Вдохновение как уменьшение эгоизма. С
| Вид материала | Документы |
- Учебный план курса Лекция к как найти и сформулировать проблему текста? Лекция, 107.41kb.
- 561 20. 10. 06, 330.64kb.
- Н. В. Гончаренко Вдохновение и интуиция Вдохновение не является прерогативой творческих, 396.61kb.
- В. Ф. Лукьянов, Т. Н. Афанасьева,, 43.94kb.
- А. С. Пушкин Все поэты так или иначе обращаются к теме любви. Идля каждого поэта эта, 47.62kb.
- Предназначение эгоизма, 1544.63kb.
- Фестиваль искусств «Вдохновение», 64.8kb.
- Б. М. Теплов определяет музыкальность как комплекс способностей "творческое воображение,, 251.66kb.
- М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени» нравственно-психологический роман, 24.72kb.
- Самолеты и авиация, 285.93kb.
«Спецстрой России готов строить новый космодром «Восточный».
Необычное словообразование: «спецстрой». Превращение «и» в «и краткое». Иностранец решит, что «спецстрой» — особый политический строй, присущий данному государству.
Хотел перехитрить судьбу, судьба перехитрила меня.
«Наконец, мои продолжительные путешествия, во время которых я сделал более семидесяти тысяч верст на перекладных, на пароходах, в лодках, главным образом верхом, удивительно закалили мое здоровье. Путешествия научили меня также тому, как мало в действительности нужно человеку, когда он выходит из зачарованного круга условной цивилизации. С несколькими фунтами хлеба и маленьким запасом чая в переметных сумах, с котелком и топором у седла, с кошмой под седлом, чтобы покрыть ею постель из свеженарезанного молодого листвяка, человек чувствует себя удивительно независимым даже среди неизвестных гор, густо поросших лесом или же покрытых глубоким снегом». (Кропоткин П.А. Записки революционера. М. 1990. С. 160.)
Афродита из пенопласта.
Из шести углов моей комнаты четыре строго выходят на юг, запад, север, восток. Соответственно: южный угол, западный угол, северный угол, восточный угол. Сплю я в южном углу, работаю в западном, вхожу и выхожу в восточный, окно открываю в северный.
«Но есть и божий суд, наперсники разврата.
Есть грозный суд: он ждёт...
Это не риторическая фигура, Лермонтов был верующим человеком и верил в небесное отмщение. Как сложилась судьба Дантеса, мы знаем, знали это и современники Лермонтова, но сам поэт этого не узнал.
Из «Описи имения оставшегося после убитого на дуэли Тенгинского Пехотного полка поручика Лермонтова...»: «...образ маленький Св. Архистратига Михаила; небольшой образ Св. Иоанна Воина; такой же, побольше, Св. Николая Чудотворца; маленький образ неизвестно какого святого; крест нательный серебряный, вызолоченный, с мощами».
Оказаться в южное время в южном месте.
Союзы могут вести себя непредсказуемо. «Куда ты бежишь?» — в значении «Зачем бежишь?», «Для чего ты бежишь?»
«Жил старик со своею старухой У самого синего моря...» «...Наливают ей заморские вины; Заедает она пряником печатным...» «Заморские вины». Устойчивость темы моря.
Жизнь временно продолжается.
Не упала в моих глазах, просто исчезла.
«Вдали сверкало море. Белые кровли поблескивали в лунном свете. Ветер, дувший с моря, доносил запоздалые звуки гитар... Муэдзин из Тараскона собрался с духом, а затем, воздев руки, начал выкрикивать тонким голосом: — Ла алла ил алла... Магомет — старый шут... Восток, Коран, башага, львы, мавританки — все это не стоит ломаного гроша!..» (А.Доде, «Тартарен из Тараскона». Книга первая, эпизод третий, глава 7: «Катастрофа за катастрофой».)
