Русский менталитет: опыт социально-философского анализа 09. 00. 11 социальная философия

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Ментальные феномены в русской философии
Менталитет и русский национальный характер
Национальное, соборное и космическое в русском менталитете
Второй вариант
Ментальные опоры национального возрождения: философско-образовательный аспект
Основные положения диссертации отражены в следующих научных публикациях
Подобный материал:
1   2
«Менталитетные “ситуации”: интерпрета­ция в русской философской мысли» диссертант выделяет характерные особенности русского менталитета, отличающие его от дру­гих национальных ментальных образований. Религиозная, правовая, государственная и другие установки выступают как особые феномены, которые находят свое воплощение в русском национальном характере.

В первом параграфе «Русский менталитет: сущность и понимание» рассматриваются различные аспекты единства русской культуры. Подчеркивается противоречивость как свойство менталитета русского народа, разнонаправленность поведения, мышления, социального восприятия. Феномен менталитета может быть рассмотрен как яркая характеристика народа, нации, общества. Переведенная во внеш­ний план исследования, она определяется как характеристика «отличия» и связана с выделением сферы отдельного носителя менталитета – из «общего».

Ментальные отличия проявляются в тех случаях, когда отдельные сферы культуры попадают в поле зрения философа, художника, историка. Возникающий в ходе исследования содержательно-смыс­ло­вой диссонанс и характеризует ту или иную «ситуацию отличия», которая возникает между прошлым и настоящим, между «своим» и «иным». В таком ключе небезынтересно обращение к идее Г. Ге­геля о соотношении «субъек­тивного утверждения культуры своего времени» и «чисто объективной верности в передаче прошлого» исследователем. «Чисто субъективный способ изображения, – пишет он, – доходит в своей крайней односторонности до того, что совершенно уничтожает объективный образ прошлого и на его место ставит современность в ее внешнем проявлении», то есть события прошлого описываются с точки зре­ния наличных ментальных установок. Г. Гегель связывает это с «незнанием прошлого» и «наивностью» – когда исследователь не осознает противоречия между предметом исследования и способом его освоения; или – с изменениями смысла событий и их значений в истории.

Рассматривая оппозицию «прагматизм / антипрагматизм» применительно к современному российскому обществу, К. Х. Момджян замечает, что прагматизм представляет собой предпочтение одних жизненных целей другим – говоря конкретнее, выбор в пользу «материальных благ» существования, противопоставляемых его «духовным, идеальным» ценностям. Еще С. Л. Франк писал, что «боль­шинство русских людей имели привычку жить мечтами о будущем. Это настроение мечтательности и его отражение на нравственной воле, эта нравственная несерьезность, презрение и равнодушие к настоящему и внутренне лживая, неосновательная идеализация будущего – это духовное состояние и есть … последний корень той нравственной болезни, … которая загубила русскую жизнь».

Характерной для феномена русского менталитета выступает и ситуация противопоставления в рамках ценностной экстремы «тоталитаризм / демократия». В этом контексте часто поднимается вопрос об «исторической памяти» русского народа, его «потребности» в тоталитарном регулировании. Здесь важно понимание того, что сознание человека невозможно изменить за короткий срок под влиянием идеологии и иных общественных воздействий в необходимую обществу сторону. Но поведение человека может быть наверное изменено и отрегулировано, как могут быть отрегулированы любые проявления физической активности живого организма.

Возможности тоталитарной системы ограничиваются фактором саморегулирования поведения личности, ее определенной автоном­ностью и независимостью. «Внешнее» отражается на характере, но эти изменения не затрагивают глубинных ментальных установок. При положительных для личности преобразованиях социальных условий инертный блок менталитета может оказать формирующее влияние на витальную (подвижную) часть ментальной памяти с последующим восстановлением системы. К содержанию менталитета относятся те элементы культуры, которые укоренены в общественном сознании и способны функционировать независимо от внешних, идеологических полюсов общественного сознания.

Попытки представить русскую культуру в виде целостного, исторически непрерывно развивающегося явления, обладающего своей логикой и выраженным национальным своеобразием, наталкиваются на ряд сложностей и противоречий. На любом этапе своего становления русская культура как бы двоится, являя одновременно два отличных друг от друга лица. «Европейское» и «азиатское», «оседлое» и «кочевое», «христианское» и «языческое», «светское» и «духовное», «официальное» и «оппозиционное» – эти и им подобные «пары противоположностей» свойственны русской культуре с давних времен и сохраняются до настоящего времени. Стабильная противоречивость (дуализм) русской культуры, порождающая, с одной стороны, повышенный динамизм ее саморазвития, с другой – периодически обостряющуюся конфликтность, внутренне присущую самой культуре, составляет ее органическое своеобразие.

Ментальная основа русской культуры представляет собой, по выражению Г. П. Федотова, «в разрезе» как бы эллипс с двумя разнозаряженными «ядрами», между которыми развертывается постоянная борьба-сотрудничест­во, процесс, сочетающий в себе сильное при­тя­жение и столь же сильное отталкивание смысловых полюсов, порождая перманентную нестабильность русской истории. Русская культура сочетает центростремительность, тенденцию к обретению самоидентичности, с центробежностью, то есть с тенденцией преодоления своей однозначной самотождественности.

Во втором параграфе « Ментальные феномены в русской философии» диссертант останавливается на ряде актуализированных отечественной философской мыслью социально-культурных установок русского менталитета, имеющих особенное воплощение в пространстве русской культуры. Установки менталитета, «работающие» как глубинно-психи­ческий механизм, не имеют ярких национально выраженных характеристик. Особенности проявляются в слиянии с установками социально-культур­ными, которые могут быть представлены в виде ценностного ряда – прирастающего с развитием человеческой цивилизации эшелона культурных сфер. К ним диссертант относит: религиозную, правовую, государственную, нравственную, природную, эстетическую, трудовую, языковую, семейную, национальную и другие установки.

«Внешнее» в характере народа обусловлено внутренним содержанием и потому кажущиеся утраченными национальные черты через какое-то время могут вновь актуализироваться, заявиться в качестве определяющих в связи с изменяющимися условиями. Витальные (подвижные или жизненные) черты народа, таким образом, объясняются как ментальными смысложизненными установками «изнутри», так и «внешним» установочным воздействием со стороны социума.

Многие русские национальные черты имеют корни в религиозном видении мира, которое является одним из форм жизненного опыта, более значительных, по утверждению Н. О. Лос­ско­го, чем опыт чувственный. Мистическое постижение мира вообще привычно для русского народа; зачастую оно связано не с православным мирочувствием, а с инославными и даже языческими ценностными ориентациями, императивами и запретами. Известна мысль Н. А. Бер­дяева о двойственном характере религиозного чувства русских. «Два противоположных начала, – пишет он, – легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие».

Правосознание И. А. Ильин считает высшим итогом национального развития, которого не может достигнуть «народ, не выносивший зрелого правосознания, не создавший сильной и духовно-верной государственности». Таким образом, увязывается воедино правосознание и государственное сознание народа.

