Geum.ru

Анисимов О. С. Понятие "методология" во мнении методологов о методологии*

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
функций собственно методологических.

Среди множества видов работ мы встречаем и такие, как выделение форм мыслимости мира, развитие учения о категориях, понятиях, знаниях, развитие логики, средств мышления, обеспечивающих онтологическое конструирование. Подчеркивается, что задача методологии – технологизация мышления. Следует подчеркнуть, что все или почти все виды этих и подобных работ, уже существовали в культуре, в философии с ее логическим и онтологическим обеспечением. Перевод мышления в технологический режим проводился и проводится с использованием иных подходов и оснований. Тем самым, если рассматривать эти работы функционально, то методология неотличима от дометодологических вариантов реализации подобных функций. Отличия появляются тогда, когда осуществляется введение особых механизмов как морфологии методологического осуществления реализации функций, когда складываются иные организованности, чем возникшие до методологии. Но и эти механизмы либо реализуют свою, методологическую, функцию, либо они вовлекаются в бытие "для-иного", имеющее перспективу терять свое "в-себе" бытие, свое специфическое. Тем самым, развитие логики, учения о категориях, понятиях, конструирование этих средств, онтологий, может быть "внутренним" и "внешним" событием для методологии. Точно также "запуск развития", достижение "управляемости развитием" нельзя непосредственно относить к бытию методологии "в-себе" вне точного определения функционального места, типодеятельностных характеристик методологии в универсуме деятельности.

Неслучайно, что А.П. Зинченко, как и многие представители ММК, говорит о методологии как зародыше новой социокультурной сферы, имеющей ремесло, искусства, техники, средства мыследеятельности, ассимилирующей все, участвуя в конфликтных, проблемных ситуациях, критикуя по критериям культурообразности. В этих подходах к осознанию методологического бытия, как явления, вносятся значительные неопределенности.

Для того, чтобы анализировать трансформацию и даже замещения "старой" социокультурной сферы "новой" требуется разделение суммы прошлых процессов и механизмов и тех новых процессов и механизмов, которые в социотехническом пространстве коопераций возникают для снятия воспроизводимых разрывов определенного типа. Какие именно разрывы здесь предполагаются? Если все виды работ, указываемые А.П. Зинченко, как и другими, уже были, то нужен новый тип сервиса, механизма, вносящий новое качество. Этот механизм, функцией которого и является внесение нового качества, порождает "продукт", потребляемый в прежних процессах и социокультурных и деятельностных механизмах как условие снятия разрыва. Так как этот "продукт" имеет свою определенность, то его помещение в прежнее пространство предполагает учет качеств "продукта", адаптацию к ним и этим модификацию бытия в этом пространстве. В результате модификации бытия и корректного применения "продукта" достигается эффект перехода в новое качество (см. сх. 33):



Схема 33

Адаптация к "результату", а затем кооперативному бытию "нового сервиса", не означает поглощения прежнего бытия, его "устранения", так как сервис перевертывает отношения с базисом и превращает его в сервис своего бытия, лишает прежние функции самостоятельности и этим лишает себя статуса "сервиса", превращаясь в новый базис. Если новый базис не сохранит сервисность, то он рискует "развалить", а не "развить" то, что он обслуживает. Именно эта опасность и мерцает в течение всего периода существования методологии в форме ММК. Еще Гегель обсуждал указанные переходы в анализе развития и показывал, что сервис всегда должен оставаться сервисом, но сохраняющим свою специфичность и этим побуждая базис развиваться (см. также нашу работу: "Гегель: мышление и развитие" 2000г.). Все эти "тонкости" и не были тщательно проанализированы в ММК.

Однако, остается главный вопрос – о типе сервиса, присущего методологии. Ответы, как правило, остаются либо неопределенными, либо синкретичными, совмещающими множество разнородных критериев.

П.Г. Щедровицкий демонстрирует те же особенности расхода к ответу на вопросы о функции методологии, о различии своего "в-себе", "для-иного" и "для-себя" бытия. Он говорит об охвате социокультурной области, о создании оснований системы гуманитарных и социальных наук. "Охватывание" принадлежит организационным задачам и не имеет отношения к методологии. Создание оснований связано с внешнеметодологической функцией в кооперативных отношениях с "сообществом" наук, в рамках рефлексивного обеспечения перехода от безосновности к основательности проектов бытия этих наук. Однако, и в этом случае нужна спецификация оснований и способов их получения, характерных для методологии, чтобы не смешивать с дометодологическими формами порождения оснований.

