Приходько Олег Владимирович, кандидат исторических наук трансатлантические отношения в сфере безопасности и их влияние на внешнеполитические позиции россии монография

Вид материала

Монография

Содержание Глава 2. Ирак в перекрестье конкурирующих стратегий 13 Глава 6. Борьба с международным терроризмом Глава 8. Распространение ОМУ: в поисках ответа на угрозу 86 Трансатлантические отношения в сфере безопасности У истоков нового миропорядка Многосторонность по-американски или атака на систему оон? Ирак в перекрестье Кризис “американского атлантизма” или смена вех в атлантическом мире? Pax Atlantica “стратегическое партнерство” Экспансия ЕС может оказаться не менее чувствительной для России и в политических вопросах Расширение Евросоюза сулит и более жесткое соперничество России и ЕС за влияние в постсоветском регионе Сотрудничество в сфере безопасности развивается более успешно в рамках двусторонних отношений России с такими странами как Франц “европейская оборона” Борьба с международнымтерроризмом: поле боя или зал суда? Patriotic Act Одно из основных противоречий между США и Европой в сфере безопасности проявляется в правовых аспектах борьбы с международным те Трагедия в беслане и новый этап Распространение ому Первое предложение ... Полное содержание

Подобный материал:

• Макушников Олег Анатольевич, доцент кафедры истории славян и специальных исторических, 209.21kb.
• Милевский Олег Анатольевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры регионологии, 384.42kb.
• Программа курса " Международные отношения в годы «холодной войны»", 34.17kb.
• Денисов Валерий Иосифович Доктор политических наук Фролов Александр Владимирович Кандидат, 2203kb.
• Кривцов Владимир Ильич Кынев Александр Владимирович кандидат политических наук Любарев, 1920.13kb.
• Кривцов Владимир Ильич Кынев Александр Владимирович кандидат политических наук Любарев, 1919.15kb.
• Иванова Магдалина Александровна, кандидат исторических наук, доцент Обухов Леонид Аркадьевич,, 1041.81kb.
• Программа дисциплины этнология Цикл гсэ специальность: 02. 07. 00. История, 540.26kb.
• Программа вступительных испытаний по истории санкт Петербург, 499.81kb.
• Анализ законодательства Российской империи в сфере производства в учёные степени позволил, 981.25kb.

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ И КАНАДЫ

О.В. Приходько

Трансатлантические отношения
в сфере безопасности и их влияние
на внешнеполитические
позиции России

Москва
2004

ISBN 5–89587–078–3 © О.В. Приходько, 2004 г.

© ИСКРАН, 2004 г.


Рецензенты:
доктор политических наук В.В. Штоль,

кандидат исторических наук В.И. Батюк.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение.
у истоков нового миропорядка: основные тенденции изменения
системы международных отношений 3

Глава 1. Многосторонность по-американски
или атака на систему ООН? 5

Глава 2. Ирак в перекрестье конкурирующих стратегий 13

Глава 3. Кризис “американского атлантизма”
или смена вех в атлантическом мире? 19

Глава 4. “Стратегическое партнерство” России и ЕС:
фальстарт или успешное начало? 40

Глава 5. “Европейская оборона”: амбиции и реальность 56

Глава 6. Борьба с международным терроризмом:
поле боя или зал суда? 69

Глава 7. Трагедия в Беслане и новый этап
в антитеррористической стратегии 79

Глава 8. Распространение ОМУ: в поисках ответа на угрозу 86

Некоторые выводы 103

Примечания 113


Приходько Олег Владимирович,
кандидат исторических наук


ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В СФЕРЕ БЕЗОПАСНОСТИ
И ИХ ВЛИЯНИЕ НА ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОЗИЦИИ РОССИИ

Монография

Утверждено к печати
Ученым советом Института США и Канады РАН

Редактор Е.Н. Катасонова

Компьютерная верстка Т.В. Луневой

Сдано в набор 01.11.2004 г. Подписано к печати 21.12.2004 г. Формат бумаги 60х90/8
Объем 14,5 печ.л. Тираж 100 экз. Гарнитура SchoolBook, TextBook

Отдел научной информации ИСКРАН
Ìîñêâà, Õëåáíûé ïåð., 2/3. Òåë.: 291–2298


Введение

У ИСТОКОВ НОВОГО МИРОПОРЯДКА:
ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ ИЗМЕНЕНИЯ
СИСТЕМЫ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Н

ачало XXI века в восприятии архитекторов современной внешнеполитической стратегии США является периодом, очень похожим на первые послевоенные годы (1945–1947 гг.), когда закладывались основы нынешней системы международных отношений. Для него характерно несколько тенденций.