Представления русских о государстве и их отношение к существующему государственному устройству отличны от западного «культа государства» в сознании граждан. Русская, большей частью идеальная, утопическая идея государства заключается в целостном понимании народной жизни, органических отношениях между верховной властью, народом и человеком. «Жизнь свободного народа, – писал И. А. Ильин, – на поверхности своей подвержена уклонениям, блужданиям, “ограниченности” и слепоте, … конкретное единство народа скрывается в бессознательной и немой субстанции всех, в водах забвения»…

Природа в определенной степени влияет на формирование социально-психи­ческих установок восприятия и оценки определенных фак­тов, событий, явлений, а также выстраивание соответствующего установкам социального поведения в рамках менталитета. Известна мысль о влиянии пространств России на русскую государственность, общественное устройство и сознание человека, о том, что русская душа «ушиблена ширью». Несомненно, «замедление времени» в России в какой-то степени определяется огромными расстояниями страны, а также недостаточно развитой инфраструктурой и слабой внутренней связью. Исходя из этого, можно говорить о природной обусловленности общего психического типа россиян. Но не следует упускать из виду того, что сформированный в определенных условиях менталитет в дальнейшем выстраивает свою собственную систему становления индивида и общества, социальных традиций, норм и правил.

Значимость ментальных феноменов представляется, по меньшей мере, в следующем. Во-первых, это передача исторически существенной информации на своего рода «социально-генетическом» уро­вне. Во-вто­рых, это коррекция передающейся информации в соответствии с изменяющимися социальными, природными и другими условиями. К этому же уровню исторической значимости мы относим процесс вычленения неизменных, важных в этнопсихологическом пла­не основ социума. Функциональная значимость феномена менталитета проявляется также в наращивании и поддержании социальных автоматизмов.

В третьем параграфе « Менталитет и русский национальный характер» проводится сопоставление понятий «менталитет» и «национальный характер». Концептуально значимым является по­нима­ние национального характера как деятельностного проявления менталитета, как поведенческого компонента системы установок, которые в единстве составляют своеобразное «ментальное поле». Национальный характер рассматривается диссертантом как внешний слой менталитета.

Национальный характер есть «исторически сло­жившаяся совокуп­ность устойчивых психологических черт нации, определяющих привычную манеру поведения и типичный образ жизни людей, их отношение к труду, к другим народам, к своей культуре». В нем проявляются элементы сознания, идео­логии, нравственной культуры, поведения и общественной психики. Результат процесса смыслообразования у носителей различных менталитетов широко варьируется; этим и объясняется неоднозначность поведенческих реакций у носителей одинакового набора национальных ментальных установок.

Русский национальный характер ярко проявляется в бытовых особенностях, в повседневном стиле жизни: «существование под одной крышей разных поколений, приверженность к праздникам, семейным, религиозным, государственным, отношения родителей к детям, которые так и не становятся самостоятельными в глазах родителей до седых волос, – все кажется странным»… Особенно заметны национальные черты в ходе ментального диалога.

Важную для русского национального характера тему народности, самобытности затрагивает Н. И. Надеж­дин, удивляясь тому, что «русские стыдятся быть русскими». «Должно начать тем, – пишет он, – чтобы выучиться уважать себя, дорожить своей народной личностью сколько-нибудь, хотя не с таким смешным хвастовством, как француз, не с такой чванной спесью, как англичанин, не с таким глупым самодовольством, как немец. ...В ны­нешней Европе... всякий народ хочет быть собой, живет своей, самобытной жизнью». Стремление к самобытности важно развивать и культивировать в характере русского народа, «заимствуя» из Запада это стремление к самопознанию и самоуважению.

Русские философы, изучая русский характер, отмечают его дуалистичность, противоречивость. Г. В. Флоров­ский указывал на несоединимое единство русской души: «Нетрудно различить в русском быте разнородные слои – варяжский, византийский, славянский, татарский, финский, польский, московский, «санкт-питербург­ский» и прочая». Основным заблуждением при этом является признание данной проблемы как уникальной в истории, как исключительно русской. Ф. Ницше, например, писал: «Как народ, происшедший от чудовищного смешения и скрещивания рас, как “народ середины” во всех смыслах, немцы являются по натуре более непостижимыми, более широкими, более противоречивыми, менее известными, труднее поддающимися оценке, более поражающими, даже более ужасными, нежели другие народы в своих собственных глазах». А. Шопен­гауэр замечал, что индивидуальность важнее национальности: «Национальному характеру, по справедливости, никогда нельзя приписать много хорошего. Напротив, человеческая ограниченность, извращенность и дрянность проявляются в каждой стране, только в другой форме, и это называется национальным характером».

Видится важным для ментального осмысления отличий в характерах русских и европейцев следующее замечание В. Ф. Одо­ев­ского: «Недаром в прежние века могучее славянское племя враждовало с племенем западным; эта вражда имеет основание в самобытных, но противоположных стихиях того и другого племени, противоположных до такой степени, что от одной причины происходили в обоих племенах различные действия, и наоборот, – одно и то же явление проистекало из оснований вполне противоположных».

В литературе наиболее часто подчеркиваются такие черты русского народного характера, как спонтанность, обыденность, державность, коммунитарность, иррациональность, церковность, соборность. В понимании Н. А. Бердяе­ва русский народ можно характеризовать лишь противоречиями: преклонение перед интересами государства и анархическое свободолюбие; национальное самомнение и универсальность духа, всечеловечность; жестокость и болезненная сострадательность; удивительная терпеливость и «склонность доходить во всем до крайностей, до пределов возможного, причем в кратчайшие сроки»; непредсказуемость поведения и приверженность «традициям старины»; послушание перед властью и стремление к ее ниспровержению… Можно согласиться с Л. Н. Гуми­лёвым в том, что русский человек ХV–ХVI вв. не похож на русского человека ХIХ–ХХ вв., но особенности его психологического склада остаются неизменными.

Попытки определения русского характера через выделение неких культурно-специфических черт не представляются успешными, поскольку, когда удается вычленить из хаоса российской души какую-либо черту, удержать и проследить ее, зафиксировать и описать, то эта черта оказывается... не вполне русской. В этом ключе примечательна мысль И. С. Кона о том, что существование национальной культуры еще не определяет обязательное наличие специфи­ческих национальных черт у отдельной личности; национально-специфи­чес­кой является вся совокупность определенных психических черт, которые в отдельности могут встречаться и у других. Уникальны не национальные черты и не их «сумма», а сложным образом детерминированная культурой и опытом исторического развития структура ментального мира представителей данного народа.

В четвертом параграфе « Национальное, соборное и космическое в русском менталитете» предпринимается попытка выделения некоторых характерно русских внешних черт, имеющих свою внутреннюю, глубинную, ментальную протяженность.

Функционируя во «времени большой длительности», феномен менталитета выходит за пределы возможностей отдельного человека относительно точно отследить и зафиксировать в сознании особенности его динамики. Г. В. Фло­ров­ский заметил: «Совершенно упускается из виду, что сознательные планы человеческие суть всегда только один из факторов: люди действуют не в пустоте, а в некоторой среде, обладающей упругостью и трением, и среде не пассивной, а имеющей свой ритм развития и свои законы». Эти «законы социальной среды» имеют, по мнению диссертанта, ментальную природу. Каждый человеческий поступок вплетается в сложную систему стихийных тяготений, действий и противодействий, и в итоге могут возникать «новые качества», новые явления, непредусмотренные и невыводимые из предварительного намерения.