Некоторым приближением к разъяснению особенностей функции методологии служит введение "идеала" методологии, в котором постулируется совмещение практики и ее истины на базе социокультурного воздействия методологии, введения практики в зону соответствия "истине". Однако, требуется раскрытие функциональных отношений практики и методологии или всего дометодологического и методологического, где бы была видна специфичность методологии, ее псевдогенетическое порождение, возможности влияния в рамках ценности внесения истины в практику и т.п. Указания на то, что методология дает методы получения знаний, нормы организации мышления и деятельности, что она синтезирует онтологический и организационно-деятельностный подходы, что она является носителем способов и техник создания онтологий, все эти указания дают локально-процессуальный и процессуально-функциональный образ методологии. Более охватывающей является "рамка развития" в соответствии со "сферой разума", "духа".

Тем самым, П.Г. Щедровицкий, пользуясь опытом развития ММК в 1950-1990 гг., приближается к базисной и простейшей форме разграничений, где можно находить методологический функционал (см. сх. 34):



Схема 34

Философия и логика, вместе с онтологическим и понятийно-категориальным акцентами, не могли наладить реальные отношения развития практики из-за отсутствия организационно-деятельностного подхода, хотя прототипы его содержались в учениях о практическом разуме. Дополняя философию, логику и другие области знания и культуры, методология, как подчеркивает П.Г. Щедровицкий, видит свою задачу в ассимиляции всех технологий мышления, синтезировании подходов с помощью онтологических картин, развертывании корпуса средств, методов развертывания мыслекоммуникации и чистого мышления.

Тем самым, создавая конфигурирующую позицию в соотнесении со всеми формами мышления и всеми подходами, методология приобретает возможность конфигуративного порождения мыслекоммуникаций и ее обслуживающего чистого мышления. За этими утверждениями стоит совокупная деятельность, ее мыслекоммуникативные представительства и механизм соорганизации универсума коммуникации с помощью чистого мышления, его онтологического сопровождения (см. сх. 35):



Схема 35

При всей справедливости общего контура, взгляды П.Г. Щедровицкого остаются в дифференцировках синкретическими. Внешняя функция методологии выходит за пределы совокупной организации и окультуривания рефлексивных процессов, внедряются в прямое организационное отношение к социокультурной практике. Подобное прохождение мимо прямого кооперативного соприкосновения с "партнером" остается и в обслуживании полифонии гуманитарно-социальных наук, организации социокультурного действия и мышления. Наиболее близкое приближение к "естественной" границе внешней функции фиксируется в создании норм организации мышления и деятельности, в рамках синтезирования онтологического и организационно– деятельностного подходов. Только в этих рамках способы и техники, включая создание онтологий, становятся принадлежащими методологическому пространству. Это и составляет "машину", творящую мышление, о которой говорит П.Г. Щедровицкий.

Важно то, что он видит сущность методологии в рефлексии распредмечивания, надпредметного мышления, выхода за рамки деятельности с помощью оргдеятельностных схем в "пустоту". Сама необходимость проходить путь распредмечивания в мышлении и мыслекоммуникации, возникает в тех позициях, в которых создается потребность в реализации арбитражной функции в межпредметной коммуникации, как в науке, так и в управлении, организации больших систем. Эта потребность удовлетворяется за счет дометодологических форм мышления. Однако только рефлексия подобного арбитрирования позволяет осознать функцию арбитража и привести морфологию мышления в соответствие с функцией арбитража (см. сх. 36):



Схема 36

Само по себе арбитрирование в рефлексивной мыслекоммуникации является базисным источником появления онтологий и средств теории деятельности, то есть принадлежит к механизму методологии. Именно здесь происходит переход к исходным основаниям, "началам" как средствам методологического мышления, в которых "снимаются" конкретные содержательности, пришедшие "извне" и остаются только "внутренние" содержания, обслуживающие бытие "в-себе". За счет конфигурирования всей подобной арбитражной практики и введения арбитражной позиции, стоящей над совокупной рефлексивной коммуникацией и появляется методологическое "место". Его сущность лежит в языкопрактике и языкоконструировании в связи с созданием средств организации рефлексии, а парадигматическая составляющая и выступает как собственно методологическое бытие "в-себе" (см. сх. 37):



Схема 37

У П.Г. Щедровицкого еще нет структурно-механизмического взгляда на методологию в рамках позиционной типодеятельностной функции. Для того, чтобы этот взгляд иметь, требуется серьезная парадигматизация языковых средств теории деятельности и создание соответствующей языковой онтологии (см. также наши работы: "Язык теории деятельности: становление", 2001; "Методологический словарь для управленцев", 2002; "Онтологии в рефлексивном пространстве", 2002; "Язык теории деятельности: проблемы трансляции", 2003).