Во-первых, идет формирование империалистической системы международных отношений – системы, которую западные политологи характеризуют как однополярный мир и американское глобальное доминирование (“невидимая американская империя”). По совокупному влиянию на мир, способности проецировать силу и определять исход международных кризисов у США нет конкурентов.

Во-вторых, происходит кризис системы ООН, всей постколониальной парадигмы независимых государств. Именно для бывших колоний и осколков прежних империй характерно такое явление, как недееспособные и “обанкротившиеся” государства. Одновременно идет размывание основ государственного суверенитета в результате процессов глобализации и интеграции. Глобализация вступает в новую стадию все более дифференцированного воздействия на участников системы международных отношений.

В-третьих, центр тяжести американского участия в системе международной безопасности перемещается с Европы на Азию. Геостратегическое значение Европы для США снижается: основные угрозы безопасности – международный терроризм, распространение ОМУ, появление претендентов на сверхдержавный статус – исходят из Азии (Ближний Восток, Центральная и Южная Азия, Тихоокеанский регион). Трансатлантические отношения переживают кризис: США и Европа с различной степенью остроты ощущают новые угрозы безопасности и демонстрируют разный подход в реагировании на них. Рушится послевоенная парадигма атлантизма. НАТО в нарушение установленных Вашингтонским договором географических границ (Североатлантический регион) распространила сферу своей деятельности на Азию – стабилизация Афганистана, содействие урегулированию в Ираке путем развертывания миссии по подготовке иракской армии (не исключены и другие формы участия).

В-четвертых, разрыв в силовых и технологических возможностях вооруженных сил США и стран Европы достиг уровня, когда Вашингтон перестает испытывать потребность в военной помощи европейских союзников. Кроме как по политическим причинам, европейские союзники не были нужны США ни в Косовской кампании 1999 г., ни в войнах в Афганистане и Ираке. Администрация Дж.Буша признает, что взаимодействие с союзниками становится более важным в контексте глобальных угроз, но в то же время отмечает, что и возможности для расхождений с ними также возрастают. НАТО перестает быть главным многосторонним механизмом реализации целей американской военной стратегии.

В-пятых, Конституция ЕС, проект которой был одобрен Европейским Советом 18 июня 2004 г., знаменует завершение эпохи существования Вестфальской системы национальных государств на территории объединенной Европы. В то же время, несмотря на 13 лет обещаний, начиная с Маастрихтского саммита 1991 г., ЕС все еще не может завершить проект формирования общей европейской политики безопасности и обороны. Появление “новой” Европы в пределах восточноевропейского региона со своими собственными геополитическими приоритетами, ориентированными на США, не способствует европейской консолидации.

В-шестых, кардинальное “переформатирование” основ внешнеполитической стратегии России: переход от философии изменения мира к “адаптационной модели”, направленной на достижение политической и экономической конкурентоспособности страны в мире. Обеспечение безопасности вместе с Западом, а не в противостоянии ему. Вхождение в сообщество развитых, демократических государств, интеграция в мировую экономическую систему в качестве конкурентоспособной державы, способной эффективно бороться за достойное место в условиях жесткого соперничества.

Расхожим стало утверждение, что террористические нападения 11 сентября 2001 г. на Вашингтон и Нью-Йорк стали поворотным событием во внешней политике США. Этот тезис верен лишь отчасти. Действительно, наступил новый этап, но не в абсолютном смысле, а по сравнению с предшествующим “националистическим” периодом, когда администрация Дж. Буш-мл. пришла к власти с намерением проводить курс на сокращение бремени внешних обязательств Америки под лозунгами “более скромной внешней политики” и “истинно американского интернационализма”. Как отмечают американские политологи, в частности, Генри Нау из Вашингтонского университета, подтвердилась закономерность смены циклов американской внешней политики: после того, как США оказывались под ударом (Первая мировая война, Вторая мировая война, “холодная война”, террористическое нападение в сентябре 2001 г.), неизменно происходил возврат Вашингтона к активной силовой политике в международных отношениях. Трагические события 11 сентября не стали исключением из этой тенденции.