Для современного этапа развития мирового сообщества характерны процессы самоидентификации народов и отдельных людей в социально-поли­ти­чес­ком, экономическом, культурном и иных измерениях. В этом «формате» исследования является актуальной проблема поиска национального идеала, национально-этни­ческой и культурно-истори­ческой самоидентичности. В социальной философии известны два основных направления в понимании национальной проблемы. В первом проблема национального всецело разрешается в совокупности фактов, так или иначе связанных с национальной жизнью. Такой подход чрезвычайно распространен в исследовательской среде: любые внешние черты и проявления национального рассматриваются как достаточный для социально-фило­соф­ского анализа материал. Сторонники второго подхода полагают, что нация есть не только совокупность феноменологических своих обнаружений, но, прежде всего, некое субстанциальное начало, творчески производящее свои обнаружения.

Глубинный аспект феномена нации выражается в понимании национальности как чувства или ощущения. Здесь возможны как ощущение нации в себе, то есть включение коллективного «Мы» в индивидуальное «Я», так и ощу­щение себя в нации, предполагающее включение индивидуально-личност­ного «Я» в коллективное «Мы». Особенностью личности является то, что сама по себе она противостоит среде, ее окружающей, так как по сути своей личность автономна, самостоятельна в занятиях и свободна в решениях. Но в то же время личность принадлежит среде, так как делает свой выбор, принимает решения и действует в рамках социума. Она строит свое поведение по стандартам, которые установлены в данном обществе, она также ограничена со стороны других личностей, находящихся в плоскости одного с ней социального пространства, совместно вырабатывая свое отношение ко всем общественным явлениям, в том числе и национальным. Это придает национальному сознанию активный характер, хотя направленность этой активности у разных групп и индивидов разная.

Важной чертой русского характера (и установкой менталитета) является его «космичность», означающая желание и способ­ность глобального охвата и отвественного осмысления всех проблем общества и человека. «Космический» характер русского национального сознания, мышления и мироощущения находит постоянное подтверждение на эмпирическом уровне в ходе социального развития человечества, в том числе русской цивилизации. Это не имеет ничего общего с тенденцией к глобализации, актуальной сегодня. Русская «кос­мич­ность» не означает социального упорядочения мира, это – попыт­ка духовного освоения и принятия его в душе народа и индивида.

В одном из направлений русского космизма («космоэкзистенциализм»), космос рассматривается одновременно и как внешний мир, и как внутреннее сознание индивида. Термины «вселенский», «всечеловеческий» означают здесь «соборный», то есть общий, единый для всего Мироздания и каждого отдельного человека. В контексте социально-философ­ского осмысления феномена русского менталитета важен вопрос о соборном характере русской духовной традиции, о соборности как одном из сущностных духовных составляющих русского народа.

Не следует упускать из виду того, что у человека, а значит – человеческого сообщества, есть нравственная компонента, и попытки построения государственности исходя из принципов, не учитывающих соображения этики и высшей нравственной идеи, всегда приводят к трагедиям. В. И. Большаков указывает, что «именно в кризисные моменты развития государственности, нравственная компонента может иг­рать решающую роль в поведенческих реакциях человека и приводить к качественным изменениям всей социально-поли­тической системы, обеспечивая выход ее из системного кризиса или, напротив, к краху государственности». Продолжающийся сегодня поиск путей преодоления системного кризиса необходимо дополняется требованиями соответствия традициям российской государственности и правосознания, народному религиозно-нравст­вен­ному идеалу, русскому менталитету в целом.

В третьей главе «Менталитет и внутренние механизмы динамики социальной направленности» диссертант рассматривает пространство и время функционирования ментальных феноменов, особенности ментальной динамики в периоды реформ и кризисов, роль образования в национальном возрождении России и особенности отражения национальных ожиданий в русской идее.

В первом параграфе «“Время менталитета” и проблема динамики ментальных феноменов в истории» проводится анализ феномена менталитета с точки зрения временнóй протяженности. Важно, что пространственно-времен­нóе взаимодействие детерминирует ментальную динамику как на индивидуально-лич­ност­ном, так и на социальном уровне.

Для анализа процессов, происходящих в обществе, актуальна концепция Ф. Броделя, выделившего три типа исторического времени: время большой длительности, время средней протяженности и краткий срок. Менталитет как устойчивая и малоподвижная структура, функционирующая на границе сознания и бессознательного, включается не только во «время большей длительности», но и в «историю большого пространства». Р. М. Гра­новская пишет: «Обычно человек думает в масштабе лет, а бессознательное живет в масштабе тысячелетий. То, что человек воспринимает как неслыханно новое, – для него [бессознательного] давнишняя история, но выраженная новыми исторически определенными способами». Еще Ж. Ле Гофф отмечал, что инерция является исторической силой исключительного значения.

Если идеология в целом развивается поступательно, то в рамках менталитета представления изменяются в форме колебаний различной амплитуды и вращений вокруг некоего «ядра», инертного блока менталитета. Наличная система установок не может быть осознана индивидом или социальной группой в исторически короткий срок, зачастую может даже не возникнуть потребности в «ментальной самоидентификации». Это зависит от условий жизни человека и общества, от набора наличных установок, общих для той или иной эпохи.

Исследование менталитета сопровождается рядом исторически обусловленных объективных трудностей, связанных с тем, что многие установки были ориентированы в прошлом иным образом, нежели в современности. «Историческое содержание существует, но существует в прошлом, – замечал Г. Ге­гель, – и если оно потеряло всякую связь с настоящим, с нашей жизнью, то, как бы точно и хорошо мы его ни знали, оно не наше. …Простой принадлежности прошлого одной и той же стране, одному и тому же народу – еще недостаточно». Этим подчеркивается объективность существования феномена «ментального разрыва», проявления которого известны и в российской истории.

«Ментальные разрывы» могут наблюдаться как во временнóм («вертикаль» истории), так и в пространственном (социально-культур­ные отличия) аспектах. Речь идет чаще всего о социальной мобильности, динамичности социальных представлений, установок, стереотипов, однако видится необходимым учет и их психического протяжения.

Менталитет необходимо рассматривается в ракурсе возможностей человека воспринимать и осваивать мир в тех пространственно-временных пределах, которые даны ему его культурой и эпохой, возможностей «мыслительного инструментария». Этот «инструментарий» исторически обусловлен, поскольку унаследован от предшествовавшего времени и вместе с тем неприметно изменяется в процессе социально-исторической практики индивида.

Представление диссертанта коренится в понимании менталитета как феномена, который отражает некоторый уровень общественного сознания, где мысль не отчленена от эмоций, от латентных привычек и приемов сознания. Но именно «глубинные ментальные социально-пси­хологи­ческие перемены, которые кроются за появлением новых вещей, за изменением внешних манер и навыков бытового поведения», ищут социальные исследователи в историческом протяжении.