С точки зрения С.В. Попова, методология имеет своей претензией построение целостных онтологических картин человеческой деятельности. Поскольку сама онтологическая работа реализует теоретическую функцию, то этим выделяется построение охватывающей теории универсума деятельности. Подобная теория является внешне-внутренним продуктом методологии как использование базисных средств, парадигмы языка теории деятельности для освоения всей массы сведений о деятельности, построения деятельностной "метафизики", мировоззрения. Однако, это лишь исследовательское проявление средств ЯТД. Практическое их использование С.В. Попов видит в практике проведения игр, ОДИ, где проверяются идеи, имитируются социокультурные ситуации, апробируются мыслительные схемы, решаются проблемы, имитируется будущее.

Тем самым, наряду с онтологическим конфигуративным конструированием, соответствующим "чистому разуму" предполагаются действия по совершенствованию включаемых в онтологическое мышление средств, переход к онтологическому и инструментальному обеспечению постановки и решения проблем внеметодологической деятельности, что и соответствует "практическому разуму". С.В. Попов утверждает, что сфера методологии состоит в теоретическом знании о методах мышления и деятельности, живя на сломе естественных механизмов, изобретая новые инструменты мысли в ходе смены оснований.

В этих соображениях сохраняется недостаточная определенность. Теоретические или квазитеоретические представления, онтологии деятельности реализуют познавательную функцию, тогда как методы – нормативную функцию и познавать методы, тем более строить теоретическое "знание" о методах, осмысленно лишь как познавание нормативной деятельности и той ее формы, которая соответствует созданию методов как организованностей, продуктов особого рода. Если методология познает деятельность, включая нормативную, то она познает и развитие деятельности, "сломы" механизмов деятельности, базисных средств и оснований. Следовательно, нельзя говорить, что методологическая рефлексия "возникает" в момент смены оснований. Она изучает всю динамику деятельности, включая и разрывы, сломы. Но поводом для запуска методологического анализа выступает разрыв, слом и др. явления, объяснение которых еще не найдено. Если осуществляется корректирующее и социотехническое отношение к разрыву, тогда появляется не познавательное, а "практико-корректирующее" отношение. В размышлениях С.В. Попова, как и многих других, видна синкретичность, колебание между познавательным и корректирующим, включая развитие, отношением как соответствующим методологии, между построением онтологий и совершенствованием средств этого построения, между анализом разрывов и созданием разрывов, оправданных в рамках идеи воздействия на практику деятельности. Одно дело корректирование и развитие фиксированного типа деятельности, в данном случае – методологической деятельности, а другое дело, корректирование "внешней" деятельности, выход за пределы собственной определенности. Смешиваются основания самоопределения – "в-себе", "для-иного" и "для-себя", применительно к методологической деятельности, позиции, функции. С одной стороны, он говорит о создании и снятии иллюзий идеального мира деятельности, что ближе к собственно методологическому процессу, а, с другой стороны, он же говорит о том, что методология есть "не чисто теоретическая", а больше программная, что обращено уже к коррекции иного бытия. Говорится о том, что методология превращает идеальное в средство, в устремленности на воздействие на внешнее. Хотя С.В. Попов утверждает, что в идее методологии лежит рефлексия, он не различает предпосылку методологии – рефлексию, и ее критериальное обеспечение, составляющее функциональное основание методологии. Говорится и в одном акценте, и в другом, но как бы параллельно, а не иерархично, без выделения однозначного основания методологии: "Свой" тип самоопределения усматривается в способе, методе, а не основании метода, способа – исходных средствах организации рефлексивной работы. Основание и основанное часто перемешиваются и функционально, и организованностью, и в процессах, и в механизмах.

Недостаточная определенность и однородность сохранены и во взглядах Ю.В. Громыко. Он усматривает в методологии и функцию определять "новый" тип научности, и тип общественной практики, и строительства методов, и описания мыслительных процессов. Хотя и говорится о "сверхнауке", но она включает и учение о методе, и об универсальных законах построения методов. При этом, такая сверхнаука должна заменить "обычную" науку. Метод сам по себе, как мы говорили, не может составить объект науки, так как он объективно представлен лишь в качестве специфического текста. Другое дело деятельность или мыследеятельность, результатом которой выступает метод. Но тогда нужно говорить не столько о методе и даже методической деятельности и т.п., а о деятельности, хотя и определенного типа. Если выделяется деятельность, то появляется основание для того, чтобы говорить об интегральной науке, поскольку разнородность деятельности разлагается по фокусировкам и "проекциям" на множество "начал" предметизированных наук (см. сх. 38):

Схема 38

Для того, чтобы конфигурировать имеющиеся науки и получить "общую теорию деятельности" и т.п., требуется найти основание конфигурирования. Именно выявление феномена деятельности, его множества свойств, обнаружение феноменов усложнения деятельности, ее системообразовательного кооперирования и т.п., подготовило ту замещающую конфигурацию, которая была осуществлена в ММК. Для прихода к основанию конфигурирования, достаточно проанализировать теоретическое наследие Гегеля, Маркса и Богданова.