В соответствии с теорией циклов, на смену нынешней фазе войны с международным терроризмом должен прийти период построения послевоенного порядка. Однако можно предположить, что в силу специфики антитеррористической войны, послевоенный период может начаться еще задолго до ее окончания. Действительно, инициативы администрации Дж. Буша по борьбе с современными глобальными угрозами безопасности (международным терроризмом, ОМУ) позволяют заключить, что США уже пытаются построить новый, “послевоенный” миропорядок. Отсюда и американская критика в адрес ООН по поводу ее неэффективности в отражении новых угроз и вызовов.


Глава 1

МНОГОСТОРОННОСТЬ ПО-АМЕРИКАНСКИ ИЛИ АТАКА НА СИСТЕМУ ООН?


Опросы общественного мнения в США регистрируют небывалую с 1947 г. поддержку американского общества в отношении активного участия страны в мировых делах и минимальный уровень изоляционистских настроений: 77% американцев, опрошенных летом 2003 г. по репрезентативной выборке германским Фондом Маршалла, выступают за активное поведение Америки на международной арене и только 15% – за то, чтобы США самоустранились от мировых проблем. Однако, по мнению британского политолога Дж. Линдли-Френча, американскому народу инстинктивно присущ изоляционизм. То, что называют унилатерализмом, – это всего лишь условия “контракта” между американским обществом и политической элитой, которая выступает за участие США в мировых делах. Эта элита, увлеченная возможностями, которые таит мощь Америки, не определила для себя границы такого вмешательства. Дж. Линдли-Френч считает, что у США нет собственно внешней политики в классическом понимании, а то, что под ней понимается, это лишь проецирование (или экспорт) внутренней политики за пределы Америки¹.

США и Европа исповедуют разную внешнеполитическую философию и демонстрируют противоположные тенденции в отношениях с международным сообществом и его институтами (ООН, МАГАТЭ, Международный уголовный суд и т.д.). Влияние консервативного крыла американской политической элиты особенно сказывается на скептическом отношении администрации Дж. Буша к этим многосторонним политическим институтам и их возможностям. Представители радикального крыла американского неоконсерватизма, такие как Р. Перл и У. Кристолл, видят в ООН оковы, сковывающие защиту интересов США, и вообще ставят под сомнение роль этой организации в качестве источника легитимности силовых действий государств в международных отношениях: ООН не является мировым парламентом, а ее резолюции – не законодательные акты; правила членства в этой организации позволяют занимать в ней места диктаторским режимам, которые не могут считаться представителями своих народов.

Американские неоконсерваторы оспаривают то, что решения Совета Безопасности являются юридически обязывающими для всех членов ООН, как это записано в Уставе ООН. По их мнению, только США способны придать этим решениям обязывающий характер. Отсюда следует вывод, что ООН нуждается в США в гораздо большей степени, чем США в ООН. Однако было бы упрощением сводить американскую критику ООН к особенностям мировоззрения идеологов неоконсерватизма. Опросы общественного мнения в США и Европе показывают: большинство американцев (60%) считает, что США вправе действовать в обход ООН, а большинство европейцев (58%) не одобряет подобные действия².

Существуют и объективные причины для подобных настроений в американской политической элите, в том числе и в администрации США. Главная из них состоит в том, что нынешняя структура мира приняла однополярную конфигурацию, в которой единственная сверхдержава концентрирует в своих руках гораздо больше ресурсов и рычагов влияния, чем любая формальная империя в истории, в то время как регулирование и поддержание миропорядка продолжает осуществляться многосторонними институтами, созданными на основе гораздо более равномерного распределения силы и влияния в мире. В периоды американской истории, когда внешняя политика США становится преимущественно силовой политикой, влияние военного истеблишмента страны становится (хотя, конечно, далеко не во всех вопросах) преобладающим во внешнеполитической стратегии Америки.