В личностных ментальностях и менталитете общества фокусируются основные «силовые линии» (суть аспекты различных социально-лич­ност­ных отношений), пронизывающие общество. К ним относятся производственные, семейные, правовые, эстетические и другие отношения, выстроенные в систему глубинно-психичес­ких социально-культурных установок, определяющих историческую индивидуальность общества. А. Я. Гуревич выделял в наборе ментальных составляющих такие элементы как время, пространство и природа, смерть и потусторонний мир, возраст, право, труд, собственность, богатство и бедность и др., что позволяет максимально точно ориентироваться на ценностные установки в их системе.

Известно, что в менталитете содержится нечто традиционное, составляющее ядро, а к нему со временем приживается новое, которое может позже превратиться в традицию. Имея инновационные намерения, важно оценить ментальные опоры модернизации социальной жизни: какие инновации будут иметь успех, а какие – транс­фор­ми­роваться ввиду объективного наличия устойчивых мен­тальных конструкций.

Во втором параграфе «Ментальный аспект социокультурной реформации» процессы реформ представляются диссертантом как видоизменение одной из составляющих менталитета – его витального блока при сохранении устойчивого инертного ядра; представляются сценарии развития России с точки зрения ментальной динамики.

Рассматривая структуру менталитета в двух своеобразных уровневых «ипостасях», справедливо говорить о «внешнем» и «внутреннем» в его осуществлении. Ядро менталитета общества – инертный, малоизменчивый блок, выполняет роль образующую, охранительную и восстановительную. Это глубинный слой менталитета, «подвижки» в котором теоретически возможны на исторически весьма протяженных временных промежутках. «Внешнее», «оболочка» менталитета представляется в виде витального блока, подвижного и реагирующего на воздействия извне.

Ряд исследователей утверждают, «что коренные реформы так же вредны обществу, как и воздействие на любой живой организм того, что не заложено в нем от природы». Менталитет рассматривается как генетический «код» культуры, менять который опасно для жизни: каждый народ наделяет особым смыслом свои начинания, свою культуру, «преграждая» дорогу элементам, которые не соответствуют его глубинной органичной структуре.

Б. П. Шулындин представляет возможное развитие событий в России в виде следующих основных «сценариев». Первый связан с преобразованием русского менталитета и практически полным исчезновением в нем черт, обеспечивавших геополитическое выживание русского народа и России. Вместе с потерей самостоятельности России происходит гибель русского и других российских этносов. Необходимые черты нового менталитета будут сформированы путем «перементализации» других народов.

Второй вариант предполагает нарастающее противодействие русского менталитета курсу общественных преобразований, приводящее к социальному взры­ву. В результате действия «эффекта маятника» и полной дискредитации реформ страна возвращается к административно-командной системе управления и хозяйствования.

По третьму варианту предполагается корректировка экономического курса, осуществленная конституционным путем, подкрепляемая некоторыми изменениями в массовом сознании, и постепенная гармонизация общественных преобразований. В менталитете происходят изменения, соответствующие объективным общественным потребностям, но не противоречащие его сущностным чертам.

Социальный кризис оказывает на менталитет разрушающее воздействие. «Кризисный менталитет» отличается мо­заич­ностью, дезинтегрированностью, ситуативностью, внутренней противоречивостью. Русский менталитет дважды в ХХ веке подвергался кардинальной насильственной ломке. Первый раз связан с эпохой коммунистических преобразований и формированием «нового советского человека». Второй берет начало в конце 1980 х гг., когда сознание советского человека противоестественно ускоренно трансформировалось в соответствии с либеральной моделью ценностей. Однако трансформация базовых ценностей – процесс не только длительный, но и чрезвычайно болезненный, что обусловлено психологическим сложностями адаптации к изменяющемуся окру­жающему миру.

Диссертантом выделяются некоторые стратегические идеологемы образа «новой России», декларируемые властью: рыночная экономика и овладение передовыми технологиями; последовательные демократические преобразования и принятие общечеловеческих ценностей; миролюбивая внешняя политика и конструктивное решение международных споров и конфликтов; готовность и способность отстаивать национальные интересы; полноценное членство в международном сообществе; сохранение богатого исторического наследия, национальных и культурных традиций России. Это – ценностные ориентиры и возможные направления «выхода» из социокультурного кризиса.

В третьем параграфе « Ментальные опоры национального возрождения: философско-образовательный аспект» рассматривается ряд социальных феноменов, в которых находят свое воплощение ментальные регуляторы социальной действительности. К их числу могут быть отнесены феномен русской идеи (продолжающийся поиск идеологии современной России), феномен гражданского общества с его идеями и принципами, нацеленными на укоренение в России гражданского менталитета; и это феномен образования, транслирующий установки, характерные для менталитета русского народа.

Россия традиционно принадлежит к странам, более ориентированным на государство, чем на общество. Глубокое убеждение в необходимости сильного государства нередко уравнивалось с самоволием власти. Общество же по традиции недостаточно автономно и независимо. Скепсис в отношении перспектив построения в России гражданского общества усугубляется тем, что само общество отнюдь не уверено в целесообразности дополнения своей структуры этим компонентом.

Необходимо и новое правосознание граждан, базирующееся на принципах самоуважения и защиты собственного достоинства, добровольного соблюдения законов и лояльной борьбы за лучшие законы. Это необходимая основа правового обеспечения гражданского общества с присущими ему ценностями независимости от государства, активности, самоуправления, равноправия и др.

Важным в контексте осмысления вопроса о возможных направлениях развития российского общества стало обращение к проблеме взаимодействия менталитета и образования. По мнению В. В. Зень­ков­ского, образование и воспитание должно соответствовать действительности. Основной задачей воспитания является развитие социальной активности, способности подыматься над «эгоистическим замыслами», способствование формированию системы внутренних установок и переводу их в план внешнего, то есть работа по социализации индивида. Именно в сфере образования заложены определенные социальные направленности дальнейшего развития общества, предваряющие его ментальные установки. Ментальное противостояние различных социумов может быть преодолено (или развернуто) в образовательной сфере.

Важнейшим условием утверждения примата национального в общественной и личной жизни является реализация национального подхода в образовании. Модернизации, реформы и «проекты» современного российского образования направлены, в первую очередь, на сближение уровня и качества образования с европейскими и американскими системами. Не следует абсолютизировать этот подход как единственно возможный. Занимать видное место в мире – означает не только учитывать мировую конъюнктуру, подчинять свои собственные интересы, потребности и характерные особенности сложившимся в мире, но несвойственным для русского характера, национальным стереотипам.

В. А. Садовничий говорит о необходимости поиска таких путей для развития российского образования, «чтобы, продолжая развитие в рамках европейского и глобального образовательного процесса, сохранить свое высокое положение в мире, … не растерять его национальных корней, традиций, ценностей, лежащих в фундаменте российской культуры»... Опыт привития на российскую социальную почву за­падных норм, принципов деятельности и социально-психологи­чес­ких ориентаций оказался, по мнению многих, не вполне успешным, чему не последней причиной стали своеобразные глубинно-психичес­кие защитные механизмы российского общества.