В путевых очерках Н.Г.Гарина-Михайловского «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову» встречаем другой, более интересный перевод:
«Я вспоминаю Тартарена, когда он в отчаянии кричал:
— Алла, Алла, а Магомет старый плут, и весь Восток и все девы Востока не стоят ослиного уха!» (Гарин-Михайловский Н.Г. СС в 5 тт. Т. 5. М., 1958. С. 220.)
А это уже русское барокко.
Пробежка по Парижу.
Почему столбы зелёные? Краска такая была.
Очередной внеочередной отчёт.
В одном из видений (1944 г.) Юнг пишет: «...Я как бы нёс с собой всё, что пережил и сделал, всё, что случалось возле меня. Могу даже сказать: всё это было со мной, и это был я. Я состоял из своей собственной истории и с определённостью ощущал: всё это и есть я. Я просто связка всего былого и достигнутого. <…> Мне нечего было теперь хотеть или желать. Я существовал в объективной форме; я был тем, чем был и чем жил. <…> Всё прошло; оставалось чувство завершённости». Понятен характер прозрения, непонятна завершённость без обобщённости. На мгновение всё сошлось чудесным образом, но каждый образ сохранил свою обособленность. Юнг описал первый шаг и довольствовался первым шагом, а нужен был второй шаг — понять общий смысл увиденного и в той или иной форме зафиксировать его.
Главное в женщине — женщина, остальное потом.
Знание жизни как знание жизни в высших её образцах.
Что физика существует для метафизики, я чувствовал в детстве, понимать стал лет в тридцать, сформулировал ещё через тридцать лет. Воспринимаю мир я, как любой человек, не лишённый метафизического вкуса, но идеальные смыслы нуждаются в проговаривании или иной форме закрепления материала — только тогда мы приближаемся к их пониманию. Есть две ступени восхождения к идеальному — наивное переживание и понимающее переживание. Для себя я выбрал второе.
Распорядительный жест.
Природа — универсальный конструктор, позволяющий творить что угодно из чего угодно: любые теории, любые предметы.
«Не говорю уже о том, что самое здоровье, которое беспрестанно подталкивает русского человека на какие-то прыжки и желание порисоваться своими качествами перед другими, заставило бы меня наделать уже тысячу глупостей». (Н.В.Гоголь, «Значение болезней». В кн.: Гоголь Н.В.СС в шести томах. Т. 6. М. 1937. С. 228.)
Из интервью академика Вячеслава Всеволодовича Иванова («Эксперт», №21, 26.05.2008):
«...В возникновении и развитии нашей школы семиотики, у истоков которой стоял Лотман, был большой элемент случайности. Все вспоминают, что Лотман был замечательным ученым, и говорят, причем во всем мире, о тартуско-московской школе. Но не вспоминают о том, как Лотман оказался в Тарту. Лотман как еврей не мог получить хорошей работы в Ленинграде. А в это время другой замечательный ученый, Борис Федорович Егоров, поехал из Ленинграда на время в Тарту, чтобы организовать там кафедру русского языка и литературы. И пригласил Лотмана и его жену Минц в Тарту, где для них были действительно созданы хорошие условия. В то же время некоторые наши семиотические конференции в Москве вызвали гнев товарища Ильичева, руководившего идеологией, и нас перестали печатать. После этого труды по знаковым системам Лотман стал издавать в Тарту. Благо в Прибалтике всегда было немного свободнее, чем в Москве. <…>
С подготовкой специалистов сейчас плохо. А если говорить о поколении ученых, которым сейчас тридцать-сорок лет, и о молодежи? Есть какие-нибудь надежды на них в тех сферах, к которым вы близки?