США испытывают явное разочарование от неспособности ООН и ее структур сдержать распространение новых глобальных угроз (международного терроризма, ОМУ и т.д.) и дать эффективный ответ на новые вызовы. Устав ООН предусматривает возможность исключения из ООН государств, которые нарушают положения этого основополагающего документа, но ни одно государство не было подвергнуто такому наказанию за нарушение международных норм. Далеко не все свои решения ООН способна провести в жизнь. Не нашло позитивного отклика со стороны членов ООН предложение К. Анана использовать международные силы по установлению мира для урегулирования вооруженных конфликтов. Система ООН создавалась на основе идеи, что Совет Безопасности будет защищать государства, ставшие жертвами агрессии, но у нее так и не появились свои вооруженные инструменты. Дискуссии на Генеральной Ассамблеи ООН показывают, что международное сообщество расколото примерно поровну в ответе на вопрос, может ли суверенитет государства служить защитой, не дающей право на вооруженную интервенцию извне ни при каких обстоятельствах. Примерно треть членов ООН, включая Запад, признали интервенцию от имени международного сообщества допустимой при определенных условиях; другая треть высказалась против этой идеи и еще треть не заняла определенной позиции.

Не получила практического воплощения идея управления от имени международного сообщества (ООН) государствами и территориями, где структуры государственной власти уничтожены или парализованы (например, в результате внутренних вооруженных конфликтов, гражданской войны и т.д.). ООН оказалось неспособной добиться от членов международного сообщества единого определения понятия “террористы”. Все это заставляет некоторых западных политологов сделать вывод о крахе системы коллективной безопасности ООН. А взамен ее не создано иной реальной и работоспособной альтернативы.

В результате у США уменьшилась потребность в малоэффективной ООН и других многосторонних институтах для обеспечения своих интересов в мире, даже несмотря на появление новых глобальных угроз и вызовов. Это находит отражение и в американском общественном мнении: опросы показывают, что большинство американцев поддерживает действия администрации Дж. Буша в обход ООН, если на карту поставлены жизненно важные интересы США. Даже формальные союзы, где США являются неоспоримым лидером-гегемоном, далеко не во всем устраивают их, и чтобы обеспечить себе максимальную свободу рук и не быть связанными с мнением не всегда лояльных союзников, они предпочитают действовать с помощью более гибких инструментов, таких как “коалиции желающих”.

Растущий отрыв от других государств по ключевым параметрам военной мощи побуждает США обходить ограничения международного права и избегать согласования своих действий в СБ ООН. Превентивные военные акции и смена политического режима как модель силовых действий не входят в полномочия СБ ООН, поскольку с точки зрения международного права они противозаконны, так же как и “доктрина упреждения”, вошедшая в стратегию национальной безопасности США при администрации Дж. Буша. Эта доктрина предписывает США действовать на опережение, чтобы предотвратить появление у противника самой возможности угрожать применением оружия массового уничтожения и тем более использовать его. При этом неопределенность в отношении времени и места нападения противника не должна служить препятствием для принятия упреждающих мер самозащиты. За период существования ООН государства прибегали к военной силе примерно в 200 случаях, когда они не были объектом вооруженного нападения.

В ситуации американской однополярности США нелегко принять тот факт, что они являются объектом тех же ограничений международного права, что действуют в отношении малых стран, которые не несут такой ответственности за поддержание международного мира и порядка, как Америка, и вклад которых несоизмерим с американским. В Генеральной Ассамблее ООН голос США приравнен к голосу какого-нибудь крошечного государства, расположенного на архипелаге в Тихом океане с населением в 5 тыс. человек, или государства, где правят диктатура и тирания. Администрация Дж. Буша рассуждает так: почему США должны быть связаны Уставом ООН – документом 1945 года? Когда он составлялся, в нем не были предусмотрены ни ситуация в Косово 1999 г., ни события 11 сентября 2001 г., ни существование нелегальных международных сетей по распространению ОМУ, ни нарушения международных договоров о нераспространении этого оружия Ираном и КНДР. Поэтому в статье 42 Устава ООН, где говорится о возможности военных действий от имени ООН, эти случаи не предусмотрены.

Не существует устоявшихся международных норм и в отношении миротворческих операций и “гуманитарных интервенций”. О них ничего не говорится в Уставе ООН. Стремясь восполнить пробелы в международном праве, США сами определили критерии для тех, кто, по их мнению, должен быть отнесен к категории государств-“изгоев”. Это государства, которые обладают совокупностью следующих признаков:

• жесткие репрессии против собственного народа, незаконное использование национальных ресурсов в целях обогащения правителей;
  
• пренебрежение к международному праву, нарушение международных соглашений, угрозы в адрес соседей;
  
• стремление получить ОМУ в нарушение международных норм;
  
• поддержка терроризма;
  
• отрицание демократических и общечеловеческих ценностей, ненависть к США.
  