Можно вычленить в рамках проблемы национального принципа образования следующие подходы. В рамках национально-государ­ст­вен­ного подхода понятие «нация» рассматривается как единство всех граждан, вне зависимости от их исторического происхождения, культурных, языковых и иных особенностей. Ведущими здесь являются понятия «нация», «гражданственность», «патриотизм», «государственное сознание» и др. Второй подход связан с национально-этническим пониманием образования. В его рамках основными выступают понятия «национальность», «национализм» и др., а национальный принцип образования может рассматриваться в контексте русского национального образования. Важно обозначение и национально-регио­наль­ного подхода, связанного с необходимостью учитывать местную специфику социальной жизни русского народа.

Ментальные основания образования и воспитания человека, формирование его смысложизненных установок, предполагают направленное его становление с детского возраста. И. А. Ильин выделяет некоторые элементы становления человека в контексте русской национальной традиции. Язык, стихотворный ритм, песня помогают становлению русского строя чувств и духовных переживаний; сказки и былины, Жития святых и героев наполняют душу «национальным мифом», в котором народ представляет самого себя, свои задачи и свою судьбу. Осознание истории своего народа означает понимание ее как личной истории, или «жизни личности в историческом протяжении».

В четвертом параграфе «“Русская идея” или сверхзадача современной России» раскрывается понятие «национальной идеи» в российском ее понимании. Ментальные основы национальной идеологии не вызывают сомнений: именно изучение русского менталитета позволит понять и, возможно, найти русскую национальную идею как основу единства российского общества и государства. Смысл и способы реализации общенациональной объединительной идеи России не могут быть безразличными и для мирового сообщества, поскольку она рассматривается как феномен мирового, вселенского масштаба. Русская идея, как великая национальная цель, мечта, идеал, зависит от родовых, глубинно-психи­ческих основ и черт национального характера, специфики исторического развития, религиозной веры народа и др.

Появление национальной идеи, понятной большинству людей и разделяемой ими, свидетельствует о мощном национальном самосознании народов, составляющих нацию. Тема «русской идеи» как особого вселенского предназначения России звучала в русской мысли, начиная с Ф. М. Достоевского и Вл. Соло­вьёва. Очередное рождение этой темы происходит в настоящее время. Разрушение привычных ниш социального бытия в результате «перестроек» и «реформ», «модернизаций» и «проектов» повлекло за собой не только массовый «культурный шок» и переоценку культурных ценностей, но и потерю устойчивой идентичности многих людей на постсоветском пространстве.

Интерес к национальным корням, традициям, идеям связан и с общемировыми процессами пробуждения национального сознания. Это явление, получившее в литературе название «этнического парадокса», затронуло население многих стран и приняло самые разные формы – от неуклюжих или успешных попыток реанимировать старинные обы­чаи до насильственного утверждения этнического превосходства. Эти процессы происходят на фоне нарастающей унификации духовной и материальной культуры в условиях техногенной цивилизации.

Для русского народа задача самопознания, понимания своей самобытности перед лицом других культур и народов была всегда значимой. Известные строки Ф. И. Тютчева о том, что «умом Россию не понять, аршином общим не измерить» – иллюстрация типичной для отечественной мысли позиции уникаль­ности исторического и духовного опыта России, его несравнимости с опытом других народов и стран. В подобной позиции немало национального романтизма: каждый народ имеет в своей истории события-символы, формирующие устойчивое национальное самосознание.

История показывает, что «великие» национальные идеи возникают в эпохи кризисов, являясь средством консолидации нации и попыткой поиска путей выхода из кризиса. Возрождение общего интереса к русской идее вызвано поисками объединяющей национальной идеи России, которая смогла бы занять место государственной идеологии. Правда, почти все ее трактовки оперируют не «сущим», а «должным». Изучение менталитета может способствовать поиску «сущего» в современной российской действительности.

Объединение народа, движение к возрождению должно идти не «сверху», не извне, а изнутри, от самосознания народа, актуализированного национальным унижением или национальным успехом и порождаемого им чувством национальной гордости. А. Шопенгауэр называл национальную гордость «са­мым дешевым сортом гордости», поскольку «одержимый ею страдает отсутствием индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться». Неслиянное единство индивидуально-личностного и коллективного – основная задача развертывания духовного потенциала русской идеи. Она заключается, в первую очередь, в гармоничном единстве социальных задач народа со свободой и человеческим достоинством индивида.

Следуя традиционному философскому представлению о народной или национальной идее как выражении исторической миссии народа, можно понимать под национальной идеей некоторый комплекс взглядов, положений, выражающих определенные представления о месте и роли данной нации, народа, этноса или суперэтноса в истории, о его исторической миссии и задачах. Менталитет рассматривается диссертантом как своего рода набор ключевых характеристик, которые могут входить в виде установок в общероссийскую национальную идею: духовность; государственность (силь­ное и независимое российское государство); патриотизм, народность (учет интересов народа в единстве прошлых, нынешнего и будущих поколений); социальная справедливость (адекватная оценка обществом труда и деятельности человека); соборность (коллективизм и свободное развитие личности); «всечеловечность» (отрицание национальной исключительности при убедительной национальной самодетерминированности).

Русская идея являет собой своего рода социальный, но не узконациональный, идеал, возведенный в абсолют. Ее невозможно «создать» на основе только лишь опыта прошлых поколений, но опора на этот опыт необходима. Преломленная через современное мышление, восприятие, наличную систему ценностей, с опорой на устойчивую систему ментальных установок, русская национальная идея прошлого может заиграть новыми гранями понимания.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования, формулируются основные теоретические и практические выводы.

Основные положения диссертации отражены в следующих научных публикациях:

