлежит одна из самых обсуждаемых проблем в психологии — проблема метода. Ажиотаж вокруг нее связан с тем, что психика человека — «неизвестная величина», и «непосредственно или опосредованно состояние психической реальности зарегистрировать нельзя». Однако, «эффективность объяснения и предсказательская мощность модели определяются объективным сходством предмета моделирования и модели» [3]. В погоне за объективным измерением «предмета моделирования» психологи часто впадают в крайности: от признания интроспекции объективным методом до приемлемости механицизма для описания психологической реальности.

Каждый ученый рано или поздно сталкивается с проблемой метода и пытается разрешить ее для себя, поэтому большое число психологических работ посвящено именно этой проблеме, начиная с множества «частных» задач (например, выше упомянутые «эффекты», роль инструкции в психологическом тестировании, интерпретация результатов статистического анализа и т. д.), заканчивая изучением целесообразности применения той или иной методики (целесообразность применения метода тестов для измерения интеллекта).

Ю. З. Гильбух выделяет две основные группы «общеметрических вопросов» — качественные и количественные. К первой группе ученый относит вопросы, связанные с идентификацией психических свойств как предмета психологического исследования. «Как, исходя из обобщенной природы таких свойств, можно разграничить сферы их поведенческих проявлений, учитывая при этом такие факторы, как дифференциация и интеграция в онтогенезе, а также функциональная иерархия и взаимодействие? И главное: как конкретно должно решаться диалектическое противоречие между понятием о психических свойствах как относительно самостоятельных характеристиках личности и концепцией, утверждающей ее целостность?» В отношении второй группы проблем (количественных) возникают следующие вопросы: в каких отношениях и в какой степени принципы и приемы, разработанные для измерения материальных объектов (т. е. статистические методы) приложимы к описанию психических явлений? «Можно ли непрерывные величины, какими являются психические свойства человека, уровни их развития у отдельных индивидов измерять при помощи таких дискретных единиц, как выполненное задание, допущенная ошибка и т. п.?» [1].

Сложность соотношения теории и экспериментальной практики в психологическом исследовании особенно ярко обнаруживается на примере изучения креативности. Из-за невозможности приспособить известные физические единицы для измерения креативности, количественная оценка ее проявлений производится с помощью гипотетических показателей. «Попытка совместить статистическое представление о креативности как нормально распределенном массовом явлении, подразумевающее, что идеальное среднее обеспечивает оптимальную адаптацию, с тестологической интерпретацией ее как создания редкого нетипичного продукта, обнажает противоречивость этого подхода» [6].

Очевидно, что за такого рода дискуссиями уже скрываются методологические проблемы, нежели чисто экспериментальные проблемы психологического исследования. Так спор о том, какая часть психологии — гуманитарная, а какая — естественнонаучная — все та же проблема сочетания теоретического и эмпирического познания, социальных репрезентаций в обществе.

С этой точки зрения герменевтический подход к экспериментальному психологическому исследованию, разработанный В. Н. Дружининым, представляется наиболее целесообразным. Напомним, что В. Н. Дружинин говорит о типичном и уникальном в психике, выделяя в зависимости от их сочетания шесть уровней психических структур: физиологический уровень; психофизиологический уровень; уровень элементарных систем (сенсорно-перцептивная система, эмоции и пр.); уровень интегративных систем (интеллект, мотивация и пр.); уровень подструктур индивидуальности (сознание, бессознательное и пр.); уровень уникальной индивидуальности.

«Разрешающая мощность „естественнонаучных" психологических методов падает по мере восхождения по уровням психических структур, что выражается в снижении мощности интерпретации, получаемой объективным методом, в частности методом психологического измерения. Очевидно, что на „среднем" уровне, где эти методы дают действительно взаимодополняющую информацию, они являются равноценными» [3].

Другой стороной решения вопроса о сочетании теории и практики в психологическом исследовании будет, на наш взгляд, способность исследователя придерживаться определенной парадигмы, наиболее изученной и ясной для исследователя, при понимании ее условности и исторической ограниченности (культурно-исторический подход Л. С. Выготского—А. Р. Лурии) [7]. И здесь мы вплотную подходим к третьему уровню проблем — методологическому.

Этот подход рационален, опирается на исторический и научный опыт, учитывает диалектическое взаимодействие и развитие различных отраслей научного знания. Действительно, парадигма Л. С. Выготского и А. Р. Лурии, вполне возможно является выходом из методологического кризиса психологии, а интерес современной западной психологии по отношению к работам этих ученых подтверждает актуальность подхода. Однако полемика, развернутая Е. Д. Хомской, В. В. Давыдовым, В. П. Зинченко и др. на страницах журнала «Вопросы психологии» («Исчерпала ли себя естественнонаучная парадигма в психологии?»), посвященная подходу Л. С. Выготского, лишь запутывает методологическою проблему [2, 4, 7, 8]. Более того, эта дискуссия обнажает ее принципиальную неразрешимость. Следование такому способу мышления породило, например, философию постмодернизма, согласно которой, наука — еще одна мифология или религия (или симулякр), не точнее художественной литературы, игра в слова. Возможно, такая позиция приемлема, но какой ученый будет рад такому сравнению?

В связи с этими размышлениями возникает и вопрос о популярном сегодня синергетическом подходе. Разрешает ли такой подход методологический кризис или он — всего лишь научное обоснование «постмодернистского мышления»?

Подход И. Лакатоса, обозначенный в работе «Фальсификация и методология научно-исследовательских программ» [5] предполагает неисчерпанность неопозитивистской парадигмы и возможности ее развития в современной методологии через следующие направления: джастификационизм, пробаблизм, догматический фальсификационизм, методологический фальсификационизм, утонченный фальсификаци-онизм.

«Лихорадка проблем в науке возникает скорее из-за быстрого размножения соперничающих теорий, а не умножения контрпримеров и аномалий» — так И. Лакатос обозначил причины проблем, возникающих на стыке теории и практики.

Blog

А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Содержание