Россия и ЕС никогда не солидаризировались с американским определением понятия государство-“изгой” (как и с выражением “ось зла”) и не использовали его в своем официальном лексиконе. Навешивание ярлыков является контрпродуктивным и для самих США, поскольку подпитывает конфронтационность в их взаимоотношениях с этими странами. Европа считает, что любые изменения действующих норм должны быть легитимными, происходить в соответствии с международными нормами и процедурами, и тем более она отвергает рецепты американских неоконсерваторов, которые видят долгосрочное решение проблемы нераспространения ОМУ и ликвидации террористических плацдармов в насильственной смене политических режимов. Эти различия фиксируют и опросы общественного мнения в США и Европе: 73% и 63% американцев готовы поддержать военную акцию, как способ нейтрализации угрозы со стороны ОМУ Ирана и Северной Кореи, тогда как доля европейцев, разделяющих этот подход, значительно меньше – 44% и 37%³.

США не верят в принципе в возможность обеспечения международной безопасности на основе механизмов ООН и не согласны делить даже часть ответственности за свою безопасность с какими бы то ни было многосторонними структурами. Они исходят из того, что должны иметь свободу действий, и далеко не во всех случаях нуждаются в поддержке ООН для легитимности действий по обеспечению своих национальных интересов. И даже военные союзы, в которых США являются неоспоримым лидером, все больше воспринимаются Вашингтоном как недостаточно гибкие инструменты, поскольку уже не гарантируют полной лояльности союзников при любых обстоятельствах. Однако, когда это возможно, он предпочитает действовать вместе с другими государствами, поскольку многосторонность может служить прикрытием американской гегемонии.

С точки зрения администрации Дж. Буша, повестка дня ООН не отражает американские интересы. Разочарование у США вызвало то, что ООН и ее институты (Генеральный секретарь К. Анан, Комиссия международных инспекторов МАГАТЭ) не поддержали позицию США по Ираку. У США длинный перечень претензий к ним: после теракта в августе 2003 г. против миссии ООН в Багдаде К. Анан, несмотря на призывы США, в течение четырех месяцев отказывался возвращать миссию из-за неудовлетворительных условий безопасности (без ее присутствия факт американской оккупации Ирака выглядел совершенно неприкрытым); МАГАТЭ проявляло “неоправданную мягкость” в критике Ирана и КНДР, не давая должной оценки нарушениям этими странами своих международных обязательств, и т.д.

Однако оппоненты администрации Дж. Буша считают, что неэффективность ООН частично связана с тем, что США самоустранились от роли лидера в этой организации. По их мнению, пренебрежительное отношение республиканцев к ООН привело к тому, что другие государства прибрали к своим рукам этот некогда мощный инструмент американской внешней политики. Односторонность, в том числе и игнорирование ООН, не является гарантией эффективного реагирования на возникающие угрозы и вызовы. Как отмечает американский политолог из Стэнфордского университета М. Макфол, “США не могут, действуя односторонне, преследовать все цели национальной безопасности. К примеру, США нуждаются в многостороннем сотрудничестве, чтобы не допустить распространения оружия массового уничтожения”⁴. Даже в тех ситуациях, когда США могли бы действовать в одиночку, санкция ООН создает легитимную основу для сохранения американского присутствия после периода их односторонних действий, как, например, в Ираке, позволяет интернационализировать вмешательство путем привлечения других государств к совместным действиям.

Критики пренебрежительного отношения к ООН считают, что если США вновь повернутся лицом к этой организации и восстановят свое влияние в ней, то смогут сделать ее более эффективным инструментом, содействующим таким целям американской безопасности, как нераспространение ОМУ и миротворчество. Правда, по мнению американского политолога Р. Коэна, опрометчивым навешиванием ярлыка “ось зла” на целые государства и сомнительной военной акцией в Ираке администрация Дж. Буша значительно растратила ресурс международной поддержки американского лидерства⁵.

Вашингтон, конечно, не намерен вовсе списывать ООН со счетов, ведь санкция Организации Объединенных Наций придает необходимую международную легитимность действиям США и американоцентристским коалициям. Мандат ООН нужен и для того, чтобы привлечь к участию в американских акциях и те страны, которые щепетильны в вопросах использования военной силы. Партнерство с ООН может помочь США там, где американская дипломатия оказалась не на высоте – в частности, в разработке и осуществлении всеобъемлющих планов по реконструкции и государственному переустройству Афганистана и Ирака, где американские вооруженные силы успешно справились с задачей по уничтожению правящих режимов.