  1. Полежаев, Д. В. Идея менталитета в русской философии «золотого века»: монография / Д. В. Полежаев. – Волгоград: Изд во ВолГУ, 2003. – 360 с. (21,0 п. л.)
  2. Полежаев, Д. В. Русский менталитет: социально-философское осмыс­ление: монография / Д. В. Полежаев. – Волгоград: Изд во ВолГУ, 2007. – 370 с. (21,5 п. л.)
  3. Полежаев, Д. В. Русский менталитет и демократизация общества: проб­ле­мы ценностного взаимодействия / Д. В. Полежаев // Личность. Куль­тура. Общест­во. – М., 2004. – Т. VI. – Вып. 4 (24). С. 276 287. (0,85 п. л.)
  4. Полежаев, Д. В. Менталитет: к вопросу о социальной детерминации фено­мена / Д. В. Полежаев // Научная мысль Кавказа. – Ростов-н/Д: Изд во СКНЦ ВШ, 2004. – № 6 (60). С. 10 15. (0,4 п. л.)
  5. Полежаев, Д. В. Психология русского народа: социальный аспект само­иден­ти­фи­кации (из творчества И. А. Бунина) / Д. В. Полежа­ев // Философия хозяйст­ва. – М.: Изд во МГУ, 2004. – № 4 (34). С. 78 81. (0,55 п. л.).
  6. Полежаев, Д. В. Феномены права и свободы в русском менталитете / Д. В. Поле­жаев // Научная мысль Кавказа. – Ростов-н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. – № 7 (61). С. 17 22. (0,4 п. л.)
  7. Полежаев, Д. В. Менталитет и национальный характер образования / Д. В. Поле­жаев // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. – 2009. –№ 4 (38). С. 12 16. (0,5 п. л.)
  8. Полежаев, Д. В. Феномены сознания и бессознательного в пространстве менталитета / Д. В. Полежаев // Научные проблемы гуманитарных исследований. – Пятигорск, 2009. – Вып. 3. С. 113–117. (0,51 п. л.)
  9. Полежаев, Д. В. Феномен менталитета в социально-гуманитарном зна­нии: историографические заметки / Д. В. Полежаев // Личность. Куль­ту­ра. Общест­во. – М., 2009. – Т. XI. – Вып. 2 (48 49). С. 496 501. (0,65 п. л.)
  10. Полежаев, Д. В. Менталитет и язык: особенности феноменологичес­ко­го взаимодействия / Д. В. Полежаев // Известия Волгоградского государст­вен­ного педагогического университета. – 2009. – № 5 (39). С. 57 62. (0,45 п. л.)
  11. Полежаев, Д. В. Социальная информация и проблема динамики социальной направленности деятельности (ментальный аспект) / Д. В. Поле­жаев // Труд и социальные отношения. – М., 2009. – № 6. С. 54 59. (0,4 п. л.)
  12. Полежаев, Д. В. Менталитет как система установок: функциональное и ценностное измерения / Д. В. Полежаев // Научные проблемы гуманитарных исследований. – Пятигорск, 2009. – Вып. 4 (1). С. 123 128. (0,5 п. л.)
  13. Полежаев, Д. В. Ментальные проекты в образовании: к постановке проб­лемы / Д. В. Полежаев // Известия Волгоградского государст­вен­ного педагогического университета. – 2009. – № 6 (40). С. 80 84. (0,45 п. л.)
  14. Полежаев, Д. В. Проблема формирования картины мира личности / Д. В. Поле­жаев // Известия Волгоградского государст­вен­ного педагогического университета. – 2009. – № 8 (42). С. 50 55. (0,6 п. л.)
  15. Полежаев, Д. В. Безработица и русский менталитет / Д. В. По­ле­жаев // Чело­веческие ресурсы. – Саратов, 1998. – № 3. С. 16 19. (0,65 п. л.)
  16. Полежаев, Д. В. Ментальность и менталитет как часть и целое / Д. В. По­ле­жаев // Психология Петербурга и петербуржцев за три столетия: матер. рос. науч. конф. – СПб.: Нестор, 1999. С. 138 141. (0,29 п. л.)
  17. Полежаев, Д. В. К вопросу о концепции русского менталитета / Д. В. По­ле­жаев // ХХI век: будущее России в философском измерении: матер. Второго рос. филос. конгр. (7 11 июня 1999 г.): В 4 т. Т. 4: Философия духовности, образования, религии. Ч. 1. – Екатеринбург: Изд во Урал. ун-та, 1999. С. 125 126. (0,1 п. л.)
  18. Полежаев, Д. В. Становление ментальности личности (образователь­ный ас­пект) / Д. В. Полежаев // Культура, искус­ство, образование: матер. межд. науч.-практ. конф. (15 16 дек. 1999 г.). – Смоленск: Изд во СГИИ, 1999. С. 8 14. (0,43 п. л.)
  19. Полежаев, Д. В. Характер русского народа: ментальное и витальное / Д. В. По­ле­жаев // Мир в III тысяче­летии. Диалог мировоззрений: матер. V всерос. науч.-бого­слов. симп. – Н. Новгород: Изд во ВВАГС, 1999. С. 213 214. (0,2 п. л.)
  20. Полежаев, Д. В. Диалектическая триада в философии имени А. Ф. Ло­се­ва (к концепции русского менталитета) / Д. В. Поле­жаев // Актуальные вопро­сы диа­лектики (историко-философские аспекты): тез. ХIII й ежегодной науч.-практ. конф. Каф. философии РАН. – М.: Изд во ИФ РАН, 2000. С. 232 234. (0,15 п. л.)
  21. Полежаев, Д. В. Некоторые аспекты парадигмы исследования пробле­мы духовности / Д. В. Полежаев, Н. К. Бородина // Вестник Рос­сийского фи­лософс­кого общества РАН. – М., 2000. – № 1 (13). С. 55 59. (авт. – 0,2 п. л.)
  22. Полежаев, Д. В. Ментальность личности и внутренние механизмы динами­ки социальной направленности / Д. В. Полежаев // Cre­do. Теоретичес­кий журнал. – Оренбург, 2000. – № 2 (20). С. 60 67. (0,58 п. л.)
  23. Полежаев, Д. В. Русский менталитет в отечественной философии «Золото­го века» / Д. В. По­лежаев // Дух и время: философско-культуро­логи­чес­кий альманах. Вып. 3. – Белгород: Кресть­янское дело, 2000. С. 5 15. (0,74 п. л.)
  24. Полежаев, Д. В. Космическое сознание русского народа и русская на­цио­нальная идея / Д. В. Полежаев // Русская идея, славянский космизм и стан­ция «Мир»: сб. науч. ст. – М.: Изд во АКИРН, 2000. С. 150 154. (0,38 п. л.)
  25. Полежаев, Д. В. Ментальность личности и русский менталитет: категори­ально-феноменологическое соотношение / Д. В. Поле­жаев // Экология че­ловека: сб. науч. ст. – М.: Изд во МИМ, 2000. С. 99 108. (0,74 п. л.)
  26. Полежаев, Д. В.  Вл. Соловьёв о необыденном понимании смысла рус­ского существования / Д. В. Полежаев // Идейное наследие Вл. Соло­вьёва и проблемы наступающего века: матер. всерос. науч. конф. (5 6 окт. 2000 г.): В 2 ч. – Омск: Изд во ОмГУ, 2000. Ч. 2. С. 48 58. (0,57 п. л.)
  27. Полежаев, Д. В. Ментальные опоры устойчивого развития российского об­щества / Д. В. Полежаев // Открытое общество и устойчивое развитие. – Вып. VI. – М.: Изд во МИДА, 2000. С. 86 91. (0,38 п. л.)