Тем самым, следует говорить о "сверхнауке" не как об универсальных законах построения методов, а об универсальных "законах" бытия, возникновения, функционирования, развития и редукции деятельностного мира. Для мыслительного показа этого бытия и придания неслучайности онтологического развертывания, требуется теоретическое мышление и его формы. В содержательно-генетической логике усматриваются исходные начала этого и иных специфичных для методологии форм мышления. Ю.В. Громыко указывает, что СГЛ является технологией мышления, несхватываемая и формальной, и диалектической логикой, привлекаемой для конструирования и проработки деятельностных содержаний и способов мышления. При этом разработка СГЛ является продолжением линии, намеченной Фихте. Следовало бы еще раз отметить, что Фихте, подхватив импульс Канта, сделал только первые шаги в самопознании "чистого мышления" и соответствующей формы движения мысли. Наиболее системно и глубоко раскрыл эту проблему Гегель, "метод" которого связывался марксистами с диалектической логикой. Поскольку, эта логика была плохо реконструирована, понята, то и утверждение Ю.В. Громыко носит декларативный характер. Фактически Гегель и противопоставлялся источникам формализма в теоретическом мышлении. Но теоретическое мышление – предельный тип "теоретического разума", предполагающий изученность и корректную использованность "практического разума". То, что выделено в СГЛ и работах ММК, касается именно "практического разума", более широкого бытия рефлексивного мышления, чем теоретическое, "чистое мышление". Если теоретическое мышление и порождает онтологии, то в моделировании, о котором упоминает Ю.В. Громыко, используется иная организация мышления. Следует говорить здесь уже не о СГЛ, а о той технике мышления, которая обеспечивает решение всех рефлексивных задач и проблем. Такой технике соответствует то, что понималось еще и Кантом как "практический разум". С этой точки зрения, теоретическое или чистое мышление появляется как преодоление случайности моделирования и следствие перехода в абсолютную познавательную позицию. Гегель показал, что в ней и могут порождаться места для всех иных форм мышления, для всех типов "объектных" содержаний. Неслучайно, Гегель показал в логике чистое мышление, а в иных частях системы – обоснование приходимости к ней. Моделирование выделяется как закрепление промежуточного этапа на пути к "истине", совмещающего как стихию мыслительного и деятельностного самовыражения, так и промежуточное состояние критериев, исходящих из частичного познания "сути дела". Если методология стремится стать "сверхнаукой", то она должна иметь всеобщее основание, источник развертывания полноты знания о мире деятельности в форме охватывающей онтологии, механизм развертывания, то есть те атрибуты, которые и продемонстрировал Гегель в применении к универсуму, а не только к тому слою универсума, который называется деятельностный мир. Переход к моделированию является переходом к "инобытию" чистого мышления и, к его деятельностной морфологизации.

Иначе говоря, именно философия, в лице Гегеля и его предшественников, подготовила акцентировку на особенностях мира деятельности в слое чистого мышления и, поэтому, онтологически. Практика же деятельности, отраженная теоретически Марксом, а также практика моделирования, включая моделирование деятельности, подготовили акцентировку на особенностях рефлексии и рефлексивно-организационного, развивающего и др. отношения к деятельности. Оставалось совместить два начала и обеспечить моделирование, в широком смысле, чистым мышлением внутри самой конфигуративной рефлексивной позиции. И тогда "практический разум" становится периферией "чистого разума" как потенциальная возможность практичности. Методология находит свою функцию в выделении этой потенциальности, выраженной в парадигме "языка теории деятельности", тогда, как перевод в синтагматический план, является инобытием парадигмы и он оправдан лишь как условие совершенствования, проблематизации и депроблематизации парадигмы, как бытие методологии "для-себя" (см. сх. 39):



Схема 39

Сама необходимость в коррекции парадигмы, категориальных разработок может иметь своим импульсом или стремление к "истине" и "красоте" внутри языковой онтологии, либо выявление неистинности и некрасоты в моделировании и опыте развития деятельности. Нельзя согласиться с мыслью Ю.В. Громыко о том, что истина и красота "пожираются" в идеях инструментализма. Именно та парадигма, которая базируется на языковой онтологии, построенной в рамках критериев красоты и истины, и является совершенной, соответствующей самой функции парадигмы как потенции всех синтагм,