Вместо того, чтобы возлагать на ООН нереальные задачи, которые ей просто не под силу, упоминавшийся М. Макфол предлагает, чтобы США вместе со странами, разделяющими американские тревоги и общие интересы, создали специализированные международные институты, наделенные компетенцией для решения проблем безопасности постконфликтных государств (предоставление временных международных полицейских сил, оказание технической поддержки в проведении демократизации “трансформируемых” стран и т.д.). По его мнению, внедрение “институционального плюрализма” в сферу международной безопасности по аналогии с ситуацией в международной экономике, где действует несколько структур (МВФ, ЕБРР, Всемирный банк и т.д.), позволило бы преодолеть по крайней мере некоторые изъяны системы ООН, которые не могут быть устранены путем реформирования самой этой организации.

Подобные призывы к “институциональному плюрализму”, созданию “конкурентной среды” под предлогом стимулирования большей эффективности ООН создают угрозу размывания исключительных прерогатив этой всемирной организации в сфере поддержания мира и международной безопасности, замещению ее структурами сомнительной (“узкой”) легитимности, позволяющими США насаждать свое мнение и обходить право вето постоянных членов СБ ООН. В то же время следует признать, что ООН никогда не была эффективна в разрешении конфликтов и кризисов. Неоправданно завышенные ожидания на этот счет способны привести к внешнеполитическим просчетам.

В американском подходе изначально заложено противоречие между стремлением минимизировать бремя своих обязательств перед международным сообществом и в то же время навязать ему свои условия и приоритеты. Как отмечает Дж. Сакс, ныне директор Института Земли Колумбийского университета, война США с международным терроризмом исказила нормальную расстановку приоритетов мирового сообщества, поставив проблему реконструкции Ирака впереди более злободневных и стратегически важных вопросов глобального развития: экономического устойчивого роста, нового раунда переговоров в рамках ВТО и т.д.

Недоверие администрации США к возможностям ООН сосуществует со стремлением заручиться самой широкой международной поддержкой своих действий в борьбе с современными глобальными угрозами, усилий по урегулированию ситуации в Ираке и разгрому остатков талибов и “Аль-Каиды” на территории Афганистана. Делая акцент на прагматичности своего подхода, Вашингтон подчеркивает, что многосторонность является средством, а не самоцелью или абстрактным лозунгом, и к ней следует прибегать, когда она способна принести результат. Это утверждение было бы трудно оспаривать, если бы не специфика “селективной многосторонности” администрации Дж. Буша, предполагающей сотрудничество США с другими государствами и международными институтами лишь на американских условиях, то есть речь идет о присоединении других к той стратегии, которую проводит Вашингтон в отношении тех или иных международных проблем. Как отмечает американский политолог У. Уолфорт, большая стратегия США состоит в том, чтобы предотвратить появление “многополюсных” регионов в Европе и Азии и, поддерживая там значительное военное присутствие, обеспечить ту стабильность, которая наилучшим образом отвечает американским интересам⁶.

Уже с 70 государствами США подписали двусторонние соглашения о невыдаче Международному уголовному суду (МУС) американских военнослужащих в случае совершения преступления на их территории. Администрация Дж. Буша заявляет, что у нее нет желания подрывать этот международный институт, но США рассчитывают на понимание: они не будут менять конституционные основы своей юридической системы в угоду статуту МУС. Согласно американскому законодательству, гражданин США не может быть судим не по американским законам. В соответствии с американским подходом, обязанность уголовного преследования военнослужащих за совершенные преступления лежит прежде всего на государствах, и обвиняемые вовсе не обязательно должны подпадать под юрисдикцию МУС.

Для России, как и для ЕС, многосторонность – это один из универсальных базисных принципов поддержания миропорядка, который диктуется императивами взаимозависимости современного мира и которому должны следовать все без исключения государства независимо от их статуса, а для США – средство достижения лишь своих собственных целей, а не всего международного сообщества. Повышение эффективности ООН видится республиканцам в том, чтобы ее повестка дня в большей мере отвечала интересам США.