  28. Полежаев, Д. В. Понимание женственности в русской философии конца XIX – начала XX вв. / Д. В. Полежаев, Е. В. Ануфриева // Философский альма­нах. – № 5. – Иваново: Изд во ИГАСА, 2000. С. 168 176. (авт. – 0,4 п. л.)
  29. Полежаев, Д. В.  К вопросу о логике социального развития / Д. В. Поле­жаев // Современная логика: проблемы те­о­рии, истории и применения в науке: матер. VI межд. науч. конф. – СПб: Изд во СПбГУ, 2000. С. 98 103. (0,33 п. л.)
  30. Полежаев, Д. В. Философские основания образования: сущность и реали­за­ция / Д. В. Полежаев // М. Н. Скаткин и современное образование: матер. науч.-практ. конф. – М.: ИТОП РАО, 2000. С. 220 224. (0,33 п. л.)
  31. Полежаев, Д. В. Истоки и сущность религиозной установки русского мен­талитета / Д. В. Полежа­ев // VER­BUM. Альманах центра изучения средневековой культуры СПбГУ. Вып. 3. – СПб.: Изд во СПбГУ, 2000. С. 382 389. (0,56 п. л.)
  32. Полежаев, Д. В.  К вопросу о преобладании религиозного в средневековом менталитете / Д. В. Полежаев // VERBUM. Альманах центра изучения средневековой культуры СПбГУ. Вып. 4. – СПб.: Изд во СПбГУ, 2000. С. 122 129. (0,5 п. л.)
  33. Полежаев, Д. В. Новый культурно-религиозный ренессанс и проблема рус­ского менталитета / Д. В. Полежаев // Философское осмысление судеб ци­вилиза­ции: тез. ХIV й ежегодной науч.-практ. конф. Каф. философии РАН (29 30 янв. 2001 г.). Ч. II. – М.: Изд во ИФ РАН, 2001. С. 100 105. (0,23 п. л.)
  34. Полежаев, Д. В. Философия образования и смысл профессиональ­ного твор­чества учителя (ментальный аспект) / Д. В. Полежаев // Открытое об­щество и устойчивое развитие. – Вып. VII. – М.: Изд во МИДА, 2001. С. 99 104. (0,38 п. л.)
  35. Полежаев, Д. В. Ментальность и система ценностных ориентаций лич­нос­ти / Д. В. По­лежаев, Н. К. Бородина // Актуальные проблемы социогума­ни­тарного знания: сб. науч. тр. каф. философии МПГУ. Вып. IX. – М.: Прометей, 2001. С. 49 57. (авт. – 0,4 п. л.)
  36. Полежаев, Д. В. Философия образования: в контексте проблемы русского менталитета / Д. В. Полежаев // Учебный год. Журнал волгоградских учителей. – Волгоград, 2001. – № 1. С. 25 37. (0,78 п. л.)
  37. Полежаев, Д. В. Социальное отчуждение и ментальные механизмы защиты личности / Д. В. Полежаев // Бренное и вечное: Экология человека в совре­менном мире: матер. всерос. науч. конф. (23 24 окт. 2001 г.). / Вып. 4. – Великий Новгород: Изд во НовГУ, 2001. С. 116 123. (0,5 п. л.)
  38. Полежаев, Д. В. Ментальность личности и «военный синдром» / Д. В. По­ле­жаев // Клио. – СПб., 2001. – № 1 (13). С. 162 168. (1,12 п. л.)
  39. Полежаев, Д. В. Психотронное влияние цивилизации на личность (Мен­таль­ный аспект) / Д. В. Полежаев // Становление информационного общес­тва в Рос­сии: философские и социокультурные проблемы: докл. науч. конф. (15 16 нояб. 2001 г.). – М.: Изд во МГИРЭАТУ, 2001. С. 113 115. (0,44 п. л.)
  40. Полежаев, Д. В. К вопросу о природном детерминизме в функциони­рова­нии социального менталитета / Д. В. Полежаев // История взаимодействия приро­ды и общества: матер. науч. конф. Ч. III. (Приложение к Вестнику РФО РАН). – М.: Изд во ИИЕТ РАН, 2001. С. 14 18. (0,42 п. л.)
  41. Полежаев, Д. В. Язык и менталитет: особенности взаимодействия / Д. В. По­лежаев // Центр – провинция: историко-психологичес­кие проблемы: матер. всерос. науч. конф. – СПб.: Нестор, 2001. С. 207 212. (0,42 п. л.)
  42. Полежаев, Д. В. Ментальный подход в изучении социальных проблем / Д. В. Полежаев // Философское осмыс­ление судеб цивилизации: тез. XV й ежегодной науч. практ. конф. Каф. фи­лосо­фии РАН (29 30 янв. 2002 г.). Ч. III. – М.: Изд во ИФ РАН, 2002. С. 106 114. (0,33 п. л.)
  43. Полежаев, Д. В. Ментальность личности как система социокультур­ных глу­бинно-психологических установок / Д. В. Полежаев // Психология как сис­тема на­правлений: ежегодник Российского психологического общества РАН. Т. 9. Вып. 2. – М.: Изд во МГУ, 2002. С. 44 47. (0,29 п. л.)
  44. Полежаев, Д. В. Национальный образ народа в философии Н. Бер­дяе­ва и Ф. Ницше / Д. В. По­ле­жаев // Открытое общество и устойчивое развитие: местные проблемы и решения: Вып. XI. – М.: Изд во МГИДА, 2002. С. 99 108. (0,63 п. л.)
  45. Полежаев, Д. В. Гражданско-правовое образование: философские ос­нова­ния, содержание и функции (ментальный аспект феномена) / Д. В. По­ле­жа­ев // Проблемы правового образования: матер. всерос. науч.-практ. конф. (22 24 мая 2002 г.). – М.: Изд. дом «Новый учебник», 2002. С. 65 74. (0,7 п. л.)
  46. Полежаев, Д. В. Русский дуализм как социальный феномен / Д. В. По­ле­жаев // Я и Мы: история, психология, пер­спективы: матер. межд. науч. конф. (30 31 мая 2002 г.) – СПб.: Нестор, 2002. С. 67 74. (0,7 п. л.)
  47. Полежаев, Д. В. Ментальность личности в системе духовных ценнос­тей общества / Д. В. Полежаев, Н. К. Бородина // Духовная жизнь человека и общест­ва: матер. XI всерос. науч.-практ. конф. – Ульяновск: Изд во ИПКПРО, 2003. С. 4 12. (авт. – 0,5 п. л.)
  48. Полежаев, Д. В. Менталитет и окружающая среда / Д. В. Полежаев // Русская история и русский характер: матер. межд. конф.: В 3 х тт. – Т. 3. – СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С. 71 82. (0,8 п. л.)
  49. Полежаев, Д. В. Историческое предназначение народа и его отражение в национальном менталитете / Д. В. Полежаев // Наука, искусство, образова­ние в культуре III тысячелетия: матер. межд. науч. конф. (10 11 апр. 2002 г.) / редкол.: Д. В. Поле­жаев (отв. ред.) и др. – Волгоград: Изд во ВолГУ, 2003. С. 35 46. (0,7 п. л.)
  50. Полежаев, Д. В. Менталитет как коллективный интеллект / Д. В. По­лежа­ев // Современная философия науки: состояние и перспективы разви­тия: тез. ХVI й ежегодной науч.-практ. конф. Каф. философии РАН (27 28 янв. 2003 г.). – М.: Изд во ИФ РАН, 2003. С. 36 43. (0,44 п. л.)
  51. Полежаев, Д. В. Менталитет и национальный характер / Д. В. Поле­жа­ев // Историческая психо­ло­гия, психоистория, социальная психология: матер. XV межд. науч. конф. (11 12 мая 2004 г.). – СПб.: Нестор, 2004. С. 84 90. (0,46 п. л.)