— У нас сейчас катастрофа. От моего поколения осталось немного людей. Поколение уходит. Мне посчастливилось, я пережил многих своих друзей — или, наоборот, это несчастье, поскольку их нет со мной. Мое поколение (мне будет восемьдесят в будущем году) семидесяти-восьмидесятилетних вынуждено работать, несмотря на возраст. Мы не имеем права уходить на пенсию, потому что некому передать наше дело. За нами большая пауза. Кто-то уехал, скажем, как в математике, кто-то остался здесь, но внутренне разложился. Особенно в области гуманитарных наук, где было очень легко это сделать. В советское время считалось, что многие из наших гуманитариев занимаются марксизмом, но на самом деле это был не марксизм, а бог знает что. Просто болтология. Я, кстати, к марксизму очень положительно отношусь. Но не к этим людям. Это испорченное поколение. Сейчас в интервале от сорока до шестидесятилетних дело обстоит плохо — найти толковых людей трудно. В лингвистике ситуация легче, поскольку наша область не была идеологизирована, у нас были серьезные достижения. Поэтому я должен оговориться, что это касается не всех. Но в некоторых областях — в чистом литературоведении, в истории искусства, в целом ряде таких важных для страны идеологических областей, как философия, — большая кадровая пауза. А среди тех те, кому тридцать-сорок, многие талантливые люди за границей.
Некоторые наши ребята готовы вернуться, потому что в Америке не всегда понимают наш научный стиль. Я знаю очень талантливого молодого человека из России, который живет в Америке, только что защитил диссертацию. Он готов вернуться, потому что не может устроиться на работу по причине, в которую трудно поверить. Очень крупный американский ученый мне объяснил: он не американский ученый, потому что он хорошо знает несколько областей нашей науки. Не нужно это в Америке. Если бы он был узким специалистом в одной области, его можно было бы устроить. Но широкого специалиста в десяти областях в Америке принципиально нельзя устроить. Все будут возражать. У меня была аналогичная проблема. Я должен был читать в Америке курс моих лекций. Мне позвонил коллега по американской Академии наук и искусств и сказал, что на его кафедре готовы были мой курс поставить, но посмотрели список моих научных работ и решили, что у них нет никого, у кого было бы сопоставимое число научных работ. Для них это отрицательная характеристика, а не положительная. Америка совершенно иначе настроена, чем Россия. <…>
— Старостин был новатор также в области применения компьютеров в сравнительной лингвистике. Он создал сайт, на котором представлены все результаты, которые получены его школой, в открытом доступе. Я бы сказал, что это плевок в сторону современной международной дезорганизации науки. Потому что в интернете сейчас основная масса научных статей стала платной. Причем все очень дорого. Особенно это ударило по России. Многие наши ученые сейчас гораздо меньше могут извлечь из интернета. Старостин был выше всего этого. Но это уникальный случай. А вообще в мире чрезвычайная закрытость. Есть какая-то компания, она называется History, которая просто скупила все старые публикации начиная с двадцатых годов. И теперь вы должны за все ей платить. Началась спекуляция на достижениях науки, к сожалению. Это обидно. Поэтому я не поклонник капитализма... <…>
— Мои родители были близкими друзьями Бориса Леонидовича Пастернака. Он бывал часто в нашем доме. Мы с ним, при всей разнице в возрасте, тоже были в довольно дружеских отношениях, часто виделись. Когда Пастернак получил Нобелевскую премию, началась кампания против него. И было общее собрание писателей, на котором не просто обсуждали исключение Пастернака из Союза писателей, но стали говорить, что его надо изгнать из страны. И выступил Корнелий Зелинский, который сказал, что хотя он был другом писателя Всеволода Иванова, но как честный человек должен выступить против его сына, то есть меня, потому что «сын мне не подал руки из-за того, что я написал против Пастернака. Пастернака нужно выслать из страны, а Иванова молодого, как того, кто его поддерживает, нужно арестовать». Я тогда дружил с Борисом Слуцким, поэтом, который перепугался страшно. А ведь был мужественный человек, на войне хорошо себя показал, и стихи у него мужественные. Представьте, он на следующий день назначил мне тайное свидание и говорит: «Вас, конечно, арестуют, потому что вы к жизни относитесь этически, а нужно к ней относиться политически».
Бессмертный Кай.
В Америке каждый учёный работает на своей сотке. Это не наш брат, сующий нос куда надо и не надо.