Контрастом в сравнении с американской критикой неэффективности системы ООН является стратегия ЕС, направленная на укрепление основ многосторонности в поддержании миропорядка. Европейский Союз разработал и согласовал с К. Ананом программу сотрудничества с ООН по обеспечению международной безопасности, включая предотвращение конфликтов, проведение операций по урегулированию кризисов и поддержанию мира.
ЕС не только выступает за укрепление роли многосторонних институтов международного сообщества, но и готов ради этой цели поставить на чашу весов свой престиж и ресурсы. Программа сотрудничества ЕС с ООН предусматривает многообразие форм их практического взаимодействия (13 модальностей) по широкому спектру вопросов – от анализа ситуации и оценке угроз в “проблемных” странах до использования механизмов раннего предупреждения о надвигающемся кризисе, урегулирования конфликтов и оказания помощи той или иной стране. ЕС и ООН определили первоначальный список стран, которые станут объектом их скоординированных усилий. В нем фигурируют закавказские государства СНГ и Молдавия. Гражданские миротворческие ресурсы Европы используются в операциях ООН во все больших масштабах, а в самом ЕС создан механизм быстрого реагирования. Европейский Союз предлагает свои миротворческие услуги ООН не только в деле предотвращения конфликтов, но и использования военной силы для урегулирования кризисов. Он заявляет о готовности вносить вклад, в том числе с помощью силовых ресурсов, в усилия ООН на следующих направлениях:

• проведение по мандату ООН или под флагом этой организации операций по поддержанию и установлению мира, включая развертывание миротворческих сил, обеспечение защиты персонала ООН и гуманитарных организаций в зонах конфликтов, постконфликтное восстановление “обанкротившихся” и “посткризисных” государств;
  
• содействие использованию инструментов ООН в глобальной войне с терроризмом;
  
• разработка политики, направленной на укрепление режимов международных договоров по нераспространению ОМУ и позволяющей повысить эффективность средств по выявлению серьезных нарушений международных норм и обеспечению их соблюдения;
  
• осуществление санкций ООН.
  

ЕС стремится усилить свое влияние в ООН, беря на себя роль лидера в реализации ее инициатив, демонстрируя активный подход к реформе этой организации и разработке ее международных инструментов. “Лидерский” подход в отношении ООН предполагает, что Евросоюз должен согласовывать и представлять общую позицию на крупных форумах ООН и важных мероприятиях, включая заседания СБ ООН. Б. Ферреро-Вальднер, комиссар ЕС по международным делам в новом составе Еврокомиссии (до этого она занимала пост министра иностранных дел Австрии)⁷, выступая в Европарламенте в октябре 2004 г., выдвинула предложение, чтобы ЕС получил место постоянного члена СБ ООН и представлял в этой структуре всю объединенную Европу взамен двух мест, которые имеют там Англии и Франции. Лондон и Париж, представленные в СБ ООН в своем индивидуальном качестве, далеко не всегда отражают общую позицию ЕС, отдавая предпочтение собственным национальным эгоистическим интересам. Призыв Б. Ферреро-Вальднер не нашел у них позитивного отклика: они не желают уступить свои места постоянных членов СБ ООН в пользу Европейского Союза.

Дипломатическую активность ЕС намерен демонстрировать не только в рамках ООН, но и в других структурах “глобального управления” миропорядком, таких как ВТО, Всемирный банк и институты Бреттон-Вудской системы (МВФ, МБРР). ЕС стремится к созданию миропорядка на основе европейских демократических ценностей и международного права. Европа хочет усилить свое влияние в ООН и взять на себя роль лидера в реализации ее инициатив. Декларируя претензии на лидерство в ООН, Европейский Союз намерен действовать активно и в разработке ее международных инструментов.

Отношения с третьими странами ЕС пытается строить на основе собственных ценностей. Это относится и к сотрудничеству в сфере безопасности. Если США строили бы антитеррористическую коалицию не на основе общих интересов, а исходя из “ценностного” подхода ЕС, смогли бы они сформировать столь широкую, действительно глобальную коалицию против международного терроризма? Едва ли. Из 172 х стран, с которыми США сотрудничают в борьбе с терроризмом, многие принадлежат к исламскому миру и исповедуют иные, чем Европа и Америка, ценности. Можно ли рассчитывать на широкую международную поддержку в эпоху угроз глобального характера, если мерить всех своей меркой?