  52. Полежаев, Д. В. Феномен менталитета: научное определение, структу­ра и значение / Д. В. Полежаев // «Философский пароход»: матер. ХХI всемир. филос. конгр. «Философия лицом к мировым проблемам»; докл. рос. участников. – М.-Краснодар: КГУКИ, 2004. С. 257 264. (0,55 п. л.)
  53. Полежаев, Д. В. Ментальность личности: ценностное осмысление / Д. В. По­ле­жаев // Человек в современных философских концепциях: матер. Третьей межд. науч. конф. (14 17 сент. 2004 г.): В 2 х тт. Т. 2. – Волгоград: Принт, 2004. С. 336 341. (0,36 п. л.)
  54. Полежаев, Д. В. Менталитет и образование: философско-методо­ло­ги­чес­кий аспект / Д. В. Полежаев // Педагогiка вищоï та середньоï школи: зб. наук. праць. – Кривий Рiг: КДПУ, 2004. – Вип. 9. С. 6 15. (0,57 п. л.)
  55. Полежаев, Д. В. Государственно-правовая установка русского менталите­та / Д. В. Полежаев // Научные тру­ды аспи­рантов и докто­рантов. – М.: Изд во МосГУ, 2004. Вып. 11 (34). С. 109 118. (0,71 п. л.)
  56. Полежаев, Д. В. Нация, национальность и русский менталитет (Из филосо­фии С. Н. Булгакова) / Д. В. Полежаев // Научные труды аспирантов и докторан­тов. – М.: Изд во МосГУ, 2004. Вып. 12 (35). С. 64 77. (1 п.л.)
  57. Полежаев, Д. В. Русский менталитет и проблема динамики социальных установок современного общества / Д. В. Полежаев // Воспитание лич­ности в пространстве социальных ценностей: матер. обл. науч.-практ. конф. (26 апр. 2005 г.) / Под общ. ред. Л. И. Грицен­ко, Д. В. Полежаева. – Вып. III. – Волгоград: Изд во ВГИПК РО, 2005. С. 13 24. (0,8 п. л.)
  58. Полежаев, Д. В. Социальная память и тоталитаризм: ментальный аспект проблемы / Д. В. Полежаев // Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект: матер. XVII межд. науч. конф. (16 17 мая 2005 г.): В 2 х ч. – Ч. 2. – СПб.: Нестор, 2005. С. 119 125. (0,43 п. л.)
  59. Полежаев, Д. В. Русский менталитет: социально-философский аспект ис­следо­вания / Д. В. Полежаев // Философия и будущее цивилизации: тез. докл. и выступлений IV рос. филос. конгр. (24 28 мая 2005 г.): В 5 тт. Т. 3. – М.: Совре­менные тетради, 2005. С. 118. (0,15 п. л.)
  60. Полежаев, Д. В. Социально-философское осмысление феномена русского менталитета: концептуальные основания / Д. В. Полежа­ев // Res paeda­go­gica. – Волгоград, 2006. – № 1 (1). С. 37 57. (1,25 п. л.)
  61. Полежаев, Д. В. Русский менталитет: исторический опыт толерантнос­ти / Д. В. Полежаев // Общественные отношения и права человека на юге Рос­сии: исто­рия, современность и перспективы: матер. межд. науч.-практ. конф. – Волго­град: Волгогр. науч. изд во, 2006. С. 304 322. (1,3 п. л.)
  62. Полежаев, Д. В. Русский менталитет и проблема национальной иден­тичности / Д. В. Полежаев // Гражданское образование: ценности и приоритеты: матер. всерос. науч.-практ. конф. (Брянск, 25 28 окт. 2006 г.). – М.-Брянск: Кур­сив, 2006. С. 99 102. (0,6 п. л.)
  63. Полежаев, Д. В. Русский национальный характер как проявление менталитета русского народа / Д. В. Полежаев // Человек в современных философ­ских кон­цепциях: матер. Четвертой межд. конф. (28 31 мая 2007 г.) / В 4 т. – Т. 2 / ВолГУ; редкол.: Н. В. Омельченко (отв. ред.) и др. – Волгоград: Изд во ВолГУ, 2007. С. 301-306. (0,4 п. л.)
  64. Полежаев, Д. В. Об одной концепции менталитета / Д. В. По­ле­жаев // Вест­ник Российского философского общества РАН. – М., 2007. – № 2 (42). С. 125 129. (0,4 п. л.)
  65. Полежаев, Д. В. Государство и право в системе установок русского мен­талитета: социально-философский и философско-истори­ческий аспекты / Д. В. Поле­жаев // Вестник Волгоградс­кого инс­ти­тута бизнеса. – Волгоград: ПринТерра, 2007. – Вып. 4. С. 78 92. (1,3 п. л.)
  66. Полежаев, Д. В. Ментальные проекты: опыт философской детерминации (образовательный аспект) / Д. В. Полежаев // Имидж сучасного педагога. – Полтава, 2008. – № 7 8 (86-87). С. 3 6. (0,55 п. л.)
  67. Полежаев, Д. В. Неидеологизированная история или ментальный подход к изучению общества и человека / Д. В. Полежаев // Человек, общество, история: методологические инновации и региональный контекст: матер. всерос. науч. конф. (16 17 апр. 2008 г.); редкол.: А. Л. Стризое (отв. ред.) и др. – Волгоград: Изд во ВолГУ, 2008. С. 210 222. (0,7 п. л.)
  68. Poleshaew, D. W. Russische und Europäische Mentalität / Dmitri W. Polesha­ew // Bulletin Europa Forum Philosophie de l’Association Inter­nationale des Profes­seurs de Philosophie, octobre n° 43. – Minden, 2000. S. 24 28. (0,44 п. л.)
  69. Poleshaew, D. W. Die Philosophie der Bildung im russischen Sys­tem: Stei­ge­rung der Qualifikation der Pädagogen / Dmitri W. Poleshaew // Bul­le­tin Europa Forum Philo­sophie de l’Association Internationale des Pro­fesseurs de Philosophie, avril n° 46. – Minden, 2002. S. 44 48. (0,45 п. л.)
  70. Polezhayev, D. V. Spirituality: The Essence and Bases / Dmitry V. Pole­zha­yev, Na­talia K. Borodina // Bulletin Europa Forum Philosophie de l’Association Inter­nationale des Professeurs de Philosophie, octobre n°47. – Minden, 2002. S. 6 9. (0,32 п. л.)
  71. Polezhayev, D. V. The phenomenon of mentality: scientific definition, struc­ture and importance / Dmitry V. Polezhayev // XXIst World Congress of Philo­so­phy «Philo­sophy Facing World Problems»: Abstracts (August 10 17, 2003) / Istanbul Convention and Exhibition Center Turkey. – Ankara, 2003. C. 314. (0,05 п. л.)







Научное издание


ПОЛЕЖАЕВ Дмитрий Владимирович


РУССКИЙ МЕНТАЛИТЕТ:

ОПЫТ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОГО АНАЛИЗА


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук


Лицензия ИД № 05329 от 09.07.2001 г.


Подписано в печать 00.00.09 г. Формат 60х84/16.

Печать трафаретная. Бумага офсетная. Гарнитура «Таймс».

Усл. печ. л. 2,5. Уч.-изд. л. 2,4. Тираж 200 экз. Заказ _____.


Отпечатано: ВГОУПП «Ленинская типография»

404620, г. Ленинск Волгоградской обл., ул. Уварова, 3.